Джеймс Дина. Сцены любви

   – Ты хочешь сказать, что это было преднамеренно, – прошептала Рут.
   – Конечно. Я думаю, это было предупреждение.
   – Мне?
   – Да.
   – Мне кажется, мой муж прав, – подала голос Голубое Солнце на Снегу. – Если бы Рейчел увезли, то в конечном итоге ее освободили бы. Ей могли дать возможность бежать. Но не исключено, что она могла и погибнуть.
   Рут обхватила себя за плечи, чтобы сдержать дрожь.
   – Меня спас Виктор, – заявила Рейчел. Адольф взял со стола газету.
   – На самом деле не совсем он тебя спас. Нападавших было слишком много, чтобы он мог всех одолеть. В газете написано, что толпа окружила фургон и стащила кучера на землю. Таким образом тебя спасли.
   – Виктор выбил дверь фургона. У него был нож, – продолжала настаивать Рейчел. – Они бы не справились без него.
   – Мой сын очень смелый и сильный мужчина, – согласилась Голубое Солнце на Снегу, – но он не смог бы сразиться с двумя мужчинами и одновременно перехватить фургон.
   – Он настоящий герой, – заявила Рейчел. Адольф положил газету и улыбнулся Рейчел.
   – Ты очень милая девушка. Любой мужчина бросился бы спасать тебя, но... – он посмотрел на Рут, – ее надо увести подальше от опасности.
   – Нет. – Рейчел встала. – Мы с Виктором собираемся пожениться, – с гордостью сообщила она.
   Все удивленно уставились на нее.
   – Он сказал тебе что-то такое, чего он не должен был говорить? – спросил Адольф. – Я ему покажу! Он...
   – Нет. Но я уже сообщила о нашей помолвке. Это здесь, в газете.
   Рут взяла в руки газету.
   – О дорогая! Я подумала, что это романтическая выдумка репортера, чтобы сделать рассказ более волнующим.
   Рейчел просто сияла.
   – Нет. Это я сказала ему. Я хотела, чтобы в газете отметили заслугу Виктора в моем спасении. Правда, на репортера сообщение о нашей помолвке не произвело такого впечатления, как известие о том, что Виктор – воин из племени шайенов. – Она наклонилась над газетным листом. – А на рисунке он совсем не похож на себя. В жизни он гораздо красивее.
   – О Боже, – пробормотал Адольф. Рут покачала головой.
   – Рейчел, что ты наделала? Девушка гордо вскинула голову.
   – Я влюбилась в Виктора с первого взгляда. И я думаю, он тоже сразу же полюбил меня. Но он боится жениться на мне. Он считает, что общество от меня отвернется.
   – Вполне возможно, – тихо сказала Голубое Солнце на Снегу. – Большинство белых людей ненавидят и боятся индейцев. – Она посмотрела на своего мужа. – Так же как большинство индейцев ненавидят и боятся белых.
   – Мне все равно. Виктор – замечательный, и я люблю его.
   Адольф развел руками.
   – Еще одна причина, чтобы тебе уехать, Рут. Ты должна увезти дочь в Чикаго, где она сможет найти себе подходящего молодого человека.
   – Нет! – воскликнула Рейчел.
   – Нет, – одновременно с ней сказала Рут. – Это не причина для отъезда. Я была бы счастлива и горда иметь Виктора своим зятем, если бы они с Рейчел пришли к взаимному согласию.
   – О мама! – Рейчел радостно бросилась матери на шею. – Мы придем. Обязательно. Только подожди, пока я скажу ему, что ты согласна.
   Рут строго посмотрела на дочь.
   – Ты на одиннадцать лет моложе Виктора, дорогая моя. Он взрослый мужчина, уже имеющий собственный бизнес и политические устремления. Возможно, ему нужен кто-то более подходящий ему по возрасту.
   – Глупости. Ты тоже была гораздо моложе папы.
   – Но не твоего родного отца. Нас с ним разделяло всего несколько лет. Мы начинали жизнь вместе. Он был молодым лейтенантом, только что закончившим Уэст-Пойнт, а я прямо со школьной скамьи. У Виктора – насыщенная событиями жизнь и широкие возможности стать влиятельным человеком в Вайоминге. – Рут посмотрела на его родителей. – Возможно, даже в правительстве Соединенных Штатов.
   – Ему нужна подходящая женщина, – согласилась Рейчел. – А кто может быть лучше, чем дочь генерала?
   Адольф удивленно взглянул на жену. Голубое Солнце на Снегу рассмеялась. Ее муж только развел руками.
   – Как бы то ни было, но вы обе должны покинуть город. Кто-то очень старался напугать вас. Они причинили вам много неприятностей. В следующий раз они могут попытаться даже убить вас. Рут, взгляни в лицо фактам.
   Рут побледнела. У нее на глаза навернулись слезы. Она кивнула.
   – Пожалуй, ты прав.
   – Мама!
   Рут тяжело вздохнула.
   – Но это дело тянется слишком долго. Адольф, я уже убегала прежде. Мне следует остаться и рассказать правду о Бенджамине Уэстфолле. Мне не нужно было выходить за него замуж, когда он вновь появился в моей жизни в Чикаго. Мне надо было отказаться ехать с ним на запад в июне. Мне надо было действовать, но я все чего-то ждала. Я даже допустила, чтобы мою старшую дочь преследовали за его собственное преступление. Может быть, теперь я подвергаю опасности жизни многих шайенов и сиу. Я не могу снова убежать.
   – Все это было очень давно, – прервал Адольф поток ее слов, грозивших закончиться слезами. Он взглянул на свою жену, прося поддержки. Голубое Солнце на Снегу села рядом с Рут на диван и молча обняла ее за плечи. – С тех пор много воды утекло. И у сиу, и у шайенов есть другие защитники, кроме тебя.
   Рут подняла голову.
   – Все равно. Я допустила слишком много ошибок. Я хочу их исправить.
   – Но что ты можешь сделать?
   – Я вдова генерала, находящаяся в трауре. Для некоторых это имеет значение. Вспомни, что удалось сделать Либби Кастер. Я буду ходить всюду, буду разговаривать с разными людьми. Я встречусь с конгрессменами, сенаторами и репортерами. Я всем расскажу правду. Я хочу быть уверена, что шайенов и сиу не обвинят в смерти Бенджамина. А пока я буду этим заниматься, я могу быть весомой силой в борьбе за получение Вайомингом статуса штата.
   Эта речь утомила Рут. Она устало откинулась на спинку дивана. Голубое Солнце на Снегу встала и взялась за колокольчик.
   – Нам не помешает чашечка кофе или чая. Что ты будешь пить, Рут?
   – Кофе, пожалуйста. – Она прижала руки к вискам.
   Адольф перевел взгляд с одной женщины на другую и покачал головой.
   – Вы обе сошли с ума. – Он взглянул на Рейчел, глаза которой сияли от гордости за мать. – Нет, все трое.
 
   Когда Брат Белого Волка вошел в зал ресторана гостиницы, один из присутствующих узнал его. Он шепнул что-то своей спутнице, которая взволнованно начала обмахиваться веером.
   Метрдотель узнал его и велел официанту – чуть громче, чем следовало – «предоставить мистеру Вулфу самый лучший столик».
   Виктор почувствовал, что краснеет, когда люди за столиками начали поворачиваться в его сторону и перешептываться. Внезапно путь ему преградил солидный мужчина в смокинге. Встав из-за стола, он протянул Виктору руку.
   – Позвольте сказать вам, что Америке нужны такие люди, как вы. Я горжусь, что могу пожать вам руку.
   Виктор пожал протянутую руку, пробормотал слова благодарности и собрался идти дальше, но к нему подошел другой мужчина, и процедура повторилась. Наконец он сел за столик и попытался закрыться меню.
   Но тут к нему подошел официант с бутылкой шампанского на подносе.
   – С наилучшими пожеланиями от директора, сэр.
   Это было уже слишком. Виктор отложил меню и встал из-за стола. С пылающими щеками, глядя прямо перед собой, он покинул ресторан.
   Он стоял в полной нерешительности. Следует ли ему встречаться с ней? Пока он медлил, дверь отворилась.
   Рейчел улыбнулась ему.
   – Я увидела, как ты шел, – взволнованно зашептала она. – Я наблюдала за тобой из окна. Я высчитала время, которое тебе понадобится, чтобы подняться наверх, и вот я здесь.
   Она была одета в платье из тафты цвета пыльной розы. Ее щеки казались розовее, чем обычно, а глаза сияли удивительной голубизной. Ворот платья был отделан воланом из кружев. Он обрамлял ее шею и делал Рейчел необыкновенно привлекательной и желанной.
   Виктор проглотил вставший в горле комок.
   – Нам нужно поговорить. Она пленительно улыбнулась.
   – Да, нужно. Куда мы пойдем?
   Этот вполне естественный вопрос привел его в замешательство. Он был в полном отчаянии. Как он мог появиться здесь без конкретного плана? Он не мог пойти с ней в ресторан гостиницы, чувствуя себя неловко из-за оказанного ему там приема.
   Они не могли пойти на прогулку. Кто знает, что могло их ожидать на улицах Вашингтона?
   Идея зайти в номер, где она жила с матерью, ему тоже не нравилась.
   Вчера ему не следовало встречаться с Рейчел. Он поддался своим собственным чувствам, своим желаниям. Она была женщиной, о которой он мечтал всю жизнь. Он хотел ее. Он ее любил. И он должен был решительно отказаться от нее. Но он этого не сделал.
   – Я думаю, мы могли бы посидеть в холле. Она наморщила нос.
   – Я не заметила там ни одного подходящего места, кроме идиотского круглого дивана. Если мы будет сидеть на нем, то не сможем видеть друг друга. Ты будешь смотреть в одну сторону, а я – в другую.
   Виктор осмотрел холл, отыскивая подходящее место. Наконец он сказал:
   – Ладно, забудь о том, что я приходил. Он пошел прочь, но она бросилась за ним.
   – Мы могли бы пойти в твой номер.
   – Ты что, с ума сошла?
   – А кто будет об этом знать?
   – Я.
   – И я, но мы никому не скажем.
   – Мой отец спустит с меня шкуру или пристрелит меня. А потом отдаст мое тело моей матери.
   – Виктор. – У нее под глазами лежали тени, синяк на щеке был хорошо заметен в свете ламп. – Нам надо поговорить.
   – Как твоя мать?
   – Она рано легла спать. Она почти заболела от всех этих волнений. – Рейчел взяла его под руку и поднялась вместе с ним на следующий этаж. Линдхауэры занимали номера на четвертом этаже.
   Пока они вместе шли по коридору, оба напряженно молчали.
   Виктор откашлялся, но все равно его голос звучал глухо.
   – Нам не следует этого делать.
   – Ты ошибаешься, – возразила Рейчел. – Именно это мы и должны сделать.
   Он остановился у своей двери.
   – Когда дело касается тебя, я, кажется, все время поступаю не так, как надо. Я не хочу причинить тебе боль.
   – Этого не будет. Я уверена, что ты никогда не сделаешь мне больно.
   – Давай я провожу тебя назад. Мы поступаем неразумно.
   Она положила руку на ручку двери.
   – Не будем стоять в коридоре. Кто-нибудь может пройти мимо и увидеть нас.
   Поджав губы, совсем как отец, Виктор отпер дверь и впустил ее в номер. Закрыв за собой дверь, он указал ей на стул возле письменного стола.
   – Садись туда.
   Скромно сложив руки, она опустила голову и сделала, как он велел. Ее губы дрожали от едва сдерживаемой улыбки.
   Виктор спрятал руки за спину и отошел в другой конец комнаты. Внезапно комната показалась ему очень маленькой. Он мысленно выругался. Ему не следовало приводить ее сюда, не следовало заходить в ее комнату. Он вообще не должен был встречаться с ней.
   Рейчел выжидающе смотрела на него. Лицо Виктора было красным. Прекрасная светлая кожа, которую он унаследовал от отца, выдавала его смущение. Без сомнения, их дети будут очаровательными, светлокожими, с белокурыми волосами и голубыми глазами и такой же способностью мило краснеть, когда они взволнованы.
   – ...прекратить. Я уже говорил, почему тебя не должны видеть...
   Он что-то говорил ей, но она была так поглощена своими мыслями, что не слушала его.
   У него такие широкие плечи в этом прекрасно сшитом костюме. Он такой красивый.
   – ...приводить тебя сюда, но я не хотел оскорбить твои чувства. Ты такая юная. У тебя очень нежные чувства. Ты слушаешь меня? – У нее был совершенно отрешенный взгляд.
   Она заморгала глазами и улыбнулась.
   – Продолжай, Виктор.
   – Ты еще очень молода, поэтому твоя мать должна увезти тебя назад в Чикаго, где ты встретишь кого-нибудь более подходящего, чем я. Ты думаешь, что любишь меня, но скоро я стану для тебя лишь воспоминанием. Это нападение поможет тебе забыть меня. Ты забудешь его, как страшный сон, и меня вместе с ним. – Он помолчал, довольный своей речью.
   – Мне кажется, ты уже прежде говорил мне об этом, – пробормотала она.
   У него задрожали ноздри, когда он раздраженно втянул носом воздух.
   – Я индеец-полукровка. Это еще хуже, чем быть настоящим индейцем. Это все равно что быть собакой-дворняжкой.
   – Все газеты пишут о тебе как о герое.
   – Обо мне уже забыли, – солгал он.
   – Я хочу выйти за тебя замуж.
   Он вздрогнул. Его лицо еще больше покраснело.
   – Рейчел!
   – Ты считаешь, что я слишком молода, чтобы знать, чего я хочу. Ты считаешь меня ребенком, увлекшимся романтикой.
   – Ты только что закончила школу.
   – Да, но я закончила с отличием школу мисс Уилкокс для молодых леди из хороших семей. С первой минуты, как мы поступили туда, нас начали учить, как стать достойной женой для мужчины, за которого каждая из нас выйдет замуж. И нас так же учили, как выбирать мужчин.
   Виктор удивленно уставился на нее.
   – Ты станешь важным политиком от штата Вайоминг. «Политик – прекрасный выбор в качестве мужа. С соответствующими семейными связями он может стать членом правительства», – процитировала она. – Политику нужна хорошая жена. Я могу ею стать, поэтому нас ждет успех.
   Она загнула один палец.
   – К тому же, – она загнула второй палец, – я очень люблю тебя, значит, мы будем счастливы. И наконец, – она загнула третий палец, – я буду хорошей матерью, поэтому у нас будут красивые воспитанные дети. – Она показала ему свою руку с тремя зажатыми пальцами и встала со стула.
   Виктор отпрянул от нее и замахал руками.
   – Не вставай со стула! Сиди там. Я никогда не женюсь на тебе. Я не хочу испортить тебе жизнь.
   Она послушалась и молча опустилась на стул, сложив руки на коленях. Она напоминала ему кошку, приготовившуюся к прыжку.
   – Разве твой отец испортил жизнь твоей матери?
   – Нет, но это было другое дело.
   – Почему?
   – Он любил ее.
   – Разве ты не любишь меня? Он вздрогнул.
   – Люблю, но времена изменились.
   – За тридцать лет многое изменилось, – согласилась она. – Наши народы больше не воюют.
   Она медленно встала, расправив юбку.
   – Вулф. Брат Белого Волка. Виктор Вулф. Вулф Линдхауэр. – С каждым именем она делала один шаг к нему и при этом расстегивала по одной пуговке на своем платье.
   – Рейчел! – Его голос сорвался. Он отступил в самый угол. Теперь он уже не мог добраться до двери, чтобы выскочить из номера. Его взгляд был прикован к ее белоснежной шее. Его лицо исказилось от боли. Сейчас эта девушка была всем, чем он мечтал обладать.
   – Ты сказал, что твой отец любил твою мать настолько, что женился на ней несмотря на все проблемы. Ну так я хочу узнать, почему мужчины любят сильнее, чем женщины.
   – Он не... то есть... – Она была от него на расстоянии вытянутой руки.
   – Ага, значит, ты согласен, что женщина способна любить так же сильно, как мужчина?
   – Конечно.
   Она была уже всего в нескольких сантиметрах от него. Ее платье было расстегнуто до талии.
   – Тогда не кажется ли тебе, что я тоже могу выдержать все невзгоды, как твой отец или твоя мать?
   Виктор вытер пот со лба. Она стояла уже только в нескольких дюймах от него. Она расстегнула пуговки на рукавах и подняла руки, чтобы вынуть шпильки из прически. Ее груди поднялись; он видел розовые соски сквозь тонкую ткань ее сорочки.
   – Не делай этого, – взмолился он. Он стоял, прижавшись спиной к стене, разведя руки в стороны и повернув голову. Но он не закрыл глаза. – Прошу тебя. Застегни платье и уходи.
   Она тряхнула головой, и волосы пышной волной упали ей на плечи. Концы прядей доставали до самой груди.
   Он застонал, будто она обожгла его огнем, когда ее пальцы начали расстегивать пуговицы на его сюртуке. Потом она положила ладони ему на грудь и начала медленно поглаживать. Он опять застонал, так сильны были пронзившие его ощущения. Кровь болезненно пульсировала в его теле. Теперь он уже не мог двигаться. Он должен был стоять неподвижно и терпеть эту пытку.
   Рейчел встала на цыпочки и поцеловала его в подбородок.
   – Вулф. – Ее голос тоже дрожал. – Пожалуйста, люби меня. Прошу тебя. – Ее мелкие зубки нежно царапали его кожу. От этого прикосновения у него по спине побежали мурашки.
   Помимо своей воли он обнял ее, его руки сжали ее ягодицы, привлекая ее к себе.
   – Ради всего святого!
   Она почувствовала, как слезы радости застилают ей глаза. Он будет любить ее. Он дрожал словно в лихорадке. Рейчел знала, что причиняет ему душевную боль. Жаркая волна поднялась в низу ее живота и заставила ее ноги задрожать. Ей было и страшно и нет. Она содрогнулась, когда волна новых сладостных ощущений подхватила ее.
   – Прошу тебя, Вулф, люби меня.
   Он посмотрел ей в лицо: ее щеки раскраснелись, глаза стали влажными от слез.
   – Рейчел. Я люблю тебя.
   Она обвила руками его шею, когда он, приподняв ее, прижал к своей груди. Она приникла ртом к его губам. Ощущение, от которого она сходила с ума, было необыкновенным. Срывающиеся, стонущие звуки вырвались у нее из груди и слились с его стоном. Она сжала руками его плечи.
   Ее ноги оторвались от пола, когда он отклонился назад, прижимая ее тело к себе. Тяжесть ее тела привела его в такое возбуждение, что он почувствовал, что не может больше ждать. В глубине его существа родился крик. Больше похожий на вой, примитивный, животный, он вырвался у него из горла.
   Виктор выпрямился и, высоко подняв девушку, прижался лицом к ее талии. Его зубы впились в тонкую ткань рубашки и разорвали ее.
   – Виктор, – в испуге прошептала Рейчел. Он откинул голову назад.
   – Я хочу тебя. Боже, как я хочу тебя! – Его голос звучал хрипло. На негнущихся ногах он понес ее к кровати. – У меня никогда не было любимой женщины. Я уже и не мечтал ее найти. Из-за того, кто я есть, я всю жизнь был один.
   – Виктор, у меня еще не было мужчины.
   – Я знаю. – Он положил ее на кровать и лег сверху. Он был тяжелым и горячим. Его руки сорвали с девушки рубашку.
   Пока его губы ласкали ее груди, Рейчел гладила густую гриву его белокурых волос.
   – Я боюсь, – прошептала она. – Я ужасно боюсь. Ты совсем другой. Внезапно ты стал совсем другим.
   Стараясь сдерживаться, он приподнялся на локте и заглянул ей в глаза.
   – Я мужчина. У меня есть свои потребности. Я слишком долго отказывался от них, вероятно, для тебя.
   Она посмотрела на него. Его лицо было над ней: такое любимое, полное страсти.
   – Тогда все так и должно быть, верно?
   – Нет.
   Она похлопала его по щеке.
   – Скажи «да». Я хочу это услышать от тебя. Его синие глаза стали почти черными.
   – Да. Так и должно быть.
   Ее улыбка была как яркий свет.
   – Тогда делай то, что ты хотел сделать. Это должно быть чудесно.
   Он встал с постели и быстро разделся. Потом он развязал на ней пояс и одним быстрым движением стащил с нее юбку, потом нижнюю юбку и белье. Под сорочкой ему открылся ее плоский живот, а между ног – треугольник золотистых вьющихся волос.
   Он прижался к нему лицом и поцеловал, вдыхая ее запах.
   – Виктор, – едва выдохнула она от смущения.
   – Твое тело так прекрасно, – простонал он. – И твой запах такой... – Он не мог закончить фразу.
   – Виктор...
   Он раздвинул ей ноги и погладил то чувствительное место, что скрывалось там. Оно было влажным от желания. Он коснулся его языком.
   Когда он начал ласкать эту пульсирующую точку, Рейчел вскрикнула:
   – Я не знаю... я не понимаю...
   – Ты готова, – сказал он ей, – готова принять меня. Твое тело знает, что я иду.
   Она закрыла глаза, но он легонько встряхнул ее.
   – Смотри. – Приподняв ее бедра, он прижался к ним. – Смотри. Это сейчас войдет в тебя.
   Он дрожал от едва сдерживаемого желания. Сейчас было не время для объяснений, но он не хотел причинять ей боль больше, чем необходимо.
   Она как завороженная смотрела на светлую каплю, выступившую на кончике его члена.
   – Я тоже готов для тебя. Она взглянула ему в лицо.
   – Тогда иди.
   Когда он вошел в нее, то боль на удивление была незначительной. Рейчел лишь слегка вскрикнула и закусила губу. Он двинулся дальше, давая ей время привыкнуть, почувствовать его внутри себя, вздрагивая от собственного неутоленного желания.
   – Это все?
   Он усмехнулся.
   – Нет. Будет еще кое-что. – Он начал ритмичные движения. Ее тело только минуту лежало безучастно, потом она тоже начала реагировать и, подняв ноги, подалась вперед бедрами. Ее ноги сами обхватили его за талию.
   Вдруг тело Виктора содрогнулось, будто его поразил удар. Каждый его нерв, каждый мускул задрожал от непередаваемого наслаждения. Крик восторга вырвался у него из груди.
   А Рейчел продолжала удерживать его в себе, страсть бушевала в ней; волна ее собственного наслаждения все нарастала и нарастала, пока не накрыла ее целиком.

Сцена третья

   Садитесь, и пусть каждый твердит свою роль. ^[59]

   – «Бирсфорд-Плейерс» готовят постановку «Бури», – сообщил Джордж. – Тебе это идеально подходит, Шрив. Они сейчас как раз набирают актеров.
   Шрив лежал в шезлонге.
   – Да, идеально, за исключением того, что я не могу найти этот чертов театр, не говоря уже о том, чтобы выйти на сцену, если я все-таки доберусь туда. Взгляни правде в лицо, Джордж. Никто не возьмет меня. Черт! Они даже не захотят меня для начала послушать.
   – Я думаю, тебе не придется проходить прослушивание. – Джордж бросил быстрый взгляд на Миранду, которая знаками давала ему указания. – Я... э-э... уже поговорил с постановщиком. Он... э-э... слышал о тебе. И он в восторге оттого, что тебя заинтересовала его постановка.
   – Ну конечно, – вставила Ада.
   – Так и должно быть, – заметила Миранда.
   Не поворачивая головы, Шрив слабо улыбнулся.
   – Всегда преданная мне публика, но, боюсь, из этого ничего не выйдет.
   – Почему?
   – Черт возьми! Но вы-то должны видеть! Даже если я не могу. Что бы вы ни воображали, я никогда больше не буду играть. – Он провел рукой по лицу. – Весь мой мир черен как дно колодца. Я навсегда лишился зрения.
   – Шриви, мальчик мой, ты не можешь знать наверняка. Прошло всего несколько недель, – дрогнувшим голосом возразила Ада.
   – Прошло уже три месяца. По крайней мере, мне кажется, что прошло три месяца. День за днем я открывал глаза в надежде на чудо. До тех пор пока мог еще это вытерпеть. Но жить одной надеждой слишком тяжело. Поэтому я ничего не собираюсь делать. Я сдаюсь.
   – Все равно ты можешь играть, – сказала Миранда.
   Горькие нотки появились в его голосе.
   – Можете делать со мной что угодно, но бьюсь об заклад, они не захотят иметь актера, которого надо водить на веревочке. – Он резко повернулся и сел. – Вот вам и вся правда, друзья мои. Оставьте меня и занимайтесь своими делами. Я – человек конченый.
   Миранда притворно вздохнула.
   – Возможно, ты прав. Ада, как ты думаешь?
   Старая костюмерша неверно истолковала интонацию ее вопроса. Слезы потекли у нее из глаз.
   – О нет! Нет, дорогая! Сейчас у него просто плохое настроение. Он хорошенько все обдумает и придет к другому решению. Правда, Шриви?
   Он как тигр накинулся на женщину, которая все эти годы была ему почти что матерью.
   – Нет! Черт возьми! Нет! Что я должен еще вам сказать? Сколько раз я должен повторять? Я слепой, и больше никогда не буду видеть. Оставьте меня в покое.
   Ада побледнела и пошатнулась. Джордж поддержал ее под руку.
   – Осторожнее, дорогая.
   Миранда, кинувшись к ней, обняла ее за плечи.
   – Ада, прошу тебя, не плачь. Чудовище, – бросила она Шриву, который с красным от гнева и отчаяния лицом сидел на краю шезлонга. Потом она опять обратилась к Аде: – Почему бы тебе не выпить чаю, дорогая. Джордж, проводи ее вниз. Я сейчас догоню вас.
   – Конечно. Пойдем, Ада. – Джордж покачал головой, потом открыл дверь и вывел всхлипывающую женщину из комнаты.
   Миранда с силой захлопнула дверь и обернулась. При виде Шрива у нее заныло сердце. Воинственный дух покинул его. Он обмяк. Опустив голову, он сидел, бессильно уронив руки на колени.
   Ей было особенно больно смотреть на его руки. Они были такие красивые. Они могли делать замечательные вещи – нежно поправлять прядь ее волос, ласкать ее грудь, великолепно владеть шпагой. Их жесты так красноречиво дополняли каждую из великих строк Шекспира.
   Она хотела бы опуститься на колени перед ним и взять его руки в свои. Хотела бы омыть их слезами и покрыть поцелуями. Но она сдержалась. Жалость приносила только вред. Шрив уже достаточно ее получил. Сейчас ее любовь должна быть как твердый дуб, а не как плакучая ива. Она глубоко вздохнула.
   Шрив услышал ее вздох и поднял голову. Его черные глаза смотрели строго, настороженно, не просто в ее сторону, а прямо ей в лицо. Она не могла поверить, что он не видит ее. Его губы дрогнули.
   – Покончим с этим.
   – Тебе должно быть стыдно.
   – Не слишком оригинальное обвинение.
   – О, перестань! – Она скрестила руки на груди и принялась ходить взад-вперед по комнате.
   Он безошибочно следовал за ней глазами.
   – Твоему спектаклю не хватает оригинальности и хорошего сценария.
   – Я не играю, Шрив Катервуд. Ты разозлил меня. Я хожу по комнате, чтобы успокоиться. Я была готова растерзать тебя. Почему ты обидел милую старую женщину? Ада – твой самый лучший на свете друг.
   Шрив встал; его руки были сжаты в кулаки.
   – Ее слезы уже действуют мне на нервы, – сказал он. – Я не могу их больше выносить. Уже пора перестать меня жалеть. Я не нуждаюсь в жалости.
   Миранда подошла к нему. Подняв голову, она произносила свои слова прямо ему в лицо.