Страница:
Поскольку Уолтер не подозревал, что именно он и являлся жертвой, которую искали всадники, то откинул накидку, чтобы обнажить свой щит. Он полагал, что, даже если его цвета не узнают, герб предупредит преследователей или беглецов, что он не являлся ни врагом, ни мишенью. Более того, тот факт, что его щит находился в безопасном положении, а не на руке, готовый к нападению или защите, служил сигналом намеренного нейтралитета. Следовательно, он испытал невероятное потрясение, услышав спустя несколько минут вопли и угрозы в свой адрес.
Хотя Уолтер отказывался верить тому, что слышал, он получил предостережение. Он крикнул скачущим впереди, чтобы те мчались во весь опор, не останавливаясь, даже когда окажутся в чаще, если дорога вдруг закончится, и услышал, как его приказ передали на переднюю линию. Донеслось до него и жужжание стрелы, выпущенной из одного арбалета, затем – из другого. По спине Уолтера невольно забегали мурашки в ожидании недоброго. По крайней мере, тропинка, по которой они следовали, была столь узка, что почти вся опасность, несмотря на град стрел, устранялась. Не более двух человек могли скакать в ряд, и даже при этом Уолтер полагал, что лошади будут так сильно теснить друг друга, что сведут точность выстрелов почти на нет.
Это несколько успокаивало, но, если дорога упрется в деревню или в скошенное поле, они окажутся в безвыходном положении. Огромная опасность подстерегала и в том случае, если бы они рассеялись по лесу, поскольку их отряд и без того был невелик. Стоит им разделиться, как они тотчас же станут легкой добычей. Уолтер выругал себя за то, что не предвидел опасности, но понял, что проклятиями делу не помочь. Кто же им угрожал? Как только до Уолтера дошло, что именно он и является мишенью, то он мгновенно подумал о Гериберте, но казалось абсолютно невозможным, что в происходящем виноват этот человек. Он отсутствовал в зале не больше пяти минут. Не мог же он за такой короткий промежуток устроить засаду, к тому же узнав о том, что Уолтер намерен покинуть Клиро всего лишь минутой раньше. Но больше об этом никто не знал. Должно быть, произошла ошибка; его щит приняли за чей-то другой.
Узнать, являлось ли это ошибкой, не представлялось возможным, а бегство от преследователей, следующих по пятам, не давало ответа. Они нуждались в убежище. Одновременно с мыслью об убежище до Уолтера донеслись крики, предупреждающие о деревне и перекрестке.
– Лучники, в хвост! – взревел Уолтер. – Тостиг, увози миледи по левой дороге, по левой!
Эта дорога уходила в том направлении, откуда они приехали. И поскольку тропинка не обрывалась с появлением деревни, Уолтер надеялся, что она делает крюк и упирается в главную дорогу. Если лучникам удастся задержать преследователей, подстрелив нескольких человек, как только те появятся на узкой дорожке, остальной отряд, возможно, подберется достаточно близко к Клиро, чтобы оказаться в поле зрения стражников на стенах.
Спустя несколько минут Уолтер оказался на небольшом расширении дороги, образованном перекрестком и тремя хижинами дровосеков. Сибель, ее эскорт и навьюченное животное уже исчезли на тропинке (ибо это была всего лишь тропинка), уходящей влево. Гул конских копыт разносился по лесу гулким эхом. Уолтер повернул Бью влево, обогнул ближайшую хижину и снова отчаянно выругался, увидев, что из луков стреляют всего лишь три человека: двое – из-за дальней хижины и один, укрывшись за домом, который объезжал Уолтер. Четвертый человек сдерживал лошадей за третьим ветхим домишкой. Из хижины до Уолтера донесся детский крик, оборванный резким женским голосом, призывающим к тишине между испуганными всхлипываниями.
– Стреляйте в них, как только они высунутся, – сказал Уолтер ближайшему лучнику. – Подстрелите одного или двоих, затем седлайте лошадей и следуйте за остальными. Если сможете стрелять на скаку, стреляйте, но не подвергайте себя опасности.
Он пришпорил Бью, перекинул на ходу щит на руку и повторил приказ. На мгновение он подумал было приказать лучникам подстрелить одну лошадь, надеясь заблокировать дорогу, но не смог отдать такой приказ. Одна стрела или даже три не убьют коня, а в подобном случае бессмысленно было причинять вред невинному существу. Как раз в эту секунду зажужжала тетива, и первый всадник, появившийся из-за деревьев, вскрикнул. Однако поскольку шок и боль заставили его ударить коня, животное ринулось вперед, предоставив лучникам возможность выстрелить во второго всадника. Они попали в него, сделав более удачные выстрелы, ибо наездник выпал из седла.
Раненый воин обрел управление лошадью и повернул ее к хижинам. Один из лучников отвлекся от приближающегося отряда, но Уолтер приказал ему держать на прицеле начало дороги. Его меч выскользнул из ножен, и он появился из-за хижины, чтобы закончить работу, начатую стрелой. Задача была не из трудных, но Уолтер пожалел, что не мог взять раненого в плен и выжать из него правду, узнать, кто подготовил засаду и для кого она предназначалась. Однако времени на это уже не оставалось. В Уолтера полетели стрелы из арбалетов. Большинству из них препятствовали деревья, но одна или две просвистели совсем рядом. Уолтер быстро убил раненого и устремился в укрытие.
Из хижины, за которой находились лошади, раздался визг женщины. В третьего преследователя, появившегося из лесу, тоже угодила стрела, но он не упал и, заметив, что его товарища быстро отправили на тот свет, не поскакал в направлении лучников Уолтера. Вместо этого он попытался повернуть коня назад под прикрытие деревьев. Люди Уолтера выпустили еще несколько стрел в направлении тропинки и затем, по сигналу своего господина, устремились к лошадям, вскочили в седла и последовали за Уолтером, который уже повернул Бью к дороге, уходящей влево. Оказавшись на тропе, Уолтер услышал резкие приказы и хруст ломающихся под напором лошадей хрупких деревьев, что росли вдоль тропинки. Он тихо выругался. Надежда, что один из убитых преследователей окажется предводителем отряда, очевидно, была напрасной.
Уолтер пришпорил Бью и пустил его стремительным аллюром. Его беспокоили люди, гнавшиеся за ним по дороге, но еще больше он боялся, что преследователи, пробиравшиеся сквозь чащу, появятся на дороге между ним и отрядом, сопровождающим Сибель. Пока он будет сдерживать натиск одних, другие могут напасть на Сибель и ее эскорт. Он понятия не имел, сколько они пробыли в деревушке. Казалось, прошло не более нескольких минут, но он не слышал впереди гула конских копыт. Насколько далеко ускакала Сибель? Позади Уолтера раздавались крики, но он не мог разобрать слов, ибо они искажались чьими-то воплями. Он снова пришпорил Бью, надеясь, что боевой конь не споткнется о рытвины, образованные повозками дровосеков.
Не успела его посетить эта мысль, как на новом витке тропинки Уолтеру предстал всадник с натянутым арбалетом, направленным прямо на него. Уолтер пригнулся, чтобы получить как можно больше шансов уклониться от стрелы, и снова пришпорил Бью, надеясь выжать из животного все силы. Но тут он услышал свое собственное имя, всадник опустил арбалет и повернул коня, крикнув, что приближается де Клер. Как только Уолтер понял, что Сибель приказала людям остановиться и ждать его, облегчение смешалось с яростью. Он услышал, как лошади, находившиеся впереди, тронулись в путь, и резко обуздал Бью, чтобы тот не обогнал их.
Лес наверняка был гораздо гуще, чем он предполагал, подумал Уолтер. Хотя он до сих пор слышал, как сквозь чащу пробирались лошади, судя по звуку, их число поубавилось, и они находились теперь гораздо дальше, чем он ожидал. Спустя несколько минут Уолтер заметил небольшую поляну, где лесная просека подходила к краю тропинки, и приказал остановиться. Когда отряд сгруппировался, он объяснил людям, что от них требуется, если тропа оборвется или, как он надеялся, упрется в главную дорогу, по которой они путешествовали.
– Никогда не делайте больше подобных глупостей, останавливаясь и ожидая меня, если я приказываю вам скакать вперед, – резко бросил он Сибель.
Она не ответила, но взгляд вспыхнувших золотом глаз ничуть не дрогнул. Если в нем и плескался некоторый страх, он был не настолько велик, чтобы вызвать неуместную в данный момент истерику. Решив, что Сибель, должно быть, тоже сознает опасность разъединения их отрядов, Уолтер почувствовал стыд за свою резкость. Но на извинения времени не было. С этим придется подождать, пока они не окажутся в безопасности. Один-единственный жест – и отряд снова тронулся в путь.
Отдавая приказы, Уолтер все время прислушивался к звукам погони, но сопротивление, оказанное ими у деревни, похоже, заставило преследователей насторожиться, поэтому, когда беглецы взнуздали лошадей, о погоне еще ничего не говорило. Тропинка снова стала шире, и спустя несколько минут они опять проследовали мимо хижин дровосеков. Здесь дорога вновь уходила влево, но это был не просто очередной виток, а прямой путь на север. Уолтер предупредил людей, что они скорее всего скоро выедут на главную дорогу.
– Леди Сибель в середине, щиты сверху! – взревел он, внезапно поняв, что звуки конских копыт позади стали такими редкими не только благодаря осторожности преследователей. За ними гналась лишь небольшая группка людей.
Эта мысль посетила Уолтера значительно раньше, но из-за других забот он не спрашивал себя, куда подевались остальные. Теперь он понял, что их предводитель тоже догадался, что лесная тропинка выходит на главную дорогу, коль уж она не оборвалась у деревушки дровосеков. Скорее всего он разделил свой отряд и отослал одну группу людей назад. По более широкому, гладкому, прямому и короткому пути они выедут на главную дорогу гораздо быстрее, чем его отряд по этой тропинке. К тому же несколько минут у него ушло на остановку, чтобы отдать людям распоряжения. Если это так, то преследователи, возможно, ждут их на перекрестке.
Череда испуганных воплей, смешанных с триумфальными криками, доказала, что Уолтер как нельзя кстати предупредил своих людей. К счастью, тропинка, по которой они ехали, несколько расширялась в том месте, где она встречалась с дорогой, так что Сибель и всадникам, следовавшим за ней, вполне хватило места для того, чтобы развернуть лошадей. Однако добро и лихо ходят рядом. Группе, расположившейся на дороге, тоже вполне хватило места, чтобы выпустить град стрел. Уолтер услышал визг нескольких коней, и две лошади понеслись стрелой прямо на юг подальше от боли, поразившей их.
– Всем в лес! – закричал Уолтер, направляя Бью к деревьям, но тотчас же осадил его.
Он увидел, как белая кобыла Сибель врезалась в заросли. Следом за ней, прикрывая ее своим телом, скакал Тостиг. За ними устремились еще несколько человек, но двое из тех, что первыми появились у дороги, придержали своих коней и ринулись в атаку на лучников. Уолтер снова развернул Бью кругом, призывая ближайших к нему людей в атаку. Преследователи, не успев перезарядить арбалеты, побросали их и потянулись за мечами. Кое-кто из них опоздал, а остальные отступили назад, чтобы выиграть время. Однако Уолтер и пятеро всадников неслись прямо на них, и им пришлось развернуться и обратиться в бегство.
– Отходим назад! – взревел Уолтер. – Те, что преследовали нас по тропинке, могут захватить леди Сибель.
Они во весь опор поскакали назад к тропинке и на самом деле наткнулись на отряд преследователей, колебавшихся – то ли им пуститься следом за Сибель и ее охраной по проторенной в чаще тропинке, то ли скакать к дороге, откуда доносились грубые крики. Даже если бы Уолтер и его люди хотели бежать, они бы не успели вовремя остановить коней. Как бы там ни было, они не хотели избегать столкновения. Все они были вне себя от испуга и замешательства, а кровь их кипела в жилах из-за прерванной стычки на дороге. С воплями проклятия и ругательствами они устремились на неприятеля.
И все же им не удалось застать преследователей врасплох. До тех донеслись звуки быстро приближающихся лошадей, но пока они не услышали гневные вопли, то не были уверены, что это не скакала вторая группа их собственного отряда. Следовательно, их действия не были согласованными. Несколько человек, с натянутыми на случай встречи с беглецами арбалетами, разрядили свое оружие, не очень-то надеясь попасть в кого-нибудь. Тем не менее, в силу того, что люди Уолтера скакали из-за деревьев, росших вдоль тропинки, тесно прижавшись друг к другу, две стрелы угодили в цель.
Всадник, скакавший справа от Уолтера, вывалился из седла без единого крика. По чистой случайности стрела попала прямо ему в глаз. Позади раздался резкий крик еще одного воина, но голос звучал скорее гневно, чем отчаянно. Поскольку Бью был сильнее и быстрее других коней и Уолтер немного опережал остальных, падающий всадник задел круп боевого коня. Изумленный Бью еще стремительнее бросился вперед, и Уолтер оказался один среди тех, кто намеревался убить его.
20
Хотя Уолтер отказывался верить тому, что слышал, он получил предостережение. Он крикнул скачущим впереди, чтобы те мчались во весь опор, не останавливаясь, даже когда окажутся в чаще, если дорога вдруг закончится, и услышал, как его приказ передали на переднюю линию. Донеслось до него и жужжание стрелы, выпущенной из одного арбалета, затем – из другого. По спине Уолтера невольно забегали мурашки в ожидании недоброго. По крайней мере, тропинка, по которой они следовали, была столь узка, что почти вся опасность, несмотря на град стрел, устранялась. Не более двух человек могли скакать в ряд, и даже при этом Уолтер полагал, что лошади будут так сильно теснить друг друга, что сведут точность выстрелов почти на нет.
Это несколько успокаивало, но, если дорога упрется в деревню или в скошенное поле, они окажутся в безвыходном положении. Огромная опасность подстерегала и в том случае, если бы они рассеялись по лесу, поскольку их отряд и без того был невелик. Стоит им разделиться, как они тотчас же станут легкой добычей. Уолтер выругал себя за то, что не предвидел опасности, но понял, что проклятиями делу не помочь. Кто же им угрожал? Как только до Уолтера дошло, что именно он и является мишенью, то он мгновенно подумал о Гериберте, но казалось абсолютно невозможным, что в происходящем виноват этот человек. Он отсутствовал в зале не больше пяти минут. Не мог же он за такой короткий промежуток устроить засаду, к тому же узнав о том, что Уолтер намерен покинуть Клиро всего лишь минутой раньше. Но больше об этом никто не знал. Должно быть, произошла ошибка; его щит приняли за чей-то другой.
Узнать, являлось ли это ошибкой, не представлялось возможным, а бегство от преследователей, следующих по пятам, не давало ответа. Они нуждались в убежище. Одновременно с мыслью об убежище до Уолтера донеслись крики, предупреждающие о деревне и перекрестке.
– Лучники, в хвост! – взревел Уолтер. – Тостиг, увози миледи по левой дороге, по левой!
Эта дорога уходила в том направлении, откуда они приехали. И поскольку тропинка не обрывалась с появлением деревни, Уолтер надеялся, что она делает крюк и упирается в главную дорогу. Если лучникам удастся задержать преследователей, подстрелив нескольких человек, как только те появятся на узкой дорожке, остальной отряд, возможно, подберется достаточно близко к Клиро, чтобы оказаться в поле зрения стражников на стенах.
Спустя несколько минут Уолтер оказался на небольшом расширении дороги, образованном перекрестком и тремя хижинами дровосеков. Сибель, ее эскорт и навьюченное животное уже исчезли на тропинке (ибо это была всего лишь тропинка), уходящей влево. Гул конских копыт разносился по лесу гулким эхом. Уолтер повернул Бью влево, обогнул ближайшую хижину и снова отчаянно выругался, увидев, что из луков стреляют всего лишь три человека: двое – из-за дальней хижины и один, укрывшись за домом, который объезжал Уолтер. Четвертый человек сдерживал лошадей за третьим ветхим домишкой. Из хижины до Уолтера донесся детский крик, оборванный резким женским голосом, призывающим к тишине между испуганными всхлипываниями.
– Стреляйте в них, как только они высунутся, – сказал Уолтер ближайшему лучнику. – Подстрелите одного или двоих, затем седлайте лошадей и следуйте за остальными. Если сможете стрелять на скаку, стреляйте, но не подвергайте себя опасности.
Он пришпорил Бью, перекинул на ходу щит на руку и повторил приказ. На мгновение он подумал было приказать лучникам подстрелить одну лошадь, надеясь заблокировать дорогу, но не смог отдать такой приказ. Одна стрела или даже три не убьют коня, а в подобном случае бессмысленно было причинять вред невинному существу. Как раз в эту секунду зажужжала тетива, и первый всадник, появившийся из-за деревьев, вскрикнул. Однако поскольку шок и боль заставили его ударить коня, животное ринулось вперед, предоставив лучникам возможность выстрелить во второго всадника. Они попали в него, сделав более удачные выстрелы, ибо наездник выпал из седла.
Раненый воин обрел управление лошадью и повернул ее к хижинам. Один из лучников отвлекся от приближающегося отряда, но Уолтер приказал ему держать на прицеле начало дороги. Его меч выскользнул из ножен, и он появился из-за хижины, чтобы закончить работу, начатую стрелой. Задача была не из трудных, но Уолтер пожалел, что не мог взять раненого в плен и выжать из него правду, узнать, кто подготовил засаду и для кого она предназначалась. Однако времени на это уже не оставалось. В Уолтера полетели стрелы из арбалетов. Большинству из них препятствовали деревья, но одна или две просвистели совсем рядом. Уолтер быстро убил раненого и устремился в укрытие.
Из хижины, за которой находились лошади, раздался визг женщины. В третьего преследователя, появившегося из лесу, тоже угодила стрела, но он не упал и, заметив, что его товарища быстро отправили на тот свет, не поскакал в направлении лучников Уолтера. Вместо этого он попытался повернуть коня назад под прикрытие деревьев. Люди Уолтера выпустили еще несколько стрел в направлении тропинки и затем, по сигналу своего господина, устремились к лошадям, вскочили в седла и последовали за Уолтером, который уже повернул Бью к дороге, уходящей влево. Оказавшись на тропе, Уолтер услышал резкие приказы и хруст ломающихся под напором лошадей хрупких деревьев, что росли вдоль тропинки. Он тихо выругался. Надежда, что один из убитых преследователей окажется предводителем отряда, очевидно, была напрасной.
Уолтер пришпорил Бью и пустил его стремительным аллюром. Его беспокоили люди, гнавшиеся за ним по дороге, но еще больше он боялся, что преследователи, пробиравшиеся сквозь чащу, появятся на дороге между ним и отрядом, сопровождающим Сибель. Пока он будет сдерживать натиск одних, другие могут напасть на Сибель и ее эскорт. Он понятия не имел, сколько они пробыли в деревушке. Казалось, прошло не более нескольких минут, но он не слышал впереди гула конских копыт. Насколько далеко ускакала Сибель? Позади Уолтера раздавались крики, но он не мог разобрать слов, ибо они искажались чьими-то воплями. Он снова пришпорил Бью, надеясь, что боевой конь не споткнется о рытвины, образованные повозками дровосеков.
Не успела его посетить эта мысль, как на новом витке тропинки Уолтеру предстал всадник с натянутым арбалетом, направленным прямо на него. Уолтер пригнулся, чтобы получить как можно больше шансов уклониться от стрелы, и снова пришпорил Бью, надеясь выжать из животного все силы. Но тут он услышал свое собственное имя, всадник опустил арбалет и повернул коня, крикнув, что приближается де Клер. Как только Уолтер понял, что Сибель приказала людям остановиться и ждать его, облегчение смешалось с яростью. Он услышал, как лошади, находившиеся впереди, тронулись в путь, и резко обуздал Бью, чтобы тот не обогнал их.
Лес наверняка был гораздо гуще, чем он предполагал, подумал Уолтер. Хотя он до сих пор слышал, как сквозь чащу пробирались лошади, судя по звуку, их число поубавилось, и они находились теперь гораздо дальше, чем он ожидал. Спустя несколько минут Уолтер заметил небольшую поляну, где лесная просека подходила к краю тропинки, и приказал остановиться. Когда отряд сгруппировался, он объяснил людям, что от них требуется, если тропа оборвется или, как он надеялся, упрется в главную дорогу, по которой они путешествовали.
– Никогда не делайте больше подобных глупостей, останавливаясь и ожидая меня, если я приказываю вам скакать вперед, – резко бросил он Сибель.
Она не ответила, но взгляд вспыхнувших золотом глаз ничуть не дрогнул. Если в нем и плескался некоторый страх, он был не настолько велик, чтобы вызвать неуместную в данный момент истерику. Решив, что Сибель, должно быть, тоже сознает опасность разъединения их отрядов, Уолтер почувствовал стыд за свою резкость. Но на извинения времени не было. С этим придется подождать, пока они не окажутся в безопасности. Один-единственный жест – и отряд снова тронулся в путь.
Отдавая приказы, Уолтер все время прислушивался к звукам погони, но сопротивление, оказанное ими у деревни, похоже, заставило преследователей насторожиться, поэтому, когда беглецы взнуздали лошадей, о погоне еще ничего не говорило. Тропинка снова стала шире, и спустя несколько минут они опять проследовали мимо хижин дровосеков. Здесь дорога вновь уходила влево, но это был не просто очередной виток, а прямой путь на север. Уолтер предупредил людей, что они скорее всего скоро выедут на главную дорогу.
– Леди Сибель в середине, щиты сверху! – взревел он, внезапно поняв, что звуки конских копыт позади стали такими редкими не только благодаря осторожности преследователей. За ними гналась лишь небольшая группка людей.
Эта мысль посетила Уолтера значительно раньше, но из-за других забот он не спрашивал себя, куда подевались остальные. Теперь он понял, что их предводитель тоже догадался, что лесная тропинка выходит на главную дорогу, коль уж она не оборвалась у деревушки дровосеков. Скорее всего он разделил свой отряд и отослал одну группу людей назад. По более широкому, гладкому, прямому и короткому пути они выедут на главную дорогу гораздо быстрее, чем его отряд по этой тропинке. К тому же несколько минут у него ушло на остановку, чтобы отдать людям распоряжения. Если это так, то преследователи, возможно, ждут их на перекрестке.
Череда испуганных воплей, смешанных с триумфальными криками, доказала, что Уолтер как нельзя кстати предупредил своих людей. К счастью, тропинка, по которой они ехали, несколько расширялась в том месте, где она встречалась с дорогой, так что Сибель и всадникам, следовавшим за ней, вполне хватило места для того, чтобы развернуть лошадей. Однако добро и лихо ходят рядом. Группе, расположившейся на дороге, тоже вполне хватило места, чтобы выпустить град стрел. Уолтер услышал визг нескольких коней, и две лошади понеслись стрелой прямо на юг подальше от боли, поразившей их.
– Всем в лес! – закричал Уолтер, направляя Бью к деревьям, но тотчас же осадил его.
Он увидел, как белая кобыла Сибель врезалась в заросли. Следом за ней, прикрывая ее своим телом, скакал Тостиг. За ними устремились еще несколько человек, но двое из тех, что первыми появились у дороги, придержали своих коней и ринулись в атаку на лучников. Уолтер снова развернул Бью кругом, призывая ближайших к нему людей в атаку. Преследователи, не успев перезарядить арбалеты, побросали их и потянулись за мечами. Кое-кто из них опоздал, а остальные отступили назад, чтобы выиграть время. Однако Уолтер и пятеро всадников неслись прямо на них, и им пришлось развернуться и обратиться в бегство.
– Отходим назад! – взревел Уолтер. – Те, что преследовали нас по тропинке, могут захватить леди Сибель.
Они во весь опор поскакали назад к тропинке и на самом деле наткнулись на отряд преследователей, колебавшихся – то ли им пуститься следом за Сибель и ее охраной по проторенной в чаще тропинке, то ли скакать к дороге, откуда доносились грубые крики. Даже если бы Уолтер и его люди хотели бежать, они бы не успели вовремя остановить коней. Как бы там ни было, они не хотели избегать столкновения. Все они были вне себя от испуга и замешательства, а кровь их кипела в жилах из-за прерванной стычки на дороге. С воплями проклятия и ругательствами они устремились на неприятеля.
И все же им не удалось застать преследователей врасплох. До тех донеслись звуки быстро приближающихся лошадей, но пока они не услышали гневные вопли, то не были уверены, что это не скакала вторая группа их собственного отряда. Следовательно, их действия не были согласованными. Несколько человек, с натянутыми на случай встречи с беглецами арбалетами, разрядили свое оружие, не очень-то надеясь попасть в кого-нибудь. Тем не менее, в силу того, что люди Уолтера скакали из-за деревьев, росших вдоль тропинки, тесно прижавшись друг к другу, две стрелы угодили в цель.
Всадник, скакавший справа от Уолтера, вывалился из седла без единого крика. По чистой случайности стрела попала прямо ему в глаз. Позади раздался резкий крик еще одного воина, но голос звучал скорее гневно, чем отчаянно. Поскольку Бью был сильнее и быстрее других коней и Уолтер немного опережал остальных, падающий всадник задел круп боевого коня. Изумленный Бью еще стремительнее бросился вперед, и Уолтер оказался один среди тех, кто намеревался убить его.
20
Ближе к вечеру, за четыре дня до того, как Уолтер решил, что ему необходимо отправиться к Ричарду и объяснить, что он все еще не доверяет сэру Гериберту, но не может найти повода, чтобы избавиться от этого человека, к Саймону прибыл Сиуорд и сообщил, что Джон Монмутский почти завершил свои приготовления и собирается со дня на день двинуть свою армию в наступление. Саймон передал эту новость Ричарду, спрашивая себя, следует ли ему убеждать Ричарда действовать в соответствии е планом и устроить засаду на войско Монмута.
Однако необходимости в подобных убеждениях не возникло. В прошедший четверг Ричард после объезда некоторых западных замков остановился на ночлег в Мартемском аббатстве. Туда и прибыл к нему с нотациями о «вероломной и несправедливой борьбе против короля» брат ордена францисканцев по имени Агнелль, являвшийся советником короля Генриха. Агнелль утверждал, что никто и никогда «не посягал на жизнь или собственность Ричарда», что он не имел права выступать против короля с оружием, пока у него не было «наглядных доказательств», что король является его врагом. Следовательно, Пемброк ради собственной же пользы обязан был сдаться на милость Генриха.
Едва сдерживая свой гнев, Ричард поинтересовался, какие условия готов был предложить ему Генрих. На это Агнелль высокомерно ответил, что он не сомневается в великодушии короля: Генрих дарует ему жизнь и предоставит солидную часть владений в Херефордшире, дабы поддержать его благородный титул; однако сам Пемброк не имел права ставить условия и должен был смиренно просить о милости, не зная, какие условия перед ним выдвинут.
Ричард лишь потому не раздавил Агнелля, что тот являлся слугой Господа, и они находились в аббатстве. Он даже заставил себя вежливо и пространно ответить на выдвинутые против него обвинения, упомянув, что нарушение перемирия произошло после атаки на Аск, когда король лишил его своим указом земель и должностей без всякого суда пэров, которого Ричард неоднократно требовал и решению которого клялся подчиниться. Однако, несмотря на внешнее спокойствие, Ричард бесился от гнева. Даже сейчас он готов был ухватиться за честное и приемлемое предложение, чтобы положить конец этому конфликту. Высокомерие Агнелля и надменный тон послания отнюдь не вызвали в Пемброке предполагаемого страха и благоговения, а лишь разъярили и укрепили его намерения.
Следовательно, когда Саймон пересказал сообщение Сиуорда, Ричард лишь проклял неподходящий момент, но собрал свои войска и приказал им покинуть Абергавенни и Аск. Силы, находившиеся в Аске, двинулись на север вдоль долины реки, но повозки, перевозившие огромные военные баллисты и катапульты, замедляли движение. С наступлением сумерек эта часть армии Пемброка разбила лагерь там, где в реку Аск впадал приток. На рассвете повозки снова двинулись на север, но большинство людей, которые сопровождали их, исчезли. Ночью они как можно тише отправились вдоль притока на восток в направлении Монмута.
Леди Пемброк жаждала удовольствий. По ее приглашению в Абергавенни прибыло несколько менестрелей, поэтому в замке были и танцы, и фокусы, и смешные представления. Жервез радовалась даже этим незатейливым развлечениям. Она не только не высмеивала варварские обычаи, но вела себя со всей выдержкой и даже попросила Ричарда позволить ей остаться, когда тот предложил безопасности ради снова отослать ее на запад. Поэтому Ричард, который и сам наслаждался улучшением своих отношений с супругой, понимал, что, возможно, у него никогда не появится другого шанса спасти свой брак, если он не уступит Жервез.
Он не думал, что его жене и невестке грозит реальная опасность, если те останутся. Вполне возможно, что его засада не обратится полной победой, на которую он надеялся, но Ричард не сомневался, что войска Джона Монмутского понесут столь существенный урон, что о нападении на Абергавенни не будет и речи.
Мари тоже стремилась остаться в Абергавенни. Хотя она чуть было не пришла в ярость, когда Уолтер столь внезапно покинул Билт, не сказав ни слова, ей было на что отвлечься, пока Ричард и все его люди оставались в замке. В известном смысле она была единственной оставшейся женщиной. Естественно, ни один мужчина не стал бы флиртовать с Жервез на глазах у ее мужа, Рианнон же, как заметила Мари, многие просто боялись. Когда Рианнон пела, и ее звонкий голосок наполнял зал, все лишь безмолвно слушали и наблюдали за ней. Но когда песни заканчивались, мужчины встряхивались, словно освободившись от колдовских чар, и лишь немногие осмеливались вступить с валлийкой в разговор.
Следовательно, Мари была объектом внимания для каждого мужчины, которому нравилось женское общество. Лесть и комплименты не позволили ей поддаться гневу, который она почувствовала, когда Уолтер покинул Билт. Не думала она и о своей ненависти к Сибель, которая, похоже, вырвала из ее рук желанный приз. Однако, когда в замке не осталось никого, кроме нескольких стариков, не имевших здоровья ни сражаться, ни проявлять интерес к ее прелестям, пустое время заполнилось именно гневом и ненавистью. В своих фантазиях она мучила и убивала Сибель с Уолтером, но эти фантазии были слишком бессодержательными, чтобы доставить желанное удовлетворение.
Однако Мари не могла избавиться от мысли насолить тем, кто, по ее мнению, оскорбил и ограбил ее. Теперь Мари признала, что Уолтера гораздо больше привлекали деньги и, власть, чем красота самой Мари, и поняла, что соблазн не заставит его отказаться от такой наследницы. Все же она надеялась, что ей удастся либо вызвать в Сибель такую ярость и отвращение, что та попросит отца расторгнуть устное соглашение, либо – ревность, которая обрушится на Уолтера потоком столь жестоким, что он сам начнет уклоняться от случайных обязательств.
По мнению Мари, ее план не удался лишь потому, что Уолтер отличался такой жадностью, что готов был есть отбросы, если бы в качестве соуса ему предложили достаточно богатства и власти, а Сибель просто напоминала ей собаку на сене, ибо не упустила бесполезного для нее мужчину лишь из страха, что он достанется другой. «Отвратительные люди», – думала Мари. Они оба заслужили того, чтобы лишиться всего, за что хватались с такой жадностью. Но если ничто не сможет вырвать приданое Сибель из рук Уолтера, а ее семью обратить в его врагов?
Как только вопрос встал таким образом, у Мари появился ответ. Если доказать, что Уолтер заключил брачный контракт обманным путем (например, последует веская претензия на предшествующий контракт), гордый лорд Джеффри, кузен короля, безусловно, расторгнет это соглашение. Мари долго переваривала эту идею, и чем больше думала о ней, тем больше она ей нравилась. Уолтера возненавидит не только весь клан Роузлинда, но и сам Ричард. В конце концов, она являлась невесткой Ричарда, и то, что Уолтер обещал жениться на ней, соблазнил ее, а затем заключил соглашение с его политическим врагом, предложившим более крупное приданое, оскорбило бы Ричарда.
Но тут выходила загвоздка. Если Уолтер обещал жениться на Мари, почему она не заявила об этом, как только Сибель начала распространять слухи о своей помолвке? Конечно, она могла сказать, что ей было стыдно, что не хотела причинять неприятности, но тогда ей придется объяснить, почему она заговорила об этом теперь. Весь следующий день она боролась с этой проблемой, не в силах найти ответ; в день, когда Уолтер и Сибель отправились в Абергавенни, она обнаружила, что у нее начались месячные. Поначалу кровь, запачкавшая сорочку и тунику, только рассердила ее. Она бы могла избавиться от этого бесполезного бремени, появись у нее возможность обзавестись ребенком. И мысль о ребенке разрешила ее проблему.
Естественно, если бы она была любовницей Уолтера и обнаружила бы теперь, что беременна, ей бы пришлось раскрыть их связь, несмотря на стыд и готовность пожертвовать собой ради своего любовника. К сожалению, она уже швырнула сорочку и тунику в корзину с грязным бельем, так что служанка будет знать, что она отнюдь не ждет ребенка.
Мари нахмурила брови. Служанка была мелочью по сравнению с тем, что Уолтер начнет отрицать все до последнего слова, но Ричард, безусловно, поверит ей. Женщина не стала бы признаваться в таком постыдном для нее положении, если бы ею не владело крайнее отчаяние. Но, возможно, Ричард не станет переживать. То, что с ней так несправедливо обошлись во Франции, оставило его совершенно равнодушным. Ричард вполне мог отказаться от претензий к Уолтеру ради ее защиты и в этом случае. Прикусив от досады губы, Мари направилась в покои Жервез. Если они обе поклянутся, Ричарду придется выслушать их.
Отъезд Ричарда ограничил выбор развлечений и для Жервез. Он забрал с собой не только людей, рассказывавших ей различные истории из жизни двора короля Генриха, но приказал покинуть замок и менестрелям. Он сделал это в надежде, что те распространят слухи, будто бы он отправился на север, чтобы присоединиться к принцу Ллевелину, а не потому, что хотел оставить свою жену в одиночестве и скуке, но Жервез не задумывалась об этом, а если бы и задумалась, то не сочла бы подобную причину достаточно убедительной, чтобы лишать ее удовольствия.
Таким образом, она снова воспылала ненавистью к своему мужу и с радостью ухватилась за предложение, которое обещало доставить ему неприятности. Тем не менее, Жервез не была полной дурой.
– Он переспал с тобой только раз, – сказала она. – Ты действительно беременна?
Мари помешкала с секунду. Ричард и не подумает допрашивать служанку, но Жервез, несомненно, не забудет об этом, и как бы Мари ни запугивала девушку, та скажет правду, поскольку она принадлежала Жервез, а не ей. И снова Мари вкусила горечь зависимого положения, еще сильнее возненавидев Уолтера и Сибель за то, что те не давали ей воспользоваться случаем обрести свободу.
– Нет, не беременна, но какая разница?
– Что же ты скажешь через три месяца, когда твой живот не начнет расти? – спросила Жервез.
– Не смеши меня! – воскликнула Мари. – Когда через месяц у меня снова начнется менструация, я закричу от боли и потеряю ребенка.
– В таком случае ты потеряешь и мужчину, если тебе вообще удастся заполучить его таким способом. – Жервез нахмурилась. Хотя они постоянно препирались друг с другом и Жервез не очень-то нравилось содержать Мари за счет собственного кошелька, она тем не менее любила сестру. – Ты уверена, что должна сделать это? – спросила она. – Он возненавидит тебя. И боюсь, что Ричард не станет заступаться, если сэр Уолтер выйдет из себя и побьет тебя. Возможно, он даже не позволит мне дать тебе убежище. Я боюсь...
– Я не надеюсь заполучить сэра Уолтера, – нетерпеливо перебила Мари. – Я найду другого мужчину. Сэр Филипп Бассетт не женат, и, по правде говоря, он нравится мне гораздо больше, пускай и не так богат, как сэр Уолтер.
– Тогда почему... – Жервез резко замолчала.
Она знала почему. Мари была убеждена, что Уолтер отрекся от нее ради богатого приданого, хотя эта самодовольная девица нравилась ему гораздо меньше. Но Жервез не разделяла мнения Мари; она смотрела на Уолтера и Сибель взглядом куда менее ослепленным предубеждениями, чем ее сестра. Жервез больше не думала, что Уолтер хочет жениться на Сибель из-за ее богатства, и он никому и ни за что бы не простил потерю желанной женщины.
Заявление Мари о том, что она не собирается выходить замуж за Уолтера, рассеяло сомнения Жервез. Ей не нравились женщины Роузлинда. Услужливая преданность лорда Иэна и лорда Джеффри своим женам злила ее, а легкое презрение, которое Сибель не могла скрыть, когда Жервез сказала ей, что Уолтер отличался жадностью, лишь усилило эту неприязнь. Жервез не желала Сибель и всему клану Роузлинда несчастья, отнюдь нет. Но в то же время в своем нынешнем настроении ей хотелось поставить Ричарда в такое положение, которое, бесспорно, смутило и разгневало бы его.
Однако идея разозлить Ричарда заставила Жервез взглянуть на эту проблему с другой стороны. Ей не очень-то хотелось, чтобы его гнев отразился на ней. В результате Ричард мог отослать ее назад в Пемброк или – еще хуже! – навсегда запереть в каком-нибудь замке в Ирландии.
Однако необходимости в подобных убеждениях не возникло. В прошедший четверг Ричард после объезда некоторых западных замков остановился на ночлег в Мартемском аббатстве. Туда и прибыл к нему с нотациями о «вероломной и несправедливой борьбе против короля» брат ордена францисканцев по имени Агнелль, являвшийся советником короля Генриха. Агнелль утверждал, что никто и никогда «не посягал на жизнь или собственность Ричарда», что он не имел права выступать против короля с оружием, пока у него не было «наглядных доказательств», что король является его врагом. Следовательно, Пемброк ради собственной же пользы обязан был сдаться на милость Генриха.
Едва сдерживая свой гнев, Ричард поинтересовался, какие условия готов был предложить ему Генрих. На это Агнелль высокомерно ответил, что он не сомневается в великодушии короля: Генрих дарует ему жизнь и предоставит солидную часть владений в Херефордшире, дабы поддержать его благородный титул; однако сам Пемброк не имел права ставить условия и должен был смиренно просить о милости, не зная, какие условия перед ним выдвинут.
Ричард лишь потому не раздавил Агнелля, что тот являлся слугой Господа, и они находились в аббатстве. Он даже заставил себя вежливо и пространно ответить на выдвинутые против него обвинения, упомянув, что нарушение перемирия произошло после атаки на Аск, когда король лишил его своим указом земель и должностей без всякого суда пэров, которого Ричард неоднократно требовал и решению которого клялся подчиниться. Однако, несмотря на внешнее спокойствие, Ричард бесился от гнева. Даже сейчас он готов был ухватиться за честное и приемлемое предложение, чтобы положить конец этому конфликту. Высокомерие Агнелля и надменный тон послания отнюдь не вызвали в Пемброке предполагаемого страха и благоговения, а лишь разъярили и укрепили его намерения.
Следовательно, когда Саймон пересказал сообщение Сиуорда, Ричард лишь проклял неподходящий момент, но собрал свои войска и приказал им покинуть Абергавенни и Аск. Силы, находившиеся в Аске, двинулись на север вдоль долины реки, но повозки, перевозившие огромные военные баллисты и катапульты, замедляли движение. С наступлением сумерек эта часть армии Пемброка разбила лагерь там, где в реку Аск впадал приток. На рассвете повозки снова двинулись на север, но большинство людей, которые сопровождали их, исчезли. Ночью они как можно тише отправились вдоль притока на восток в направлении Монмута.
Леди Пемброк жаждала удовольствий. По ее приглашению в Абергавенни прибыло несколько менестрелей, поэтому в замке были и танцы, и фокусы, и смешные представления. Жервез радовалась даже этим незатейливым развлечениям. Она не только не высмеивала варварские обычаи, но вела себя со всей выдержкой и даже попросила Ричарда позволить ей остаться, когда тот предложил безопасности ради снова отослать ее на запад. Поэтому Ричард, который и сам наслаждался улучшением своих отношений с супругой, понимал, что, возможно, у него никогда не появится другого шанса спасти свой брак, если он не уступит Жервез.
Он не думал, что его жене и невестке грозит реальная опасность, если те останутся. Вполне возможно, что его засада не обратится полной победой, на которую он надеялся, но Ричард не сомневался, что войска Джона Монмутского понесут столь существенный урон, что о нападении на Абергавенни не будет и речи.
Мари тоже стремилась остаться в Абергавенни. Хотя она чуть было не пришла в ярость, когда Уолтер столь внезапно покинул Билт, не сказав ни слова, ей было на что отвлечься, пока Ричард и все его люди оставались в замке. В известном смысле она была единственной оставшейся женщиной. Естественно, ни один мужчина не стал бы флиртовать с Жервез на глазах у ее мужа, Рианнон же, как заметила Мари, многие просто боялись. Когда Рианнон пела, и ее звонкий голосок наполнял зал, все лишь безмолвно слушали и наблюдали за ней. Но когда песни заканчивались, мужчины встряхивались, словно освободившись от колдовских чар, и лишь немногие осмеливались вступить с валлийкой в разговор.
Следовательно, Мари была объектом внимания для каждого мужчины, которому нравилось женское общество. Лесть и комплименты не позволили ей поддаться гневу, который она почувствовала, когда Уолтер покинул Билт. Не думала она и о своей ненависти к Сибель, которая, похоже, вырвала из ее рук желанный приз. Однако, когда в замке не осталось никого, кроме нескольких стариков, не имевших здоровья ни сражаться, ни проявлять интерес к ее прелестям, пустое время заполнилось именно гневом и ненавистью. В своих фантазиях она мучила и убивала Сибель с Уолтером, но эти фантазии были слишком бессодержательными, чтобы доставить желанное удовлетворение.
Однако Мари не могла избавиться от мысли насолить тем, кто, по ее мнению, оскорбил и ограбил ее. Теперь Мари признала, что Уолтера гораздо больше привлекали деньги и, власть, чем красота самой Мари, и поняла, что соблазн не заставит его отказаться от такой наследницы. Все же она надеялась, что ей удастся либо вызвать в Сибель такую ярость и отвращение, что та попросит отца расторгнуть устное соглашение, либо – ревность, которая обрушится на Уолтера потоком столь жестоким, что он сам начнет уклоняться от случайных обязательств.
По мнению Мари, ее план не удался лишь потому, что Уолтер отличался такой жадностью, что готов был есть отбросы, если бы в качестве соуса ему предложили достаточно богатства и власти, а Сибель просто напоминала ей собаку на сене, ибо не упустила бесполезного для нее мужчину лишь из страха, что он достанется другой. «Отвратительные люди», – думала Мари. Они оба заслужили того, чтобы лишиться всего, за что хватались с такой жадностью. Но если ничто не сможет вырвать приданое Сибель из рук Уолтера, а ее семью обратить в его врагов?
Как только вопрос встал таким образом, у Мари появился ответ. Если доказать, что Уолтер заключил брачный контракт обманным путем (например, последует веская претензия на предшествующий контракт), гордый лорд Джеффри, кузен короля, безусловно, расторгнет это соглашение. Мари долго переваривала эту идею, и чем больше думала о ней, тем больше она ей нравилась. Уолтера возненавидит не только весь клан Роузлинда, но и сам Ричард. В конце концов, она являлась невесткой Ричарда, и то, что Уолтер обещал жениться на ней, соблазнил ее, а затем заключил соглашение с его политическим врагом, предложившим более крупное приданое, оскорбило бы Ричарда.
Но тут выходила загвоздка. Если Уолтер обещал жениться на Мари, почему она не заявила об этом, как только Сибель начала распространять слухи о своей помолвке? Конечно, она могла сказать, что ей было стыдно, что не хотела причинять неприятности, но тогда ей придется объяснить, почему она заговорила об этом теперь. Весь следующий день она боролась с этой проблемой, не в силах найти ответ; в день, когда Уолтер и Сибель отправились в Абергавенни, она обнаружила, что у нее начались месячные. Поначалу кровь, запачкавшая сорочку и тунику, только рассердила ее. Она бы могла избавиться от этого бесполезного бремени, появись у нее возможность обзавестись ребенком. И мысль о ребенке разрешила ее проблему.
Естественно, если бы она была любовницей Уолтера и обнаружила бы теперь, что беременна, ей бы пришлось раскрыть их связь, несмотря на стыд и готовность пожертвовать собой ради своего любовника. К сожалению, она уже швырнула сорочку и тунику в корзину с грязным бельем, так что служанка будет знать, что она отнюдь не ждет ребенка.
Мари нахмурила брови. Служанка была мелочью по сравнению с тем, что Уолтер начнет отрицать все до последнего слова, но Ричард, безусловно, поверит ей. Женщина не стала бы признаваться в таком постыдном для нее положении, если бы ею не владело крайнее отчаяние. Но, возможно, Ричард не станет переживать. То, что с ней так несправедливо обошлись во Франции, оставило его совершенно равнодушным. Ричард вполне мог отказаться от претензий к Уолтеру ради ее защиты и в этом случае. Прикусив от досады губы, Мари направилась в покои Жервез. Если они обе поклянутся, Ричарду придется выслушать их.
Отъезд Ричарда ограничил выбор развлечений и для Жервез. Он забрал с собой не только людей, рассказывавших ей различные истории из жизни двора короля Генриха, но приказал покинуть замок и менестрелям. Он сделал это в надежде, что те распространят слухи, будто бы он отправился на север, чтобы присоединиться к принцу Ллевелину, а не потому, что хотел оставить свою жену в одиночестве и скуке, но Жервез не задумывалась об этом, а если бы и задумалась, то не сочла бы подобную причину достаточно убедительной, чтобы лишать ее удовольствия.
Таким образом, она снова воспылала ненавистью к своему мужу и с радостью ухватилась за предложение, которое обещало доставить ему неприятности. Тем не менее, Жервез не была полной дурой.
– Он переспал с тобой только раз, – сказала она. – Ты действительно беременна?
Мари помешкала с секунду. Ричард и не подумает допрашивать служанку, но Жервез, несомненно, не забудет об этом, и как бы Мари ни запугивала девушку, та скажет правду, поскольку она принадлежала Жервез, а не ей. И снова Мари вкусила горечь зависимого положения, еще сильнее возненавидев Уолтера и Сибель за то, что те не давали ей воспользоваться случаем обрести свободу.
– Нет, не беременна, но какая разница?
– Что же ты скажешь через три месяца, когда твой живот не начнет расти? – спросила Жервез.
– Не смеши меня! – воскликнула Мари. – Когда через месяц у меня снова начнется менструация, я закричу от боли и потеряю ребенка.
– В таком случае ты потеряешь и мужчину, если тебе вообще удастся заполучить его таким способом. – Жервез нахмурилась. Хотя они постоянно препирались друг с другом и Жервез не очень-то нравилось содержать Мари за счет собственного кошелька, она тем не менее любила сестру. – Ты уверена, что должна сделать это? – спросила она. – Он возненавидит тебя. И боюсь, что Ричард не станет заступаться, если сэр Уолтер выйдет из себя и побьет тебя. Возможно, он даже не позволит мне дать тебе убежище. Я боюсь...
– Я не надеюсь заполучить сэра Уолтера, – нетерпеливо перебила Мари. – Я найду другого мужчину. Сэр Филипп Бассетт не женат, и, по правде говоря, он нравится мне гораздо больше, пускай и не так богат, как сэр Уолтер.
– Тогда почему... – Жервез резко замолчала.
Она знала почему. Мари была убеждена, что Уолтер отрекся от нее ради богатого приданого, хотя эта самодовольная девица нравилась ему гораздо меньше. Но Жервез не разделяла мнения Мари; она смотрела на Уолтера и Сибель взглядом куда менее ослепленным предубеждениями, чем ее сестра. Жервез больше не думала, что Уолтер хочет жениться на Сибель из-за ее богатства, и он никому и ни за что бы не простил потерю желанной женщины.
Заявление Мари о том, что она не собирается выходить замуж за Уолтера, рассеяло сомнения Жервез. Ей не нравились женщины Роузлинда. Услужливая преданность лорда Иэна и лорда Джеффри своим женам злила ее, а легкое презрение, которое Сибель не могла скрыть, когда Жервез сказала ей, что Уолтер отличался жадностью, лишь усилило эту неприязнь. Жервез не желала Сибель и всему клану Роузлинда несчастья, отнюдь нет. Но в то же время в своем нынешнем настроении ей хотелось поставить Ричарда в такое положение, которое, бесспорно, смутило и разгневало бы его.
Однако идея разозлить Ричарда заставила Жервез взглянуть на эту проблему с другой стороны. Ей не очень-то хотелось, чтобы его гнев отразился на ней. В результате Ричард мог отослать ее назад в Пемброк или – еще хуже! – навсегда запереть в каком-нибудь замке в Ирландии.