Джонсон Оливер
Нашествие теней (Светоносец - 1)

   Оливер Джонсон
   Нашествие теней
   (Светоносец-1)
   Некогда город Тралл был освящен богу Ре, повелителю Света, Огня и Солнца. Но пал великий город под натиском вампиров, ведомых беспощадным князем Фараном Гатоном Некроном. На землю спустилась тьма, и настало владычество Исса - бога Ночи, Червей и Смерти. Апотом пришли трое, те, кому, согласно пророчеству, суждено изменить судьбу мира, - Джайал, непобедимый в бою сын правителя Тралла, чародей Уртред, мудрый жрец Огня, и прекрасная Тласса. Но смогут ли они победить неисчислимые полчища порождений Мрака?
   ...лишь один из всех моих детей
   Увидел образ собственный в саду,
   И то он умер, мудрый Зороастр,
   Задолго до паденья Вавилона.
   У Жизни и у Смерти два есть царства
   Одно ты видишь, а другое скрыто
   Во мраке под могилами: и там
   Витают тени мыслящих существ,
   Кумиры верующих, сны влюбленных,
   Прекрасные и низкие мечты
   И образы героев и людей,
   Не разлучающихся после смерти...
   Перси Биши Шелли. "Прометей освобожденный".
   Перевод К. Чемека
   ГЛАВА 1
   У ГОРЫ ПРЕДАНИЙ
   Горный перевал. Вершины над ним стары, голы и лысы, без следа растительности. На склонах между древними растрескавшимися контрфорсами видны руины былых стен. Тропа, отмеченная лишь пирамидальными кучами камня, ведет через безжизненные, точно лунные, скалы к вершине впереди. Нижний край красного ущербного солнца тонет в синевато-пурпурной небесной дымке, и свет красен, точно перед закатом, хотя едва перевалило за полдень.
   Как везде в безлюдных горах, здесь царит особая тишина, столь напряженная и всеобъемлющая, что кажется, будто она имеет субстанцию и форму, будто это из нее состоят горы и небо и это она наполняет их едва слышимым гулом. Малейший звук здесь усиливается втрое; крик парящего в воздушных потоках орла лишь усугубляет гудящую тишину.
   Но вот в нее вторгается новый звук. Внизу, на петляющей через валуны тропе, сорвался со своего места камень и покатился по склону, чтобы обрести внизу покой на новые тысячелетия. И показался человек, тянущий за собой тележку, точно морской рачок - свою громадную раковину. Тележка, с него величиной, подскакивала и раскачивалась на ухабах, словно живая.
   Человек двигался медленно, заметно прихрамывая. Его лысая голова, испещренная коричневыми пятнами, казалась не менее старой, чем покрытые лишайником камни на перевале. Он тихо и нескладно напевал что-то хриплым и тонким старческим голосом. В его песне было всего четыре строчки, и он повторял их вновь и вновь в такт своим нетвердым шагам:
   Белый власами и ликом, как снег,
   С очами, как море огня,
   Бог света, бог любви и жизни,
   Сохрани в этот час меня.
   Он остановился, запрокинув лицо к красному солнцу, и до боли стиснул зубы, будто только сейчас осознав ужасающую тишину этого места и слабость своего голоса по сравнению с ней. Тишина быстро заполнила прореху, оставшуюся от его песни, и старик вновь поспешно двинулся вперед. Струйка пота стекала с его лба.
   Старика звали Захарий. На будущее лето ему должно было стукнуть шестьдесят, но эта дата представлялась ему столь же далекой, как маячившие впереди вершины, к которым он двигался так медленно и мучительно. Он шел восемь часов и забрался уже довольно далеко в Огненные Горы. Миновав безжизненную гладь болот в пяти часах ходьбы от города, он с тех пор все время поднимался вверх по тропе, все круче и круче петляющей по склону горы. Чем выше он взбирался, тем труднее его усталым рукам было удерживать тележку. Все его внимание поглощала борьба с ней, и все суставы жгло огнем. Только гимн помогал ему, погружая в нечто вроде транса и позволяя переставлять ноги своим чередом.
   Старик, пускаясь в дорогу, не надеялся прожить и этих восьми часов. То, что он все-таки прожил их, казалось ему чудом - это чудо явил бог, к которому Захарий обращал свою мольбу: Ре, бог Света, Солнца, Огня и пламенных когорт Второго Пришествия. Пока солнце светит, хотя бы и слабо, над умирающей землей, и у Захария остается возможность выжить. Он смотрел себе под ноги, и каждый шаг, приближающий его к цели до наступления тьмы, был маленьким триумфом его воли, маленьким поводом для радости. С помощью Ре он авось и до заката доживет - а если чудо продолжится, то дойдет до вершины перевала, ведущего через Гору Преданий.
   Но грохот камней, посыпавшихся сверху, дал ему понять, что чудо случилось. Умолкнув на полуслове, Захарий глянул вверх. Он дошел до узкого прохода меж двумя скалами - превосходного места для засады. И этот проход загораживали двое: один громадный, почти что великан, другой маленький и юркий. Оба обросли бородами, волосы их висели космами, ноги были босы, закатанные рукава обнажали жилистые руки, сделанные будто из дерева, а не из мышц. Большой держал меч, помахивая им, точно веером, а не стальным клинком, весившим несколько фунтов. Великан подбрасывал и ловил свое оружие, едва шевеля рукой. Маленький довольствовался кривым ножом и зловещей улыбкой - похоже, он и был вожаком.
   Оружия у них вполне хватит, чтобы разделаться с беззащитным стариком. Захарий со вздохом уронил оглобли тележки па землю, позабыв про гимн. Его жена Саман, останки которой он вез в этой самой тележке, верила в Ре. Этот гимн он посвящал в основном ее памяти. Что толку петь дальше? Никакой бог его теперь не спасет.
   Большой медленно двинулся вниз по тропе. Он был почти семи футов ростом, с кожей цвета высохших костей и огненно-рыжими волосами. Таких много водилось в землях старой Империи - нечистокровные потомки строителей Тралла, города, из которого шел Захарий. Оба разбойника, несомненно, когда-то тоже жили там, но семь лет назад, с концом старого мира, бежали. С приближением гиганта Захарий сморщил нос от едкого запаха - на скотном дворе и то лучше пахнет. Великан, не обращая на него внимания, нагнулся над тележкой, с пренебрежением копаясь в тряпье и узлах на дне. Сундук он нашел почти сразу. Оглядев тяжелый медный замок, он перевел взгляд на Захария. В глазах великана старик увидел пустоту на месте угасшего разума.
   - Что там у тебя? - спросил разбойник голосом, похожим на грохот каменного обвала.
   Захарий посмотрел вверх: снеговая шапка Горы Преданий мерцала в пурпурном небе. Он думал о жизни, которой вот-вот мог лишиться, но не жалел ни о чем; он сделал то, что должен был сделать.
   Маленький присоединился к своему товарищу.
   - Глухонемой, никак? - сказал он, толкая Захария на тележку. Старик, ударившись о ее борт, упал на колени, потирая ушибленное плечо. Боль не имеет значения - все равно он скоро умрет. Умрет, и священные орлы унесут его кости к солнцу, где Ре примет их в свои огненные руки до конца времен. И если жена была права, Захарий вновь увидится с ней там, в белом свете рая, и они будут вместе до судного дня.
   Великан вытащил сундук из тележки с озадаченным выражением ребенка, нашедшего игрушку-головоломку. Захария кольнула тревога. В сундуке лежал прах его покойной жены, который он собирался развеять высоко в горах. Ветер довершил бы остальное, унеся пепел на небо. Была в сундуке и шкатулка с локоном ее волос. Неужто разбойники растопчут все это в пыли? И посвященные Ре птицы не найдут ни единой черной, тонкой, как паутинка, прядки? Захарий представил себе, как Саман воскреснет в судный день без своих прекрасных черных локонов, бывших ее радостью и гордостью, и сердце его сжалось от горя.
   - Не надо, - взмолился он, с трудом поднимаясь на ноги.
   Грабитель маленького роста без труда пресек его попытки уцепиться одной рукой за сундук.
   - Нынче наш день, Бирбран, - старый ростовщик привез нам свое золото, - сказал он, обнажая желтые зубы в улыбке, и подступил ближе, дыхнув на старика спиртным перегаром. - Сколько там у тебя, скелетина? Сотня золотых? Или две? - Он опустил глаза на грудь Захарию, и старик, проследив за его взглядом, увидел, что плащ распахнулся от удара о тележку, открыв заржавленный ключ, висящий на пеньковой бечевке вокруг шеи. - Эге, а это что такое? - И грабитель одним свирепым рывком сорвал ключ с шеи. Старик повалился наземь, задыхаясь и потирая борозду от веревки. Разбойник, рассмотрев ключ, кивнул Бирбрану. Великан пристроил сундук на большом камне, а маленький сунул ключ в медную скважину. Великан с тупой завороженностью следил, как его приятель старается открыть замок.
   Захарий вновь приподнялся на колени, и кашель сотряс его ветхое тело. Он вскинул руку, пытаясь остановить грабителей, но злобный пинок маленького швырнул его на колесо тележки. Беспомощный, не в силах смотреть на совершенное бесчинство, он перевел взгляд к далеким вершинам.
   Тогда на том месте, где раньше стояли разбойники, он увидел черный силуэт - человек был обращен спиной к солнцу, и лицо его скрывала глубокая тень. Он был высок и худ. Красно-оранжевые одежды трепетали на легком ветру - одежды жреца Ре. Захарий заметил нечто странное в лице и руках незнакомца еще прежде, чем тот вышел из тени валунов под красный луч послеполуденного солнца.
   Тогда Захарий ахнул и отпрянул назад, ткнувшись в колени маленького. Бандит в бешенстве обернулся к нему.
   - Да будь ты проклят... - Слова застряли в горле у разбойника, и он тоже уставился на фигуру идущего по тропе. - Это еще что такое? - процедил он наконец. Бирбран обернулся тоже, пораженный страхом в голосе товарища, и заворчал от удивления, как зверь.
   За этот миг Захарий чуть-чуть оправился от того, что предстало ему в солнечном свете. Лицо из кошмара, из дурного сна, затмевавшее даже маски актеров пантомимы - двуносых ведьм и одноглазых уродов. Лицо, лишь отдаленно напоминающее человеческое.
   Им явился Демон Огня - лицо из сплошных шрамов, из бугров черного, красного и желтого мяса, вместо носа щель, в которую видна розовая полость, идущая к горлу, зубы обнажены в ухмылке с клочьями вместо губ, сквозь челюсть проглядывают кости. Вместо глаз пустые ямы, точно всасывающие в себя свет.
   Захарий ухватился за тележку и приподнялся на полусогнутых ногах. Разбойники у него за спиной отступили на шаг. Сундук, потеряв устойчивость, грохнулся наземь.
   После мгновения всеобщей тишины видение, охватив всю сцену одним взглядом своих пустых глаз, вышло на более яркий свет. Тогда Захарий увидел, что его лицо - всего лишь маска. Но какая! Большой искусник, должно быть, долго трудился, вытачивая ее из дерева и раскрашивая, - так и кажется, будто каждый рубец в этой горе дикого мяса вопиет от боли.
   Время застыло, и лишь крик орла доносился сверху.
   Маленький разбойник оправился первым.
   - Это только маска, - сказал он шепотом непонятно зачем - жрец подошел уже так близко, что все равно слышал каждое слово. - Ату его, Бирбран!
   Приказу недоставало твердости, и Бирбран не спешил его выполнять. Маска жреца едва доставала ему до груди, но даже Бирбран чуял скрытую за ней угрозу. Он слыхал о таких - бродячих колдунах, беглых, как и он, пользующихся своей силой без разбора и милосердия. Но семь лет существования в этих голых горах - семь лет на мясе койотов и птичьих яйцах между редкими невольничьими караванами - сделали великана отчаянным, готовым убить и жреца, и старика из-за того, что там ни есть в сундуке.
   С отвращением скривив свою топорную образину при новом взгляде па маску, он шагнул вперед. Старое железо, как ни жалко оно выглядело в его кулаке, придавало ему уверенности. Его и жреца разделяло всего тридцать футов, но дальше Бирбран не пошел. Жрец выставил свои опущенные доселе руки ладонями вперед. Бирбран успел заметить его необычные перчатки с железными наконечниками на пальцах, но тут воздух вокруг перчаток заколебался, будто внезапно открыли дверцу большой печи. Вместо горной прохлады, царившей здесь мгновение назад, гигант вдруг ощутил жар, охвативший его держащую меч руку. Рыжие волосы на ней дымились и чернели, а кожа вздувалась пузырями. Запах паленого мяса дошел до великана в тот же миг, что и боль. Он взревел, выронил меч, попятился и кинулся вниз по тропе со всей быстротой, которую способна была развить тяжелая туша.
   Его приятель, поглядев ему вслед, вновь повернулся к жрецу. Тот обратил к нему свои перчатки, и разбойник, не дожидаясь продолжения, устремился вдогонку за великаном. Поскользнувшись на камне, он упал, но тут же вскочил и во всю прыть помчался прочь. Скоро бандиты превратились в два крохотных пятнышка на далеких осыпях. Шорох камней, потревоженных их бегом, еще постоял немного над перевалом и умолк.
   Захарий за все это время не шелохнулся, точно пригвожденный к своей тележке, и лишь теперь отважился взглянуть на жреца. Черные глазные провалы маски словно вобрали его в себя. Пощады старик не ждал - одна смерть просто сменилась другой. Нескольких золотых, что при нем есть, будет довольно жрец убьет его. Неясно только как, ведь оружия у незнакомца нет. Колдовством или голыми руками? Жрец между тем не шевелился - склонив закрытое маской лицо, он разглядывал свои руки в перчатках, поворачивая их то так, то сяк, словно проявленная ими сила удивила его самого. Захарий тоже смотрел на перчатки - из крепкой кожи, с заостренными железными когтями на пальцах. Такими можно в клочья растерзать. Металлические гребни шли от когтей по тыльной стороне руки до запястья, исчезая в красно-оранжевых рукавах. На суставах они выдавались шипами. Захарий смотрел, как сокращаются эти железные сухожилия, скрючивая пальцы. Потом жрец шагнул к нему.
   Вот оно, подумал Захарий и закрыл глаза, вознося безмолвную молитву Ре.
   Он слышал, как скрипит щебень под ногами у жреца.
   Потом ничего - лишь снова крик орла да тихие вздохи ветра среди камней.
   Захарий чуть-чуть приоткрыл веки. Жрец стоял рядом, с трудом дыша сквозь носовую прорезь маски и поправляя своими устрашающими когтями один их кожаных ремешков, удерживающих ее на месте. Слегка отвернувшись, он смотрел вниз. Часть его шеи между воротом плаща и маской приоткрылась, обнажив белые рубцы вперемежку с землистой кожей.
   Захарий отвел глаза, содрогнувшись от смутного подозрения.
   Несмотря на близость смерти, его взгляд невольно обращался в ту же сторону, куда смотрел жрец, - в сторону города, на который Захарий обещал себе больше не оглядываться.
   Перед ними простиралась огромная чаша равнины, обрамленная по краям горными цепями. Дорога внизу вилась по горе, исчезая в скалах, и вновь появлялась тонкой белой чертой на болотах, уходя, прямая как стрела, в висящую над ними мглу.
   - Далеко ли до города? - как ни в чем не бывало спросил жрец. Голос его под лакированным деревом маски звучал глухо и безлично. Задав вопрос, он обернулся, вновь явив свою маску во всей ее жути. Захарий уставился на нее, как завороженный, чувствуя движения глаз под темными провалами.
   - До какого города? - пробормотал он в смятении.
   - Разве на этой равнине их несколько? - с легким раздражением сказал жрец. Захарий поспешно замотал головой.
   - Нет, - немного опомнившись, сказал он. - Вон он, Тралл.
   Жрец проследил за дрожащим пальцем Захария. Там, где дорога терялась в тумане, смутно виднелись очертания гранитного утеса, встающего из ровной, как соты, равнины. Даже отсюда можно было различить силуэты зданий на его склонах и вершине.
   Жрец удовлетворенно проворчал что-то и сделал шаг по тропе к далекому видению. У Захария невольно вырвалось:
   - Уж не туда ли ты собрался?
   Жрец остановился, глянув на старика темными ямами глаз.
   - А почему бы и нет? - глухо донеслось из-под маски.
   Старик замялся, сожалея о своем возгласе. Но жрец спас ему жизнь, а потом пощадил - его следовало предостеречь.
   - Никто не ходит в Тралл. Скверное это место, - не совсем вразумительно пояснил старик.
   - А какое место не скверное? - насмешливо фыркнул жрец. - Вся Империя лежит в руинах. Захарий усиленно затряс головой.
   - Нет, в Тралле хуже, чем где-либо еще... Много хуже.
   - Чем же?
   Захарий проглотил слюну, подбирая слова.
   - Если есть такое место, где мертвым лучше, чем живым, то это Тралл.
   Жрец вернулся к Захарию.
   - Рассказывай.
   Когда он подошел ближе, стариком снова овладел страх, но Захарий постарался сдержать дрожь в голосе.
   - Семь лет назад на этой равнине произошла великая битва. Сторонники Исса выиграли ее...
   Но жрец простер свою когтистую руку, прервав его.
   - Это мне известно - расскажи о более свежих событиях.
   Захарий долго молчал, и теперь слова полились потоком.
   - Так тебе известно, кто теперь правит нами? И что он принес Траллу? Молчание жреца подстегнуло старика. - Тогда остальное легко представить. Днем ты ходишь, где хочешь, но к ночи запираешься у себя в доме. И даже там ты в опасности... - Старик передохнул, сглотнув подступившую к горлу желчь. - Они поймали мою жену и продержали ее всю ночь, а утром я нашел ее на пороге. Бледную как снег. Я втащил ее в дом, но она только смотрела на меня обведенными темным ободом глазами. Тогда я увидел эти укусы на ее шее, увидел, что она пылает в жару. В глазах ее были боль и ненависть, точно ей не терпелось вцепиться в меня ногтями... - Голос старика дрогнул от этого воспоминания. - Я привязал ее к кровати и пошел за жрецом - за одним из вас, за жрецом Огня. Он сказал мне, что остается только одно. Я ждал снаружи, пока... - Захарий отвернулся, не договорив, с сердцем, словно кусок льда, и смахнул слезы с глаз. - Ее пепел тут, в сундуке, и волосы тоже. У нее были красивые волосы... - Старик склонил голову.
   - Продолжай, - тихо сказал жрец.
   - Что еще сказать? Каждую ночь все эти годы мы сидим под замком в своих домах, а вампиры воют и бранятся снаружи, скребясь в двери и ставни. Каждая дверь, каждое окно, каждая дымовая труба заперты от них наглухо, и все-таки они проникают к нам, когда мы меньше всего этого ожидаем. Днем ты можешь случайно ступить в тень - а они там таятся сотнями, только и дожидаясь, чтобы ты вышел из солнечного света.
   - Тогда почему ты оставался там так долго? Старик обвел взглядом нагие вершины.
   - Идти некуда, кроме как через болота в горы, а здесь тебя ждет верная смерть.
   - Однако ты все же пришел сюда.
   - Я стар - мне так и так умирать. Пусть те, кто помоложе, надеются на то, что все еще станет, как прежде. - Старик оглянулся на город. - Только не бывать этому. Тралл - город мертвецов. Вот почему я ушел, жрец. И если будет на то воля Ре, поднимусь на Гору Преданий еще дотемна.
   Жрец медленно кивнул, глядя на горные вершины.
   - Да, с благословения бога можешь подняться. Однако будь осторожен: до Суррении далеко, и злодеев на пути много.
   - Там, куда ты идешь, их еще больше, - улыбнулся старик, - однако спасибо тебе.
   - Ступай же с миром, - сказал жрец, вновь поворачивая на тропу.
   - Ты все-таки идешь туда?
   Жрец оглянулся в последний раз.
   - Я должен.
   - Круг жрецов, твоих собратьев, с каждым днем становится все уже, покачал головой старик. - Тебя убьют, если ты явишься туда.
   Жрец рассмеялся яростно и глухо.
   - Потому-то я и иду туда, старик: чтобы склонить весы в другую сторону. - Он повернулся и зашагал вниз по тропе, вздымая сандалиями клубы дыма.
   Захарий смотрел ему вслед со смешанным чувством облегчения и жалости. Худая фигура все уменьшалась, пока не превратилась в оранжево-красного муравья, ползущего по склону горы далеко внизу. Потом он перевалил через взгорок, за которым скрывалась тропа, и зеленая равнина точно поглотила его, как жаба - яркую букашку.
   Захарий покачал головой. Нынче и правда день чудес. Он прожил на восемь часов дольше, чем рассчитывал. Сундук уцелел, и авось посчастливится протянуть еще несколько часов, а к вечеру перевалить через Гору Преданий, где уже не так опасно.
   Иное дело жрец, подумал старик, опять взваливая сундук на тележку. И оглянулся на равнину. Казалось, что там уже темнеет. Слабые лучи солнца не грели землю, и стало холодно.
   - Да пребудет с тобой Огонь, - прошептал старик, потом поднял с земли оглобли тележки и возобновил свое мучительное восхождение к свободе.
   ГЛАВА 2
   "ДА НЕ СТУПИТ НОГА ТВОЯ В ТЕНЬ"
   Почти все три часа, оставшиеся до заката, ушли у жреца на дорогу до города. За все это время он лишь раз ненадолго остановился на тропе через болота. Вокруг было пусто, и он мог как следует обозреть открывшийся перед ним город. С гор гранитные утесы Тралла казались ничтожным пятнышком посреди бескрайней равнины. Теперь они высились над ним высотой в тысячу футов. Массивные крепостные стены, сложенные из того же гранита, скрывали от глаз нижнюю часть города, но выше кровли густо лепились к отвесным склонам.
   На самом верху утеса, на фоне бледного предвечернего неба, виднелись черные башни внутренней цитадели и верхушки пирамид двух городских храмов. Над тем, что был посвящен Ре, богу Света, от жертвенного огня поднимался густой дым. Над храмом Исса, бога Червей и Смерти, не было ничего.
   Свет и Смерть - вечные соперники. Раньше эти две религии как-то уживались. Но когда солнце начало угасать, все изменилось. Брат восстал на брата; по всей Империи начались гонения, войны, резня. Но хуже, чем Тралл, места нет. Нынче ровно семь лет с того дня, как пятьдесят тысяч человек нашли здесь свою смерть - в том числе и наставник жреца Манихей.
   Путник сделал то, от чего до сих пор воздерживался: отвернулся от города и перевел взгляд к небольшому пригорку, что стоял в пятидесяти ярдах слева от него, на болоте. Даже в скудном предвечернем свете этот холмик ярко белел на тусклой зелени болот. Мох и лишайник уже добрались до половины его пятидесятифутовой высоты, но и теперь, даже издали, было видно, из чего он сложен: его возводили ряд за рядом из человеческих голов, голов погибших в битве при Тралле, - ныне они стали голыми черепами. Князь Фаран не позволял никому, кто входил в Тралл, забыть о том роковом дне семилетней давности. Но жрец из пятидесяти тысяч погибших знал лишь одного - Манихея.
   Говорили, будто голову Манихея положили на самую вершину пирамиды. Жрец запрокинул голову, но холм был слишком далеко от него, чтобы разглядеть что-либо. На таком расстоянии все эти оскаленные черепа казались одинаковыми - приношения Иссу, богу Смерти.
   Жрец на краткий миг склонил голову и вновь устремился своим скорым, широким шагом к городу, низко надвинув на лоб капюшон плаща. Но павшие в битве не оставляли его. В сотне ярдов от городских ворот на утоптанной немощеной дороге стали попадаться белые вкрапления, похожие на куски мела, но жрец знал, что это не мел. На дороге перед воротами когда-то рассыпали кости мертвых. За семь лет ноги и колеса размололи их на мелкие куски, но плечевые и бедренные кости до сих пор еще торчали по обочинам, как иглы дикобраза.
   Жрец ускорил шаг. Белые осколки хрустели под ногами. Наконец он дошел до моста через заиленный ров, окружавший город. Поросший мхом каменный настил вел к массивным, исхлестанным непогодой воротам - единственному входу в Тралл. Жрец еще ниже опустил капюшон. Служители Ре по-прежнему приходили паломниками в свой храм, но все они были на подозрении. Шаги сандалий по мосту отдавались эхом от стен. Впереди зияли ворота, и в полумраке виднелись стражники в пурпурно-коричневых мундирах легионов Исса. Увидев цвета одежды жреца, они беспокойно зашевелились. Один отделился от остальных и медленно вышел вперед с алебардой в руке. Желтый и небритый, он с любопытством заглядывал под капюшон путника в тускнеющем свете дня.
   - Кто ты, незнакомец? - спросил он, стараясь разглядеть лицо жреца.
   - Приверженец Ре, - прозвучало в ответ.
   - Это я вижу, но что привело тебя сюда?
   - Хочу посетить свой храм: мне сказали, что князь Фаран пока что это дозволяет.
   - Дозволяет, - ухмыльнулся часовой, - да немногие из ваших пользуются этим дозволением.
   - Значит, я могу пройти?
   - Не раньше, чем я взгляну на твое лицо - мой капитан желает знать обо всех, кто входит и выходит.
   - Я ношу маску, как весь наш орден во время странствий.
   Часовой с угрозой ступил вперед, слегка приподняв алебарду.
   - В маске ты или нет, я должен тебя видеть.
   Жрец отступил назад, вскинув руку в перчатке. Часовой перевел взгляд с железных когтей на закрытое капюшоном лицо, но жрец, опережая его слова, произнес:
   - Хорошо, смотри - но предупреждаю, тебе не понравится то, что ты увидишь. - С этими словами он слегка отвел в сторону нижний край капюшона, показав часовому часть маски.
   - Боги! - сморщился тот. - Это что же такое?
   - То, что я ношу. Можно мне теперь пройти?
   - Проходи, коли охота, - с отвращением отвернулся страж. - Да не показывайся никому, во имя Исса!
   Жрец, не дожидаясь дальнейшего приглашения, поспешил нырнуть в калитку. Прочие стражники, словно не замечая их перебранки, продолжали греться у жаровни, безразличные ко всему, кроме пронизывающей вечерней сырости и быстро меркнувшего света. Жрец устремился вперед по улицам Нижнего Города, между оплетенных плющом руин. Торчащие к небу черные стропила свидетельствовали о пожаре, прокатившемся здесь семь лет назад. Холодная, глубокая тень лежала в извилистых переулках, ведущих вверх, на скалы. На улицах было пусто. Памятуя предостережение Захарии, жрец торопливо поднимался в гору, скользя сандалиями по влажным булыжникам. Глаза его сквозь прорези маски перебегали вправо и влево, всматриваясь во мрак по обе стороны улицы. Зияющие двери, окна без единого стекла, провалившиеся крыши, почернелые стены, сорняки, выросшие на них в тех скудных лучах, что сюда проникают.
   Впереди кто-то поспешно шмыгнул в дом, где еще имелись двери и решетки на окнах. Жрец, проходя мимо, услышал лязг задвигаемых засовов и звон цепей. Чувство одиночества, одолевавшее его весь месяц пути через Огненные горы, сделалось еще сильнее - точно он был одним из отверженных, что рыщут по этим улицам, наводя ужас на жителей. Это город призраков - больше ему не повстречался никто, хотя бы и спешащий укрыться в доме. Через двадцать минут подъема жрец остановился перевести дух на террасе, откуда видна была равнина. Солнце, плоский пурпурный овал, висело над западными горами. Его лучи не грели, и из носового отверстия маски вырывалось густое облачко пара. Содрогнувшись, жрец поспешил дальше.