Страница:
В конце концов любопытство перевесило застенчивость, и Сибель спросила:
– Вам было неудобно, милорд?
– Ничуть, – ответил Уолтер, усмехнувшись. – Ты мягче и приятней любого матраса, но я хочу жениться на женщине с совершенными формами. Я бы просто раздавил тебя, если бы находился сверху дольше необходимого. К тому же кровать наверняка стала мокрой на том месте, где ты лежишь.
Такой простой ответ. Сибель засмеялась.
– Вы удовлетворены? – спросила она дразнящим тоном.
– Нет, – ответил он, снова засмеявшись, – и я согрешил, излив свое семя на постель. Тем не менее, я не совершил греха вступлением в добрачную связь. Думаю, я удовлетворен, насколько это возможно, принимая во внимание, что я сдержал свое обещание не причинить вам вреда. И я получаю гораздо большее удовлетворение от предвкушения того, что меня ждет впереди.
Снова последовала короткая пауза. Сибель вспомнила, как в разгар своей страсти она поняла, что им чего-то недостает в совершении любовного акта. Следовательно, Уолтер, несомненно, получил гораздо меньшее удовлетворение, чем она, поскольку он уже знал, что такое настоящее, полное удовольствие. Сибель почувствовала волну ревности, которую тотчас же подавила, напомнив себе, что прошлые дела Уолтера не касались ее. Вместо этого она сосредоточилась на том факте, что вовсе ничего не лишилась, получив такое сладострастное наслаждение. Она не только облегчила потребность своего мужчины, но, судя по его лестному, если не довольному, замечанию, еще более разожгла его аппетит. Она увидела, что он тихо улыбается.
– А ты удовлетворена? – спросил он, поддразнивая ее в свою очередь. – Получила ты то, зачем пришла?
– Но мы не закончили наш разговор о сэре Гериберте... – начала было Сибель и покраснела.
Действительно ли она пришла поговорить о сэре Гериберте? Или ее привело беспокойство, что, если его потребность в женщине станет непреодолимой, он может раскаяться, что с такой поспешностью отказался от услуг служанки?
– Я не знала, что вы будете... – очень тихо добавила она.
Уолтер крепко обнял ее рукой.
– Любовь моя, я только дразнил вас, – прошептал он. – Я знаю, что вы невинны. Если кто и виноват в случившемся, то это я, но не думаю, что большая часть вины лежит на мне. Разве мужчина не имеет права желать свою будущую жену? Возможно, мне следует винить короля, ибо, если бы не его упрямство, мы бы поженились немедленно.
– Я не против того, чтобы вы сваливали всю вину на короля, – уверила его Сибель, но упоминание о Генрихе снова вернуло ее к мыслям о притворном рвении Гериберта принять участие в бунте. – Почему сэр Гериберт привел с собой так много людей? – спросила она. – Я ведь сама писала ему за вас письмо и знаю, что в нем не было ни малейшего намека на то, что вы призываете его на войну.
– Меня постоянно беспокоят всяческие мысли на этот счет, и все они говорят не в пользу Гериберта, – несколько мрачно ответил Уолтер. – И все же я не уверен. Вполне возможно, что Гериберт настроен против короля по каким-то личным мотивам. Если это так, то, посеяв в Ричарде недоверие к нему, мы можем лишиться полезного сторонника.
– Тогда почему он не прибыл по собственной воле, коль знал, что вы являетесь человеком Пемброка? – резко спросила Сибель. Тут она чуть было не прикусила язык. Ведь она сама стремилась укрепить сомнения Уолтера, чтобы он, безопасности ради, остался в Клиро. Она не собиралась спорить с ним.
– Эта мысль тоже приходила мне в голову, – ответил Уолтер, – но и здесь могут быть свои причины. Мы очень давно не говорили друг с другом. Я готов поспорить с вами, что мне следует узнать его получше.
Уолтер говорил и невольно гладил руку Сибель. Неторопливый разговор, касавшийся в целом его интересов и благополучия, приятная, удовлетворенная томность его тела – все это таило в себе безграничную радость. Конечно, он не получил максимального удовольствия, когда они занимались любовью, но это лишь придало особую изюминку предвкушению полного осуществления желаемого со временем. В данный момент, несмотря на шутливый тон по отношению к Сибель, Уолтер был доволен. Он знал, что стоит ему намекнуть, и она придет к нему снова, и он даже не представлял, как это понимание укрепляет его решительный настрой узнать сера Гериберта получше.
К тому времени, когда Сибель оставила его опочивальню и вернулась в свою комнату, они пришли к единому мнению, что Уолтер напишет Ричарду и подождет, по крайней мере, несколько дней, если только Ричард не попросит его приехать немедленно.
Но прошло несколько дней, а следом за ними еще несколько. Ричард не вызывал его; он, конечно, написал, что они пока бездействовали и лишь ждали, какой шаг предпримет Джон Монмутский; написал, что сам намерен покинуть замок на недельку-другую, чтобы собрать людей с южного побережья; Уолтеру же он посоветовал проводить свое время в обществе сэра Гериберта.
Но не происходило ничего такого, что могло бы рассеять сомнения Уолтера. По сути дела, сэр Гериберт вел себя как образцовый вассал. Он сам предложил отослать людей назад в Рыцарскую Башню, поскольку Уолтеру не требовался отряд для войны. Он оставил лишь десять человек, которых вполне могло хватить для гарантии безопасного путешествия в такие неопределенные времена, но которые, безусловно, не могли представлять опасности для его нового сюзерена.
Уолтера терзало чувство вины и неуверенности, но, несмотря на любовь и нежелание покинуть Сибель даже на несколько дней, он все сильнее чувствовал потребность отыскать Ричарда и доложить ему обо всем. Однако он не был единственным несчастным обитателем замка. Сэр Гериберт был глубоко разочарован, когда ему не удалось подстрекнуть Уолтера приказать ему или хотя бы пригласить присоединиться к делу бунта. Он предполагал, что Уолтер согласился оставить Пемброка ради красивой, богатой жены. Таким образом, самая простая тропа к предательству была закрыта. Ему оставалось либо придумать другой способ, чтобы избавиться от своего сюзерена, либо смириться с тем фактом, что все дороги к власти и богатству были закрыты. Он навсегда останется обычным кастеляном скромного замка.
К тому времени, когда Гериберт отошел ко сну после третьего дня своего пребывания в Клиро, он не сомневался даже в том, что не сохранит свое место кастеляна и, убравшись вон, будет вынужден, подобно нищему, продать свой меч или стать бунтовщиком. Гериберт чувствовал неприязнь Уолтера и сдержанность сэра Роланда. Не оставалось сомнений, что его самые упорные усилия не обманули Уолтера, что внешне любезное поведение сюзерена имело своей целью лишь убаюкать его подозрения, чтобы Уолтер, поднабравшись сил, мог отвоевать у него Рыцарскую Башню с помощью оружия. Нет, оружие тут ни при чем, убеждал себя Гериберт. Если бы Уолтер намеревался применить силу, не было бы необходимости вызывать его в Клиро. Но какую, в таком случае, цель преследовал этот вызов? Что он давал?
Долго искать ответа ему не пришлось. Этот вызов преследовал единственную цель – сэра Гериберта выманили из Рыцарской Башни, а он не оставил в замке никого, кто имел полномочия заместить его. Если бы Уолтер появился у Рыцарской Башни и потребовал открыть ворота, ему бы не отказали в этом. Оказавшись внутри, Уолтер мог легко купить верность воинов или даже прогнать их вон. Сэр Гериберт никогда не предпринимал особых попыток добиться верности своих людей – он не верил в верность. Он хорошо им платил, но Уолтер при поддержке богатого и влиятельного клана Роузлинда мог предложить больше.
Несмотря на теплую пуховую перину, на которой он лежал, и теплые одеяла сверху, Гериберт весь трясся от ужаса и страха. Поначалу он подумывал немедленно уехать, но тотчас же понял, что это ни к чему не приведет. Как только Уолтер поймет, что его тонкая хитрость не удалась, он употребит силу. Гериберт понимал, что Рыцарская Башня не устоит против армии, которую мог собрать Роузлинд. Эта дорожка привела бы лишь к его собственной смерти. Зачем ему все терять? Зачем ему умирать?
Затем страх унялся. Действительно, зачем ему умирать? Почему бы вместо него не умереть Уолтеру? Если бы Уолтер умер до свадьбы и не оставил наследника, снова открылась бы возможность для продвижения. Тогда все земли перешли бы по наследству к этому ребенку, графу Глостерскому, который являлся подопечным короля. Опять возникнет повод отправиться к королю, а Гериберт не сомневался, что ему удастся повлиять на Генриха.
Как только страхи Гериберта улеглись, он обрел способность ясно мыслить и составил план. Первым результатом этого плана явилось его предложение отослать людей назад в Рыцарскую Башню. Гериберт взвесил шансы быть убитым, если он уменьшит численность людей, и решил, что, имей Уолтер намерения уничтожить его, численность не сыграла бы большой роли. В конце концов, Уолтер всегда мог сообщить воинам Гериберта, что их хозяин заболел. И убийство не казалось правдоподобным в присутствии его будущей жены и кастеляна Клиро. Следовательно, можно было с безопасностью приказать людям покинуть Клиро. Но они поедут не в Рыцарскую Башню, по крайней мере, не так далеко.
Уолтер прибыл в Клиро с тридцатью воинами, включая десять человек Сибель, но некоторых из них он отослал из замка. Когда Уолтер покинет Клиро, можно будет устроить засаду. Вся страна находилась в неспокойном состоянии. Разве можно было с уверенностью сказать, кто напал на Уолтера? Дни шли, и Гериберт спрашивал себя, чего же ждет Уолтер, а затем понял, что тот выжидает, когда заживет его плечо. Он не хотел рисковать и входить в Рыцарскую Башню, будучи не в состоянии сражаться.
К двадцать третьему декабря Сибель решила, что кость Уолтера срослась. Она убрала повязку, но предупредила его, что еще некоторое время плечо следует беречь: можно поднимать что угодно, но не держать щит против удара. Уолтер сделал вид, будто согласен с ней, и... спустя час был уже в полном вооружении, вышагивая по внутреннему дворику замка, чтобы привыкнуть к весу доспехов. Затем приказал седлать его коня.
Сэр Гериберт не предложил Уолтеру проехаться вместе. Гериберт не был трусом, но понимал, что уступал Уолтеру в силе, а вызвать своих людей он не имел возможности. Более того, было бы трудно объяснить, что Уолтера убили в то время, как Гериберту удалось улизнуть. Нет, он будет придерживаться своего первоначального плана.
Поначалу Уолтер всецело наслаждался свободой здорового человека, но, когда он вернулся в замок на обед, его начали мучить угрызения совести. Если он не смог сложить мнение о сэре Гериберте за две с половиной недели, он не продвинется дальше и за два с половиной года, пока какой-нибудь инцидент не подвергнет испытанию преданность этого человека. Более того, его ключица зажила; самой естественной вещью было бы объяснить ситуацию Ричарду, но он не мог этого сделать в письме. Можно было упустить множество деталей. Уолтер понимал, что ему лично придется поехать и поговорить с Ричардом.
Итак, в полдень, подобрав подходящий момент, Уолтер прошептал:
– Сибель, приходите ко мне.
Несмотря на воспоминания о той ночи, когда она осмелилась прийти к нему по своей инициативе, он впервые обратился к ней с просьбой посетить его. Неоднократно, по нескольку раз на день эта просьба готова была соскользнуть с языка Уолтера, но он проглатывал ее, не в силах положиться на себя и из-за смутного чувства, что у него нет права подвергать Сибель такому непреодолимому искушению. Предлагая Сибель прийти этой ночью, он решил, что не станет играть с ней в любовь. Он приглашал ее не ради игры, а потому, что затруднялся найти предлог своему отъезду из Клиро, не отпуская при этом Гериберта, и надеялся, что сообразительность Сибель поможет ему что-нибудь придумать.
Однако, отвыкнув от физических упражнений, Уолтер устал от них гораздо больше, чем ожидал, поэтому он погрузился в сон и не просыпался до тех пор, пока не почувствовал прикосновение гибкого обнаженного тела Сибель. После этого, естественно, слишком поздно было принимать более благоразумные решения. Страсть пересилила осторожность, и Сибель только чудом сохранила свою девственность. Однако она не стала хвалить своего любовника за самообладание, а принялась жаловаться на то, что он вел себя слишком сдержанно, на что Уолтер, смеясь, пригрозил ей позором, который последовал бы в брачное утро при обнаружении чистых простыней. Это ничуть не насторожило Сибель, а лишь заставило ее рассказать Уолтеру историю о первой брачной ночи ее бабки и той услуге, которую предоставил для нее ее муж.
– А ты достаточно волосат, – промурлыкала Сибель, перебирая руками буйную растительность на его теле.
– Перестань, плутовка! – воскликнул Уолтер. – Ты заставляешь меня повторить все сначала, а завтра мне предстоит долгая поездка.
Руки Сибель замерли.
– Долгая поездка? Куда?
Когда Уолтер рассказал ей о необходимости переговорить с Ричардом, Сибель поняла, что не сможет отговорить его от этого. Затем ей в голову пришла мысль: если Уолтера и не удастся отговорить от поездки к Ричарду, Сибель может отправиться с ним сама. Возможно, ей удастся к тому же найти какой-нибудь благовидный предлог для того, чтобы он отвез ее в Англию, как только обсудит проблему Рыцарской Башни и придет к какому-нибудь решению.
– Вы хотите, чтобы я провела Рождество одна? – спросила она. – А нельзя ли мне поехать с вами и отпраздновать праздник с Саймоном и Рианнон?
Поскольку Сибель не задвинула прикроватный занавес до конца, она видела, что Уолтера будто громом поразило.
– Рождество! – повторил он, и выражение ошеломления на его лице уступило место мрачному пониманию.
– Что случилось? – воскликнула Сибель.
– Двенадцать дней! – закричал Уолтер. – У меня нет для вас даже одного подходящего подарка, не говоря уже о двенадцати.
– Любимый, – рассмеялась Сибель, – вы только что одной своей любовью подарили мне двенадцать подарков, и все они очень дороги и подходят мне, – успокоила она его. А затем более мрачно добавила: – В это тяжелое военное время такие незначительные радости, как подношения даров, следует откладывать на потом. У меня тоже нет для вас ничего, кроме вышитого воротника для домашнего платья, которое еще не готово. По случаю торжества мы просто обменяемся поцелуями.
Уолтер поднял брови.
– Я полагаю, вы хотите, чтобы эти поцелуи дарились от всей души? В таком случае к Двенадцатому дню мы окажемся в бедственном положении – двенадцать щедрых поцелуев дело не шуточное... – голос его затих, как только ум осадила новая вереница мыслей. – Что ж, я возьму вас с собой, – быстро сказал он. – Сэру Гериберту я предоставлю отличное оправдание. Я сообщу ему, что мы с вами должны провести эти двенадцать дней с вашим дядей и его супругой. Мы можем сказать, что уже давно условились об этом, а поскольку Саймон является вассалом Ллевелина, это послужит отличным предлогом для того, чтобы сэр Гериберт не сопровождал нас. Это вполне приемлемый вариант. – Он остановился и продолжил более медленно: – Не знаю, почему, Сибель, но я до сих пор не доверяю ему... и все же...
– Я понимаю вас, – ответила она. – Я не хотела подталкивать вас к какому-либо решению, поэтому не говорила раньше, что мы с сэром Роландом чувствуем то же самое. Сэр Роланд говорит, что люди Гериберта ведут себя не так, как следовало бы. Не то чтобы они были недисциплинированными, но он чувствует, что высокомерие так и прет из них, а это говорит о том, что их хозяин предоставляет им гораздо больше свободы, чем принято. Он думает, да и я тоже, что недостойное поведение вашего брата тревожило сэра Гериберта гораздо меньше, чем он сам говорит об этом.
Уолтер кивнул.
– Сэр Роланд не глуп. Мне приятно сознавать, что я не единственный, кого не устраивает идеальное поведение сэра Гериберта. Боюсь, я зря принял его клятву верности, но было бы несправедливо отказывать ему, ведь я не знаю за ним никакого худа, если не считать того, что он служил моему брату. Даже хороший человек может пойти на это ради средств к существованию. В любом случае, обратной дороги нет. Для того чтобы отстранить его от хлопот, связанных с Рыцарской Башней, я должен иметь обоснованную причину. По крайней мере, мы знаем, что у него нет жены и ближайших родственников. Сэр Роланд может попросить его остаться здесь ради веселого времяпрепровождения.
– Да и я оставлю в замке мою служанку Эдвину с разрешением переспать с ним, если он захочет ее, – предложила Сибель. – Это может отвлечь его. Но что, если он почувствует нашу подозрительность, а я не останусь здесь?
– Я попрошу сэра Роланда оповестить нас, если Гериберт уедет, но это не важно. Он не сможет пожаловаться королю, что я склонял его к измене. По сути дела, уже одним тем, что я не беру его с нами к Саймону, я совершаю обратное. Следовательно, он не может причинить мне вреда.
19
– Вам было неудобно, милорд?
– Ничуть, – ответил Уолтер, усмехнувшись. – Ты мягче и приятней любого матраса, но я хочу жениться на женщине с совершенными формами. Я бы просто раздавил тебя, если бы находился сверху дольше необходимого. К тому же кровать наверняка стала мокрой на том месте, где ты лежишь.
Такой простой ответ. Сибель засмеялась.
– Вы удовлетворены? – спросила она дразнящим тоном.
– Нет, – ответил он, снова засмеявшись, – и я согрешил, излив свое семя на постель. Тем не менее, я не совершил греха вступлением в добрачную связь. Думаю, я удовлетворен, насколько это возможно, принимая во внимание, что я сдержал свое обещание не причинить вам вреда. И я получаю гораздо большее удовлетворение от предвкушения того, что меня ждет впереди.
Снова последовала короткая пауза. Сибель вспомнила, как в разгар своей страсти она поняла, что им чего-то недостает в совершении любовного акта. Следовательно, Уолтер, несомненно, получил гораздо меньшее удовлетворение, чем она, поскольку он уже знал, что такое настоящее, полное удовольствие. Сибель почувствовала волну ревности, которую тотчас же подавила, напомнив себе, что прошлые дела Уолтера не касались ее. Вместо этого она сосредоточилась на том факте, что вовсе ничего не лишилась, получив такое сладострастное наслаждение. Она не только облегчила потребность своего мужчины, но, судя по его лестному, если не довольному, замечанию, еще более разожгла его аппетит. Она увидела, что он тихо улыбается.
– А ты удовлетворена? – спросил он, поддразнивая ее в свою очередь. – Получила ты то, зачем пришла?
– Но мы не закончили наш разговор о сэре Гериберте... – начала было Сибель и покраснела.
Действительно ли она пришла поговорить о сэре Гериберте? Или ее привело беспокойство, что, если его потребность в женщине станет непреодолимой, он может раскаяться, что с такой поспешностью отказался от услуг служанки?
– Я не знала, что вы будете... – очень тихо добавила она.
Уолтер крепко обнял ее рукой.
– Любовь моя, я только дразнил вас, – прошептал он. – Я знаю, что вы невинны. Если кто и виноват в случившемся, то это я, но не думаю, что большая часть вины лежит на мне. Разве мужчина не имеет права желать свою будущую жену? Возможно, мне следует винить короля, ибо, если бы не его упрямство, мы бы поженились немедленно.
– Я не против того, чтобы вы сваливали всю вину на короля, – уверила его Сибель, но упоминание о Генрихе снова вернуло ее к мыслям о притворном рвении Гериберта принять участие в бунте. – Почему сэр Гериберт привел с собой так много людей? – спросила она. – Я ведь сама писала ему за вас письмо и знаю, что в нем не было ни малейшего намека на то, что вы призываете его на войну.
– Меня постоянно беспокоят всяческие мысли на этот счет, и все они говорят не в пользу Гериберта, – несколько мрачно ответил Уолтер. – И все же я не уверен. Вполне возможно, что Гериберт настроен против короля по каким-то личным мотивам. Если это так, то, посеяв в Ричарде недоверие к нему, мы можем лишиться полезного сторонника.
– Тогда почему он не прибыл по собственной воле, коль знал, что вы являетесь человеком Пемброка? – резко спросила Сибель. Тут она чуть было не прикусила язык. Ведь она сама стремилась укрепить сомнения Уолтера, чтобы он, безопасности ради, остался в Клиро. Она не собиралась спорить с ним.
– Эта мысль тоже приходила мне в голову, – ответил Уолтер, – но и здесь могут быть свои причины. Мы очень давно не говорили друг с другом. Я готов поспорить с вами, что мне следует узнать его получше.
Уолтер говорил и невольно гладил руку Сибель. Неторопливый разговор, касавшийся в целом его интересов и благополучия, приятная, удовлетворенная томность его тела – все это таило в себе безграничную радость. Конечно, он не получил максимального удовольствия, когда они занимались любовью, но это лишь придало особую изюминку предвкушению полного осуществления желаемого со временем. В данный момент, несмотря на шутливый тон по отношению к Сибель, Уолтер был доволен. Он знал, что стоит ему намекнуть, и она придет к нему снова, и он даже не представлял, как это понимание укрепляет его решительный настрой узнать сера Гериберта получше.
К тому времени, когда Сибель оставила его опочивальню и вернулась в свою комнату, они пришли к единому мнению, что Уолтер напишет Ричарду и подождет, по крайней мере, несколько дней, если только Ричард не попросит его приехать немедленно.
Но прошло несколько дней, а следом за ними еще несколько. Ричард не вызывал его; он, конечно, написал, что они пока бездействовали и лишь ждали, какой шаг предпримет Джон Монмутский; написал, что сам намерен покинуть замок на недельку-другую, чтобы собрать людей с южного побережья; Уолтеру же он посоветовал проводить свое время в обществе сэра Гериберта.
Но не происходило ничего такого, что могло бы рассеять сомнения Уолтера. По сути дела, сэр Гериберт вел себя как образцовый вассал. Он сам предложил отослать людей назад в Рыцарскую Башню, поскольку Уолтеру не требовался отряд для войны. Он оставил лишь десять человек, которых вполне могло хватить для гарантии безопасного путешествия в такие неопределенные времена, но которые, безусловно, не могли представлять опасности для его нового сюзерена.
Уолтера терзало чувство вины и неуверенности, но, несмотря на любовь и нежелание покинуть Сибель даже на несколько дней, он все сильнее чувствовал потребность отыскать Ричарда и доложить ему обо всем. Однако он не был единственным несчастным обитателем замка. Сэр Гериберт был глубоко разочарован, когда ему не удалось подстрекнуть Уолтера приказать ему или хотя бы пригласить присоединиться к делу бунта. Он предполагал, что Уолтер согласился оставить Пемброка ради красивой, богатой жены. Таким образом, самая простая тропа к предательству была закрыта. Ему оставалось либо придумать другой способ, чтобы избавиться от своего сюзерена, либо смириться с тем фактом, что все дороги к власти и богатству были закрыты. Он навсегда останется обычным кастеляном скромного замка.
К тому времени, когда Гериберт отошел ко сну после третьего дня своего пребывания в Клиро, он не сомневался даже в том, что не сохранит свое место кастеляна и, убравшись вон, будет вынужден, подобно нищему, продать свой меч или стать бунтовщиком. Гериберт чувствовал неприязнь Уолтера и сдержанность сэра Роланда. Не оставалось сомнений, что его самые упорные усилия не обманули Уолтера, что внешне любезное поведение сюзерена имело своей целью лишь убаюкать его подозрения, чтобы Уолтер, поднабравшись сил, мог отвоевать у него Рыцарскую Башню с помощью оружия. Нет, оружие тут ни при чем, убеждал себя Гериберт. Если бы Уолтер намеревался применить силу, не было бы необходимости вызывать его в Клиро. Но какую, в таком случае, цель преследовал этот вызов? Что он давал?
Долго искать ответа ему не пришлось. Этот вызов преследовал единственную цель – сэра Гериберта выманили из Рыцарской Башни, а он не оставил в замке никого, кто имел полномочия заместить его. Если бы Уолтер появился у Рыцарской Башни и потребовал открыть ворота, ему бы не отказали в этом. Оказавшись внутри, Уолтер мог легко купить верность воинов или даже прогнать их вон. Сэр Гериберт никогда не предпринимал особых попыток добиться верности своих людей – он не верил в верность. Он хорошо им платил, но Уолтер при поддержке богатого и влиятельного клана Роузлинда мог предложить больше.
Несмотря на теплую пуховую перину, на которой он лежал, и теплые одеяла сверху, Гериберт весь трясся от ужаса и страха. Поначалу он подумывал немедленно уехать, но тотчас же понял, что это ни к чему не приведет. Как только Уолтер поймет, что его тонкая хитрость не удалась, он употребит силу. Гериберт понимал, что Рыцарская Башня не устоит против армии, которую мог собрать Роузлинд. Эта дорожка привела бы лишь к его собственной смерти. Зачем ему все терять? Зачем ему умирать?
Затем страх унялся. Действительно, зачем ему умирать? Почему бы вместо него не умереть Уолтеру? Если бы Уолтер умер до свадьбы и не оставил наследника, снова открылась бы возможность для продвижения. Тогда все земли перешли бы по наследству к этому ребенку, графу Глостерскому, который являлся подопечным короля. Опять возникнет повод отправиться к королю, а Гериберт не сомневался, что ему удастся повлиять на Генриха.
Как только страхи Гериберта улеглись, он обрел способность ясно мыслить и составил план. Первым результатом этого плана явилось его предложение отослать людей назад в Рыцарскую Башню. Гериберт взвесил шансы быть убитым, если он уменьшит численность людей, и решил, что, имей Уолтер намерения уничтожить его, численность не сыграла бы большой роли. В конце концов, Уолтер всегда мог сообщить воинам Гериберта, что их хозяин заболел. И убийство не казалось правдоподобным в присутствии его будущей жены и кастеляна Клиро. Следовательно, можно было с безопасностью приказать людям покинуть Клиро. Но они поедут не в Рыцарскую Башню, по крайней мере, не так далеко.
Уолтер прибыл в Клиро с тридцатью воинами, включая десять человек Сибель, но некоторых из них он отослал из замка. Когда Уолтер покинет Клиро, можно будет устроить засаду. Вся страна находилась в неспокойном состоянии. Разве можно было с уверенностью сказать, кто напал на Уолтера? Дни шли, и Гериберт спрашивал себя, чего же ждет Уолтер, а затем понял, что тот выжидает, когда заживет его плечо. Он не хотел рисковать и входить в Рыцарскую Башню, будучи не в состоянии сражаться.
К двадцать третьему декабря Сибель решила, что кость Уолтера срослась. Она убрала повязку, но предупредила его, что еще некоторое время плечо следует беречь: можно поднимать что угодно, но не держать щит против удара. Уолтер сделал вид, будто согласен с ней, и... спустя час был уже в полном вооружении, вышагивая по внутреннему дворику замка, чтобы привыкнуть к весу доспехов. Затем приказал седлать его коня.
Сэр Гериберт не предложил Уолтеру проехаться вместе. Гериберт не был трусом, но понимал, что уступал Уолтеру в силе, а вызвать своих людей он не имел возможности. Более того, было бы трудно объяснить, что Уолтера убили в то время, как Гериберту удалось улизнуть. Нет, он будет придерживаться своего первоначального плана.
Поначалу Уолтер всецело наслаждался свободой здорового человека, но, когда он вернулся в замок на обед, его начали мучить угрызения совести. Если он не смог сложить мнение о сэре Гериберте за две с половиной недели, он не продвинется дальше и за два с половиной года, пока какой-нибудь инцидент не подвергнет испытанию преданность этого человека. Более того, его ключица зажила; самой естественной вещью было бы объяснить ситуацию Ричарду, но он не мог этого сделать в письме. Можно было упустить множество деталей. Уолтер понимал, что ему лично придется поехать и поговорить с Ричардом.
Итак, в полдень, подобрав подходящий момент, Уолтер прошептал:
– Сибель, приходите ко мне.
Несмотря на воспоминания о той ночи, когда она осмелилась прийти к нему по своей инициативе, он впервые обратился к ней с просьбой посетить его. Неоднократно, по нескольку раз на день эта просьба готова была соскользнуть с языка Уолтера, но он проглатывал ее, не в силах положиться на себя и из-за смутного чувства, что у него нет права подвергать Сибель такому непреодолимому искушению. Предлагая Сибель прийти этой ночью, он решил, что не станет играть с ней в любовь. Он приглашал ее не ради игры, а потому, что затруднялся найти предлог своему отъезду из Клиро, не отпуская при этом Гериберта, и надеялся, что сообразительность Сибель поможет ему что-нибудь придумать.
Однако, отвыкнув от физических упражнений, Уолтер устал от них гораздо больше, чем ожидал, поэтому он погрузился в сон и не просыпался до тех пор, пока не почувствовал прикосновение гибкого обнаженного тела Сибель. После этого, естественно, слишком поздно было принимать более благоразумные решения. Страсть пересилила осторожность, и Сибель только чудом сохранила свою девственность. Однако она не стала хвалить своего любовника за самообладание, а принялась жаловаться на то, что он вел себя слишком сдержанно, на что Уолтер, смеясь, пригрозил ей позором, который последовал бы в брачное утро при обнаружении чистых простыней. Это ничуть не насторожило Сибель, а лишь заставило ее рассказать Уолтеру историю о первой брачной ночи ее бабки и той услуге, которую предоставил для нее ее муж.
– А ты достаточно волосат, – промурлыкала Сибель, перебирая руками буйную растительность на его теле.
– Перестань, плутовка! – воскликнул Уолтер. – Ты заставляешь меня повторить все сначала, а завтра мне предстоит долгая поездка.
Руки Сибель замерли.
– Долгая поездка? Куда?
Когда Уолтер рассказал ей о необходимости переговорить с Ричардом, Сибель поняла, что не сможет отговорить его от этого. Затем ей в голову пришла мысль: если Уолтера и не удастся отговорить от поездки к Ричарду, Сибель может отправиться с ним сама. Возможно, ей удастся к тому же найти какой-нибудь благовидный предлог для того, чтобы он отвез ее в Англию, как только обсудит проблему Рыцарской Башни и придет к какому-нибудь решению.
– Вы хотите, чтобы я провела Рождество одна? – спросила она. – А нельзя ли мне поехать с вами и отпраздновать праздник с Саймоном и Рианнон?
Поскольку Сибель не задвинула прикроватный занавес до конца, она видела, что Уолтера будто громом поразило.
– Рождество! – повторил он, и выражение ошеломления на его лице уступило место мрачному пониманию.
– Что случилось? – воскликнула Сибель.
– Двенадцать дней! – закричал Уолтер. – У меня нет для вас даже одного подходящего подарка, не говоря уже о двенадцати.
– Любимый, – рассмеялась Сибель, – вы только что одной своей любовью подарили мне двенадцать подарков, и все они очень дороги и подходят мне, – успокоила она его. А затем более мрачно добавила: – В это тяжелое военное время такие незначительные радости, как подношения даров, следует откладывать на потом. У меня тоже нет для вас ничего, кроме вышитого воротника для домашнего платья, которое еще не готово. По случаю торжества мы просто обменяемся поцелуями.
Уолтер поднял брови.
– Я полагаю, вы хотите, чтобы эти поцелуи дарились от всей души? В таком случае к Двенадцатому дню мы окажемся в бедственном положении – двенадцать щедрых поцелуев дело не шуточное... – голос его затих, как только ум осадила новая вереница мыслей. – Что ж, я возьму вас с собой, – быстро сказал он. – Сэру Гериберту я предоставлю отличное оправдание. Я сообщу ему, что мы с вами должны провести эти двенадцать дней с вашим дядей и его супругой. Мы можем сказать, что уже давно условились об этом, а поскольку Саймон является вассалом Ллевелина, это послужит отличным предлогом для того, чтобы сэр Гериберт не сопровождал нас. Это вполне приемлемый вариант. – Он остановился и продолжил более медленно: – Не знаю, почему, Сибель, но я до сих пор не доверяю ему... и все же...
– Я понимаю вас, – ответила она. – Я не хотела подталкивать вас к какому-либо решению, поэтому не говорила раньше, что мы с сэром Роландом чувствуем то же самое. Сэр Роланд говорит, что люди Гериберта ведут себя не так, как следовало бы. Не то чтобы они были недисциплинированными, но он чувствует, что высокомерие так и прет из них, а это говорит о том, что их хозяин предоставляет им гораздо больше свободы, чем принято. Он думает, да и я тоже, что недостойное поведение вашего брата тревожило сэра Гериберта гораздо меньше, чем он сам говорит об этом.
Уолтер кивнул.
– Сэр Роланд не глуп. Мне приятно сознавать, что я не единственный, кого не устраивает идеальное поведение сэра Гериберта. Боюсь, я зря принял его клятву верности, но было бы несправедливо отказывать ему, ведь я не знаю за ним никакого худа, если не считать того, что он служил моему брату. Даже хороший человек может пойти на это ради средств к существованию. В любом случае, обратной дороги нет. Для того чтобы отстранить его от хлопот, связанных с Рыцарской Башней, я должен иметь обоснованную причину. По крайней мере, мы знаем, что у него нет жены и ближайших родственников. Сэр Роланд может попросить его остаться здесь ради веселого времяпрепровождения.
– Да и я оставлю в замке мою служанку Эдвину с разрешением переспать с ним, если он захочет ее, – предложила Сибель. – Это может отвлечь его. Но что, если он почувствует нашу подозрительность, а я не останусь здесь?
– Я попрошу сэра Роланда оповестить нас, если Гериберт уедет, но это не важно. Он не сможет пожаловаться королю, что я склонял его к измене. По сути дела, уже одним тем, что я не беру его с нами к Саймону, я совершаю обратное. Следовательно, он не может причинить мне вреда.
19
Сон сэра Гериберта нельзя было назвать безмятежным. Кроме того, в замке ощущались все недостатки сырой и холодной зимы. А учитывая, что комнатки были маленькими и окна в них напоминали щели, приходилось оставлять дверь в зал, где горел огонь в камине, открытой, чтобы обогреться, но не задохнуться. В связи с этим сэр Гериберт проснулся ранним утром от необычной суеты в зале и случайно услышал, как Эдвина призывает слуг сносить вниз корзины с одеждой с большой осторожностью.
Гериберт вскочил с кровати, решив тотчас же вооружиться, но затем снова улегся. Если бы его хотели убить, он бы уже давно был покойником; он бы не смог защитить себя. Но ничего не происходило. Появившись в зале в обычное время, сэр Гериберт обнаружил, что его хозяева сидят за столом в дорожной одежде, Сэр Уолтер, облаченный в доспехи, спокойно поглощал более обильный, чем обычно, завтрак.
Уолтер поднялся, чтобы приветствовать его, и пригласил к столу, а когда они оба уселись, сказал:
– Должен извиниться перед вами за то, что не предупредил вас о своем отъезде, но я потерял счет дням...
– А я не напомнила ему, – дерзко вставила Сибель, – ибо наслаждалась пребыванием в покое и приятном обществе. Кроме того, я знаю, что путешествие к моему дяде займет не больше одного дня.
– Сибель, позвольте мне сказать то, что нужно, в должном порядке, – притворно сурово осадил девушку Уолтер. – Моя невеста давно пообещала провести святой праздник Рождества со своим дядей и его молодой женой. Мне жаль, что я не могу просить вас сопровождать нас, Гериберт, но, думаю, вам известно, что Саймон де Випон является вассалом лорда Гвинедда, а его жена, леди Рианнон, приходится Ллевелину дочерью. В эти времена их общество небезопасно для вас.
– Если их общество подходит вам, милорд, оно должно подходить и мне, – настойчиво заявил Гериберт.
Уолтер покачал головой.
– Я только сопровождаю Сибель, которая не имеет отношения к данному конфликту и вольна навещать своих родственников и в военное, и в мирное время. Что касается меня, если вы соблаговолите остаться здесь с сэром Роландом, я вернусь на следующий день после Рождества, и тогда мы отправимся в Рыцарскую Башню. Моя рана зажила, и, по-моему, настал час мне самому увидеть земли, чтобы вместе решить, как привести их в надлежащее состояние.'
Сибель широко открыла глаза и приоткрыла рот. В следующее мгновение она подняла кубок, отпила из него и, опустив лицо, занялась своей едой. Однако от сэра Гериберта не ускользнуло выражение изумления на ее лице. Ему мгновенно стало ясно, что Уолтер не собирался возвращаться в Клиро, а его подозрения, что Уолтер намеревается захватить Рыцарскую Башню и сместить его с поста, лишь укрепились.
– Мы с женой будем очень польщены, если вы порадуете нас своим обществом, – сказал сэр Роланд. – Можете не беспокоиться за то, что здесь будет очень тихо. Сегодня вечером я ожидаю приезда моего брата и двоих кузенов с их семьями. Для нас будут петь менестрели, так что недостатка в веселье вы не ощутите.
Отчасти внезапное заявление сэра Роланда о приезде его родственников успокоило сэра Гериберта, невзирая на то, что он видел в этом также дополнительную опасность. Для Гериберта это означало, что количество его тюремщиков увеличивалось еще на троих человек. Это стало последней каплей в его решении убить сэра Уолтера. Однако это же давало ему дополнительных свидетелей того факта, что он будет невинно праздновать Рождество в замке Клиро, когда произойдет нападение и убийство хозяина. Его люди получили все необходимые инструкции с самого начала. Ему останется лишь послать к ним гонца с сообщением, что их жертва уже в пути.
– Благодарю вас, сэр Роланд, – ответил Гериберт, улыбаясь. – Я уже давно не получал удовольствия от семейных вечеров. Буду также рад и вашему приезду в Рыцарскую Башню, милорд, – добавил он, поворачиваясь к Уолтеру, – но, если вы позволите мне удалиться на несколько минут, я отошлю в замок одного из своих людей с приказом, чтобы там готовили должный прием, какой только может позволить обитель холостяка. Это длинный путь, а дни нынче короткие. Если я велю моему гонцу ехать немедленно, это до некоторой степени избавит его от продвижения в темноте.
– Что за прием он планирует? – спросил сэр Роланд, как только Гериберт удалился.
Уолтер покачал головой.
– Разве стал бы он так откровенничать об этом, если бы замышлял какую-нибудь подлость?
– Вы не сказали мне об этом, – сказала Сибель, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно спокойнее.
– Я говорил вам, что должен сам осмотреть земли, – ответил Уолтер. – Возможно, сейчас для этого самый подходящий момент, а может быть, и нет.
Тон Уолтера был знаком Сибель; она неоднократно слышала этот тон от своего отца и деда. Он говорил о том, что спорить бесполезно, что существует долг, требующий исполнения. Уолтер не упоминал о Ричарде – он старался делать это как можно реже в присутствии сэра Роланда, но не потому, что не полагался на его верность, а потому, что не хотел, чтобы на человека, обязанного Роузлинду, пала малейшая тень. Однако Сибель понимала, что предложение Уолтера найдет свое воплощение лишь в том случае, если Ричард решит, что благоразумнее всего оставить Рыцарскую Башню под его личной протекцией.
Больше она не заговаривала, даже когда они оставили замок и выехали на дорогу. Не было смысла придираться к Уолтеру из-за действий, которые еще даже не были обсуждены. Если нужно, думала Сибель, она сама поговорит с Ричардом, поскольку не сомневалась, что Уолтер либо не придаст этому значения, либо вовсе не обмолвится об опасности, которая может подстерегать его во владениях сэра Гериберта. Уолтер убьет ее за такое вмешательство, но лучше пусть злится, чем погибнет.
Было очень холодно, дул резкий, колючий ветер, поэтому они ехали молча, натянув капюшоны и наклонив головы. Лошади двигались рысцой, инстинктивно ускоряя шаг, чтобы разогреться, и их копыта звонко цокали по дороге, на которой земля стала твердой, как камень. Все думали лишь о погоде. Их путь не пролегал через негостеприимную территорию, а сами они были слишком хорошо вооружены, чтобы послужить приманкой для какой-нибудь шайки разбойников. Кроме того, с ними не следовал обоз с поклажей, что говорило об отсутствии богатой добычи. Они взяли лишь лошадь, навьюченную одеждой и бельем для Уолтера и Си-бель.
Таким образом, даже Уолтер не всполошился, когда они впервые услышали звуки на дороге впереди. Он был слишком поглощен собственными мыслями и поначалу связал звук приближающихся лошадей с гостями, о которых упоминал сэр Роланд. К тому же дорога так петляла, что, даже несмотря на голые деревья, почти ничего нельзя было увидеть на некотором расстоянии впереди, а звуки отдавались искаженным эхом.
И тут Уолтеру в голову пришло одновременно несколько предположений. Час для приезда гостей был еще слишком ранним, если только они не скакали всю ночь, что само собой исключалось в такой холод; звуки, которые он слышал, говорили о немалом количестве лошадей, слишком большом для эскорта гостей; но самое главное – лошади мчались галопом. Уолтер откинул капюшон и предупредил людей. Ему пока не приходило в голову, что приближающийся отряд представлял для них опасность, но любая группа, скачущая на такой скорости, предвещала беду. Либо они гнались за кем-то, либо сами убегали от погони. Что бы ни было правдой, Уолтер не хотел сталкиваться с таким большим, судя по звуку, отрядом, особенно, когда рядом находилась Сибель.
Уолтер вспомнил, что неподалеку имелась тропинка, которая вела в безлюдную горную местность. Он не представлял себе, как далеко она уходила, возможно, что через несколько сотен ярдов она упиралась в какую-нибудь деревушку дровосеков, но он думал не о том, чтобы прятаться или обороняться от отряда, который, вне всяких сомнений, не имел к нему никакого отношения, а о том, чтобы убраться с его пути. Он приказал Сибель скакать в хвост, а людям расступиться и дать ей дорогу. Затем крикнул Тостигу отыскать тропинку и увести на нее людей.
Едва прошла минута замешательства, как приказы Уолтера были выполнены. Люди привыкли к немедленному повиновению, а Сибель почуяла опасность в тот же миг, что и Уолтер. Она заставила свою кобылу промчаться между людьми, понуждая ее ударами кнута и криками. Частично она делала это, чтобы приободрить животное, но также и потому, что чувствовала – женский голос предупредит военный отряд, что они не представляют опасности. Всадники сомкнулись позади нее и пустили лошадей галопом. Последним повернул Уолтер. Он не видел приближающийся отряд, но по звуку чувствовал, что тот был уже очень близко, возможно, на следующем повороте дороги.
Гериберт вскочил с кровати, решив тотчас же вооружиться, но затем снова улегся. Если бы его хотели убить, он бы уже давно был покойником; он бы не смог защитить себя. Но ничего не происходило. Появившись в зале в обычное время, сэр Гериберт обнаружил, что его хозяева сидят за столом в дорожной одежде, Сэр Уолтер, облаченный в доспехи, спокойно поглощал более обильный, чем обычно, завтрак.
Уолтер поднялся, чтобы приветствовать его, и пригласил к столу, а когда они оба уселись, сказал:
– Должен извиниться перед вами за то, что не предупредил вас о своем отъезде, но я потерял счет дням...
– А я не напомнила ему, – дерзко вставила Сибель, – ибо наслаждалась пребыванием в покое и приятном обществе. Кроме того, я знаю, что путешествие к моему дяде займет не больше одного дня.
– Сибель, позвольте мне сказать то, что нужно, в должном порядке, – притворно сурово осадил девушку Уолтер. – Моя невеста давно пообещала провести святой праздник Рождества со своим дядей и его молодой женой. Мне жаль, что я не могу просить вас сопровождать нас, Гериберт, но, думаю, вам известно, что Саймон де Випон является вассалом лорда Гвинедда, а его жена, леди Рианнон, приходится Ллевелину дочерью. В эти времена их общество небезопасно для вас.
– Если их общество подходит вам, милорд, оно должно подходить и мне, – настойчиво заявил Гериберт.
Уолтер покачал головой.
– Я только сопровождаю Сибель, которая не имеет отношения к данному конфликту и вольна навещать своих родственников и в военное, и в мирное время. Что касается меня, если вы соблаговолите остаться здесь с сэром Роландом, я вернусь на следующий день после Рождества, и тогда мы отправимся в Рыцарскую Башню. Моя рана зажила, и, по-моему, настал час мне самому увидеть земли, чтобы вместе решить, как привести их в надлежащее состояние.'
Сибель широко открыла глаза и приоткрыла рот. В следующее мгновение она подняла кубок, отпила из него и, опустив лицо, занялась своей едой. Однако от сэра Гериберта не ускользнуло выражение изумления на ее лице. Ему мгновенно стало ясно, что Уолтер не собирался возвращаться в Клиро, а его подозрения, что Уолтер намеревается захватить Рыцарскую Башню и сместить его с поста, лишь укрепились.
– Мы с женой будем очень польщены, если вы порадуете нас своим обществом, – сказал сэр Роланд. – Можете не беспокоиться за то, что здесь будет очень тихо. Сегодня вечером я ожидаю приезда моего брата и двоих кузенов с их семьями. Для нас будут петь менестрели, так что недостатка в веселье вы не ощутите.
Отчасти внезапное заявление сэра Роланда о приезде его родственников успокоило сэра Гериберта, невзирая на то, что он видел в этом также дополнительную опасность. Для Гериберта это означало, что количество его тюремщиков увеличивалось еще на троих человек. Это стало последней каплей в его решении убить сэра Уолтера. Однако это же давало ему дополнительных свидетелей того факта, что он будет невинно праздновать Рождество в замке Клиро, когда произойдет нападение и убийство хозяина. Его люди получили все необходимые инструкции с самого начала. Ему останется лишь послать к ним гонца с сообщением, что их жертва уже в пути.
– Благодарю вас, сэр Роланд, – ответил Гериберт, улыбаясь. – Я уже давно не получал удовольствия от семейных вечеров. Буду также рад и вашему приезду в Рыцарскую Башню, милорд, – добавил он, поворачиваясь к Уолтеру, – но, если вы позволите мне удалиться на несколько минут, я отошлю в замок одного из своих людей с приказом, чтобы там готовили должный прием, какой только может позволить обитель холостяка. Это длинный путь, а дни нынче короткие. Если я велю моему гонцу ехать немедленно, это до некоторой степени избавит его от продвижения в темноте.
– Что за прием он планирует? – спросил сэр Роланд, как только Гериберт удалился.
Уолтер покачал головой.
– Разве стал бы он так откровенничать об этом, если бы замышлял какую-нибудь подлость?
– Вы не сказали мне об этом, – сказала Сибель, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно спокойнее.
– Я говорил вам, что должен сам осмотреть земли, – ответил Уолтер. – Возможно, сейчас для этого самый подходящий момент, а может быть, и нет.
Тон Уолтера был знаком Сибель; она неоднократно слышала этот тон от своего отца и деда. Он говорил о том, что спорить бесполезно, что существует долг, требующий исполнения. Уолтер не упоминал о Ричарде – он старался делать это как можно реже в присутствии сэра Роланда, но не потому, что не полагался на его верность, а потому, что не хотел, чтобы на человека, обязанного Роузлинду, пала малейшая тень. Однако Сибель понимала, что предложение Уолтера найдет свое воплощение лишь в том случае, если Ричард решит, что благоразумнее всего оставить Рыцарскую Башню под его личной протекцией.
Больше она не заговаривала, даже когда они оставили замок и выехали на дорогу. Не было смысла придираться к Уолтеру из-за действий, которые еще даже не были обсуждены. Если нужно, думала Сибель, она сама поговорит с Ричардом, поскольку не сомневалась, что Уолтер либо не придаст этому значения, либо вовсе не обмолвится об опасности, которая может подстерегать его во владениях сэра Гериберта. Уолтер убьет ее за такое вмешательство, но лучше пусть злится, чем погибнет.
Было очень холодно, дул резкий, колючий ветер, поэтому они ехали молча, натянув капюшоны и наклонив головы. Лошади двигались рысцой, инстинктивно ускоряя шаг, чтобы разогреться, и их копыта звонко цокали по дороге, на которой земля стала твердой, как камень. Все думали лишь о погоде. Их путь не пролегал через негостеприимную территорию, а сами они были слишком хорошо вооружены, чтобы послужить приманкой для какой-нибудь шайки разбойников. Кроме того, с ними не следовал обоз с поклажей, что говорило об отсутствии богатой добычи. Они взяли лишь лошадь, навьюченную одеждой и бельем для Уолтера и Си-бель.
Таким образом, даже Уолтер не всполошился, когда они впервые услышали звуки на дороге впереди. Он был слишком поглощен собственными мыслями и поначалу связал звук приближающихся лошадей с гостями, о которых упоминал сэр Роланд. К тому же дорога так петляла, что, даже несмотря на голые деревья, почти ничего нельзя было увидеть на некотором расстоянии впереди, а звуки отдавались искаженным эхом.
И тут Уолтеру в голову пришло одновременно несколько предположений. Час для приезда гостей был еще слишком ранним, если только они не скакали всю ночь, что само собой исключалось в такой холод; звуки, которые он слышал, говорили о немалом количестве лошадей, слишком большом для эскорта гостей; но самое главное – лошади мчались галопом. Уолтер откинул капюшон и предупредил людей. Ему пока не приходило в голову, что приближающийся отряд представлял для них опасность, но любая группа, скачущая на такой скорости, предвещала беду. Либо они гнались за кем-то, либо сами убегали от погони. Что бы ни было правдой, Уолтер не хотел сталкиваться с таким большим, судя по звуку, отрядом, особенно, когда рядом находилась Сибель.
Уолтер вспомнил, что неподалеку имелась тропинка, которая вела в безлюдную горную местность. Он не представлял себе, как далеко она уходила, возможно, что через несколько сотен ярдов она упиралась в какую-нибудь деревушку дровосеков, но он думал не о том, чтобы прятаться или обороняться от отряда, который, вне всяких сомнений, не имел к нему никакого отношения, а о том, чтобы убраться с его пути. Он приказал Сибель скакать в хвост, а людям расступиться и дать ей дорогу. Затем крикнул Тостигу отыскать тропинку и увести на нее людей.
Едва прошла минута замешательства, как приказы Уолтера были выполнены. Люди привыкли к немедленному повиновению, а Сибель почуяла опасность в тот же миг, что и Уолтер. Она заставила свою кобылу промчаться между людьми, понуждая ее ударами кнута и криками. Частично она делала это, чтобы приободрить животное, но также и потому, что чувствовала – женский голос предупредит военный отряд, что они не представляют опасности. Всадники сомкнулись позади нее и пустили лошадей галопом. Последним повернул Уолтер. Он не видел приближающийся отряд, но по звуку чувствовал, что тот был уже очень близко, возможно, на следующем повороте дороги.