Аш рывком отвернулась, подхватила поводья гнедого, которые сунул ей Филиберт и взлетела в седло. Один шлепок — и мальчишка умчался вперед на своей лошадке. Она глубоко вонзила шпоры, заметила, что знаменосец уже подбегает к коню, вьючный поезд движется, конные стрелки проносятся мимо нее в грохоте подков, Эвен орет, и латники поднимаются в полный галоп, два десятка передних — с ранеными или убитыми в седлах перед собой. Мимо пробежали женщины, с ними Годфри и Флора дель Гиз, еще раненые на спинах мулов, брошенный скарб раскидан по всей долине.
   — Какого хрена ты здесь? — зарычала Аш на Флориана. — Я считала, ты остался в Кельне!
   Лекарь, придерживая одной рукой окровавленное тело на муле, обернул к Аш чумазое ухмыляющееся лицо.
   — Должен же кто-то за тобой присматривать!
   Большая часть отряда уже проскакала мимо: полторы сотни кричащих людей; Аш еще чуть помедлила, поджидая знаменосца и горстку рыцарей. Глаза у нее слезились. Она вытерла лицо кожаной перчаткой. Вершины утесов тонули в дыму. Огонь спускался ниже по склону, приближался, облизывая сосны, которые разрослись у выхода из ущелья в своей тяге к свету.
   На краю обрыва показалась горящая человеческая фигура, покатилась вниз, разбрасывая искры. Обгорелый труп застыл в трех ярдах от нее, почерневшая кожа еще пузырилась. За спиной тянулся хвост разбросанных припасов, искалеченных лошадей и мертвых тел. От жара на лице у Аш выступил пот. Она вытерла губы. На перчатке остался черный след.
   — ВПЕРЕД! — выкрикнула она.
   Гнедой затанцевал по кругу, и Аш не сразу сумела выправить его и послать вслед уходящей по пересохшему руслу колонне.
   Из чащи впереди вырвался олень, промчался напрямик через линию скачущих стрелков. Над головами пронзительно кричали ястребы, совы, канюки.
   Аш закашлялась. В глазах просветлело.
   Сто ярдов, четверть мили, тропа поднимается…
   Слабый ветерок с севера коснулся лица.
   В лесу над головой — уже позади — ревело пламя.
   Дно ущелья круто поднималось. Аш поравнялась с Ансельмом и Эвеном Хью, ехавшими каждый под своим вымпелом, поторапливая колонну вперед и вверх по земляному склону.
   — Держитесь русла, — крикнула она, перекрывая стук копыт. — Не останавливаться, что бы ни случилось! Если ветер переменится, мы в жопе!
   Ансельм ткнул пальцем в мертвое тело на склоне впереди.
   — Мы не первые здесь проезжаем. Похоже, твоему муженьку пришла в голову та же мысль.
   Что-то заставило ее придержать коня и пристальнее рассмотреть труп, лежавший навзничь в низкой развилке соснового ствола. Позвоночник сломан. Лицо размозжено, не разберешь, какого цвета кожа и волосы под черно-багровыми струпьями. Одежда когда-то была белой. Туника и штаны под кольчугой. Она узнала девиз.
   — Это Астурио Лебрия, — Аш, с удивлением почувствовала, как в душе что-то шевельнулось, сдержала пляшущего жеребца. Конь закинул голову, уронил пену с губ.
   — Может быть, это и не молодого дель Гиза работа, — в голосе Ансельма явственно сквозило злорадство. — Может, нарвались на визиготский патруль. Им ни к чему, чтобы новости о вторжении расходились по свету.
   Жеребец Аш вскинулся, услыхав треск огня. Аш натянула поводья, пропуская вперед последние два копья ван Мандера. Кони оскальзывались на ковре сосновых иголок, покрывающих лесистый склон. Воняло смолой и варом.
   — У меня получилось! Я их вытащила! Теперь только бы не сорвалось!
   «Нас еще могут перехватить по дороге к горам. Могут оказаться закрыты перевалы, такое бывает даже летом. Или этот долбаный ветер переменится, и мы зажаримся, как миленькие».
   — Держи фронт, не позволяй им расслабиться. Веди дальше в холмы. Я хочу выбраться за лесную полосу, и поскорее!
   Роберт Ансельм ускакал раньше, чем она закончила говорить.
   Аш смотрела вниз. Отсюда, сквозь редкие вершины сосен, зрелище казалось на удивление мирным: струйки черного дыма, поднимающиеся к потускневшему небу, да редкие язычки огня. Холмы выгорят дочерна. Аш знала, такой пожар не остановишь. Крестьяне, живущие урожаем с нескольких олив, виноградники, больные и слабые — будет, кому проклинать ее имя. Охотники, углежоги, пастухи…
   Каждый мускул ныл. От бригандина и сапог несло запахом крови убитого коня. Аш напрягала зрение, пытаясь разглядеть на побережье новые фигуры големов, с их ровной неумолимой поступью.
   В дальней дали поблескивали на солнце металлические орлы. Остальное скрывалось в дыму горящей Генуи.
   Ее обогнал всадник-стрелок, из-под манжета обшитой пластинами куртки стекала кровь. Позади никого. Последний.
   — Жан-Жакоб! — Аш догнала стрелка, перехватила у него из ослабевших рук поводья и, пригибаясь под колючими ветками, поддерживая потерявшего сознание человека, пристроилась в хвост колонны.
   За ее спиной начиналось вторжение Северной Африки в Европу.
4
 
   Через семь дней Аш стояла, выступив на шаг перед группой своих командиров копий с мастером канониром, лекарем и священником, на открытой площадке перед турнирной трибуной Кельна. Кругом императорская стража.
   Знамена императора хлопали на ветру.
   Пахло свежим деревом от скамей ложи, приготовленной для императора, под черно-золотым балдахином. Запах смолистого дерева заставил Аш коротко поежиться. Из-за ограды площадки слышались удары стали о сталь. Игра: случается, после таких игр человек остается калекой, но все же игра — не настоящее сражение.
   Аш пробежала глазами по рядам лиц в императорской ложе. Вся знать германского двора и его гости. Не хватает посланников из Милана и Савой. Никого из княжеств, расположенных южнее Альп. Несколько человек из Лиги Констанцы, французы, бургундцы…
   Где же Фернандо дель Гиз?
   Голос Флоры дель Гиз чуть слышно шепнул:
   — Кресла в заднем ряду, слева. Моя мачеха. Констанца.
   Аш перевела взгляд, среди вуалей и чепцов отыскала лицо Констанцы дель Гиз. Но не ее сына. Старая дама сидела одна.
   — Верно. Что такое? Как бы с ней переговорить?
   Невдалеке снова зазвенели мечи. Под ложечкой засел ледяной комок. Предчувствие.
   Ветер пронесся над Аш, улетел за зеленые холмы к белым стенам Кельна, за которыми скрывались синие черепичные крыши и шпили соборов. На дороге виднелись несколько лошадей, крестьяне, напялившие соломенные шляпы, чтобы защититься от солнца, рубили деревья в молодой рощице каштанов — на изгородь.
   Много ли шансов у них в этом году собрать урожай?
   Аш встретила взгляд Фридриха Габсбурга, императора Священной Римской Империи Германской Нации, склонившегося на троне, чтобы лучше слышать речи советников. Выслушав, поморщился:
   — Мадам Аш, вы должны были разгромить их! — его сухой голос с хрипотцой в гневе разносился так, что слышать мог каждый. — Какие-то сервы из страны мрака и камня!
   — Но…
   — Если вы не способны справиться с передовой разведкой визиготов, чего ради называть себя предводителем наемного войска?
   — Но!..
   — Я был о вас лучшего мнения. Впрочем, разумный человек не доверяется женщине! За все ответит ваш супруг!
   — Но… ох, провались все!.. Вы хотите сказать, что я опозорила вас? — Аш сложила скрытые броней ладони и прямо взглянула в бледно-голубые глаза Фридриха. Она не глядя чувствовала, как ощетинился Роберт Ансельм. Даже румяное лицо Джоселина ван Мандера перекосилось — но это могло быть от боли в раненой руке.
   — Прошу простить, но я не разделяю вашего возмущения. Я только что произвела перекличку. Четырнадцать раненых здесь, в городском госпитале, а двое искалечены так, что мне придется выплачивать им пенсион. Двое убитых — один из них Нед Астон. — Она сбилась, почувствовав, что ее заносит: — Я с детства в поле — это не обычная война. Это даже не плохая война. Это…
   — Оправдываетесь! — выплюнул Фридрих.
   — Нет, — Аш шагнула вперед, отметив, что стража за спиной шевельнулась. — Они сражались не так, как сражаются обычно визиготы! — она кивнула на офицеров, стоявших рядом с императором. — Спросите любого из тех, кому приходилось воевать на юге. Я догадываюсь, что они заслали эскадрон кавалерии патрулировать в десяти-двадцати милях от побережья. И они пропустили нас. И Ягненка пропустили. Чтобы не дать вестям распространиться, пока не будет уже слишком поздно что-нибудь предпринимать! Они предвидели каждый наш шаг. Это не похоже на недисциплинированные отряды визиготских крестьян и сервов!
   Аш уронила левую руку на ножны — ей нужна была поддержка.
   — Я слышала новости, полученные из монастыря Готарда. Говорят, что у них новый командующий. Никто ничего не знает. На юге хаос! Мы семь дней сюда добирались. Обогнали нас ваши гонцы? Хоть какие-то новости проникли к северу от Альп?
   Император Фридрих рассматривал кубок, не обращая на нее внимания.
   Он сидел в своем золоченом кресле, среди жужжащей толпы людей в бархатных одеяниях с меховыми оторочками, среди женщин в парчовых платьях. Те, что находились подальше от него, увлеченно наблюдали турнир; те, что оказались рядом, готовились улыбнуться или нахмуриться, уловив настроение императора. Над ложей маячила огромная картонажная туша черного орла — геральдической птицы императора.
   Пользуясь шумом голосов императорской свиты, Роберт Ансельм негромко пробормотал:
   — Христа ради, как ему пришло в голову устраивать этот гребаный турнир? Когда вражеская армия на подходе!
   — Пока они не перешли через Альпы, он считает себя в безопасности.
   Флора дель Гиз вернулась из короткой разведочной вылазки в толпу. Она тронула пальцами стальной наплечник Аш.
   — Фернандо нигде нет, и никто не хочет о нем говорить. Все точно замороженные.
   Аш украдкой оглядела сестру Фернандо. На умытом лице выступили такие же, как у брата, веснушки, хотя щеки уже потеряли юношескую округлость. Аш внутренне усмехнулась: если кто из нас и выглядит переодетой женщиной, так это Анжелотти — невероятный красавчик Анжелотти. А отнюдь не Флориан.
   — Сказал хоть кто-нибудь, объявился ли мой супруг в Кельне? — Аш вопросительно обернулась к Годфри. Священник прикусил губу:
   — Я не нашел никого, кто бы говорил с ним после того, как его люди покинули приют святого Бернара.
   — За каким чертом его унесло? Нет, можешь не говорить: разумеется, он нарвался еще на один разъезд визиготов и загорелся гениальной идеей в одиночку разбить вражеское войско…
   Ансельм согласно хмыкнул:
   — Смельчак…
   — Наверняка он не погиб. Нечего и надеяться на такую удачу. Но, по крайней мере, я снова командую.
   — De facto, note 39 — пробормотал Годфри.
   Аш переступила с ноги на ногу. Слуги, подающие еду и напитки, явно считали, что ее дело стоять и ждать. Возможно, пока Фридрих не подберет подобающее наказание за проигранную схватку.
   — Все в игры играют!
   Антонио Анжелотти шепнул:
   — Святый боже, мадонна, неужели этот человек не понимает, что происходит?
   — Ваше императорское величество! — Аш подождала, пока Фридрих снизойдет обратить на нее свой взор. — Визиготы рассылали гонцов. Я видела глиняных скороходов, направлявшихся на запад, к Марселю, и на юго-восток, к Флоренции. Я бы выслала за ними погоню, но как раз тогда мы попали в засаду. Вы в самом деле думаете, что они удовлетворятся Генуей, Марселем и Савоей?
   Ее прямота задела императора, он моргнул:
   — Это правда, дама дель Гиз, немного вестей доходит из-за Альп, с тех пор как они перекрыли перевал Готарда. Даже моим банкирам нечего сказать мне. И моим епископам. Можно подумать, у них нет платных осведомителей… А вы: как случилось, что вы так мало увидели? — Он направил на нее укоряющий палец. — Вам следовало остаться! Вы должны были понаблюдать за ними более продолжительное время.
   — Если бы я это сделала, вы могли бы говорить со мной только в молитвах!
   Оставалось, может быть, десять ударов сердца до момента, когда она будет схвачена и выкинута вон, но мысли Аш были с Питером Тиррелом, оставшимся в трактирной комнатушке в Кельне, с тридцатью золотыми луи, но без половины левой кисти: мизинец, средний и безымянный палец пришлось отнять; с Филибертом, пропавшим в снежную ночь на Готарде, с мертвым Недом Астоном, с Изабель, которую даже похоронить не пришлось.
   Аш выбрала момент и размеренно заговорила:
   — Ваше величество, сегодня в городе я посетила епископа. — Она с удовлетворением отметила озадаченное выражение на лице Фридриха. — Спросите ваших священников и юристов, ваше величество. Мой супруг покинул меня — не осуществив брачных отношений.
   Флора издала сдавленный невнятный звук.
   Император обратил внимание на нее.
   — Это правда, мастер хирург?
   Флора отозвалась без заминки, внешне невозмутимо:
   — Истинно, как истинно то, что я — мужчина, стоящий перед вами, ваше величество.
   — И потому я просила считать наш брак аннулированным, — поспешно продолжала Аш. — Я не несу перед вами вассальных обязательств, ваше императорское величество. А срок отрядного контракта истек, когда вы отступили из-под Нейса.
   Епископ Стефан склонился со своего кресла к уху императора. Аш видела, как застывает сухое морщинистое лицо Фридриха.
   — Так вот, — закончила Аш, со всей непринужденностью человека, имеющего в своем распоряжении восемь сотен вояк. — Сделайте предложение, и я готова обсудить его со своими людьми. Но думается, отряд Льва теперь получит работу где вздумается и за хорошую плату.
   Ансельм чуть слышно застонал:
   — Бля-а…
   Безумная бравада, Аш это понимала. Политические трюки, трудная скачка, плохое питание — ненужная драка и ненужные смерти: за все это не рассчитаешься дерзостью невоспитанной служанки. И все же ей полегчало. Полезно иногда высказать свои чувства в открытую!
   Антонио Анжелотти хихикнул. Ван Мандер хлопнул ее по спинной пластине кирасы. Она не обратила внимания на этих двоих, сосредоточившись на лице императора и с радостью отмечая растерянность на его лице. Позади вздохнул Годфри. Аш торжествующе усмехнулась Фридриху. Она не решилась сказать: «Вы забыли, что мы вам не принадлежим. Мы — наемники» — понадеялась, что ее лицо достаточно выразительно.
   — Зеленый Христос, — проворчал Годфри. — Мало тебе иметь врагом Сигизмунда Тирольского, нужен еще и император!
   Аш передвинула руку, охватив ладонью локоть: сквозь кожу перчатки ощутила холодок локтевой чашки брони.
   — Все равно другого контракта с германцами нам не дождаться. Я приказала Герену снимать лагерь. Может, отправимся во Францию. Без дела теперь не останемся.
   Говорила легко и решительно — в голосе звучало ожесточение. Отчасти — жестокая печаль об убитых и покалеченных. Но больше — дикая, нутряная радость, что сама осталась в живых.
   Аш взглянула в бородатое лицо Годфри, сжала его руку в своей, окованной железом.
   — Брось, Годфри, такая у нас жизнь, сам знаешь.
   — Такая у нас жизнь, если ты не окажешься в Кельнской тюрьме… — Годфри Максимиллиан резко оборвал речь.
   Сквозь толпу продвигалась кучка священнослужителей. Среди коричневых куколей Аш приметила бритую макушку. Что-то странно…
   Толпа всколыхнулась. Капитан Фридриховой стражи прокричал приказ, пространство перед ложей расчистилось, и шестеро священников из приюта святого Бернарда преклонили колени перед императором.
   Аш потребовалась секунда, чтобы узнать покрытого синяками, измученного человека, стоявшего среди них.
   — Это де Кесада, — она нахмурилась. — Наш визиготский посол, Даниэль де Кесада.
   В голосе Годфри прозвучало непривычное волнение.
   — Что он здесь делает?
   — Бог знает. Если он здесь, тогда где Фернандо? Что за игру он затеял? Даниэль де Кесада… да его голова отправится отсюда на родину в корзине! — она автоматически оценила расположение своих людей: Ансельм, ван Мандер и Анже-лотти в латах при оружии; Рикард со знаменем; Флора и Годфри безоружны. — Ну и вид у него, дерьмо… Что с ним случилось?
   Бритая макушка де Кесады блестела запекшейся кровью. Бурые струпья присохли на щеках. Борода вырвана с корнем. Он преклонил колени, босой, но голова поднята, смотрит в лицо Габсбургу и германским князьям. По Аш он скользнул взглядом, словно не узнав светловолосую женщину в латах.
   В душу закралось беспокойство. Не обычная война, даже не плохая война… «А какая? — с досадой подумала она. — О чем я беспокоюсь? Я покончила с политической возней. Нас потрепали, но отряду и прежде доставалось — переживем. Все как обычно; в чем же дело?».
   Аш стояла за пределами тени от навеса, на обжигающем летнем солнце. Треск ломающихся копий и крики эхом разносились над зеленой травой. Свежий ветер доносил запах приближающегося дождя.
   Визигот повернул голову, осматривая придворных. Аш видела капли пота у него на лбу. Он заговорил в лихорадочном возбуждении, какое она видела прежде в людях, ожидающих смерти через несколько минут.
   — Убей меня! — с вызовом выкрикнул Кесада императору. — Почему бы и нет? Я сделал то, за чем явился. Мы были приманкой, чтобы тебе было, чем заняться. Мой повелитель король — калиф Теодорих послал и других послов, к савойскому и генуэзскому двору, во Флоренцию, Венецию, Базель и Париж, с теми же инструкциями.
   Аш, на своем простонародном карфагенском, спросила:
   — Что случилось с моим мужем? Где вы расстались с Фернандо дель Гизом?
   По лицу императора Габсбурга Аш поняла, каким непростительным и неоправданным счел он это вмешательство. Она напряженно ждала — то ли гневной вспышки Фридриха, то ли ответа Кесады.
   Даниэль де Кесада с готовностью отозвался:
   — Мастер дель Гиз освободил меня, когда принял решение присягнуть на верность нашему королю-калифу Теодориху.
   — Фернандо? Присягнул?.. — опешила Аш. — Калифу визиготов?
   За спиной у Аш лающе расхохотался Роберт Ансельм. Аш не знала, смеяться или плакать.
   Де Кесада говорил, не отрывая взгляда от лица императора, наполняя каждое слово ненавистью. Он явно был не в себе.
   — Мы — в том числе и молодой человек, которого вы послали конвоировать нас, — к югу от Готарда встретили еще один отряд нашей армии. У него было двенадцать человек против двенадцати сотен. Дель Гизу позволено было, при условии, что он принесет присягу на верность, сохранить жизнь и свои владения.
   — Он бы этого не сделал! — возмутилась Аш. — Я хочу сказать, он не мог… он просто не мог. Он же рыцарь! Это просто слухи. Вражеская клевета. Сплетни!
   Ни посланник, ни император не обратили на нее внимания.
   — Не визиготам раздавать ему поместья! Это мои земли! — Фридрих Габсбург развернулся в своем резном кресле и прорычал, обращаясь к канцлеру и законникам: — Лишить этого юнца и его семейство прав владения! За измену.
   Один из отцов из приюта святого Бернарда прочистил горло:
   — Мы нашли этого человека, Кесаду, заблудившимся в снегах, ваше императорское величество. Он не помнил ни одного имени, кроме вашего. Мы сочли, что милосердие требует привести его к вам. Простите, если мы заблуждались.
   Аш через плечо шепнула Годфри:
   — Если они встретились с войском визиготов, как он оказался в снегах?
   Годфри растопырил короткие пальцы и передернул плечами:
   — Это, дитя мое, в настоящий момент известно одному Господу!
   — Ну если Господь объяснит тебе, поделись со мной! Маленький человечек на троне Габсбургов глядел на Кесаду, кривя губы в бессознательном отвращении:
   — Несомненно, он безумен. Откуда ему знать о дель Гизе? Мы поторопились — отменить акт о лишении владений. Сказанное им — бессмыслица и ложь. Отцы, заберите его в свой дом в этом городе и выбейте из него демона. Посмотрим, как пойдет война, но отныне он наш пленник, а не посол.
   — Какая там война! — выкрикнул де Кесада. — Если бы ты знал, ты бы уже покорился, не принося более бессмысленных жертв. Итальянские города уже усвоили этот урок…
   Один из рыцарей императорской свиты шагнул к де Кесаде и приставил к его горлу кинжал — широкий стальной клинок, старый и выщербленный, но от этого не менее опасный.
   Визигот продолжал, захлебываясь:
   — Да знаете ли вы, с чем столкнулись? Двадцать лет! Двадцать лет мы строили корабли, ковали оружие, обучали людей!
   Император Фридрих усмехнулся:
   — Ну, ну, мы не гневаемся на тебя. Ваше столкновение с наемниками нас более не касается. — Сухая улыбочка в адрес Аш — расплата с процентами за ее дерзкую выходку.
   — Ты можешь называть себя императором Священной римской империи, — сказал де Кесада. — Но ты даже не тень Пустого Трона. note 40 Что до итальянских городов, мы взяли их ради золота — больше они нам не нужны. А этот сброд — смерды, посаженные в седла, из Базеля и Кельна, Парижа и Гранады — к чему они нам? Если бы нам нужны были глупые рабы, турецкий флот уже сгорел бы под Кипром.
   Фридрих Габсбург жестом отстранил своего рыцаря.
   — Ты среди чужих, если и не во вражеском стане. Не обезумел ли ты, что говоришь так?
   — Нам не нужна твоя Священная империя, — Де Кесада, все еще стоявший на коленях, пожал плечами. — Но мы возьмем ее. Мы возьмем все, что лежит между нами и главной нашей целью. — Его темные глаза обратились на группу гостей императора.
   Аш догадывалась, что они все еще праздновали Нейский мир. Кесада остановил взгляд на лице, знакомом ей по предыдущим кампаниям, — капитан стражи герцога Бургундского, Оливье де Ла Марш.
   Кесада шептал:
   — Мы возьмем все, что лежит между нами и герцогством Бургундии. А потом мы возьмем Бургундию.
   «Из всех княжеств Европы — богатейшее», — вспомнились Аш сказанные кем-то слова. Она перевела взгляд с окровавленного лица старого визигота на представителя герцога среди толпы зрителей. Высокорослый воин в красном с голубым плаще смеялся. Оливье де Ла Марш обладал громким голосом, привычным к шуму битвы, — ему не пришлось надрывать горло. За его спиной пересмеивались прихвостни из свиты. Яркая накидка, сверкающие латы, золоченые рукояти дорогого оружия: наглядные свидетельства рыцарской доблести. Аш почувствовала мимолетное сочувствие к Даниэлю де Кесаде.
   — Мой герцог только что покорил Лотарингию, note 41 — дружелюбно заметил Ла Марш, — не стану говорить о поражении, нанесенном им монсеньору королю Франции. — Он тактично избегал смотреть в сторону Фридриха Габсбургского и не упомянул Нейса. — Нашей армии завидует весь христианский мир. Испытайте нас, сударь, испытайте! Я обещаю вам теплый прием.
   — А я обещаю вам холодное приветствие, — глаза Даниэля де Кесады мерцали.
   Рука Аш непроизвольно потянулась к мечу. Язык его тела выдавал отчаянную решимость, безрассудную и неукротимую.
   Так сражаются фанатики и ассасины. Аш вернулась к реальности, мгновенным взглядом зафиксировав людей, стоявших кругом, угол турнирной трибуны, вымпелы императора, стражу, своих офицеров…
   Даниэль де Кесада кричал.
   Широко открыв рот, все напряжение сосредоточив в горловых жилах… Его вопль поднялся над шумом галдящей толпы, и толпа смолкала, слыша этот крик. Аш почувствовала, как Годфри Максимиллиан у ее плеча сжал в ладони наперсный крест. Волосы у нее на загривке встали дыбом, словно от порыва ледяного ветра. Кесада стоял на коленях и кричал, в чистой, безрассудной ярости.
   Молчание.
   Посол визиготов опустил голову, сверкая исподлобья покрасневшими глазами. По его щекам из-под лопнувших струпьев текла кровь.
   — Мы берем христианские королевства, — невнятно шептал он, — берем ваши города. И ты, Бургундия, и ты… Теперь, когда мы начали, мне позволено явить вам знак.
   Что-то заставило Аш взглянуть вверх. Только через секунду она поняла, что повторила движение простреленных кровью, горящих глаз Даниэля де Кесады. Прямо вверх, к голубому небу.
   Прямо в раскаленное добела полуденное солнце.
   — Дерьмо! — слезы хлынули у нее из глаз. Аш провела рукой в перчатке по лицу. Перчатка промокла. Она ничего не видела. Ослепла.
   — Господи! — вскрикнула она.
   Вокруг выли и визжали чужие голоса. Рядом, под шелковым балдахином ложи, вдалеке, на турнирном поле… Вопли. Аш лихорадочно терла глаза. Ничего не видно… ничего…
   Она застыла на мгновение, прижав обе ладони к глазам. Чернота. Ничего. Она нажала сильней. Почувствовала под тонкой тканью перчаток движение глазных яблок, отняла руки. Темнота. Ничего.
   Влага: слезы или кровь? Боли нет…
   Кто-то с размаху налетел на нее. Она вскинула руки, поймала за плечо: кто-то взвизгнул, вокруг визжала толпа, и она не сразу разобрала:
   — Солнце! Солнце!
   Она не заметила, как оказалась на земле, без перчаток, упираясь голыми ладонями в жесткую траву. К ней прижималось чье-то тело, она вцепилась в его потное тепло.
   Слабый голос, в котором она с трудом узнала бас Роберта Ансельма, прошептал:
   — Солнце… исчезло.
   Аш подняла голову.
   Узор светящихся точек. Не близко, вдали, за горизонтом мира.
   Она опустила взгляд и в слабом неестественном свете различила очертания собственных ладоней. Снова посмотрела вверх — ничего, кроме россыпи незнакомых звезд на краю небосклона. Купол неба над ней был пуст, пуст и темен.