Джеймс Элоиза. Влюбленная герцогиня

   Элен тоже села.
   — Да.
   — Но это невозможно! Джина еще замужем.
   — Насколько я понимаю, развод состоялся несколько дней назад.
   — Она же влюблена в своего мужа.
   — О ее чувствах мне ничего не известно. — Голос Элен обрел привычную бесстрастность. — Она до сих пор никак не отреагировала на заявление Боннингтона. И конечно, тут полно слухов о пребывании Майлза в твоей комнате.
   Эсма нетерпеливо отмахнулась:
   — Пусть болтают, что хотят. Где Джина?
   — Я не видела ее. Думаю, она внизу, принимает поздравления. Естественно, все поражены смертью твоего мужа. Большинство гостей собрались немедленно уезжать.
   Тут дверь открылась, и вошла герцогиня.
   — Прости, — сказала Эсма, поднимаясь. — Я знаю, тебе это безразлично, но я действительно очень сожалею.
   Какое-то время они молча смотрели друг на друга.
   — Не могу сказать, что это не имеет значения, — наконец ответила Джина. — Имеет! Ты хочешь выйти за Себастьяна?
   Лицо Эсмы выразило отвращение.
   — Нц в коем случае! Должно быть, я свихнулась, раз переспала с ним.
   Джина опустилась в кресло.
   — Все думают, что теперь мы женаты. Значит я следующая, кому предстоит спать с ним.
   — Тебя никто не заставляет, — сказала Элен.
   — Да, но если я этого не сделаю, погибнет репутация Эсмы. Если хоть кто-нибудь заподозрит, что Себастьян шел именно к ней, ее откажутся принимать в свете.
   — Вряд ли репутация Эсмы сейчас незапятнанна, — заметила Элен.
   — А мне плевать на это! Я предала тебя, переспав с твоим женихом. Как ты можешь думать о моей репутации?
   — Большинство мужей имеют любовниц, — с болью ответила Джина. — Полагаю, что я привыкну к тому, что Себастьяна придется делить с кем-нибудь.
   — Боннингтон не из тех… — начала Эсма, но Элен положила руку ей на плечо и спросила:
   — А где наш герцог?
   — Он в Лондоне и скоро вернется. Он думает, что вечером будет представление «Много шума из ничего». Мы не очень хорошо расстались. Фактически я сказала ему, что собираюсь выйти за Себастьяна. И он не стал возражать, — с несчастным видом прибавила Джина.
   — Это моя вина! Я убила Майлза и…
   — Глупости, — сказала Элен. — Твой муж умер от сердечного приступа. Леди Троубридж говорит, что у него были на этой неделе два подобных случая. Она уговаривала его послать в Лондон за доктором. Он мог умереть в любой момент. Он плохо себя чувствовал.
   — Я не знала. Я, его жена, не знала, что он так болен. — У Эсмы полились слезы. — Никто не верит, что я любила его, но я любила. Он был хорошим, искренним человеком, мне не следовало его отпускать. Надо было остаться с ним, тогда бы мы уже имели детей. Он хотел ребенка. — Эсма зарыдала. — Если бы я не была такой дурой!
   Элен похлопала ее по плечу, а Джина взяла за руку. Лицо у подруги распухло от слез, покрылось красными пятнами, так что сейчас она вряд ли оправдывала свою репутацию самой красивой женщины в Лондоне.
   — Себастьян должен сказать правду, — заявила она. — Я сама это сделаю, когда появлюсь внизу. Меня совершенно не волнует их мнение. Я собираюсь уехать в поместье.
   — И чем будешь там заниматься? — невинно спросила Элен. — Выращивать бобы?
   — Я буду в глубоком трауре. Пожалуйста, Джина, передай Себастьяну, чтобы он сказал правду. А я немедленно уеду.
   — Свет растерзает тебя. Надо придумать что-нибудь другое, Эсма.
   — Ничего тут не придумаешь. Мне плевать на их болтовню. Я никогда в жизни больше не пересплю ни с одним мужчиной. Единственное, чего я хочу, это чтобы меня оставили в покое. Благословляю вас с Себастьяном. И ты должна знать, Джина, я никогда бы этого не сделала, если бы не была уверена, что ты останешься с мужем.
   — Но в том-то и дело! — воскликнула Джина. — Я сама не знаю, чего хочу! Сегодня я хочу выйти за Себастьяна, а завтра — остаться с Кэмом.
   За дверью послышался шум, и когда Эсма выглянула в коридор, слуги как раз выносили тело ее мужа. Элен встала у нее за спиной.
   — Они знают, куда его отправить? — спросила Эсма. — Он собирался уехать в поместье. Майлз хотел уехать домой.
   — Еще не время, — успокаивающе ответила Элен. — Пока его оставят в часовне. Карета отправится днем.
   — Карета…
   — Ты последуешь за каретой мужа. Надеюсь, леди Троубридж уже распорядилась задрапировать ее черным. У тебя есть черный туалет? Я поеду с тобой, если хочешь.
   — Ты слишком добра ко мне. — Эсма вернулась в пустую комнату, задев ногой что-то лежащее на полу. «Афродита». Она подняла статуэтку и увидела, что та сбоку треснула. — Извини, я повредила твою «Афродиту». Я разбиваю все, к чему прикасаюсь.
   — Хватит! Просто в ней тайник. Я пришла за ней. Мне нужно отдать брату то, что находится внутри.
   — Брату?!
   Джина заметила удивленные взгляды подруг.
   — Да, это мистер Уоппинг, — с неуверенной улыбкой сказала она, беря у Эсмы статуэтку. — Я не говорила вам, что мистер Уоппинг тоже ребенок графини Линьи?
   — Мистер Уоппинг твой брат?
   Джина вытащила из тайника связку бумаг.
   — На самом деле он только мой единоутробный брат. Но здесь одни бумаги, никаких камней.
   — Мистер Уоппинг, — повторила Элен. — Твой домашний учитель. Это он дал тебе статуэтку?
   — Нет, она посмертный дар графини Линьи, — ответила Джина, разворачивая сверток. — Как странно! — Подруги вопросительно смотрели на нее. — Это же мои письма ей! Вот первое, второе. Последнее я написала перед ее смертью. Почему она мне их вернула?
   — Может, она забыла, что письма внутри, — предположила Элен.
   — Мистер Уоппинг будет разочарован, он надеялся на изумруды, — сказала Джина.
   — Откуда твой учитель… твой брат вообще узнал об «Афродите»?
   — Графиня сказала ему, что в статуэтке находится самое дорогое, чем она владела, — ответила Джина, подавив вздох.
   Эсма вдруг улыбнулась.
   — Самое дорогое, чем она владела, — тихо сказала она, погладив рукой письма. — Как прекрасно!
   — Она имела в виду нечто другое.
   — Нет, — возразила Элен.
   — Тогда почему она не написала мне сама?
   — Кто знает? Но твои письма были для нее дороже всего на свете. — Глаза Эсмы опять наполнились слезами.
   — Никогда бы не подумала. — Джина посмотрела на «Афродиту». — Я думала, она послала мне статуэтку, решив, что я такая же проститутка, как…
   — Графиня послала ее тебе потому, что она прекрасна. Она хотела, чтобы ты знала, как она ценит твои письма, — объяснила Эсма.
   — Я считала, что она такая же, как и Кэм, — дрожащим голосом сказала Джина.
   — А что с Кэмом? — спросила Элен.
   — Он тоже прислал мне нагую статуэтку. Когда мне исполнился двадцать один год. Я получила от него голого купидона. Сначала я обрадовалась, потом разозлилась. Это было так не похоже на меня.
   — Полагаю, купидон был прекрасен, не так ли? — вставила Эсма. — Ведь Афродита чудо как хороша.
   Подруги смотрели на статуэтку. Богиня стояла, почти закрыв лицо рукой, глядя назад с испугом, стыдом, печалью или любовью. Каждая видела в ней что-то свое.

Глава 36
Иногда не могут найти жену

   — Моя жена внизу?
   — Простите, ваша светлость? — с недоумением спросила горничная Энни, паковавшая багаж.
   — Я ищу жену. Твою хозяйку, герцогиню. Девушка смотрела на него, открыв рот.
   — Ну, так где она?
   — Ушла в деревню с… с ее…
   — С кем?
   — С мужем! — выпалила горничная.
   Кэм застыл на пороге спальни. Голос у него был сладкий как мед и в пятьдесят раз более ядовитый.
   — Насколько я понимаю, моя… твоя хозяйка вышла замуж за маркиза Боннингтона?
   — Они поженились по специальному разрешению, сэр, — громче, чем ей полагалось, ответила Энни, ибо для нее это было самым потрясающим событием за последние недели.
   — Он похож на гадюку! — рассказывала она потом слугам. — Гадюка! Моей хозяйке лучше всего находиться подальше от этого огромного грека.
   — Герцог Гертон совсем не грек, просто он живет в Греции, — возразила одна из служанок и, поскольку она всегда читала колонку сплетен в местной газете, добавила: — Его мать была дочерью лорда Фэйрли.
   — Разве того, что он живет в Греции, недостаточно? Все они убийцы, эти иностранцы. И герцог смотрел на меня так, будто хотел убить просто за то, что я сказала, что моя хозяйка вышла за другого. Каждый знает, что его брак аннулирован. Чему ж он удивился? Мне это известно уже две недели.
   — Две недели? Они женаты две недели? — потрясение выдохнула служанка.
   — Не женаты, обручены.
   Энни важно кивнула слушателям, которые устроились за столом дворецкого. Она наслаждалась обретенной властью, поскольку была личной горничной скандально известной герцогини Гертон, а теперь скандально известной маркизы Боннингтон. Раньше дворецкий леди Троубридж едва замечал ее, а теперь она сидела на почетном месте, по правую руку от него.
   — Герцог имеет право выглядеть жестоким, — вмешалась экономка миссис Мэсси. — Ведь леди Боннингтон, в конце концов, была его женой, и приличие требовало, чтобы она по крайней мере поставила его в известность о своем замужестве.
   — Я думаю, он не хотел разводиться, — сказала Энни.
   — Пока мы тут беседуем, его слуга как раз упаковывает вещи хозяина, — заметил дворецкий. — Я полагаю, его светлость незамедлительно возвращается в Грецию. Я уже послал слугу разобрать театральные подмостки в связи с отъездом герцога и трауром леди Роулингс.
   Кэм молча наблюдал, как Филлипос укладывает вещи.
   — Что мне делать с этими бумагами, сэр? Вы сами знаете, что уголь не вынесет путешествия. — Филлипос протянул хозяину листы, на которых тот рисовал Джину.
   Герцог так же молча принялся рвать их.
   — А мрамор? — Слуга кивнул на огромный блок, стоявший в углу комнаты.
   — Вырази дворецкому наши глубокие сожаления за причиненное беспокойство и попроси его поступить с ним так, как распорядится леди Троубридж.
   Слуга уложил в саквояж последний шейный платок, и Кэм оглядел комнату.
   — Чем скорей мы прибудем в Дувр и начнем готовиться к отплытию, тем лучше. Я должен еще попрощаться с леди Троубридж и попросить у нее экипаж.
   — А как насчет мистера Раунтона? — спросил Филлипос.
   Но герцог, казалось, не слышал его, он смотрел на фрагмент с наброском герцогини, который держал в руке. Филлипос осторожно кашлянул.
   — Мистер Раунтон ждет вас в библиотеке, милорд.
   — Да, конечно, — рассеянно ответил Кэм и, сунув обрывок в карман, направился к двери.
   Солиситор мерил шагами комнату, прикидывая в уме, что скажет герцогу. Семейство Гертонов — всегда проблемы. Одни незаконные действия старого герцога чего стоят. А теперь еще неприятности с молодым герцогом. Конечно, тот был прав, сказав, что он перешел границы. Черт побери, он лишь велел этому дурню Финкботлу немного подтолкнуть события в нужную сторону. Но ведь не до такой же степени! Что за времена, черт побери, никому нельзя что-либо доверить!
   Раунтон прижал руку к животу. Наверное, следует послушаться доктора — отправиться путешествовать, съездить в теплые страны.
   Теперь Гертон желает, чтобы он ехал в Грецию и разобрался с его домом. Это почти знамение! Если учесть способности молодого Финкботла, то к своему возвращению он может остаться без клиентов. Что, может, и к лучшему.
   Тут дверь открылась, и вошел герцог.
   — Ваша светлость. — Раунтон поклонился. — Я. готов…
   — Я немедленно еду в Дувр, — прервал его Кэм, — и сажусь на первый же корабль, отплывающий в Грецию. Боюсь, ваш хитрый план не удался. Вчера герцогиня по специальному разрешению вышла замуж за Боннингтона. Солиситор выглядел потрясенным.
   — Видимо, как только я покинул дом, она сразу бросилась к алтарю.
   — Невозможно! Маркиз Боннингтон женился столь легкомысленным образом?
   — Только что мне подтвердила это леди Троубридж. Кажется, маркиз по ошибке вломился ночью в чужую комнату, пытаясь найти спальню жены. Его супружеский энтузиазм стал причиной смерти другого человека.
   — Невероятно!
   — Он дрался в темноте с Майлзом Роулингсом, и тот в конце концов умер от сердечного приступа. Мне сказали, что новобрачные отправились в деревню. Полагаю, Раунтон, вы сможете передать им мой прощальный привет и сердечные поздравления.
   Солиситор был уверен, что в этой истории есть какое-то несоответствие.
   — Я очень сомневаюсь, чтобы ее светлость могла принять столь поспешное решение, — сказал он, представив себе в высшей степени практичную герцогиню.
   — Ничего поспешного здесь нет, — резко ответил герцог. — Она давно с ним помолвлена.
   — Не стану отрицать, что я весьма разочарован, — заметил Раунтон.
   — Как и я, — с нотой грусти признался Гертон.
   Оба впервые посмотрели друг на друга как мужчины, а не как адвокат и его клиент. Раунтон первым отвел взгляд, ему не следовало видеть то, что он видел в глазах собеседника.
   — Я был бы вам чрезвычайно признателен, если бы вы, Раунтон, встретились с Томасом Брэдфеллоу из христианской церкви. Он должен учредить кафедру истории Италии и пригласить туда Уоппинга. — Герцог направился к двери. — Мое поместье отпишите Стивену, и как можно быстрее.
   — Конечно, милорд, — пробормотал Раунтон. Он был не в состоянии давать советы.
   В широком холле за библиотекой толпились отъезжающие, которые отдавали приказания слугам насчет багажа и целовались с остающимися гостями. Хотя прием леди Троубридж закончился быстрее, чем обычно, волнующих событий произошло намного больше, чем ожидалось.
   Кэм уже шел к выходу, когда чья-то рука легла ему на плечо. Это был Таппи Перуинкл.
   — Добрый день, — сказал Кэм и поклонился. — Я спешу в Дувр, чтобы поскорее вернуться в Грецию, иначе бы….
   — Моя жена говорит, — прервал его Таппи, — что герцогиня любит вас.
   — Не понимаю, отчего вы сочли необходимым поделиться со мной размышлениями вашей жены.
   Таппи нахмурился:
   — Поскольку, нечто подобное произошло у меня, я не хочу, чтобы вы сделали ту же ошибку.
   — Если учесть, что моя бывшая жена вчера повторно вступила в брак, меня это уже не касается, — холодно ответил Кэм. — Теперь, с вашего позволения, я должен откланяться.
   Попрощавшись с лордом Перуинклом, он кивнул Филлипосу, который стоял в холле с багажом.
   Дорога к побережью была долгой, но спокойной, и через несколько дней Кэм стоял на палубе небольшого корабля «Молли», стараясь не смотреть на причал. Глупо надеяться, что облако пыли на берегу скрывает карету с его… нет, теперь уже женой Боннингтона. И совсем абсурдно думать, что его жена могла изменить решение и последовать за ним. Только идиот счел бы все происшедшее дурным сном, полагая, что сейчас он проснется и опять будет обвинен в неприличном храпе.
   Тем не менее Кэм не переставал надеяться до тех пор, пока из кареты, остановившейся на пристани, не вылез толстый священник, а за ним еще более толстая женщина. Даже с такого расстояния до него доносился ее пронзительный голос, когда женщина громко ругала спутника, именуя несчастного болваном, негодяем и бездельником.
   Значит, Джина сделала выбор… правильный выбор. Боннингтон хороший человек, надежный, кроме того, чертовски красивый и живет в Англии. Правда, маркиз смотрел на Эсму Роулингс, как голодная собака на кость. Ну и что! Не заведет же он интрижку с лучшей подругой своей жены.
   «Я бы пользовался таким уважением», — подумал Кэм.
   Всю дорогу к побережью он старался представить, как живет в Гертоне, строя мосты и давая обеды, но всегда заканчивал тем, что мысленно укладывал жену прямо на кухонный стол посреди кабачков с бобами и…
   Чтобы избавиться от навязчивых мыслей о Джине, он спустился в каюту. Раз капитан говорил о трех пассажирах, значит, все уже на месте, и пора отплывать. Увы, два-три месяца он будет вынужден находиться в обществе священника и его постоянно вопящей жены.
   Кэм не хотел видеть, как они поднимаются на борт. Иначе могло показаться, что он кого-то ждет.
   Спустя час после отплытия в каюту заглянул Филлипос.
   — Капитан докладывает, что мы в открытом море, сэр. Он приглашает всех пассажиров присоединиться к нему за хересом.
   Кэм нахмурился. Он только отвлекся от печальных мыслей и опять делал наброски углем, причем не столь уж плохие. Он по опыту знал, что должно пройти какое-то время, чтобы его рука обрела прежнюю твердость.
   — Ради Бога, — с облегчением произнес Филлипос. Он выучил несколько английских выражений, которые регулярно использовал. — Какая строгая женщина.
   — Медуза, — сказал Кэм, откладывая рисунок богини с волосами-змеями и моя руки. — Ты считаешь, мне надо переодеваться к обеду?
   — Без сомнения, милорд. Капитан Брекит, похоже, чтит формальности. Его слуга говорит, что у него есть мальчик, а у того единственное занятие — крахмалить одежду капитана.
   Что-то буркнув в отсвет, Кэм снял батистовую рубашку и начал умываться, и минут через десять Филлипос с удовлетворением оглядел герцога.
   Зато сам Кэм был в глубоком отчаянии. Умом он понимал, что все скоро пройдет, нужно только взяться за работу. Когда-нибудь он найдет другую женщину, а его временная жена останется в прошлом. Когда-нибудь он даже не вспомнит о письмах из Англии.
   Когда-нибудь…
   Он распахнул дверь капитанской каюты, ударив в спину толстого священника.
   — О, прошу меня простить, сэр. — Кэм подал руку и с трудом поднял его на ноги.
   — Все в порядке, ваша светлость, — ответил священник с радостью простого англичанина, случайно оказавшегося в компании аристократа. — Я как раз говорил вашей прелестной жене, что…
   Но Кэм ничего больше не слышал.
   Она улыбнулась ему, словно они не расставались. Словно он не бежал как трус, узнав про ее замужество. Словно она не выходила за более достойного.
   — Извините, что прерываю вас, — сказал Кэм священнику. Поклонившись, он поднес к губам руку Джины. — Моя последняя герцогиня.
   — И ваша следующая.
   Все в ней было великолепно, от элегантного туалета до черных ресниц и завитых волос. Абсолютное воплощение герцогини.
   Кэм смог только улыбнуться.
   Повернувшись к священнику, Джина легонько хлопнула его по плечу:
   — Вы сами видите, отец Куибл, что герцог просто онемел от удивления.
   — Моя сестра так же вела себя при нашем расставании, — быстро ответил Куибл. — Плакала так, будто я отправлялся к антиподам. Надолго ли в Грецию, ваша светлость?
   Джина задумчиво смотрела поверх бокала с хересом.
   — Герцог делает на островах мраморные скульптуры. Возможно, мы проведем там несколько лет.
   Кэм пил разбавленный херес и пытался сдержать рвущуюся наружу радость. Видимо, она продолжала быть его женой, практичной, любящей руководить. То есть опять станет его женой.
   — Невероятная жертва! — с содроганием вымолвил священник. — Для столь изящной леди, как вы, острова ужасное место. Да и страна тоже довольно плоха. — Он допил херес. — Моя дорогая сестра тысячу раз спрашивала, не сможет ли она скрасить мне скучное путешествие. Но я был тверд и сказал, что суровая жизнь не для нее. Она может не перенести тамошней жары, а что еще хуже, будет оскорблена аборигенами. У Али-паши ни культуры, ни манер, его двор в Тепелени не имеет даже бального зала!
   Герцогиня выглядела именно так, как, по мнению Куибла, и должна выглядеть герцогиня: изысканной, утонченной и дорогостоящей. Никакой остров не может стать домом для английской леди. Несколько лет! Он готов поспорить, что герцог отправит жену в Англию через неделю.
   Священник ошибся на месяц.

Глава 37
В которой герцогиня танцует от радости

   Голубые сумерки на острове Ниссос имели удивительное свойство придавать необычный перламутровый оттенок коже и волосам Джины Серрард, герцогини Гертон. Они с мужем вели танец урожая. Она смеялась, придерживая белое платье, когда прыгала через костер. Он двигался следом за ней, все быстрее и быстрее, и казался сатиром на ее белом фоне.
   Когда герцог подхватил жену на руки, кивнул собравшимся крестьянам и стал подниматься по каменным ступеням к дому на холме, многие любопытствовали, что он шептал ей с таким видом. Возможно, любовные стихи. Англичанин влюблен по уши, это видел любой, у кого есть глаза.
   — Что? — не поверила Джина.
   — На этой или следующей неделе прибывает Раунтон, — повторил он.
   — Солиситор? — чуть не взвизгнула она.
   — Он возьмет на себя продажу дома и отправку моих статуй в Англию.
   — Зачем?
   — Мы возвращаемся, — спокойно ответил Кэм. — Отплывем на «Старлайте». В Лондон. Через месяц. — Он взглянул на нее с выражением полнейшей невинности. — Думала, я не смогу организовать переезд, не так ли?
   — Но почему… что…
   — А чем, по-твоему, я занимался целыми днями в каменоломнях?
   — Поднимал камни? — Джина улыбнулась мужу. — Ты несешь меня, как пушинку.
   — Ты и есть пушинка. — На верхней площадке Кэм осторожно поставил жену на ноги. — Раунтон переправит в Гертон тонны, мрамора. Этого будет достаточно, чтобы я до конца жизни мог ваять обнаженных Диан.
   — О!
   — Во-первых, — сказал он, легонько поцеловав ее в губы, — я расставлю их в парке Марисс, просто чтоб не отвыкла рука.
   Джина улыбнулась. Ей понравилась его добрая, ленивая бывшая любовница.
   — Но Себастьян говорил, что нам лучше какое-то время не показываться в Англии.
   — Скандал касается Боннингтона, к нам это не имеет отношения, — твердо ответил Кэм, — Он сам выбрал для себя роль галантного идиота, пожертвовав во имя Эсмы собственной репутацией. Какой дурак мог бы поверить его истории, будто он воспользовался поддельным разрешением, чтобы попасть к тебе в постель? Но ведь поверили же. Беднягу изгнали на континент, назвали отвратительным распутником, который до женитьбы стремился в постель герцогини. Его несчастливая судьба не должна влиять ни наше решение.
   — Но Себастьян говорил, что если мы останемся за границей, то…
   — Его хитрость сработала, Джина. Он в изгнании, ты счастливо избежала его гнусных поползновений, репутация Эсмы спасена. Ты герцогиня, твое место в Англии. Наверное, Биксфидл уже погряз в документах. Твой брат в отсутствие семьи чахнет в Оксфорде. — Она скорчила гримасу. — Прошли месяцы. Бесси Миттинс, видимо, опять ждет ребенка, и ей требуется помощь. Кто знает, поймет ли Биксфидл ее любовь к мужчинам Нижнего Гертона, как понимала ты.
   — Но мне понравилось в Греции.
   Остановившись на пороге дома, Кэм обнял ее и крепко поцеловал.
   — Мне больше незачем жить на острове, любовь моя. Теперь я могу ходить в темноте.
   Сердце у Джины подскочило от счастья. Наверное, он сказал, что любит ее?
   — Ты — мой свет, — произнес он и повел ее в спальню.

Глава 38
Парадная лестница в Гертоне

   Они снова затеяли спор. Кэм сказал, что Джине следовало бы посоветоваться с ним до того, как поручать Биксфидлу переделать канализацию в Нижнем Гертоне. Он бы выделил некоторую сумму на строительство каменного парапета в древесном питомнике. Джина ответила, что он никогда не думает о будущем. Кэм сказал, что канализация — ужасно скучное занятие, но если бы она спросила, он бы подумал над строительством каменного стока по типу древнеримских сооружений.
   Джина одна поднялась по лестнице. Она знала, что он имеет в виду. Из нее получилась скучная герцогиня. Она посмотрела на свою руку в перчатке, лежавшую на перилах. Конечно, она всегда держалась за перила, поднимаясь по лестнице. Вдруг она упадет? Вдруг споткнется и упадет? Что тогда?
   Ничего! Она тратила слишком много времени на то, чтобы избегать малейшего риска.
   Какой-то звук привлек ее внимание, и Джина обернулась.
   Кэм еще стоял внизу и смотрел на жену.
   — Что ты делаешь?
   — Жду.
   — Чего ждешь?
   — Ты можешь передумать.
   Стянув перчатку, Джина бросила ее вниз. Пролетев через три или четыре ступени, она упала. Взглянув на мужа, Джина увидела его смеющиеся глаза и начала расстегивать вторую перчатку, когда ей на руку легла большая мужская ладонь.
   — Однажды ты сказала мне, как трудно снимать перчатки. Могу помочь, если не возражаешь.
   — Помочь? Он кивнул.
   — Ты никогда ведь не попросишь. Так замечательно была воспитана моим дорогим папой. Ты когда-нибудь обращалась за помощью, Джина?
   — Разумеется.
   — С чем-то, что имело для тебя значение? Почему ты не написала мне в Грецию и не сообщила, как много работы в поместье? Не попросила меня вернуться? Ни разу не обратилась за помощью?
   — Я привыкла ни от кого не зависеть, — упрямо сказала она.
   — Попроси меня, Джина.
   В уголках глаз у него образовались морщинки, когда он улыбнулся… За этой кривой улыбкой была неуверенность.
   Теперь она знала его, знала, что скрывает его улыбка… Что? Она нужна ему?
   — Я… Мне бы хотелось. — Она замолчала.
   Это было слишком трудно после стольких лет невысказанных желаний и ненаписанных писем. Очень трудно после тайных страхов, что она никогда не будет иметь семью. Просить о помощи — значит отказаться от мысли, что, если бы она была настоящей герцогиней, у нее был бы настоящий герцог.
   — Говорят, у меня есть жена, — прошептал он. — Не знаешь, где бы я мог ее найти?
   Джина распознала за его смехом какой-то намек.
   — Помочь тебе найти ее?
   — Женщина, которую я люблю, здесь. Ты выйдешь за меня, Эмброджина? Будешь ли ты со мной в радости и в горе, в хорошие времена и в плохие?