Страница:
— Тогда, я полагаю, вы вернетесь в Англию, как только сможете, — сказал он. — Вы хотите присоединиться к…
— Сэр Альфред! — Высокий голос секретаря королевы прервал Альфреда. — Миледи будет счастлива видеть вас.
— Дьявол! — невнятно пробормотал Альфред. Его губы побелели от бешенства, но он был достаточно искушен в дипломатии и слишком хорошо осведомлен о болезненно переменчивом настроении королевы Элинор, чтобы промедлить хотя бы минуту. Он скользнул мимо Барбары и стал быстро подниматься по ступеням.
Она стояла, пристально глядя ему вслед, пока он не исчез за дверьми королевских палат. Какие чувства заставили Альфреда упомянуть, что ожидает ее скорого возвращения в Англию? Почему вновь в его словах прозвучало столько ожидания, будто он мучается какой-то неразрешимой проблемой? Но все было так мимолетно, неопределенно, что Барбара и не успела понять, вызвало ли ее сообщение радость или грусть; однако, если цель ее пребывания во Франции не была политической, то с какой стати Альфреду волноваться о том, остается она или нет? Конечно, он мог не бояться, что она снова бросится к нему на шею, как глупое дитя. Чепуха! Они провели вместе при дворе не один год, и она никогда не была с ним вежлива более, чем следует.
И почему он так рассердился, когда секретарь прервал их разговор? «Вы хотите присоединиться…» — сказал он. Хотите присоединиться к кому? К отцу? Что за нелепица? Последний раз она отправилась вместе с отцом из Франции семь лет назад, и только для того, чтобы избавиться от всех вампиров, которые жаждали добраться до поместья, полученного ею в наследство после смерти де Буа. Любой из них готов был проглотить ее вместе с землями, словно горькую пилюлю, завернутую в лакомый кусок мяса, — ее поместье и фермы. Альфред знал это. Она сама поведала ему о своем отвращении к этим алчным претендентам на ее руку, и именно Альфред предложил ей средство, которое помешало бы королю Людовику выбрать «хорошего человека» ей в мужья.
На миг губы Барбары тронула улыбка. Только король Людовик мог всерьез поверить, что отказ его подданной вновь вступить в брак связан с желанием принять обет безбрачия до тех пор, пока она не почувствует потребность навсегда покинуть свет и уйти в монастырь. Сказать так ей посоветовал Альфред — значит, он знал, что она не испытывала желания быть монахиней. А потом он был вызван домой, в Экс, и возвратился назад только после того, как ее отец прибыл во Францию и согласился взять ее домой. Когда Альфред первый раз вернулся из Экса, он обращался с ней так, словно она была для него желанна, но, когда услышал, что она собирается в Англию, неожиданно уехал якобы участвовать в турнирах.
Барбара направилась к выходу и на мгновение остановилась у подножия лестницы: долг перед принцессой Элинор Кастильской требовал одного, а сердце желало совсем другого. Она взглянула через плечо на открытую дверь церкви и покраснела. Во времена столь многочисленных великих бед не будет ли грехом молиться о решении своих маленьких проблем? Конечно, Бог и его святые не слишком сильно страдают из-за какой-то глупой девчонки, неспособной совладать с собственным сердцем. И она направилась к маленькому домику, который был приписан принцессе Элинор. Сделав несколько шагов, Барбара остановилась. Ей сейчас необходимо побыть одной, а в этом доме придется поддерживать ленивую болтовню дам. Это было выше ее сил! Барбара резко повернулась и пошла к кухонному сараю, чтобы взять несколько яблок.
Яблоки были коричневые и сморщенные, но Фриволь не станет возражать. Чувствуя себя уже лучше, Барбара направилась к конюшне. Она заглянула внутрь и увидела только огромный табун боевых коней в тусклом свете. С другой стороны, между конюшней и внешней стеной, содержались животные поменьше, верховые лошади и небольшие кобылы. Барбара тоненько свистнула, привлекая внимание лошадей; некоторые пошли к воротам. Двоих оттолкнули в сторону, одну больно укусили, но Фриволь оказалась впереди всех.
— Тс-с… — погрозила ей пальцем Барбара. — Тебе полагается быть веселой и пугливой, но не сварливой.
Фриволь так храпела, что яблоко чуть не улетело с руки, и Барбара засмеялась. Она прекрасно знала, что этот храп не являлся ответом на ее слова, но он был так похож на высокомерный ответ Альфреда, что у нее стало легче на душе. Она продолжала беседовать с кобылой, которая часто кивала головой, — и это было забавно — в подходящий момент, словно отвечая Барбаре. Через несколько минут из конюшни вышел грум и спросил, не может ли он чем-нибудь услужить мадам. Он посмотрел на нее удивленно, когда она сказала, что просто пришла навестить свою кобылу. Мужчины часто приходили осматривать своих коней, которые были очень ценными животными, но женщины больше интересовались седлом, и даже те из них, кто умел ездить верхом, обычно не могли отличить одно животное от другого. Однако по тому, как лошадь уткнулась в грудь леди, стало ясно, что она привыкла к ласкам этой женщины, поэтому он пожал плечами и ушел.
Барбара дала Фриволь второе яблоко, поглаживая ее морду и похлопывая по шее. Случайно ее щека коснулась головы лошади. Обвив ее шею одной рукой, девушка вздохнула. Если бы она вышла замуж и имела свой собственный дом, то смогла бы завести более подходящее животное — собаку или кошку, единственным предназначением которых было бы любить свою госпожу. При дворе это вызвало бы только бесконечные неприятности. К тому же кому поручить заботиться о животном, когда она будет занята? Бедное создание, любящее и любимое в то время, когда она с ним, и одинокое, забытое и заброшенное во время ее отсутствия, могло сойти с ума.
В тени конюшни было прохладно, и Барбара не спешила уходить. Она прислонилась к изгороди, полная неясных мыслей о более устроенной жизни. Но нужна ли ей семейная идиллия? Хотя про себя она часто сетовала на неудобства службы при дворе, но все-таки по-настоящему наслаждалась захватывающей придворной жизнью. Ее страшила участь жены дяди Хью — леди Джоанны, она не понимала, как это можно: удалиться от света и заниматься детьми, сыроварней, кладовой, ткачеством и вышиванием, короче, жить обыденной женской жизнью. Как убежище от интриг поместье Кирби Мурсайд было небесами обетованными, а как место постоянного проживания могло показаться преисподней.
— Я знал, что найду тебя здесь.
Барбара так испугалась, что попыталась выпрямиться и обернуться одновременно. Сочетание ее внезапного движения и напряженного от волнения голоса Альфреда заставили Фриволь настороженно вскинуть голову. Рука Барбары соскользнула с шеи кобылы, и девушка ударилась локтем о перекладину ворот. В то же время, резко повернув голову, чтобы взглянуть на Альфреда, она своими волосами задела рот Фриволь. Никогда не отказываясь попробовать то, что предлагают, лошадь схватила ленту Барбары и потянула ее. И лента, и сетка, удерживающие волосы, слетели с головы, когда Фриволь попятилась; темно-каштановая грива Барбары в беспорядке разметалась по спине и лицу.
— Вот чума! — закричала Барбара, отскакивая и выхватывая у Фриволь ее трофеи.
К несчастью, волосы закрывали глаза, и рука, пройдя мимо цели, хлопнула Фриволь по шее, испугав ее. Кобыла повернулась и бросилась прочь. Барбара попыталась ухватиться за перекладину, и если бы Альфред быстрым движением не схватил ее, то финал мог бы оказаться плачевным. Альфред поставил Барбару на ноги, но руку с ее талии не убрал. Барбара была близка к обмороку, от испуга у нее перехватило дыхание.
— Так кто чума — я или эта лошадь? — поинтересовался он.
— Фриволь! Моя сетка!.. — отчаянно закричала Барбара, не обращая внимания на шутливый вопрос, так как кобыла, мотнув головой, бросила сетку, блеснувшую в воздухе бисером, прямо в затоптанную пыль двора. Смеясь, Альфред отодвинул Барбару в сторону и легко перепрыгнул через ограждение конюшни. Лошадь рысью помчалась прочь, а он подобрал сетку и отряхнул ее.
— Раз ты не считаешь меня чумой, я спас твою сетку. Хочешь спасу еще и ленту? — спросил он. Барбаре было вовсе не смешно.
— Нет, лента мне не нужна. Эта глупая лошадь всю ее изжевала.
Она отбросила назад волосы и потянулась за сеткой, но Альфред отвел руку девушки в сторону. Он не отпускал ее ладонь, и Барбара почувствовала, что его рука, сухая и горячая, чуть дрогнула, когда невольно скользнула от ее запястья к пальцам.
— Нет, я не отдам ее тебе, а то ты снова убежишь. Я хочу задать тебе несколько вопросов.
— Убегу! Почему я убегу? — воскликнула Барбара, собрав все свое негодование. Она настойчиво протянула другую руку. — Отдай мне сетку! И не веди себя как капризное дитя. Это неприлично в твоем возрасте.
Он покачал головой, но больше не смеялся.
— Это правда, что ты приехала узнать подробности о вторжении, с помощью которого королева Элинор надеется освободить своего мужа? Она сказала, что не позволит тебе вернуться в Англию, так как боится, что ты уже узнала слишком много и передашь эти сведения Лестеру.
— Уверяю тебя, я не приложила ни малейших усилий, чтобы выяснить то, чего мне знать не следует, — сердито проворчала Барбара. — Отдай мне сетку.
— Я не обвиняю тебя в том, что ты шпионишь умышленно, — возразил он. — Но…
— Никто вокруг не шпионит умышленно, — огрызнулась Барбара. — Каждый рот, включая королеву Элинор, извергает непрерывный поток секретов, но, уверяю тебя, друзья Лестера устроились куда лучше, чем я, чтобы отправлять ему все важные новости.
Альфред вздохнул.
— Я вовсе не хотел рассердить тебя. Ты должна понимать, что я не могу не быть заодно с моей тетушкой, так же, как ты — не быть преданной своему отцу. Я только пытаюсь разобраться, не может ли твоя помощь отцу причинить какой-либо вред Элинор и Генриху. Но я не перенесу твоего несчастья… Барби. Если ты страстно желаешь вернуться в Англию, я попытаюсь устроить это с помощью Маргариты и Людовика.
Рука Альфреда, удерживающая ее ладонь, непроизвольно легла ему на грудь, и Барбара кончиками пальцев почувствовала, как гулко стучит его сердце. Ей было приятно ощущать тепло его тела, но она была смущена этой неожиданной близостью и, раздражаясь своей беспомощностью, резко выпалила:
— Мне приятно узнать, что ты жаждешь избавиться от меня. Это мысль королевы Элинор — выслать меня из Булони прежде, чем я узнаю о чем-то, для меня нежелательном? Или у тебя на это есть и свои причины? К несчастью твоему и тетушки-королевы, ваши соображения на мой счет не имеют никакого значения. Я должна оставаться во Франции какое-то время, хочет того королева или нет. Отдай мне сетку, я уйду и обещаю избегать твоего общества…
— Словно чумы? — Альфред засмеялся и спрятал сетку за спину.
Барбара видела, что напряжение исчезло, но не могла догадаться почему. Потому что она остается в Булони? Она попыталась рассеять эту надежду и убедить себя, что это произошло из-за ее обещания Альфреду избегать его.
— Сэр Альфред… — начала она холодно.
— Скажи мне, почему ты приехала и почему должна остаться? — прошептал он, перехватывая ее руку чуть выше локтя и подвигая Барбару ближе.
Барбара глядела на него широко открытыми глазами. Она не могла понять, чего ей больше хочется: вспылить или расплакаться. Одно она понимала точно: уходить или даже освободить свою руку из его объятия ей не хотелось вовсе. Его игривое поведение и облегчение, которое он испытал, когда она сказала, что собирается остаться во Франции, заставили ее почувствовать, что она интересует его, несмотря на судорожные усилия напомнить себе, что он никогда не желал ее. И теперь в его позе, в его низком глубоком голосе, нежно ласкавшем ее, было нечто такое, что будило в ней неясные желания и отзывалось сладостной музыкой во всем теле. Но эти слова! Слова были только о политике! Королева Элинор, вероятно, совсем сошла с ума от подозрительности, если подослала его обольстить ее, чтобы узнать правду, которую уже слышала.
— Ты узнаешь причину, по которой я остаюсь. — Ей хотелось произнести это холодно и сердито, но голос предательски задрожал. Она пришла в ярость оттого, что он играл такую низкую роль по требованию его тети, а она так бурно откликнулась, что едва не бросилась к нему на шею. Гнев заставил ее холодно признаться: — Причина в том, что я не могу вернуться, так как Гай де Монфорт, третий сын Лестера, хочет, чтобы я стала его любовницей. Я дам ему несколько месяцев, чтобы он смог найти более лакомый и желанный кусочек.
Альфред уставился на нее; его рот открылся, закрылся, снова открылся и издал резкий звук. Затем его лицо потемнело, и он отвернулся.
— Есть человек, который защитит тебя? — спросил он строго.
— Отдай мою сетку, — повторила Барбара, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться от бешенства.
— Твой муж боится оскорбить сына Лестера? — Он словно не слышал ее. — Или…
— Муж! — воскликнула Барбара. — Ты тоже выжил из ума и забыл все на свете? Мой муж умер семь лет назад! Ты хочешь, чтобы он поднялся из могилы и защитил меня от Гая де Монфорта, когда он уехал ко двору прямо с венчания?
— Умер семь лет назад? — повторил Альфред. — Ты хочешь сказать, что не вышла замуж вторично?
— Что с тобой?
— Барби! — воскликнул он. — Тебе ничего и никого не надо бояться! Я защищу тебя. Я…
— Большое спасибо, — перебила она ледяным тоном, — но я была незаконным ребенком и видела, как портились отношения отца и матери. Я испытываю отвращение к тому, чтобы принять защиту любого мужчины, не будучи связанной с ним брачными узами!
Альфред открыл рот, но, кажется, был не в состоянии говорить, слова будто застряли у него в горле. Барбара испытала горькое удовлетворение. Этот распутник привык к тому, что глупые женщины с радостью хватаются за его предложение, надеясь соблазнить и выйти за него замуж. Ее мать тоже надеялась на замужество и почти достигла того, чего хотела, но только почти. Но в отношении женщин ее отец был просто святым в сравнении с Альфредом.
— Барби…
— Нет! — отрезала она. — Почему я должна предпочесть стать твоей любовницей, а не любовницей Гая?
— Нет, нет. Я люблю тебя…
— Я уверена, что, когда мои родители встретились, они тоже любили друг друга. — Барбара строго посмотрела на Альфреда, хотя на самом деле предостерегала себя. — Кроме того, если бы я не скрыла от отца истинные помыслы Гая — а сделала я это лишь из любви к отцу, — он бы защитил меня. И если ты думаешь, что слово «любовь» делает связь более или менее…
— Можешь ты, наконец, успокоиться?! — рявкнул Альфред. — Мое предложение защиты не имеет ничего общего с грязными помыслами Гая. Я — твой рыцарь, а ты — моя леди. Ты имеешь право на мою защиту хотя бы потому, что я выполнил твое желание на том турнире много лет назад. Но если ты чувствуешь, что мой вызов сыну Лестера может каким-то образом причинить тебе вред, тогда я предлагаю стать твоим мужем, а не любовником… — Он внезапно запнулся и протянул ей сетку для волос, очень мягко продолжив: — Если ты этого хочешь. Я люблю тебя очень давно, Барби. Ты хочешь быть моей женой?
— Конечно. — Она выхватила сетку у него из рук и ускользнула прочь. Обернувшись через плечо, Барбара весело крикнула: — Разве не я страстно влюблена в тебя с тринадцати лет? Наверное, одиннадцать лет постоянства должны как-то вознаграждаться? Если тебе удастся получить одобрение короля Людовика, я буду счастлива стать твоей женой!
3.
— Сэр Альфред! — Высокий голос секретаря королевы прервал Альфреда. — Миледи будет счастлива видеть вас.
— Дьявол! — невнятно пробормотал Альфред. Его губы побелели от бешенства, но он был достаточно искушен в дипломатии и слишком хорошо осведомлен о болезненно переменчивом настроении королевы Элинор, чтобы промедлить хотя бы минуту. Он скользнул мимо Барбары и стал быстро подниматься по ступеням.
Она стояла, пристально глядя ему вслед, пока он не исчез за дверьми королевских палат. Какие чувства заставили Альфреда упомянуть, что ожидает ее скорого возвращения в Англию? Почему вновь в его словах прозвучало столько ожидания, будто он мучается какой-то неразрешимой проблемой? Но все было так мимолетно, неопределенно, что Барбара и не успела понять, вызвало ли ее сообщение радость или грусть; однако, если цель ее пребывания во Франции не была политической, то с какой стати Альфреду волноваться о том, остается она или нет? Конечно, он мог не бояться, что она снова бросится к нему на шею, как глупое дитя. Чепуха! Они провели вместе при дворе не один год, и она никогда не была с ним вежлива более, чем следует.
И почему он так рассердился, когда секретарь прервал их разговор? «Вы хотите присоединиться…» — сказал он. Хотите присоединиться к кому? К отцу? Что за нелепица? Последний раз она отправилась вместе с отцом из Франции семь лет назад, и только для того, чтобы избавиться от всех вампиров, которые жаждали добраться до поместья, полученного ею в наследство после смерти де Буа. Любой из них готов был проглотить ее вместе с землями, словно горькую пилюлю, завернутую в лакомый кусок мяса, — ее поместье и фермы. Альфред знал это. Она сама поведала ему о своем отвращении к этим алчным претендентам на ее руку, и именно Альфред предложил ей средство, которое помешало бы королю Людовику выбрать «хорошего человека» ей в мужья.
На миг губы Барбары тронула улыбка. Только король Людовик мог всерьез поверить, что отказ его подданной вновь вступить в брак связан с желанием принять обет безбрачия до тех пор, пока она не почувствует потребность навсегда покинуть свет и уйти в монастырь. Сказать так ей посоветовал Альфред — значит, он знал, что она не испытывала желания быть монахиней. А потом он был вызван домой, в Экс, и возвратился назад только после того, как ее отец прибыл во Францию и согласился взять ее домой. Когда Альфред первый раз вернулся из Экса, он обращался с ней так, словно она была для него желанна, но, когда услышал, что она собирается в Англию, неожиданно уехал якобы участвовать в турнирах.
Барбара направилась к выходу и на мгновение остановилась у подножия лестницы: долг перед принцессой Элинор Кастильской требовал одного, а сердце желало совсем другого. Она взглянула через плечо на открытую дверь церкви и покраснела. Во времена столь многочисленных великих бед не будет ли грехом молиться о решении своих маленьких проблем? Конечно, Бог и его святые не слишком сильно страдают из-за какой-то глупой девчонки, неспособной совладать с собственным сердцем. И она направилась к маленькому домику, который был приписан принцессе Элинор. Сделав несколько шагов, Барбара остановилась. Ей сейчас необходимо побыть одной, а в этом доме придется поддерживать ленивую болтовню дам. Это было выше ее сил! Барбара резко повернулась и пошла к кухонному сараю, чтобы взять несколько яблок.
Яблоки были коричневые и сморщенные, но Фриволь не станет возражать. Чувствуя себя уже лучше, Барбара направилась к конюшне. Она заглянула внутрь и увидела только огромный табун боевых коней в тусклом свете. С другой стороны, между конюшней и внешней стеной, содержались животные поменьше, верховые лошади и небольшие кобылы. Барбара тоненько свистнула, привлекая внимание лошадей; некоторые пошли к воротам. Двоих оттолкнули в сторону, одну больно укусили, но Фриволь оказалась впереди всех.
— Тс-с… — погрозила ей пальцем Барбара. — Тебе полагается быть веселой и пугливой, но не сварливой.
Фриволь так храпела, что яблоко чуть не улетело с руки, и Барбара засмеялась. Она прекрасно знала, что этот храп не являлся ответом на ее слова, но он был так похож на высокомерный ответ Альфреда, что у нее стало легче на душе. Она продолжала беседовать с кобылой, которая часто кивала головой, — и это было забавно — в подходящий момент, словно отвечая Барбаре. Через несколько минут из конюшни вышел грум и спросил, не может ли он чем-нибудь услужить мадам. Он посмотрел на нее удивленно, когда она сказала, что просто пришла навестить свою кобылу. Мужчины часто приходили осматривать своих коней, которые были очень ценными животными, но женщины больше интересовались седлом, и даже те из них, кто умел ездить верхом, обычно не могли отличить одно животное от другого. Однако по тому, как лошадь уткнулась в грудь леди, стало ясно, что она привыкла к ласкам этой женщины, поэтому он пожал плечами и ушел.
Барбара дала Фриволь второе яблоко, поглаживая ее морду и похлопывая по шее. Случайно ее щека коснулась головы лошади. Обвив ее шею одной рукой, девушка вздохнула. Если бы она вышла замуж и имела свой собственный дом, то смогла бы завести более подходящее животное — собаку или кошку, единственным предназначением которых было бы любить свою госпожу. При дворе это вызвало бы только бесконечные неприятности. К тому же кому поручить заботиться о животном, когда она будет занята? Бедное создание, любящее и любимое в то время, когда она с ним, и одинокое, забытое и заброшенное во время ее отсутствия, могло сойти с ума.
В тени конюшни было прохладно, и Барбара не спешила уходить. Она прислонилась к изгороди, полная неясных мыслей о более устроенной жизни. Но нужна ли ей семейная идиллия? Хотя про себя она часто сетовала на неудобства службы при дворе, но все-таки по-настоящему наслаждалась захватывающей придворной жизнью. Ее страшила участь жены дяди Хью — леди Джоанны, она не понимала, как это можно: удалиться от света и заниматься детьми, сыроварней, кладовой, ткачеством и вышиванием, короче, жить обыденной женской жизнью. Как убежище от интриг поместье Кирби Мурсайд было небесами обетованными, а как место постоянного проживания могло показаться преисподней.
— Я знал, что найду тебя здесь.
Барбара так испугалась, что попыталась выпрямиться и обернуться одновременно. Сочетание ее внезапного движения и напряженного от волнения голоса Альфреда заставили Фриволь настороженно вскинуть голову. Рука Барбары соскользнула с шеи кобылы, и девушка ударилась локтем о перекладину ворот. В то же время, резко повернув голову, чтобы взглянуть на Альфреда, она своими волосами задела рот Фриволь. Никогда не отказываясь попробовать то, что предлагают, лошадь схватила ленту Барбары и потянула ее. И лента, и сетка, удерживающие волосы, слетели с головы, когда Фриволь попятилась; темно-каштановая грива Барбары в беспорядке разметалась по спине и лицу.
— Вот чума! — закричала Барбара, отскакивая и выхватывая у Фриволь ее трофеи.
К несчастью, волосы закрывали глаза, и рука, пройдя мимо цели, хлопнула Фриволь по шее, испугав ее. Кобыла повернулась и бросилась прочь. Барбара попыталась ухватиться за перекладину, и если бы Альфред быстрым движением не схватил ее, то финал мог бы оказаться плачевным. Альфред поставил Барбару на ноги, но руку с ее талии не убрал. Барбара была близка к обмороку, от испуга у нее перехватило дыхание.
— Так кто чума — я или эта лошадь? — поинтересовался он.
— Фриволь! Моя сетка!.. — отчаянно закричала Барбара, не обращая внимания на шутливый вопрос, так как кобыла, мотнув головой, бросила сетку, блеснувшую в воздухе бисером, прямо в затоптанную пыль двора. Смеясь, Альфред отодвинул Барбару в сторону и легко перепрыгнул через ограждение конюшни. Лошадь рысью помчалась прочь, а он подобрал сетку и отряхнул ее.
— Раз ты не считаешь меня чумой, я спас твою сетку. Хочешь спасу еще и ленту? — спросил он. Барбаре было вовсе не смешно.
— Нет, лента мне не нужна. Эта глупая лошадь всю ее изжевала.
Она отбросила назад волосы и потянулась за сеткой, но Альфред отвел руку девушки в сторону. Он не отпускал ее ладонь, и Барбара почувствовала, что его рука, сухая и горячая, чуть дрогнула, когда невольно скользнула от ее запястья к пальцам.
— Нет, я не отдам ее тебе, а то ты снова убежишь. Я хочу задать тебе несколько вопросов.
— Убегу! Почему я убегу? — воскликнула Барбара, собрав все свое негодование. Она настойчиво протянула другую руку. — Отдай мне сетку! И не веди себя как капризное дитя. Это неприлично в твоем возрасте.
Он покачал головой, но больше не смеялся.
— Это правда, что ты приехала узнать подробности о вторжении, с помощью которого королева Элинор надеется освободить своего мужа? Она сказала, что не позволит тебе вернуться в Англию, так как боится, что ты уже узнала слишком много и передашь эти сведения Лестеру.
— Уверяю тебя, я не приложила ни малейших усилий, чтобы выяснить то, чего мне знать не следует, — сердито проворчала Барбара. — Отдай мне сетку.
— Я не обвиняю тебя в том, что ты шпионишь умышленно, — возразил он. — Но…
— Никто вокруг не шпионит умышленно, — огрызнулась Барбара. — Каждый рот, включая королеву Элинор, извергает непрерывный поток секретов, но, уверяю тебя, друзья Лестера устроились куда лучше, чем я, чтобы отправлять ему все важные новости.
Альфред вздохнул.
— Я вовсе не хотел рассердить тебя. Ты должна понимать, что я не могу не быть заодно с моей тетушкой, так же, как ты — не быть преданной своему отцу. Я только пытаюсь разобраться, не может ли твоя помощь отцу причинить какой-либо вред Элинор и Генриху. Но я не перенесу твоего несчастья… Барби. Если ты страстно желаешь вернуться в Англию, я попытаюсь устроить это с помощью Маргариты и Людовика.
Рука Альфреда, удерживающая ее ладонь, непроизвольно легла ему на грудь, и Барбара кончиками пальцев почувствовала, как гулко стучит его сердце. Ей было приятно ощущать тепло его тела, но она была смущена этой неожиданной близостью и, раздражаясь своей беспомощностью, резко выпалила:
— Мне приятно узнать, что ты жаждешь избавиться от меня. Это мысль королевы Элинор — выслать меня из Булони прежде, чем я узнаю о чем-то, для меня нежелательном? Или у тебя на это есть и свои причины? К несчастью твоему и тетушки-королевы, ваши соображения на мой счет не имеют никакого значения. Я должна оставаться во Франции какое-то время, хочет того королева или нет. Отдай мне сетку, я уйду и обещаю избегать твоего общества…
— Словно чумы? — Альфред засмеялся и спрятал сетку за спину.
Барбара видела, что напряжение исчезло, но не могла догадаться почему. Потому что она остается в Булони? Она попыталась рассеять эту надежду и убедить себя, что это произошло из-за ее обещания Альфреду избегать его.
— Сэр Альфред… — начала она холодно.
— Скажи мне, почему ты приехала и почему должна остаться? — прошептал он, перехватывая ее руку чуть выше локтя и подвигая Барбару ближе.
Барбара глядела на него широко открытыми глазами. Она не могла понять, чего ей больше хочется: вспылить или расплакаться. Одно она понимала точно: уходить или даже освободить свою руку из его объятия ей не хотелось вовсе. Его игривое поведение и облегчение, которое он испытал, когда она сказала, что собирается остаться во Франции, заставили ее почувствовать, что она интересует его, несмотря на судорожные усилия напомнить себе, что он никогда не желал ее. И теперь в его позе, в его низком глубоком голосе, нежно ласкавшем ее, было нечто такое, что будило в ней неясные желания и отзывалось сладостной музыкой во всем теле. Но эти слова! Слова были только о политике! Королева Элинор, вероятно, совсем сошла с ума от подозрительности, если подослала его обольстить ее, чтобы узнать правду, которую уже слышала.
— Ты узнаешь причину, по которой я остаюсь. — Ей хотелось произнести это холодно и сердито, но голос предательски задрожал. Она пришла в ярость оттого, что он играл такую низкую роль по требованию его тети, а она так бурно откликнулась, что едва не бросилась к нему на шею. Гнев заставил ее холодно признаться: — Причина в том, что я не могу вернуться, так как Гай де Монфорт, третий сын Лестера, хочет, чтобы я стала его любовницей. Я дам ему несколько месяцев, чтобы он смог найти более лакомый и желанный кусочек.
Альфред уставился на нее; его рот открылся, закрылся, снова открылся и издал резкий звук. Затем его лицо потемнело, и он отвернулся.
— Есть человек, который защитит тебя? — спросил он строго.
— Отдай мою сетку, — повторила Барбара, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться от бешенства.
— Твой муж боится оскорбить сына Лестера? — Он словно не слышал ее. — Или…
— Муж! — воскликнула Барбара. — Ты тоже выжил из ума и забыл все на свете? Мой муж умер семь лет назад! Ты хочешь, чтобы он поднялся из могилы и защитил меня от Гая де Монфорта, когда он уехал ко двору прямо с венчания?
— Умер семь лет назад? — повторил Альфред. — Ты хочешь сказать, что не вышла замуж вторично?
— Что с тобой?
— Барби! — воскликнул он. — Тебе ничего и никого не надо бояться! Я защищу тебя. Я…
— Большое спасибо, — перебила она ледяным тоном, — но я была незаконным ребенком и видела, как портились отношения отца и матери. Я испытываю отвращение к тому, чтобы принять защиту любого мужчины, не будучи связанной с ним брачными узами!
Альфред открыл рот, но, кажется, был не в состоянии говорить, слова будто застряли у него в горле. Барбара испытала горькое удовлетворение. Этот распутник привык к тому, что глупые женщины с радостью хватаются за его предложение, надеясь соблазнить и выйти за него замуж. Ее мать тоже надеялась на замужество и почти достигла того, чего хотела, но только почти. Но в отношении женщин ее отец был просто святым в сравнении с Альфредом.
— Барби…
— Нет! — отрезала она. — Почему я должна предпочесть стать твоей любовницей, а не любовницей Гая?
— Нет, нет. Я люблю тебя…
— Я уверена, что, когда мои родители встретились, они тоже любили друг друга. — Барбара строго посмотрела на Альфреда, хотя на самом деле предостерегала себя. — Кроме того, если бы я не скрыла от отца истинные помыслы Гая — а сделала я это лишь из любви к отцу, — он бы защитил меня. И если ты думаешь, что слово «любовь» делает связь более или менее…
— Можешь ты, наконец, успокоиться?! — рявкнул Альфред. — Мое предложение защиты не имеет ничего общего с грязными помыслами Гая. Я — твой рыцарь, а ты — моя леди. Ты имеешь право на мою защиту хотя бы потому, что я выполнил твое желание на том турнире много лет назад. Но если ты чувствуешь, что мой вызов сыну Лестера может каким-то образом причинить тебе вред, тогда я предлагаю стать твоим мужем, а не любовником… — Он внезапно запнулся и протянул ей сетку для волос, очень мягко продолжив: — Если ты этого хочешь. Я люблю тебя очень давно, Барби. Ты хочешь быть моей женой?
— Конечно. — Она выхватила сетку у него из рук и ускользнула прочь. Обернувшись через плечо, Барбара весело крикнула: — Разве не я страстно влюблена в тебя с тринадцати лет? Наверное, одиннадцать лет постоянства должны как-то вознаграждаться? Если тебе удастся получить одобрение короля Людовика, я буду счастлива стать твоей женой!
3.
«Маленький чертенок считает, что я шучу, — подумал Альфред. — Если я попрошу ее у Людовика, это защитит ее права». Он раздраженно потер шею, поправил шапочку и направился к воротам конюшни, чтобы приказать груму привести его лошадь.
Альфред не поехал в дом Хью Бигода, а отправился за город, где вскоре нашел луг, редкая трава которого могла едва прокормить нескольких овец, пасшихся невдалеке. Альфред спешился, расседлал лошадь и сел в тени каменистого обрыва.
Была ли доля правды в ее словах о том, что она любит его с тринадцати лет? Она знала, что Норфолк выбрал Альфреда ей в покровители, и вообразила, что влюблена в него. Но она, кажется, очень легко перенесла его объяснение, почему он был бы для нее неподходящим мужем. Действительно ли так все обстояло на самом деле или она была слишком горда и не показала, что почувствовала: он просто не желает ее?
Альфред тихо засмеялся. Каким же близоруким глупцом он тогда оказался, если не разглядел в худенькой девочке черты нынешней статной красавицы. Ну и что, если она и не похожа на тех дам, прелести которых так любят воспевать менестрели: робких, беззащитных, покорных воле судьбы? Но что может подарить мужчине слабая женщина, которая падает в обморок от дуновения ветра? Сладость обладания? Но это — минутное удовольствие. А все остальное время придется терпеть невыносимую скуку. Да, но ведь раньше он искал именно таких и ради короткого удовольствия близости потом часами изнывал от скуки. Барбара была другой. Ее душа и светлый ум, который любил интригу так же, как и его собственный, настолько естественно сочетались с ее своеобразными чертами лица, что это приводило его в восторг. Когда ее брови поднимались и превращались в два маленьких острых уголка, его ноги становились ватными и он испытывал почти болезненное желание ощутить ее рядом, прижимающейся к его телу.
— Глупец, — пробормотал он вслух и беспокойно пошевелился: его тело, подвластное призыву густых, блестящих бровей Барбары, немедленно откликнулось; нет, он даже не мог себе представить, что бы он почувствовал, если бы провел по ним губами, а затем спустился вниз, вдоль носа, к ее широкому рту, каждое движение которого отзывалось где-то внутри его теплой волной желания.
Вздохнув, Альфред неожиданно почувствовал злость на самого себя из-за того, что позволил воображению разыграться и взять верх над здравым смыслом. Такого с ним никогда не случалось, когда речь шла о других женщинах. В течение многих лет ему было одинаково легко прогнать прочь или вызвать вновь перед своим мысленным взором очередную временную возлюбленную или любую другую женщину. Альфреду вдруг пришло в голову, что чувство, которое скрывала от него Барбара, имело отношение скорее не к любви, а к ненависти. Эта мысль охладила его разгоряченный мозг, снова возвратив его к реальности.
Он спросил себя, не сыграло ли с ним злую шутку его самолюбие, но, подумав, решил, что это так. Барбара никогда не выказывала ему презрения или раздражения, а в этом Альфред хорошо разбирался, поскольку ему, к сожалению, приходилось бывать в подобных ситуациях. Именно к нему она обратилась за помощью, когда ее собрались выдать замуж за Пьера де Буа. Она была в отчаянии, когда ее отец согласился на этот брак, и угрожала чем угодно, лишь бы избежать свадьбы. Но когда Альфред разъяснил ей преимущества брака с богатым человеком, который к тому же еще на два года обещал оставить ее на попечении королевы Маргариты, она успокоилась и проявила благоразумие, приняв обещание Альфреда защитить ее от мужа, если он не понравится ей, когда ойи наконец встретятся.
«Не возненавидела ли она меня позже?» — подумал Альфред. Доказательство этого он видел в том, что она сама отказалась от того, чтобы Альфред выполнил свое обещание. В то время Барбара уже не нуждалась в защите: многие мужчины готовы были убить для нее де Буа. Возможно, Альфред и сам сделал бы это, несмотря на то, что знал и любил Пьера, но она не просила его об этом; единственное, что он согласился сделать, — сопровождать ее в Днглию к отцу, если бы она нашла своего мужа неприятным. Слава богу, к этому вопросу не пришлось возвращаться — Пьер умер от лихорадки по дороге в Париж.
Следовало ли ему присоединиться к сонму мужчин, которые бросились к Людовику, предлагая себя или своих сыновей в мужья Барбаре, как только весть о смерти Пьера достигла двора? Нет, он не совершил такой ошибки. Он был уверен в этом, потому что снова именно к нему обратилась Барбара с просьбой о помощи, напомнив, что отец предлагал ей приехать, когда она будет нуждаться в совете. Барбара держалась холодно, когда спросила, не может ли Альфред придумать способ спасти ее от «вампиров», которые жаждут преуспеть за счет наследства, доставшегося ей после смерти де Буа. Но Барби всегда вела себя довольно сдержанно, к тем же, кто преследовал ее, она относилась поистине с ледяным хладнокровием. Свое поддразнивание, смех и остроумные намеки на придворные интриги, на то, как манипулируют некоторыми людьми, она приберегала для друзей, все равно — мужчин или женщин.
«Должйо быть, я сделал ошибку, не последовав за ней в Англию», — решил Альфред. Она, кажется, откликнулась на его попытку сблизиться, когда он вернулся ко двору спустя почти год после смерти Пьера. Но когда он попытался выяснить, что значит эта теплота в отношении к нему, она посмотрела на него благосклонно и сообщила, что отбывает домой в Англию вместе с отцом. Альфред обиделся и рассердился, посчитав себя отвергнутым, и кинулся бороться со своей хандрой на турнирах. К тому времени, когда он стал задумываться, не был ли он скорее обижен ее простодушием, нежели отвергнут, она уже уехала.
Тогда Альфред пришел к выводу, что нет смысла представляться Норфолку поклонником его дочери. Он не мог считаться достойной партией для Барбары: она оставалась единственной дочерью Норфолка, а общеизвестная любовь к ней отца заставляла оценивать ее шансы на получение наследства очень высоко. Конечно, графу Норфолку не было нужды соглашаться на такой неравный брак для дочери. Будь у Альфреда время попросить Барбару уговорить отца принять его, Норфолк, возможно, отнесся бы к нему благосклонно. Или, наоборот, удалил бы ее подальше от Альфреда, так как, возможно, у него был предусмотрен более выгодный брак, чем с фактически безземельным младшим сыном Эксов. Однако Барбара не вышла замуж, и это объяснялось только ее желанием.
Альфред в задумчивости прикусил нижнюю губу. Могла ли она совсем не знать мужчин? Когда-то он надоумил ее заявить королю Людовику, что она хотела бы, намереваясь в будущем посвятить себя Господу, оставаться девственницей. Самой Барби такой выход почему-то не приходил в голову. Кроме того, если бы она действительно пожелала принять постриг, единственное, что от нее требовалось, — это сообщить о своем намерении королю. Он сделал бы все, что в его власти, чтобы ее желание исполнилось. Нет, Барбара не хотела попасть в монастырь: Но это вовсе не означает, что она была склонна к замужеству.
Будет ли он прав, если попробует уговорить Барбару выйти за него замуж, если она счастлива, живя под покровительством отца? Господи, о чем он думает? К чему будоражить себя сомнениями? Ему все равно! Она разожгла огонь в его крови, и он сделает ее счастливой. По крайней мере, он должен попытаться, и немедленно, пока никто при дворе не понял, что она до сих пор еще вдова.
После долгих колебаний Альфред пришел к тому же решению, которое недавно принял, не раздумывая вовсе. Однако это не приблизило его к достижению цели. У кого искать помощи и поддержки? Бесполезно просить ее у королевы Маргариты или королевы Элинор. Обе тетушки сочли бы Барбару неподходящей партией: они считали, что ему следует взять в жены богатую наследницу. Не мог он прямо обратиться и к Людовику. Этот добрый человек не станет заставлять Барбару выходить замуж против ее воли до тех пор, пока из этого брака нельзя будет извлечь какое-либо великое благо для всех. Поэтому король отнесется к предложению Альфреда с подозрением и захочет все как следует обдумать, чтобы иметь собственное представление о политической ситуации, а не руководствоваться предвзятой оценкой королевы Элинор. Сэр Хью Бигод и Джон Харли могли бы помочь ему в этом. Королева Элинор, возможно, поддержала бы его намерение жениться на Барбаре, если бы он сказал, что таким образом он сможет присматривать за нею и ее отцом.
Нет, так поступать не следовало. До Барби могли дойти слухи, которые только рассердили бы ее и вызвали презрение к нему. Если он сумеет убедить Барби, что действительно любит ее и серьезно относится к ее согласию выйти за него замуж, она сдержит свое слово и станет его женой. Она может рассердиться на то, что приходится держать обещание, данное в шутку, но не настолько, как в том случае, если он попытается сломить ее волю, действуя через других.
* * *
Барбара мчалась от Альфреда, не замечая ничего вокруг. Она молнией пролетела через двор и большой зал Дома принцессы Элинор Кастильской. Ее несли крылья надежды и страха, что надежде не суждено сбыться. Барби не сделала и пяти шагов по комнате, как встревоженный, а потому более резкий, чем обычно, голос служанки остановил ее.
— Миледи, что случилось?
Скорость, с которой Клотильда покинула группу сплетничающих служанок, которые собрались недалеко от входа в спальню для придворных дам, и испуг в ее голосе привели Барбару в чувство. Она громко расхохоталась и рассказала, что сделала Фриволь. Клотильда, знавшая, какой ущерб одежде Барбары наносит ее любовь к животным, раскудахталась и тут же принялась приводить в порядок свою госпожу, позволив Барбаре мысленно перенестись к предмету, столь занимавшему ее.
Она больше, чем Альфред, была потрясена своим ответом на его предложение. Когда Барбара открыла рот, то собиралась беззаботно, отшутиться, сравнив два легкомысленных создания, выхвативших ее сетку. От ее намерения остался только шутливый тон, но слова… Она приняла его предложение. Предложение, которое она вынудила его сделать, пристыдив.
Альфред не поехал в дом Хью Бигода, а отправился за город, где вскоре нашел луг, редкая трава которого могла едва прокормить нескольких овец, пасшихся невдалеке. Альфред спешился, расседлал лошадь и сел в тени каменистого обрыва.
Была ли доля правды в ее словах о том, что она любит его с тринадцати лет? Она знала, что Норфолк выбрал Альфреда ей в покровители, и вообразила, что влюблена в него. Но она, кажется, очень легко перенесла его объяснение, почему он был бы для нее неподходящим мужем. Действительно ли так все обстояло на самом деле или она была слишком горда и не показала, что почувствовала: он просто не желает ее?
Альфред тихо засмеялся. Каким же близоруким глупцом он тогда оказался, если не разглядел в худенькой девочке черты нынешней статной красавицы. Ну и что, если она и не похожа на тех дам, прелести которых так любят воспевать менестрели: робких, беззащитных, покорных воле судьбы? Но что может подарить мужчине слабая женщина, которая падает в обморок от дуновения ветра? Сладость обладания? Но это — минутное удовольствие. А все остальное время придется терпеть невыносимую скуку. Да, но ведь раньше он искал именно таких и ради короткого удовольствия близости потом часами изнывал от скуки. Барбара была другой. Ее душа и светлый ум, который любил интригу так же, как и его собственный, настолько естественно сочетались с ее своеобразными чертами лица, что это приводило его в восторг. Когда ее брови поднимались и превращались в два маленьких острых уголка, его ноги становились ватными и он испытывал почти болезненное желание ощутить ее рядом, прижимающейся к его телу.
— Глупец, — пробормотал он вслух и беспокойно пошевелился: его тело, подвластное призыву густых, блестящих бровей Барбары, немедленно откликнулось; нет, он даже не мог себе представить, что бы он почувствовал, если бы провел по ним губами, а затем спустился вниз, вдоль носа, к ее широкому рту, каждое движение которого отзывалось где-то внутри его теплой волной желания.
Вздохнув, Альфред неожиданно почувствовал злость на самого себя из-за того, что позволил воображению разыграться и взять верх над здравым смыслом. Такого с ним никогда не случалось, когда речь шла о других женщинах. В течение многих лет ему было одинаково легко прогнать прочь или вызвать вновь перед своим мысленным взором очередную временную возлюбленную или любую другую женщину. Альфреду вдруг пришло в голову, что чувство, которое скрывала от него Барбара, имело отношение скорее не к любви, а к ненависти. Эта мысль охладила его разгоряченный мозг, снова возвратив его к реальности.
Он спросил себя, не сыграло ли с ним злую шутку его самолюбие, но, подумав, решил, что это так. Барбара никогда не выказывала ему презрения или раздражения, а в этом Альфред хорошо разбирался, поскольку ему, к сожалению, приходилось бывать в подобных ситуациях. Именно к нему она обратилась за помощью, когда ее собрались выдать замуж за Пьера де Буа. Она была в отчаянии, когда ее отец согласился на этот брак, и угрожала чем угодно, лишь бы избежать свадьбы. Но когда Альфред разъяснил ей преимущества брака с богатым человеком, который к тому же еще на два года обещал оставить ее на попечении королевы Маргариты, она успокоилась и проявила благоразумие, приняв обещание Альфреда защитить ее от мужа, если он не понравится ей, когда ойи наконец встретятся.
«Не возненавидела ли она меня позже?» — подумал Альфред. Доказательство этого он видел в том, что она сама отказалась от того, чтобы Альфред выполнил свое обещание. В то время Барбара уже не нуждалась в защите: многие мужчины готовы были убить для нее де Буа. Возможно, Альфред и сам сделал бы это, несмотря на то, что знал и любил Пьера, но она не просила его об этом; единственное, что он согласился сделать, — сопровождать ее в Днглию к отцу, если бы она нашла своего мужа неприятным. Слава богу, к этому вопросу не пришлось возвращаться — Пьер умер от лихорадки по дороге в Париж.
Следовало ли ему присоединиться к сонму мужчин, которые бросились к Людовику, предлагая себя или своих сыновей в мужья Барбаре, как только весть о смерти Пьера достигла двора? Нет, он не совершил такой ошибки. Он был уверен в этом, потому что снова именно к нему обратилась Барбара с просьбой о помощи, напомнив, что отец предлагал ей приехать, когда она будет нуждаться в совете. Барбара держалась холодно, когда спросила, не может ли Альфред придумать способ спасти ее от «вампиров», которые жаждут преуспеть за счет наследства, доставшегося ей после смерти де Буа. Но Барби всегда вела себя довольно сдержанно, к тем же, кто преследовал ее, она относилась поистине с ледяным хладнокровием. Свое поддразнивание, смех и остроумные намеки на придворные интриги, на то, как манипулируют некоторыми людьми, она приберегала для друзей, все равно — мужчин или женщин.
«Должйо быть, я сделал ошибку, не последовав за ней в Англию», — решил Альфред. Она, кажется, откликнулась на его попытку сблизиться, когда он вернулся ко двору спустя почти год после смерти Пьера. Но когда он попытался выяснить, что значит эта теплота в отношении к нему, она посмотрела на него благосклонно и сообщила, что отбывает домой в Англию вместе с отцом. Альфред обиделся и рассердился, посчитав себя отвергнутым, и кинулся бороться со своей хандрой на турнирах. К тому времени, когда он стал задумываться, не был ли он скорее обижен ее простодушием, нежели отвергнут, она уже уехала.
Тогда Альфред пришел к выводу, что нет смысла представляться Норфолку поклонником его дочери. Он не мог считаться достойной партией для Барбары: она оставалась единственной дочерью Норфолка, а общеизвестная любовь к ней отца заставляла оценивать ее шансы на получение наследства очень высоко. Конечно, графу Норфолку не было нужды соглашаться на такой неравный брак для дочери. Будь у Альфреда время попросить Барбару уговорить отца принять его, Норфолк, возможно, отнесся бы к нему благосклонно. Или, наоборот, удалил бы ее подальше от Альфреда, так как, возможно, у него был предусмотрен более выгодный брак, чем с фактически безземельным младшим сыном Эксов. Однако Барбара не вышла замуж, и это объяснялось только ее желанием.
Альфред в задумчивости прикусил нижнюю губу. Могла ли она совсем не знать мужчин? Когда-то он надоумил ее заявить королю Людовику, что она хотела бы, намереваясь в будущем посвятить себя Господу, оставаться девственницей. Самой Барби такой выход почему-то не приходил в голову. Кроме того, если бы она действительно пожелала принять постриг, единственное, что от нее требовалось, — это сообщить о своем намерении королю. Он сделал бы все, что в его власти, чтобы ее желание исполнилось. Нет, Барбара не хотела попасть в монастырь: Но это вовсе не означает, что она была склонна к замужеству.
Будет ли он прав, если попробует уговорить Барбару выйти за него замуж, если она счастлива, живя под покровительством отца? Господи, о чем он думает? К чему будоражить себя сомнениями? Ему все равно! Она разожгла огонь в его крови, и он сделает ее счастливой. По крайней мере, он должен попытаться, и немедленно, пока никто при дворе не понял, что она до сих пор еще вдова.
После долгих колебаний Альфред пришел к тому же решению, которое недавно принял, не раздумывая вовсе. Однако это не приблизило его к достижению цели. У кого искать помощи и поддержки? Бесполезно просить ее у королевы Маргариты или королевы Элинор. Обе тетушки сочли бы Барбару неподходящей партией: они считали, что ему следует взять в жены богатую наследницу. Не мог он прямо обратиться и к Людовику. Этот добрый человек не станет заставлять Барбару выходить замуж против ее воли до тех пор, пока из этого брака нельзя будет извлечь какое-либо великое благо для всех. Поэтому король отнесется к предложению Альфреда с подозрением и захочет все как следует обдумать, чтобы иметь собственное представление о политической ситуации, а не руководствоваться предвзятой оценкой королевы Элинор. Сэр Хью Бигод и Джон Харли могли бы помочь ему в этом. Королева Элинор, возможно, поддержала бы его намерение жениться на Барбаре, если бы он сказал, что таким образом он сможет присматривать за нею и ее отцом.
Нет, так поступать не следовало. До Барби могли дойти слухи, которые только рассердили бы ее и вызвали презрение к нему. Если он сумеет убедить Барби, что действительно любит ее и серьезно относится к ее согласию выйти за него замуж, она сдержит свое слово и станет его женой. Она может рассердиться на то, что приходится держать обещание, данное в шутку, но не настолько, как в том случае, если он попытается сломить ее волю, действуя через других.
* * *
Барбара мчалась от Альфреда, не замечая ничего вокруг. Она молнией пролетела через двор и большой зал Дома принцессы Элинор Кастильской. Ее несли крылья надежды и страха, что надежде не суждено сбыться. Барби не сделала и пяти шагов по комнате, как встревоженный, а потому более резкий, чем обычно, голос служанки остановил ее.
— Миледи, что случилось?
Скорость, с которой Клотильда покинула группу сплетничающих служанок, которые собрались недалеко от входа в спальню для придворных дам, и испуг в ее голосе привели Барбару в чувство. Она громко расхохоталась и рассказала, что сделала Фриволь. Клотильда, знавшая, какой ущерб одежде Барбары наносит ее любовь к животным, раскудахталась и тут же принялась приводить в порядок свою госпожу, позволив Барбаре мысленно перенестись к предмету, столь занимавшему ее.
Она больше, чем Альфред, была потрясена своим ответом на его предложение. Когда Барбара открыла рот, то собиралась беззаботно, отшутиться, сравнив два легкомысленных создания, выхвативших ее сетку. От ее намерения остался только шутливый тон, но слова… Она приняла его предложение. Предложение, которое она вынудила его сделать, пристыдив.