Страница:
Джек содрогнулся — он не разделял подобного желания.
— Что же сталось с той девушкой?
— Она почувствовала пагубную жалость к оракулам. Каждый из них привязывается к камню до конца своих дней. Делается это по двум причинам. Первая — это отделение разума от тела. Их привязывают так туго, что они не могут пошевелиться, и все, на что они способны, — это мыслить и прорицать. Чтобы отвлечься от телесных мук, они уходят в мир безумных видений и там улавливают проблески будущего.
Вторая причина в том, что те самые камни, к которым они привязаны, и дают им провидческую силу. Каждый камень точно срастается со своим оракулом. Магия острова льется юношам в спину — она делает их оракулами, сводит их с ума и медленно губит их. Камни для них — и материнское чрево, и колыбель, и могила.
Ш-ш. Еще одна капля жира упала в огонь.
— Неудивительно, что девушка жалела их. — Джек, хотя его и проняло холодом до костей, отодвинул стул от огня. Запах жареного мяса вызывал у него тошноту.
— Она тайком пробиралась в пещеру и ухаживала за ними. Особенно подружилась она с одним юношей. Его совсем недавно привязали к камню, и он едва дорос до того, чтобы называться мужчиной. Она видела, как он разлагается заживо, видела, как веревка врастает в тело, видела кровь, язвы и отмирание мускулов. Притом она впервые смотрела на все это глазами влюбленной девушки — и не могла этого выносить. Однажды она пришла к нему и увидела, что веревка окончательно вросла в его тело. Веревка покоилась под кожей и уже обрастала кровеносными сосудами, словно кость. От этого зрелища девушка обезумела. Она как раз вступила в пору созревания, и сила ее мужала вместе с телом. Она утратила власть над собой, и гнев ее излился на камни, на пещеру и на жрецов. Зал оракулов заколебался.
Тогда жрецы пришли за ней. Она отбивалась, брыкалась и визжала. В конце концов ее одолели — но перед этим она дала страшную клятву когда-нибудь уничтожить Ларн.
Жрецы унесли ее, связанную и окровавленную, из пещеры и заткнули ей рот мокрой тряпкой, чтобы остановить поток колдовской силы. Задыхаясь, она лишилась чувств. Очнулась она в темной каморке и по запаху курений поняла, что обречена на смерть. Спасла ее мать — калека, не владевшая правой стороной лица и правой рукой. Она посадила дочь в утлую лодку и пустила в предательские воды, окружающие остров.
Джек сидел очень тихо — за все время рассказа он не пошевельнулся и не моргнул.
— Что было с девушкой дальше? — спросил он. Тихоня пожал плечами:
— Должно быть, она все-таки достигла суши — иначе я не знал бы ее истории. Но что сталось с ней дальше, я не знаю. Все это случилось много лет назад. Быть может, она давно уже умерла и клятва ее забыта. А Ларн стоит по-прежнему, все такой же могущественный и смертоносный.
Джек встал. Дом травника вдруг показался ему тесным, как клетка. Запах жаркого был невыносим.
— Куда ты? — шагнул к нему Тихоня.
— На улицу. Мне нужно подышать воздухом.
— Нельзя. Тебя могут заметить.
Но Джек не уступил — необходимость побыть наедине с собой была так велика, что все остальное не имело значения.
— Я буду осторожен, — сказал он и вышел.
Дом травника, последний на улице, стоял на краю деревни — за ним начинались засеянные рожью поля. Джек пошел через распаханное поле к далекой роще. Было тепло, небо голубело, и земля под ногами был сухая. Он шел около часа, не думая ни о чем и только глядя перед собой.
Потный и запыхавшийся, он вступил под прохладную сень деревьев. Жужжали мухи, и птицы перекликались, предупреждая друг друга о его появлении. Джек нашел старый-престарый дуб с низко нависшими толстыми ветвями, в три обхвата толщиной, и сел под ним, прислонившись спиной к стволу и положив ноги на его узловатые корни. Свесив голову на грудь, он глубоко вздохнул — и долго сдерживаемые чувства вырвались на волю.
Тарисса, Мелли, форт, мать и почему-то девушка с Ларна — все нахлынуло на него разом. Джек тихо заплакал, вспоминая, как Тарисса стояла на коленях перед ним и умоляла взять ее с собой. Потом ему вспомнился часовой, упавший со стены форта и так старавшийся дотянуться до его руки. Потом мать, которая на краю смерти упорно отказывалась от помощи лекарей, — он до сих пор не понимал почему.
Слезы принесли ему облегчение. Он так долго носил всю эту тяжесть в себе, через силу стараясь быть стойким. Но это была никакая не стойкость, а страх — страх перед будущим. Джек вытер глаза. Теперь он больше не сомневался в том, что ему уготован особый жребий.
Их с Кайлоком судьбы как-то связаны. Даже имя нового короля оказывает на него странное действие. Джек глядел в чащу леса и понимал, что Кайлок — это зло. Не судьбой ли послано ему, Джеку, недавнее видение? Не его ли предназначение сразиться с Кайлоком?
Джек вскочил на ноги. Его обуревало желание действовать. Он двинулся обратно через поле, к дому травника. Как только он вышел из-под деревьев, солнце показалось из-за туч, словно благословляя его. Джек шел быстро — ему не терпелось начать. Нужно скорее перенять от Тихони все, чему тот может научить.
Краем глаза Таул следил за Катериной. Ее лицо выражало неприкрытую живейшую ненависть. У прочих свидетелей тоже был не слишком радостный вид — не считая, конечно, Мейбора, который сиял, словно рыбак после удачной ловли, — но все они предусмотрительно надели на лица застывшие улыбки.
Мелли и герцог стояли бок о бок у алтаря лицом к архиепископу. Их полукольцом окружал причт с молитвенниками и кропилами в руках. Сбоку целых четыре писца записывали на пергаменте весь ход церемонии. Когда обряд совершится, всех свидетелей, числом до двадцати, попросят проставить подпись и число под каждым пергаментом. Герцог все предусмотрел. И Таул тоже: оба выхода из часовни охраняет рота солдат. Непрошеных гостей на свадьбе не будет.
В багряном платье, с рубинами в цвет ему на шее, Мелли выглядит просто царственно. Все взоры прикованы к ней. Скоро она станет герцогиней — а после, если герцог добьется своего, и королевой. Таулу трудно было слушать службу — все молитвы и обеты звучали фальшиво. Он не хотел вдумываться в причину этого, боясь даже мысленно нарушить свою присягу.
Вместо этого он обдумывал меры безопасности. Самое опасное — это переход из часовни в покои герцога. Там, у себя, новобрачным уже ничто не грозит. Покои герцога днем и ночью охраняются двумя часовыми, а Таул увеличил их число до восьми. Вход только один, причем он, к счастью, находится ниже, чем жилые покои. Таул лично проследил за приготовлением всех блюд и напитков. В его присутствии двое служителей пробовали все, что предназначалось для свадебного стола. По его совету герцог и Мелли отпразднуют свадьбу вдвоем, у себя, подальше от Баралиса и враждебного двора.
Сегодня все должно сойти гладко — а вот завтра, когда весь город узнает о венчании и новобрачным придется выйти на люди, начнутся настоящие трудности. Охрана Мелли тогда превратится в сущий кошмар.
Таул вовремя вернулся мыслями к церемонии, чтобы услышать, как архиепископ объявляет брачующихся мужем и женой. Когда герцог поцеловал Мелли, холод прошел у Таула по спине. Он встал, не желая смотреть на счастливую пару. Пока все прочие поздравляли молодых, он ушел на зады часовни, прислонился к деревянной опоре и стал ждать, когда придет время сопровождать супругов в их покои.
— Вы сказали, что проводите меня до самого хода, — недовольно ответил Трафф. Он не доверял лорду.
— За тем поворотом увидишь двойные двери. По обе их стороны стоят часовые, но они пропустят тебя. — Баралис опустил капюшон на глаза — на нем был темный, сливавшийся с тенью плащ. — А мне нужно идти.
— Я думал, вы дождетесь моего возвращения. — Трафф видел, что Баралис волнуется, не желая быть застигнутым рядом с ним.
— Я приду сюда чуть позже, — отрезал Баралис, озираясь по сторонам. — И дождусь тебя, как обещал. А теперь ступай.
Трафф не двинулся с места — не позволит он помыкать собой, как простым слугой. Кроме того, Баралис лжет: не станет он дожидаться.
— Постой здесь еще немного, мой друг, — разгневался Баралис, — и добрый герцог как раз успеет распечатать свою молодую жену. Придется тебе довольствоваться объедками с чужого стола. — Баралис придвинулся ближе. — Или это лучшее, на что может надеяться человек твоего пошиба?
Трафф едва не ударил его. Тот ласково улыбнулся и покачал головой:
— Полно, Трафф. Уж кому, как не тебе, знать, что меня нельзя трогать.
Трафф попытался опустить руку, но мышцы не повиновались ему. Слабый, но легко различимый запах горячего металла появился в воздухе — появился и пропал. Рука опустилась сама — она налилась тяжестью, и Траффу стало больно. Баралис смотрел ему прямо в глаза.
— Ты знаешь, что нужно делать. Иди.
На этот раз Трафф послушно пошел по коридору. Назад он не оглядывался. Руку слегка сводило судорогой, но он не обращал на это внимания. К боли он привык — но чего он не выносил, так это колдовства.
Он свернул за угол и сразу увидел двойные двери и часовых. Они выпивали, а заметив его, отвернулись и совсем ушли носами в свои чаши. Траффу они показались знакомыми. Он открыл одну из створок, вошел и оказался в часовне.
После колдовства он пуще всего ненавидел религию и все, что с ней связано: ароматические свечи, длинные церемонии и самодовольных попов. Он достал кисет с табаком и сунул за щеку щедрую порцию. Пожевав чуть-чуть, он плюнул, и ему сразу стало легче: половина удовольствия от жвачки состоит в том, чтобы плюнуть. Плевком можно сказать многое. Чуть помедлив, он растер жвачку ногой на полу часовни и прошел за алтарь.
Средняя панель, сказал Баралис. Правду сказал — она открылась, как только Трафф нажал на нее слева. Заглянув внутрь, он шепотом выругался. Экий он дурак — не подумал о свете. Он взял с алтаря свечу и вошел. Прежде чем подняться по лестнице, он прикрыл за собой панель. При этом свеча наклонилась, и горячий жидкий воск пролился ему на руку. На этот раз он обругал и Баралиса: воск попал как раз на место ожога, которым Баралис наградил его в замке Харвелл. Новая кожа была еще нежна, а память — свежа. Трафф угрюмо потряс головой: он ненавидел Баралиса так, как только можно ненавидеть человека. Но теперь это не важно: главное — получить Мелли. Она принадлежит ему — ее отец пообещал ее Траффу. Только потом лорд Мейбор, похоже, взял назад свое слово. Трафф двинулся вверх по ступенькам. С Мейбором, как и с Баралисом, он расквитается позже.
Лестница винтом поднималась в самое сердце дворца, и с каждой ступенькой возбуждение Траффа росло. Скоро он получит Мелли.
— Сдается мне, ты прав, Грифт. Только он смотрит еще злее, чем когда я видел его в последний раз.
— В том-то и беда, Боджер. Настоящая беда. Такой, как Трафф, родную мать готов убить за сотню золотых.
— Лучше ни о чем не спрашивать, Грифт. Лучше вовсе об этом не говорить.
Боится Боджер, подумал Грифт. Надо было прийти сюда одному — нынче им незачем торчать у часовни вдвоем.
— Ступай-ка на кухню, Боджер, — добудь себе чего-нибудь на ужин.
— Нет, Грифт, я останусь с тобой. Кто знает, что будет, когда Трафф пойдет назад.
— Ты настоящий друг, Боджер. — Грифт смотрел на своего товарища — слишком тот молод, чтобы вмешивать его в такое дело: как ни крути, а добром оно не кончится. — Знаешь что?
— Что, Грифт?
— Что бы ни случилось, нам все равно худо придется. Если мы будем ждать тут, покуда Трафф сделает свое дело, а потом поднимем тревогу, нас все равно вышвырнут на улицу. Все скажут, что мы напились на посту, и нам ничего не останется, кроме как согласиться с этим.
— Но как же быть с Баралисом, Грифт? Он не из тех, кому можно перечить.
— А что у него на уме, у Баралиса? Куда ведет этот ход? — Грифт понизил голос до шепота. — Не к самому ли герцогу? Тогда нам в пору самим себе глотки перерезать. — Грифт быстро хлебнул эля для храбрости. — Давай-ка действовать, Боджер. Терять нам все равно нечего.
— Как действовать, Грифт? Грифт призадумался.
— Вот что: бежим на кухню, сыщем там юного Хвата, расскажем ему обо всем и пошлем его за тем высоким белокурым бойцом — пускай тот разделается с Траффом.
— Это ты про герцогского бойца, Грифт?
— Ну да, про него. Идешь со мной?
— Иду, Грифт.
Но не успел он налить себе эля, в комнату влетел Хват.
— Таул! Таул! Скорей! Беги за мной. — Мальчик едва дышал после быстрого бега. Таул мигом вскочил на ноги. Рука скользнула к поясу, нашарив меч.
— Что случилось?
Взбудораженный Хват едва мог говорить. Он топнул ногой и выпалил:
— Баралис подослал к герцогу убийцу.
Таул выскочил из комнаты, отпихнув Хвата с дороги.
— Нет, не туда — беги за мной.
— Куда?
— В людской часовне есть ход, ведущий к герцогу. Убийца прошел там.
Таул пронесся через кухню и пекарню. Он смутно слышал, что Хват следует за ним. До часовни он добежал меньше чем за минуту. У дверей стояли двое часовых. Не теряя времени, Таул влетел в часовню и дико повел глазами вокруг:
— Где этот ход?
Хват догнал его.
— За средней панелью алтаря.
Таул метнулся туда и сорвал панель со стены. За ней стоял кромешный мрак, но Таул ринулся в проем, не желая задерживаться из-за свеч. Путь был один — вверх по лестнице. Таул понесся, прыгая через четыре ступеньки.
Лестница кончилась, и Таул, ничего не видя, ощупал преграду. Дерево — должно быть, дверь. Откачнувшись назад, Таул ударил в нее плечом. Она треснула, и щепки вонзились в тело.
Таул почти не почувствовал этого и снова налег на дверь. С той стороны ее подпирало что-то тяжелое. Таул бил раз за разом. В трещины уже проникал свет. Таул различил большой письменный стол — кто-то загородил им дверь.
До его слуха донесся женский вопль. Мелли! Собрав всю свою силу, Таул бросился на дверь. Стол сдвинулся немного — на ладонь. Этого хватило. Таул пролез между дверью и столом. Вопль прекратился. Таул с грохотом отшвырнул стол от двери. Позади Хват пытался пролезть в проломленную дыру.
— Стой на месте, — приказал Таул, и тот подчинился.
В маленькой комнате, где очутился Таул, на полу в луже крови лежал часовой с перерезанным горлом. Не тратя времени на мертвого, Таул огляделся. Он не был знаком с покоями герцога, но знал, что комнат в них много. Переведя дыхание, он вынул меч и двинулся к двери. В этой комнате, кабинете герцога, он бывал, и дверь в ней была только одна — по крайней мере раньше он так думал. Герцог совершил большую глупость, не сказав ему про потайной ход.
Обыкновенная дверь, ведущая, должно быть, в спальню, была закрыта. Таул тихо подобрался к ней. Мелли больше не кричит — значит она либо мертва, либо ранена, либо убийца заставил ее замолчать. Убийца должен знать, что Таул здесь: взлом наделал много шума.
Таул осторожно толкнул дверь ногой и прижался к стене.
— Стой где стоишь, — сказал голос изнутри. — Не то я ей кишки выпущу.
Ей? Значит, герцог уже мертв. Таул услышал шаги и свист шелка.
— Отойди, — сказал голос. — Я выхожу вместе с девушкой.
Таул медленно отошел от двери и наткнулся на пюпитр. Ухватившись за него рукой, чтобы не упасть, он нащупал подсвечник. Таул безотчетно зажал его в руке и спрятал за спину.
Мелли вышла первая, и у Таула перехватило дыхание. Ее лицо, шея и грудь были обагрены кровью. Волосы растрепались, на платье виднелись темные пятна. Она ступила за порог, и Таул увидел нож, приставленный к ее спине.
— Бросай меч, — сказал тот, кто держал нож. — Живо! Таул наклонился и швырнул меч вперед, под ноги Мелли. На глазах у нее блестели слезы. Она дрожала, сама не своя от ужаса. Таул кивнул ей. Она двинулась вперед, и убийца — за ней.
— Назад! — крикнул он Таулу.
Таул поудобнее перехватил подсвечник за спиной. Сделав вид, что отступает, он выбросил руку вперед, метнул подсвечник в лицо врагу и сам прыгнул следом. Оказавшись справа от Мелли, он толкнул ее вперед и крикнул:
— Беги!
Не успел крик сорваться с его губ, нож вошел ему в бок. Боль, пронзившая тело, зажгла в Тауле гнев. Кулаком он двинул убийцу в челюсть. Нож снова взвился в воздух, но кулак был быстрее. За кулаком последовал локоть, и убийца отлетел к двери. Горячая кровь струилась по бедру Таула. Левой рукой Таул сдавил правое запястье противника. Это была мертвая хватка, но тот не выпустил нож.
Осененный внезапной мыслью Таул чуть ослабил хватку. Убийца улыбнулся, подумав, что Таул уступает. При виде этой улыбки Таул откинул голову и лбом со всего размаху треснул врага по носу. Кость хрустнула, и хлынула кровь. Убийца завопил. Таул стукнул его рукой о дверную раму, заставив выронить нож. Потом, преодолевая головокружение, ударил снова — прямо по сломанному носу, вдавив осколки кости в мозг. Убийца не удержался на ногах. Таул позволил ему упасть, подставив подхваченный с пола нож.
Убийца рухнул на пол уже мертвым, с собственным ножом в груди.
Таул прислонился к дверному косяку. Мелли бросилась к нему.
— Я же велел тебе уходить, — сказал он, с трудом переводя дыхание.
Она перешагнула через труп убийцы и кинулась в спальню. Оглянувшись, Таул увидел ее на коленях у тела герцога. Зажав кулаком рану в боку, Таул опустился на колени рядом с ней. У герцога, как и у часового, было перерезано горло.
— Он мертв, — прошептал Таул, обняв Мелли за плечи. Огромные слезы катились у Мелли по щекам. Она не обернулась к Таулу и не сказала ни слова. — Пойдем, — мягко сказал он. — Нельзя тебе здесь оставаться. — Мысль его бешено работала. Мелли в большой опасности. Надо уходить из дворца сейчас же, пока не обнаружено тело. Нельзя, чтобы ее обвинили в соучастии, — лучше увести ее отсюда.
— Он ждал нас здесь, в спальне, — тусклым голосом произнесла она. — Выскочил внезапно и...
— Ш-ш. — Таул взял ее за руку. — Пойдем со мной. Здесь ты в опасности. — Он потянул ее за собой, но она не двинулась с места. Другой рукой она сжимала руку герцога. Она поднесла ее к губам и стала целовать пальцы, один за другим.
Таул увидел Хвата, стоящего на пороге, и сказал ему одними губами:
— Приведи лорда Мейбора. — Мелли не в себе, и нужен родной человек, чтобы привести ее в чувство. Хват убежал. Таул встал и подошел к постели, усыпанной лилиями и лепестками роз. Брак не был осуществлен — стало быть, он не считается законным. У Мелли не будет никаких прав, все перейдет к Катерине. Кайлок все-таки получит Брен.
Таул стянул с постели покрывало, разбросав цветы, и накинул его на Мелли. Волосы ее слиплись от крови. Платье спереди промокло от слез. Он ничем не мог помочь ей.
Чувствуя себя бесполезным, он вышел из спальни. Его снедало нетерпение. Кто знает, сколько времени им отпущено. Вряд ли часовые могли услышать крики и шум борьбы — они находятся этажом ниже, за двумя закрытыми дверьми. Но тревогу может поднять тот, кто послал убийцу. Это скорее всего Баралис, а Катерина ему помогает. Дочь герцога, по всей вероятности, знала о потайном ходе. Таул оторвал полу камзола и туго перевязал бок, чтобы остановить кровь. Если Катерина как-то замешана в убийстве, Мелли грозит страшная опасность. Катерина ненавидит ее. Она заточит Мелли в тюрьму или казнит. Она теперь герцогиня Бренская и может делать все, что ей заблагорассудится.
— Где она? — спросил Мейбор, входя в комнату с Хватом. — Где Меллиандра?
— В спальне, с герцогом, — сказал Таул, останавливая его. — Будьте с ней помягче.
— Непременно, — кивнул Мейбор. Он прошел в спальню. Таул потрепал мальчика по голове.
— Ты молодчина, Хват. Я горжусь тобой.
— Нет, Таул. Это ты молодец. Я просто сбегал за тобой.
Таул медленно покачал головой:
— Я потерпел неудачу, Хват. В который раз.
На пороге появился Мейбор с Мелли, которая тяжело опиралась на него, глядя куда-то в пространство.
— Пойдемте отсюда, — сказал Таул.
— Куда? — спросил Мейбор.
— Надо увести Мелли... Меллиандру из дворца. Здесь ее жизнь в опасности. Катерина схватит ее, как только об убийстве станет известно.
— Ты прав, — уронил Мейбор. — Я знаю одно место, куда мы сможем пойти. — Он достал из-за пазухи клочок бумаги и подал Таулу. Там был записан какой-то адрес.
— Чей это дом?
— Лорда Кравина. Он находится в южной части города. Кравин сказал, что я могу пользоваться им в случае нужды.
— Значит, туда и отправимся. Не знаешь ли, Хват, как можно незаметно выбраться из дворца? — Хват кивнул, и Таула это нисколько не удивило.
— Знаю. Там, под лестницей, есть дыра, в которую можно пролезть. А когда мы окажемся на той стороне, я мигом выведу вас наружу. Этот дворец весь пронизан потайными ходами. В некоторых, конечно, пованивает, а лорду Мейбору трудненько будет протиснуться в ту дыру. — Хват смерил Мейбора взглядом. — Как бы не пришлось ее расширять.
— Ладно, Хват, — отрубил Таул. — Как-нибудь справимся. Пошли. — И он повел свой маленький отряд вниз по лестнице. Как и предсказывал Хват, дыра оказалась маловата для Мейбора, и Таул принялся расширять ее, отбивая камень рукояткой ножа. Они проползли по вентиляционному каналу, и Хват вывел их из дворца в темный город.
В Брене стояла холодная безлунная ночь. Звезд на небе не было, и никто не видел беглецов. Ветер налетал с Большого озера, подталкивая их в спину.
XXXVI
— Что же сталось с той девушкой?
— Она почувствовала пагубную жалость к оракулам. Каждый из них привязывается к камню до конца своих дней. Делается это по двум причинам. Первая — это отделение разума от тела. Их привязывают так туго, что они не могут пошевелиться, и все, на что они способны, — это мыслить и прорицать. Чтобы отвлечься от телесных мук, они уходят в мир безумных видений и там улавливают проблески будущего.
Вторая причина в том, что те самые камни, к которым они привязаны, и дают им провидческую силу. Каждый камень точно срастается со своим оракулом. Магия острова льется юношам в спину — она делает их оракулами, сводит их с ума и медленно губит их. Камни для них — и материнское чрево, и колыбель, и могила.
Ш-ш. Еще одна капля жира упала в огонь.
— Неудивительно, что девушка жалела их. — Джек, хотя его и проняло холодом до костей, отодвинул стул от огня. Запах жареного мяса вызывал у него тошноту.
— Она тайком пробиралась в пещеру и ухаживала за ними. Особенно подружилась она с одним юношей. Его совсем недавно привязали к камню, и он едва дорос до того, чтобы называться мужчиной. Она видела, как он разлагается заживо, видела, как веревка врастает в тело, видела кровь, язвы и отмирание мускулов. Притом она впервые смотрела на все это глазами влюбленной девушки — и не могла этого выносить. Однажды она пришла к нему и увидела, что веревка окончательно вросла в его тело. Веревка покоилась под кожей и уже обрастала кровеносными сосудами, словно кость. От этого зрелища девушка обезумела. Она как раз вступила в пору созревания, и сила ее мужала вместе с телом. Она утратила власть над собой, и гнев ее излился на камни, на пещеру и на жрецов. Зал оракулов заколебался.
Тогда жрецы пришли за ней. Она отбивалась, брыкалась и визжала. В конце концов ее одолели — но перед этим она дала страшную клятву когда-нибудь уничтожить Ларн.
Жрецы унесли ее, связанную и окровавленную, из пещеры и заткнули ей рот мокрой тряпкой, чтобы остановить поток колдовской силы. Задыхаясь, она лишилась чувств. Очнулась она в темной каморке и по запаху курений поняла, что обречена на смерть. Спасла ее мать — калека, не владевшая правой стороной лица и правой рукой. Она посадила дочь в утлую лодку и пустила в предательские воды, окружающие остров.
Джек сидел очень тихо — за все время рассказа он не пошевельнулся и не моргнул.
— Что было с девушкой дальше? — спросил он. Тихоня пожал плечами:
— Должно быть, она все-таки достигла суши — иначе я не знал бы ее истории. Но что сталось с ней дальше, я не знаю. Все это случилось много лет назад. Быть может, она давно уже умерла и клятва ее забыта. А Ларн стоит по-прежнему, все такой же могущественный и смертоносный.
Джек встал. Дом травника вдруг показался ему тесным, как клетка. Запах жаркого был невыносим.
— Куда ты? — шагнул к нему Тихоня.
— На улицу. Мне нужно подышать воздухом.
— Нельзя. Тебя могут заметить.
Но Джек не уступил — необходимость побыть наедине с собой была так велика, что все остальное не имело значения.
— Я буду осторожен, — сказал он и вышел.
Дом травника, последний на улице, стоял на краю деревни — за ним начинались засеянные рожью поля. Джек пошел через распаханное поле к далекой роще. Было тепло, небо голубело, и земля под ногами был сухая. Он шел около часа, не думая ни о чем и только глядя перед собой.
Потный и запыхавшийся, он вступил под прохладную сень деревьев. Жужжали мухи, и птицы перекликались, предупреждая друг друга о его появлении. Джек нашел старый-престарый дуб с низко нависшими толстыми ветвями, в три обхвата толщиной, и сел под ним, прислонившись спиной к стволу и положив ноги на его узловатые корни. Свесив голову на грудь, он глубоко вздохнул — и долго сдерживаемые чувства вырвались на волю.
Тарисса, Мелли, форт, мать и почему-то девушка с Ларна — все нахлынуло на него разом. Джек тихо заплакал, вспоминая, как Тарисса стояла на коленях перед ним и умоляла взять ее с собой. Потом ему вспомнился часовой, упавший со стены форта и так старавшийся дотянуться до его руки. Потом мать, которая на краю смерти упорно отказывалась от помощи лекарей, — он до сих пор не понимал почему.
Слезы принесли ему облегчение. Он так долго носил всю эту тяжесть в себе, через силу стараясь быть стойким. Но это была никакая не стойкость, а страх — страх перед будущим. Джек вытер глаза. Теперь он больше не сомневался в том, что ему уготован особый жребий.
Их с Кайлоком судьбы как-то связаны. Даже имя нового короля оказывает на него странное действие. Джек глядел в чащу леса и понимал, что Кайлок — это зло. Не судьбой ли послано ему, Джеку, недавнее видение? Не его ли предназначение сразиться с Кайлоком?
Джек вскочил на ноги. Его обуревало желание действовать. Он двинулся обратно через поле, к дому травника. Как только он вышел из-под деревьев, солнце показалось из-за туч, словно благословляя его. Джек шел быстро — ему не терпелось начать. Нужно скорее перенять от Тихони все, чему тот может научить.
* * *
— И пред священным ликом Бога, с благословения пресветлого Спасителя нашего Борка призываю всех присутствующих здесь назвать причины, кои могут воспрепятствовать этому браку. — Архиепископ Бренский, высокий, с тонким гнусавым голосом, обвел глазами часовню. Никто не шелохнулся.Краем глаза Таул следил за Катериной. Ее лицо выражало неприкрытую живейшую ненависть. У прочих свидетелей тоже был не слишком радостный вид — не считая, конечно, Мейбора, который сиял, словно рыбак после удачной ловли, — но все они предусмотрительно надели на лица застывшие улыбки.
Мелли и герцог стояли бок о бок у алтаря лицом к архиепископу. Их полукольцом окружал причт с молитвенниками и кропилами в руках. Сбоку целых четыре писца записывали на пергаменте весь ход церемонии. Когда обряд совершится, всех свидетелей, числом до двадцати, попросят проставить подпись и число под каждым пергаментом. Герцог все предусмотрел. И Таул тоже: оба выхода из часовни охраняет рота солдат. Непрошеных гостей на свадьбе не будет.
В багряном платье, с рубинами в цвет ему на шее, Мелли выглядит просто царственно. Все взоры прикованы к ней. Скоро она станет герцогиней — а после, если герцог добьется своего, и королевой. Таулу трудно было слушать службу — все молитвы и обеты звучали фальшиво. Он не хотел вдумываться в причину этого, боясь даже мысленно нарушить свою присягу.
Вместо этого он обдумывал меры безопасности. Самое опасное — это переход из часовни в покои герцога. Там, у себя, новобрачным уже ничто не грозит. Покои герцога днем и ночью охраняются двумя часовыми, а Таул увеличил их число до восьми. Вход только один, причем он, к счастью, находится ниже, чем жилые покои. Таул лично проследил за приготовлением всех блюд и напитков. В его присутствии двое служителей пробовали все, что предназначалось для свадебного стола. По его совету герцог и Мелли отпразднуют свадьбу вдвоем, у себя, подальше от Баралиса и враждебного двора.
Сегодня все должно сойти гладко — а вот завтра, когда весь город узнает о венчании и новобрачным придется выйти на люди, начнутся настоящие трудности. Охрана Мелли тогда превратится в сущий кошмар.
Таул вовремя вернулся мыслями к церемонии, чтобы услышать, как архиепископ объявляет брачующихся мужем и женой. Когда герцог поцеловал Мелли, холод прошел у Таула по спине. Он встал, не желая смотреть на счастливую пару. Пока все прочие поздравляли молодых, он ушел на зады часовни, прислонился к деревянной опоре и стал ждать, когда придет время сопровождать супругов в их покои.
* * *
— Отсюда пойдешь один, — прошипел Баралис.— Вы сказали, что проводите меня до самого хода, — недовольно ответил Трафф. Он не доверял лорду.
— За тем поворотом увидишь двойные двери. По обе их стороны стоят часовые, но они пропустят тебя. — Баралис опустил капюшон на глаза — на нем был темный, сливавшийся с тенью плащ. — А мне нужно идти.
— Я думал, вы дождетесь моего возвращения. — Трафф видел, что Баралис волнуется, не желая быть застигнутым рядом с ним.
— Я приду сюда чуть позже, — отрезал Баралис, озираясь по сторонам. — И дождусь тебя, как обещал. А теперь ступай.
Трафф не двинулся с места — не позволит он помыкать собой, как простым слугой. Кроме того, Баралис лжет: не станет он дожидаться.
— Постой здесь еще немного, мой друг, — разгневался Баралис, — и добрый герцог как раз успеет распечатать свою молодую жену. Придется тебе довольствоваться объедками с чужого стола. — Баралис придвинулся ближе. — Или это лучшее, на что может надеяться человек твоего пошиба?
Трафф едва не ударил его. Тот ласково улыбнулся и покачал головой:
— Полно, Трафф. Уж кому, как не тебе, знать, что меня нельзя трогать.
Трафф попытался опустить руку, но мышцы не повиновались ему. Слабый, но легко различимый запах горячего металла появился в воздухе — появился и пропал. Рука опустилась сама — она налилась тяжестью, и Траффу стало больно. Баралис смотрел ему прямо в глаза.
— Ты знаешь, что нужно делать. Иди.
На этот раз Трафф послушно пошел по коридору. Назад он не оглядывался. Руку слегка сводило судорогой, но он не обращал на это внимания. К боли он привык — но чего он не выносил, так это колдовства.
Он свернул за угол и сразу увидел двойные двери и часовых. Они выпивали, а заметив его, отвернулись и совсем ушли носами в свои чаши. Траффу они показались знакомыми. Он открыл одну из створок, вошел и оказался в часовне.
После колдовства он пуще всего ненавидел религию и все, что с ней связано: ароматические свечи, длинные церемонии и самодовольных попов. Он достал кисет с табаком и сунул за щеку щедрую порцию. Пожевав чуть-чуть, он плюнул, и ему сразу стало легче: половина удовольствия от жвачки состоит в том, чтобы плюнуть. Плевком можно сказать многое. Чуть помедлив, он растер жвачку ногой на полу часовни и прошел за алтарь.
Средняя панель, сказал Баралис. Правду сказал — она открылась, как только Трафф нажал на нее слева. Заглянув внутрь, он шепотом выругался. Экий он дурак — не подумал о свете. Он взял с алтаря свечу и вошел. Прежде чем подняться по лестнице, он прикрыл за собой панель. При этом свеча наклонилась, и горячий жидкий воск пролился ему на руку. На этот раз он обругал и Баралиса: воск попал как раз на место ожога, которым Баралис наградил его в замке Харвелл. Новая кожа была еще нежна, а память — свежа. Трафф угрюмо потряс головой: он ненавидел Баралиса так, как только можно ненавидеть человека. Но теперь это не важно: главное — получить Мелли. Она принадлежит ему — ее отец пообещал ее Траффу. Только потом лорд Мейбор, похоже, взял назад свое слово. Трафф двинулся вверх по ступенькам. С Мейбором, как и с Баралисом, он расквитается позже.
Лестница винтом поднималась в самое сердце дворца, и с каждой ступенькой возбуждение Траффа росло. Скоро он получит Мелли.
* * *
— Я мог бы поклясться, что это был Трафф. А ты, Боджер?— Сдается мне, ты прав, Грифт. Только он смотрит еще злее, чем когда я видел его в последний раз.
— В том-то и беда, Боджер. Настоящая беда. Такой, как Трафф, родную мать готов убить за сотню золотых.
— Лучше ни о чем не спрашивать, Грифт. Лучше вовсе об этом не говорить.
Боится Боджер, подумал Грифт. Надо было прийти сюда одному — нынче им незачем торчать у часовни вдвоем.
— Ступай-ка на кухню, Боджер, — добудь себе чего-нибудь на ужин.
— Нет, Грифт, я останусь с тобой. Кто знает, что будет, когда Трафф пойдет назад.
— Ты настоящий друг, Боджер. — Грифт смотрел на своего товарища — слишком тот молод, чтобы вмешивать его в такое дело: как ни крути, а добром оно не кончится. — Знаешь что?
— Что, Грифт?
— Что бы ни случилось, нам все равно худо придется. Если мы будем ждать тут, покуда Трафф сделает свое дело, а потом поднимем тревогу, нас все равно вышвырнут на улицу. Все скажут, что мы напились на посту, и нам ничего не останется, кроме как согласиться с этим.
— Но как же быть с Баралисом, Грифт? Он не из тех, кому можно перечить.
— А что у него на уме, у Баралиса? Куда ведет этот ход? — Грифт понизил голос до шепота. — Не к самому ли герцогу? Тогда нам в пору самим себе глотки перерезать. — Грифт быстро хлебнул эля для храбрости. — Давай-ка действовать, Боджер. Терять нам все равно нечего.
— Как действовать, Грифт? Грифт призадумался.
— Вот что: бежим на кухню, сыщем там юного Хвата, расскажем ему обо всем и пошлем его за тем высоким белокурым бойцом — пускай тот разделается с Траффом.
— Это ты про герцогского бойца, Грифт?
— Ну да, про него. Идешь со мной?
— Иду, Грифт.
* * *
Таул сидел в своей комнате за кухней. Свадьба прошла гладко, как и было задумано. Он только что благополучно проводил Мелли и герцога в их покои. Сначала он хотел остаться у дверей на всю ночь — но вряд ли это необходимо, если там несут караул восемь часовых. Притом ему это было бы тяжело. Именно в эту ночь. Он не мог бы стоять у дверей герцога и не думать о том, что за ними происходит: о брачной ночи, о брачной постели. Нет. Лучше посидеть здесь и тихо выпить в одиночку. А там еще добавить — так и ночь пройдет. Уснуть он все равно не сможет.Но не успел он налить себе эля, в комнату влетел Хват.
— Таул! Таул! Скорей! Беги за мной. — Мальчик едва дышал после быстрого бега. Таул мигом вскочил на ноги. Рука скользнула к поясу, нашарив меч.
— Что случилось?
Взбудораженный Хват едва мог говорить. Он топнул ногой и выпалил:
— Баралис подослал к герцогу убийцу.
Таул выскочил из комнаты, отпихнув Хвата с дороги.
— Нет, не туда — беги за мной.
— Куда?
— В людской часовне есть ход, ведущий к герцогу. Убийца прошел там.
Таул пронесся через кухню и пекарню. Он смутно слышал, что Хват следует за ним. До часовни он добежал меньше чем за минуту. У дверей стояли двое часовых. Не теряя времени, Таул влетел в часовню и дико повел глазами вокруг:
— Где этот ход?
Хват догнал его.
— За средней панелью алтаря.
Таул метнулся туда и сорвал панель со стены. За ней стоял кромешный мрак, но Таул ринулся в проем, не желая задерживаться из-за свеч. Путь был один — вверх по лестнице. Таул понесся, прыгая через четыре ступеньки.
Лестница кончилась, и Таул, ничего не видя, ощупал преграду. Дерево — должно быть, дверь. Откачнувшись назад, Таул ударил в нее плечом. Она треснула, и щепки вонзились в тело.
Таул почти не почувствовал этого и снова налег на дверь. С той стороны ее подпирало что-то тяжелое. Таул бил раз за разом. В трещины уже проникал свет. Таул различил большой письменный стол — кто-то загородил им дверь.
До его слуха донесся женский вопль. Мелли! Собрав всю свою силу, Таул бросился на дверь. Стол сдвинулся немного — на ладонь. Этого хватило. Таул пролез между дверью и столом. Вопль прекратился. Таул с грохотом отшвырнул стол от двери. Позади Хват пытался пролезть в проломленную дыру.
— Стой на месте, — приказал Таул, и тот подчинился.
В маленькой комнате, где очутился Таул, на полу в луже крови лежал часовой с перерезанным горлом. Не тратя времени на мертвого, Таул огляделся. Он не был знаком с покоями герцога, но знал, что комнат в них много. Переведя дыхание, он вынул меч и двинулся к двери. В этой комнате, кабинете герцога, он бывал, и дверь в ней была только одна — по крайней мере раньше он так думал. Герцог совершил большую глупость, не сказав ему про потайной ход.
Обыкновенная дверь, ведущая, должно быть, в спальню, была закрыта. Таул тихо подобрался к ней. Мелли больше не кричит — значит она либо мертва, либо ранена, либо убийца заставил ее замолчать. Убийца должен знать, что Таул здесь: взлом наделал много шума.
Таул осторожно толкнул дверь ногой и прижался к стене.
— Стой где стоишь, — сказал голос изнутри. — Не то я ей кишки выпущу.
Ей? Значит, герцог уже мертв. Таул услышал шаги и свист шелка.
— Отойди, — сказал голос. — Я выхожу вместе с девушкой.
Таул медленно отошел от двери и наткнулся на пюпитр. Ухватившись за него рукой, чтобы не упасть, он нащупал подсвечник. Таул безотчетно зажал его в руке и спрятал за спину.
Мелли вышла первая, и у Таула перехватило дыхание. Ее лицо, шея и грудь были обагрены кровью. Волосы растрепались, на платье виднелись темные пятна. Она ступила за порог, и Таул увидел нож, приставленный к ее спине.
— Бросай меч, — сказал тот, кто держал нож. — Живо! Таул наклонился и швырнул меч вперед, под ноги Мелли. На глазах у нее блестели слезы. Она дрожала, сама не своя от ужаса. Таул кивнул ей. Она двинулась вперед, и убийца — за ней.
— Назад! — крикнул он Таулу.
Таул поудобнее перехватил подсвечник за спиной. Сделав вид, что отступает, он выбросил руку вперед, метнул подсвечник в лицо врагу и сам прыгнул следом. Оказавшись справа от Мелли, он толкнул ее вперед и крикнул:
— Беги!
Не успел крик сорваться с его губ, нож вошел ему в бок. Боль, пронзившая тело, зажгла в Тауле гнев. Кулаком он двинул убийцу в челюсть. Нож снова взвился в воздух, но кулак был быстрее. За кулаком последовал локоть, и убийца отлетел к двери. Горячая кровь струилась по бедру Таула. Левой рукой Таул сдавил правое запястье противника. Это была мертвая хватка, но тот не выпустил нож.
Осененный внезапной мыслью Таул чуть ослабил хватку. Убийца улыбнулся, подумав, что Таул уступает. При виде этой улыбки Таул откинул голову и лбом со всего размаху треснул врага по носу. Кость хрустнула, и хлынула кровь. Убийца завопил. Таул стукнул его рукой о дверную раму, заставив выронить нож. Потом, преодолевая головокружение, ударил снова — прямо по сломанному носу, вдавив осколки кости в мозг. Убийца не удержался на ногах. Таул позволил ему упасть, подставив подхваченный с пола нож.
Убийца рухнул на пол уже мертвым, с собственным ножом в груди.
Таул прислонился к дверному косяку. Мелли бросилась к нему.
— Я же велел тебе уходить, — сказал он, с трудом переводя дыхание.
Она перешагнула через труп убийцы и кинулась в спальню. Оглянувшись, Таул увидел ее на коленях у тела герцога. Зажав кулаком рану в боку, Таул опустился на колени рядом с ней. У герцога, как и у часового, было перерезано горло.
— Он мертв, — прошептал Таул, обняв Мелли за плечи. Огромные слезы катились у Мелли по щекам. Она не обернулась к Таулу и не сказала ни слова. — Пойдем, — мягко сказал он. — Нельзя тебе здесь оставаться. — Мысль его бешено работала. Мелли в большой опасности. Надо уходить из дворца сейчас же, пока не обнаружено тело. Нельзя, чтобы ее обвинили в соучастии, — лучше увести ее отсюда.
— Он ждал нас здесь, в спальне, — тусклым голосом произнесла она. — Выскочил внезапно и...
— Ш-ш. — Таул взял ее за руку. — Пойдем со мной. Здесь ты в опасности. — Он потянул ее за собой, но она не двинулась с места. Другой рукой она сжимала руку герцога. Она поднесла ее к губам и стала целовать пальцы, один за другим.
Таул увидел Хвата, стоящего на пороге, и сказал ему одними губами:
— Приведи лорда Мейбора. — Мелли не в себе, и нужен родной человек, чтобы привести ее в чувство. Хват убежал. Таул встал и подошел к постели, усыпанной лилиями и лепестками роз. Брак не был осуществлен — стало быть, он не считается законным. У Мелли не будет никаких прав, все перейдет к Катерине. Кайлок все-таки получит Брен.
Таул стянул с постели покрывало, разбросав цветы, и накинул его на Мелли. Волосы ее слиплись от крови. Платье спереди промокло от слез. Он ничем не мог помочь ей.
Чувствуя себя бесполезным, он вышел из спальни. Его снедало нетерпение. Кто знает, сколько времени им отпущено. Вряд ли часовые могли услышать крики и шум борьбы — они находятся этажом ниже, за двумя закрытыми дверьми. Но тревогу может поднять тот, кто послал убийцу. Это скорее всего Баралис, а Катерина ему помогает. Дочь герцога, по всей вероятности, знала о потайном ходе. Таул оторвал полу камзола и туго перевязал бок, чтобы остановить кровь. Если Катерина как-то замешана в убийстве, Мелли грозит страшная опасность. Катерина ненавидит ее. Она заточит Мелли в тюрьму или казнит. Она теперь герцогиня Бренская и может делать все, что ей заблагорассудится.
— Где она? — спросил Мейбор, входя в комнату с Хватом. — Где Меллиандра?
— В спальне, с герцогом, — сказал Таул, останавливая его. — Будьте с ней помягче.
— Непременно, — кивнул Мейбор. Он прошел в спальню. Таул потрепал мальчика по голове.
— Ты молодчина, Хват. Я горжусь тобой.
— Нет, Таул. Это ты молодец. Я просто сбегал за тобой.
Таул медленно покачал головой:
— Я потерпел неудачу, Хват. В который раз.
На пороге появился Мейбор с Мелли, которая тяжело опиралась на него, глядя куда-то в пространство.
— Пойдемте отсюда, — сказал Таул.
— Куда? — спросил Мейбор.
— Надо увести Мелли... Меллиандру из дворца. Здесь ее жизнь в опасности. Катерина схватит ее, как только об убийстве станет известно.
— Ты прав, — уронил Мейбор. — Я знаю одно место, куда мы сможем пойти. — Он достал из-за пазухи клочок бумаги и подал Таулу. Там был записан какой-то адрес.
— Чей это дом?
— Лорда Кравина. Он находится в южной части города. Кравин сказал, что я могу пользоваться им в случае нужды.
— Значит, туда и отправимся. Не знаешь ли, Хват, как можно незаметно выбраться из дворца? — Хват кивнул, и Таула это нисколько не удивило.
— Знаю. Там, под лестницей, есть дыра, в которую можно пролезть. А когда мы окажемся на той стороне, я мигом выведу вас наружу. Этот дворец весь пронизан потайными ходами. В некоторых, конечно, пованивает, а лорду Мейбору трудненько будет протиснуться в ту дыру. — Хват смерил Мейбора взглядом. — Как бы не пришлось ее расширять.
— Ладно, Хват, — отрубил Таул. — Как-нибудь справимся. Пошли. — И он повел свой маленький отряд вниз по лестнице. Как и предсказывал Хват, дыра оказалась маловата для Мейбора, и Таул принялся расширять ее, отбивая камень рукояткой ножа. Они проползли по вентиляционному каналу, и Хват вывел их из дворца в темный город.
В Брене стояла холодная безлунная ночь. Звезд на небе не было, и никто не видел беглецов. Ветер налетал с Большого озера, подталкивая их в спину.
XXXVI
Баралис сидел за письменным столом в своих новых апартаментах и улыбался. Миновали две недели со смерти герцога. Две замечательные недели.
Все вышло превосходно — лучше, чем он мог надеяться. Герцог лежит в могиле, Трафф мертв — он ничего не расскажет и не назовет никаких имен, Меллиандра бежала из дворца — брак, по всей видимости, не успел осуществиться, и нечего опасаться появления наследника и того, что она предъявит какие-то права, а в довершение всех благ с ней ушел и Мейбор. Наконец-то Баралис избавился от этого надутого, во всем ему мешавшего глупца. Наконец-то судьба позвала его на танец.
Думая об этом, Баралис перерезал бечевку, связывающую стопку книг. Нынче утром его посыльный вернулся из дома Бевлина, и на столе перед Баралисом лежала первая из множества связок. Если повезет, он узнает, что поручил рыцарю мудрец. А если не повезет, он просто пополнит свою библиотеку. Баралис развернул кожу и оглядел содержимое: да, книги весьма интересные.
Рыцарь со своими спутниками все еще скрывается где-то в городе. За всеми воротами по приказу Баралиса неусыпно следят, поэтому покинуть Брен они не могли. Баралис сдержал слово, данное Ларну. Завтра он убедит осиротевшую Катерину произвести в городе повальный обыск. Вряд ли беглецов удастся найти таким путем, но польза подобного предприятия несомненна. Пусть все видят, что герцогиня деятельно ищет убийц своего отца — во всяком случае, тех, кто подозревается в убийстве.
В предположениях по поводу того, кто убил, недостатка нет: тут и наемный убийца, и старый любовник Меллиандры, не смирившийся с ее замужеством, и Таул, герцогский боец, действовавший по приказу Вальдиса, ну и разумеется, сама дама, дочь Мейбора, которая никогда не любила герцога, а хотела только богатства и власти. Траффа нашли с тем же ножом, что перерезал горло герцогу, в груди. Город Брен до сих пор не знал, кем считать таинственного мертвеца: убийцей или героем. Губы Баралиса сложились в медленную улыбку. Право же, все обернулось как нельзя лучше.
То, что Таул и Меллиандра бежали, не заявив об убийстве, усилило толки об их вине. Невиновные не стали бы бояться, что их обвинят, — лишь преступники норовят скрыться. Быть может, это ложное убеждение, но идти против него опасно. Все бренцы так и рвутся возложить на кого-то вину за смерть своего любимого герцога, а кто же годится для этого лучше, чем оба беглеца — изменник-рыцарь и потаскуха-чужестранка?
Самое трудное было справиться с Катериной. Наутро после убийства она пришла к нему в ярости и смятении, с залитым слезами лицом и потребовала ответа, почему убит ее отец. Баралис, ожидавший ее, дал ей вина, в которое подмешал нужное снадобье. Ничего страшного: просто успокоительное с небольшой добавкой, долженствующей сделать Катерину послушнее. Слова действовали заодно со снадобьем — он изложил Катерине свою версию событий. По его словам, когда убийца ворвался в комнату, чтобы перерезать щуплое горло Меллиандры, герцог был уже мертв, а Меллиандра лежала в постели с герцогским бойцом. Таул схватился с убийцей, и последний, к несчастью, погиб.
Рассказ Баралиса опирался на два прочных столпа: во-первых, герцогские лекари подтвердили, что нож, найденный в груди незнакомца, послужил орудием убийства герцога, а во-вторых, Катерина люто ненавидела Таула. Она охотно поверила в его вину: ведь он убил ее любовника. Нетрудно было убедить ее в том, что он убил также и ее отца.
Все вышло превосходно — лучше, чем он мог надеяться. Герцог лежит в могиле, Трафф мертв — он ничего не расскажет и не назовет никаких имен, Меллиандра бежала из дворца — брак, по всей видимости, не успел осуществиться, и нечего опасаться появления наследника и того, что она предъявит какие-то права, а в довершение всех благ с ней ушел и Мейбор. Наконец-то Баралис избавился от этого надутого, во всем ему мешавшего глупца. Наконец-то судьба позвала его на танец.
Думая об этом, Баралис перерезал бечевку, связывающую стопку книг. Нынче утром его посыльный вернулся из дома Бевлина, и на столе перед Баралисом лежала первая из множества связок. Если повезет, он узнает, что поручил рыцарю мудрец. А если не повезет, он просто пополнит свою библиотеку. Баралис развернул кожу и оглядел содержимое: да, книги весьма интересные.
Рыцарь со своими спутниками все еще скрывается где-то в городе. За всеми воротами по приказу Баралиса неусыпно следят, поэтому покинуть Брен они не могли. Баралис сдержал слово, данное Ларну. Завтра он убедит осиротевшую Катерину произвести в городе повальный обыск. Вряд ли беглецов удастся найти таким путем, но польза подобного предприятия несомненна. Пусть все видят, что герцогиня деятельно ищет убийц своего отца — во всяком случае, тех, кто подозревается в убийстве.
В предположениях по поводу того, кто убил, недостатка нет: тут и наемный убийца, и старый любовник Меллиандры, не смирившийся с ее замужеством, и Таул, герцогский боец, действовавший по приказу Вальдиса, ну и разумеется, сама дама, дочь Мейбора, которая никогда не любила герцога, а хотела только богатства и власти. Траффа нашли с тем же ножом, что перерезал горло герцогу, в груди. Город Брен до сих пор не знал, кем считать таинственного мертвеца: убийцей или героем. Губы Баралиса сложились в медленную улыбку. Право же, все обернулось как нельзя лучше.
То, что Таул и Меллиандра бежали, не заявив об убийстве, усилило толки об их вине. Невиновные не стали бы бояться, что их обвинят, — лишь преступники норовят скрыться. Быть может, это ложное убеждение, но идти против него опасно. Все бренцы так и рвутся возложить на кого-то вину за смерть своего любимого герцога, а кто же годится для этого лучше, чем оба беглеца — изменник-рыцарь и потаскуха-чужестранка?
Самое трудное было справиться с Катериной. Наутро после убийства она пришла к нему в ярости и смятении, с залитым слезами лицом и потребовала ответа, почему убит ее отец. Баралис, ожидавший ее, дал ей вина, в которое подмешал нужное снадобье. Ничего страшного: просто успокоительное с небольшой добавкой, долженствующей сделать Катерину послушнее. Слова действовали заодно со снадобьем — он изложил Катерине свою версию событий. По его словам, когда убийца ворвался в комнату, чтобы перерезать щуплое горло Меллиандры, герцог был уже мертв, а Меллиандра лежала в постели с герцогским бойцом. Таул схватился с убийцей, и последний, к несчастью, погиб.
Рассказ Баралиса опирался на два прочных столпа: во-первых, герцогские лекари подтвердили, что нож, найденный в груди незнакомца, послужил орудием убийства герцога, а во-вторых, Катерина люто ненавидела Таула. Она охотно поверила в его вину: ведь он убил ее любовника. Нетрудно было убедить ее в том, что он убил также и ее отца.