Страница:
Метнув свои дротики, отряд Баллау отбежал к правой боковой стене и залег. Бадранг оставил половину своих лучников вести бой с отрядом Феллдо, а остальных повел на заднюю стену, но вокруг нее уже было пусто. Тиран с силой ударил мечом по стене:
— Вот подонки, небось в болота уползли. Трусливые подлецы, почему они не показываются и не вступают в бой?!
Хорек Боггс когда-то был на корабле Клогга впередсмотрящим. Его зрение было острее, чем у других. Всмотревшись в темноту, он застыл, напрягая глаза:
— Вон там они. Могу поручиться!
— Где, Боггс? Ты их видишь? — шепотом спросил Бадранг.
— Они довольно далеко, но бегут сюда. Их вроде бы шесть… нет, пять!
Бадранг взял у ближайшей крысы лук:
— Дай мне твои стрелы. Эй ты, дай Боггсу свой лук и стрелы. Остальным наложить стрелы на тетиву и затаиться! Без моей команды не стрелять!
Грязные, голодные и смертельно усталые после бесцельных блужданий, Хиск и четверо уцелевших его солдат на ощупь пробирались в темноте. После того как они выбрались из болот, им пришлось изрядно поплутать. Вконец измученный, Хиск протер залепленные грязью глаза. Вглядевшись в темный силуэт, который неясно вырисовывался впереди, он облегченно вздохнул:
— Это Маршанк! Вперед!
Хрипло крича от радости, все пятеро рванулись вперед.
Бадрангу показалось, что пятеро зверей бегут в атаку. Приняв их за врагов, он до отказа натянул тетиву:
— Подпустим их чуток поближе.
Баллау и его копьеметальщики дали залп дротиками по правой стене крепости.
Солдатам Бадранга на левой стене удалось засечь позиции Феллдо и его отряда, и теперь туда летели тучи стрел. Дротики отряда Баллау вызвали в рядах противника замешательство. Мышонок Можжевельник вскочил с торжествующим криком:
— Ага, получили?… — и упал со стрелой, торчащей из груди.
Потрясенный случившимся, вслед за Можжевельником поднялся его друг, мышонок Деревей:
— Они попали в Можжевельника. Смотрите, у него стрела…
Кейла ударил его по задним лапам, и Деревей упал, ошеломленно вытаращив глаза на стрелу, насквозь пронзившую его лапу.
Помрачневший Феллдо подтащил к себе тело Можжевельника:
— Голову не поднимать! Кейла, пора уходить. Помоги Деревею, я понесу Можжевельника. Ползите побыстрее и не вставайте. За мной!
Бадранг следил за Боггсом, который всматривался со стены в темноту. Хорек встал на колено рядом и кивнул:
— Они уже совсем близко. Как на ладони!
Бадранг оглядел шеренгу лучников, изготовившихся к стрельбе с колена:
— Уложите их. Пли!
Под градом стрел пятеро зверей рухнули как подкошенные. Для верности лучники дали еще два залпа по трупам.
Бадранг дрожал от радостного возбуждения:
— Жаль, что сейчас ночь, как бы мне хотелось увидеть их дурацкие рожи!
Обойдя замок спереди, Баллау вышел на берег и соединился у подножия скал с бойцами Феллдо. Заяц ликовал:
— Полный порядок! Похоже, мне эта жизнь солдатская начинает нравиться. Мы их здорово проучили, а сами все живы-здоровы.
Феллдо кивнул в сторону неподвижно лежавшего на земле тела:
— Можжевельник убит, Деревей ранен.
Баллау и его бойцы сразу затихли, потрясенные первой потерей:
— Бедный малыш! Давай я его понесу.
И по скалам в лагерь двинулась печальная процессия.
На заре вокруг пяти трупов, сплошь утыканных стрелами, столпились солдаты Бадранга. Клогг взглянул на злобную физиономию Бадранга и ехидно рассмеялся:
— Отлично потрудился, кореш. Хиска и четырех своих наповал уложил! Ну да оно простительно: они так в болотной грязи вывалялись, что их за кого хочешь можно было принять.
Лапа Бадранга рванулась к мечу, но он передумал. Развернувшись, он пошел прочь, бросив на ходу через плечо:
— Блохолов, Вульп, проследите, чтобы этот раб выкопал пять могил и похоронил каждого отдельно. Не жалейте розог!
Дубрябина стояла над маленькой могилой, которую Феллдо и Баллау выкопали возле самого обрыва. Бром накладывал Деревею на лапу повязку с припаркой из трав:
— Ну вот, как новая. Тебе легче?
Деревей поднял лапу и опустил, чуть заметно поморщившись:
— Спасибо, Бром. Еще немножко больно, но я все-таки жив. Не то что бедный Можжевельник! — И он вытер слезы, хлынувшие ручьем на повязку.
Бром обнял мышонка за плечи:
— Пойдем попрощаемся с ним, Деревей. Баллау и Феллдо выбрали для него хорошее место последнего упокоения: он будет лежать там, где светит солнце и веет вольный ветер, и слушать плеск волн.
Вокруг могилы собрался весь лагерь. После краткой погребальной церемонии на свежий холмик возложили цветы и Баркджон произнес небольшую речь:
— Всегда печально, когда от нас уходит друг. Юный Можжевельник навсегда останется в нашей памяти. Все мы любили его за веселый нрав. Но он погиб не напрасно. Он отдал свою жизнь за то, чтобы в будущем звери могли жить, не страшась рабства и войны. Вот и все, что я хотел сказать. Может быть, кто-нибудь хочет что-то добавить?
Вперед выступил Феллдо. Он возложил на могилу рядом с цветами пращу и камни Можжевельника:
— Ты был храбрым бойцом, Можжевельник. Мы тебя никогда не забудем. Бадранг и его шайка заплатят за твою гибель!
Все стали понемногу расходиться, один Деревей остался неподвижно сидеть, не в силах оторвать глаз от могилы друга. Бром нагнал Феллдо и отвел его в сторонку:
— Это было не прощание с Можжевельником, а клятва мести. Сколько еще наших должно погибнуть, прежде чем ты успокоишься?
Глаза Феллдо были похожи на омытые дождем камни. Он ответил:
— Столько, сколько предопределено судьбой. Я не успокоюсь, пока Бадранг жив и Маршанк не разрушен! — И он ушел искать валежник для новых дротиков.
Кастерн увидела, как они расходятся в разные стороны, и подошла к Брому:
— Не вини Феллдо, Бром, он горюет о Можжевельнике не меньше, чем ты.
Бром покачал головой:
— Нет, он чувствует только одно — месть. Когда-то он был моим героем, но теперь он для меня как чужой. Я его больше не понимаю.
Кастерн посмотрела вслед удалявшемуся Феллдо:
— Просто он воин, а таковы все воины — например, мышонок Мартин, о котором ты все время рассказываешь.
Бром вскинул на плечо сумку с лекарствами.
— Если Мартин — такой же воин, как Феллдо, да помогут все сезоны моей сестре, если она все еще с ним!
33
34
— Вот подонки, небось в болота уползли. Трусливые подлецы, почему они не показываются и не вступают в бой?!
Хорек Боггс когда-то был на корабле Клогга впередсмотрящим. Его зрение было острее, чем у других. Всмотревшись в темноту, он застыл, напрягая глаза:
— Вон там они. Могу поручиться!
— Где, Боггс? Ты их видишь? — шепотом спросил Бадранг.
— Они довольно далеко, но бегут сюда. Их вроде бы шесть… нет, пять!
Бадранг взял у ближайшей крысы лук:
— Дай мне твои стрелы. Эй ты, дай Боггсу свой лук и стрелы. Остальным наложить стрелы на тетиву и затаиться! Без моей команды не стрелять!
Грязные, голодные и смертельно усталые после бесцельных блужданий, Хиск и четверо уцелевших его солдат на ощупь пробирались в темноте. После того как они выбрались из болот, им пришлось изрядно поплутать. Вконец измученный, Хиск протер залепленные грязью глаза. Вглядевшись в темный силуэт, который неясно вырисовывался впереди, он облегченно вздохнул:
— Это Маршанк! Вперед!
Хрипло крича от радости, все пятеро рванулись вперед.
Бадрангу показалось, что пятеро зверей бегут в атаку. Приняв их за врагов, он до отказа натянул тетиву:
— Подпустим их чуток поближе.
Баллау и его копьеметальщики дали залп дротиками по правой стене крепости.
Солдатам Бадранга на левой стене удалось засечь позиции Феллдо и его отряда, и теперь туда летели тучи стрел. Дротики отряда Баллау вызвали в рядах противника замешательство. Мышонок Можжевельник вскочил с торжествующим криком:
— Ага, получили?… — и упал со стрелой, торчащей из груди.
Потрясенный случившимся, вслед за Можжевельником поднялся его друг, мышонок Деревей:
— Они попали в Можжевельника. Смотрите, у него стрела…
Кейла ударил его по задним лапам, и Деревей упал, ошеломленно вытаращив глаза на стрелу, насквозь пронзившую его лапу.
Помрачневший Феллдо подтащил к себе тело Можжевельника:
— Голову не поднимать! Кейла, пора уходить. Помоги Деревею, я понесу Можжевельника. Ползите побыстрее и не вставайте. За мной!
Бадранг следил за Боггсом, который всматривался со стены в темноту. Хорек встал на колено рядом и кивнул:
— Они уже совсем близко. Как на ладони!
Бадранг оглядел шеренгу лучников, изготовившихся к стрельбе с колена:
— Уложите их. Пли!
Под градом стрел пятеро зверей рухнули как подкошенные. Для верности лучники дали еще два залпа по трупам.
Бадранг дрожал от радостного возбуждения:
— Жаль, что сейчас ночь, как бы мне хотелось увидеть их дурацкие рожи!
Обойдя замок спереди, Баллау вышел на берег и соединился у подножия скал с бойцами Феллдо. Заяц ликовал:
— Полный порядок! Похоже, мне эта жизнь солдатская начинает нравиться. Мы их здорово проучили, а сами все живы-здоровы.
Феллдо кивнул в сторону неподвижно лежавшего на земле тела:
— Можжевельник убит, Деревей ранен.
Баллау и его бойцы сразу затихли, потрясенные первой потерей:
— Бедный малыш! Давай я его понесу.
И по скалам в лагерь двинулась печальная процессия.
На заре вокруг пяти трупов, сплошь утыканных стрелами, столпились солдаты Бадранга. Клогг взглянул на злобную физиономию Бадранга и ехидно рассмеялся:
— Отлично потрудился, кореш. Хиска и четырех своих наповал уложил! Ну да оно простительно: они так в болотной грязи вывалялись, что их за кого хочешь можно было принять.
Лапа Бадранга рванулась к мечу, но он передумал. Развернувшись, он пошел прочь, бросив на ходу через плечо:
— Блохолов, Вульп, проследите, чтобы этот раб выкопал пять могил и похоронил каждого отдельно. Не жалейте розог!
Дубрябина стояла над маленькой могилой, которую Феллдо и Баллау выкопали возле самого обрыва. Бром накладывал Деревею на лапу повязку с припаркой из трав:
— Ну вот, как новая. Тебе легче?
Деревей поднял лапу и опустил, чуть заметно поморщившись:
— Спасибо, Бром. Еще немножко больно, но я все-таки жив. Не то что бедный Можжевельник! — И он вытер слезы, хлынувшие ручьем на повязку.
Бром обнял мышонка за плечи:
— Пойдем попрощаемся с ним, Деревей. Баллау и Феллдо выбрали для него хорошее место последнего упокоения: он будет лежать там, где светит солнце и веет вольный ветер, и слушать плеск волн.
Вокруг могилы собрался весь лагерь. После краткой погребальной церемонии на свежий холмик возложили цветы и Баркджон произнес небольшую речь:
— Всегда печально, когда от нас уходит друг. Юный Можжевельник навсегда останется в нашей памяти. Все мы любили его за веселый нрав. Но он погиб не напрасно. Он отдал свою жизнь за то, чтобы в будущем звери могли жить, не страшась рабства и войны. Вот и все, что я хотел сказать. Может быть, кто-нибудь хочет что-то добавить?
Вперед выступил Феллдо. Он возложил на могилу рядом с цветами пращу и камни Можжевельника:
— Ты был храбрым бойцом, Можжевельник. Мы тебя никогда не забудем. Бадранг и его шайка заплатят за твою гибель!
Все стали понемногу расходиться, один Деревей остался неподвижно сидеть, не в силах оторвать глаз от могилы друга. Бром нагнал Феллдо и отвел его в сторонку:
— Это было не прощание с Можжевельником, а клятва мести. Сколько еще наших должно погибнуть, прежде чем ты успокоишься?
Глаза Феллдо были похожи на омытые дождем камни. Он ответил:
— Столько, сколько предопределено судьбой. Я не успокоюсь, пока Бадранг жив и Маршанк не разрушен! — И он ушел искать валежник для новых дротиков.
Кастерн увидела, как они расходятся в разные стороны, и подошла к Брому:
— Не вини Феллдо, Бром, он горюет о Можжевельнике не меньше, чем ты.
Бром покачал головой:
— Нет, он чувствует только одно — месть. Когда-то он был моим героем, но теперь он для меня как чужой. Я его больше не понимаю.
Кастерн посмотрела вслед удалявшемуся Феллдо:
— Просто он воин, а таковы все воины — например, мышонок Мартин, о котором ты все время рассказываешь.
Бром вскинул на плечо сумку с лекарствами.
— Если Мартин — такой же воин, как Феллдо, да помогут все сезоны моей сестре, если она все еще с ним!
33
Теплым солнечным днем Мартин, Грумм и Паллум шли вслед за Розой через безмолвный дремучий лес. С землеройками путники давно распрощались на берегу тихого притока реки Широкой; не успели они поблагодарить землероек, как те принялись спорить и вздорить, деля остаток дорожных припасов, которые им отдала Роза, — ей хотелось побыстрее оказаться дома и она решила идти налегке. Кругом был лес, старый как мир и какой-то необыкновенный — с темно-зеленой прохладной тенью, с пестрым цветочным ковром на земле, с золотыми бликами, падавшими на листья кустов и папоротника. Лапы утопали в бархатистом зеленом мхе, и единственными звуками, пробивавшимися сквозь плотный шатер листвы, где изумрудный, а где голубовато-зеленый, были птичьи песни. Роза остановилась у выветренной остроконечной скалы.
— Что это, Роза? — В окружавшей их тишине Мартину собственный голос показался каким-то странным.
Мышка погладила исполинский камень и показала лапой вниз:
— Полуденная долина!
Сквозь кроны деревьев Мартин увидел спуск в долину. Голубые дымки кухонных очагов поднимались вверх ленивыми завитками, там и сям виднелись соломенные крыши маленьких хижин. Над этим сказочно прекрасным уголком витал дух давно забытых времен. Вперемежку с пестрыми цветниками зеленели ухоженные сады, ни один из которых не огораживала изгородь, а дальше сверкающая на солнце речка ниспадала шумным водопадом. Высоко над головами кружила, покачиваясь на воздушных потоках, Болдред — она плавно снижалась, накрывая друзей своей огромной крылатой тенью:
— Добро пожаловать в Полуденную долину!
Минуту они стояли, глядя друг на друга и едва дыша от переполнявшего их счастья. Грумм взмахнул своей поварешкой:
— Ну вот мы, значится… и дома. Пошли! — Он пустился бегом, закувыркался по суглинку и, весело покряхтывая, покатился по склону в долину, а его спутники, топоча лапами, припустили вприпрыжку за ним.
Хотя Урран Во был еще не старой мышью, он был совершенно сед и носил бороду. Патриарх Полуденной долины имел величественный вид, на нем красовалась просторная зеленая мантия, подпоясанная толстым желтым шнуром. Рядом стояла его красавица супруга Арья в сиреневом платье, расшитом зелеными листьями. Задохнувшись от счастья, Роза упала в их распростертые объятия.
Родители были несказанно рады снова увидеть любимую дочь. Однако первый вопрос Арьи был о сыне:
— Роза, милая, ты опять дома! Ты нашла своего брата? Как ты выросла и похудела! Ох уж этот негодник Бром, ты его видела? Скоро он будет здесь?
У Розы упало сердце. Значит, Бром с Феллдо не добрались до Полуденной долины!
Перескакивая с пятого на десятое, Роза стала рассказывать историю своего путешествия, но Урран Во, подняв лапу, остановил ее:
— Потом. Пока что хватит с нас того, что ты благополучно вернулась домой. Не сомневаюсь — чтобы помочь брату, ты много раз рисковала жизнью. Но помни: Бром — прирожденный скиталец, вечно недовольный и донельзя упрямый. Ладно, он уже достаточно взрослый, чтобы заботиться о себе самому, но, если вы договорились встретиться в Полуденной долине, думаю, рано или поздно он объявится. Может быть, когда-нибудь он настолько поумнеет, что будет жить в Полуденной долине и перестанет убегать куда глаза глядят всякий раз, когда ему взбредет в голову. А-а, Грумм Канавкинс, приветствую тебя. А кто эти двое?
Грумм представил друзей:
— Это, значится… Паллум, а это Мартин Воитель. Мы с ними, это… друзья не разлей вода.
Тут в разговор вмешалась Арья:
— Поговорим потом. Вы, должно быть, умираете от голода. Роза, покажи своим друзьям, где можно помыться и переодеться в чистое, а потом приведи их в Зал Совета. Я должна устроить пир по случаю вашего возвращения!
Некоторое время спустя Паллум с Мартином стояли у входа в Зал Совета — громадное, на первый взгляд неказистое старое здание, крытое соломой. Несмотря на размеры, в нем было очень уютно; под закопченными балками потолка в середине зала были расставлены квадратные столы. Роза и Грумм ввели в зал Мартина и Паллума. Мартин смущенно стоял чуть позади Розы, держа ее за лапу. Зал был до отказа заполнен обитателями Полуденной долины. Сердечно приветствуя Розу и Грумма, все поднялись с мест.
Роза дернула Мартина за лапу:
— Ну же, Мартин, поклонись!
Под аплодисменты Мартин отвесил присутствующим учтивый поклон. Взмахом лапы Урран Во показал ему и другим путникам их места за столом. Патриарх поднял свой кубок, и все встали.
— Да пребудут здесь вовеки добрая еда, добрые друзья, мир и покой!
— Да будут все сезоны благосклонны к Полуденной долине! — ответило множество зверей в один голос.
Все сели, и пир по случаю возвращения путников начался. До конца жизни Мартин хранил в самом заветном уголке своего сердца воспоминания об этом счастливом дне. Он сидел рядом с Розой, между ее родителями, онемев при виде столов, ломящихся от яств. Балки, стены, окна и столы были увешаны гирляндами цветов. Розы, лилии, вьюнки и другие цветы обвивали чаши с земляничной наливкой, крюшоном из одуванчика и лопуха, мятной и лавандовой водой, каштановым элем, черносмородиновым вином и сидром. На блюдах и подносах высились горы салатов, сыров, хлеба и кулебяк со всевозможной начинкой. Сидя на коленях у родителей, малыши бросали нетерпеливые взгляды на груды бисквитов, ватрушек, пирожков и тарталеток, сладкая начинка которых, залитая медом, кое-где просвечивала через щедрый слой крема.
Грумм взял себе солидный ломоть политого глазурью вишневого кекса с засахаренными орехами, дал откусить от него сидевшему рядом маленькому кротенку и, когда тот чуть не подавился, добродушно усмехнулся:
— Хе-хе, Бунго, не откусывай больше, чем можешь, это самое… проглотить!
Сидевшая рядом с Паллумом премилая молодая ежиха потчевала его различными деликатесами:
— Отведай-ка нашу кулебяку с каштанами. Паллум благодарно вгрызся в кулебяку:
— Спасибо.
— Мэм? Ты что, думаешь, я какая-нибудь старуха с седыми иголками? — рассмеялась ежиха. — Меня Востролапкой зовут. А ты пробовал каштановый эль? Его наша семья варит.
Паллум покраснел до корней колючек и спрятал нос в кубке.
— Чудесный вкус, мэм… э-э, то есть Костопятка… то есть Ляпка-Тяпка… то есть, э-э… мэм!
Болдред не умещалась ни на одном стуле. Присев на подоконник, она уничтожала пудинг из диких слив и яблок, а за ней с восхищением следили несколько малышей.
— И ты это все одна съесть можешь, Болдред? Сова подняла огромный коготь:
— Я бы и от трех таких не отказалась.
Пир затянулся до глубокой ночи. Откинувшись на спинки стульев и потягивая мятную воду, гости смотрели, как квартет выдр исполняет акробатический танец под аккомпанемент веселой джиги, которую наигрывал на тростниковых свирелях и барабанах оркестр мышей и кротов. Роза кивнула Мартину, он тихонько вышел из-за стола и вслед за юной мышкой и ее родителями пошел к ним в дом.
Урран Во опустился в свое любимое кресло. Арья достала пяльцы и принялась вышивать. Оба внимательно слушали повествование Розы о ее приключениях.
Мартин присел на подоконник, предоставив рассказывать Розе. Когда Роза стала описывать злобного Бадранга и жизнь несчастных рабов в Маршанке, на лица ее родителей набежала тень. Наконец Роза умолкла. Ее отец кивнул:
— Ты правильно поступила, что вернулась домой, Роза. Если кругом на свете столько зла, ты должна жить здесь, со своей семьей. Если бы это понял и Бром! Мне жаль, что его и его друга Феллдо сейчас нет с нами. Будем надеяться, у него хватит здравого смысла, чтобы понять — мир вне Полуденной долины не для него, и он вернется к нам до наступления осени.
Мартин глубоко вздохнул.
— Я согласен с тобой, — сказал он. — Полуденная долина — это обитель мира. Можно только мечтать, чтобы все звери жили так, как здесь. Но за пределами твоих владений существует зло, и я не могу со спокойной душой остаться здесь, зная, что те, с кем я жил в рабстве, по-прежнему стонут под пятой Бадранга. Я пришел сюда за помощью. Не позволишь ли ты мне попросить помощи у народа Полуденной долины? Может быть, некоторые из твоих подданных отправятся со мной в поход, чтобы вызволить моих друзей из рабства. Урран Во нахмурившись молчал.
— Ты просишь слишком многого. Наши звери ни разу в жизни не видели войны, они привыкли жить в мире.
Его жена тихо возразила:
— Но, дорогой, если столько невинных зверей терпят боль и нужду, нам необходимо позволить Мартину обратиться к нашим подданным. Пусть те, кто хочет ему помочь, сами решают.
Урран Во повернулся к Мартину:
— Моя жена говорит мудро. Я не желаю, чтобы зло пришло к нам сюда, и, может быть, мы сумеем помешать ему распространиться. Хорошо, Мартин, разрешаю тебе обратиться к моим подданным. Я вижу, у тебя есть меч. У нас здесь нет ничего подобного. Пока ты живешь с нами, ты не должен носить оружие. Дай мне свой меч.
Юный воин накрыл эфес меча лапой:
— Сожалею, но я не могу исполнить твою просьбу.
Последовала неловкая пауза, глаза Уррана Во посуровели. Внезапно в спор вмешалась Арья:
— Мартин, я понимаю, что движет моим мужем, но, кажется, я понимаю также и твои чувства. Ты видел в жизни много зла и страданий. Могу я попросить тебя об одолжении? Я не требую, чтобы ты отдал свой меч Уррану. Возьми его и повесь на крючок у двери. Сделай это сам, никто не коснется твоего оружия.
Не говоря ни слова, Мартин вынул меч из ножен. Подойдя к двери, он повесил меч на торчащий из стены крючок. Мартин в который раз вспомнил отцовский меч — большой, потертый, но настоящий меч воина, который сейчас держит в лапах Бадранг. Когда-нибудь Мартин вернет его себе… Роза радостно улыбнулась ему:
— Пойдем, я покажу тебе твою комнату.
Урран Во взглянул на Арью, и она снова вмешалась:
— Нет, Роза, ты не дашь Мартину спать своими разговорами. Иди за мной, юный друг.
Когда они ушли, отец Розы обнял ее за плечи и тяжело вздохнул:
— Поверь, я желаю тебе только добра. Этот Мартин — воин, а за такими по пятам ходит смерть. Ты не должна привязываться к нему.
Юная мышка улыбнулась:
— Папа, Мартин любит воевать, а ты — паниковать. Мартин — мой лучший друг на всем белом свете. Вот увидишь, я его перевоспитаю в самого миролюбивого зверя во всей Полуденной долине!
Урран Во поднялся с кресла.
— Как вы с Бромом похожи, оба своенравные. Я очень надеюсь, что ты права, хотя, по-моему, из вашей дружбы с Мартином вряд ли выйдет что-нибудь хорошее. Спокойной ночи, Роза. Подумай перед сном над моими словами!
— Что это, Роза? — В окружавшей их тишине Мартину собственный голос показался каким-то странным.
Мышка погладила исполинский камень и показала лапой вниз:
— Полуденная долина!
Сквозь кроны деревьев Мартин увидел спуск в долину. Голубые дымки кухонных очагов поднимались вверх ленивыми завитками, там и сям виднелись соломенные крыши маленьких хижин. Над этим сказочно прекрасным уголком витал дух давно забытых времен. Вперемежку с пестрыми цветниками зеленели ухоженные сады, ни один из которых не огораживала изгородь, а дальше сверкающая на солнце речка ниспадала шумным водопадом. Высоко над головами кружила, покачиваясь на воздушных потоках, Болдред — она плавно снижалась, накрывая друзей своей огромной крылатой тенью:
— Добро пожаловать в Полуденную долину!
Минуту они стояли, глядя друг на друга и едва дыша от переполнявшего их счастья. Грумм взмахнул своей поварешкой:
— Ну вот мы, значится… и дома. Пошли! — Он пустился бегом, закувыркался по суглинку и, весело покряхтывая, покатился по склону в долину, а его спутники, топоча лапами, припустили вприпрыжку за ним.
Хотя Урран Во был еще не старой мышью, он был совершенно сед и носил бороду. Патриарх Полуденной долины имел величественный вид, на нем красовалась просторная зеленая мантия, подпоясанная толстым желтым шнуром. Рядом стояла его красавица супруга Арья в сиреневом платье, расшитом зелеными листьями. Задохнувшись от счастья, Роза упала в их распростертые объятия.
Родители были несказанно рады снова увидеть любимую дочь. Однако первый вопрос Арьи был о сыне:
— Роза, милая, ты опять дома! Ты нашла своего брата? Как ты выросла и похудела! Ох уж этот негодник Бром, ты его видела? Скоро он будет здесь?
У Розы упало сердце. Значит, Бром с Феллдо не добрались до Полуденной долины!
Перескакивая с пятого на десятое, Роза стала рассказывать историю своего путешествия, но Урран Во, подняв лапу, остановил ее:
— Потом. Пока что хватит с нас того, что ты благополучно вернулась домой. Не сомневаюсь — чтобы помочь брату, ты много раз рисковала жизнью. Но помни: Бром — прирожденный скиталец, вечно недовольный и донельзя упрямый. Ладно, он уже достаточно взрослый, чтобы заботиться о себе самому, но, если вы договорились встретиться в Полуденной долине, думаю, рано или поздно он объявится. Может быть, когда-нибудь он настолько поумнеет, что будет жить в Полуденной долине и перестанет убегать куда глаза глядят всякий раз, когда ему взбредет в голову. А-а, Грумм Канавкинс, приветствую тебя. А кто эти двое?
Грумм представил друзей:
— Это, значится… Паллум, а это Мартин Воитель. Мы с ними, это… друзья не разлей вода.
Тут в разговор вмешалась Арья:
— Поговорим потом. Вы, должно быть, умираете от голода. Роза, покажи своим друзьям, где можно помыться и переодеться в чистое, а потом приведи их в Зал Совета. Я должна устроить пир по случаю вашего возвращения!
Некоторое время спустя Паллум с Мартином стояли у входа в Зал Совета — громадное, на первый взгляд неказистое старое здание, крытое соломой. Несмотря на размеры, в нем было очень уютно; под закопченными балками потолка в середине зала были расставлены квадратные столы. Роза и Грумм ввели в зал Мартина и Паллума. Мартин смущенно стоял чуть позади Розы, держа ее за лапу. Зал был до отказа заполнен обитателями Полуденной долины. Сердечно приветствуя Розу и Грумма, все поднялись с мест.
Роза дернула Мартина за лапу:
— Ну же, Мартин, поклонись!
Под аплодисменты Мартин отвесил присутствующим учтивый поклон. Взмахом лапы Урран Во показал ему и другим путникам их места за столом. Патриарх поднял свой кубок, и все встали.
— Да пребудут здесь вовеки добрая еда, добрые друзья, мир и покой!
— Да будут все сезоны благосклонны к Полуденной долине! — ответило множество зверей в один голос.
Все сели, и пир по случаю возвращения путников начался. До конца жизни Мартин хранил в самом заветном уголке своего сердца воспоминания об этом счастливом дне. Он сидел рядом с Розой, между ее родителями, онемев при виде столов, ломящихся от яств. Балки, стены, окна и столы были увешаны гирляндами цветов. Розы, лилии, вьюнки и другие цветы обвивали чаши с земляничной наливкой, крюшоном из одуванчика и лопуха, мятной и лавандовой водой, каштановым элем, черносмородиновым вином и сидром. На блюдах и подносах высились горы салатов, сыров, хлеба и кулебяк со всевозможной начинкой. Сидя на коленях у родителей, малыши бросали нетерпеливые взгляды на груды бисквитов, ватрушек, пирожков и тарталеток, сладкая начинка которых, залитая медом, кое-где просвечивала через щедрый слой крема.
Грумм взял себе солидный ломоть политого глазурью вишневого кекса с засахаренными орехами, дал откусить от него сидевшему рядом маленькому кротенку и, когда тот чуть не подавился, добродушно усмехнулся:
— Хе-хе, Бунго, не откусывай больше, чем можешь, это самое… проглотить!
Сидевшая рядом с Паллумом премилая молодая ежиха потчевала его различными деликатесами:
— Отведай-ка нашу кулебяку с каштанами. Паллум благодарно вгрызся в кулебяку:
— Спасибо.
— Мэм? Ты что, думаешь, я какая-нибудь старуха с седыми иголками? — рассмеялась ежиха. — Меня Востролапкой зовут. А ты пробовал каштановый эль? Его наша семья варит.
Паллум покраснел до корней колючек и спрятал нос в кубке.
— Чудесный вкус, мэм… э-э, то есть Костопятка… то есть Ляпка-Тяпка… то есть, э-э… мэм!
Болдред не умещалась ни на одном стуле. Присев на подоконник, она уничтожала пудинг из диких слив и яблок, а за ней с восхищением следили несколько малышей.
— И ты это все одна съесть можешь, Болдред? Сова подняла огромный коготь:
— Я бы и от трех таких не отказалась.
Пир затянулся до глубокой ночи. Откинувшись на спинки стульев и потягивая мятную воду, гости смотрели, как квартет выдр исполняет акробатический танец под аккомпанемент веселой джиги, которую наигрывал на тростниковых свирелях и барабанах оркестр мышей и кротов. Роза кивнула Мартину, он тихонько вышел из-за стола и вслед за юной мышкой и ее родителями пошел к ним в дом.
Урран Во опустился в свое любимое кресло. Арья достала пяльцы и принялась вышивать. Оба внимательно слушали повествование Розы о ее приключениях.
Мартин присел на подоконник, предоставив рассказывать Розе. Когда Роза стала описывать злобного Бадранга и жизнь несчастных рабов в Маршанке, на лица ее родителей набежала тень. Наконец Роза умолкла. Ее отец кивнул:
— Ты правильно поступила, что вернулась домой, Роза. Если кругом на свете столько зла, ты должна жить здесь, со своей семьей. Если бы это понял и Бром! Мне жаль, что его и его друга Феллдо сейчас нет с нами. Будем надеяться, у него хватит здравого смысла, чтобы понять — мир вне Полуденной долины не для него, и он вернется к нам до наступления осени.
Мартин глубоко вздохнул.
— Я согласен с тобой, — сказал он. — Полуденная долина — это обитель мира. Можно только мечтать, чтобы все звери жили так, как здесь. Но за пределами твоих владений существует зло, и я не могу со спокойной душой остаться здесь, зная, что те, с кем я жил в рабстве, по-прежнему стонут под пятой Бадранга. Я пришел сюда за помощью. Не позволишь ли ты мне попросить помощи у народа Полуденной долины? Может быть, некоторые из твоих подданных отправятся со мной в поход, чтобы вызволить моих друзей из рабства. Урран Во нахмурившись молчал.
— Ты просишь слишком многого. Наши звери ни разу в жизни не видели войны, они привыкли жить в мире.
Его жена тихо возразила:
— Но, дорогой, если столько невинных зверей терпят боль и нужду, нам необходимо позволить Мартину обратиться к нашим подданным. Пусть те, кто хочет ему помочь, сами решают.
Урран Во повернулся к Мартину:
— Моя жена говорит мудро. Я не желаю, чтобы зло пришло к нам сюда, и, может быть, мы сумеем помешать ему распространиться. Хорошо, Мартин, разрешаю тебе обратиться к моим подданным. Я вижу, у тебя есть меч. У нас здесь нет ничего подобного. Пока ты живешь с нами, ты не должен носить оружие. Дай мне свой меч.
Юный воин накрыл эфес меча лапой:
— Сожалею, но я не могу исполнить твою просьбу.
Последовала неловкая пауза, глаза Уррана Во посуровели. Внезапно в спор вмешалась Арья:
— Мартин, я понимаю, что движет моим мужем, но, кажется, я понимаю также и твои чувства. Ты видел в жизни много зла и страданий. Могу я попросить тебя об одолжении? Я не требую, чтобы ты отдал свой меч Уррану. Возьми его и повесь на крючок у двери. Сделай это сам, никто не коснется твоего оружия.
Не говоря ни слова, Мартин вынул меч из ножен. Подойдя к двери, он повесил меч на торчащий из стены крючок. Мартин в который раз вспомнил отцовский меч — большой, потертый, но настоящий меч воина, который сейчас держит в лапах Бадранг. Когда-нибудь Мартин вернет его себе… Роза радостно улыбнулась ему:
— Пойдем, я покажу тебе твою комнату.
Урран Во взглянул на Арью, и она снова вмешалась:
— Нет, Роза, ты не дашь Мартину спать своими разговорами. Иди за мной, юный друг.
Когда они ушли, отец Розы обнял ее за плечи и тяжело вздохнул:
— Поверь, я желаю тебе только добра. Этот Мартин — воин, а за такими по пятам ходит смерть. Ты не должна привязываться к нему.
Юная мышка улыбнулась:
— Папа, Мартин любит воевать, а ты — паниковать. Мартин — мой лучший друг на всем белом свете. Вот увидишь, я его перевоспитаю в самого миролюбивого зверя во всей Полуденной долине!
Урран Во поднялся с кресла.
— Как вы с Бромом похожи, оба своенравные. Я очень надеюсь, что ты права, хотя, по-моему, из вашей дружбы с Мартином вряд ли выйдет что-нибудь хорошее. Спокойной ночи, Роза. Подумай перед сном над моими словами!
34
Скользя бесшумно, словно тень, Феллдо устроил вокруг Маршанка тайники с дротиками. Бледный полусвет сумерек скрывал тела двух часовых, сраженных его меткими бросками. Внутри крепости один солдат был убит, трое ранены.
— Опять с утра пораньше спину гнуть, могилы копать, — ухмыльнулся Клогг, выглядывая из-под своей тачки. — Разрази меня гром, ежели мне подождать маленько, так весь Маршанк мой будет — я тут один живой останусь!
Бадранг метался из угла в угол сильно обгоревшего длинного дома. За столом сидели несколько офицеров и молча слушали его гневные тирады:
— Мы не выскочим из крепости в темноту, чтобы нас прихлопнули как мух. Рабы как раз этого и хотят. Я не собираюсь воевать на их условиях — нужно дождаться благоприятного момента чтобы бить наверняка!
Крестозуб поигрывал кинжалом, ловко крутя его в лапах.
— Я приказал всем держаться в укрытии. Если кого ранит или убьет, значит, сам виноват!
Рухнув в кресло, Бадранг отхлебнул вина. Толстозад решился подать голос:
— Но если мы не примем вызов, они нас перебьют поодиночке. Они, чего доброго, решат, что мы их боимся, и совсем обнаглеют!
Бадранг швырнул в него кувшин. Толстозад еле успел пригнуться, и кувшин разбился об стену, осыпав злосчастную куницу черепками и облив вином. Оскалив зубы, Бадранг зашипел на Толстозада:
— Кто тебя спрашивает, олух? Я не нуждаюсь в советах недоумков! Может, ты хочешь выйти из крепости и сразиться с ними сам?
Боггсу стало жалко Толстозада, и кто знает, что может прийти на ум тирану.
— Успокойся, Властитель. Он только хотел сказать…
— Успокойся?! — Побагровев от злости, Бадранг вскочил и опрокинул свое кресло. — Ты требуешь, чтобы я успокоился, когда горстка вонючих рабов держит меня в моей же крепости в осаде? — Выхватив меч, он набросился на своих помощников: — А ну, вон отсюда! Убирайтесь с глаз долой, безмозглые придурки!
Вопя и сбивая друг друга с ног, разбойники ринулись к двери, чтобы избежать ударов сверкающего клинка.
Шум свары донесся до Феллдо, и он вышел из своего убежища за скалой; его чуткие уши вздрагивали от напряжения. С завидной ловкостью он быстро метнул один за другим два дротика.
Последним из дома выбежал Толстозад, за которым гнался, размахивая мечом, Бадранг. Толстозад с воплем выскочил за дверь, и первый дротик Феллдо угодил точно в него. Бадранг поспешно захлопнул дверь.
Второй дротик Феллдо насквозь пробил обугленные доски двери и застыл на волосок от налитых кровью глаз тирана. Взмахнув мечом, Бадранг разрубил его надвое. Запрокинув голову, он заорал в темноту:
— Трусы! Поймаю — котлету сделаю!
— Ну так выходи, рыло горностайское! — донесся с берега бас Феллдо. — Сразу две котлеты получится!
— Мерзавец! — рявкнул Бадранг незримому врагу. — Дай срок, разделаюсь я с тобой!
В ответ Феллдо хрипло рассмеялся:
— Сам ты мерзавец желтобрюхий. Я знаю — ты меня боишься!
— Боюсь? — злобно завизжал Бадранг. — Я Бадранг, Властитель этих краев. Против меня никому не устоять!
На звук его голоса Феллдо метнул дротики. Три из них пробили дверь дома, четвертый вонзился в крышу. Укрывшись под перевернутым креслом, Бадранг изо всех сил вцепился в его ножки, чтобы не дрожать.
— Ха-ха, промазал! — крикнул он. — Жаль, что ты не умеешь кидать эти штуки как следует!
— Ничего, у меня вся ночь впереди, чтоб лапу набить, — уверенно пробасил Феллдо. — Так что спать не советую!
Феллдо собрал дротики и ускользнул в ночную тьму, оставив за спиной насмерть перепуганного горностая.
Поглядев в щелку в воротах, Трамун Клогг увидел темный силуэт, поспешно удалявшийся к южным скалам.
— Ха, так я и думал — всего-навсего один зверь. Ладно, пора мне на боковую, что ли. Какой смысл объяснять Бадрангу, что ему нечего бояться и он может малость прикорнуть, — разве он рабу поверит!
Между тем на безопасном расстоянии от Маршанка, в лагере на скалах, Баллау всматривался в угрюмые физиономии друзей, которые сидели у костра. Весь день среди них царило подавленное настроение. Заяц подошел к своей труппе, слонявшейся без дела возле повозки:
— Приветствую вас, ребята!… Ну и дела, вы что — лягушки, которые камней до отвала наглотались? Чего удивляться, что наши друзья хандрят, если даже комедианты носы повесили.
Бром встретил болтовню зайца вымученной улыбкой:
— Ну, и что ты предлагаешь?
Баллау бодро поводил длинными ушами из стороны в сторону.
— Я тебе скажу, что я предлагаю: требуется напомнить им, что в жизни есть место смеху, улыбке и песне. Давайте устроим представление!
Хлопая ресницами, Селандина заворковала:
— Какая чудесная мысль! Только, Баллау, тебе придется подождать, пока я не приведу себя в порядок. Я, должно быть, ужасно выгляжу!
— Ужасно? — Баллау пощекотал красавицу белочку под подбородком. — Ты выглядишь просто потрясающе. Хватит киснуть, друзья, представление начинается немедленно!
Зрители на время забыли о горестях минувшего дня: в их глазах играли веселые огоньки. Трясясь от смеха, они следили за выступлением труппы «Шиповник» на площадке, освещенной костром.
Дубрябина встала на четвереньки, и на ее огромной спине Гоучи, Кастерн, Трефоль и Баклер устроили пирамиду. Одетый в мешковатый костюм Баклер стоял на самом верху, на голове у Трефоли, а под носом у него были приклеены длинные закрученные усы.
Взмахнув своим широким плащом, Баллау расстелил на земле кусок ткани и возвестил:
— Минуточку внимания! Почтеннейшую публику просят во время имеющего место быть смертельного номера воздержаться от хихиканья и бросания на сцену всяческих предметов. Сейчас крот Малькольм Великолепный нырнет с головокружительной высоты на эту мокрую тряпицу. Леди и джентльзвери, поприветствуем крота-ныряльщика Малькольма Великолепного!
Последовал гром аплодисментов. Баклер, ловя равновесие, поклонился публике с высоты пирамиды и продекламировал театральным тоном:
Давай скорей ныряй за борт! Перед тобой желанный торт!
— Давайте поживее, у меня спина разламывается! — рявкнула Дубрябина с притворной мукой в голосе.
Баллау отвесил барсучихе изысканный поклон:
— Не извольте, мадам, беспокоиться. У меня от вас уже который год голова разламывается, не то что спина! Замрите и не шевелитесь. Малькольм, ты готов?
— Я, значится… готов отсюдова прыгнуть дотудова!
Баллау забил задней лапой в небольшой бубен:
— Дам и зрителей со слабыми нервами просят покинуть зал!
Подскочив, Фырк дернул Дубрябину за ее куцый хвост:
— А ну живей!
А-а-а-а-а-а-а-а-ах-х-х-х-х-х-х!
Дубрябина попыталась выпрямиться, и пирамида рассыпалась. Раздался взрыв хохота: комедианты лежали на земле, притворяясь, что они без сознания, а у Баклера мокрая тряпка повисла на носу. Он стал делать плавательные движения:
— Ура, готово! Ой, кто-нибудь, это самое… помогите, не то утону. Я плавать не умею!
Селандина выбежала с тортом вперед и закричала своим прелестным голоском:
— Ах, звери добрые, спасите! Не допустите, чтобы бедный Малькольм утонул, не отведав честно заработанного торта!
— Не боись, прекрасная дева, я спасу этого несчастного, ибо ныряю как рыба, а плаваю как топор! — Баллау поспешил на помощь Баклеру.
Селандина споткнулась и изящно упала. Торт вылетел из ее лап, и Кастерн поймала его как раз в тот момент, когда Баллау снял с носа Баклера тряпку и торжествующе помахал ею:
— Спасен, спасен!
Развевающаяся в воздухе мокрая тряпка ударила Кастерн по носу. Она выпустила торт, тот шмякнулся на голову Баклера, и крем залепил ему всю мордочку. Публика попадала от хохота, держась за бока, а Баклер раскланялся:
— Вот это да! Феллдо, откуда ты, сынок?
Не сводя глаз с комедиантов, Феллдо улыбнулся и захлопал:
— Я тут все время сидел. Смешно, а? Когда кто-нибудь на твоих глазах грохается об землю, сразу на душе веселей, правда, папа?
Бром не спускал глаз с Феллдо. Веселое расположение духа, в котором тот пребывал, не на шутку удивило мышонка. Он прилег спать около костра, рядом с Кейлой и Туллгрю. Лежа на земле, все трое смотрели на мириады звезд, усыпавших бархатный шатер ночного неба.
— Опять с утра пораньше спину гнуть, могилы копать, — ухмыльнулся Клогг, выглядывая из-под своей тачки. — Разрази меня гром, ежели мне подождать маленько, так весь Маршанк мой будет — я тут один живой останусь!
Бадранг метался из угла в угол сильно обгоревшего длинного дома. За столом сидели несколько офицеров и молча слушали его гневные тирады:
— Мы не выскочим из крепости в темноту, чтобы нас прихлопнули как мух. Рабы как раз этого и хотят. Я не собираюсь воевать на их условиях — нужно дождаться благоприятного момента чтобы бить наверняка!
Крестозуб поигрывал кинжалом, ловко крутя его в лапах.
— Я приказал всем держаться в укрытии. Если кого ранит или убьет, значит, сам виноват!
Рухнув в кресло, Бадранг отхлебнул вина. Толстозад решился подать голос:
— Но если мы не примем вызов, они нас перебьют поодиночке. Они, чего доброго, решат, что мы их боимся, и совсем обнаглеют!
Бадранг швырнул в него кувшин. Толстозад еле успел пригнуться, и кувшин разбился об стену, осыпав злосчастную куницу черепками и облив вином. Оскалив зубы, Бадранг зашипел на Толстозада:
— Кто тебя спрашивает, олух? Я не нуждаюсь в советах недоумков! Может, ты хочешь выйти из крепости и сразиться с ними сам?
Боггсу стало жалко Толстозада, и кто знает, что может прийти на ум тирану.
— Успокойся, Властитель. Он только хотел сказать…
— Успокойся?! — Побагровев от злости, Бадранг вскочил и опрокинул свое кресло. — Ты требуешь, чтобы я успокоился, когда горстка вонючих рабов держит меня в моей же крепости в осаде? — Выхватив меч, он набросился на своих помощников: — А ну, вон отсюда! Убирайтесь с глаз долой, безмозглые придурки!
Вопя и сбивая друг друга с ног, разбойники ринулись к двери, чтобы избежать ударов сверкающего клинка.
Шум свары донесся до Феллдо, и он вышел из своего убежища за скалой; его чуткие уши вздрагивали от напряжения. С завидной ловкостью он быстро метнул один за другим два дротика.
Последним из дома выбежал Толстозад, за которым гнался, размахивая мечом, Бадранг. Толстозад с воплем выскочил за дверь, и первый дротик Феллдо угодил точно в него. Бадранг поспешно захлопнул дверь.
Второй дротик Феллдо насквозь пробил обугленные доски двери и застыл на волосок от налитых кровью глаз тирана. Взмахнув мечом, Бадранг разрубил его надвое. Запрокинув голову, он заорал в темноту:
— Трусы! Поймаю — котлету сделаю!
— Ну так выходи, рыло горностайское! — донесся с берега бас Феллдо. — Сразу две котлеты получится!
— Мерзавец! — рявкнул Бадранг незримому врагу. — Дай срок, разделаюсь я с тобой!
В ответ Феллдо хрипло рассмеялся:
— Сам ты мерзавец желтобрюхий. Я знаю — ты меня боишься!
— Боюсь? — злобно завизжал Бадранг. — Я Бадранг, Властитель этих краев. Против меня никому не устоять!
На звук его голоса Феллдо метнул дротики. Три из них пробили дверь дома, четвертый вонзился в крышу. Укрывшись под перевернутым креслом, Бадранг изо всех сил вцепился в его ножки, чтобы не дрожать.
— Ха-ха, промазал! — крикнул он. — Жаль, что ты не умеешь кидать эти штуки как следует!
— Ничего, у меня вся ночь впереди, чтоб лапу набить, — уверенно пробасил Феллдо. — Так что спать не советую!
Феллдо собрал дротики и ускользнул в ночную тьму, оставив за спиной насмерть перепуганного горностая.
Поглядев в щелку в воротах, Трамун Клогг увидел темный силуэт, поспешно удалявшийся к южным скалам.
— Ха, так я и думал — всего-навсего один зверь. Ладно, пора мне на боковую, что ли. Какой смысл объяснять Бадрангу, что ему нечего бояться и он может малость прикорнуть, — разве он рабу поверит!
Между тем на безопасном расстоянии от Маршанка, в лагере на скалах, Баллау всматривался в угрюмые физиономии друзей, которые сидели у костра. Весь день среди них царило подавленное настроение. Заяц подошел к своей труппе, слонявшейся без дела возле повозки:
— Приветствую вас, ребята!… Ну и дела, вы что — лягушки, которые камней до отвала наглотались? Чего удивляться, что наши друзья хандрят, если даже комедианты носы повесили.
Бром встретил болтовню зайца вымученной улыбкой:
— Ну, и что ты предлагаешь?
Баллау бодро поводил длинными ушами из стороны в сторону.
— Я тебе скажу, что я предлагаю: требуется напомнить им, что в жизни есть место смеху, улыбке и песне. Давайте устроим представление!
Хлопая ресницами, Селандина заворковала:
— Какая чудесная мысль! Только, Баллау, тебе придется подождать, пока я не приведу себя в порядок. Я, должно быть, ужасно выгляжу!
— Ужасно? — Баллау пощекотал красавицу белочку под подбородком. — Ты выглядишь просто потрясающе. Хватит киснуть, друзья, представление начинается немедленно!
Зрители на время забыли о горестях минувшего дня: в их глазах играли веселые огоньки. Трясясь от смеха, они следили за выступлением труппы «Шиповник» на площадке, освещенной костром.
Дубрябина встала на четвереньки, и на ее огромной спине Гоучи, Кастерн, Трефоль и Баклер устроили пирамиду. Одетый в мешковатый костюм Баклер стоял на самом верху, на голове у Трефоли, а под носом у него были приклеены длинные закрученные усы.
Взмахнув своим широким плащом, Баллау расстелил на земле кусок ткани и возвестил:
— Минуточку внимания! Почтеннейшую публику просят во время имеющего место быть смертельного номера воздержаться от хихиканья и бросания на сцену всяческих предметов. Сейчас крот Малькольм Великолепный нырнет с головокружительной высоты на эту мокрую тряпицу. Леди и джентльзвери, поприветствуем крота-ныряльщика Малькольма Великолепного!
Последовал гром аплодисментов. Баклер, ловя равновесие, поклонился публике с высоты пирамиды и продекламировал театральным тоном:
Селандина в расшитом блестками платье прошлась перед публикой и показала зрителям огромный кремовый торт:
Эй, кто желает посмотреть?
За торт готов я умереть!
Давай скорей ныряй за борт! Перед тобой желанный торт!
— Давайте поживее, у меня спина разламывается! — рявкнула Дубрябина с притворной мукой в голосе.
Баллау отвесил барсучихе изысканный поклон:
— Не извольте, мадам, беспокоиться. У меня от вас уже который год голова разламывается, не то что спина! Замрите и не шевелитесь. Малькольм, ты готов?
— Я, значится… готов отсюдова прыгнуть дотудова!
Баллау забил задней лапой в небольшой бубен:
— Дам и зрителей со слабыми нервами просят покинуть зал!
Подскочив, Фырк дернул Дубрябину за ее куцый хвост:
— А ну живей!
А-а-а-а-а-а-а-а-ах-х-х-х-х-х-х!
Дубрябина попыталась выпрямиться, и пирамида рассыпалась. Раздался взрыв хохота: комедианты лежали на земле, притворяясь, что они без сознания, а у Баклера мокрая тряпка повисла на носу. Он стал делать плавательные движения:
— Ура, готово! Ой, кто-нибудь, это самое… помогите, не то утону. Я плавать не умею!
Селандина выбежала с тортом вперед и закричала своим прелестным голоском:
— Ах, звери добрые, спасите! Не допустите, чтобы бедный Малькольм утонул, не отведав честно заработанного торта!
— Не боись, прекрасная дева, я спасу этого несчастного, ибо ныряю как рыба, а плаваю как топор! — Баллау поспешил на помощь Баклеру.
Селандина споткнулась и изящно упала. Торт вылетел из ее лап, и Кастерн поймала его как раз в тот момент, когда Баллау снял с носа Баклера тряпку и торжествующе помахал ею:
— Спасен, спасен!
Развевающаяся в воздухе мокрая тряпка ударила Кастерн по носу. Она выпустила торт, тот шмякнулся на голову Баклера, и крем залепил ему всю мордочку. Публика попадала от хохота, держась за бока, а Баклер раскланялся:
Сидя в последних рядах, Феллдо вместе со всеми следил за представлением. Внезапно Баркджон заметил, что его сын сидит рядом:
Позор меня загонит в гроб -
Я в торте кремовом утоп!
— Вот это да! Феллдо, откуда ты, сынок?
Не сводя глаз с комедиантов, Феллдо улыбнулся и захлопал:
— Я тут все время сидел. Смешно, а? Когда кто-нибудь на твоих глазах грохается об землю, сразу на душе веселей, правда, папа?
Бром не спускал глаз с Феллдо. Веселое расположение духа, в котором тот пребывал, не на шутку удивило мышонка. Он прилег спать около костра, рядом с Кейлой и Туллгрю. Лежа на земле, все трое смотрели на мириады звезд, усыпавших бархатный шатер ночного неба.