Джеллис Роберта. Сладкая месть

   По лицу Рианнон скользнула тень, и она ответила слегка дрожащим голосом:
   – Саймон с армией. Но как вы попали из деревни на эту дорогу?
   – Неважно. Сибель все объяснит. Дайте мне человека, который отвезет меня к Саймону или Ричарду. Я должен рассказать им, что по этой дороге следует армия и...
   – Нет! – воскликнула Сибель. – Не покидайте нас.
   На мгновение Уолтер пришел в недоумение. Вряд ли Сибель испытывала необходимость в его защите в такой непосредственной близи от Абергавенни и в обществе Рианнон с удвоенным отрядом людей. Она понимала опасность столкновения с дозором и быстро следовала всем его указаниям, но не выказывала признаков страха. Затем до Уолтера дошло, что она боялась за него. Это было приятно и послужило бы ему теплым утешением в предстоящей битве. Уолтер улыбнулся ей и покачал головой.
   – Я должен ехать, и немедленно, – сказал он.
   – Вы снова сломаете ключицу и станете непригодным к сражению, – парировала Сибель.
   – Я буду осторожен, – уверил ее Уолтер, нежно улыбнувшись, но взгляд и голос его оставались непреклонными.
   Зная исход подобного спора, Рианнон не стала вдаваться в подробности и объяснила по-валлийски своим людям, что один из них должен проводить сэра Уолтера к Саймону или, если тот находился в разведке, к лорду Пемброку. Эфан, который немного говорил на французском, вызвался поехать, и Рианнон отвернулась от Уолтера и Сибель как раз в тот момент, когда последняя сказала:
   – Да поможет вам в таком случае Господь, милорд.
   Сибель произнесла эти слова спокойным голосом, опустив ресницы. Она получила хорошую выучку. Она знала, как должным образом расставаться с мужчиной, когда все доводы исчерпаны, а уговоры бесполезны, ибо не раз видела, как матушка и бабушка расставались со своими мужьями. Однако она не знала, каким это было мучением, ценой каких усилий и какого страха те выжимали из себя спокойные слова. Ничего плохого не случится, сказала она себе, едва осознав, что Уолтер уже скакал по дороге в обратном направлении. Затем она пустила Дамас рысью рядом с Цифлим. Ее пугало лишь то, что кость Уолтера еще не срослась как следует, и, если ключица вдруг сломается, он не сможет держать щит должным образом. Но Ричард будет знать об этом, и либо отстранит Уолтера от сражения, либо будет защищать его.
   – Я тоже боюсь, – произнесла Рианнон высоким, дрожащим голосом. – Сибель, не поехать ли нам в лагерь? Там мы сможем остаться с нашими мужчинами и слугами.
   Страх откликнулся на страх. Сибель повернулась и увидела, каким испуганным стал взгляд Рианнон.
   – Ты же знаешь, что мы не можем этого сделать, – ответила Сибель. – Тебе ведь известно, какую опасность мы будем представлять для наших мужчин, если... если битва вдруг примет скверный оборот, – голос ее начал дрожать, поэтому она замолчала, овладела собой и решительно продолжила: – Ты обещала Саймону, что будешь осторожна, если он оставит тебя при себе до начала сражения – ты сама мне об этом говорила. С ними не случится ничего дурного. Подумай, как часто они сражались и возвращались целыми и невредимыми. И... и если кого-нибудь из них вдруг ранят, а мы с тобой попадем в плен к Монмуту, кто будет ухаживать за их ранами?
   Рианнон вздохнула, и ее напряженный взгляд заволокло слезами.
   – Я ненавижу этот страх, – прошептала она.
   Сибель это чувство тоже не нравилось; однако страх оберегал ее от напрасных мучений.
   Узнав, что в замок приехала Сибель, Мари пришла в неописуемый восторг. Она сидела у камина и оттачивала слова, с помощью которых намеревалась расстроить помолвку Сибель, вонзая иголку в вышивание, будто это была не ткань, а сердце Сибель. Но тревога не давала покоя ни Рианнон, ни Сибель, поэтому у Мари не появлялось возможности сообщить свою новость.
   Однако она все же сделала попытку; как только Рианнон и Сибель вошли и приветствовали Жервез учтивыми реверансами, Мари сказала, что должна сообщить Сибель нечто очень важное. Решив, что известие Мари – не что иное, как очередная грязная сплетня, Сибель со всей вежливостью ответила, что очень скоро выслушает ее, но сначала осмотрит раны, которые получили ее люди во время пути. На этот раз Жервез не стала сокрушаться по поводу того, что высокородной даме не следует пачкать руки о простых воинов. Если бы Рианнон и Сибель не мучил страх, они бы обе заметили, что тут что-то не так, и поняли бы, что Жервез только того и надо, чтобы они ушли. В своем нынешнем состоянии они бы даже не заметили, если бы Жервез исполнила танец живота на столе.
   Желая чем-нибудь занять себя, на чем-то сосредоточить все свои мысли, они направились за лекарственными травами, которые привезла с собой в корзинах Рианнон, а затем ознакомились с запасами лекаря, служившего при замке. Оттуда они устремились на половину, где отвели комнаты для больных воинов. Там они с такой тревогой осматривали каждый порез и ушиб, чем невольно напугали бедных мужчин, которые до этого не придавали значения своим несерьезным ранам.
   Как только они удалились, Жервез сказала:
   – Сестра, прошу тебя, не сообщай леди Сибель о своем... э-э... положении, пока ты не поговорила с Ричардом.
   – Почему? – воскликнула Мари. – Ты обещала помочь мне. Это и есть твоя помощь?
   – Я помогу тебе, – отчасти солгала Жервез, ибо, чем больше она думала о том, как отреагирует на затею Мари Ричард, тем меньше все это нравилось ей.
   Два года в Пемброке, по сравнению с празднествами в Билте и тихими увлечениями и удовольствиями пребывания в Абергавенни, научили Жервез кое-чему. Она жаловалась на одиночество и скуку, когда Ричард воевал во Франции, но там у нее всегда были гости, кто-то приезжал, кто-то уезжал. Она посещала средних размеров городишки с ярмарками и рынками, получала другие незатейливые удовольствия. Пемброк, расположенный в дебрях Уэльса, был совершенно иным местом. Каково бы ни было предназначение этого замка, он ничем не отличался от тюрьмы. Жервез отнюдь не хотела снова оказаться там, особенно из-за никчемной мести своей сестры.
   – Ты не подумала об этом как следует, – продолжала Жервез. – Если ты расскажешь Сибель свою басню, а она поверит тебе, то не станет сидеть сложа руки и лить слезы. Неужели ты не заметила, что она не относится к такому роду женщин? Она вернется в свой замок Клиро, вероятно, напишет своему отцу, а скорее всего – сэру Уолтеру. Но сэр Уолтер с Ричардом, и Сибель может рассказать ему что угодно... и ты не сможешь защитить себя, поскольку тебя не будет рядом. Помимо этого, лорд Джеффри – самая подходящая личность для посредничества между королем и Ричардом. Ты сама, должно быть, отметила, как часто они разговаривали в Билте. Да, Сибель действительно может написать лорду Джеффри не в пользу сэра Уолтера, но уверена ли ты, что лорд Джеффри обвинит во всем Уолтера? Где ты видела, чтобы мужчина винил другого мужчину за то, что тот забавляется с женщинами? Он обвинит тебя, и, если он после этого не замолвит за Ричарда перед королем ни слова, Ричард скорее убьет тебя, чем поможет.
   Мари уставилась на сестру, от злости лицо ее стало мертвенно-бледным.
   – Я отомщу ему за то, что он так обошелся со мной. Отомщу!
   – И я помогу тебе в этом, – заверила ее Жервез, понимая, что Мари следует успокоить, иначе ее ненависть пересилит страх. – Но ты должна действовать через Ричарда. Если ты дождешься его и расскажешь свою историю только ему, то, учитывая слабость женщины, поверившей мужчине, которому она не имела оснований не верить, на тебя ляжет меньшая часть вины. Ричард – твой покровитель. Защищать тебя – его долг.
   – А если он не станет меня защищать?! – воскликнула Мари. – Он ведь позволил, чтобы захватили мои земли, хотя долг обязывал его вернуть их мне.
   – Тогда... тогда будет видно, – ответила Жервез, втайне надеясь, что ни Ричард, ни сэр Уолтер не вернутся в Абергавенни в течение того времени, пока у Мари еще будет возможность заявить, будто она носит ребенка сэра Уолтера; а в этом случае, что бы ни рассказала Мари, Ричард рассмеется ей в лицо. – Но мы что-нибудь придумаем, – поспешила добавить Жервез, уловив ярость во взгляде Мари и желая умиротворить ее.
   Вряд ли ей бы удалось успокоить Мари, если бы Сибель и Рианнон вернулись, чтобы отдохнуть с ними, но те не приходили. Когда они смазали раны каждого воина, звон церковных колоколов напомнил им, что это был рождественский день. Отказавшись от обеда, поскольку обе не имели ни малейшего желания есть, они поспешили в церковь. Казалось, день как нельзя лучше подходил для молитв.
   Сибель не спрашивала, кому молилась Рианнон. Рианнон быстро исполнила ответствия, предписанные мессой, после чего тихо зашептала на родном языке. По сути дела, Сибель была рада этому. Это ничуть не волновало ее, коль сила, охранявшая Саймона и Уолтера, одобрялась церковью, в которой они совершали богослужение. Если древние боги все еще обладали силой здесь в Уэльсе, она радовалась, что Рианнон знала, как взывать к ним. Сибель и сама бы помолилась им, если бы знала как – она бы помолилась самому дьяволу, только бы все закончилось хорошо. Но в церкви она делала то, что лучше всего знала – преподносила священникам серебро и возлагала пожертвования к каждой святыне.
   Затем без лишних слов, но зная о намерениях друг друга, Сибель и Рианнон направились на стены замка. Стражники удивились, но не сказали им «нет», и они долго простояли там, вглядываясь на восток, невзирая на холод и резкий ветер. Во время вечерни они опять посетили службу, а затем вернулись на стены. Не заметив никаких знамений, они вскоре после наступления сумерок вошли в замок, чтобы отогреться у огня.
   К тому времени первый гнев Мари улегся, и Жервез удалось вселить ей чувство страха и осторожности. Она с ненавистью смотрела на Сибель, но ей бы пришлось вонзить кинжал в спину последней, чтобы привлечь ее внимание. За вечерней трапезой почти никто не говорил, а после нее Рианнон пела, чтобы успокоить свое сердце, ибо музыка служила ей утешением. Ее голос звучал необыкновенно, завораживающе, и ему внимали все, даже Мари.
   Когда Рианнон утомило пение, Жервез и Мари отправились спать; Сибель и Рианнон в ожидании сидели у камина. Но новостей не было, и в конце концов пришлось признать, что их испытание не закончилось. В этот день сражения не произошло. Они должны были пережить ночь, а затем следующий день. Ломая в отчаянии руки, они поднялись и тоже отправились спать, но мысль о том, что им придется провести в одиночестве бессонную ночь, не радовала ни одну, ни другую, поэтому они легли вместе в покоях Рианнон, успокаивая друг друга по мере своих сил, пока, наконец, ближе к рассвету обе не погрузились в сон.
 
   Поскольку в лагере Ричарда не осмеливались разжигать костры, его армии пришлось невыносимо холодно в эту ночь. Тем не менее, люди пребывали в хорошем расположении духа, ибо знали, что время их лишений завершилось, и согревались теперь мыслью о добыче. Однако рассвет послужил желанным знаком, и капитанам почти никого не пришлось поднимать силой. К заутрене все были готовы к бою, ожидая первых признаков появления войск Джона Монмутского.
   Знать гораздо меньше страдала от холода; палатки дворян обогревались жаровнями с древесными углями, а их тела защищали теплые меха. Однако настроены они были гораздо хуже, чем простые воины. Новости Уолтера оказались не очень приятными – хотя, конечно, Ричард был рад предупреждению. Численность неприятеля превышала предполагаемое количество, и этот факт говорил, что Джон Монмутский, возможно, знал кое-что о засаде, устроенной на Уолтера. Все же валлийцы Саймона доложили, что меры предосторожности в лагере Монмута не отличались особой тщательностью.
   Ричард, на зажившем лице которого остались лишь розоватые пятна в тех местах, где были язвы, нахмурил брови и спросил, достаточно ли окрепла для сражения сломанная ключица Уолтера.
   – Для рыцарских турниров – нет, если верить Сибель, – ответил Уолтер, – но турниров здесь как будто не намечается.
   Сибель не говорила ничего подобного, но Ричард не знал об этом и обрадовался, что Уолтер со своими людьми сможет остепенить валлийцев. Он уже начал с одобрением относиться к их способностям, но все еще не доверял им. В этом (по крайней мере, в отношении битвы на открытом месте) он был отчасти справедлив. Все знали, что валлийцы не умели держать свои позиции и отражать атаки. Эти легко вооруженные, малочисленные пешие солдаты имели склонность отступать перед более сильным противником, изматывая своих врагов бегством до тех пор, пока погоня не обходилась тем слишком дорогой ценой. Каким бы успешным ни был этот метод с точки зрения обороны, в данном случае он не способствовал победе.
   Ричард не желал, чтобы неприятель прорвался через передовые линии, перестроился и обрушился на его силы с тыла. Он и сам собирался предоставить в поддержку валлийским стрелкам Саймона хорошо вооруженный отряд, поэтому предложение Уолтера оказалось идеальным решением этой проблемы. Хотя отряд Уолтера был набран в южном Уэльсе (а люди Саймона не признавали выходцев с Юга, и наоборот), обе эти группы гораздо больше предпочитали друг друга, нежели англичан Бассетта. Кроме того, их враги в своем большинстве были тоже англичанами. Таким образом, оставив лагерь и подготовившись к бою, весь отряд пребывал в прекрасном расположении духа.
   Ожидая врага, Уолтер и Саймон тихо беседовали друг с другом до тех пор, пока Саймон вдруг резко не замолчал на полуслове и, наклонив голову, прислушался. Уолтер ничего не слышал, но спустя мгновение раздался крик птицы, и Саймон, надев шлем, привел в готовность щит. Уолтер без лишних вопросов проделал то же самое. Для него крик птицы оставался всего лишь безобидным звуком, но реакция Саймона говорила о том, что это был условленный сигнал. Прошло несколько минут, и Уолтер услышал вдалеке едва различимые звуки, низкое громыхание, перемежавшееся время от времени с более высокими нотами.
   Они напряженно ждали еще двадцать минут, пока глухой гул не перерос в грохот множества ног, тяжелую поступь неторопливых волов и лошадей, скрежет колес о жесткую поверхность земли. Теперь они более четко могли расслышать высокие ноты: скрип осей, резкие приказы, протестующее ржание лошадей. Саймон и Уолтер обменялись взглядами. Тут имелись и преимущества, и недостатки. Присутствие повозок доказывало, что об их засаде не подозревали, но им придется приказать людям отступить. Уолтер кивнул, и Саймон поджал губы, намереваясь свистнуть. Но его свист потонул в реве рожков и труб, зазвучавших с подступов к дороге.

22

   Поскольку Сибель и Рианнон уснули только к рассвету, обессилев от напряжения и беспокойства, то проспали очень долго. Они сами не знали о том, что тепло тел и постели вводило их обеих в заблуждение. Во сне ни одна из них не понимала, что лежит бок о бок с женщиной, так что они спокойно спали, обманутые ложной уверенностью, что рядом спят их мужчины. В связи с этим сон был глубоким и продолжительным.
   По своей природе ни Жервез, ни Мари не относились к ранним пташкам. Войдя в зал и не заметив там других дам, они решили, что те уже давно встали и занимались каким-нибудь плебейским делом, поэтому не стали осведомляться о них. Таким образом, благодаря Божьей милости и естественному устройству организма Сибель с Рианнон посчастливилось избежать несколько часов страданий от общения с глупыми и злобными сестрами.
   Заутреня уже давно прошла, когда Рианнон заворочалась и, вытянув руки, чтобы обнять Саймона, уткнулась в длинные, густые волосы, ниспадавшие по плечам Сибель. Это прикосновение разбудило Сибель, и обе, широко раскрыв глаза, изумленно вскрикнули, но тут же, узнав друг друга, весело рассмеялись. Однако они тотчас же подумали о Саймоне с Уолтером, и за смехом последовал страх. Но чувство это было не столь острым, как могло бы, если бы не присутствие дорогой подруги. Тем не менее, обе без промедления вскочили с кровати и устремились к двери, на бегу набрасывая халаты, чтобы соблюсти благопристойность. Однако причин сию же минуту покидать спальню не возникло. Открыв дверь, они прислушались, и из зала до них донеслись приглушенные звуки обычной суеты. Не оставалось сомнений, что новостей о битве пока не было.
   Взгляд золотистых глаз встретился со взглядом зеленых, и обе девушки вздохнули. Минуты и часы этого дня обещали тянуться с ужасной медлительностью. Тем не менее, они должны были пережить и его, а для этого лучше всего подходило какое-нибудь дело. Сибель и Рианнон почти одновременно направились к своим платьям и начали одеваться. Им нужно было осмотреть раненых и помолиться в церкви. Затем Рианнон отправилась переговорить с замковым лекарем, а Сибель – присмотреть за тем, что готовилось на кухнях; даже если армия Ричарда одержит победу, и будет преследовать людей Джона до самых стен замка Монмут, в Абергавенни привезут немало раненых.
   Обед, в котором ни Сибель, ни Рианнон фактически не нуждались, поглощался в относительном молчании, Жервез была на грани срыва. Она не питала большого интереса ни к Сибель, ни к Рианнон, но любое общество было гораздо лучше отсутствия такового. Возможно, она думала так до тех пор, пока не обнаружила, что обедает в компании двух женщин, которые вполне могли сойти за глухонемых. Мари, в свою очередь, пребывала в более радостном расположении духа, чем ее сестра. Она осознала, что никакими доводами не сможет произвести на Сибель должного впечатления, что заблуждалась в отношении неприязни Сибель к Уолтеру. Этот факт обещал сделать ее месть сладкой вдвойне. Сибель потеряет нечто весьма желанное для нее, что доставит ей гораздо больше мук, чем просто уязвленная гордость.
   После обеда они все чуть больше часа просидели у камина. Сибель, обученная манерам хозяйки замка лучше Рианнон, фактически пыталась поддерживать разговор, но мысли ее блуждали в таком лабиринте, что ее старания проявлять вежливость раздражали Жервез куда больше, чем молчание Рианнон. Мари ухмылялась, подобно кошке, поймавшей желанную птичку, которая злила ее своей недосягаемостью многие годы. Однако уже ближе к нану^[15] все они весьма пресытились обществом друг друга. Рианнон вдруг сказала, что она удаляется. Сибель вскочила с кресла, испугавшись, что ее необузданная подруга собирается скакать к месту сражения, и принялась умолять Рианнон не нарушать своего обещания.
   – Я не собираюсь нарушать его, – резко ответила Рианнон. – Все это пустяки. Если Саймон не вернется, я не замедлю встретиться с ним в землях Аннуина. Мы не перенесем долгую разлуку.
   Сибель впервые слышала, чтобы голос Рианнон потерял свою чистоту и музыкальность. И хотя она никогда не слышала о землях Аннуина, но догадалась по тону Рианнон, что так валлийцы называли загробный мир.
   – Ничего плохого пока не случилось! – воскликнула она.
   Рианнон покачала головой.
   – Я не отчаиваюсь, – уверила она Сибель. – Просто меня замучило это ожидание. – Затем ее голос смягчился. – Тебе, должно быть, гораздо хуже. Кроме Саймона, меня ничто не держит на этой земле. Мать с отцом любят меня, но у них своя жизнь. Я вольна умереть, когда пожелаю. Но ты привязана к своим землям, не так ли?
   – Да, – прошептала Сибель. – Я привязана к земле гораздо сильнее любого серфа. Я не свободна и никогда не буду свободной. – С этими словами она подняла голову выше. – Но это глупый разговор. Все преимущества на стороне наших мужчин. В нас вселило беспокойство общество этих двух вампирш, которых не волнует ни благополучие, ни успех Ричарда. Возможно, они даже желают ему зла. Давай снова поднимемся на стены. Они должны скоро приехать. Безусловно, они скоро приедут, или прискачет гонец с новостями.
   Это действительно случилось довольно скоро. Мороз еще не пробрался через их накидки и толстые шерстяные платья, когда стражники на стенах заметили вдалеке отряд всадников. Они оповестили об этом других стражников, а затем вежливо, но настойчиво попросили дам сойти вниз. Сибель и Рианнон не стали спорить, понимая, что их присутствие будет помехой при обороне, если в таковой появится необходимость, хотя они не имели понятия, какое сопротивление мог оказать малочисленный гарнизон Абергавенни. Но прошла всего лишь несколько минут, когда всадники, замеченные стражниками, назвали пароль и сообщили новости о великой победе.
   Стражники передали это сообщение охране ворот, и те опустили подъемный мост. Сибель и Рианнон все слышали. Они опросили у ворот передовой отряд всадников, но те ничего не слышали ни о Саймоне, ни об Уолтере. И снова взгляд золотистых глаз встретился со взглядом зеленых. И без слов было ясно, что обе они горели желанием вскочить на коней и отправиться на поиски своих мужчин. Как ни странно, но Рианнон проявила на этот раз большую выдержку и покачала головой.
   – По дороге сейчас не пробиться, а в лесу будет полно отставших солдат, – сказала она. – И если наших мужчин нет среди раненых, они скорее всего сейчас у ворот замка Монмут.
   – К тому же нам предстоит немало работы, – согласилась Сибель.
   Рианнон кивнула. В первую очередь обычно привозили раненых, отсылая их вперед с передовыми отрядами. Сибель и Рианнон заняли удобный пункт наблюдения, откуда могли просматривать весь внутренний двор, который был теперь переполнен и являл собой сцену полнейшего хаоса. Отовсюду слышалось мычание волов, ржание лошадей, резкие мужские крики и ругань, стоны и вопли раненых. Однако беспорядок был не настолько полным, как казалось на первый взгляд. Старый рыцарь, оставленный во главе крепости, знал свое дело. Сибель и Рианнон пробирались сквозь толпу слуг и людей, разгружавших повозки, уводивших животных и помогавших переносить раненых.
   – Кто из нас проследит за размещением людей, ты или я? – спросила Сибель.
   – Я, – сказала Рианнон, засмеявшись. – Обо мне ходят слухи, будто бы я ведьма. Возможно, если я буду улыбаться и обнадеживать людей, это сбережет немало жизней, но самые слабые наверняка умрут в такой холод.
   Сибель невозмутимо кивнула в знак согласия и пошла в направлении замка, куда переносили раненых дворян, в то время как Рианнон направилась к сараям, используемым для размещения солдат. Рядовой лекарь и те, кого отобрали ему для помощи, находились уже там; слуги подстилали раненым солому и накрывали их (по крайней мере тех, кому повезло) овечьими шкурами. Остальных раненых укрывали сверху соломой.
   Когда всех раненых внесли, лекарь осмотрел их раны. Понесших самые тяжелые ранения положили и оставили; поскольку их шансы на выживание практически сводились к нулю, бессмысленно было тратить на них время, пока другим, чьи жизни еще можно было спасти, становилось все хуже и хуже. Рианнон говорила с теми, кто словом или взглядом просил у нее сочувствия, утешая людей по мере своих сил, но она не стала там задерживаться, поскольку все шло как будто благополучно. Она обладала слишком ценными навыками, чтобы тратить их на простолюдинов, по крайней мере, до тех пор, пока не будут обслужены более высокородные воины. И если Саймон получил ранения, он наверняка будет в замке.
   Но ничто в замке не говорило о присутствии Саймона или Уолтера. Нужно заметить, что Жервез с Мари тоже исчезли, удалившись в свои покои, как только начали вносить окровавленных раненых. За высокородными господами могли ухаживать и слуги, а дамам не пристало пачкать руки такой работой. Сибель видела, как они уходили, и презрительно скривила губы, но ей некогда было думать о таких пустяках. Когда пришла Рианнон, она попросила подругу, чтобы та помогла ей присмотреть за Филиппом Бассеттом, на спине у которого зиял длинный рубец в том месте, где сильный удар пробил кольчугу. Рана не была ни глубокой, ни серьезной. Сибель наложила шов, а Рианнон принесла целительную мазь.
   Он оказался первым пациентом среди множества других. Вскоре зажгли факелы и свечи, но ни Рианнон, ни Сибель не заметили этого. Они не следили за временем и ничего не пугались, пока вдруг неожиданно не натолкнулись на Саймона, который терпеливо ожидал своей очереди с засохшей на руке и колене кровью. Рианнон громко вскрикнула от радости и тотчас же воскликнула:
   – Где Уолтер?
   – Думаю, где-нибудь прячется, – засмеялся Саймон. – Он опять сломал ключицу и не очень-то горит желанием выслушивать нотации Сибель.
   Не приходится говорить, что Сибель нашла лишь самые ласковые слова, которые только могли породить любовь и облегчение, вызванные этой новостью. По сути дела, она с огромным трудом удерживалась от того, чтобы не запеть от радости, ибо теперь не сомневалась, что нападение на Шрусбери состоится до того, как заживет плечо Уолтера, а это означало, что он не примет активного участия в сражении.
   В этом отношении Сибель не испытывала разочарования. Засада превзошла все надежды Ричарда. Сам Джон Монмутский бежал, но его люди понесли необычайно огромные потери. Зато потери в войсках Ричарда были весьма незначительными. Пожалуй, Саймону и Уолтеру пришлось выдержать самую ожесточенную схватку. Когда вернулся передовой отряд неприятеля, а группа всадников пыталась прорваться вперед, они в течение нескольких минут находились на волосок от гибели, но по пятам убегавшего отряда следовали люди Ричарда. За эти несколько минут ожесточенной схватки ключица Уолтера и сломалась, но других увечий он не получил и защищал со своим отрядом захваченные повозки и пленных до тех пор, пока их не отправили в Абергавенни.