Страница:
Маллиана осталась недовольна: ведь она пришла сюда полюбоваться унижением Талассы, а возможно, и смертельным укусом. Вместо этого слуга вынес ей увесистый кошелек с золотом. На ее вопрос, доволен ли Фаран, слуга велел ей идти прочь, сказав, что встреча будет повторена в будущем месяце.
Маллиана почувствовала себя замаранной, словно это она висела на цепях, а не Таласса, которая, когда Маллиана набросила на нее плащ, впала в близкое к столбняку состояние. Словно это ей, верховной жрице, нанесли оскорбление. Храмы Сутис и Исса определенно сродни: оба придают первостепенное значение плоти, только Сутис печется о ее ублажении, а Исс о ее сохранении. Однако всякая плоть слаба, и Маллиана поняла с годами, что свободен лишь тот, кто способен выйти за стены телесной тюрьмы. За эту-то свободу Маллиана и ненавидела Талассу пуще всего.
Теперь, в ночь своей горчайшей утраты, Маллиана снова думала о князе Фаране: неужто он решился после нескольких лет воздержания наконец вонзить зубы в чистые голубые вены Талассы, впрыснув яд ей в кровь? Или он будет держать ее при себе, словно жаждущий, глядящий на чашу с рубиновым вином, не касаясь ее, ибо предвкушение слаще насыщения? Маллиана подозревала, что потому-то он так и очарован Талассой: после двухсот засушливых лет только эта неутоленная страсть и поддерживает в нем жизнь. Он каждый раз колеблется на краю, мо никогда не дает себе воли.
Маллиана тяжко вздохнула, угнетенная тщетой своего существования. Таласса, как условлено, прослужит в храме еще несколько часов - но разве можно придумать для нее что-то ужаснее князя Фарана? Что может сравниться с вызовом в храм Червя, откуда возврата уже не будет? Есть этот незнакомец под капюшоном, который каждый раз пытается купить себе любовь Талассы. Что скрывает плащ, в который он кутается? Он уже предлагал в десять раз больше, чем потребовала бы Маллиана за любую из женщин, но из духа противоречия она ни разу не уважила его просьбы. Может, дать ему согласие сейчас, пока еще не поздно, и тем насолить Фарану?
Размышляя над этим, Маллиана смотрела сквозь стрельчатые окна на огражденный стеной сад позади храма. Там, как и спереди, разноцветные фонарики мерцали среди мокрых деревьев. Молния, сверкнувшая вдалеке, осветила ветви, похожие на скрюченные руки безумца. И Маллиана увидела двух человек, лезущих через увитую плющом стену. У нее на глазах они спрыгнули наземь и прошли к кухонной двери. В Маллиане пробудилось любопытство. В храме имелась стража для управы с нежеланными или уклоняющимися от уплаты гостями, по этих двоих, пожалуй, не следовало просто так выкидывать на улицу. Тут нужно было разобраться самой. Маллиана нажала на стенную панель позади себя, и та тихо открылась, повернувшись на петлях. Внутри стояла затхлая, кромешная тьма. Маллиана вошла и приоткрыла за собой дверь. Задевая лицом тенета, она шла по потайному коридору, придерживаясь за топкую внутреннюю стенку из оштукатуренной дранки. Вскоре она пришла к месту, где имелся секретный глазок, приоткрыла его деревянную створку и выглянула.
Перед ней открылась большая, с каменным полом, кухня, тускло освещенная одиноким фонарем и красными углями из печки у дальней стены. На низких дубовых стропилах висела посуда. Сюда-то и должны были войти два пришельца.
Маллиана не обманулась в своих ожиданиях. Оба были тут: один остролицый, другой в наводящей ужас маске. Они отряхивали плащи, промоченные о плющ на стене. Тот, что в маске, прислонил в углу свой причудливый посох. Тут же болталась проклятая старая нянька Талассы, Аланда - она, должно быть, их и впустила. Аланда старалась не приближаться к человеку в маске - похоже, он ее пугал. Потом она задала остролицему какой-то вопрос, и Маллиана приложила ухо к дыре, чтобы лучше слышать.
- Зря ты пришел так рано - это опасно, - говорила старуха.
- Больше некуда было, - ответил мужчина - наверное, тот, без маски. Наш друг попал в беду, а я знал, что ты в этот час будешь одна.
- Счастье, что вы и вправду застали меня одну - у госпожи нынче был разговор с верховной жрицей.
- Что за разговор?
- Случилось худшее - ее вызывают в храм Исса.
- Когда?
- Нынче же в полночь. Но на сей раз Фаран намерен оставить ее у себя.
- Подумать только, что завтра она была бы уже вне опасности!
- Делать нечего: до полуночи она прослужит, как обычно, а потом за ней придут. - Голос Аланды дрожал от волнения.
- Ну нет! Просто нам придется осуществить задуманное чуть раньше срока. - Маллиана улыбнулась в темноте: дело поворачивалось так, как она и мечтать не могла.
- Кто это с тобой? - спросила Аланда про человека в маске.
- Достаточно будет сказать, что наши враги его ищут. Я собирался вывести его из города вместе с тобой и Талассой.
"Значит, заговор существует давно, - подумала Маллиана, - а я не сумела его раскрыть". Она прямо-таки корчилась от удовольствия, предвкушая, как поступит сейчас. Теперь в храм Исса отправится не только Таласса, но и Аланда с этими двумя. Остролицый продолжил:
- И мы уведем ее, только придется выждать почти до самый полуночи. Раньше Зараман и остальные не будут готовы. Притворимся до той поры, будто мы гости. Нет ли у тебя другой маски? Нельзя же ему войти в зал в своей.
- Маски найдутся, но что ты замышляешь?
- Мы присоединимся к другим гостям. Когда придет время, наш жрец выберет Талассу: пусть лучше будет с другом, чем с чужим. Незадолго до полуночи я приду к ней в комнату, и мы вместе уйдем. Но сейчас маска: лучше всего подошла бы та, что носят служители Червя.
- Есть и такие: пьяные жрецы то и дело забывают их тут. Сейчас принесу. - И старуха заторопилась прочь, оставив мужчин одних.
- По-твоему, этот план хорош? - Маллиана впервые услышала голос жреца в маске - в нем чувствовалась большая усталость.
- Другого у нас нет.
Жрец неохотно кивнул головой.
- А как я узнаю, кто из них Таласса?
- Узнать ее нетрудно - мужчин так и тянет к ней: золотоволосая, высокая, бледная... - Говоривший умолк, будто и сам был неравнодушен к той, кого описывал. - Ты не ошибешься, жрец: она тут самая красивая.
- Не будут ли другие гости добиваться ее?
- Нет: она обещана князю Фарану. Сторонники Исса будут держаться от нее подальше. Быть может, верховная жрица откажет и тебе - тогда выбери кого-нибудь еще и веди себя так, будто хорошо знаком с обрядами богини.
- А вдруг у меня не получится?
- Придется постараться. И еще одно...
- Да?
- Если пойдешь с Талассой, не забывай, кто она.
- Думаешь, я способен поддаться соблазну? - с явной насмешкой спросил жрец.
- Нет, но она так красива...
- Мир плоти чужд мне.
- Многие говорили так и все же пали. Вот тебе деньги, чтобы уплатить за жрицу. - Маллиана услышала звон монет и снова приникла к дыре глазом. В кухню как раз вошла Аланда, неся серую маску в виде черепа, неотъемлемую принадлежность жрецов Исса.
- Вот эта должна подойти, - сказала она, подав маску неизвестному.
- Хорошо, - сказал первый. - Ступай к себе и уложи свои вещи и вещи своей госпожи - к полуночи все должно быть готово.
- Мы уже сделали это. Я буду у нее в комнате. Дорогу в зал ты знаешь. Если кто-то увидит вас, скажите просто, что заблудились. - С этими словами Аланда ушла. Первый сказал жрецу:
- Надевай это, а свою маску брось в огонь - вот сюда, в печь. Теперь она тебе больше не понадобится.
Хотя лица второго не было видно, Маллиана почувствовала, что он не согласен.
- Нет, сжечь я ее не могу, но могу спрятать под плащом.
- Как хочешь. Но если Чернь схватит тебя, она обеспечит тебе колодки.
- Придется рискнуть. Отвернись: я не слишком... хорош собой. - Первый, пожав плечами, отвернулся. Жрец, глубоко вздохнув, отстегнул свою маску, и Маллиана едва сдержала крик ужаса, увидев его изуродованное лицо. Обличье демона из Хеля - такого она могла пожелать разве что злейшему врагу. Вот он-то и должен стать последним клиентом Талассы в храме: он послужит девчонке достойной наградой за все ее ужимки и гордый вид. Притом устроить это будет до смешного просто: заговорщики сами играют ей на руку. Жрец уже надел на себя другую маску, спрятав свою, страшную, под плащом. Его спутник обернулся и, оставшись доволен увиденным, сказал:
- Теперь ступай за мной.
- А посох? - спросил жрец.
- Его пока придется оставить здесь. Спрячь его вот сюда. - Остролицый открыл чулан рядом с печью, где хранились метлы, тряпки и тому подобное. Жрец сунул туда посох, и оба ушли влево, из поля зрения Маллианы.
Маллиана немного поразмышляла. Эти двое, конечно, преступники, и Червь хорошо заплатит за сведения о них. Она уже слышала от кого-то из гостей, что Голон, чародей князя Фарана, рыщет по городу в поисках человека, убившего верховного жреца Огня. Этот человек носит демонскую маску. Жрец, который явился сюда, несомненно, и есть убийца. Маллиане по всем статьям полагалось бы немедленно отправить гонца в храм Исса. Но Таласса должна увидеть его лицо в свою последнюю ночь - это даже хуже, чем вечные поползновения Фарана. Нет, гонец подождет, пока Таласса не обслужит своего последнего клиента в храме Сутис. Маллиана тихо скользнула обратно в потайной коридор.
Сереш открыл тяжелую кухонную дверь. Коридор был пуст: слуги, которые суетились здесь днем, теперь прислуживали гостям в зале. Сереш и Уртред пошли по устланному ковром коридору на жалобные звуки лютни, несущиеся из глубины дома.
Уртред, видя сквозь прорези новой маски статуи, стоящие вдоль стен, ощутил дрожь омерзения. Здесь открыто служили позывам плоти - позывам, которые он презирал. Он почувствовал отвращение и к себе, в который раз подумав, не лучше ли было бы сдаться жрецам Огня сразу после смерти Вараша. Без маски Манихея он казался себе голым - вся магическая сила, которую он недавно обрел, теперь вместе с маской скрылась у него под плащом.
Звуки музыки стали громче; играли медленную, благородную мелодию с многозначительными паузами после каждого такта. Уртред оказался на пороге зала футов пятидесяти в поперечнике, мягко освещенного цветными фонариками - они горели в стенных бра или свисали с галереи, опоясывающей зал. С галереи же падали волнами драпировки из бархата и атласа. По паркету с возвышением посредине были красиво расставлены диваны, покрытые цветными покрывалами. На них нежились мужчины, молодые и старые, которым прислуживали женщины в тончайших одеждах, не скрывавших изгибов их прекрасных тел - особенно много открывалось взору когда женщины, склонясь, разливали рубиновое вино из длинных кувшинов.
На низком пьедестале в конце зала стояла скульптура еще чувственнее тех, которые Уртред видел и коридоре. Под ней, скрестив ноги, сидел лысый старик и играл на лютне; его белесые глаза говорили о том, что он давно уже лишился зрения. Оно и к лучшему, ибо на центральном помосте перед ним танцевало около двадцати женщин, одетых, если это возможно, еще легче прислужниц. Они медленно и томно двигались в такт музыке. Легкие газовые ткани, окутывавшие их, почти ничего не оставляли воображению.
Уртреда, с первых дней жизни заточенного в Форгхольмском монастыре, красота танцовщиц ранила в самое сердце. Все они были прекрасны лицом и статью, и каждое их движение было неразрывно слито с музыкой, словно слепой музыкант играл на них, а не на струнах своей лютни. Они кружились со всей грацией и гибкостью, свойственной юности. Взор Уртреда следовал от безупречно вылепленных лодыжек, где поблескивали золотые браслеты, к играющим в танце икрам и к бедрам, мелькающим сквозь прорези топких платьев, розовым и тугим. И выше, к тому, что открывалось в складках одежд, столь новое и странное для него: к легким округлостям живота и заостренным грудям.
А лица! Точно целый словарь женской красоты открылся перед ним: вот приветливая смуглянка с полным чувственным ртом, всезнающе глядящая из-под черных ресниц; вот белокожие блондинки, точно выросшие на воле золотые лилии; вот две богатырши, повыше многих мужчин, неприступные в своих кожаных поножах и наручах - есть гости, которым это нравится. Все остальные, кроме них, тонки, как тростинки, колеблемые музыкой; разум Уртреда колебался вместе с ними, и голова шла кругом.
Как сквозь сон до него дошло, что Сереш тянет его за рукав к дивану и что-то ему шепчет. Обожженное лицо Уртреда под маской еще пуще побагровело, когда он осознал, что таращится на танцовщиц уже несколько мгновений. Глупец, сказал он себе, быстро же померкло твое пламя перед темной силой плоти. Сереш тем временем усаживал его на один из диванов, сам поместившись на соседнем. К ним подошла девушка в прозрачных храмовых одеждах. Сереш с небрежной улыбкой достал из кошелька горсть золотых дуркалов и бросил на серебряный поднос, подставленный ею. Девушка, склонившись, что-то шепнула ему на ухо, и кривая полуулыбка мелькнула на ястребином лице Сереша. Если он только делает вид, что ему приятно, подумал Уртред, то он недюжинный актер. Женщина перешла к Уртреду - он смотрел на нее, как во сне. С лукавой улыбкой она протянула ему поднос.
Уртред приказывал себе не поддаваться наваждению ее свежего круглого личика и смеющихся глаз, заставляя себя смотреть сквозь обманчивую плоть на бьющееся сердце, на петли внутренностей, на череп. Но лицо так и лезло в глаза - вся суровая монастырская выучка сошла на нет. Девушка опять улыбнулась и игриво тряхнула подносом, звякнув монетами Сереша.
- Заплати, господин, чтобы твой червячок нашел себе уютную норку, хихикнула она. Уртред внезапно вспомнил, что на нем маска Червя, вспомнил их план и торопливо полез в карман за золотом, которое дал ему Сереш. Перчатки мешали ему - он шумно швырнул монеты на поднос, не зная, много дал или мало. Но девушка, кажется, осталась довольна и ласково улыбнулась ему, прежде чем отойти. Другая женщина тем временем наполняла вином золотой кубок, протянутый Серешем. Потом она обернулась к Уртреду, но он покачал головой - он и без того уже был пьян зрелищем танцующих на помосте женщин. Притом для того, чтобы выпить, пришлось бы снять маску. Его взор, точно притянутый магнитом, опять обратился на танцовщиц. Он смотрел - и вот танцующие фигуры стали мало-помалу блекнуть, а все его внимание сосредоточилось на одной из них.
Поначалу он не замечал ее, как не замечают орхидею на пестреющей цветами клумбе, но теперь видел, что она особая, не такая, как все. Шлем золотисто-каштановых волос, благородно-бледное лицо, на котором немного не к месту пухлые, чуть надутые губы - развеять бы недовольство их владелицы долгим поцелуем, да поможет ему Огонь...
С дрогнувшим сердцем Уртред заметил, что и она смотрит на него - не прямо, но краем глаза, когда поворачивает голову в такт движениям танца. Должно быть, это та самая, о которой говорил Сереш. Уртреда пробрала дрожь волнения, смешанного со страхом. Потом он вспомнил предупреждение Сереша и свой сердитый ответ. Как могло случиться, что всего несколько минут спустя его сердце отвратилось от чистоты и обратилось к похоти - и это после суток, проведенных в пути, и безупречно целомудренной жизни? Он потряс головой, надеясь, что в ней прояснится. Быть может, это еще и не та женщина. Плотская страсть только осложнила бы и без того трудное положение.
Таласса танцевала только потому, что эти движения за семь лет прямо-таки въелись в нее, и теперь руки и ноги сами делали свое дело. Мыслями она была далеко. Она думала о полуночи и смерти, идущей рядом, и на сердце лежала свинцовая тяжесть.
Она видела Аланду, делающую ей знаки из темного угла, но была слишком удручена, чтобы вникнуть в. их смысл, и отвела глаза, боясь расплакаться. Слезы гостям храма Сутис ни к чему, за слезы тут не платят.
Сереш все-таки пришел: она увидела его, когда он входил в зал. Его почему-то сопровождал жрец Исса. Сереш должен был вывести ее, Аланду и Фуртала из храма, но разгоряченному воображению девушки представилось, что и он тоже стакнулся с Червем. Она окинула пристальным взглядом спутника Сереша. Он был в маске, как и все бывающие здесь жрецы. Однако он снимет ее, когда будет есть или пить. Тогда Таласса увидит его. Может, он присутствовал при том, чему она ежемесячно подвергалась в храме Исса? Чувствовалось, что он не сводит с нее глаз, и его маска назойливо напоминала ей о смерти.
В это время в зал вошла Маллиана. Судорога ненависти сжала грудь Талассы, и девушке пришлось напомнить себе, что надо быть покорной приказам верховной жрицы. Тогда Аланда, возможно, останется в живых. Маллиана направилась прямо к дивану, на котором сидел жрец в маске, точно все у них было обдумано заранее. Точно она знала что-то, чего не знала Таласса. Нужно же было так доверять Серешу все эти годы. Вон как свободно он чувствует себя в веселом доме - такой вполне способен продать своих друзей за хорошие деньги. Болтает с другим гостем, словно каждый вечер здесь бывает и в храме ему, как рыбе в воде. Маллиана уже подошла к незнакомцу, и Талассу одолело недоброе предчувствие, когда верховная жрица нагнулась, чтобы поговорить с ним.
Девушка не сводила с Уртреда глаз уже несколько минут, и его попеременно бросало то в жар, то в холод. Когда наконец кончится этот танец? И как подойти к ней тогда? Пока он боролся с этими мыслями, его посетило новое ощущение: что-то кольнуло его в затылок. Потом черный кот прыгнул на диван рядом с ним и потерся о его ноги. Уртред обернулся - прямо у него за спиной стояла женщина, успевшая, наверное, заметить, куда он смотрит. Уртред побагровел под маской - понимающий взгляд женщины говорил о том, что ей ведомы все его мысли с той минуты, как он вошел в зал. Пока она дарила его этим взглядом, Уртред успел рассмотреть ее: не полностью скрытые белилами морщины, большой рот, искривленный недобрым весельем, высоко взбитые черные волосы, густые брови, черное с пурпуром платье и серебряные амулеты, символы сана - знай смотрит прямо в глазные отверстия его маски своими всезнающими, подведенными углем глазами. Уртред инстинктивно понял, что это верховная жрица храма. Сереш обеспокоено смотрел на них через ее плечо.
Сердце Уртреда забилось еще сильнее: вот сейчас она разоблачит его, вбегут люди и поволокут его прочь. Но единственная рука, которая коснулась его, принадлежала самой верховной жрице: женщина присела на край его дивана, и красивая, с заостренными пальцами рука легла на бедро Уртреда, сжавшись легко и игриво.
- Ты у нас впервые, жрец? Если судить на ощупь, - рука сжалась снова, - ты молод и гибок - даже я не отказалась бы от ночи любви с тобой, будь я в твоем возрасте. - Уртред похолодел, не в силах бороться с противоречивыми чувствами, которые вызвали в нем прикосновения жрицы. - Но теперь, милашка, Маллиана уже не та - мне разве что твой прадедушка будет под стать. Не бойся - я уж вижу, что ты положил глаз на кое-кого помоложе! - Она лукаво посмотрела на танцующих девушек, и две-три робко улыбнулись ей в ответ, ценя ее внимание. Но та, на кого смотрел Уртред, отвернулась, глядя в другую сторону. Маллиана изучала девушек, точно прикидывая, кто лучше подойдет жрецу. Но все они, казалось, чем-то не удовлетворяли ее, и она остановила свой взор на избраннице Уртреда.
- Ага, - сказала Маллиана, стиснув опять его ляжку, - Таласса! Эта будет в самый раз. - Живо поднявшись, Маллиана взошла на помост и взяла девушку за руку. Та, как и ожидал Уртред, сердито обернулась, и ему показалось, что она намерена воспротивиться, но ее гнев тут же погас, и она позволила верховной жрице свести себя по ступеням к Уртреду. Он впился взглядом в приближающуюся фигуру, вбирая в себя изгибы бедер, грудей и лодыжек, овал лица и серые глаза...
В следующий миг он отвернулся, стараясь собраться мыслями, и тут заметил устремленный на него взгляд одного из гостей. Лицо незнакомца почти наполовину скрывал низко надвинутый капюшон, но Уртред прочел на этом лице страсть, смешанную с ревностью. И что за лицо! Привыкший к собственному уродству Уртред понял, что этот человек тоже должен ощущать себя отверженным - шрам, занимавший всю половину лица, придавал ему выражение постоянной ухмылки. А взгляд, которым он смотрел на Уртреда, не сулил молодому жрецу ничего хорошего. Быть может, незнакомец выбрал эту женщину для себя? Но Уртред не успел разгадать эту загадку, ибо верховная жрица опять обратилась к нему.
- Ну, вот и мы, - весело заявила она. - По-моему, этот жрец облюбовал как раз тебя - а ты как думаешь, Таласса? - Девушка молчала, опустив голову, и Уртред тоже не находил слов и не смел взглянуть на нее, раздираемый самыми разными чувствами. - Ступайте-ка оба наверх - ночь создана для любви, - распорядилась Маллиана, подняв его за руку с дивана и подтолкнув к Талассе.
Уртред отчаянно завертел головой в поисках Сереша и увидел, что поступок верховной жрицы ускорил окончание танцев. Прочие женщины тоже сходили с помоста, направляясь к тем гостям, которые, на их взгляд, выказали им наибольшее предпочтение. Сереш уже усаживал на свой диван сразу двух.
Уртред почувствовал себя беспомощным и покинутым, увлекаемым в неизвестность капризом верховной жрицы и планом, который выдумал Сереш на храмовой кухне. Все прошло слишком уж гладко - но, быть может, тут всегда так бывает? Совершенно случайно ему досталась именно та женщина, которую ему велено было выбрать. И теперь она, держа его за руку своей, мягкой и легкой, ведет его к лестнице. Уртреда поразила внезапная глухота, потом он заметил, что не дышит - в ушах стоял только стук собственного сердца. Уртред не видел теперь светло-серых глаз девушки, но от мягких пальцев бежал ток, сотрясающий тело.
Как только они начали подниматься на лестницу, верховная жрица задержала Талассу и что-то шепнула ей на ухо. Уртред снова оглянулся на человека со шрамом, одиноко сидевшего в углу. Уж не шпион ли? Тот поднял кубок, вздернув обезображенную шрамом губу и обнажив желтые зубы, и сделал знак, будто пьет за здоровье Уртреда, прежде чем осушить кубок до дна. В следующий миг Уртред чувствуя легкое пожатие Талассы, взошел на ступени.
ГЛАВА 18
БИТВА ПРИ ТРАЛЛЕ
Гроза прошла. Последний гром, будто катящееся в пустой бочке пушечное ядро, утих над равниной. И настала тишина - только капли падали с соседних крыш.
Джайал неподвижно лежал на камнях с кровоподтеком на виске, в том месте, которым Вибил ударил его об стену. На правой стороне лица запеклась кровь.
Душа отделилась от тела и кружила над ним, раздумывая, улететь ей или остаться. Однако тело, несмотря на это, на боль и на тьму вокруг, не утратило слуха и слышало, как чьи-то шаркающие ноги подходят все ближе. Шаги остановились, потом кто-то взял Джайала за ноги и поволок по мостовой; его голова колотилась о булыжник. С каждым ударом тьма перед глазами все больше сгущалась. Черно... черно... черным-черно...
И душа улетела прочь, чертя неровные круги над Серой Долиной. Тело осталось далеко позади: здесь, в Долине, Джайал в числе других душ будет ожидать конца времен и воскресения своего тела. Он опускался все ниже и ниже, но ничего не различал в пустой Долине, а она делалась все темнее и темнее. Наконец мгла сомкнулась полностью, и душа, хотя светилась сама, утратила зрение. Джайал летел во тьме, увлекаемый сильным течением.
Громовой рев наполнил тьму, и Джайал наконец-то прозрел. Какие-то серые формы проносились мимо, как прутья, уносимые водопадом. Значит, он на краю бездны Хеля, ожидающей всех умерших без покаяния, и сейчас бесконечно медленно низвергнется во тьму, куда не проникает никакой свет и откуда нет возврата. Так он проклят? И бледные тени вокруг - это души, осужденные вечно пребывать во тьме?
Течение влекло его. Вот как окончилось его бесславное существование: он не оправдал надежд отца и Талассы, потерял меч, а теперь он проклят. За что? Слишком много он нагрешил, чтобы понять причину, и поток ревет так громко, что думать очень трудно. Сейчас небытие поглотит его.
Он уже различал лица вокруг - изнуренные, со ртами, разинутыми в крике, недоступном человеческому уху, ужасающем и завораживающем одновременно, а течение становилось все сильнее. Потом впереди открылся провал, рев сделался еще громче, и в клубах тумана перед Джайалом разверзлась бездна Хеля.
Но на самом краю пропасти невидимая сила удержала его - так камень останавливает ветку на краю водопада.
Значит, ему не суждено погибнуть, а если суждено, то не теперь. Поток колебал его, но он чувствовал свою отдельность от него.
Его не оставлял страх перед рекой, могучей и неумолимой, влекущей его в темное подземное море, где гибнет все: разум, сознание своего бытия и надежда.
В его воспаленном мозгу мелькали призраки: знакомые лица, те, кто сражался вместе с ним и умирал в битве на болотах семь лет назад. Вортумин, Ядшаси, Эдрик, Полюсо - все они с разверстыми в крике ртами рушились в бездну. Джайал хотел бы коснуться их, но у него не было рук, он плавал в пустоте бестелесный. Он закричал, но и звука не было.
И душа его устремилась назад по спирали прошлого, ища ответа, вопрошая память.
И память вернулась - освобожденная память, которую его сознание подавляло все эти семь лет.
Маллиана почувствовала себя замаранной, словно это она висела на цепях, а не Таласса, которая, когда Маллиана набросила на нее плащ, впала в близкое к столбняку состояние. Словно это ей, верховной жрице, нанесли оскорбление. Храмы Сутис и Исса определенно сродни: оба придают первостепенное значение плоти, только Сутис печется о ее ублажении, а Исс о ее сохранении. Однако всякая плоть слаба, и Маллиана поняла с годами, что свободен лишь тот, кто способен выйти за стены телесной тюрьмы. За эту-то свободу Маллиана и ненавидела Талассу пуще всего.
Теперь, в ночь своей горчайшей утраты, Маллиана снова думала о князе Фаране: неужто он решился после нескольких лет воздержания наконец вонзить зубы в чистые голубые вены Талассы, впрыснув яд ей в кровь? Или он будет держать ее при себе, словно жаждущий, глядящий на чашу с рубиновым вином, не касаясь ее, ибо предвкушение слаще насыщения? Маллиана подозревала, что потому-то он так и очарован Талассой: после двухсот засушливых лет только эта неутоленная страсть и поддерживает в нем жизнь. Он каждый раз колеблется на краю, мо никогда не дает себе воли.
Маллиана тяжко вздохнула, угнетенная тщетой своего существования. Таласса, как условлено, прослужит в храме еще несколько часов - но разве можно придумать для нее что-то ужаснее князя Фарана? Что может сравниться с вызовом в храм Червя, откуда возврата уже не будет? Есть этот незнакомец под капюшоном, который каждый раз пытается купить себе любовь Талассы. Что скрывает плащ, в который он кутается? Он уже предлагал в десять раз больше, чем потребовала бы Маллиана за любую из женщин, но из духа противоречия она ни разу не уважила его просьбы. Может, дать ему согласие сейчас, пока еще не поздно, и тем насолить Фарану?
Размышляя над этим, Маллиана смотрела сквозь стрельчатые окна на огражденный стеной сад позади храма. Там, как и спереди, разноцветные фонарики мерцали среди мокрых деревьев. Молния, сверкнувшая вдалеке, осветила ветви, похожие на скрюченные руки безумца. И Маллиана увидела двух человек, лезущих через увитую плющом стену. У нее на глазах они спрыгнули наземь и прошли к кухонной двери. В Маллиане пробудилось любопытство. В храме имелась стража для управы с нежеланными или уклоняющимися от уплаты гостями, по этих двоих, пожалуй, не следовало просто так выкидывать на улицу. Тут нужно было разобраться самой. Маллиана нажала на стенную панель позади себя, и та тихо открылась, повернувшись на петлях. Внутри стояла затхлая, кромешная тьма. Маллиана вошла и приоткрыла за собой дверь. Задевая лицом тенета, она шла по потайному коридору, придерживаясь за топкую внутреннюю стенку из оштукатуренной дранки. Вскоре она пришла к месту, где имелся секретный глазок, приоткрыла его деревянную створку и выглянула.
Перед ней открылась большая, с каменным полом, кухня, тускло освещенная одиноким фонарем и красными углями из печки у дальней стены. На низких дубовых стропилах висела посуда. Сюда-то и должны были войти два пришельца.
Маллиана не обманулась в своих ожиданиях. Оба были тут: один остролицый, другой в наводящей ужас маске. Они отряхивали плащи, промоченные о плющ на стене. Тот, что в маске, прислонил в углу свой причудливый посох. Тут же болталась проклятая старая нянька Талассы, Аланда - она, должно быть, их и впустила. Аланда старалась не приближаться к человеку в маске - похоже, он ее пугал. Потом она задала остролицему какой-то вопрос, и Маллиана приложила ухо к дыре, чтобы лучше слышать.
- Зря ты пришел так рано - это опасно, - говорила старуха.
- Больше некуда было, - ответил мужчина - наверное, тот, без маски. Наш друг попал в беду, а я знал, что ты в этот час будешь одна.
- Счастье, что вы и вправду застали меня одну - у госпожи нынче был разговор с верховной жрицей.
- Что за разговор?
- Случилось худшее - ее вызывают в храм Исса.
- Когда?
- Нынче же в полночь. Но на сей раз Фаран намерен оставить ее у себя.
- Подумать только, что завтра она была бы уже вне опасности!
- Делать нечего: до полуночи она прослужит, как обычно, а потом за ней придут. - Голос Аланды дрожал от волнения.
- Ну нет! Просто нам придется осуществить задуманное чуть раньше срока. - Маллиана улыбнулась в темноте: дело поворачивалось так, как она и мечтать не могла.
- Кто это с тобой? - спросила Аланда про человека в маске.
- Достаточно будет сказать, что наши враги его ищут. Я собирался вывести его из города вместе с тобой и Талассой.
"Значит, заговор существует давно, - подумала Маллиана, - а я не сумела его раскрыть". Она прямо-таки корчилась от удовольствия, предвкушая, как поступит сейчас. Теперь в храм Исса отправится не только Таласса, но и Аланда с этими двумя. Остролицый продолжил:
- И мы уведем ее, только придется выждать почти до самый полуночи. Раньше Зараман и остальные не будут готовы. Притворимся до той поры, будто мы гости. Нет ли у тебя другой маски? Нельзя же ему войти в зал в своей.
- Маски найдутся, но что ты замышляешь?
- Мы присоединимся к другим гостям. Когда придет время, наш жрец выберет Талассу: пусть лучше будет с другом, чем с чужим. Незадолго до полуночи я приду к ней в комнату, и мы вместе уйдем. Но сейчас маска: лучше всего подошла бы та, что носят служители Червя.
- Есть и такие: пьяные жрецы то и дело забывают их тут. Сейчас принесу. - И старуха заторопилась прочь, оставив мужчин одних.
- По-твоему, этот план хорош? - Маллиана впервые услышала голос жреца в маске - в нем чувствовалась большая усталость.
- Другого у нас нет.
Жрец неохотно кивнул головой.
- А как я узнаю, кто из них Таласса?
- Узнать ее нетрудно - мужчин так и тянет к ней: золотоволосая, высокая, бледная... - Говоривший умолк, будто и сам был неравнодушен к той, кого описывал. - Ты не ошибешься, жрец: она тут самая красивая.
- Не будут ли другие гости добиваться ее?
- Нет: она обещана князю Фарану. Сторонники Исса будут держаться от нее подальше. Быть может, верховная жрица откажет и тебе - тогда выбери кого-нибудь еще и веди себя так, будто хорошо знаком с обрядами богини.
- А вдруг у меня не получится?
- Придется постараться. И еще одно...
- Да?
- Если пойдешь с Талассой, не забывай, кто она.
- Думаешь, я способен поддаться соблазну? - с явной насмешкой спросил жрец.
- Нет, но она так красива...
- Мир плоти чужд мне.
- Многие говорили так и все же пали. Вот тебе деньги, чтобы уплатить за жрицу. - Маллиана услышала звон монет и снова приникла к дыре глазом. В кухню как раз вошла Аланда, неся серую маску в виде черепа, неотъемлемую принадлежность жрецов Исса.
- Вот эта должна подойти, - сказала она, подав маску неизвестному.
- Хорошо, - сказал первый. - Ступай к себе и уложи свои вещи и вещи своей госпожи - к полуночи все должно быть готово.
- Мы уже сделали это. Я буду у нее в комнате. Дорогу в зал ты знаешь. Если кто-то увидит вас, скажите просто, что заблудились. - С этими словами Аланда ушла. Первый сказал жрецу:
- Надевай это, а свою маску брось в огонь - вот сюда, в печь. Теперь она тебе больше не понадобится.
Хотя лица второго не было видно, Маллиана почувствовала, что он не согласен.
- Нет, сжечь я ее не могу, но могу спрятать под плащом.
- Как хочешь. Но если Чернь схватит тебя, она обеспечит тебе колодки.
- Придется рискнуть. Отвернись: я не слишком... хорош собой. - Первый, пожав плечами, отвернулся. Жрец, глубоко вздохнув, отстегнул свою маску, и Маллиана едва сдержала крик ужаса, увидев его изуродованное лицо. Обличье демона из Хеля - такого она могла пожелать разве что злейшему врагу. Вот он-то и должен стать последним клиентом Талассы в храме: он послужит девчонке достойной наградой за все ее ужимки и гордый вид. Притом устроить это будет до смешного просто: заговорщики сами играют ей на руку. Жрец уже надел на себя другую маску, спрятав свою, страшную, под плащом. Его спутник обернулся и, оставшись доволен увиденным, сказал:
- Теперь ступай за мной.
- А посох? - спросил жрец.
- Его пока придется оставить здесь. Спрячь его вот сюда. - Остролицый открыл чулан рядом с печью, где хранились метлы, тряпки и тому подобное. Жрец сунул туда посох, и оба ушли влево, из поля зрения Маллианы.
Маллиана немного поразмышляла. Эти двое, конечно, преступники, и Червь хорошо заплатит за сведения о них. Она уже слышала от кого-то из гостей, что Голон, чародей князя Фарана, рыщет по городу в поисках человека, убившего верховного жреца Огня. Этот человек носит демонскую маску. Жрец, который явился сюда, несомненно, и есть убийца. Маллиане по всем статьям полагалось бы немедленно отправить гонца в храм Исса. Но Таласса должна увидеть его лицо в свою последнюю ночь - это даже хуже, чем вечные поползновения Фарана. Нет, гонец подождет, пока Таласса не обслужит своего последнего клиента в храме Сутис. Маллиана тихо скользнула обратно в потайной коридор.
Сереш открыл тяжелую кухонную дверь. Коридор был пуст: слуги, которые суетились здесь днем, теперь прислуживали гостям в зале. Сереш и Уртред пошли по устланному ковром коридору на жалобные звуки лютни, несущиеся из глубины дома.
Уртред, видя сквозь прорези новой маски статуи, стоящие вдоль стен, ощутил дрожь омерзения. Здесь открыто служили позывам плоти - позывам, которые он презирал. Он почувствовал отвращение и к себе, в который раз подумав, не лучше ли было бы сдаться жрецам Огня сразу после смерти Вараша. Без маски Манихея он казался себе голым - вся магическая сила, которую он недавно обрел, теперь вместе с маской скрылась у него под плащом.
Звуки музыки стали громче; играли медленную, благородную мелодию с многозначительными паузами после каждого такта. Уртред оказался на пороге зала футов пятидесяти в поперечнике, мягко освещенного цветными фонариками - они горели в стенных бра или свисали с галереи, опоясывающей зал. С галереи же падали волнами драпировки из бархата и атласа. По паркету с возвышением посредине были красиво расставлены диваны, покрытые цветными покрывалами. На них нежились мужчины, молодые и старые, которым прислуживали женщины в тончайших одеждах, не скрывавших изгибов их прекрасных тел - особенно много открывалось взору когда женщины, склонясь, разливали рубиновое вино из длинных кувшинов.
На низком пьедестале в конце зала стояла скульптура еще чувственнее тех, которые Уртред видел и коридоре. Под ней, скрестив ноги, сидел лысый старик и играл на лютне; его белесые глаза говорили о том, что он давно уже лишился зрения. Оно и к лучшему, ибо на центральном помосте перед ним танцевало около двадцати женщин, одетых, если это возможно, еще легче прислужниц. Они медленно и томно двигались в такт музыке. Легкие газовые ткани, окутывавшие их, почти ничего не оставляли воображению.
Уртреда, с первых дней жизни заточенного в Форгхольмском монастыре, красота танцовщиц ранила в самое сердце. Все они были прекрасны лицом и статью, и каждое их движение было неразрывно слито с музыкой, словно слепой музыкант играл на них, а не на струнах своей лютни. Они кружились со всей грацией и гибкостью, свойственной юности. Взор Уртреда следовал от безупречно вылепленных лодыжек, где поблескивали золотые браслеты, к играющим в танце икрам и к бедрам, мелькающим сквозь прорези топких платьев, розовым и тугим. И выше, к тому, что открывалось в складках одежд, столь новое и странное для него: к легким округлостям живота и заостренным грудям.
А лица! Точно целый словарь женской красоты открылся перед ним: вот приветливая смуглянка с полным чувственным ртом, всезнающе глядящая из-под черных ресниц; вот белокожие блондинки, точно выросшие на воле золотые лилии; вот две богатырши, повыше многих мужчин, неприступные в своих кожаных поножах и наручах - есть гости, которым это нравится. Все остальные, кроме них, тонки, как тростинки, колеблемые музыкой; разум Уртреда колебался вместе с ними, и голова шла кругом.
Как сквозь сон до него дошло, что Сереш тянет его за рукав к дивану и что-то ему шепчет. Обожженное лицо Уртреда под маской еще пуще побагровело, когда он осознал, что таращится на танцовщиц уже несколько мгновений. Глупец, сказал он себе, быстро же померкло твое пламя перед темной силой плоти. Сереш тем временем усаживал его на один из диванов, сам поместившись на соседнем. К ним подошла девушка в прозрачных храмовых одеждах. Сереш с небрежной улыбкой достал из кошелька горсть золотых дуркалов и бросил на серебряный поднос, подставленный ею. Девушка, склонившись, что-то шепнула ему на ухо, и кривая полуулыбка мелькнула на ястребином лице Сереша. Если он только делает вид, что ему приятно, подумал Уртред, то он недюжинный актер. Женщина перешла к Уртреду - он смотрел на нее, как во сне. С лукавой улыбкой она протянула ему поднос.
Уртред приказывал себе не поддаваться наваждению ее свежего круглого личика и смеющихся глаз, заставляя себя смотреть сквозь обманчивую плоть на бьющееся сердце, на петли внутренностей, на череп. Но лицо так и лезло в глаза - вся суровая монастырская выучка сошла на нет. Девушка опять улыбнулась и игриво тряхнула подносом, звякнув монетами Сереша.
- Заплати, господин, чтобы твой червячок нашел себе уютную норку, хихикнула она. Уртред внезапно вспомнил, что на нем маска Червя, вспомнил их план и торопливо полез в карман за золотом, которое дал ему Сереш. Перчатки мешали ему - он шумно швырнул монеты на поднос, не зная, много дал или мало. Но девушка, кажется, осталась довольна и ласково улыбнулась ему, прежде чем отойти. Другая женщина тем временем наполняла вином золотой кубок, протянутый Серешем. Потом она обернулась к Уртреду, но он покачал головой - он и без того уже был пьян зрелищем танцующих на помосте женщин. Притом для того, чтобы выпить, пришлось бы снять маску. Его взор, точно притянутый магнитом, опять обратился на танцовщиц. Он смотрел - и вот танцующие фигуры стали мало-помалу блекнуть, а все его внимание сосредоточилось на одной из них.
Поначалу он не замечал ее, как не замечают орхидею на пестреющей цветами клумбе, но теперь видел, что она особая, не такая, как все. Шлем золотисто-каштановых волос, благородно-бледное лицо, на котором немного не к месту пухлые, чуть надутые губы - развеять бы недовольство их владелицы долгим поцелуем, да поможет ему Огонь...
С дрогнувшим сердцем Уртред заметил, что и она смотрит на него - не прямо, но краем глаза, когда поворачивает голову в такт движениям танца. Должно быть, это та самая, о которой говорил Сереш. Уртреда пробрала дрожь волнения, смешанного со страхом. Потом он вспомнил предупреждение Сереша и свой сердитый ответ. Как могло случиться, что всего несколько минут спустя его сердце отвратилось от чистоты и обратилось к похоти - и это после суток, проведенных в пути, и безупречно целомудренной жизни? Он потряс головой, надеясь, что в ней прояснится. Быть может, это еще и не та женщина. Плотская страсть только осложнила бы и без того трудное положение.
Таласса танцевала только потому, что эти движения за семь лет прямо-таки въелись в нее, и теперь руки и ноги сами делали свое дело. Мыслями она была далеко. Она думала о полуночи и смерти, идущей рядом, и на сердце лежала свинцовая тяжесть.
Она видела Аланду, делающую ей знаки из темного угла, но была слишком удручена, чтобы вникнуть в. их смысл, и отвела глаза, боясь расплакаться. Слезы гостям храма Сутис ни к чему, за слезы тут не платят.
Сереш все-таки пришел: она увидела его, когда он входил в зал. Его почему-то сопровождал жрец Исса. Сереш должен был вывести ее, Аланду и Фуртала из храма, но разгоряченному воображению девушки представилось, что и он тоже стакнулся с Червем. Она окинула пристальным взглядом спутника Сереша. Он был в маске, как и все бывающие здесь жрецы. Однако он снимет ее, когда будет есть или пить. Тогда Таласса увидит его. Может, он присутствовал при том, чему она ежемесячно подвергалась в храме Исса? Чувствовалось, что он не сводит с нее глаз, и его маска назойливо напоминала ей о смерти.
В это время в зал вошла Маллиана. Судорога ненависти сжала грудь Талассы, и девушке пришлось напомнить себе, что надо быть покорной приказам верховной жрицы. Тогда Аланда, возможно, останется в живых. Маллиана направилась прямо к дивану, на котором сидел жрец в маске, точно все у них было обдумано заранее. Точно она знала что-то, чего не знала Таласса. Нужно же было так доверять Серешу все эти годы. Вон как свободно он чувствует себя в веселом доме - такой вполне способен продать своих друзей за хорошие деньги. Болтает с другим гостем, словно каждый вечер здесь бывает и в храме ему, как рыбе в воде. Маллиана уже подошла к незнакомцу, и Талассу одолело недоброе предчувствие, когда верховная жрица нагнулась, чтобы поговорить с ним.
Девушка не сводила с Уртреда глаз уже несколько минут, и его попеременно бросало то в жар, то в холод. Когда наконец кончится этот танец? И как подойти к ней тогда? Пока он боролся с этими мыслями, его посетило новое ощущение: что-то кольнуло его в затылок. Потом черный кот прыгнул на диван рядом с ним и потерся о его ноги. Уртред обернулся - прямо у него за спиной стояла женщина, успевшая, наверное, заметить, куда он смотрит. Уртред побагровел под маской - понимающий взгляд женщины говорил о том, что ей ведомы все его мысли с той минуты, как он вошел в зал. Пока она дарила его этим взглядом, Уртред успел рассмотреть ее: не полностью скрытые белилами морщины, большой рот, искривленный недобрым весельем, высоко взбитые черные волосы, густые брови, черное с пурпуром платье и серебряные амулеты, символы сана - знай смотрит прямо в глазные отверстия его маски своими всезнающими, подведенными углем глазами. Уртред инстинктивно понял, что это верховная жрица храма. Сереш обеспокоено смотрел на них через ее плечо.
Сердце Уртреда забилось еще сильнее: вот сейчас она разоблачит его, вбегут люди и поволокут его прочь. Но единственная рука, которая коснулась его, принадлежала самой верховной жрице: женщина присела на край его дивана, и красивая, с заостренными пальцами рука легла на бедро Уртреда, сжавшись легко и игриво.
- Ты у нас впервые, жрец? Если судить на ощупь, - рука сжалась снова, - ты молод и гибок - даже я не отказалась бы от ночи любви с тобой, будь я в твоем возрасте. - Уртред похолодел, не в силах бороться с противоречивыми чувствами, которые вызвали в нем прикосновения жрицы. - Но теперь, милашка, Маллиана уже не та - мне разве что твой прадедушка будет под стать. Не бойся - я уж вижу, что ты положил глаз на кое-кого помоложе! - Она лукаво посмотрела на танцующих девушек, и две-три робко улыбнулись ей в ответ, ценя ее внимание. Но та, на кого смотрел Уртред, отвернулась, глядя в другую сторону. Маллиана изучала девушек, точно прикидывая, кто лучше подойдет жрецу. Но все они, казалось, чем-то не удовлетворяли ее, и она остановила свой взор на избраннице Уртреда.
- Ага, - сказала Маллиана, стиснув опять его ляжку, - Таласса! Эта будет в самый раз. - Живо поднявшись, Маллиана взошла на помост и взяла девушку за руку. Та, как и ожидал Уртред, сердито обернулась, и ему показалось, что она намерена воспротивиться, но ее гнев тут же погас, и она позволила верховной жрице свести себя по ступеням к Уртреду. Он впился взглядом в приближающуюся фигуру, вбирая в себя изгибы бедер, грудей и лодыжек, овал лица и серые глаза...
В следующий миг он отвернулся, стараясь собраться мыслями, и тут заметил устремленный на него взгляд одного из гостей. Лицо незнакомца почти наполовину скрывал низко надвинутый капюшон, но Уртред прочел на этом лице страсть, смешанную с ревностью. И что за лицо! Привыкший к собственному уродству Уртред понял, что этот человек тоже должен ощущать себя отверженным - шрам, занимавший всю половину лица, придавал ему выражение постоянной ухмылки. А взгляд, которым он смотрел на Уртреда, не сулил молодому жрецу ничего хорошего. Быть может, незнакомец выбрал эту женщину для себя? Но Уртред не успел разгадать эту загадку, ибо верховная жрица опять обратилась к нему.
- Ну, вот и мы, - весело заявила она. - По-моему, этот жрец облюбовал как раз тебя - а ты как думаешь, Таласса? - Девушка молчала, опустив голову, и Уртред тоже не находил слов и не смел взглянуть на нее, раздираемый самыми разными чувствами. - Ступайте-ка оба наверх - ночь создана для любви, - распорядилась Маллиана, подняв его за руку с дивана и подтолкнув к Талассе.
Уртред отчаянно завертел головой в поисках Сереша и увидел, что поступок верховной жрицы ускорил окончание танцев. Прочие женщины тоже сходили с помоста, направляясь к тем гостям, которые, на их взгляд, выказали им наибольшее предпочтение. Сереш уже усаживал на свой диван сразу двух.
Уртред почувствовал себя беспомощным и покинутым, увлекаемым в неизвестность капризом верховной жрицы и планом, который выдумал Сереш на храмовой кухне. Все прошло слишком уж гладко - но, быть может, тут всегда так бывает? Совершенно случайно ему досталась именно та женщина, которую ему велено было выбрать. И теперь она, держа его за руку своей, мягкой и легкой, ведет его к лестнице. Уртреда поразила внезапная глухота, потом он заметил, что не дышит - в ушах стоял только стук собственного сердца. Уртред не видел теперь светло-серых глаз девушки, но от мягких пальцев бежал ток, сотрясающий тело.
Как только они начали подниматься на лестницу, верховная жрица задержала Талассу и что-то шепнула ей на ухо. Уртред снова оглянулся на человека со шрамом, одиноко сидевшего в углу. Уж не шпион ли? Тот поднял кубок, вздернув обезображенную шрамом губу и обнажив желтые зубы, и сделал знак, будто пьет за здоровье Уртреда, прежде чем осушить кубок до дна. В следующий миг Уртред чувствуя легкое пожатие Талассы, взошел на ступени.
ГЛАВА 18
БИТВА ПРИ ТРАЛЛЕ
Гроза прошла. Последний гром, будто катящееся в пустой бочке пушечное ядро, утих над равниной. И настала тишина - только капли падали с соседних крыш.
Джайал неподвижно лежал на камнях с кровоподтеком на виске, в том месте, которым Вибил ударил его об стену. На правой стороне лица запеклась кровь.
Душа отделилась от тела и кружила над ним, раздумывая, улететь ей или остаться. Однако тело, несмотря на это, на боль и на тьму вокруг, не утратило слуха и слышало, как чьи-то шаркающие ноги подходят все ближе. Шаги остановились, потом кто-то взял Джайала за ноги и поволок по мостовой; его голова колотилась о булыжник. С каждым ударом тьма перед глазами все больше сгущалась. Черно... черно... черным-черно...
И душа улетела прочь, чертя неровные круги над Серой Долиной. Тело осталось далеко позади: здесь, в Долине, Джайал в числе других душ будет ожидать конца времен и воскресения своего тела. Он опускался все ниже и ниже, но ничего не различал в пустой Долине, а она делалась все темнее и темнее. Наконец мгла сомкнулась полностью, и душа, хотя светилась сама, утратила зрение. Джайал летел во тьме, увлекаемый сильным течением.
Громовой рев наполнил тьму, и Джайал наконец-то прозрел. Какие-то серые формы проносились мимо, как прутья, уносимые водопадом. Значит, он на краю бездны Хеля, ожидающей всех умерших без покаяния, и сейчас бесконечно медленно низвергнется во тьму, куда не проникает никакой свет и откуда нет возврата. Так он проклят? И бледные тени вокруг - это души, осужденные вечно пребывать во тьме?
Течение влекло его. Вот как окончилось его бесславное существование: он не оправдал надежд отца и Талассы, потерял меч, а теперь он проклят. За что? Слишком много он нагрешил, чтобы понять причину, и поток ревет так громко, что думать очень трудно. Сейчас небытие поглотит его.
Он уже различал лица вокруг - изнуренные, со ртами, разинутыми в крике, недоступном человеческому уху, ужасающем и завораживающем одновременно, а течение становилось все сильнее. Потом впереди открылся провал, рев сделался еще громче, и в клубах тумана перед Джайалом разверзлась бездна Хеля.
Но на самом краю пропасти невидимая сила удержала его - так камень останавливает ветку на краю водопада.
Значит, ему не суждено погибнуть, а если суждено, то не теперь. Поток колебал его, но он чувствовал свою отдельность от него.
Его не оставлял страх перед рекой, могучей и неумолимой, влекущей его в темное подземное море, где гибнет все: разум, сознание своего бытия и надежда.
В его воспаленном мозгу мелькали призраки: знакомые лица, те, кто сражался вместе с ним и умирал в битве на болотах семь лет назад. Вортумин, Ядшаси, Эдрик, Полюсо - все они с разверстыми в крике ртами рушились в бездну. Джайал хотел бы коснуться их, но у него не было рук, он плавал в пустоте бестелесный. Он закричал, но и звука не было.
И душа его устремилась назад по спирали прошлого, ища ответа, вопрошая память.
И память вернулась - освобожденная память, которую его сознание подавляло все эти семь лет.