Паллум как-то странно посмотрел на глядевшего прямо перед собой друга:
— Но что ты скажешь тем, кого встретишь? Мы столько всего пережили вместе, может быть, когда-нибудь ты об этом расскажешь.
— Никогда! — Мартин покачал головой. — Я всем буду говорить, что защищал от морских крыс пещеру отца, когда тот ушел в море. Когда я понял, что он не вернется, я отправился странствовать. Дано ли кому-нибудь понять, через что мы с вами прошли и каких потеряли друзей?
Неяркие лучи осеннего солнца рассеяли клубящийся туман, нависший над безмолвным лесом, под ногами шуршал бурый ковер опавшей листвы, а легкий иней на ветках таял, превращаясь в сверкающие капельки росы. Тихим осенним утром пятеро друзей прощались друг с другом. Мартин закинул меч за спину поверх старого плаща. Полликин собрала для всех по котомке с припасами на дорогу. Грумм прикрывал мордочку поварешкой, чтобы скрыть неудержимо катившиеся слезы. Дубрябина неловко обняла Воителя и отступила, Паллум и Грумм последовали ее примеру. Полликин расцеловала их всех в щеки.
И вот она осталась одна. Она смотрела на юг, вслед одинокой фигурке Мартина, исчезавшей среди деревьев. Старая кротиха расправила свой передник в цветочек; ее глаза затуманились, когда нежданно-негаданно перед ее мысленным взором предстала судьба одинокого путника.
— Эх, значится… говорила я, тебя несчастье ждет, если ты с мышкой своей в Маршанк пойдешь. Остался ты теперь один, парень. Ладно, значится… впереди у тебя тяжелые деньки, хотя в конце концов ждет тебя счастье. Но зато до скончания сезонов всякий зверь твое имя помнить будет, Мартин Воитель!
45
— Но что ты скажешь тем, кого встретишь? Мы столько всего пережили вместе, может быть, когда-нибудь ты об этом расскажешь.
— Никогда! — Мартин покачал головой. — Я всем буду говорить, что защищал от морских крыс пещеру отца, когда тот ушел в море. Когда я понял, что он не вернется, я отправился странствовать. Дано ли кому-нибудь понять, через что мы с вами прошли и каких потеряли друзей?
Неяркие лучи осеннего солнца рассеяли клубящийся туман, нависший над безмолвным лесом, под ногами шуршал бурый ковер опавшей листвы, а легкий иней на ветках таял, превращаясь в сверкающие капельки росы. Тихим осенним утром пятеро друзей прощались друг с другом. Мартин закинул меч за спину поверх старого плаща. Полликин собрала для всех по котомке с припасами на дорогу. Грумм прикрывал мордочку поварешкой, чтобы скрыть неудержимо катившиеся слезы. Дубрябина неловко обняла Воителя и отступила, Паллум и Грумм последовали ее примеру. Полликин расцеловала их всех в щеки.
И вот она осталась одна. Она смотрела на юг, вслед одинокой фигурке Мартина, исчезавшей среди деревьев. Старая кротиха расправила свой передник в цветочек; ее глаза затуманились, когда нежданно-негаданно перед ее мысленным взором предстала судьба одинокого путника.
— Эх, значится… говорила я, тебя несчастье ждет, если ты с мышкой своей в Маршанк пойдешь. Остался ты теперь один, парень. Ладно, значится… впереди у тебя тяжелые деньки, хотя в конце концов ждет тебя счастье. Но зато до скончания сезонов всякий зверь твое имя помнить будет, Мартин Воитель!
45
В Пещерном Зале аббатства Рэдволл прошла целая ночь, а затем и целый день, прежде чем юная мышка Обреция закончила свою историю. За это время камин растапливали заново четыре раза и столько же раз меняли горящие на стенах факелы. Однако, слушая повествование Обреции, никто не сомкнул глаз; не было и таких, у кого глаза остались бы сухими.
После того как Обреция умолкла, в зале долго стояла тишина, затем аббат Сакстус тяжело вздохнул и снял очки.
— Разумеется, Полликин была права. В конце концов Мартин обрел свое счастье. Он оставил путь Воителя и посвятил себя мирным делам — основанию нашего ордена и строительству аббатства Рэдволл. Но скажи, Обреция, откуда вы все это знаете, кто поведал вам эту историю?
Еж-богатырь Бултип отодвинул в сторону пивную кружку:
— Обреция происходит из правящей династии Полуденной долины, хотя должен вам сказать, что мы с ней не были там целый сезон. В ее жилах течет кровь Уррана Во — ее далекий предок звался Бромом Целителем, братом Розы. Мой далекий предок, затерянный в дали бесчисленных дней, звался Паллумом Миролюбивым. Я прямой наследник его рода.
Симеон провел чуткими лапами по щекам Обреции:
— Ты унаследовала красоту сестры Брома.
Юная мышка сняла висевший у нее на шее медальон, искусно вырезанный из ракушки морского гребешка, и открыла его:
— Все, кто видит это, говорят то же самое.
Аббат Сакстус осторожно взял у нее медальон.
Внутри него была миниатюра, написанная растительными красками на полированной дощечке вишневого дерева. То был двойной портрет Мартина и Розы. Казалось, они смотрят, как живые, сквозь прах и дымку давно минувших сезонов.
— Мартин выглядит точно так же, как на гобелене, хотя здесь он моложе, — заметил Сакстус. — Ты права, Обреция. Вы с Розой похожи как две капли воды. Это великолепный портрет, откуда он у тебя?
— Его передала семейству Брома сова по имени Эмалет, — ответила Обреция, роясь в своей сумке с травами. — Ее мать Болдред была не только отличным картографом, но и великим художником. Мы с Бултипом вышли из Полуденной долины в начале прошлого лета. Мы с младенчества слышали от путников рассказы о Мартине и Рэдволле, так что мы решили увидеть ваше аббатство своими глазами. А вот подарок аббатству, который я принесла с собой.
Аббат принял подарок — тоненький прутик, вставленный в мешочек с влажным суглинком. Нацепив на нос очки, Сакстус с любопытством принялся разглядывать его, вертя перед глазами во все стороны.
— Большое спасибо, но, прошу извинить мое невежество, что это такое?
— Когда-то Грумм посадил на могиле Розы розу, — объяснила Обреция. — Это красная роза. Она расцветает позже других — поэтому мы называем ее «Поздней розой». Это черенок от того самого куста.
Симеон нежно ощупал черенок.
— Я посажу его в саду нашего аббатства. Он вырастет и станет цвести в память о храброй мышке. Поздняя Роза — какое красивое имя! Ты говоришь — это полный титул Розы: Поздняя Роза из Полуденной долины, дочь Уррана Во и Арьи.
Аббат Сакстус вернул Обреции медальон.
— Мы благодарим тебя за все, дитя мое. Память о Поздней Розе будут свято чтить в аббатстве Рэдволл. Мартин дал ему мощь, теперь Роза даст ему красоту. Вот что, друзья: я устал, и вы, должно быть, тоже. Ступайте и отдохните. Можете у нас погостить сколько пожелаете.
Все, кто сидел в Пещерном Зале, стали подниматься по лестнице наверх, чтобы разойтись по кельям. Обреция шла лапа об лапу с аббатом.
— Спасибо за приглашение, отец аббат. Мы с Бултипом охотно провели бы здесь всю зиму, до самой весны.
— Для тебя с Бултипом у нас всегда найдется кров, Обреция. Наше аббатство — обитель дружбы. Нас может посетить любой, стар и млад, кто слышал или читал о Рэдволле. Если вы когда-нибудь снова окажетесь в наших краях, не стесняйтесь, вас здесь ждут.
После того как Обреция умолкла, в зале долго стояла тишина, затем аббат Сакстус тяжело вздохнул и снял очки.
— Разумеется, Полликин была права. В конце концов Мартин обрел свое счастье. Он оставил путь Воителя и посвятил себя мирным делам — основанию нашего ордена и строительству аббатства Рэдволл. Но скажи, Обреция, откуда вы все это знаете, кто поведал вам эту историю?
Еж-богатырь Бултип отодвинул в сторону пивную кружку:
— Обреция происходит из правящей династии Полуденной долины, хотя должен вам сказать, что мы с ней не были там целый сезон. В ее жилах течет кровь Уррана Во — ее далекий предок звался Бромом Целителем, братом Розы. Мой далекий предок, затерянный в дали бесчисленных дней, звался Паллумом Миролюбивым. Я прямой наследник его рода.
Симеон провел чуткими лапами по щекам Обреции:
— Ты унаследовала красоту сестры Брома.
Юная мышка сняла висевший у нее на шее медальон, искусно вырезанный из ракушки морского гребешка, и открыла его:
— Все, кто видит это, говорят то же самое.
Аббат Сакстус осторожно взял у нее медальон.
Внутри него была миниатюра, написанная растительными красками на полированной дощечке вишневого дерева. То был двойной портрет Мартина и Розы. Казалось, они смотрят, как живые, сквозь прах и дымку давно минувших сезонов.
— Мартин выглядит точно так же, как на гобелене, хотя здесь он моложе, — заметил Сакстус. — Ты права, Обреция. Вы с Розой похожи как две капли воды. Это великолепный портрет, откуда он у тебя?
— Его передала семейству Брома сова по имени Эмалет, — ответила Обреция, роясь в своей сумке с травами. — Ее мать Болдред была не только отличным картографом, но и великим художником. Мы с Бултипом вышли из Полуденной долины в начале прошлого лета. Мы с младенчества слышали от путников рассказы о Мартине и Рэдволле, так что мы решили увидеть ваше аббатство своими глазами. А вот подарок аббатству, который я принесла с собой.
Аббат принял подарок — тоненький прутик, вставленный в мешочек с влажным суглинком. Нацепив на нос очки, Сакстус с любопытством принялся разглядывать его, вертя перед глазами во все стороны.
— Большое спасибо, но, прошу извинить мое невежество, что это такое?
— Когда-то Грумм посадил на могиле Розы розу, — объяснила Обреция. — Это красная роза. Она расцветает позже других — поэтому мы называем ее «Поздней розой». Это черенок от того самого куста.
Симеон нежно ощупал черенок.
— Я посажу его в саду нашего аббатства. Он вырастет и станет цвести в память о храброй мышке. Поздняя Роза — какое красивое имя! Ты говоришь — это полный титул Розы: Поздняя Роза из Полуденной долины, дочь Уррана Во и Арьи.
Аббат Сакстус вернул Обреции медальон.
— Мы благодарим тебя за все, дитя мое. Память о Поздней Розе будут свято чтить в аббатстве Рэдволл. Мартин дал ему мощь, теперь Роза даст ему красоту. Вот что, друзья: я устал, и вы, должно быть, тоже. Ступайте и отдохните. Можете у нас погостить сколько пожелаете.
Все, кто сидел в Пещерном Зале, стали подниматься по лестнице наверх, чтобы разойтись по кельям. Обреция шла лапа об лапу с аббатом.
— Спасибо за приглашение, отец аббат. Мы с Бултипом охотно провели бы здесь всю зиму, до самой весны.
— Для тебя с Бултипом у нас всегда найдется кров, Обреция. Наше аббатство — обитель дружбы. Нас может посетить любой, стар и млад, кто слышал или читал о Рэдволле. Если вы когда-нибудь снова окажетесь в наших краях, не стесняйтесь, вас здесь ждут.