Страница:
— Я заметил, — ответил Альфред. — Мне пришлось прикусить язык, чтобы не спросить у аббата, где остановиться. Я думал, что ты знаешь, ведь ты путешествовала по этой дороге со своим отцом.
Барби помолчала, раздумывая, затем улыбнулась.
— Стратфорд, — предложила она, вспомнив, куда ее отец упорно старался добраться при путешествии в Стригл и обратно. — Там есть мост через Эвон и хороший брод, а недалеко от ворот находится постоялый двор с комнатой наверху. Жена хозяина пивной ставит себя высоко, говорит на хорошем французском и содержит в чистоте комнату для знатных гостей.
— Это далеко?
— Не знаю, — призналась Барбара. — Мы не ездили этим путем, а добирались обычно западной дорогой через Олстер к Вустеру и дальше на юг.
— Какое расстояние от Олстера до Вустера?
— День спокойной езды верхом, около десяти лье.
— Тогда Стратфорд не должен быть очень далеко, но я не уверен, что мы успеем добраться туда до захода солнца.
— Ладно, мы поищем, где остановиться, по дороге.
В следующей деревне они не стали задерживаться. Оффенсхем оказался просто несколькими тесно прижатыми друг к другу лачугами. Беви спросил о расстоянии до Стратфорда, но никто, даже оборванный священник, не смог ответить. Он не ездил дальше Ившема. Солнце висело низко, а облака почти над головой, когда они добрались до Бигфорда. Там была пивная, но Беви очень быстро вышел из нее и покачал головой.
— Нет, милорд, мне назвали лучшим местом монастырь в Кливе. Но, по крайней мере, мы на полпути в Стратфорд и едем правильно.
— Тогда в путь, — настаивала Барбара. — Будет еще светло, если нас не застигнет дождь.
Они пытались добраться до Стратфорда под дождем и в полной темноте, но недолго. Крупные капли сверкали мерцающим блеском, когда они заметили свет ночных факелов. Утопая в грязи постоялого двора, Альфред снял Барбару с Фриволи и отнес под навес.
— Если комната занята, я попробую ее выкупить. Ты не возражаешь?
— Вовсе нет, моя любимая, — ответил Альфред, похлопывая по рукояти своего меча. — Я уверен, тебе повезет, поскольку я заколю их, если они не пойдут на сделку, которую ты предложишь.
Он улыбался, и голос его звучал тихо, но у Барбары перехватило дыхание. Она всегда удивлялась, как может пригрозить ее муж, не повышая голоса и не делая угрожающих жестов. Единственное, на что она надеялась, что в комнате не поселились слишком важные гости. Она чувствовала, что Альфред выселил бы самого короля, поэтому покачала головой и пробормотала слова предостережения. Она придумывала повод для хозяйки пивной, чтобы та предложила гостям, занимающим верхнюю комнату, освободить ее, как вдруг поняла, что через открытую дверь не долетает почти никаких звуков. Она сжала руку Альфреда:
— Так тихо. Наверняка это значит, что в общей комнате никого нет.
Он кивнул:
— Ты права, но…
Его прервала жена хозяина пивной, которая вышла из дома, сделала реверанс и попросила прощения за то, что так промедлила выйти приветствовать их.
— Я не ожидала, что кто-нибудь приедет так поздно, — извинялась она. — Входите, входите.
Барбара нахмурилась. Было еще не поздно; путники часто едут до темноты, особенно летом, когда теплая погода и долгие светлые вечера искушают их проделать большее расстояние. Она вспомнила, что ворота были закрыты на засов, и мальчик из конюшни, прежде чем открыть, спросил, сколько их человек. Поэтому она и была уверена, что постоялый двор полон. Это было странно.
Однако у Барбары не было времени обсуждать ситуацию, потому что хозяйка узнала ее, когда они вошли в большую комнату, и снова начала извиняться, приседая в реверансе перед дочерью Норфолка. Барбара сказала ей, что вышла замуж. Это вызвало новый поток слов и реверансов Альфреду. Потом она позвала мужа и выбранила его за то, что он не несет все лучшее с кухни, чтобы гости могли поесть. Она вытерла стол передником и усадила Барбару с Альфредом на скамью, убежав, чтобы принести кубки для вина, заверив, что стол накроют сразу же. Когда вошли слуги с дорожными корзинами, комната была уже готова: хозяйка знала, что Барбара захочет постелить на постель свои простыни.
Поскольку это было единственным, что интересовало Барбару, она предложила сказать хозяину, чтобы поднос принесли к ним в комнату и они могли пообедать наедине. Клотильда и Шалье только взглянули на своих хозяев, так как считали, что уже не понадобятся им, и перенесли свое внимание на ужин. Беви сделал глоток эля и сказал, что он хорош, как всегда. Шалье поморщился и попросил вина, а Льюис начал спорить, что с едой лучше всего пить: эль или вино. Невнимательно слушая, Барбара вздохнула. Ей казалось, что с тех пор, как она села за стол, прошло несколько часов. Слуга хозяйки спустился по лестнице с пустыми руками. Барбара взглянула на Альфреда, который начал барабанить пальцами по столу. Его вино оставалось нетронутым. Они подождали еще. Но жена хозяина пивной не появлялась.
Внезапно Альфред встал и, крадучись, начал подниматься по лестнице. Барбара последовала за ним. Она протиснулась перед ним в комнату, не зная, броситься ли ей между ним и хозяйкой или выпихнуть назойливого гостя собственными руками. К счастью, хозяйка укладывала в постель горячие камни, чтобы просушить влажные простыни. Когда вошли Альфред с Барбарой, она выпрямилась и выглядела сбитой с толку: Барбара поняла, что прошло не более четверти часа с тех пор, как они въехали на постоялый двор.
— Мне жаль, что твоя кольчуга жмет, — сказала она. — Давай сразу снимем ее, а завтра я что-нибудь придумаю.
Альфред открыл рот, чтобы сказать, что кольчуга его совсем не беспокоит. Он часто и подолгу носил свои доспехи, защищавшие его от ударов в сражении; они были столь хорошо подогнаны, а стальные кольца скреплены так искусно, что кольчуга сидела на нем, словно вторая кожа. Но он тоже посмотрел на удивленную хозяйку и понял, что из-за своего нетерпения им показалось, что она находилась наверху значительно дольше, чем это было на самом деле. Поэтому он закрыл рот, позволив Барбаре развязать пояс и снять кольчугу.
Хозяйка принесла поднос с едой и поставила его на стол. Она протянула руку к фляге, чтобы налить вино в пустые бокалы. Альфред оскалил зубы.
— Мы обслужим себя сами, — поспешно вмешалась Барбара, жестом прогоняя ее и многозначительно поглядывая на Альфреда.
Хозяйка подозрительно заморгала и быстро вышла из комнаты. Барбара разразилась хохотом. Она едва не пожаловалась, что теперь хозяйка наверняка подумает, что он скорее ее любовник, чем муж, но Альфред схватил ее и поцеловал, а затем отстранил и стал торопливо снимать свои доспехи. Продолжая смеяться, Барбара тоже начала раздеваться: она не шутя подозревала, что ее одежда будет порвана, если она не будет готова прежде своего мужа.
Если бы у ее сорочки были какие-нибудь завязки, ее опасения оправдались бы. К счастью, Альфред смог снять это легкое одеяние одним быстрым движением, ничего не повредив. Они вместе упали на постель, и ей показалось, что внутри у нее ожило какое-то дикое животное: она обвила его ногами, и они слились. Он застонал, будто хотел избежать этого заключения. Но Барбара сжала ноги, и он снова скользнул в теплую и приветливую тюрьму. Она крепко держала его, двигаясь вместе с ним и расцарапав ему спину своими острыми ноготками, когда он попытался лежать спокойно. В отчаянии он закрыл глаза и откинул голову, но высокий крик Барбары принес ему облегчение, и он закрыл ее рот поцелуем.
Они откатились друг от друга, смеясь над своей спешкой. Альфред ударился бедром о горячие камни, что заставило обоих еще больше рассмеяться. Немного погодя они собрались с силами, чтобы подняться, найти в дорожных сумках спальную одежду и поесть. Они почти не разговаривали.
Барбара знала, что ей нужно использовать момент, когда пережитое наслаждение еще согревало кровь, взгляды, улыбки, которыми они обменивались, обещая радость новой близости, — и настоять на том, чтобы Альфред послал Эдуарду сообщение, что он не вернется. Отъезд Альфреда не будет тяжелым испытанием для принца. Если Эдуард смог дать ему столько времени, чтобьГотвезти ее к Норфолку, он сможет расстаться с ним навсегда. Довод казался ей основательным, но она не осмелилась использовать его, чтобы не нарушить сладость момента разладом и не затуманить память о той радости, которую он дал ей.
Мысли Альфреда были сходны с ее, но тема была другой. Он не забыл о вопросе, которого она избегала. Почему она прятала от него его собственное зеркало? Но он выкинул его из головы, утешив себя воспоминаниями о том, как страстно она шла к нему, и снова ощутил ее полную грудь, ее ноги, сжимающие его, ее тело, откликающееся на его ласки. Он знал многих женщин, дурачивших его. Барби по-настоящему желала его и наслаждалась им.
Естественно, что такое направление мыслей снова привело их в постель еще до того, как они закончили есть. Потом Альфред охотно рассказал Барбаре подробности побега принца и о том, что заключение сделало Эдуарда опасно подозрительным и чувствительным. Вот почему он остался с принцем и не попросил об отъезде во Францию. И прежде чем она начала спор, он изменил тему, заговорив о кампании в низовьях Северна, о том, как важно удержать Лестера и отбросить его на запад. Если Эдуарду удастся вынудить Лестера сражаться, тот потерпит поражение.
Разговор о войне заставил Барби задрожать от страха; ее отец и дядя были в безопасности, но, к своему ужасу, она поняла, что способна бросить их обоих в сражение, лишь бы удержать Альфреда в стороне от всего этого. Она знала, что попытка удержать его окончилась бы лишь бесполезными спорами и мольбами. Она не поняла, почему, но муж снова затащил ее в постель. Однако причина не имела никакого значения, так как она так же страстно желала его, как и он ее. Барбара не помнила, когда их тела разъединились. Альфред бодрствовал достаточно долго для того, чтобы успеть накрыть их одеялом, а потом они крепко заснули, не слыша, что гремел гром и налетал ветер, хлопая ставнями об оконную раму, пока Шалье не закрепил их. Когда утром Шалье сказал Клотильде, что лорд и леди не шевелятся, хотя занавески задернуты, она поглядела на дождь за окном и лукаво заметила, что они очень нуждаются в отдыхе и, дай Бог, проспят до тех пор, пока погода не улучшится.
Ей не стоило беспокоиться, хотя Альфред и проснулся позже, чем обычно, потому что в комнате было темно. Он понял, что уже наступило утро, а услышав шум дождя, решил, что спешить нет необходимости. Он лениво подумал о том, как удачно предупредил принца, что последует за Барби, если она уехала с людьми Норфолка. Со временем проблем не было. Потом он пощекотал ее, чтобы разбудить и снова начать любовную игру. Расслабленные и счастливые, они опять уснули, но внезапно их разбудил голос Клотильды за занавесками.
— Милорд, миледи, — шептала она настойчиво, — только что прибыли два человека с новостями о том, что к броду подходит армия.
Альфред вскочил с постели, натянул одежду и бросился вниз по лестнице. Барбара тоже подхватила одежду. Она завязывала последние шнурки, когда вошел Альфред, а следом за ним Шалье.
— Я не могу поверить, что нам так повезло, — рассказывал Альфред, взяв у Клотильды рубашку, которую она держала. — Люди, прибывшие с новостями, торговцы из Клиппинг-Нортона, были захвачены на дороге передовыми отрядами армии. У них забрали большую часть товаров, но всем обещали заплатить. Они немного огорчены но все же испытывают облегчение, что унесли ноги. Им очень хочется поговорить.
Альфред молчал, пока Шалье надевал ему через голову тунику. Барбара подошла, чтобы закрепить ее, в то время как Шалье готовил кольчугу.
— Барби, это армия Саймона де Монфорта. Ему приказано привезти твоего отца. Я не могу поверить, что он две недели плелся от Уинчестера до этого места. Эдуард, кажется, не думал, что у него займет больше двух дней дойти отсюда до Вустера.
Барбара кивнула:
— Это не больше тридцати пяти лье. Если нужно, можно проехать в день десять лье.
Она отступила назад, когда Шалье принес доспехи хозяина. Альфред наклонился вперед, вытянул руки, а затем выпрямился, просунув голову в горловину.
— Принц чуть голову не сломал, пытаясь понять, какую хитрую уловку планируют предпринять против него Лестер с Саймоном, и едва не обвинил людей в том, что они оставили неприкрытой северную часть Северна, позволив проскользнуть армии Саймона.
Шалье ровно натянул кольчугу и расправил кольца, Барбара принесла Альфреду меч и пояс, лежавшие на сундуке. Она глядела на пряжку, застегивая пояс, и пыталась вспомнить, кто из них и когда положил их на сундук. Она помнила только глухой стук, когда Альфред расстегнул пояс и он упал на пол. Он взял ее рукой за подбородок, приподняв голову.
— Они идут в Кенилуэрт, Барби. Торговцы уверены в этом. — Он наклонился и поцеловал ее, закрыв глаза. — Не смотри на меня так, словно я покидаю тебя навсегда. Я уеду на день или два. Ты ведь знаешь, я должен сказать об этом Эдуарду. — Его голос неуверенно оборвался, и Барбара, дрожа от волнения, открыла глаза. Она надеялась, что ее несчастье заставит его передумать, но он не смотрел на нее. — Тебе не известно, какое расстояние от Кенилуэрта до Вустера? — спросил он, обдумывая то, что не имело к ней никакого отношения.
Барбара не могла даже плакать; разочарование и страх отступили перед острой необходимостью отпустить своего мужа туда, где он нужен. Ее сдержанность никак не была связана с ее чувствами, она диктовалась только опасением, что муж будет смеяться над ней. Мужчины! Для них нет ничего важнее, чем война!
— Меньше десяти лье, — отрезала Барбара, отступив назад, чтобы он не мог дотянуться до нее.
— Изумительная женщина! — воскликнул он, удивившись, а не знает ли она, в самом деле, все расстояния; это было необычно для женщины. Возможно, она просто не хотела признаться в неосведомленности? Он не мог сказать это вслух, но восхищенно спросил: — Откуда ты это знаешь?
— Ты бы тоже знал, если бы провел десять лет, путешествуя по стране с королевой, — ядовито парировала Барбара. — Нужно было знать, сколько времени займет путешествие, чтобы послать вперед служанку или слугу и они успели выбрать хорошее место, подготовить комнату для королевы и все для большого обеда. Было время, когда мы часто ездили в Кенилуэрт, а Вустер — королевский город и, естественно, следующее место остановки.
Пока они разговаривали, Шалье и Клотильда уложили спальную одежду в дорожные корзины и крепко их перевязали. Альфред оглянулся по сторонам и, вызвав слабое ворчанье слуги, взвалившего на плечи две корзины, стал спускаться по лестнице.
— Я провожу тебя обратно в Ившем, — сказал он Барбаре. — Я действительно хотел бы послать тебя на восток, но там слишком велика опасность того, что придется столкнуться с армией. Я думаю, ты будешь в безопасности в аббатстве.
— Я буду там в безопасности. — Барбара с трудом удерживалась от того, чтобы дать пинок своему увлеченному супругу. — Нет необходимости сопровождать меня и задерживать твои новости принцу на час или больше. Есть кратчайший путь от Стратфорда к Вустеру, я тебе говорила о нем вчера. Выезжай из западных ворот на дорогу к Олстеру, затем снова на запад, и ты будешь в Вустере. Ты не сможешь ошибиться.
— Любимая!
Альфред подхватил ее на руки и так крепко прижал к себе, что кольца его кольчуги больно впились ей в тело. Он был слишком увлечен подсчетом того, как быстро сможет доставить принцу новости, чтобы услышать сарказм в ее голосе. До него дошли только слова. Так что он поверил, что, несмотря на ее прежнюю приверженность делу Лестера, она теперь так же, как и он, горячо желала победы Эдуарду. Еще более удивительным было то, что она поняла, как ценно было время. Даже несколько часов могли иметь значение, чтобы перехватить армию Саймона, пока он не достиг Кенилуэрта, и воспользоваться шансом сразиться, разогнать их, не дав укрыться за стенами крепости. У Эдуарда просто не хватило бы сил, чтобы осадить Кенилуэрт и сразиться с Лестером.
Одной из причин, почему принц до сих пор не двинулся в атаку на Лестера, было опасение, что сын Лестера зайдет к нему в тыл и две армии окружат его.
— Я пошлю с вами Шалье, — пообещал Альфред, благодарно поцеловав ее.
— В этом нет необходимости, — оттолкнула его Барбара. — Шалье может тебе понадобиться, а я поеду в направлении, противоположном тому, куда идет армия Саймона. Никто не заинтересуется женщиной и ее служанкой, путешествующими с небольшой охраной. Иди, иди скорее. Ты не должен тратить ни минуты.
— В мире нет ни одной женщины, которая сравнилась бы с тобой! — пылко воскликнул Альфред, воспринимая каждое слово, сказанное ею, в его прямом значении. Он еще раз крепко поцеловал ее и вышел прежде, чем Барбара успела что-то ответить.
26.
Барби помолчала, раздумывая, затем улыбнулась.
— Стратфорд, — предложила она, вспомнив, куда ее отец упорно старался добраться при путешествии в Стригл и обратно. — Там есть мост через Эвон и хороший брод, а недалеко от ворот находится постоялый двор с комнатой наверху. Жена хозяина пивной ставит себя высоко, говорит на хорошем французском и содержит в чистоте комнату для знатных гостей.
— Это далеко?
— Не знаю, — призналась Барбара. — Мы не ездили этим путем, а добирались обычно западной дорогой через Олстер к Вустеру и дальше на юг.
— Какое расстояние от Олстера до Вустера?
— День спокойной езды верхом, около десяти лье.
— Тогда Стратфорд не должен быть очень далеко, но я не уверен, что мы успеем добраться туда до захода солнца.
— Ладно, мы поищем, где остановиться, по дороге.
В следующей деревне они не стали задерживаться. Оффенсхем оказался просто несколькими тесно прижатыми друг к другу лачугами. Беви спросил о расстоянии до Стратфорда, но никто, даже оборванный священник, не смог ответить. Он не ездил дальше Ившема. Солнце висело низко, а облака почти над головой, когда они добрались до Бигфорда. Там была пивная, но Беви очень быстро вышел из нее и покачал головой.
— Нет, милорд, мне назвали лучшим местом монастырь в Кливе. Но, по крайней мере, мы на полпути в Стратфорд и едем правильно.
— Тогда в путь, — настаивала Барбара. — Будет еще светло, если нас не застигнет дождь.
Они пытались добраться до Стратфорда под дождем и в полной темноте, но недолго. Крупные капли сверкали мерцающим блеском, когда они заметили свет ночных факелов. Утопая в грязи постоялого двора, Альфред снял Барбару с Фриволи и отнес под навес.
— Если комната занята, я попробую ее выкупить. Ты не возражаешь?
— Вовсе нет, моя любимая, — ответил Альфред, похлопывая по рукояти своего меча. — Я уверен, тебе повезет, поскольку я заколю их, если они не пойдут на сделку, которую ты предложишь.
Он улыбался, и голос его звучал тихо, но у Барбары перехватило дыхание. Она всегда удивлялась, как может пригрозить ее муж, не повышая голоса и не делая угрожающих жестов. Единственное, на что она надеялась, что в комнате не поселились слишком важные гости. Она чувствовала, что Альфред выселил бы самого короля, поэтому покачала головой и пробормотала слова предостережения. Она придумывала повод для хозяйки пивной, чтобы та предложила гостям, занимающим верхнюю комнату, освободить ее, как вдруг поняла, что через открытую дверь не долетает почти никаких звуков. Она сжала руку Альфреда:
— Так тихо. Наверняка это значит, что в общей комнате никого нет.
Он кивнул:
— Ты права, но…
Его прервала жена хозяина пивной, которая вышла из дома, сделала реверанс и попросила прощения за то, что так промедлила выйти приветствовать их.
— Я не ожидала, что кто-нибудь приедет так поздно, — извинялась она. — Входите, входите.
Барбара нахмурилась. Было еще не поздно; путники часто едут до темноты, особенно летом, когда теплая погода и долгие светлые вечера искушают их проделать большее расстояние. Она вспомнила, что ворота были закрыты на засов, и мальчик из конюшни, прежде чем открыть, спросил, сколько их человек. Поэтому она и была уверена, что постоялый двор полон. Это было странно.
Однако у Барбары не было времени обсуждать ситуацию, потому что хозяйка узнала ее, когда они вошли в большую комнату, и снова начала извиняться, приседая в реверансе перед дочерью Норфолка. Барбара сказала ей, что вышла замуж. Это вызвало новый поток слов и реверансов Альфреду. Потом она позвала мужа и выбранила его за то, что он не несет все лучшее с кухни, чтобы гости могли поесть. Она вытерла стол передником и усадила Барбару с Альфредом на скамью, убежав, чтобы принести кубки для вина, заверив, что стол накроют сразу же. Когда вошли слуги с дорожными корзинами, комната была уже готова: хозяйка знала, что Барбара захочет постелить на постель свои простыни.
Поскольку это было единственным, что интересовало Барбару, она предложила сказать хозяину, чтобы поднос принесли к ним в комнату и они могли пообедать наедине. Клотильда и Шалье только взглянули на своих хозяев, так как считали, что уже не понадобятся им, и перенесли свое внимание на ужин. Беви сделал глоток эля и сказал, что он хорош, как всегда. Шалье поморщился и попросил вина, а Льюис начал спорить, что с едой лучше всего пить: эль или вино. Невнимательно слушая, Барбара вздохнула. Ей казалось, что с тех пор, как она села за стол, прошло несколько часов. Слуга хозяйки спустился по лестнице с пустыми руками. Барбара взглянула на Альфреда, который начал барабанить пальцами по столу. Его вино оставалось нетронутым. Они подождали еще. Но жена хозяина пивной не появлялась.
Внезапно Альфред встал и, крадучись, начал подниматься по лестнице. Барбара последовала за ним. Она протиснулась перед ним в комнату, не зная, броситься ли ей между ним и хозяйкой или выпихнуть назойливого гостя собственными руками. К счастью, хозяйка укладывала в постель горячие камни, чтобы просушить влажные простыни. Когда вошли Альфред с Барбарой, она выпрямилась и выглядела сбитой с толку: Барбара поняла, что прошло не более четверти часа с тех пор, как они въехали на постоялый двор.
— Мне жаль, что твоя кольчуга жмет, — сказала она. — Давай сразу снимем ее, а завтра я что-нибудь придумаю.
Альфред открыл рот, чтобы сказать, что кольчуга его совсем не беспокоит. Он часто и подолгу носил свои доспехи, защищавшие его от ударов в сражении; они были столь хорошо подогнаны, а стальные кольца скреплены так искусно, что кольчуга сидела на нем, словно вторая кожа. Но он тоже посмотрел на удивленную хозяйку и понял, что из-за своего нетерпения им показалось, что она находилась наверху значительно дольше, чем это было на самом деле. Поэтому он закрыл рот, позволив Барбаре развязать пояс и снять кольчугу.
Хозяйка принесла поднос с едой и поставила его на стол. Она протянула руку к фляге, чтобы налить вино в пустые бокалы. Альфред оскалил зубы.
— Мы обслужим себя сами, — поспешно вмешалась Барбара, жестом прогоняя ее и многозначительно поглядывая на Альфреда.
Хозяйка подозрительно заморгала и быстро вышла из комнаты. Барбара разразилась хохотом. Она едва не пожаловалась, что теперь хозяйка наверняка подумает, что он скорее ее любовник, чем муж, но Альфред схватил ее и поцеловал, а затем отстранил и стал торопливо снимать свои доспехи. Продолжая смеяться, Барбара тоже начала раздеваться: она не шутя подозревала, что ее одежда будет порвана, если она не будет готова прежде своего мужа.
Если бы у ее сорочки были какие-нибудь завязки, ее опасения оправдались бы. К счастью, Альфред смог снять это легкое одеяние одним быстрым движением, ничего не повредив. Они вместе упали на постель, и ей показалось, что внутри у нее ожило какое-то дикое животное: она обвила его ногами, и они слились. Он застонал, будто хотел избежать этого заключения. Но Барбара сжала ноги, и он снова скользнул в теплую и приветливую тюрьму. Она крепко держала его, двигаясь вместе с ним и расцарапав ему спину своими острыми ноготками, когда он попытался лежать спокойно. В отчаянии он закрыл глаза и откинул голову, но высокий крик Барбары принес ему облегчение, и он закрыл ее рот поцелуем.
Они откатились друг от друга, смеясь над своей спешкой. Альфред ударился бедром о горячие камни, что заставило обоих еще больше рассмеяться. Немного погодя они собрались с силами, чтобы подняться, найти в дорожных сумках спальную одежду и поесть. Они почти не разговаривали.
Барбара знала, что ей нужно использовать момент, когда пережитое наслаждение еще согревало кровь, взгляды, улыбки, которыми они обменивались, обещая радость новой близости, — и настоять на том, чтобы Альфред послал Эдуарду сообщение, что он не вернется. Отъезд Альфреда не будет тяжелым испытанием для принца. Если Эдуард смог дать ему столько времени, чтобьГотвезти ее к Норфолку, он сможет расстаться с ним навсегда. Довод казался ей основательным, но она не осмелилась использовать его, чтобы не нарушить сладость момента разладом и не затуманить память о той радости, которую он дал ей.
Мысли Альфреда были сходны с ее, но тема была другой. Он не забыл о вопросе, которого она избегала. Почему она прятала от него его собственное зеркало? Но он выкинул его из головы, утешив себя воспоминаниями о том, как страстно она шла к нему, и снова ощутил ее полную грудь, ее ноги, сжимающие его, ее тело, откликающееся на его ласки. Он знал многих женщин, дурачивших его. Барби по-настоящему желала его и наслаждалась им.
Естественно, что такое направление мыслей снова привело их в постель еще до того, как они закончили есть. Потом Альфред охотно рассказал Барбаре подробности побега принца и о том, что заключение сделало Эдуарда опасно подозрительным и чувствительным. Вот почему он остался с принцем и не попросил об отъезде во Францию. И прежде чем она начала спор, он изменил тему, заговорив о кампании в низовьях Северна, о том, как важно удержать Лестера и отбросить его на запад. Если Эдуарду удастся вынудить Лестера сражаться, тот потерпит поражение.
Разговор о войне заставил Барби задрожать от страха; ее отец и дядя были в безопасности, но, к своему ужасу, она поняла, что способна бросить их обоих в сражение, лишь бы удержать Альфреда в стороне от всего этого. Она знала, что попытка удержать его окончилась бы лишь бесполезными спорами и мольбами. Она не поняла, почему, но муж снова затащил ее в постель. Однако причина не имела никакого значения, так как она так же страстно желала его, как и он ее. Барбара не помнила, когда их тела разъединились. Альфред бодрствовал достаточно долго для того, чтобы успеть накрыть их одеялом, а потом они крепко заснули, не слыша, что гремел гром и налетал ветер, хлопая ставнями об оконную раму, пока Шалье не закрепил их. Когда утром Шалье сказал Клотильде, что лорд и леди не шевелятся, хотя занавески задернуты, она поглядела на дождь за окном и лукаво заметила, что они очень нуждаются в отдыхе и, дай Бог, проспят до тех пор, пока погода не улучшится.
Ей не стоило беспокоиться, хотя Альфред и проснулся позже, чем обычно, потому что в комнате было темно. Он понял, что уже наступило утро, а услышав шум дождя, решил, что спешить нет необходимости. Он лениво подумал о том, как удачно предупредил принца, что последует за Барби, если она уехала с людьми Норфолка. Со временем проблем не было. Потом он пощекотал ее, чтобы разбудить и снова начать любовную игру. Расслабленные и счастливые, они опять уснули, но внезапно их разбудил голос Клотильды за занавесками.
— Милорд, миледи, — шептала она настойчиво, — только что прибыли два человека с новостями о том, что к броду подходит армия.
Альфред вскочил с постели, натянул одежду и бросился вниз по лестнице. Барбара тоже подхватила одежду. Она завязывала последние шнурки, когда вошел Альфред, а следом за ним Шалье.
— Я не могу поверить, что нам так повезло, — рассказывал Альфред, взяв у Клотильды рубашку, которую она держала. — Люди, прибывшие с новостями, торговцы из Клиппинг-Нортона, были захвачены на дороге передовыми отрядами армии. У них забрали большую часть товаров, но всем обещали заплатить. Они немного огорчены но все же испытывают облегчение, что унесли ноги. Им очень хочется поговорить.
Альфред молчал, пока Шалье надевал ему через голову тунику. Барбара подошла, чтобы закрепить ее, в то время как Шалье готовил кольчугу.
— Барби, это армия Саймона де Монфорта. Ему приказано привезти твоего отца. Я не могу поверить, что он две недели плелся от Уинчестера до этого места. Эдуард, кажется, не думал, что у него займет больше двух дней дойти отсюда до Вустера.
Барбара кивнула:
— Это не больше тридцати пяти лье. Если нужно, можно проехать в день десять лье.
Она отступила назад, когда Шалье принес доспехи хозяина. Альфред наклонился вперед, вытянул руки, а затем выпрямился, просунув голову в горловину.
— Принц чуть голову не сломал, пытаясь понять, какую хитрую уловку планируют предпринять против него Лестер с Саймоном, и едва не обвинил людей в том, что они оставили неприкрытой северную часть Северна, позволив проскользнуть армии Саймона.
Шалье ровно натянул кольчугу и расправил кольца, Барбара принесла Альфреду меч и пояс, лежавшие на сундуке. Она глядела на пряжку, застегивая пояс, и пыталась вспомнить, кто из них и когда положил их на сундук. Она помнила только глухой стук, когда Альфред расстегнул пояс и он упал на пол. Он взял ее рукой за подбородок, приподняв голову.
— Они идут в Кенилуэрт, Барби. Торговцы уверены в этом. — Он наклонился и поцеловал ее, закрыв глаза. — Не смотри на меня так, словно я покидаю тебя навсегда. Я уеду на день или два. Ты ведь знаешь, я должен сказать об этом Эдуарду. — Его голос неуверенно оборвался, и Барбара, дрожа от волнения, открыла глаза. Она надеялась, что ее несчастье заставит его передумать, но он не смотрел на нее. — Тебе не известно, какое расстояние от Кенилуэрта до Вустера? — спросил он, обдумывая то, что не имело к ней никакого отношения.
Барбара не могла даже плакать; разочарование и страх отступили перед острой необходимостью отпустить своего мужа туда, где он нужен. Ее сдержанность никак не была связана с ее чувствами, она диктовалась только опасением, что муж будет смеяться над ней. Мужчины! Для них нет ничего важнее, чем война!
— Меньше десяти лье, — отрезала Барбара, отступив назад, чтобы он не мог дотянуться до нее.
— Изумительная женщина! — воскликнул он, удивившись, а не знает ли она, в самом деле, все расстояния; это было необычно для женщины. Возможно, она просто не хотела признаться в неосведомленности? Он не мог сказать это вслух, но восхищенно спросил: — Откуда ты это знаешь?
— Ты бы тоже знал, если бы провел десять лет, путешествуя по стране с королевой, — ядовито парировала Барбара. — Нужно было знать, сколько времени займет путешествие, чтобы послать вперед служанку или слугу и они успели выбрать хорошее место, подготовить комнату для королевы и все для большого обеда. Было время, когда мы часто ездили в Кенилуэрт, а Вустер — королевский город и, естественно, следующее место остановки.
Пока они разговаривали, Шалье и Клотильда уложили спальную одежду в дорожные корзины и крепко их перевязали. Альфред оглянулся по сторонам и, вызвав слабое ворчанье слуги, взвалившего на плечи две корзины, стал спускаться по лестнице.
— Я провожу тебя обратно в Ившем, — сказал он Барбаре. — Я действительно хотел бы послать тебя на восток, но там слишком велика опасность того, что придется столкнуться с армией. Я думаю, ты будешь в безопасности в аббатстве.
— Я буду там в безопасности. — Барбара с трудом удерживалась от того, чтобы дать пинок своему увлеченному супругу. — Нет необходимости сопровождать меня и задерживать твои новости принцу на час или больше. Есть кратчайший путь от Стратфорда к Вустеру, я тебе говорила о нем вчера. Выезжай из западных ворот на дорогу к Олстеру, затем снова на запад, и ты будешь в Вустере. Ты не сможешь ошибиться.
— Любимая!
Альфред подхватил ее на руки и так крепко прижал к себе, что кольца его кольчуги больно впились ей в тело. Он был слишком увлечен подсчетом того, как быстро сможет доставить принцу новости, чтобы услышать сарказм в ее голосе. До него дошли только слова. Так что он поверил, что, несмотря на ее прежнюю приверженность делу Лестера, она теперь так же, как и он, горячо желала победы Эдуарду. Еще более удивительным было то, что она поняла, как ценно было время. Даже несколько часов могли иметь значение, чтобы перехватить армию Саймона, пока он не достиг Кенилуэрта, и воспользоваться шансом сразиться, разогнать их, не дав укрыться за стенами крепости. У Эдуарда просто не хватило бы сил, чтобы осадить Кенилуэрт и сразиться с Лестером.
Одной из причин, почему принц до сих пор не двинулся в атаку на Лестера, было опасение, что сын Лестера зайдет к нему в тыл и две армии окружат его.
— Я пошлю с вами Шалье, — пообещал Альфред, благодарно поцеловав ее.
— В этом нет необходимости, — оттолкнула его Барбара. — Шалье может тебе понадобиться, а я поеду в направлении, противоположном тому, куда идет армия Саймона. Никто не заинтересуется женщиной и ее служанкой, путешествующими с небольшой охраной. Иди, иди скорее. Ты не должен тратить ни минуты.
— В мире нет ни одной женщины, которая сравнилась бы с тобой! — пылко воскликнул Альфред, воспринимая каждое слово, сказанное ею, в его прямом значении. Он еще раз крепко поцеловал ее и вышел прежде, чем Барбара успела что-то ответить.
26.
Барбара не плакала до тех пор, пока не оказалась в безопасности, в той же комнате гостиничного дома аббатства, из которой уехала днем раньше. Ярость, усиленная ужасной погодой, поддерживала ее всю первую половину обратного пути. Она много раз вспоминала сцену расставания с мужем, каждый раз придумывая более изящные и язвительные ответы на слова мужа, пока не поняла, что ничего «умного», что дошло бы до Альфреда, она бы не сказала. Ей пришлось бы дать ему пощечину, чтобы привлечь внимание к себе. Потом она начала смеяться над тем, как неправильно Альфред понимал ее. Обычно он не был тупым, скорее наоборот, но в этот момент он настолько сосредоточился на скорейшем возвращении в Вустер, что верил ее словам и вполне искренне восхищался тем, какая она изумительная женщина.
Несмотря на постоянно моросящий дождь, под которым ей пришлось возвращаться, казалось, что лошади бежали быстрее, чем когда они ехали в Стратфорд. Каждый поворот и холм были знакомыми — они возвращались по той же дороге. Когда Аьюис предупредил леди не ехать по краю, потому что под грязью могут быть скрыты большие колеи, она поняла, что они проезжают через деревню Оффенсхем и скоро будут в аббатстве.
Все еще удивляясь тому, как по-разному думали они с Альфредом, она отогнала все мысли о нем, решая, что сказать аббату по поводу своего возвращения. Ему нужно было сообщить, что началось перемещение армий, но при этом не обнаружить симпатий ни к одной из сторон. Поэтому, когда аббат принял ее, она сказала, что путь на восток перекрыт армией, двигавшейся на север по направлению к Кенилуэрту, и мужу пришлось вернуться к исполнению своего долга.
Аббат горячо поблагодарил ее, но не спросил, кому служит Альфред. Позднее она узнала, что аббат велел передать всем, кто жил на дальних фермах, чтобы они спрятали скот. После того как деревни были предупреждены, ворота аббатства закрыли, хотя еще не стемнело, и братья собрались на пение особой мессы. Барбара слышала, как аббат молится за безопасность и благополучие всех людей и просит Бога из милосердия вселить в противников, участвующих в этой войне, вопреки их дикой и грешной натуре, стремление к перемирию.
Эта мольба показалась Барбаре совершенно безнадежной, особенно после того, как Альфред рассказал, как потемнела душа принца. Ее одолел страх, и она проплакала до тех пор, пока не уснула, а на следующее утро снова проснулась в слезах, уже считая себя вдовой. Не в состоянии вынести мысли о том, что Клотильда будет утешать ее, она надела костюм для верховой езды и убежала на конюшню.
Фриволь была как следует ухожена, ее ноги и живот вычищены щеткой, а бока лоснились. Желая сделать хоть что-нибудь, Барбара нашла в седельных сумках ленты, которые использовались для украшения животного в дни больших торжеств, и начала вплетать их в гриву лошади. Сначала при виде радостных цветов ее глаза снова наполнились слезами, но вскоре выглянуло солнце, вселившее в нее новую надежду. Молодой Саймон де Монфорт не был таким опытным полководцем, как его отец. Может, его люди и не готовы к битве! Если Саймона возьмут в плен, то его армия разбежится, имея мало надежды на другую помощь, и, может, тогда Лестер пойдет на переговоры?
Ее настроение поднялось, и она провела утро, заплетая хвост кобылы. Это была опасная работа, которая не позволяла особенно раздумывать на посторонние темы: кобыла могла неожиданно лягнуть своего конюха. Она поворачивала голову и приподнимала губу, словно усмехалась; не потому что ей было больно или она была напугана, а со злым умыслом.
Беви и Аьюис, которые часто посещали Барбару, когда она служила у королевы, и раньше видели эту битву с Фриволь и пришли насладиться зрелищем, однако были озадачены, увидев, что госпожа украшает лошадь, словно для празднества. Чтобы они не подумали, что она сошла с ума, после обеда Барбара репетировала с кобылой причудливые шаги, заставляла ее поднимать голову, кланяться, словом, делать все, что лошадь должна была выполнять в Дворцовых процессиях в счастливые дни. Она собрала большое количество зрителей — почти всех гостей аббатства, которые тоже были рады развеяться и забыть о приближающейся беде.
Однако непосредственной опасности не было. Во время ужина аббат передал гостям, что братья, которых он посылал предупредить об опасности, не видели в округе ни армии, ни вооруженных людей. Вместо того чтобы развеселить Барбару, которая знала, что любые военные действия будут происходить намного севернее, эти новости только напомнили ей об ее страхах. Она лежала без сна с сильно бьющимся сердцем большую часть ночи и, уснув под утро, видела сны об одиночестве и смерти. Когда Клотильда разбудила ее, вернув из глубин ночного кошмара, и сказала, что Шалье привез письмо от Альфреда и ждет ее в трапезной, она поняла, что не нужно доверять снам.
— Он… — Она запнулась, садясь и прижимая руку к груди.
— Ест свой обед, как голодный кабан, — едко заметила Клотильда, рукавом вытирая слезы на щеках своей госпожи и останавливая ее попытку вскочить с постели. — Веселый, как всегда, так что вы не должны бояться, что с сэром Альфредом случилась беда.
Облегчение от этих слов, казалось, придало Барбаре новые силы. Она быстро оделась и обнаружила Шалье в кругу восхищенных слушателей, которым он рассказывал, что принц обратил в бегство армию, вызванную Лестером с востока. Зная слугу Альфреда, Барбара была уверена, что ему велели распространить эту новость, и, когда он поднялся, поклонился и вручил ей сложенный пергамент, она сделала знак, чтобы он продолжал свой рассказ. Спрятав письмо в платье, она села и начала завтракать, с таким же интересом, как и другие, слушая то, что рассказывал Шалье. С легким беспокойством она заметила, что Шалье рассказывал о прибытии Саймона к Кенилуэрту, не сказав о том, каким образом принц узнал об этих новостях. Если бы это рассказывал Альфред, упущение не имело бы значения, так как Альфред не любил привлекать к себе внимания, за исключением участия в сражениях и турнирах. Возможно, Шалье сделал это по привычке, но более вероятно, что он был предупрежден: не привлекать внимания к тому, что его госпожа имеет какое-то отношение к несчастью, случившемуся с Саймоном де Монфортом. Эта предосторожность означала, что Альфред предполагал, будто Лестер мог иметь в аббатстве своих сторонников.
Обдумывая это, она слушала, как Эдуард приказал всем отрядам, успевшим прибыть к нему до вечерни последнего дня июля, собраться в главном лагере за стенами Вустера. Как только стемнело, он со своими главными вассалами покинул город. Армия была готова под прикрытием тьмы походным порядком выступить на восток, к Олстеру. Повернув на север, войска по небольшим дорогам вышли на поля и луга в половине лье от Кенилуэрта и остановились на отдых.
Прямо перед восходом они атаковали армию Саймона и обнаружили, что большинство воинов спят, не вооружены и совершенно не готовы к атаке. Когда Шалье с большим воодушевлением начал описывать кровопролитие, Барбара спокойно встала и ушла в сад. Она была уверена, что письмо Альфреда тоже содержит детали, но только не столь кровавые.
Она не была разочарована. Сначала Альфред написал о теплой благодарности принца и о том, что он воспользовался случаем, чтобы сказать, что надеется после битвы отплыть во Францию. Принц сразу согласился и дал ему письмо о проезде за счет казны, подписанное и с печатью. Барбара глубоко вздохнула и произнесла короткую благодарную молитву, прежде чем принялась читать дальше.
«Единственная причина, моя любимая, по которой я не приехал, а послал письмо с Шалье, та, что я должен договориться об условиях довольно крупных выкупов. Ты не поверишь, но Саймон еще глупее, чем можно было заключить по его долгому маршу на запад. Но он превзошел себя после прибытия в Кенилуэрт. Он должен был знать, что принц недалеко и ему надлежит принять меры, чтобы не быть захваченным Эдуардом врасплох, но чувствовал себя в полной безопасности. Саймон не расставил патрули, которые, конечно, заметили бы нас, марширующих по открытой местности, несмотря на темноту; он даже не оставил наблюдателей. Мы до сих пор озадачены причиной того, что ни Саймон, ни кто-либо другой из его главных людей не пошли в крепость, и благодарим Бога, Деву Марию и всех святых за их неосмотрительность. Они остались в деревне, и мы вынули их из постелей. Я захватил в одних рубашках графа Оксфорда, Уильяма Манченези и еще двух молодых джентльменов.
Случилась только одна неудача: в суматохе мы упустили самого Саймона. Очевидно, он знал, где держали маленькую лодку, на которой катались на озере перед Кенилуэртским замком. Возможно, он выбрался через окно, когда мы поставили стражу у дверей. Его уши оказались острее, чем у его друзей, и он бежал, не предупредив их, прежде чем мы добрались до монастыря. Нам известно, что лодка исчезла, а Саймон бежал, оставив свои доспехи, меч и щит.
Несмотря на постоянно моросящий дождь, под которым ей пришлось возвращаться, казалось, что лошади бежали быстрее, чем когда они ехали в Стратфорд. Каждый поворот и холм были знакомыми — они возвращались по той же дороге. Когда Аьюис предупредил леди не ехать по краю, потому что под грязью могут быть скрыты большие колеи, она поняла, что они проезжают через деревню Оффенсхем и скоро будут в аббатстве.
Все еще удивляясь тому, как по-разному думали они с Альфредом, она отогнала все мысли о нем, решая, что сказать аббату по поводу своего возвращения. Ему нужно было сообщить, что началось перемещение армий, но при этом не обнаружить симпатий ни к одной из сторон. Поэтому, когда аббат принял ее, она сказала, что путь на восток перекрыт армией, двигавшейся на север по направлению к Кенилуэрту, и мужу пришлось вернуться к исполнению своего долга.
Аббат горячо поблагодарил ее, но не спросил, кому служит Альфред. Позднее она узнала, что аббат велел передать всем, кто жил на дальних фермах, чтобы они спрятали скот. После того как деревни были предупреждены, ворота аббатства закрыли, хотя еще не стемнело, и братья собрались на пение особой мессы. Барбара слышала, как аббат молится за безопасность и благополучие всех людей и просит Бога из милосердия вселить в противников, участвующих в этой войне, вопреки их дикой и грешной натуре, стремление к перемирию.
Эта мольба показалась Барбаре совершенно безнадежной, особенно после того, как Альфред рассказал, как потемнела душа принца. Ее одолел страх, и она проплакала до тех пор, пока не уснула, а на следующее утро снова проснулась в слезах, уже считая себя вдовой. Не в состоянии вынести мысли о том, что Клотильда будет утешать ее, она надела костюм для верховой езды и убежала на конюшню.
Фриволь была как следует ухожена, ее ноги и живот вычищены щеткой, а бока лоснились. Желая сделать хоть что-нибудь, Барбара нашла в седельных сумках ленты, которые использовались для украшения животного в дни больших торжеств, и начала вплетать их в гриву лошади. Сначала при виде радостных цветов ее глаза снова наполнились слезами, но вскоре выглянуло солнце, вселившее в нее новую надежду. Молодой Саймон де Монфорт не был таким опытным полководцем, как его отец. Может, его люди и не готовы к битве! Если Саймона возьмут в плен, то его армия разбежится, имея мало надежды на другую помощь, и, может, тогда Лестер пойдет на переговоры?
Ее настроение поднялось, и она провела утро, заплетая хвост кобылы. Это была опасная работа, которая не позволяла особенно раздумывать на посторонние темы: кобыла могла неожиданно лягнуть своего конюха. Она поворачивала голову и приподнимала губу, словно усмехалась; не потому что ей было больно или она была напугана, а со злым умыслом.
Беви и Аьюис, которые часто посещали Барбару, когда она служила у королевы, и раньше видели эту битву с Фриволь и пришли насладиться зрелищем, однако были озадачены, увидев, что госпожа украшает лошадь, словно для празднества. Чтобы они не подумали, что она сошла с ума, после обеда Барбара репетировала с кобылой причудливые шаги, заставляла ее поднимать голову, кланяться, словом, делать все, что лошадь должна была выполнять в Дворцовых процессиях в счастливые дни. Она собрала большое количество зрителей — почти всех гостей аббатства, которые тоже были рады развеяться и забыть о приближающейся беде.
Однако непосредственной опасности не было. Во время ужина аббат передал гостям, что братья, которых он посылал предупредить об опасности, не видели в округе ни армии, ни вооруженных людей. Вместо того чтобы развеселить Барбару, которая знала, что любые военные действия будут происходить намного севернее, эти новости только напомнили ей об ее страхах. Она лежала без сна с сильно бьющимся сердцем большую часть ночи и, уснув под утро, видела сны об одиночестве и смерти. Когда Клотильда разбудила ее, вернув из глубин ночного кошмара, и сказала, что Шалье привез письмо от Альфреда и ждет ее в трапезной, она поняла, что не нужно доверять снам.
— Он… — Она запнулась, садясь и прижимая руку к груди.
— Ест свой обед, как голодный кабан, — едко заметила Клотильда, рукавом вытирая слезы на щеках своей госпожи и останавливая ее попытку вскочить с постели. — Веселый, как всегда, так что вы не должны бояться, что с сэром Альфредом случилась беда.
Облегчение от этих слов, казалось, придало Барбаре новые силы. Она быстро оделась и обнаружила Шалье в кругу восхищенных слушателей, которым он рассказывал, что принц обратил в бегство армию, вызванную Лестером с востока. Зная слугу Альфреда, Барбара была уверена, что ему велели распространить эту новость, и, когда он поднялся, поклонился и вручил ей сложенный пергамент, она сделала знак, чтобы он продолжал свой рассказ. Спрятав письмо в платье, она села и начала завтракать, с таким же интересом, как и другие, слушая то, что рассказывал Шалье. С легким беспокойством она заметила, что Шалье рассказывал о прибытии Саймона к Кенилуэрту, не сказав о том, каким образом принц узнал об этих новостях. Если бы это рассказывал Альфред, упущение не имело бы значения, так как Альфред не любил привлекать к себе внимания, за исключением участия в сражениях и турнирах. Возможно, Шалье сделал это по привычке, но более вероятно, что он был предупрежден: не привлекать внимания к тому, что его госпожа имеет какое-то отношение к несчастью, случившемуся с Саймоном де Монфортом. Эта предосторожность означала, что Альфред предполагал, будто Лестер мог иметь в аббатстве своих сторонников.
Обдумывая это, она слушала, как Эдуард приказал всем отрядам, успевшим прибыть к нему до вечерни последнего дня июля, собраться в главном лагере за стенами Вустера. Как только стемнело, он со своими главными вассалами покинул город. Армия была готова под прикрытием тьмы походным порядком выступить на восток, к Олстеру. Повернув на север, войска по небольшим дорогам вышли на поля и луга в половине лье от Кенилуэрта и остановились на отдых.
Прямо перед восходом они атаковали армию Саймона и обнаружили, что большинство воинов спят, не вооружены и совершенно не готовы к атаке. Когда Шалье с большим воодушевлением начал описывать кровопролитие, Барбара спокойно встала и ушла в сад. Она была уверена, что письмо Альфреда тоже содержит детали, но только не столь кровавые.
Она не была разочарована. Сначала Альфред написал о теплой благодарности принца и о том, что он воспользовался случаем, чтобы сказать, что надеется после битвы отплыть во Францию. Принц сразу согласился и дал ему письмо о проезде за счет казны, подписанное и с печатью. Барбара глубоко вздохнула и произнесла короткую благодарную молитву, прежде чем принялась читать дальше.
«Единственная причина, моя любимая, по которой я не приехал, а послал письмо с Шалье, та, что я должен договориться об условиях довольно крупных выкупов. Ты не поверишь, но Саймон еще глупее, чем можно было заключить по его долгому маршу на запад. Но он превзошел себя после прибытия в Кенилуэрт. Он должен был знать, что принц недалеко и ему надлежит принять меры, чтобы не быть захваченным Эдуардом врасплох, но чувствовал себя в полной безопасности. Саймон не расставил патрули, которые, конечно, заметили бы нас, марширующих по открытой местности, несмотря на темноту; он даже не оставил наблюдателей. Мы до сих пор озадачены причиной того, что ни Саймон, ни кто-либо другой из его главных людей не пошли в крепость, и благодарим Бога, Деву Марию и всех святых за их неосмотрительность. Они остались в деревне, и мы вынули их из постелей. Я захватил в одних рубашках графа Оксфорда, Уильяма Манченези и еще двух молодых джентльменов.
Случилась только одна неудача: в суматохе мы упустили самого Саймона. Очевидно, он знал, где держали маленькую лодку, на которой катались на озере перед Кенилуэртским замком. Возможно, он выбрался через окно, когда мы поставили стражу у дверей. Его уши оказались острее, чем у его друзей, и он бежал, не предупредив их, прежде чем мы добрались до монастыря. Нам известно, что лодка исчезла, а Саймон бежал, оставив свои доспехи, меч и щит.