Джеймс Саманта. Идеальный выбор

   Неделю спустя после приезда в Терстон они после обеда уединились в библиотеке и провели там около часу. Когда закончилась партия в шахматы, Девон встала и подошла к двери, ведущей на террасу; она постояла там, лениво заложив руки за спину и глядя на полумесяц, сияющий в небе. Повернувшись к Себастьяну, она увидела, что и он встал.
   – У меня такое чувство, Девон, что я наскучил тебе до безумия. Это никуда не годится. Мы поиграли в карты. Мы поиграли в шахматы. Чем бы еще тебя развлечь, а?
   – Кое-чем можно, – смело заявила Девон, однако покраснела.
   – Кое-что, я полагаю, найдется. – Глаза Себастьяна вспыхнули таким жарким огнем, что Девон казалось, будто он ее обжигает. – Иди сюда, и посмотрим, смогу ли я соблазнить тебя.
   Ноги Девон сами, без участия ее воли, понесли ее к Себастьяну. Едва добежав до него, она бросилась к нему на грудь. Руки его легли ей на бедра, губы прижались к ее губам. Дыхание их смешалось.
   – Как бы не ошеломить тебя слишком сильно, – прошептал он.
   – Попробуй, – тоже шепотом ответила она.
   Ни он, ни она не расслышали, как отворилась и вновь закрылась дверь библиотеки.
   Джастин только глянул на парочку – и выругался.
   Девон вздрогнула и вцепилась в домашнюю куртку Себастьяна.
   – Это Джастин, – задыхаясь, произнесла она.
   Себастьян никак не отозвался на это – ни словом, ни жестом. Он по-прежнему обнимал ее за талию и снова как ни в чем не бывало прильнул губами к ее губам. Потом произнес, не оборачиваясь:
   – Выйди, Джастин.
   – Себастьян, – заговорил Джастин резким и требовательным тоном, – будь любезен повернуться ко мне лицом, когда разговариваешь со мной.
   Себастьян наконец поднял голову, но не выпустил Девон из объятий, глядя на брата поверх ее головы.
   – Что тебе нужно? – совершенно спокойно спросил он.
   Первоначальный испуг Девон сменился сильным смущением. Ей захотелось спрятать голову на груди у Себастьяна, но она почти в ту же секунду опомнилась. Чего ради им прятаться, собственно говоря? Что бы там ни было, ей придется посмотреть Джастину в лицо, так почему не сделать это сию же минуту? Она повернулась и встала рядом с Себастьяном. Тот не препятствовал ее маневру, но в ту же минуту властным жестом обнял ее одной рукой за талию и притянул к себе.
   Девон заметила, что Джастин остановился возле карточного стола. Лицо у него было каменное, и голос прозвучал весьма холодно, когда он произнес:
   – Думаю, тебе следовало бы отпустить ее.
   Себастьян сказал, как отрезал:
   – Я думаю, что нет. И в следующий раз будь любезен постучаться, прежде чем войти.
   – Ты воображаешь, что я не понимаю происходящего здесь? Тебе не стоит ее трогать, Себастьян, да ты и сам это понимаешь. И целовать ее тоже не стоит. Я предлагаю тебе оставить Девон в покое, пока она не утратила… – Тут Джастин бросил взгляд на лицо Девон, и его словно бы озарило. – Милостивый Боже, как я понимаю, уже поздно, не так ли?
   Девон сделалась пунцовой, ее обдало жаром с головы до ног.
   – Джастин, все хорошо, – только и сказала она слабым голосом.
   – Нет, Девон, совсем не хорошо.
   Девон зачем-то расправила складки на юбке, приоткрыла рот, но так и не произнесла больше ни слова. Джастин злится на Себастьяна, а не на нее. Что-то отражается у него во взгляде, ей непонятное. Жалость?
   Теперь он смотрел прямо на нее.
   – Этого не может произойти, Девон. Не может.
   У Девон стиснуло горло. Захотелось зажать руками уши и не слышать ничего более.
   – Джастин…
   – Я вовсе не намерен причинить вам боль. Я только пытаюсь уберечь вас от ошибки. Проклятие, дозволено ли мне сказать вам то, что я должен сказать? Он не женится на вас.
   Слова его нанесли Девон удар в самое сердце.
   – Он на вас не женится, – повторил Джастин, словно одного раза было недостаточно. – Он никогда не пойдет на скандал. – Многозначительная пауза, затем: – Он женится на ком-нибудь вроде Пенелопы Хардинг.
   Девон стало больно дышать. Рука Себастьяна соскользнула с ее талии. Девон будто приросла к полу, чувствуя себя такой одинокой, как никогда в жизни. Она поднесла ладонь к губам, еще припухшим от поцелуев Себастьяна.
   – Девон, – проговорил Джастин почти умоляюще. – Вы меня слышите? Он разобьет вам сердце.
   Ни одна сила на земле не могла бы остановить ее сейчас. Девон подняла глаза на Себастьяна. Увидела окаменевшее лицо, четко обозначившиеся жесткие прямые складки по обеим сторонам рта.
   Он смотрел в сторону.
   И Девон поняла.
   У нее внутри что-то словно зачахло и умерло. Не потому, что он не может. Потому, что не хочет. Между тем и другим огромное, колоссальное различие.
   Не прямота Джастина ранила ее. Это она могла перенести. Но Джастин ошибся. Себастьян не может разбить ее сердце. Оно уже разбито. Разлетелось на миллионы кусочков, она это ощутила. Если бы он вырвал его у нее из груди, боль не была бы большей, чем теперь.
   Со сдавленным криком она кинулась к двери на лестницу.
   Себастьян успел схватить ее за руку.
   – Девон!
   Он последовал бы за ней, если бы его не удержал Джастин. Он вцепился Себастьяну в локоть.
   – Оставь ее одну!
   Себастьян резко повернулся и прошипел:
   – Убери свои лапы! Тебе недостаточно того, что ты натворил?
   Джастин отпустил его, но не отступил. Они стояли друг против друга, почти соприкасаясь.
   – Я поступил честно, Себастьян! Но ты не можешь сказать этого о себе.
   – Не вмешивайся! – рявкнул Себастьян. – Это не твое дело!
   – Я делаю это своим делом. Господи, неужели ты не понимаешь, что сделал ты? Всегда такой правильный. Мой святой братец.
   – Святым я никогда не был и не претендовал на такую ипостась. И ты это знаешь, Джастин.
   – В таком случае прими мои извинения, – произнес Джастин весьма едким тоном. – Подумать только, что это меня – меня-то! – величают негодяем.
   – Кто ты такой, чтобы поучать меня? – вспыхнул Себастьян.
   – Именно. Вот именно! Ты даже убедил меня, что я ошибаюсь насчет вас двоих. Я решил, что у тебя к ней просто доверительное отношение. Думал, что ты слишком благороден, чтобы повести себя неблагородно. Думал, что ты в отличие от прочих людей поступишь правильно и предоставишь ее самой себе.
   – Заткнись! – прорычал Себастьян.
   – И не подумаю! Ты что, считаешь, будто я не заметил звезд в ее глазах? Она была невинной, не правда ли?
   – Это тебя не касается!
   Джастин недовольно фыркнул.
   – А я-то приехал сюда с целым списком претендентов на ее руку! И что же я нахожу? То, чего мы оба так хотели избежать. Девон в объятиях хозяина дома! Себастьян, она заслуживает настоящего мужчину, который любил бы ее, заботился бы о ней, дал бы ей то, чего она никогда не имела. Или ты намерен оставить ее здесь во имя собственного удовольствия и сделать своей шлюхой?
   Себастьян непроизвольно сжал руки в кулаки.
   – Она не шлюха!
   – Ах, прости, в таком случае своей любовницей. Твоей жене, когда ты соблаговолишь ее выбрать, это, без сомнения, придется по вкусу! – Джастин грубо расхохотался. – Впрочем, я уверен, ты что-нибудь придумаешь. Планирование всегда было твоей сильной стороной, разве я не прав?
   Дыхание со свистом вырывалось из груди Себастьяна. Он прижал руки к бокам. Ему почти неудержимо хотелось въехать кулаком в красивое лицо брата.
   – Не будь ты моим братом… – процедил он сквозь стиснутые зубы и сделал шаг вперед – скорее для того, чтобы опомниться, нежели для нападения.
   У Джастина глаза так и засверкали.
   – Валяй! – бросил он. – Пожалуй, нам не повредит маленькая потасовка.
   Они стояли друг против друга, напружинившись, с горящими глазами. Братья ни разу – с детских лет! – не были еще так близки к драке, и оба понимали это.
   Себастьян первым нашел в себе силы кончить опасное противостояние.
   Сжав губы в ниточку, он подошел к двери.
   – Уйди, Джастин, – проговорил он ледяным тоном. – Уйди, пока я не вышвырнул тебя отсюда.
   Свернувшись в комочек, Девон лежала на постели. Она не плакала. Впервые в жизни испытывала она столь тяжкое отчаяние. Когда умерла мама, ей казалось, что она утратила половину собственной души. И только в последние недели та неизбывная боль стала менее острой.
   Теперешняя боль не могла излиться в слезах, она была за пределами слез, и Девон страшилась, что боль эта останется с ней навсегда.
   Дни, проведенные в Терстоне с Себастьяном… Как же она хотела верить, что так оно будет всю жизнь. Что это не только экстатические восторги страсти. Что их сердца стали едиными так же, как их тела.
   Но ведь они не могут спрятаться от окружающего их мира навсегда…
   И не смогут спрятаться от реальности.
   Больше всего Девон злилась на самое себя. Ведь в глубине души она всегда понимала, что Себастьян не может жениться на ней. С горечью Девон осознала, как много он, по сути, сказал ей в ту ночь, когда она узнала о его планах выдать ее замуж. Что он в точности сказал?
   «Если бы обстоятельства были иными… Если бы я был иным».
   Нет, она не могла изменить того, что есть. Не могла изменить себя.
   И Себастьян тоже не может.
   Лучше узнать правду теперь, чем жить глупыми мечтаниями.
   В полной, совершенной печали Девон прижалась к подушке.
   И тут услышала… щелчок открываемой двери. Откинув волосы с лица, Девон увидела в дверном проеме темную высокую фигуру. В эту же секунду сердце ее почти перестало биться, и Девон ощущала в груди только прерывистые, тупые толчки. Сознание замутилось. Время остановилось.
   Себастьян уже стоял у ее постели. Подсунув под Девон обе ладони, он поднял ее на руки.
   Утратив дар речи, Девон смотрела на его строгий профиль, очерченный лунным светом. Она угадала в нем целенаправленную решимость, почти яростную.
   Он крепче прижал ее к себе и ускорил шаги. Без единого слова, без единого звука он отнес ее вниз, в свою комнату. Не успела Девон свободно вздохнуть, как он снова заключил ее в объятия, такие тесные, что Девон чувствовала биение его сердца – как раз в том месте, на которое легла ее ладонь.
   Внезапный приступ острой душевной боли пронизал ее. Она лежит в его постели, подумала Девон, в которой он будет лежать со своей женой. В доме, где потом родятся его дети, родятся на этой самой кровати… Это невыносимо, совершенно невыносимо…
   – Зачем ты это делаешь? – вскричала она, не заботясь о том, что в голосе ее звучат слезы.
   С беспощадной ясностью вспомнила она, как во время званого обеда в лондонском доме Себастьяна его брат сказал ей, что Себастьян женится только на добропорядочной девушке безупречного происхождения.
   Голубой крови.
   Девон знала почему – из-за скандала, происшедшего по вине его матери. Он не сделает выбора, из-за которого ему самому может угрожать такой же скандал, с горечью подумала Девон. И на ней, девушке сомнительного происхождения, Себастьян не женится никогда.
   Как глупо и нелепо, что ей страстно хочется прошептать ему, что она любит его так же сильно, как и он ее, что она жаждет услышать от него предложение выйти за него замуж. Что ее происхождение из Сент-Джайлза ничего не значит, так же как и его пресловутое чувство долга.
   – Отпусти меня! – вскричала она.
   Полный душевной муки стон вырвался у Себастьяна вместе со словами:
   – Я не могу! Неужели ты не понимаешь, что я не могу тебя оставить? Не могу отпустить!
   В неистовом нетерпении он сорвал с нее всю одежду – и с себя тоже. Он ласкал ее тоже неистово, и Девон отвечала на эти ласки с такой же страстью, пока он вдруг не вскрикнул:
   – Перестань! Я больше не могу!
   Но это означало лишь то, что он даже не вошел, а ворвался в нее, а потом, прервав на считанные секунды серию частых и сильных ударов, посмотрел Девон в глаза и почти прорыдал:
   – Ты моя! Моя!
   Они отдалясь друг другу дважды, и после этого Себастьян лежал, изнеможенный, рядом с Девон, прикрыв глаза рукой. Усталая и дрожащая, Девон уткнулась лицом в подушку. Неожиданно для нее самой из уголка глаза скатилась на подушку единственная слезинка.
   До этого Девон пыталась угадать, что ждет ее в будущем… теперь она вдруг поняла.
   «Не могу отпустить».
   Джастин был прав. Себастьян на ней не женится. Он сделает ее своей любовницей.
   Но она не будет ни его любовницей, ни чьей-либо еще.
   Если она останется с ним, то тем самым превратится в шлюху, а она дала обет не быть ею ни в коем случае. Она не предаст свою мать таким путем. Она не предаст таким путем себя самое.
   Едва Девон узнала, что она незаконнорожденная, ей стал ненавистен тот, кто был ее отцом. Девон никогда не могла понять, как это ее мама, брошенная мужчиной, который причинил ей тем самым безмерное зло, продолжала его любить. Не понимала она и того, почему в материнских глазах застыла вечная печаль.
   Теперь она поняла и то и другое.
   Ей уготована, с болью призналась она себе, в своем роде та же дорога, что и ее матери. Как это ни горько, приходится смотреть правде в глаза.
   Она полюбила Себастьяна и будет любить его всегда. Но Себастьян принадлежит другому миру, для нее недосягаемому. Но в отличие от своей матери она, Девон, не впадет в отчаяние и не проведет всю жизнь в сожалениях о прошлом, мечтая о том, чего не может быть.
   Она сильнее этого.
   Как ни труден выбор, она знает, как ей следует поступить.
   Вернувшись в Лондон, они должны расстаться.

Глава 24

   Как только Девон уснула, Себастьян встал с постели и надел халат. Он осторожно взял Девон на руки и отнес в ее постель. Ему надо было подумать, а он не мог думать, когда она лежала с ним рядом.
   Она пошевелилась, когда он укрывал ее стеганым одеялом. Затаив дыхание, он постоял и подождал, пока она притихнет. Низко нагнулся, коснулся ее губ легким, словно дуновение, поцелуем и провел пальцем по ее щеке и подбородку.
   Еле слышный вздох сорвался с ее губ.
   Невероятная тяжесть сдавливала Себастьяну грудь, казалось, даже вытесняя весь воздух из легких. Он это сделал. И он в ответе за тени под ее глазами, за боль у нее в душе.
   Господи, он хотел бы сейчас горы сокрушить ради нее одним ударом, но вместо этого только вздохнул и выпрямился. Уйти от нее было ему труднее всего на свете.
   Себастьян даже не заметил, как дошел до того дерева, возле которого видел в последний раз свою мать много лет назад.
   Как ни странно, но его преследовал вовсе не образ матери. Он стоял, крепко смежив веки, и видел перед собою Девон в золотом ореоле шелковистых густых волос. Девон, маленькая и хрупкая, смотрела на него с озорной улыбкой, и глаза ее тоже сияли золотистым светом.
   Себастьян открыл глаза. На мгновение ему показалось, будто неистовый поток ветра подхватил его, пронес по всему миру и вернул назад.
   Ничто не сотрет память о ней. Никакое время не заглушит страсть, которую он питает к ней. К Девон.
   Она незабываема.
   А то, что он сделал, непростительно.
   Он нанес самому себе удар в спину.
   Хуже – он нанес удар в спину ей.
   Острая ненависть к себе омрачила душу Себастьяна. Он должен был напоминать себе снова и снова, что Девон не может принадлежать ему. Он не должен был даже дотрагиваться до нее, но он овладел ею, и теперь они оба за это расплачиваются.
   Положение сложилось… неразрешимое. И невыносимое.
   Все упирается в понятие ответственности. И в понятие долга.
   Долг.
   От этого слова Себастьяну стало тошно, оно стало ему поперек горла, не давало дышать.
   Всю жизнь он делал только то, чего ожидали от человека его положения. Предполагалось, что он женится на девушке своего круга, образованной и богатой. Себастьян скривил губы. Как же он был самонадеян! Воображал, что все у него идет по плану. Он произведет на свет наследника, сохранив таким образом имя семьи и ее состояние. Он убеждал себя, что жизнь его будет полной, такой, какая удовлетворит его.
   Но теперь все эти прекрасно обдуманные планы восстали против того, чего он хочет всем сердцем. Он разрывается между тем, что правильно, и тем, что благопристойно. Между тем, что он хочет сделать, и тем, что делать надо.
   Если бы это зависело только от него, он женился бы на Девон немедленно. Не имеет значения, что она бедна. К чертям все это – богатство, влияние, титул, да и его самого туда же. Кто он, в сущности, такой? Просто человек, как и все прочие, не хуже и не лучше.
   Но Девон… Она такая женщина, каких больше нет.
   В голове у Себастьяна звучали слова Джастина: «Она заслуживает настоящего мужчину, который любил бы ее, заботился о ней – дал бы ей все, чего она никогда не имела».
   Но ведь он, Себастьян, заботился о ней. И дал ей то, чего она никогда не имела.
   И он полюбил ее. Помоги ему Боже, он ее полюбил.
   Но все это не так просто… или он ошибается? Примет ли высшее общество Девон в качестве его супруги? Его передернуло при одной мысли о том, как бы ее называли в этом самом обществе. Нет ни малейшего сомнения, что Джастина ничуть не беспокоило бы, если бы они с Девон сожительствовали тайно. Джастин циничен, и скорее всего бунт старшего брата против законов света доставил бы ему истинное наслаждение.
   С того времени как его мать оставила семью, Себастьян дал себе обет, что в его жизни не будет более ни одного скандала, а на чести семьи – ни одного пятна. Но вдруг это как-то утратило свое значение. Они с Джастином вполне могут выдержать еще одну бурю.
   А Девон?
   Он вспомнил, как она выглядела накануне, быстро спускаясь с лестницы, полная юной радости, надежды и живости. Она так полагалась на него. Так ему верила.
   А он ее предал.
   Предал их обоих.
   Внезапно его словно озарило. Больше он ее не предаст. Ни за что.
   Решение ударило его в сердце. Пронеслось в крови по всем жилам.
   Долг, подумал он опять. Будь он проклят, этот долг! Чего ради он так уж хлопочет о долге? Он готов отдать все: и дом, и богатство, – только бы Девон стала его женой.
   Он хотел ее. Хотел, чтобы она была рядом. Завтра. Всегда. И плевать ему, что скажет по этому поводу пресловутый свет. Он должен сделать это во имя Девон – и во имя справедливости.
   Во имя собственного счастья.
   Близился рассвет, когда Себастьян наконец повалился на постель. Бремени, которое так его тяготило, больше не существовало. Завтра, сказал он себе, смежив веки. Завтра все переменится.
 
   Себастьян встал позже обычного. Принял ванну, оделся с помощью лакея. Он жаждал как можно скорее повидаться с Девон. Идя по длинному коридору, он миновал комнату Девон. Дверь была открыта, комната пуста, и белье на постели уже успели сменить. Внизу у лестницы ему повезло встретить одну из горничных.
   – Эллис, вы не знаете, где я мог бы найти мисс Девон?
   Девушка широко раскрыла глаза.
   – Кажется, она вышла на прогулку, – ответила она, кивнув в сторону двери.
   Себастьян тоже кивнул и направился к выходу, подумав, что, судя по реакции горничной на его вопрос, слугам было о чем посплетничать нынче утром. Но тут уж ничего не попишешь.
   Стук его каблуков эхом отдавался от стен прихожей. Лакей в ливрее поспешно распахнул дверь, и Себастьян вышел наружу. Вышел – и тотчас у него вырвалось довольно замысловатое ругательство. Он увидел, что возле дома привратника остановилась карета. Святой Георгий Победоносец, если это снова Джастин…
   Но это был вовсе не Джастин.
   Черная лакированная карета, отделанная красным и золотым, принадлежала вдовствующей герцогине Каррингтон. У герцогини было имение поблизости, и случалось, что она навешала Себастьяна, когда он приезжал к себе в резиденцию.
   Нельзя сказать, чтобы Себастьян особенно обрадовался визиту. Черт побери, почему его не оставят в покое?
   Один из выездных лакеев герцогини уже спустился с облучка и стоял наготове, когда дверца кареты распахнулась. Герцогиня вышла из экипажа с помощью слуги. Себастьян постарался скрыть свое неудовольствие и приготовился приветствовать ее.
   И в эту минуту он заметил Девон: она стояла возле ступенек крыльца и была явно смущена. Герцогиня, встретившись с Девон взглядом, поманила ее к себе движением трости.
   Себастьян затаил дыхание. Девон заговорила, но он не разобрал слов. Далее герцогиня окинула девушку внимательным взглядом и подставила ей свой локоть с тем, чтобы та проводила ее в дом!
   Себастьян ждал их, оставаясь на месте. Едва герцогиня вошла в прихожую, он сам закрыл входную дверь и склонился над рукой герцогини.
   – Ваша светлость, – проговорил он, – как приятно видеть вас снова.
   Я возвращаюсь в Лондон, – объявила старая дама. – Решила по пути заехать к вам, мы, кажется, сто лет не виделись. – Она взглянула на Девон вполне дружелюбно. – Кто эта очаровательная юная леди? Себастьян наклонил голову.
   – Ваша светлость, позвольте вам представить мисс Девон Сент-Джеймс. Девон, это вдовствующая герцогиня Каррингтон.
   Девон сделала реверанс.
   – Я очень рада познакомиться с вашей светлостью.
   Себастьян преисполнился невероятной гордостью.
   Но герцогиня продолжала внимательно разглядывать Девон.
   – Сент-Джеймс, – повторила она. – Мне знакома эта фамилия. – Герцогиня взяла в руку свой лорнет. – Смею сказать, что у вас совершенно необычные глаза. Просто сверхъестественно, как они напоминают… – Она не договорила, резко оборвав фразу. Подняла к глазам лорнет и принялась еще пристальнее изучать Девон, отчего та почувствовала себя крайне неловко. – Повернитесь, девочка, – скомандовала герцогиня. – Да-да, вот так. Теперь так…
   Взгляд герцогини остановился на шее Девон.
   – Это ожерелье, – произнесла она каким-то необычным, странным голосом. – Откуда оно у вас?
   Пульс у Девон отчего-то заколотился как бешеный. Она тронула кончиками пальцев ожерелье и высоко подняла голову.
   – Ожерелье, – заговорила она со спокойным достоинством, – принадлежало моей матери, она носила его, не снимая. Его подарил ей мой отец еще до моего рождения.
   Девон посмотрела на Себастьяна. Быть может, он ждет, что она изменит свою историю? Но она не станет искажать правду. Однако Себастьян ответил ей совершенно спокойным взглядом. Молчание прервала герцогиня.
   Пальцы герцогини ухватились за рукав Девон.
   – Кто ваша мать, дитя мое? Кем она была?
   – Она уже умерла. Ее имя Аме…
   Герцогиня подхватила, закончив слово вместо Девон:
   – Амелия. Это была Амелия Сент-Джеймс.
   Девон оцепенела. Откуда герцогиня могла узнать?..
   Старая женщина пошатнулась. Лицо у нее стало белым как мел. Девон поддержала ее под локоть, под другую руку ее взял Себастьян. Они вместе усадили герцогиню в кресло, и Себастьян спросил:
   – Вам дурно, ваша светлость?
   Герцогиня покачала головой:
   – Со мной все хорошо. Это правда, уверяю вас. Только дайте мне немного отдышаться. – Помолчав, она подозвала к себе Девон: – Подойдите ко мне, дитя мое. Подойдите и позвольте мне посмотреть на вас поближе.
   Герцогиня протянула руку девушке, и Девон инстинктивно взяла ее в свои ладони, чтобы хоть немного согреть холодные пальцы. Обе они молчали, но Девон почувствовала некоторое облегчение, заметив, что живые краски возвращаются на лицо старой женщины.
   – Ваша светлость, – не выдержала и пылко заговорила она. – Вам известно имя мамы. Как могли вы узнать его?
   Слабое подобие улыбки появилось на губах у герцогини.
   – Мне подсказало его ваше ожерелье, дитя. Когда-то оно было моим.
   Стоя за спиной у Девон, Себастьян с силой втянул в себя воздух.
   И больше ни звука. Наконец Девон выговорила чуть слышно:
   – Нет. Такого не могло быть.
   – Это правда, дитя мое. – Глаза у старой женщины наполнились слезами. – Я отдала ожерелье своему сыну Маркусу. Он умер много лет назад.
   Маркус. Сын герцогини. Повеса, о котором Джастин рассказывал Девон во время званого обеда в лондонском доме.
   – Незадолго до своей смерти, – продолжала герцогиня, – Маркус сказал мне, что подарил ожерелье женщине, с которой у него была связь. Ох, я так разозлилась тогда! Но теперь я понимаю, что этой женщиной была Амелия… ваша мать.
   Не вполне определенное, но настойчивое подозрение возникло в голове Девон, в достоверность его трудно было поверить, но тем не менее она решилась произнести – слабо и неуверенно:
   – Вы знали мою маму…
   – Да, детка, я ее знала. Она одно лето ухаживала за моими племянницами, о, как давно это было! Должна признаться, что Амелия мне очень нравилась. Что касается Маркуса, как бы вам сказать… его обаяние очень действовало на женщин, однако, хоть это и не слишком деликатное определение, он был просто негодником. Я подозревала, что Амелия питает к моему сыну нежное чувство. Но до сих пор я не была в этом уверена. Амелия уехала так внезапно. Однажды утром она просто исчезла. Оставила только коротенькую записочку, что вынуждена срочно уехать. Помню, что меня это потрясло. Больше мы о ней ничего и никогда не слышали. Я не могла понять, почему она, можно сказать, сбежала. Не могла вплоть до сегодняшнего дня.
   Герцогиня сняла перчатки. Искривленными ревматизмом пальцами погладила Девон по голове, потом взяла за подбородок и посмотрела ей прямо в глаза.
   – Вы очень похожи на свою маму, детка. Но ваши глаза, прекрасные золотистые глаза… – Голос у герцогини дрожал, дрожала и ее рука. – Они точь-в-точь такие, как у моего сына.