Страница:
Бром с Феллдо встали на четвереньки и несколько раз поцеловали мокрый песок. Как прекрасно было снова оказаться на твердой земле! Феллдо тут же прикинул, где они находятся:
— Бром, я точно знаю, где мы. Видишь, сколько тут головешек на линии прибоя?
Под лапами Брома что-то хрустнуло. Он нагнулся и поднял какой-то обломок:
— Интересно, откуда здесь мог взяться древесный уголь?
Феллдо махнул лапой в сторону прибоя:
— Вон оттуда, дружище. Там сгорел пиратский корабль. Вон за теми холмами Маршанк, так что нам лучше уйти отсюда, не подымая шума.
Бром с силой сжал лапу Феллдо:
— Куда мы идем?
— Наша цель — Полуденная долина. Но сперва нужно найти наших друзей. Хорошо бы куда-нибудь спрятаться и просушиться, да и поесть не мешает. Кроме как есть и отдыхать, нам до рассвета делать нечего.
И они пошли по берегу на юг, направляясь к скалам. Неожиданно они оба застыли, прислушиваясь к звукам, которые доносил до них ночной бриз. Играла музыка, и кто-то пел. Бром указал на расщелину в скалах обрыва, в которой что-то мерцало. Подобравшись поближе, оба друга остаток пути ползли по-пластунски.
Между скалами и двухколесной повозкой было натянуто нечто вроде палатки с односкатной крышей. Внутри нее мерцал костер, и по парусиновым стенам передвигались потешные силуэты — тени обитателей палатки. Лежа в темноте, Бром с Феллдо прислушивались к песне:
— Стоп, стоп! Баллау, ты должен был поймать Селандину на последнем куплете. Ты слишком поторопился, и она не успела взять веер у Гоучи. Никуда не годится. Давайте все сначала. Раз, два, три, «мы — бродя…» Баллау! Перестань жевать, оставь пирог в покое и займи свое место!
Из палатки вылетела половина кулебяки с грибами и угодила Феллдо точно между ушей. За пирогом вылетел заяц, он подхватил его и наткнулся на голову Феллдо.
— Ну что за манера, Дубря, швыряться чужим ужином куда ни попадя?… Эй, это еще что за номер?! Тут какая-то белка хочет напялить мой пирог себе на голову вместо шляпы!
Последовало всеобщее смятение. Бром набросился на зайца, пытаясь оттащить его от своего друга. Феллдо повис на бакенбардах зайца, стараясь увернуться от сыпавшихся на него мощных ударов его длинных задних лап. Выбежавшие на крик из палатки мыши, крот и две белки спотыкались в темноте и падали в кучу малу из лап, ушей и хвостов. На берегу воцарилась полная неразбериха, сопровождаемая визгом, стонами и воем. Феллдо был закаленным бойцом. Выбравшись из-под груды тел, он забрался на самый верх и приготовился вонзить зубы в хвост противника, который подмял под себя Брома.
— Это еще что такое?!
Внезапно Феллдо подняла в воздух громадная лапа, и он увидел перед собой суровые глаза большой старой барсучихи. Она яростно рыкнула на него:
— А ну-ка закрой рот и убери зубки с глаз долой, не то я покажу свои — а они у меня подлиннее будут!
Пустив в ход свободную лапу, барсучиха несколькими затрещинами расшвыряла борющихся в разные стороны. Заметив Брома, она подхватила его второй лапой и подняла высоко в воздух:
— Веди себя прилично, маленький негодник! Как вас обоих зовут и что это вы вздумали шататься по ночам вокруг нашего лагеря?
Феллдо соскреб лапой с макушки приставший к шерсти кусок пирога, попробовал и одобрительно кивнул:
— Хм-м, кулебяка с грибами.
Заяц поднял остальную часть пирога с земли, обтер и стал есть, говоря с набитым ртом:
— Ежели тебе, старина, шамать захотелось, так нужно было постучать о повозку да попросить этак вежливенько, понятно? А не подкрадываться, как вору.
Повисший между небом и землей Бром негодующе замахал лапами:
— Мы не воры, мы просто увидели ваш костер, услышали песню и подошли посмотреть. Кстати, меня зовут Бром, я единственный сын Уррана Во, а это Феллдо, мы только что из Маршанка. Привет вам всем!
Барсучиха осторожно опустила их на землю, а заяц изящно расшаркался:
— Рад познакомиться. Позвольте мне представить остальных. Мы бродячие комедианты из труппы «Шиповник». Я Баллау де Квинсвольд, актер-трагик и драматург. Мою мощную подругу зовут Дубрябина. Она тягловая сила нашей повозки, машинист сцены и первый баритон. Эти две юные белочки — Трефоль и Селандина, субретки, сопрано и акробатки. Крот Баклер — наш герой-любовник, комик и жонглер. Юные мышки Гоучи и Кастерн — канатоходки, хористки и поварихи для всей труппы. Ну вот и все, друзья мои. Не желаете ли с нами отужинать?
Бром оттянул свой обвисший пояс:
— Еще как желаем! Мой хребет как раз толкует желудку о том, что неплохо бы, мол, отужинать. Они, понимаете, прилипают друг к другу, когда я голоден.
Заяц восхищенно кивнул, его длинные уши закачались взад-вперед.
— Неплохо сказано. Лопни, но держи фасон, так ведь?
В палатке было уютно и тепло. Феллдо и Брому дали полотенца, чтобы вытереть мокрую шерсть, и усадили у костра есть из устричных раковин морковную похлебку с сельдереем. Дубрябина принесла два кафтана, такие же как те, что были на остальных комедиантах, — ало-золотые с зеленой каймой и черным поясом:
— Вот, одевайтесь, хотя, когда будет время, у твоего кафтана, Феллдо, мне придется немножко выпустить швы. Для белки ты просто богатырь.
Селандина погладила пышный хвост Феллдо:
— Хм-м-м, согласна!
Феллдо кашлянул и схватил протянутую ему Баклером горячую кулебяку с грибами. Брому добродушный крот передал солидных размеров кусок ватрушки:
— А это тебе, малыш. С медом… это самое… и черникой. Ты, похоже, сладкое любишь, а?
Мышонок откусил кусок и закатил глаза:
— А как же! Сладкое, понимаете, полезно для голоса.
Гоучи опустила яблоко и морковку, от которых она откусывала по очереди.
— Неужели? А ты много поешь, Бром?
Вместо ответа Бром пустил своим пронзительным тенором бесконечную трель:
— Тра-ла-ла-ла-ла-ла-лаааа! Еще бы! Попробуй перепой меня, Гоучи!
Баллау схватил губную гармошку:
— Отлично, малыш. Знаешь песенку-загадку «Боббл-боббл»?
Бром подмигнул:
— Играй, а я спою.
Баллау сыграл вступление, и Бром запел; Дубрябина вторила ему приятным баритоном. Мелодия была такая веселая и так легко запоминалась, что все, включая Феллдо, стали хлопать в такт:
— Великолепно!
— Отличный у тебя, это самое… голос, Бром!
— Молодец. Нам бы в труппу такого тенора! Феллдо почесал в затылке:
— А что это?
Бром откусил от его пирога.
— Что — это?
— Ну, то, о чем говорилось в загадке: зеленый, золотой, растет между небом и землей, а перед зимой улетает. Что это?
Баллау кивнул в сторону Брома:
— Это пускай ответит тот, кто пел, старина. Бром подмигнул Феллдо:
— Что же это может быть, как не лист? Дубрябина присела между двумя друзьями:
— Ну а теперь расскажите о себе. Откуда вы родом и как сюда попали?
За стенами палатки над угрюмым Северо-восточным морем завывал ветер. Дождь перестал, и сквозь разрывы в несущихся по ночному небу тучах засиял месяц, то бросая на берег серебристые отсветы, то вновь скрываясь в черноте. Феллдо с Бромом сидели в палатке у огня, ели, пили и рассказывали о себе своим новым друзьям — бродячим комедиантам из труппы «Шиповник».
11
12
— Бром, я точно знаю, где мы. Видишь, сколько тут головешек на линии прибоя?
Под лапами Брома что-то хрустнуло. Он нагнулся и поднял какой-то обломок:
— Интересно, откуда здесь мог взяться древесный уголь?
Феллдо махнул лапой в сторону прибоя:
— Вон оттуда, дружище. Там сгорел пиратский корабль. Вон за теми холмами Маршанк, так что нам лучше уйти отсюда, не подымая шума.
Бром с силой сжал лапу Феллдо:
— Куда мы идем?
— Наша цель — Полуденная долина. Но сперва нужно найти наших друзей. Хорошо бы куда-нибудь спрятаться и просушиться, да и поесть не мешает. Кроме как есть и отдыхать, нам до рассвета делать нечего.
И они пошли по берегу на юг, направляясь к скалам. Неожиданно они оба застыли, прислушиваясь к звукам, которые доносил до них ночной бриз. Играла музыка, и кто-то пел. Бром указал на расщелину в скалах обрыва, в которой что-то мерцало. Подобравшись поближе, оба друга остаток пути ползли по-пластунски.
Между скалами и двухколесной повозкой было натянуто нечто вроде палатки с односкатной крышей. Внутри нее мерцал костер, и по парусиновым стенам передвигались потешные силуэты — тени обитателей палатки. Лежа в темноте, Бром с Феллдо прислушивались к песне:
Не успела песня кончиться, как загудел низкий голос:
Мы бродячие актеры,
Мы забавны и смешны -
Над полями и лесами
Наши песенки слышны.
Мы бродячие актеры,
Лицедеи хоть куда -
Вас рыдать или смеяться
Мы заставим без труда.
Пусть в колдобинах дорога,
Холода и дождик льет -
Труппа славная «Шиповник»
Бодро песенку ноет!
— Стоп, стоп! Баллау, ты должен был поймать Селандину на последнем куплете. Ты слишком поторопился, и она не успела взять веер у Гоучи. Никуда не годится. Давайте все сначала. Раз, два, три, «мы — бродя…» Баллау! Перестань жевать, оставь пирог в покое и займи свое место!
Из палатки вылетела половина кулебяки с грибами и угодила Феллдо точно между ушей. За пирогом вылетел заяц, он подхватил его и наткнулся на голову Феллдо.
— Ну что за манера, Дубря, швыряться чужим ужином куда ни попадя?… Эй, это еще что за номер?! Тут какая-то белка хочет напялить мой пирог себе на голову вместо шляпы!
Последовало всеобщее смятение. Бром набросился на зайца, пытаясь оттащить его от своего друга. Феллдо повис на бакенбардах зайца, стараясь увернуться от сыпавшихся на него мощных ударов его длинных задних лап. Выбежавшие на крик из палатки мыши, крот и две белки спотыкались в темноте и падали в кучу малу из лап, ушей и хвостов. На берегу воцарилась полная неразбериха, сопровождаемая визгом, стонами и воем. Феллдо был закаленным бойцом. Выбравшись из-под груды тел, он забрался на самый верх и приготовился вонзить зубы в хвост противника, который подмял под себя Брома.
— Это еще что такое?!
Внезапно Феллдо подняла в воздух громадная лапа, и он увидел перед собой суровые глаза большой старой барсучихи. Она яростно рыкнула на него:
— А ну-ка закрой рот и убери зубки с глаз долой, не то я покажу свои — а они у меня подлиннее будут!
Пустив в ход свободную лапу, барсучиха несколькими затрещинами расшвыряла борющихся в разные стороны. Заметив Брома, она подхватила его второй лапой и подняла высоко в воздух:
— Веди себя прилично, маленький негодник! Как вас обоих зовут и что это вы вздумали шататься по ночам вокруг нашего лагеря?
Феллдо соскреб лапой с макушки приставший к шерсти кусок пирога, попробовал и одобрительно кивнул:
— Хм-м, кулебяка с грибами.
Заяц поднял остальную часть пирога с земли, обтер и стал есть, говоря с набитым ртом:
— Ежели тебе, старина, шамать захотелось, так нужно было постучать о повозку да попросить этак вежливенько, понятно? А не подкрадываться, как вору.
Повисший между небом и землей Бром негодующе замахал лапами:
— Мы не воры, мы просто увидели ваш костер, услышали песню и подошли посмотреть. Кстати, меня зовут Бром, я единственный сын Уррана Во, а это Феллдо, мы только что из Маршанка. Привет вам всем!
Барсучиха осторожно опустила их на землю, а заяц изящно расшаркался:
— Рад познакомиться. Позвольте мне представить остальных. Мы бродячие комедианты из труппы «Шиповник». Я Баллау де Квинсвольд, актер-трагик и драматург. Мою мощную подругу зовут Дубрябина. Она тягловая сила нашей повозки, машинист сцены и первый баритон. Эти две юные белочки — Трефоль и Селандина, субретки, сопрано и акробатки. Крот Баклер — наш герой-любовник, комик и жонглер. Юные мышки Гоучи и Кастерн — канатоходки, хористки и поварихи для всей труппы. Ну вот и все, друзья мои. Не желаете ли с нами отужинать?
Бром оттянул свой обвисший пояс:
— Еще как желаем! Мой хребет как раз толкует желудку о том, что неплохо бы, мол, отужинать. Они, понимаете, прилипают друг к другу, когда я голоден.
Заяц восхищенно кивнул, его длинные уши закачались взад-вперед.
— Неплохо сказано. Лопни, но держи фасон, так ведь?
В палатке было уютно и тепло. Феллдо и Брому дали полотенца, чтобы вытереть мокрую шерсть, и усадили у костра есть из устричных раковин морковную похлебку с сельдереем. Дубрябина принесла два кафтана, такие же как те, что были на остальных комедиантах, — ало-золотые с зеленой каймой и черным поясом:
— Вот, одевайтесь, хотя, когда будет время, у твоего кафтана, Феллдо, мне придется немножко выпустить швы. Для белки ты просто богатырь.
Селандина погладила пышный хвост Феллдо:
— Хм-м-м, согласна!
Феллдо кашлянул и схватил протянутую ему Баклером горячую кулебяку с грибами. Брому добродушный крот передал солидных размеров кусок ватрушки:
— А это тебе, малыш. С медом… это самое… и черникой. Ты, похоже, сладкое любишь, а?
Мышонок откусил кусок и закатил глаза:
— А как же! Сладкое, понимаете, полезно для голоса.
Гоучи опустила яблоко и морковку, от которых она откусывала по очереди.
— Неужели? А ты много поешь, Бром?
Вместо ответа Бром пустил своим пронзительным тенором бесконечную трель:
— Тра-ла-ла-ла-ла-ла-лаааа! Еще бы! Попробуй перепой меня, Гоучи!
Баллау схватил губную гармошку:
— Отлично, малыш. Знаешь песенку-загадку «Боббл-боббл»?
Бром подмигнул:
— Играй, а я спою.
Баллау сыграл вступление, и Бром запел; Дубрябина вторила ему приятным баритоном. Мелодия была такая веселая и так легко запоминалась, что все, включая Феллдо, стали хлопать в такт:
Последовала овация, и все бросились хлопать Брома по спине, так что она у него даже заболела.
Боббл-боббл, ай-яй-яй!
Где расту я, угадай!
Над землей невысоко,
И достать меня легко.
Боббл-боббл, ой-ёй-ёй!
Между небом и землей.
Я и круглый, и резной,
Я зеленый, золотой,
А еще перед зимой
Улетаю я домой.
Боббл-боббл, ой-ёй-ёй!
Догадайся, кто такой!
— Великолепно!
— Отличный у тебя, это самое… голос, Бром!
— Молодец. Нам бы в труппу такого тенора! Феллдо почесал в затылке:
— А что это?
Бром откусил от его пирога.
— Что — это?
— Ну, то, о чем говорилось в загадке: зеленый, золотой, растет между небом и землей, а перед зимой улетает. Что это?
Баллау кивнул в сторону Брома:
— Это пускай ответит тот, кто пел, старина. Бром подмигнул Феллдо:
— Что же это может быть, как не лист? Дубрябина присела между двумя друзьями:
— Ну а теперь расскажите о себе. Откуда вы родом и как сюда попали?
За стенами палатки над угрюмым Северо-восточным морем завывал ветер. Дождь перестал, и сквозь разрывы в несущихся по ночному небу тучах засиял месяц, то бросая на берег серебристые отсветы, то вновь скрываясь в черноте. Феллдо с Бромом сидели в палатке у огня, ели, пили и рассказывали о себе своим новым друзьям — бродячим комедиантам из труппы «Шиповник».
11
Когда ливень затих, лапы Мартина наконец-то коснулись твердой земли. Он встал по горло в воде и растолкал задремавших Розу и Грумма:
— Земля! Мы спасены!
Окоченевшие от холода, трое друзей выбрались на песчаный берег, за которым чернел высокий скалистый обрыв. Мокрые и голодные, не в силах унять дрожь в лапах, они сели на песок, стуча зубами.
Затуманенными от осевшей на ресницах морской соли глазами Грумм уставился на скалы:
— Интересно, а что там наверху?
Мартин с трудом поднялся, потирая лапы:
— Надеюсь, там найдется какая-нибудь пещерка, где бы мы смогли переночевать. Может, посидите здесь, отдохнете, а я схожу посмотрю?
Пошатываясь, Роза и Грумм поднялись на лапы.
— Не нравится мне тут. Мы с Груммом пойдем с тобой.
— Бр-р, уж больно тут, это самое… погано!
От дождя черные скалы намокли и стали скользкими. Первым поднимался Мартин, Роза замыкала строй. Грумма они поставили в середину, потому что он был неважным скалолазом. Это восхождение на мокрый обрыв длилось, казалось, целую вечность, прежде чем им удалось перевести дух на узком карнизе.
Мартин вгляделся вверх:
— По-моему, чуть выше над нами есть карниз пошире. Если мы на него заберемся, то обязательно найдем какую-нибудь пещеру или расщелину, где можно укрыться.
— А может, тут останемся? — устало вздохнул Грумм. — Мои лапы негодные совсем, они, это… не слушаются.
Роза стала энергично растирать лапы своего друга:
— Бедняжка Грумм! Нельзя же быть лучшему землекопу еще и лучшим скалолазом.
Вскоре, едва трое друзей вскарабкались на крутой обрыв, сверху на них упали сети из прочных водорослей, обвешанные по краю каменными грузилами. Запутавшись, друзья упали со скалы и повисли, не в силах шевельнуть ни лапой, ни головой, ни хвостом. Приплясывая и попискивая, множество крохотных темных теней бросились к своей добыче. Мгновение — и все было кончено. Мартина, Розу и Грумма втащили наверх и оглушили ударами дубинок, как крупную рыбу, попавшуюся в сети.
Первое, что ощутил Мартин, всплывая из мрака небытия, была раскалывающая голову боль; приоткрыв глаза, он увидел яркий солнечный свет. В спину ему ткнулась палочка.
— Мышбольшой, вставай! У-у, гадкийпротивный! Хорошо тебяпоймали!
Открыв глаза, Мартин обнаружил, что сидит в крепкой деревянной клетке. Ее окружали маленькие, похожие на мышей зверьки с длинными подвижными мордочками. От возбуждения они приплясывали и подпрыгивали. Один из них, посмелее других, выскочил вперед и ткнул Мартина в лапу острой палочкой:
— Воттебе, воттебе, мышбольшой! Нетакой теперьбольшой!
Это было уже слишком. Вскочив, Мартин выхватил и сломал палочку, затем, оскалив зубы, ухватился за деревянную решетку:
— А ну убирайтесь отсюда, гаденыши визгливые!
От этого крика зверьки бросились врассыпную, затыкая уши лапками. Мартин яростно зарычал им вслед:
— Держитесь от меня подальше, а то я всех вас съем!
Для убедительности он несколько раз щелкнул зубами. Потирая солидных размеров шишку на затылке, Мартин осмотрелся и оценил свое положение.
Его клетка стояла у входа в большую пещеру. У противоположной стены он заметил еще две клетки, в которых лежали бесчувственные Роза и Грумм. Мимо, держась от Мартина на почтительном расстоянии, прошла еще ватага маленьких зверюшек. Они тащили несколько рыб, привязанных к шестам из валежника. Следом, неся сети и рыбачьи снасти, появился еж. Его задние лапы были привязаны к тяжелому полену, которое ему приходилось волочить за собой. Мартин потряс решетку и окликнул ежа:
— Слушай! Что это за место и кто эти маленькие негодяи?
Еж незаметно улыбнулся Мартину и дружески подмигнул:
— Я Паллум. Сиди тихо. Я скоро вернусь.
Сзади к ежу подбежала еще целая толпа маленьких зверюшек:
— Скорейживей, бокколюч. Ротзакрой!
Едва они исчезли в дальнем углу пещеры, как Грумм в клетке пошевелился:
— Бедная моя старая, это самое… голова, ну и досталось же ей.
От шума Роза очнулась. Несмотря на боль, она тут же вскочила на лапы, ухватилась за решетку своей клетки и стала ее трясти:
— Выпустите меня отсюда сию же минуту!
Грумм зажал уши лапами:
— Не надо так шуметь. У меня это… мозги болят.
Когда Мартин увидел, что Роза почти не пострадала, он усмехнулся:
— Сказать по правде, я себя чувствую довольно глупо. Когда увидишь зверей, которые взяли нас в плен, — поймешь почему.
Из полумрака, царившего в глубине пещеры, появились несколько маленьких зверюшек.
— Карликовые землеройки, — сказал Грумм.
Громыхая своим поленом, к клеткам подошел еж.
Карликовые землеройки не отставали от него ни на шаг. Они без умолку болтали на своем странном наречии, а некоторые нахально усаживались на полено, которое еж волочил за собой, так что ему приходилось тащить еще и их. Это, впрочем, его нисколько не волновало. Он обезоруживающе улыбался:
— Привет, это я, Паллум. Слушайте, никогда не показывайте им, что вы на них злитесь. Все время улыбайтесь. Это их сбивает с толку.
Растянув губы в широкую ухмылку, Мартин представился и назвал своих друзей. Землеройки не стояли спокойно ни минуты: они подпрыгивали, приплясывали и что-то болтали. Тот зверек, который раньше тыкал в Мартина палочкой, снова принялся за свое. Мышонок метался по клетке, пытаясь увернуться от острой палочки, и, яростно улыбаясь, сквозь зубы обратился к ежу:
— Слушай, Паллум, еще минута — и эта палочка окажется в уродливом хоботе, который этот гаденыш считает своим носом!
Не переставая улыбаться, Паллум покачал головой:
— Если ты так поступишь, пеняй на себя. Это детеныши — здесь их называют визгушками. Маленький наглец, который тычет в тебя палочкой, — самый скверный из всех. Это Динджер, единственный сын и наследник Амбаллы, королевы этого народца. Если она узнает, что ты поднял лапу на ее ненаглядное чадо, она тебя прикончит. Подожди минутку, я попробую его остановить.
Повернувшись к обидчику Мартина, Паллум сказал ему:
— Хиггиг, Динджер, хорошхорош, давай ткниеще мышбольшой!
Динджер тут же отвернулся от клетки и начал колотить своей палочкой ежа, — впрочем, это не причинило тому никакого вреда, так как палочка просто отскакивала от его иголок.
— Заткнирот, бокколюч! Несметьговорить Динджер, чтоделать!
— Упрямые негодники. Лучший способ им что-то запретить — поощрять их безобразия. Они всегда поступают наоборот, а этот в особенности.
Роза провела лапкой по пересохшим губам:
— Паллум, как бы нам получить пищу и хоть немного воды?
В глубине пещеры забил маленький барабан, и Паллум предостерегающе поднял лапу:
— Это королева Амбалла. Говоря с ней, кланяйтесь и называйте ее Балламамой. Будьте очень почтительны. Она злопамятна, а ее власть в этих местах непререкаема. Не говорите при ней слова «хиггиг» — это значит, вы смеетесь, и она может подумать, что вы смеетесь над ней. Делайте, как я сказал, а остальное предоставьте мне.
Королева Амбалла оказалась толстенькой землеройкой в панталонах из золотой парчи и светло-голубом плаще. На голове у нее была корона, украшенная блестящими осколками раковин и отполированной галькой. Сзади в корону было воткнуто перо чайки. Если бы трое друзей не знали, какая это важная особа, они бы здорово повеселились, глядя на такую красоту.
Вытянувшись во весь свой крохотный рост, она указала маленьким мечом на Мартина:
— Мышбольшой! Как тебязвать?
— О Балламама, я Мартин, — почтительно заговорил мышонок, склонив голову. — Ту мышку зовут Роза, а крота — Грумм. Мы не желаем зла ни тебе, ни твоему племени карликовых землероек.
Разгневанная Амбалла сделала скачок вперед и так ткнула мечом сквозь прутья клетки, что Мартину пришлось отскочить.
— Мышбольшой нагломыш! Какой землеройка карликовый?
Гремя своим поленом, вперед выступил Паллум и вступился за Мартина:
— Могучевеликий Балламама, глупомыш незнать ваше племя Большезверь, еще дуросонный от бумтрах по головозад.
Мартин понял замысел Паллума и, подыгрывая ему, стал потирать затылок, бормоча:
— Ох-ох! Дуросонный, дуросонный!
На минуту Амбалла с подозрением прищурилась, но, видимо, ответ ее удовлетворил, и она рассмеялась:
— Хиггиг! Большезверь тебедать многомного бумтрах, ты вдругбыстроспать. Хиггиг!
Мартин сокрушенно кивнул:
— Большезверь могучие воины, бумтрах сильнобольно.
Одобрительно подмигнув Мартину, Паллум обратился к Амбалле от имени пленников:
— О Балламама, недавать этим глупозвери ротесть и бульпить. Непривязать им колодки и невелеть нянчитьвизгушки. Балламама убитьихнасмерть!
Королева Амбалла хотела пнуть Паллума, но вспомнила о его иголках и передумала. Выпрямившись, она величественно провозгласила:
— Балламамаповелеть! Некормить дармоеды, хорошоработай. Принестиколодки. Глупозвери будут хорошняньки для визгушек. Хиггиг!
Вслед за своей королевой рассмеялось все племя карликовых землероек, приплясывая и кувыркаясь по пещере.
Паллум потрясенно уставился на Амбаллу:
— Великий Балламама, мудрейший из Большезвери, какты доэтогододумалась?
В ответ Амбалла презрительно оттопырила губу:
— Простоя не бокколюч, я Балламамавсех Большезверь!
Во второй половине того же дня трое друзей закусывали землероичьим хлебом с орехами, запивая его одуванчиковым крюшоном. Как и у Паллума, их задние лапы были искусно привязаны к толстым поленьям, которые приходилось таскать за собой.
Мартин пнул свою колодку лапой:
— Колодки, чтоб их, да еще изволь нянчить этих визгушек. По мне, лучше смерть!
Роза хихикнула:
— Ну-ну, Мартин, признайся: в глубине души ты их любишь, особенно маленького Динджера.
Грумм поспешно доел свой хлеб:
— Эй, берегитесь, сюда этот маленький паршивец топает и вся его, это самое… ватага.
На пленников набросилась толпа визгушек, возглавляемая Динджером. Они вмиг разбросали хлеб и вылили на землю крюшон. Динджер ткнул в Мартина своей палочкой:
— Налапы, мышбольшой. Мыхотим кататьсяколодка!
Остаток дня Мартину с Груммом пришлось катать визгушек на своих колодках. Сидя на поленьях, зверьки во все горло распевали, хохотали и требовали волочить их быстрее. Розу с Паллумом отрядили прибрать спальню малышей и застелить их постельки.
В течение дня Мартин и его друзья неплохо освоили язык карликовых землероек. Это оказалось не так уж сложно. Ближе к вечеру Мартин с Груммом прислуживали своим подопечным за ужином. Грумм, в которого швырнули тарелкой, вытер с макушки кашу.
— Бр-р, эти визгушки — настоящие бандюжки.
Визгушки весело захихикали и, набрав в рот земляничного морса, дружно поливали им Грумма. Появились натужно улыбающиеся Паллум с Розой:
— Идемидем, спатьпора, визгушкидетки. Спатьпора!
Услышав эти слова, визгушки бросились врассыпную и попрятались кто куда, требуя, чтобы пленники их нашли:
— Хиггиг, поймайнас, быстромышка!
Паллум, имевший богатый опыт обращения с визгушками, давно изучил все их убежища. Отводя малышей в спальню, Мартин заметил, что Амбалла и еще несколько землероек внимательно следят за тем, чтобы никто из пленников не поднял лапу на детенышей и не сказал им грубого слова. В племени Большезверь визгушки были едва ли не предметом поклонения.
В спальне зверьки принялись носиться по застеленным кроватям, скидывая на пол одеяла и прыгая на подушках.
— Паллум, что нужно сделать, чтобы эти разбойники угомонились и заснули? — простонал Мартин.
— Песняпой.
Услышав магическое слово, визгушки тут же попадали на кроватки, взбили подушки, завернулись в одеяла и стали просить:
— Песняпой, мыхотим песняпой.
Паллум тут же запел:
Едва не рассмеявшись, Грумм подтянул Паллуму басом:
Роза с облегчением обтерла лоб:
— Фу-у! Не удивляюсь, что их мамы не хотят за ними смотреть.
Паллум указал на лежавшие в углу матрацы:
— Можно больше не улыбаться и отдохнуть. Я пойду принесу чего-нибудь на ужин.
Измученные няньки рухнули на матрац.
— Если эти негодники проснутся, так я… это самое… в море брошусь! — простонал Грумм.
С трудом приоткрыв глаза, Мартин смотрел, как к ним подходит Паллум с подносом, полным еды.
— Куда бы ни вынесло Феллдо с Бромом, хуже, чем нам, им вряд ли будет. Нянчить этих маленьких паршивцев — бр-р!
— Земля! Мы спасены!
Окоченевшие от холода, трое друзей выбрались на песчаный берег, за которым чернел высокий скалистый обрыв. Мокрые и голодные, не в силах унять дрожь в лапах, они сели на песок, стуча зубами.
Затуманенными от осевшей на ресницах морской соли глазами Грумм уставился на скалы:
— Интересно, а что там наверху?
Мартин с трудом поднялся, потирая лапы:
— Надеюсь, там найдется какая-нибудь пещерка, где бы мы смогли переночевать. Может, посидите здесь, отдохнете, а я схожу посмотрю?
Пошатываясь, Роза и Грумм поднялись на лапы.
— Не нравится мне тут. Мы с Груммом пойдем с тобой.
— Бр-р, уж больно тут, это самое… погано!
От дождя черные скалы намокли и стали скользкими. Первым поднимался Мартин, Роза замыкала строй. Грумма они поставили в середину, потому что он был неважным скалолазом. Это восхождение на мокрый обрыв длилось, казалось, целую вечность, прежде чем им удалось перевести дух на узком карнизе.
Мартин вгляделся вверх:
— По-моему, чуть выше над нами есть карниз пошире. Если мы на него заберемся, то обязательно найдем какую-нибудь пещеру или расщелину, где можно укрыться.
— А может, тут останемся? — устало вздохнул Грумм. — Мои лапы негодные совсем, они, это… не слушаются.
Роза стала энергично растирать лапы своего друга:
— Бедняжка Грумм! Нельзя же быть лучшему землекопу еще и лучшим скалолазом.
Вскоре, едва трое друзей вскарабкались на крутой обрыв, сверху на них упали сети из прочных водорослей, обвешанные по краю каменными грузилами. Запутавшись, друзья упали со скалы и повисли, не в силах шевельнуть ни лапой, ни головой, ни хвостом. Приплясывая и попискивая, множество крохотных темных теней бросились к своей добыче. Мгновение — и все было кончено. Мартина, Розу и Грумма втащили наверх и оглушили ударами дубинок, как крупную рыбу, попавшуюся в сети.
Первое, что ощутил Мартин, всплывая из мрака небытия, была раскалывающая голову боль; приоткрыв глаза, он увидел яркий солнечный свет. В спину ему ткнулась палочка.
— Мышбольшой, вставай! У-у, гадкийпротивный! Хорошо тебяпоймали!
Открыв глаза, Мартин обнаружил, что сидит в крепкой деревянной клетке. Ее окружали маленькие, похожие на мышей зверьки с длинными подвижными мордочками. От возбуждения они приплясывали и подпрыгивали. Один из них, посмелее других, выскочил вперед и ткнул Мартина в лапу острой палочкой:
— Воттебе, воттебе, мышбольшой! Нетакой теперьбольшой!
Это было уже слишком. Вскочив, Мартин выхватил и сломал палочку, затем, оскалив зубы, ухватился за деревянную решетку:
— А ну убирайтесь отсюда, гаденыши визгливые!
От этого крика зверьки бросились врассыпную, затыкая уши лапками. Мартин яростно зарычал им вслед:
— Держитесь от меня подальше, а то я всех вас съем!
Для убедительности он несколько раз щелкнул зубами. Потирая солидных размеров шишку на затылке, Мартин осмотрелся и оценил свое положение.
Его клетка стояла у входа в большую пещеру. У противоположной стены он заметил еще две клетки, в которых лежали бесчувственные Роза и Грумм. Мимо, держась от Мартина на почтительном расстоянии, прошла еще ватага маленьких зверюшек. Они тащили несколько рыб, привязанных к шестам из валежника. Следом, неся сети и рыбачьи снасти, появился еж. Его задние лапы были привязаны к тяжелому полену, которое ему приходилось волочить за собой. Мартин потряс решетку и окликнул ежа:
— Слушай! Что это за место и кто эти маленькие негодяи?
Еж незаметно улыбнулся Мартину и дружески подмигнул:
— Я Паллум. Сиди тихо. Я скоро вернусь.
Сзади к ежу подбежала еще целая толпа маленьких зверюшек:
— Скорейживей, бокколюч. Ротзакрой!
Едва они исчезли в дальнем углу пещеры, как Грумм в клетке пошевелился:
— Бедная моя старая, это самое… голова, ну и досталось же ей.
От шума Роза очнулась. Несмотря на боль, она тут же вскочила на лапы, ухватилась за решетку своей клетки и стала ее трясти:
— Выпустите меня отсюда сию же минуту!
Грумм зажал уши лапами:
— Не надо так шуметь. У меня это… мозги болят.
Когда Мартин увидел, что Роза почти не пострадала, он усмехнулся:
— Сказать по правде, я себя чувствую довольно глупо. Когда увидишь зверей, которые взяли нас в плен, — поймешь почему.
Из полумрака, царившего в глубине пещеры, появились несколько маленьких зверюшек.
— Карликовые землеройки, — сказал Грумм.
Громыхая своим поленом, к клеткам подошел еж.
Карликовые землеройки не отставали от него ни на шаг. Они без умолку болтали на своем странном наречии, а некоторые нахально усаживались на полено, которое еж волочил за собой, так что ему приходилось тащить еще и их. Это, впрочем, его нисколько не волновало. Он обезоруживающе улыбался:
— Привет, это я, Паллум. Слушайте, никогда не показывайте им, что вы на них злитесь. Все время улыбайтесь. Это их сбивает с толку.
Растянув губы в широкую ухмылку, Мартин представился и назвал своих друзей. Землеройки не стояли спокойно ни минуты: они подпрыгивали, приплясывали и что-то болтали. Тот зверек, который раньше тыкал в Мартина палочкой, снова принялся за свое. Мышонок метался по клетке, пытаясь увернуться от острой палочки, и, яростно улыбаясь, сквозь зубы обратился к ежу:
— Слушай, Паллум, еще минута — и эта палочка окажется в уродливом хоботе, который этот гаденыш считает своим носом!
Не переставая улыбаться, Паллум покачал головой:
— Если ты так поступишь, пеняй на себя. Это детеныши — здесь их называют визгушками. Маленький наглец, который тычет в тебя палочкой, — самый скверный из всех. Это Динджер, единственный сын и наследник Амбаллы, королевы этого народца. Если она узнает, что ты поднял лапу на ее ненаглядное чадо, она тебя прикончит. Подожди минутку, я попробую его остановить.
Повернувшись к обидчику Мартина, Паллум сказал ему:
— Хиггиг, Динджер, хорошхорош, давай ткниеще мышбольшой!
Динджер тут же отвернулся от клетки и начал колотить своей палочкой ежа, — впрочем, это не причинило тому никакого вреда, так как палочка просто отскакивала от его иголок.
— Заткнирот, бокколюч! Несметьговорить Динджер, чтоделать!
— Упрямые негодники. Лучший способ им что-то запретить — поощрять их безобразия. Они всегда поступают наоборот, а этот в особенности.
Роза провела лапкой по пересохшим губам:
— Паллум, как бы нам получить пищу и хоть немного воды?
В глубине пещеры забил маленький барабан, и Паллум предостерегающе поднял лапу:
— Это королева Амбалла. Говоря с ней, кланяйтесь и называйте ее Балламамой. Будьте очень почтительны. Она злопамятна, а ее власть в этих местах непререкаема. Не говорите при ней слова «хиггиг» — это значит, вы смеетесь, и она может подумать, что вы смеетесь над ней. Делайте, как я сказал, а остальное предоставьте мне.
Королева Амбалла оказалась толстенькой землеройкой в панталонах из золотой парчи и светло-голубом плаще. На голове у нее была корона, украшенная блестящими осколками раковин и отполированной галькой. Сзади в корону было воткнуто перо чайки. Если бы трое друзей не знали, какая это важная особа, они бы здорово повеселились, глядя на такую красоту.
Вытянувшись во весь свой крохотный рост, она указала маленьким мечом на Мартина:
— Мышбольшой! Как тебязвать?
— О Балламама, я Мартин, — почтительно заговорил мышонок, склонив голову. — Ту мышку зовут Роза, а крота — Грумм. Мы не желаем зла ни тебе, ни твоему племени карликовых землероек.
Разгневанная Амбалла сделала скачок вперед и так ткнула мечом сквозь прутья клетки, что Мартину пришлось отскочить.
— Мышбольшой нагломыш! Какой землеройка карликовый?
Гремя своим поленом, вперед выступил Паллум и вступился за Мартина:
— Могучевеликий Балламама, глупомыш незнать ваше племя Большезверь, еще дуросонный от бумтрах по головозад.
Мартин понял замысел Паллума и, подыгрывая ему, стал потирать затылок, бормоча:
— Ох-ох! Дуросонный, дуросонный!
На минуту Амбалла с подозрением прищурилась, но, видимо, ответ ее удовлетворил, и она рассмеялась:
— Хиггиг! Большезверь тебедать многомного бумтрах, ты вдругбыстроспать. Хиггиг!
Мартин сокрушенно кивнул:
— Большезверь могучие воины, бумтрах сильнобольно.
Одобрительно подмигнув Мартину, Паллум обратился к Амбалле от имени пленников:
— О Балламама, недавать этим глупозвери ротесть и бульпить. Непривязать им колодки и невелеть нянчитьвизгушки. Балламама убитьихнасмерть!
Королева Амбалла хотела пнуть Паллума, но вспомнила о его иголках и передумала. Выпрямившись, она величественно провозгласила:
— Балламамаповелеть! Некормить дармоеды, хорошоработай. Принестиколодки. Глупозвери будут хорошняньки для визгушек. Хиггиг!
Вслед за своей королевой рассмеялось все племя карликовых землероек, приплясывая и кувыркаясь по пещере.
Паллум потрясенно уставился на Амбаллу:
— Великий Балламама, мудрейший из Большезвери, какты доэтогододумалась?
В ответ Амбалла презрительно оттопырила губу:
— Простоя не бокколюч, я Балламамавсех Большезверь!
Во второй половине того же дня трое друзей закусывали землероичьим хлебом с орехами, запивая его одуванчиковым крюшоном. Как и у Паллума, их задние лапы были искусно привязаны к толстым поленьям, которые приходилось таскать за собой.
Мартин пнул свою колодку лапой:
— Колодки, чтоб их, да еще изволь нянчить этих визгушек. По мне, лучше смерть!
Роза хихикнула:
— Ну-ну, Мартин, признайся: в глубине души ты их любишь, особенно маленького Динджера.
Грумм поспешно доел свой хлеб:
— Эй, берегитесь, сюда этот маленький паршивец топает и вся его, это самое… ватага.
На пленников набросилась толпа визгушек, возглавляемая Динджером. Они вмиг разбросали хлеб и вылили на землю крюшон. Динджер ткнул в Мартина своей палочкой:
— Налапы, мышбольшой. Мыхотим кататьсяколодка!
Остаток дня Мартину с Груммом пришлось катать визгушек на своих колодках. Сидя на поленьях, зверьки во все горло распевали, хохотали и требовали волочить их быстрее. Розу с Паллумом отрядили прибрать спальню малышей и застелить их постельки.
В течение дня Мартин и его друзья неплохо освоили язык карликовых землероек. Это оказалось не так уж сложно. Ближе к вечеру Мартин с Груммом прислуживали своим подопечным за ужином. Грумм, в которого швырнули тарелкой, вытер с макушки кашу.
— Бр-р, эти визгушки — настоящие бандюжки.
Визгушки весело захихикали и, набрав в рот земляничного морса, дружно поливали им Грумма. Появились натужно улыбающиеся Паллум с Розой:
— Идемидем, спатьпора, визгушкидетки. Спатьпора!
Услышав эти слова, визгушки бросились врассыпную и попрятались кто куда, требуя, чтобы пленники их нашли:
— Хиггиг, поймайнас, быстромышка!
Паллум, имевший богатый опыт обращения с визгушками, давно изучил все их убежища. Отводя малышей в спальню, Мартин заметил, что Амбалла и еще несколько землероек внимательно следят за тем, чтобы никто из пленников не поднял лапу на детенышей и не сказал им грубого слова. В племени Большезверь визгушки были едва ли не предметом поклонения.
В спальне зверьки принялись носиться по застеленным кроватям, скидывая на пол одеяла и прыгая на подушках.
— Паллум, что нужно сделать, чтобы эти разбойники угомонились и заснули? — простонал Мартин.
— Песняпой.
Услышав магическое слово, визгушки тут же попадали на кроватки, взбили подушки, завернулись в одеяла и стали просить:
— Песняпой, мыхотим песняпой.
Паллум тут же запел:
Как ни странно, визгушки стали засыпать. Зевая и улыбаясь, они бормотали: «Каккрасиво, каккрасиво. Спойеще».
Баю-баюшки, визгушки.
Эх, надрал бы я вам ушки!
Ну и гадкий вы народ:
Каждый — с хоботом урод,
От которого смердит,
Ибо он давно не мыт.
Пусть ужасны, злы и яры
Снятся ночью вам кошмары,
Чтобы завтра утром вы
Не подняли головы.
Едва не рассмеявшись, Грумм подтянул Паллуму басом:
Судя по негромкому посапыванию, визгушки наконец заснули.
Вы компания дурная,
Я не дам вам утром чая,
Я к обеду прямиком
Накормлю вас тумаком,
Драить буду и мочить,
Чтоб манерам научить.
Роза с облегчением обтерла лоб:
— Фу-у! Не удивляюсь, что их мамы не хотят за ними смотреть.
Паллум указал на лежавшие в углу матрацы:
— Можно больше не улыбаться и отдохнуть. Я пойду принесу чего-нибудь на ужин.
Измученные няньки рухнули на матрац.
— Если эти негодники проснутся, так я… это самое… в море брошусь! — простонал Грумм.
С трудом приоткрыв глаза, Мартин смотрел, как к ним подходит Паллум с подносом, полным еды.
— Куда бы ни вынесло Феллдо с Бромом, хуже, чем нам, им вряд ли будет. Нянчить этих маленьких паршивцев — бр-р!
12
Бадранг и капитан Трамун Клогг заключили между собой союз. Они изложили условия договора на длинном берестяном свитке и скрепили его подписями; Бадранг поставил подпись с замысловатым росчерком, а Клогг нацарапал крест и под ним изобразил нечто напоминавшее деревянный башмак — это был его личный знак. Со стороны Маршанка договор засвидетельствовал Гуррад, а со стороны пиратов — хорек Боггс. За стаканом вина, которое Бадранг выставил по случаю подписания договора, Трамун повторял его условия:
— Значит, ты даешь мне взаймы рабов, чтобы отремонтировать мой корабль. Я же обязуюсь не нападать и не требовать больше рабочей силы. Я признаю, что данные мне заимообразно рабы принадлежат тебе и их надо вернуть. Так, что ли?
Бадранг пригубил вино и, хлопнув по свитку, кивнул:
— Вот именно, но не забудь. Когда у тебя снова будет исправное судно, я оставлю половину твоей команды у себя в заложниках. Когда ты вернешься из плавания, захватив новых рабов, — если, конечно, такое случится, — мы поделим этих рабов между собой поровну, а я верну тебе заложников, и твой экипаж снова будет полностью укомплектован.
Клогг погладил свои заплетенные в косички усы и прищурился:
— А я зато могу брать провиант для моих ребят из твоих запасов и расквартировывать их в твоем замке, хотя не имею права разглашать другим пиратам, с которыми встречусь в море, где он находится.
Бадранг кивнул и вновь наполнил кубок Клогга:
— Вот именно! Но помни, Трамун, после того как мы поделим между собой первую партию рабов, ты обязуешься продавать остальных добытых тобой рабов только мне. А я буду снабжать тебя наилучшим оружием, провиантом и товарами для торговли.
Запрокинув голову, Клогг залпом осушил кубок и обнял лапой Бадранга за плечи:
— Как в старые добрые времена, а?
Бадранг в свою очередь обнял Клогга:
— Правда твоя, Трамун, как в старые добрые времена. Только на этот раз чтоб безо всяких там закулисных сделок, предателей и шпионов.
— Шпионов? Ты что, братишка, когда это я подсылал к тебе шпионов?
— Ну, ну, я и так знаю, что не подсылал. Знаешь, если б я заподозрил, что в моей крепости завелся шпион, я бы привязал его к воротам и превратил в мишень для своих лучников — видишь, вон как того лиса?
Взяв Клогга лапой за затылок, Бадранг повернул его голову в сторону главных ворот Маршанка. На них висел труп Скалрага, утыканный стрелами, как подушечка для булавок.
Внутри у Клогга все похолодело, но он заставил себя ухмыльнуться от уха до уха.
Лучи восходящего солнца озарили берег за мысом; день обещал быть жарким. Дубрябина впряглась в оглобли ярко разрисованной повозки и потащила ее вдоль побережья, прочь от Маршанка.
Еще до полудня бродячая труппа «Шиповник» встала лагерем на обрыве, откуда можно было видеть всю округу как на ладони, оставаясь при этом незамеченной. Заяц Баллау и Дубрябина о чем-то совещались, а все остальные принялись распаковывать вещи и готовить завтрак. Бром помогал Гоучи и Кастерн готовить луковый суп с бобами; посмеиваясь, мыши наблюдали, как красавица белочка Селандина без тени стеснения заигрывает с Феллдо. Тот, краснея до кончика хвоста, делал вид, что его не занимают такие глупости, и усердно разгружал повозку.
— Ах, Феллдо, какой ты сильный! Ты поднял этот огромный сундук, как перышко. Держу пари, сильнее тебя белки во всей стране не сыскать!
От смущения у бедного Феллдо язык прилип к гортани. Он отошел от повозки и стал ломать хворост для костра.
Белочка Трефоль бесцеремонно вручила Селандине ворох грязных кафтанов:
— Ну-ка, милочка, займи свои лапки делом: простирни-ка вот это и оставь беднягу в покое, пока он окончательно не превратился в свеклу!
Соблазнительница обиженно надула губки и ретировалась, нагруженная грязной одеждой, а Трефоль принялась помогать Феллдо ломать хворост.
— Не обращай на нее внимания. Она и стрекозкам глазки строит, сама видела!
Завтрак получился незатейливый, но вкусный: сначала горячий суп, а на второе пшеничные оладьи с медом.
Дубрябина покачала своей огромной головой:
— Во имя всех садов и огородов, никак не могу понять, что нас заставило забрести в эти горы. Нам было так хорошо на юге — приветливая публика, красивые места…
Баллау поглощал оладьи с невероятной быстротой.
— Вот-вот, а с чем приходится иметь дело в этой глухомани? Куда ни глянь — сплошные крепости, тираны да пираты. Пожалуй, единственный приятный сюрприз — встреча с этими двумя милыми парнями.
— Значит, ты даешь мне взаймы рабов, чтобы отремонтировать мой корабль. Я же обязуюсь не нападать и не требовать больше рабочей силы. Я признаю, что данные мне заимообразно рабы принадлежат тебе и их надо вернуть. Так, что ли?
Бадранг пригубил вино и, хлопнув по свитку, кивнул:
— Вот именно, но не забудь. Когда у тебя снова будет исправное судно, я оставлю половину твоей команды у себя в заложниках. Когда ты вернешься из плавания, захватив новых рабов, — если, конечно, такое случится, — мы поделим этих рабов между собой поровну, а я верну тебе заложников, и твой экипаж снова будет полностью укомплектован.
Клогг погладил свои заплетенные в косички усы и прищурился:
— А я зато могу брать провиант для моих ребят из твоих запасов и расквартировывать их в твоем замке, хотя не имею права разглашать другим пиратам, с которыми встречусь в море, где он находится.
Бадранг кивнул и вновь наполнил кубок Клогга:
— Вот именно! Но помни, Трамун, после того как мы поделим между собой первую партию рабов, ты обязуешься продавать остальных добытых тобой рабов только мне. А я буду снабжать тебя наилучшим оружием, провиантом и товарами для торговли.
Запрокинув голову, Клогг залпом осушил кубок и обнял лапой Бадранга за плечи:
— Как в старые добрые времена, а?
Бадранг в свою очередь обнял Клогга:
— Правда твоя, Трамун, как в старые добрые времена. Только на этот раз чтоб безо всяких там закулисных сделок, предателей и шпионов.
— Шпионов? Ты что, братишка, когда это я подсылал к тебе шпионов?
— Ну, ну, я и так знаю, что не подсылал. Знаешь, если б я заподозрил, что в моей крепости завелся шпион, я бы привязал его к воротам и превратил в мишень для своих лучников — видишь, вон как того лиса?
Взяв Клогга лапой за затылок, Бадранг повернул его голову в сторону главных ворот Маршанка. На них висел труп Скалрага, утыканный стрелами, как подушечка для булавок.
Внутри у Клогга все похолодело, но он заставил себя ухмыльнуться от уха до уха.
Лучи восходящего солнца озарили берег за мысом; день обещал быть жарким. Дубрябина впряглась в оглобли ярко разрисованной повозки и потащила ее вдоль побережья, прочь от Маршанка.
Еще до полудня бродячая труппа «Шиповник» встала лагерем на обрыве, откуда можно было видеть всю округу как на ладони, оставаясь при этом незамеченной. Заяц Баллау и Дубрябина о чем-то совещались, а все остальные принялись распаковывать вещи и готовить завтрак. Бром помогал Гоучи и Кастерн готовить луковый суп с бобами; посмеиваясь, мыши наблюдали, как красавица белочка Селандина без тени стеснения заигрывает с Феллдо. Тот, краснея до кончика хвоста, делал вид, что его не занимают такие глупости, и усердно разгружал повозку.
— Ах, Феллдо, какой ты сильный! Ты поднял этот огромный сундук, как перышко. Держу пари, сильнее тебя белки во всей стране не сыскать!
От смущения у бедного Феллдо язык прилип к гортани. Он отошел от повозки и стал ломать хворост для костра.
Белочка Трефоль бесцеремонно вручила Селандине ворох грязных кафтанов:
— Ну-ка, милочка, займи свои лапки делом: простирни-ка вот это и оставь беднягу в покое, пока он окончательно не превратился в свеклу!
Соблазнительница обиженно надула губки и ретировалась, нагруженная грязной одеждой, а Трефоль принялась помогать Феллдо ломать хворост.
— Не обращай на нее внимания. Она и стрекозкам глазки строит, сама видела!
Завтрак получился незатейливый, но вкусный: сначала горячий суп, а на второе пшеничные оладьи с медом.
Дубрябина покачала своей огромной головой:
— Во имя всех садов и огородов, никак не могу понять, что нас заставило забрести в эти горы. Нам было так хорошо на юге — приветливая публика, красивые места…
Баллау поглощал оладьи с невероятной быстротой.
— Вот-вот, а с чем приходится иметь дело в этой глухомани? Куда ни глянь — сплошные крепости, тираны да пираты. Пожалуй, единственный приятный сюрприз — встреча с этими двумя милыми парнями.