Джеймс Элоиза. Влюбленная герцогиня

   — Нет. Горю желанием услышать, как ты уговорила своего напыщенного маркиза разделить с тобой спальню. Готов поклясться, что Боннингтон из тех, кто посещает жену раз в месяц. Имея на стороне любовницу, конечно, — добавил он.
   — У Себастьяна не будет любовницы на стороне!
   — Правда? Ну, тебе лучше знать.
   И Кэм двинулся по лестнице вниз. Она тронула его за плечо:
   — Тебе не следует говорить подобные вещи! У Себастьяна не будет любовницы, и мы будем спать вместе не только раз в месяц!
   Герцог с улыбкой обернулся:
   — Учитывая твое поведение прошлой ночью, я, наверное, должен посоветовать бедняге маркизу, чтобы он бросил свою любовницу и постоянно находился в боевой готовности, пока не состоится развод.
   Прежде чем Джина поняла смысл метафоры «боевая готовность», они уже подошли к гостиной.
   Себастьян все еще сидел там, где Джина его оставила, но ее место заняла Эсма. Подруга смотрела на лорда, а он что-то шептал ей на ухо, и, судя по тому, как вздрагивали ее плечи, она смеялась. Джина вздохнула.
   И вот так всегда. Только она начинала думать, что они смертельно ненавидят друг друга, оба внезапно поворачивались кругом и общались как лучшие друзья. До очередной ссоры.
   В любом случае будет лучше, если она вернется к работе над бумагами поместья. Она обещала порепетировать роль с Себастьяном и до сих пор не прочитала главы о Макиавелли, которые ей выбрал мистер Уоппинг. Молча выйдя из комнаты, Джина отыскала слугу, послала его за бумагами, потом с чайным подносом удалилась в приятную тишину библиотеки, разложила на столе бумаги и около часа работала. Свет из окон падал ей на плечи, в солнечных лучах танцевали пылинки, кружились над бумагами, когда она бралась за перо или откладывала его. Наконец в библиотеку вошел Себастьян, и она улыбнулась.
   — Можешь дать мне одну минуту? Я как раз заканчиваю ответ управляющему по поводу разведения овец.
   — Почему ты не передашь эти дела своему мужу?
   — Я бы могла, но мне и правда нравится заниматься делами поместья. Боюсь, я принадлежу к числу энергичных женщин. Ты способен это вынести?
   Себастьян поклонился.
   — Должен тебя предупредить, что, к счастью, у меня есть два отличных управляющих.
   — Тогда порепетируем наши роли? — Она села на софу, жених присоединился к ней и открыл Шекспира. — По-моему, я наконец выучила начальную сцену. Это мои любимые строки. «Благодарю Бога и мою холодную кровь за то, что в этом я похожа на вас: для меня приятнее слушать, как моя собака лает на ворону, чем как мужчина клянется мне в любви».
   — И я знаю, почему, — ответил Себастьян, — Это очень тебе подходит.
   — Подходит? — удивленно повторила Джина.
   — Твое замечательное выражение независимости.
   — О!
   — Я тоже выучил свою часть, — сказал он, перелистывая страницы. — А леди Роулингс во время концерта сообщила, что даже не приступала к работе над ролью. Поскольку ты знаешь свой текст, возможно, мне следует найти ее. Она слишком легкомысленная, и я бы не удивился, что она не выучит свою роль, если ее не заставить. Совсем не как моя герцогиня. — Себастьян улыбнулся.
   Джина вздохнула.
   — В таком случае я успею написать еще несколько писем.
   — Твоему чувству ответственности можно только позавидовать. Но здесь уже темно. — Себастьян вскочил с софы, колокольчиком вызвал слугу, затем поклонился и бросился к выходу. — Я велю принести свечи.
   Джина с некоторым потрясением смотрела на закрывшуюся дверь. Жених со всей очевидностью дал ей понять, что у него есть дела поинтереснее общения со своей будущей женой. Она медленно вернулась к столику и взяла очередной лист. Биксфидл писал, что мост через реку Чарлкоут на грани разрушения. Угодно ли ей отремонтировать существующий пролет или снести его?
   Джина рассеянно пробежала глазами на приблизительную смету, когда в библиотеку вошел Кэм.
   — Человек из конторы Раунтона спрашивает, может ли он поговорить с нами, — не поздоровавшись, сказал он и направился к сидящей жене. — Так как дело, видимо, касается развода, я попросил его присоединиться к нам в библиотеке. — Герцог заглянул ей через плечо. — О, я вижу, Биксфидл хочет снести мост через реку?
   — Очевидно, все бревна прогнили.
   — Жаль. У него прекрасный высокий пролет, как в елизаветинских мостах. Это смета по новому мосту?
   — Да.
   — Он не пишет, будет ли мост иметь ту же высоту.
   — Думаю, нет. Биксфидлу не хватает воображения. Наверное, он просто велел архитектору строить плоский мост.
   Кэм придвинул стул и взял лист.
   — Нам такой не нужен. Я сам пошлю ему рисунок. Теперь, когда думаю об этом, мне бы хотелось иметь арку над поверхностью воды.
   Джина завороженно наблюдала, как на листе появляется арочный мост с красивым пролетом.
   — А это, полагаю, будет каменным? — спросила она, видя, что он заштриховывает пролет.
   Он кивнул.
   — Если уж старый деревянный мы снесем, я предпочел бы заменить его каменной аркой. Это репродукция моста во Флоренции. У нас, конечно, будет поменьше, но…
   — Кэм, мы не можем позволить себе каменный мост. У нас не хватит денег. Ты знаешь, сколько придется заплатить каменщикам? В прошлом году мы отдали больше тысячи фунтов только за ремонт каменного двора.
   — Надеюсь, звезду в середине ты не заменила гравием или еще какой-нибудь гадостью?
   — Конечно, нет! Поэтому я знаю, сколько это стоит. Четырем каменщикам понадобились месяцы работы, чтобы заменить все кирпичи на центральной мозаике. В этом году мы просто не можем позволить себе каменный мост.
   Кэм заканчивал рисунок.
   — Не вижу причин. Помню, что просматривал цифровые данные, которые присылал мне Биксфидл. Разве мы не получили в прошлом году доход в одиннадцать тысяч фунтов? И куда все ушло?
   — Это было два года назад, — ответила Джина. — Прошлый год оказался еще лучше, доход составил около четырнадцати тысяча фунтов только за ренту и собственность. — В голосе Джины слышалась гордость.
   Герцог улыбнулся, в уголках глаз собрались морщинки, и у нее вдруг перехватило дух.
   — Хорошая работа, Джина. — Он взглянул на рисунок. — Давай вложим часть этих фунтов в наш мост.
   — Невозможно. Часть денег пошла на мое содержание и содержание нашего дома в Лондоне. Оставшиеся предназначены на строительство водостока в деревне.
   — Четырнадцать тысяч фунтов на водостоки? Ни в коем случае!
   — Боюсь, твой отец совершенно не уделял внимания деревне. После его смерти оказалось, что все коттеджи в ужасающем состоянии.
   — Дорогой отец, — усмехнулся Кэм. Он взял перо и начал возиться со своим рисунком.
   — За те годы, пока я управляла поместьем и вела хозяйство, мне удалось перестроить большинство коттеджей или хотя бы привести их в состояние, пригодное для жизни. Но теперь мне необходим каждый пенни, чтобы построить нечто вроде канализационной трубы. — Она толкнула мужа в бок. — Тебе известно, что жители деревни просто сливали помои в реку? А она течет мимо замка Гертон, совсем рядом с нашим колодцем! В прошлом году мы обнаружили, что погибла вся форель.
   — Из-за мерзких привычек сельских жителей? — рассеянно спросил Кэм. Мост на его рисунке обретал богатые украшения.
   — В действительности оказалось, что виноваты рудники выше по течению, которые загрязняли реку и губили рыбу. Мистер Раунтон вынужден был вручить им повестки, и только после этого горнорабочие прекратили сбрасывать отходы в воду.
   Затем, когда вода стала чище, я опять попыталась развести форель, к несчастью, она вымерла. Но Биксфидл докладывает, что в озере Чарлкоут рыба еще жива, поэтому…
   Кэм быстро и крепко поцеловал Джину.
   — Тебе кто-нибудь говорил, насколько ты прекрасна, когда рассуждаешь о форели?
   — Никто.
   — Я говорю. Ну и что ты думаешь? — Кэм перевернул лист, чтобы удобнее было смотреть.
   — О! — неуверенно произнесла Джина. — Очень красиво.
   — Видишь, тут статуя Нептуна. А это две речные нимфы. Еще две нимфы вот здесь.
   — Одетые?
   — Конечно. Ты же знаешь этих речных нимф, их никогда не видели без корсета и перчаток. — Он улыбнулся.
   Джина закусила губу.
   — Ты хочешь заменить старый деревянный мост каменным, и его будут охранять нагие речные нимфы? Полагаю, Нептун тоже без одежды?
   Кэм взглянул на рисунок, затем слегка прикоснулся к нему пером.
   — Вот. Теперь у него вокруг талии вполне художественная водоросль.
   — Невозможно! — закричала Джина. Ее безнравственный муж просто смеялся над нею. — Ты не понимаешь, Гертон красивое поместье, построенное…
   — Ко времени одного из путешествий королевы Елизаветы в 1570-х годах. Я знаю это, Джина. Несколько обнаженных статуй только оживят парк, как я помню, он до смерти скучен. Неужели этот ужасный английский парк еще на месте?
   — Да! — процедила она. — И я не хочу ничего менять. Перед смертью его разбила твоя мать, и он служит ей памятником.
   — Как будто ей уже не все равно, — буркнул Кэм.
   — Не все равно!
   — Откуда ты знаешь?
   — Потому что для нее это было единственным занятием, твой отец почти не выпускал ее из дома, как тебе известно.
   — Я был слишком юн, чтобы это понимать. — Взяв новый лист, герцог сосредоточенно делал наброски.
   — Я уверена, что она бы не позволила снести дома.
   — Ты никогда не видела мою мать, — нахмурился Кэм. — Я и сам почти не видел ее. Так зачем все эти страсти из-за ее парка?
   — После твоего отъезда я не… мне было одиноко, поэтому я…
   Кэм отложил перо.
   — Что значит была одинока? А где находилась твоя мать?
   — Она вернулась домой и оставила меня там. Герцог сказал, что я должна немедленно приступить к своим обязанностям, а ты знаешь, как он ссорился с матерью. Я умоляла его, чтобы он позволил ей чаще приезжать ко мне, но герцог отказал.
   — Будь он проклят! Но ведь у тебя была гувернантка. Пегуэл или Пегуорти, да?
   Джина кивнула.
   — Миссис Пегуэл была очень хорошей женщиной и довольно долго проработала у твоего отца, кажется, года четыре. Но к тому времени мне исполнилось пятнадцать лет, и я уже была достаточно большая, чтобы обходиться без гувернантки.
   — Я чувствую себя подлецом.
   — Твой отец был трудный человек.
   — Не просто трудный, настоящий ублюдок. Мне следовало бежать вместе с тобой. Но я никогда не думал, что леди Кренборн оставит тебя на милость Гертона.
   — Ничего, все в порядке. А что это за глыбы? — Джина указала на рисунок.
   — Они называются опорными камнями. Мы сможем поставить на них статуи здесь и здесь.
   — Ты не можешь украсить Гертон обнаженными фигурами, — сказала Джина. — Я этого не позволю, Кэм.
   — Но именно это я и намерен сделать. Обнаженные Венеры в зале, подставки для шляп в каждой комнате, нагие купидоны в столовой.
   — Невозможно, — поморщилась она. — Сельские жители придут в ужас.
   — Только не от Нептуна и его нимф. — Кэм так низко склонился, что касался ее плеча. — Ты не станешь возражать, если я поменяю…
   Но Джина не слушала. Что особенного в ее муже? Почему он так действует на нее, постоянно вводя в искушение? Он быстро делал наброски, а ей хотелось всем телом прижаться к нему, запустить пальцы в его волосы, повернуть лицом к себе. Кэм выпрямился.
   — Если мы изменим те арки, Джина… — Он замолчал. Во взгляде сверкнула греховная насмешка, и он снова наклонился. — Это рисунок Нептуна, да? — прошептал он. — До того как я добавил водоросль, конечно.
   — Не знаю, о чем ты говоришь.
   Кэм без лишних слов поднял Джину и пересадил к себе на колени.
   — Я говорю о тебе, — сообщил он, ведя пальцем по ее нижней губе. — О тебе и о том, как ты смотришь на меня.
   — Я на тебя не смотрю! — испугалась Джина и оттолкнула его руки.
   — Так же и я смотрю на тебя. Хочешь узнать, как?
   Джина решительно покачала головой и для убедительности прибавила:
   — Конечно, нет.
   Ей действительно нужно встать с его колен. Только почему-то не хотелось.
   — Когда я смотрю на тебя, мое воображение рисует, что ты выкинула те корсеты, за которые так цеплялась утром. Это бы означало, что под льняным платьем нет больше ничего, кроме восхитительных изгибов и гладкой кожи. — Естественно, он сопровождал эти слова поцелуями. — Будь я проклят, если у тебя не самая красивая в Англии грудь, Джина. — И его руки следовали за его словами.
   Тут герцогу пришлось замолчать, ибо жена схватила его за волосы, пробормотав нечто подозрительно напоминавшее «Заткнись», конечно, если бы порядочные герцогини могли выражаться столь невежливо. Впрочем, он и так был лишен возможности говорить, поскольку любое прикосновение к груди Джины вызывало у нее пронзительные крики, заставлявшие сходить с ума от вожделения.
   А когда Кэм убедился, что она действительно выкинула корсеты, его руки привели ее платье в такое состояние, что оно уже ничего не прикрывало.
   Разумеется, если бы его всецело не поглотили старания заглушить ее крики своим ртом и побудить ее к новым крикам своими руками, Кэм бы наверняка услышал, что дверь библиотеки открылась. И следовательно, если бы он слышал, как открылась дверь библиотеки, их бы с женой не увидел целующимися один из солиситоров, работающих над их разводом.
   Или, выражаясь иначе, они бы не предстали его взгляду настолько близкими к соитию, насколько это возможно без снятия одежды.

Глава 21
Шокированный солиситор

   — Не обращайте внимания, — посоветовал Кэм солиситору, застывшему на пороге.
   Дворецкий леди Троубридж, бросив единственный взгляд в комнату, мгновенно ретировался со сцены.
   Лицо молодого человека стало таким же красным, как и его волосы.
   — С вашего разрешения, я вернусь через… в более удобное время.
   Джине хотелось провалиться сквозь землю или по крайней мере упасть в обморок, но ее сердце продолжало биться в обычном ритме.
   Кэм, поправляя одежду, прошел к библиотечному столу.
   — Глубочайшие извинения, сэр, — с поклоном сказал он, — но я совершенно забыл ваше имя. Должно быть, от волнующего нас решения.
   — Меня зовут Финкботл, я младший партнер мистера Раунтона. Мы имели удовольствие встретиться на прошлой неделе в гостинице «Улыбка королевы».
   — Хорошо, мистер Финкботл. Могу я иметь удовольствие и представить вам свою жену, с которой развожусь?
   Джина сделала не слишком грациозный реверанс, ибо колени у нее все еще дрожали.
   — Прошу меня извинить за беспорядок в одежде. Я была не готова к вашему появлению. — Она словно порицала бедного солиситора, чего никогда бы не сделала истинная герцогиня. — Но это целиком наша вина. Простите, сэр.
   — Могу я вернуться чуть позже?
   — Нет-нет. Полагаю, вы пришли, чтобы поговорить о… — Джина запнулась, выбирая слова. — О нашем разводе. Пожалуйста, садитесь.
   — Мистер Раунтон поручил мне информировать вашу светлость о том, что ваше намерение остаться в Англии только на неделю весьма нецелесообразно, — доложил мистер Финкботл.
   — Какого дьявола ему требуется столько времени? Герцогиня хочет вступить в повторный брак немедленно, а я должен вернуться в Грецию.
   — Мистер Раунтон осведомлен о вашем желании… — пробормотал Финеас Финкботл.
   Он никогда не был горазд на выдумки, поэтому бумаги о разводе герцога и герцогини жгли ему нагрудный карман. Но приказ Раунтона был предельно ясен: не спешить.
   — Я ожидаю сообщения от мистера Раунтона в течение одного-двух дней. Я остановился в ближайшей деревне и…
   — О нет, — сказала Джина. — Леди Троубридж будет рада, если вы останетесь здесь. Мы бы не хотели, чтобы из-за нас вы жили в скучной деревенской гостинице. Я настаиваю и сейчас же поговорю с хозяйкой дома. Ваша светлость, мистер Финкботл.
   Она сделала реверанс, не глядя на мужчин, и покинула библиотеку, надеясь, что это выглядит как достойный уход герцогини, а не как позорное бегство.
   — В какой юридической корпорации вы обучались? В Линкольне?
   — К сожалению, нет, — ответил мистер Финкботл, явно не стремясь к продолжению беседы на эту тему.
   — В Серженте?
   — Я обучался на континенте.
   — А! — произнес Кэм, устремив задумчивый взгляд на огненно-рыжие волосы молодого человека. — Вы, случайно, не француз?
   — Среди моих предков были французы.
   — И давно вы работаете у Раунтона?
   — Не очень, — вежливо ответил Финкботл.
   По мнению Кэма, что-то в этом человеке не соответствовало его чопорной одежде солиситора. Что-то неуклюжее было в его манере двигаться, словно он вот-вот споткнется о собственные ноги.
   Нельзя сказать, чтобы Эсма так уж радовалась соседству с мужем. Леди Троубридж извиняющимся тоном объяснила, что имела огромные трудности с рассаживанием гостей.
   — Как хорошо, что вы и лорд Роулингс цивилизованные люди, — призналась она Эсме.
   — Мы с Майлзом не возражаем. В конце концов, он ведь мой муж.
   — Приятно слышать. — Леди Троубридж похлопала девушку по руке. — Тем не менее, если не чувствуешь близости, не захочешь сидеть рядом.
   — Пожалуйста, не волнуйтесь, — успокоила хозяйку Эсма. — Добрый вечер, как поживаешь? — спросила она мужа, принимая от слуги порцию шпигованной телятины.
   Майлз просиял. Он не был красив или слишком одарен, зато всегда находился в добром расположении духа и сейчас, увидев, с кем его посадили, не выразил неудовольствия. Совсем наоборот.
   — Прекрасно! Рад нашей встрече, дорогая. Признаюсь, я хотел спросить тебя, что нам делать с церковью. Викарий пишет, что колокольня уже разваливается.
   — О, дорогой, у него же в прошлом году было восемьсот фунтов для перестройки кладбищенской ограды.
   — Так много? Я предполагал, что у него есть довольно крупная сумма, хотя не знал, сколько именно. Тогда не следует ли нам отремонтировать колокольню? Поместье, кажется, в приличном состоянии, даже сам не знаю, почему.
   — Будет очень досадно, если колокольня рухнет, — заметила Эсма.
   Еще один пример врожденной порядочности Майлза. Он спрашивал ее мнение и вообще продолжал считать ее своей женой, а многие на его месте давно бы уже развелись с ней.
   — У тебя все в порядке, Эсма? Ты не выглядишь веселой, какой я привык тебя видеть.
   — О да, — мрачно сказала она.
   У мужа были добрейшие глаза, такие Эсма видела у пасущихся телят, и она моргнула, прогоняя непрошеные слезы. Он взял под столом ее руку.
   — Возможно, я не лучший из мужей, но очень тебя люблю. Что мне сделать, чтобы развеселить тебя?
   — Я хотела бы кое о чем спросить, — начала Эсма.
   Боже, задавать столь деликатный вопрос здесь, у всех на виду! Она быстро огляделась и, к своему облегчению, поняла, что никто не обращает на них внимания. В конце концов, есть и более интересные вещи, чем цивилизованная беседа супружеской пары.
   — Я к твоим услугам, — заверил он и сжал ее руку.
   Тогда, понизив голос до шепота, Эсма спросила:
   — Ты все еще хочешь наследника, Майлз?
   Глаза у него расширились от изумления, он даже стал заикаться.
   — Но ты… ты… ты была…
   — Да, я много что говорила. Когда мы поженились, я была очень юной, Майлз. Теперь я на десять лет старше и понимаю свои обязанности.
   — Мой племянник, — начал Роулингс и остановился. — Ты совершенно уверена, моя дорогая?
   Взглянув на полное лицо мужа, а затем на еще более полное тело, она засомневалась. Но сколько раз может потребоваться на осуществление этого желания? Наверняка всего лишь несколько, пусть и неприятных, совокуплений, и потом у нее будет ребенок. Она сжала под столом его руку.
   — Я с радостью поставлю точку на моих глупо прожитых годах, Майлз. Я не имею права лишать тебя наследника.
   Он слегка покраснел.
   — Честно говоря, дорогая, это было моим самым заветным желанием. Последние несколько лет я особенно чувствую, как мне не хватает сына. Только… — Он пожевал губу. — Я должен обсудить это с леди Чайлд.
   Эсма вздрогнула:
   — Это необходимо?
   — Ребенок очень многое изменит в нашей жизни. Когда он появится, мы с тобой должны будем жить вместе. Мне придется отказаться от моего дома на Портер-сквер.
   — Разве обязательно что-то менять? Почему нельзя жить, как раньше?
   — О нет, — ответил Майлз на удивление твердо. — Мне надо жить в доме, подавая хороший пример. Мы оба должны проявлять большую осторожность, так лучше для ребенка.
   Эсма всегда замечала нелепость и уж тем более не пропустила ее в этом разговоре.
   — Возможно, если мы сохраним дом на Портер-сквер, ты сможешь… навещать там леди Чайлд.
   — Это будет неправильно. Леди Чайлд удивительная женщина, она изменила мою жизнь. Я уже никогда и никуда не опаздываю. В прошлом году я даже произнес речь в парламенте! Конечно, ее написала она. Так что мне следует очень деликатно обсудить с ней этот вопрос.
   — Я уверена, что леди Чайлд все поймет. Имея собственных детей, она знает, насколько это важно для тебя.
   — Если она даже бросит меня, это будет ничто по сравнению с великим счастьем иметь семью.
   — Боже мой! — Эсма внимательно посмотрела на мужа. — А я и не знала, что ты настолько одержим идеей воспроизводства.
   — Когда мы только поженились, мне было наплевать, — согласился Майлз. — Но я не становлюсь моложе, дорогая, эта идея начала крепнуть во мне, и ничего с ней уже не поделаешь. — Он вдруг поцеловал жену в щеку. — Для меня это слишком важно.
   В его сияющих глазах Эсма увидела свое будущее. Скандально известная замужняя женщина превратится в семейную матрону, будет жить с мужем, показывая хороший пример детям. К несчастью, Эсма не слишком любила быть обремененной твердыми моральными устоями.
   — Скажем, дня через два? — спросил Майлз.
   Сначала она не поняла, о чем он говорит.
   — Этого времени мне будет достаточно, чтобы обсудить ситуацию с леди Чайлд.
   Наконец до Эсмы дошло, что муж имеет в виду. Очевидно, их семейная жизнь начнется сразу после того, как леди Чайлд одобрит (вероятно) его план.
   — Ты прелесть, Майлз! Очень благородно с твоей стороны быть столь откровенным с леди Чайлд.
   Он покраснел до слез и что-то пробормотал в ответ. Эсма медленно обвела взглядом длинный обеденный стол. Конечно, Себастьян сидел рядом с невестой. Джина весело смеялась, а он наклонил голову, чтобы услышать, что она ему говорила. Волосы у него блестели в свете канделябров.
   Позволив себе мимолетное удовольствие полюбоваться маркизом, Эсма вздохнула и повернулась к мужу, который с сочувствием смотрел на нее.
   — Мне очень жаль, дорогая, — тихо сказал он. Майлз был не только чрезвычайно милым, но еще и понятливым. Слишком понятливым для мужчины. Справившись с раздражением, она выдавила слабую улыбку.
   — Ты хорошая женщина, Эсма. И не думай, что я этого не знаю.
   — Вряд ли за этим столом хоть кто-нибудь согласится с тобой, — фыркнула она.
   — И будут не правы, — с улыбкой ответил Майлз и повернулся к соседу.
   Эсма повернулась к Берни. Но даже плечи Берни потеряли для нее привлекательность. Более того, ее поклонник стал выглядеть каким-то побитым и раздражительным, а это говорило о том, что пора отпустить его на волю.
   — Как сегодня охота? — с натянутой улыбкой спросила она.
   Слушая краем уха рассказ о кончине трех уток, куропатки и двух зайцев, Эсма старалась представить себя в постели с Майлзом. Невозможно! Даже представить такое невозможно. Десять лет, после нескольких недель брака, они практически не спали вместе. И к чему привела ее импульсивность?
   Тем не менее ребенка Эсма Роулингс хотела больше, чем скандальной известности. Она хотела ребенка, хотела прижимать его к груди, баюкать, целовать. Она устала от мускулистых рук и обольщающих взглядов. Она готова променять все это на милую пушистую головку. Думая о своем будущем ребенке, она так улыбалась Берни, что он забыл недавно посетившую его мысль о том, что леди Роулингс просто флиртует с ним.
   — Послушайте! — воскликнул он, сжимая ей руку.
   Эсма поморщилась. Рука и так болела от пожатий мужа.
   — Я хотел спросить, могу я вечером пригласить вас на первый танец?
   Она вспомнила, как танцевала с Майлзом, который, словно умирающая рыба, с трудом двигался по танцевальной площадке.
   — Я буду рада оставить за вами не только первый, но второй танец, если хотите.
   Берни просиял. В последнее время он решил, что леди Роулингс слишком недоступна. Значит, был не прав.

Глава 22
Леди Элен, графиня Годвин, бежит от неприятных происшествий в Лондоне

   Карола Перуинкл была вне себя от радости и беспокойства. Едва подруги удалились в туалетную комнату, она тут же воскликнула:
   — Я думаю, наш план работает! Я думаю… он поцеловал меня. Разве это не удивительно, Эсма? Разве это не чудо?
   Эсма притворилась, что поправляет волосы. Горничная снова сделала ей прическу в греческом стиле, и шляпка без полей самым жалким образом съехала набок.
   — Конечно, дорогая, — сказала она, и голос ее потеплел. — Я просто счастлива, что Таппи появился в свете.
   — Возможно, в течение вечера он еще раз поцелует меня. — Карола разгладила свое креповое, цвета соломы, бальное платье. — Я не собиралась его носить из-за слишком глубокого выреза, а потом вспомнила… — Договорить она не успела, поскольку дверь комнаты открылась. Эсма повернула голову, и ее лицо осветилось искренней улыбкой.
   — Элен, милая, как я рада тебя видеть! Вот уж не думала, что ты намерена заехать к нам.
   Графиня Годвин была высокой стройной женщиной с гладкими белокурыми волосами, уложенными в замысловатую прическу.