Страница:
— Я за вами следила. — Айилка вовсе не чувствовала смущения. — Старалась узнать, как вы поступите дальше. Я видела, как вас захватили, но помочь вам не могла — была слишком далеко. Я ведь была уверена: стоит мне подобраться к вам ближе, и вы меня сразу заметите, поэтому я держалась шагов за сто от вас. Но когда поняла, что помочь себе вы уже не можете, отважиться на это в одиночку было слишком поздно.
— Знаю, ты сделала все, что могла, — тихо ответила Эгвейн. Неужели она следовала за нами всего в ста шагах? Слава Свету, разбойники ее не заметили!
Авиенда решила, что Эгвейн просит ее продолжить рассказ.
— Я знала, где должен был быть Корам, где были Даэль и Луайне, а они знали... — Она замедлила речь и взглянула на старшего воина нахмурившись. — Среди пришедших я не надеялась встретить вождя клана, тем более моего собственного. Руарк, кто тогда во главе Таардад Айил?
Руарк пожал плечами, будто ответ на этот вопрос не имел никакого значения.
— Придет время, — проговорил он, — я умру, и вожди септов сменят один другого и постараются решить, на самом ли деле они желают отправиться в Руидин. Я бы не пришел сюда по доброй воле, но Эмис, и Бэйр, и Мелэйн, и Сеана погнали меня, точно горные барсы, преследующие дикого козла. Сны сказали: мне надо идти. Они не верили, что я хочу умереть в постели, больным, толстым стариком.
Авиенда засмеялась, будто услышала добрую шутку:
— Говорят, всякий мужчина, против которого ополчились, сговорились его собственная жена и Хранительница Мудрости, предпочел бы сразиться сразу с дюжиной своих старинных врагов. А мужчина, на которого вместе с женой насели сразу три Хранительницы, да еще собственная жена — Хранительница, подобен тому, кто пытается сразить Лишающего Зрения!
— Мне в голову пришла одна мысль, — сказал старый воин, глядя куда-то вниз, и Эгвейн вдруг увидела на полу три кольца Великого Змея и кольцо потяжелее, золотое, как раз на мужской палец. — И она не оставляет меня. Все должно меняться. Но если я отойду в сторону, частью перемен к новому мне не стать. Три Айз Седай, направляющиеся в Тир.
Остальные айил обменялись взглядами, стараясь, чтобы это ускользнуло от внимания Эгвейн и ее подруг.
— Вы говорили о снах, — молвила Эгвейн. — Ваши Мудрые умеют понимать, о чем им рассказывают сны?
— Некоторые умеют. Но если вы хотите знать больше, поговорите с ними. Думаю, перед Айз Седай они раскроют свои тайны. А вот мужчинам Хранительницы Мудрости говорят о вещих снах только тогда, когда в них есть указания, как мы должны действовать. — Голос его вдруг стал тихим, усталым. — А это обычно как раз то, чего очень хотелось бы избежать, да нельзя.
Руарк умолк, наклонился и поднял с пола мужское кольцо. На кольце блестел взлетающий над копьем и короной журавль, Эгвейн тотчас его узнала. Раньше она не раз видела это кольцо висящим у Найнив на шее, на кожаном шнурке. Наступив на другие кольца, Найнив шагнула вперед и выхватила перстень из руки айильца. На лице ее Эгвейн видела гнев и еще столько разноречивых чувств, разобраться в которых не могла. Руарк и пальцем не пошевелил, чтобы вернуть кольцо, и продолжил усталым голосом:
— И у одной из них кольцо, о котором я слышал, когда еще был мальчишкой. Перстень королей Малкири. Когда отец мой был молод, малкирцы вместе с шайнарцами выступили против айильцев. В танце копий они понимали толк! Однако Малкир пала перед Запустением. Говорят, что выжил только маленький мальчик-король, и ныне он обхаживает смерть, отнявшую у него страну, как иной ищет расположения красивых женщин. Поистине все это очень странно, Айз Седай. Пожалуй, самое странное из всех необычных знамений, что я повидал с тех пор, как Мелэйн выгнала меня из собственного моего становища и отправила за Стену Дракона. Вы поставили меня на тропу, на которую я и в мыслях не ступал.
— Я не выбирала, какой дорогой вам идти, — резко ответила ему Найнив. — Единственное, чего я хочу, — продолжить свой путь. У этих разбойников были лошади. Мы возьмем трех лошадей и двинемся в путь.
— Ночью? — спросил Руарк. — Неужели у вас такие срочные дела, что вы должны спешить по этим опасным краям во мраке ночи?
Найнив, после видимой внутренней борьбы, сказала:
— Нет. — И уже потверже добавила: — Но с восходом я двинусь в путь.
Айильцы вынесли всех убитых за палисад, но ни Эгвейн, ни ее спутницы не хотели ночевать в кровати Аддена, сохранившей тяжелый запах. Подобрав свои кольца, они устроились под открытым небом, завернувшись в плащи и одеяла, которые дали им айильцы.
Но вот рассвет украсил жемчугом небо на востоке; айильцы достали на завтрак жесткое сушеное мясо — Эгвейн долго разглядывала предложенный ей кусок, пока Авиенда не сообщила ей, что то была козлятина, — и к нему подали жесткий хлеб, разжевать его было так же трудно, как и волокнистое мясо. Еще появился белый сыр с голубыми прожилками, он был терпким и кислым на вкус, а твердость его заставила Илэйн пробормотать, что айильцам уже, должно быть, по силам пережевывать камни. Однако Дочь-Наследница одна умяла столько, сколько съели Найнив и Эгвейн вместе. Выбрав трех самых лучших лошадей для Эгвейн и ее подруг, айильцы от остальных коней отступили, ибо, как объяснила Авиенда, верхом они ездят только в случае крайней нужды. Причем говорила она об этом так, словно со сбитыми ногами все равно побежит быстрее, чем скачут кони. Выбранные для девушек лошади были высокими и почти такими же крупными, как боевые кони, с гордо выгнутыми шеями и свирепыми глазами. Илэйн досталась чалая кобыла, Эгвейн — серая, а Найнив — черный жеребец.
Свою серую лошадку Эгвейн назвала Туманной, надеясь, что нежное имя успокоит нрав кобылы. И действительно, пока девушки направлялись на юг. Туманная скакала легко, будто радуясь красному солнцу, поднимающемуся над горизонтом.
Уцелевшие в битве айильцы сопровождали всадниц пешком. Кроме двух айил, убитых Мурддраалами, погибло еще трое. Теперь айильцев оставалось всего девятнадцать. Все они бежали, не отставая от всадниц. Вначале Эгвейн старалась сдерживать свою лошадь, но это очень смешило айильцев.
— Я готова бежать наперегонки с твоей лошадью хоть десять миль, — сказала ей Авиенда, — и мы еще посмотрим, кто придет первым — она или я!
— А я готов пробежать с тобой двадцать! — смеясь, отозвался Руарк.
Эгвейн быстро поняла, что айильцы говорили вполне серьезно, ибо, когда она и ее спутницы перестали сдерживать прыть своих лошадей, айильцы и не думали отставать.
Но вот впереди показались соломенные крыши Джурене, и Руарк сказал:
— Прощайте, Айз Седай! И да найдете вы везде воду и прохладу! Может быть, мы вновь с вами встретимся еще до того, как придут перемены!
Голос его звучал глухо. Айильцы повернули к югу, и Авиенда, Чиад и Байн обернулись к девушкам, подняв каждая на прощание руку. Теперь, когда не надо было держаться вровень с лошадьми, айильцы не только не замедлили своего бега, а, наоборот, побежали заметно быстрее. Эгвейн догадывалась, что они намерены продолжать свой бег, пока не достигнут того самого что-бы-это-ни-было, куда направляются.
— Что он этим хотел сказать? — спросила она подруг. — «Может быть, мы вновь с вами встретимся еще до того, как придут перемены»?
Илэйн покачала головой.
— Какая разница, что он имел в виду, — проговорила Найнив. — Я рада, что они вдруг появились вчера, но не меньше рада и тому, что теперь они ушли. Надеюсь, нам здесь удастся сесть на судно.
Джурене была небольшой деревушкой, застроенной одноэтажными деревянными домиками, а над самым высоким зданием на высоком древке развевалось знамя Белого Льва Андора. В деревушке было пятьдесят гвардейцев королевы, облаченных в красные мундиры с остроугольными белыми воротниками, а поверх них сияли кирасы. Как заметил командир отряда, гвардейцев разместили в Джурене, чтобы создать безопасное пристанище для беженцев, направляющихся в Андор, но с каждым днем все меньшее число путников проходило через андорскую заставу. Теперь большинство беженцев спасалось от беды в деревнях ниже по реке, ближе к Арингиллу. Прибытие в Джурене трех женщин для командира гвардейцев было большой радостью, ибо он уже ожидал приказа о возвращении всех его воинов в Андор, чтобы они не бездельничали в деревеньке. Немногочисленным обитателям Джурене предстояло, вероятно, уйти из родных мест вместе с андорцами, оставляя свое добро разбойникам и кайриэнским солдатам враждующих Домов.
Илэйн постоянно прикрывала лицо глубоким капюшоном своего плотного шерстяного плаща, но никто из солдат, глядя на девушку с золотисто-рыжими волосами, не узнавал в ней Дочь-Наследницу Андора. Некоторые из воинов даже предлагали Илэйн остаться здесь, с ними, и Эгвейн не могла понять, раздосадована или довольна была ее спутница подобными предложениями. Сама же она мужчинам, приглашавшим ее в свою компанию, отвечала, что не имеет времени на это. В каком-то отношении эти приглашения были приятны и лестны; по правде говоря, Эгвейн вовсе не хотелось броситься на шею кому-то из лихих воинов, но их внимание, обращенное к ней столь же горячо, как к ее подруге, радовало девушку, напоминая, что кое-кто из мужчин и ее считает столь же неотразимой, как и красавицу Илэйн. Найнив одного из своих рьяных ухажеров ударила по лицу. Эгвейн при этом едва удержалась от смеха, а Илэйн насмешливо улыбнулась; Эгвейн догадалась, что бедняга осмелился ущипнуть Найнив, но, бросая на него испепеляющие взоры, та явно была довольна произведенным ею впечатлением.
Кольца с пальцев девушки сняли. Найнив довольно быстро убедила спутниц, что город Тир — не то место, где нужно выдавать себя за Айз Седай, особенно если именно там скрываются Черные Айя. Эгвейн спрятала свое кольцо в поясной кошель-сумку, туда, где хранился каменный тер'ангриал, и к ним обоим она прикасалась довольно часто, это придавало ей сил. Найнив носила свое кольцо на груди, нанизав на шнурок рядом с тяжелым кольцом Лана.
В Джурене, у единственного каменного причала, выдающегося в реку Эринин, девушки нашли пришвартованное судно. Не тот корабль, который видела Авиенда, но все же судно как судно. Однако, увидев его, Эгвейн очень огорчилась. «Змеешейка» оказалась вдвое шире «Голубого журавля», а ее нос, такой же округлый, как капитан судна, совсем не соответствовал названию.
Сей достойный муж, когда Найнив спросила, достаточно ли быстроходно его суденышко, искоса глянул на женщину и почесал ухо.
— Быстроходно ли? Я доверху набил трюмы шайнарским деревом высшего качества и коврами из Кандора. С таким-то грузом — куда мне спешить? Чем медленнее поплывем, тем выше подскочат цены на мой груз. Вслед за нашим сюда, к Джурене, подойдут и более быстроходные суда, но останавливаться здесь они не станут. Я бы и сам не застопорил ход, если б на судне не испортилось мясо. Вот ведь дурацкая мысль — что можно нынче купить мясо в Кайриэне. «Голубой журавль», говорите? О да, видел я Эллизора сегодня утром. Он застрял там, выше по течению. Нескоро его снимут, я думаю. Вот вам, пожалуйста, эти быстроходные суда!
Найнив заплатила ему за проезд да вдвое больше за провоз лошадей, при этом у нее был такой взгляд, что ни Эгвейн, ни Илэйн еще долго не отваживались с ней заговорить, хотя «Змеешейка» уже поползла вперевалку от деревеньки Джурене.
— Знаю, ты сделала все, что могла, — тихо ответила Эгвейн. Неужели она следовала за нами всего в ста шагах? Слава Свету, разбойники ее не заметили!
Авиенда решила, что Эгвейн просит ее продолжить рассказ.
— Я знала, где должен был быть Корам, где были Даэль и Луайне, а они знали... — Она замедлила речь и взглянула на старшего воина нахмурившись. — Среди пришедших я не надеялась встретить вождя клана, тем более моего собственного. Руарк, кто тогда во главе Таардад Айил?
Руарк пожал плечами, будто ответ на этот вопрос не имел никакого значения.
— Придет время, — проговорил он, — я умру, и вожди септов сменят один другого и постараются решить, на самом ли деле они желают отправиться в Руидин. Я бы не пришел сюда по доброй воле, но Эмис, и Бэйр, и Мелэйн, и Сеана погнали меня, точно горные барсы, преследующие дикого козла. Сны сказали: мне надо идти. Они не верили, что я хочу умереть в постели, больным, толстым стариком.
Авиенда засмеялась, будто услышала добрую шутку:
— Говорят, всякий мужчина, против которого ополчились, сговорились его собственная жена и Хранительница Мудрости, предпочел бы сразиться сразу с дюжиной своих старинных врагов. А мужчина, на которого вместе с женой насели сразу три Хранительницы, да еще собственная жена — Хранительница, подобен тому, кто пытается сразить Лишающего Зрения!
— Мне в голову пришла одна мысль, — сказал старый воин, глядя куда-то вниз, и Эгвейн вдруг увидела на полу три кольца Великого Змея и кольцо потяжелее, золотое, как раз на мужской палец. — И она не оставляет меня. Все должно меняться. Но если я отойду в сторону, частью перемен к новому мне не стать. Три Айз Седай, направляющиеся в Тир.
Остальные айил обменялись взглядами, стараясь, чтобы это ускользнуло от внимания Эгвейн и ее подруг.
— Вы говорили о снах, — молвила Эгвейн. — Ваши Мудрые умеют понимать, о чем им рассказывают сны?
— Некоторые умеют. Но если вы хотите знать больше, поговорите с ними. Думаю, перед Айз Седай они раскроют свои тайны. А вот мужчинам Хранительницы Мудрости говорят о вещих снах только тогда, когда в них есть указания, как мы должны действовать. — Голос его вдруг стал тихим, усталым. — А это обычно как раз то, чего очень хотелось бы избежать, да нельзя.
Руарк умолк, наклонился и поднял с пола мужское кольцо. На кольце блестел взлетающий над копьем и короной журавль, Эгвейн тотчас его узнала. Раньше она не раз видела это кольцо висящим у Найнив на шее, на кожаном шнурке. Наступив на другие кольца, Найнив шагнула вперед и выхватила перстень из руки айильца. На лице ее Эгвейн видела гнев и еще столько разноречивых чувств, разобраться в которых не могла. Руарк и пальцем не пошевелил, чтобы вернуть кольцо, и продолжил усталым голосом:
— И у одной из них кольцо, о котором я слышал, когда еще был мальчишкой. Перстень королей Малкири. Когда отец мой был молод, малкирцы вместе с шайнарцами выступили против айильцев. В танце копий они понимали толк! Однако Малкир пала перед Запустением. Говорят, что выжил только маленький мальчик-король, и ныне он обхаживает смерть, отнявшую у него страну, как иной ищет расположения красивых женщин. Поистине все это очень странно, Айз Седай. Пожалуй, самое странное из всех необычных знамений, что я повидал с тех пор, как Мелэйн выгнала меня из собственного моего становища и отправила за Стену Дракона. Вы поставили меня на тропу, на которую я и в мыслях не ступал.
— Я не выбирала, какой дорогой вам идти, — резко ответила ему Найнив. — Единственное, чего я хочу, — продолжить свой путь. У этих разбойников были лошади. Мы возьмем трех лошадей и двинемся в путь.
— Ночью? — спросил Руарк. — Неужели у вас такие срочные дела, что вы должны спешить по этим опасным краям во мраке ночи?
Найнив, после видимой внутренней борьбы, сказала:
— Нет. — И уже потверже добавила: — Но с восходом я двинусь в путь.
Айильцы вынесли всех убитых за палисад, но ни Эгвейн, ни ее спутницы не хотели ночевать в кровати Аддена, сохранившей тяжелый запах. Подобрав свои кольца, они устроились под открытым небом, завернувшись в плащи и одеяла, которые дали им айильцы.
Но вот рассвет украсил жемчугом небо на востоке; айильцы достали на завтрак жесткое сушеное мясо — Эгвейн долго разглядывала предложенный ей кусок, пока Авиенда не сообщила ей, что то была козлятина, — и к нему подали жесткий хлеб, разжевать его было так же трудно, как и волокнистое мясо. Еще появился белый сыр с голубыми прожилками, он был терпким и кислым на вкус, а твердость его заставила Илэйн пробормотать, что айильцам уже, должно быть, по силам пережевывать камни. Однако Дочь-Наследница одна умяла столько, сколько съели Найнив и Эгвейн вместе. Выбрав трех самых лучших лошадей для Эгвейн и ее подруг, айильцы от остальных коней отступили, ибо, как объяснила Авиенда, верхом они ездят только в случае крайней нужды. Причем говорила она об этом так, словно со сбитыми ногами все равно побежит быстрее, чем скачут кони. Выбранные для девушек лошади были высокими и почти такими же крупными, как боевые кони, с гордо выгнутыми шеями и свирепыми глазами. Илэйн досталась чалая кобыла, Эгвейн — серая, а Найнив — черный жеребец.
Свою серую лошадку Эгвейн назвала Туманной, надеясь, что нежное имя успокоит нрав кобылы. И действительно, пока девушки направлялись на юг. Туманная скакала легко, будто радуясь красному солнцу, поднимающемуся над горизонтом.
Уцелевшие в битве айильцы сопровождали всадниц пешком. Кроме двух айил, убитых Мурддраалами, погибло еще трое. Теперь айильцев оставалось всего девятнадцать. Все они бежали, не отставая от всадниц. Вначале Эгвейн старалась сдерживать свою лошадь, но это очень смешило айильцев.
— Я готова бежать наперегонки с твоей лошадью хоть десять миль, — сказала ей Авиенда, — и мы еще посмотрим, кто придет первым — она или я!
— А я готов пробежать с тобой двадцать! — смеясь, отозвался Руарк.
Эгвейн быстро поняла, что айильцы говорили вполне серьезно, ибо, когда она и ее спутницы перестали сдерживать прыть своих лошадей, айильцы и не думали отставать.
Но вот впереди показались соломенные крыши Джурене, и Руарк сказал:
— Прощайте, Айз Седай! И да найдете вы везде воду и прохладу! Может быть, мы вновь с вами встретимся еще до того, как придут перемены!
Голос его звучал глухо. Айильцы повернули к югу, и Авиенда, Чиад и Байн обернулись к девушкам, подняв каждая на прощание руку. Теперь, когда не надо было держаться вровень с лошадьми, айильцы не только не замедлили своего бега, а, наоборот, побежали заметно быстрее. Эгвейн догадывалась, что они намерены продолжать свой бег, пока не достигнут того самого что-бы-это-ни-было, куда направляются.
— Что он этим хотел сказать? — спросила она подруг. — «Может быть, мы вновь с вами встретимся еще до того, как придут перемены»?
Илэйн покачала головой.
— Какая разница, что он имел в виду, — проговорила Найнив. — Я рада, что они вдруг появились вчера, но не меньше рада и тому, что теперь они ушли. Надеюсь, нам здесь удастся сесть на судно.
Джурене была небольшой деревушкой, застроенной одноэтажными деревянными домиками, а над самым высоким зданием на высоком древке развевалось знамя Белого Льва Андора. В деревушке было пятьдесят гвардейцев королевы, облаченных в красные мундиры с остроугольными белыми воротниками, а поверх них сияли кирасы. Как заметил командир отряда, гвардейцев разместили в Джурене, чтобы создать безопасное пристанище для беженцев, направляющихся в Андор, но с каждым днем все меньшее число путников проходило через андорскую заставу. Теперь большинство беженцев спасалось от беды в деревнях ниже по реке, ближе к Арингиллу. Прибытие в Джурене трех женщин для командира гвардейцев было большой радостью, ибо он уже ожидал приказа о возвращении всех его воинов в Андор, чтобы они не бездельничали в деревеньке. Немногочисленным обитателям Джурене предстояло, вероятно, уйти из родных мест вместе с андорцами, оставляя свое добро разбойникам и кайриэнским солдатам враждующих Домов.
Илэйн постоянно прикрывала лицо глубоким капюшоном своего плотного шерстяного плаща, но никто из солдат, глядя на девушку с золотисто-рыжими волосами, не узнавал в ней Дочь-Наследницу Андора. Некоторые из воинов даже предлагали Илэйн остаться здесь, с ними, и Эгвейн не могла понять, раздосадована или довольна была ее спутница подобными предложениями. Сама же она мужчинам, приглашавшим ее в свою компанию, отвечала, что не имеет времени на это. В каком-то отношении эти приглашения были приятны и лестны; по правде говоря, Эгвейн вовсе не хотелось броситься на шею кому-то из лихих воинов, но их внимание, обращенное к ней столь же горячо, как к ее подруге, радовало девушку, напоминая, что кое-кто из мужчин и ее считает столь же неотразимой, как и красавицу Илэйн. Найнив одного из своих рьяных ухажеров ударила по лицу. Эгвейн при этом едва удержалась от смеха, а Илэйн насмешливо улыбнулась; Эгвейн догадалась, что бедняга осмелился ущипнуть Найнив, но, бросая на него испепеляющие взоры, та явно была довольна произведенным ею впечатлением.
Кольца с пальцев девушки сняли. Найнив довольно быстро убедила спутниц, что город Тир — не то место, где нужно выдавать себя за Айз Седай, особенно если именно там скрываются Черные Айя. Эгвейн спрятала свое кольцо в поясной кошель-сумку, туда, где хранился каменный тер'ангриал, и к ним обоим она прикасалась довольно часто, это придавало ей сил. Найнив носила свое кольцо на груди, нанизав на шнурок рядом с тяжелым кольцом Лана.
В Джурене, у единственного каменного причала, выдающегося в реку Эринин, девушки нашли пришвартованное судно. Не тот корабль, который видела Авиенда, но все же судно как судно. Однако, увидев его, Эгвейн очень огорчилась. «Змеешейка» оказалась вдвое шире «Голубого журавля», а ее нос, такой же округлый, как капитан судна, совсем не соответствовал названию.
Сей достойный муж, когда Найнив спросила, достаточно ли быстроходно его суденышко, искоса глянул на женщину и почесал ухо.
— Быстроходно ли? Я доверху набил трюмы шайнарским деревом высшего качества и коврами из Кандора. С таким-то грузом — куда мне спешить? Чем медленнее поплывем, тем выше подскочат цены на мой груз. Вслед за нашим сюда, к Джурене, подойдут и более быстроходные суда, но останавливаться здесь они не станут. Я бы и сам не застопорил ход, если б на судне не испортилось мясо. Вот ведь дурацкая мысль — что можно нынче купить мясо в Кайриэне. «Голубой журавль», говорите? О да, видел я Эллизора сегодня утром. Он застрял там, выше по течению. Нескоро его снимут, я думаю. Вот вам, пожалуйста, эти быстроходные суда!
Найнив заплатила ему за проезд да вдвое больше за провоз лошадей, при этом у нее был такой взгляд, что ни Эгвейн, ни Илэйн еще долго не отваживались с ней заговорить, хотя «Змеешейка» уже поползла вперевалку от деревеньки Джурене.
Глава 40
НОЧНОЙ ГЕРОЙ
Облокотившись на релинг, Мэт наблюдал за приближением стен и башен Арингилла, в то время как «Серая чайка», мерно взмахивая длинными веслами, двигалась к длинным причалам, деревянные балки которых были промазаны дегтем и смолой. И сама пристань, защищенная полукружиями вдающегося в реку высокого каменного мола, и пришвартованные к ней суда всевозможных размеров кишели людьми. Одни толкали перед собой тачки или тянули волокуши и тачки с высокими колесами, доверху груженные различной мебелью и сундуками, другие, их было большинство, носили грузы на спине. Однако суеты не наблюдалось. Кучка людей, мужчин и женщин, неуверенно топталась на месте, дети с плачем жались к ногам взрослых. Солдаты в красных мундирах и сверкающих кирасах пытались заставить их двигаться к городу, но люди продолжали испуганно толпиться, видимо, не решаясь тронуться с места.
Мэт отвернулся и из-под руки посмотрел на реку, которую они покидали. Здесь Эринин была оживленнее, чем к югу от Тар Валона. На всем видимом пространстве реки можно было заметить почти дюжину судов, от длинной остроносой лодочки, легко скользящей против течения под двумя треугольными парусами, до широкого тупорылого корабля с квадратными парусами, чьи очертания виднелись далеко к северу.
Но почти половина судов, попавших в поле зрения Мэта, пожалуй, не имела никакого отношения к речной торговле. Две широкие баржи, загромождавшие середину реки, двигались порожняком к небольшому городу на дальнем берегу, в то время как три другие, до отказа заполненные людьми, теснившимися на палубе, как сельди в ладных дубовых бочках, шли им навстречу в направлении Арингилла. Вечернее солнце потихоньку скатывалось к линии горизонта, постепенно удлиняя тень от знамени, развевающегося над дальним городом. Тот берег был кайриэнским, но Мэту не было нужды вглядываться в рисунок стяга, он и так знал, что это Белый Лев Андора. Об этом много говорили в тех андорских деревнях, где ненадолго останавливалась «Серая чайка».
Мэт покачал головой. Политика не очень-то интересовала его. Пока им не втемяшится в башку вновь убеждать меня в том, что я андорец, и все из-за какой-то карты. Чтоб мне сгореть, чего доброго, они попытаются заставить меня сражаться в их проклятой армии, если дела с Кайриэном затянутся. Приказам подчиняться! О Свет! Мэта передернуло, и он снова посмотрел в сторону Арингилла. Босые матросы «Серой чайки» уже готовились бросить швартовы на причал.
Капитан Маллия следил за Мэтом, стоя на корме возле румпеля. Он, очевидно, все не оставлял надежды снискать расположение своих загадочных пассажиров, все пытался выведать, в чем суть возложенной на них важной миссии. В конце концов Мэт показал ему запечатанное письмо и сообщил, что везет его от Дочери-Наследницы к Королеве. Всего лишь личное послание от дочери к матери, не более. Но Маллия, похоже, услышал только слова «Королева Моргейз».
Мэт усмехнулся про себя. Глубокий карман его куртки приятно отягощался двумя кошельками, вес которых значительно увеличился с тех пор, как он взошел на корабль, а монет у него хватило бы еще и на то, чтобы заполнить пару других кошелей. Везло ему все же меньше, чем в ту первую, невероятную ночь, когда и кости, и все вокруг будто с ума посходило, но удача не оставила юношу. На третье утро Маллия отказался от попыток сдружиться с этой парой необычных пассажиров, участвуя в игре, но его денежный сундучок к этому времени уже значительно облегчился. А после Арингилла он, по всей вероятности, и вовсе полегчает, так как у Маллии и провизии в кладовых изрядно поуменьшилось. А когда Мэт поглядел на людские толпы на причалах, то подумал, что тут у бедного капитана вряд ли будет много возможностей пополнить запасы.
Мысли Мэта вновь вернулись к письму, и усмешка на его лице сменилась задумчивостью. Несколько движений раскаленным в огне ножом — и печать с изображением золотой лилии аккуратно поддета. В письме не содержалось ничего интересного: Илэйн сообщала, что упорно занимается, делает успехи и горит желанием продолжать обучение. Она помнит свой дочерний долг и, поскольку, наказывая ее за побег, Престол Амерлин рекомендовала не вспоминать о случившемся, более не намерена касаться этой темы. Кроме того, Илэйн писала, что удостоена звания Принятой и что свершилось это замечательное событие скорее, нежели она могла предполагать, и теперь ей доверены дела куда более важные, чем раньше, и в связи с поручением самой Амерлин ей, наверно, придется покинуть Тар Валон, впрочем, лишь на короткий срок. Так что матери не следует беспокоиться.
Илэйн было легко призывать Моргейз не беспокоиться. Конечно, Илэйн ведь Мэта усадила на горячую сковородку. Скорей всего, это глупое письмо и было причиной слежки за ним, но даже Том ничего в этом письме не понял, не сумел выжать из него ничего вразумительного. Он только пожимал плечами да порой ворчал о тайнописи, шифрах, кодах и Игре Домов. Сейчас, когда печать была поставлена на место и само письмо находилось в полнейшей недосягаемости, зашитое в подкладку куртки, Мэт готов был биться об заклад, что о послании никто не знает. Если кому-то позарез понадобится письмо, настолько, что он решит из-за него убить Мэта, то пусть попробует! Раз уж я, Найнив, взялся отвезти это письмо, то будь все проклято, но я его доставлю, кто бы ни пытался меня остановить. Если же он снова встретит тех трех несносных женщин, они явно не обрадуются, услышав слова, что он им выскажет. Если я когда-нибудь их встречу... О Свет, о таком обороте дел я и не задумывался!
Когда швартовы были обмотаны вокруг кнехтов, на палубе появился Том с инструментами за спиной и узлом в руке. Невзирая на хромоту, он с гордым видом подошел к поручням, старательно следя за тем, чтобы ветер должным образом развевал полы его плаща, играя цветными лоскутами декоративных заплат, и с важным видом теребя свои длинные белые усы.
— Никто и не смотрит, Том, — произнес Мэт. — По-моему, они заметят менестреля, только если в руках у него будет окорок.
Том окинул пристань внимательным взглядом:
— О Свет! Я слышал, что дела тут плохи, но не ожидал, что настолько. Бедные простаки. Похоже, половина из них просто голодает. Так что если ты и дальше намерен жить в соответствии со своими запросами, то второй твой кошелек мы отдадим за еду. Первый пойдет в уплату за комнату. Смотрю на тебя, и мне скоро плохо станет. Если ты и здесь будешь налегать на еду, как взял ныне в привычку, то недолго ждать, что оголодавший люд за этакое тебе мозги вышибет.
В ответ Мэт лишь улыбнулся.
Тяжело ступая, мимо прошел Маллия, подергивая кончик своей бороды и отдавая последние указания, — «Серую чайку» подтягивали к пирсу. Матросы установили сходни, и Санор, скрестив на груди могучие руки, встал на страже возле них — на случай, если толпа на причале попытается проникнуть на судно. Но никто так и не попытался.
— Значит, здесь вы все же покидаете нас, — улыбнулся Маллия, но улыбка его была не столь радушной и предупредительной, какой могла бы быть. — Вы уверены, что я никак не могу помочь вам в дальнейшем? Сгори моя душа, никогда еще я не видел подобного столпотворения. Солдатам не мешало бы очистить пристань — если понадобится, то и мечом! Иначе приличному купцу на берег не сойти, не то что торговать. По-моему, лишь Санор сможет провести вас к гостинице через весь этот сброд.
Ну да, конечно, чтоб ты сразу узнал, где мы остановились?! Нет уж, дудки!
— Я хотел было подкрепиться перед тем, как сойти на берег, и, может быть, сыграть в кости, чтобы скоротать время... — Бедный Маллия побледнел как полотно. — Но, пожалуй, подобными делами удобнее заниматься там, где пол устойчив и не ходит под ногами, как желе на блюдце. Так что мы покидаем вас, капитан. И благодарим за восхитительное плавание.
На лице капитана отразилось явное облегчение. Мэт же поднял свои вещи, взял в руку боевой шест, используя его как дорожный посох, и вместе с Томом направился к сходням. Маллия дошел с ними до трапа, провожая бормотанием, в котором смешались и неподдельная досада, и неискреннее сожаление, — и все потому, что такие пассажиры покидают его судно. Но Мэт был уверен, что капитана сильно расстраивает упущенный шанс снискать расположение Благородного Лорда Самона путем передачи последнему подробностей соглашения между Андором и Тар Валоном.
Пока Мэт с менестрелем протискивался сквозь толпу, Том недовольно ворчал:
— Я понимаю, что Маллия отнюдь не симпатичен, но стоило ли постоянно поддразнивать его? Насмехаться над ним? Тебе мало того, что ты уничтожил едва ли не все запасы провизии? Он ведь рассчитывал, что ему их хватит до самого Тира.
— К твоему сведению, — проговорил Мэт, — я в последние два дня съедал не все. — К великому облегчению Мэта, однажды утром чувство голода совершенно пропало. Будто Тар Валон оборвал последнюю нить, которой удерживал его. — Большую часть еды я выбрасывал за борт, хотя улучить момент, чтобы никто этого не видел, было очень трудно.
Правда, теперь забавного в этом казалось мало — Мэта окружали измотанные, голодные лица, причем среди них было немало детских.
— Маллия заслужил подобное к себе отношение, — добавил он. — Вспомни хотя бы судно, которое мы встретили вчера! Оно село на мель или что-то вроде того, а он не то что не остановился помочь, даже близко не подошел, сколько ему ни кричали.
Навстречу друзьям попалась женщина с длинными темными волосами, она могла бы показаться хорошенькой, если бы не крайняя степень истощения. Женщина заглядывала в лицо каждому встречному, будто искала кого-то в толпе. Мальчик ростом чуть выше ее пояса и две девочки поменьше с плачем цеплялись за юбку женщины.
— А еще он тогда завел разговор о речных бандитах и ловушках. По-моему, тот корабль на ловушку совсем не походил, — продолжал объяснять Мэт.
Том с трудом увернулся от возка на высоких колесах, к которому поверх груды скарба, укрытой брезентом, была привязана клетка с двумя визжащими поросятами. При этом менестрель едва не перелетел через тележку, которую тянули мужчина и женщина.
— А ты готов свернуть со своего пути, чтобы прийти на помощь людям, да? Странно, как это я сразу не догадался.
— Я помогу любому, кто заплатит, — твердо сказал Мэт. — Только в сказках дураки что-то делают за просто так.
Две девочки горько рыдали в юбку матери, мальчик тоже едва сдерживал слезы. Глубоко запавшие глаза женщины ненадолго остановились на Мэте, изучая его лицо. Потом взгляд ее обратился на других. Женщина, казалось, тоже готова была разрыдаться. Под влиянием внезапного побуждения Мэт нашарил в кармане деньги и высыпал женщине в руку пригоршню монет, даже не заботясь об их достоинстве. Она вздрогнула, недоверчиво разглядывая золото и серебро, на лице ее застыло непонимание, которое, впрочем, быстро сменилось радостной улыбкой, и слезы благодарности засветились в ее глазах.
— Купи им что-нибудь поесть. — Мэт кивнул в сторону детей и поспешил удалиться, прежде чем женщина обретет дар речи. И тут он поймал на себе пристальный взгляд Тома. — Ну, что ты смотришь? Монеты приходят легко, пока есть кому играть со мной в кости.
Том медленно кивнул, но Мэт не был уверен, что менестрель понял его правильно. Проклятие, детский плач действовал мне на нервы, только и всего. А глупый менестрель, верно, думает, что я стану раздавать золото каждому нищему, который мне повстречается. Вот дурак! Тут Мэт совсем запутался, так как подозревал, что последнее слово относилось не к Тому, а к нему самому.
Взяв себя в руки, он решил не вглядываться в лица встречных, пока наконец не заметил в конце причала того, кто интересовал его в данный момент больше всего. Лицо это принадлежало солдату, который направлял людей в город. На нем были красный мундир и кираса, но шлема он не носил. У солдата был облик много повидавшего седого ветерана, который красноречиво свидетельствовал, что он — опытный рубака, младший командир, военачальник десятка подчиненных, вряд ли больше. Сей воин напомнил Мэту Уно, хотя у него оба глаза были на месте. Судя по его утомленному виду, воин устал не меньше тех, кого он понукал.
— Проходи! — кричал солдат хриплым голосом. — Проклятье! Здесь стоить не положено! Пошевеливайтесь! В город идите, кому говорю!
Мэт остановился прямо перед солдатом и надел на лицо вежливую улыбку:
— Прошу прощения, капитан, вы не укажете, где я могу найти приличную гостиницу? И конюшню, где можно купить лошадей получше? Завтра нам предстоит долгий путь.
Солдат осмотрел собеседника сверху донизу, оглядел Тома и его плащ менестреля, после чего вновь окинул тяжелым взглядом Мэта:
— Капитан, говоришь? Ну, парень, тебе повезет почище самого Темного, если ухитришься сыскать себе местечко на ночь. Где-нибудь в сарае. Большая часть этой толпы спит под забором. А если отыщешь лошадь, которую еще не забили и не съели, то тебе уж точно придется торговать ее с боем, потому что ни один хозяин не захочет продать свою клячу.
— Есть лошадей? — с отвращением пробормотал Том. — Неужто на этом берегу и впрямь так плохо дело? Королева что, не присылает еды?
— Совсем плохо дело, менестрель. — Солдату явно хотелось сплюнуть. — Беженцы пересекают реку быстрее, чем мельницы перемалывают зерно в муку, быстрее, чем фургоны подвозят продукты с ферм. Ладно, долго это не продлится. Все, пришел приказ. Завтра мы прекратим переправу. А тех, кто все равно попытается, отправим обратно.
Он снова напустился на людей, толпившихся на пристани, словно они и были виновниками всех проблем. Потом его тяжелый взгляд вновь остановился на Мэте.
— Ты занимаешь место, путник. Проходи. — Голос солдата сорвался в крик, предназначавшийся каждому, кто мог слышать. — Пошевеливайтесь! Проклятье! Здесь нельзя стоять! Двигайтесь! Давайте!
Мэт и Том присоединились к тонкому ручейку людей, телег и тачек, текущему к воротам в городской стене, в Арингилл.
Главные улицы города оказались запружены такими толпами, что под ногами невозможно было разглядеть плоские серые плиты, которыми были выложены мостовые. Казалось, людям некуда идти и они шагают в толчее безо всякой цели или удрученно стоят по обеим сторонам улицы. Немногие счастливчики, успевшие что-то сохранить от прежнего достатка, держали в опущенных руках нехитрые пожитки или отчаянно прижимали к груди самые дорогие сердцу вещи. На глаза Мэту попались трое мужчин, баюкающих в руках часы, и с дюжину или больше — с серебряными блюдами или кубками. Но женщины прижимали к груди детей. Стоголосый ропот наполнял воздух, создавая многозвучный тревожный фон заботы и беспокойства. Мэт проталкивался сквозь толпу, нахмурившись и выискивая по сторонам вывеску гостиницы или хотя бы намек на нее. Застройка города была беспорядочна — чередование дерева, камня, кирпича; бок о бок стояли дома, крытые черепицей, шифером, соломой.
Мэт отвернулся и из-под руки посмотрел на реку, которую они покидали. Здесь Эринин была оживленнее, чем к югу от Тар Валона. На всем видимом пространстве реки можно было заметить почти дюжину судов, от длинной остроносой лодочки, легко скользящей против течения под двумя треугольными парусами, до широкого тупорылого корабля с квадратными парусами, чьи очертания виднелись далеко к северу.
Но почти половина судов, попавших в поле зрения Мэта, пожалуй, не имела никакого отношения к речной торговле. Две широкие баржи, загромождавшие середину реки, двигались порожняком к небольшому городу на дальнем берегу, в то время как три другие, до отказа заполненные людьми, теснившимися на палубе, как сельди в ладных дубовых бочках, шли им навстречу в направлении Арингилла. Вечернее солнце потихоньку скатывалось к линии горизонта, постепенно удлиняя тень от знамени, развевающегося над дальним городом. Тот берег был кайриэнским, но Мэту не было нужды вглядываться в рисунок стяга, он и так знал, что это Белый Лев Андора. Об этом много говорили в тех андорских деревнях, где ненадолго останавливалась «Серая чайка».
Мэт покачал головой. Политика не очень-то интересовала его. Пока им не втемяшится в башку вновь убеждать меня в том, что я андорец, и все из-за какой-то карты. Чтоб мне сгореть, чего доброго, они попытаются заставить меня сражаться в их проклятой армии, если дела с Кайриэном затянутся. Приказам подчиняться! О Свет! Мэта передернуло, и он снова посмотрел в сторону Арингилла. Босые матросы «Серой чайки» уже готовились бросить швартовы на причал.
Капитан Маллия следил за Мэтом, стоя на корме возле румпеля. Он, очевидно, все не оставлял надежды снискать расположение своих загадочных пассажиров, все пытался выведать, в чем суть возложенной на них важной миссии. В конце концов Мэт показал ему запечатанное письмо и сообщил, что везет его от Дочери-Наследницы к Королеве. Всего лишь личное послание от дочери к матери, не более. Но Маллия, похоже, услышал только слова «Королева Моргейз».
Мэт усмехнулся про себя. Глубокий карман его куртки приятно отягощался двумя кошельками, вес которых значительно увеличился с тех пор, как он взошел на корабль, а монет у него хватило бы еще и на то, чтобы заполнить пару других кошелей. Везло ему все же меньше, чем в ту первую, невероятную ночь, когда и кости, и все вокруг будто с ума посходило, но удача не оставила юношу. На третье утро Маллия отказался от попыток сдружиться с этой парой необычных пассажиров, участвуя в игре, но его денежный сундучок к этому времени уже значительно облегчился. А после Арингилла он, по всей вероятности, и вовсе полегчает, так как у Маллии и провизии в кладовых изрядно поуменьшилось. А когда Мэт поглядел на людские толпы на причалах, то подумал, что тут у бедного капитана вряд ли будет много возможностей пополнить запасы.
Мысли Мэта вновь вернулись к письму, и усмешка на его лице сменилась задумчивостью. Несколько движений раскаленным в огне ножом — и печать с изображением золотой лилии аккуратно поддета. В письме не содержалось ничего интересного: Илэйн сообщала, что упорно занимается, делает успехи и горит желанием продолжать обучение. Она помнит свой дочерний долг и, поскольку, наказывая ее за побег, Престол Амерлин рекомендовала не вспоминать о случившемся, более не намерена касаться этой темы. Кроме того, Илэйн писала, что удостоена звания Принятой и что свершилось это замечательное событие скорее, нежели она могла предполагать, и теперь ей доверены дела куда более важные, чем раньше, и в связи с поручением самой Амерлин ей, наверно, придется покинуть Тар Валон, впрочем, лишь на короткий срок. Так что матери не следует беспокоиться.
Илэйн было легко призывать Моргейз не беспокоиться. Конечно, Илэйн ведь Мэта усадила на горячую сковородку. Скорей всего, это глупое письмо и было причиной слежки за ним, но даже Том ничего в этом письме не понял, не сумел выжать из него ничего вразумительного. Он только пожимал плечами да порой ворчал о тайнописи, шифрах, кодах и Игре Домов. Сейчас, когда печать была поставлена на место и само письмо находилось в полнейшей недосягаемости, зашитое в подкладку куртки, Мэт готов был биться об заклад, что о послании никто не знает. Если кому-то позарез понадобится письмо, настолько, что он решит из-за него убить Мэта, то пусть попробует! Раз уж я, Найнив, взялся отвезти это письмо, то будь все проклято, но я его доставлю, кто бы ни пытался меня остановить. Если же он снова встретит тех трех несносных женщин, они явно не обрадуются, услышав слова, что он им выскажет. Если я когда-нибудь их встречу... О Свет, о таком обороте дел я и не задумывался!
Когда швартовы были обмотаны вокруг кнехтов, на палубе появился Том с инструментами за спиной и узлом в руке. Невзирая на хромоту, он с гордым видом подошел к поручням, старательно следя за тем, чтобы ветер должным образом развевал полы его плаща, играя цветными лоскутами декоративных заплат, и с важным видом теребя свои длинные белые усы.
— Никто и не смотрит, Том, — произнес Мэт. — По-моему, они заметят менестреля, только если в руках у него будет окорок.
Том окинул пристань внимательным взглядом:
— О Свет! Я слышал, что дела тут плохи, но не ожидал, что настолько. Бедные простаки. Похоже, половина из них просто голодает. Так что если ты и дальше намерен жить в соответствии со своими запросами, то второй твой кошелек мы отдадим за еду. Первый пойдет в уплату за комнату. Смотрю на тебя, и мне скоро плохо станет. Если ты и здесь будешь налегать на еду, как взял ныне в привычку, то недолго ждать, что оголодавший люд за этакое тебе мозги вышибет.
В ответ Мэт лишь улыбнулся.
Тяжело ступая, мимо прошел Маллия, подергивая кончик своей бороды и отдавая последние указания, — «Серую чайку» подтягивали к пирсу. Матросы установили сходни, и Санор, скрестив на груди могучие руки, встал на страже возле них — на случай, если толпа на причале попытается проникнуть на судно. Но никто так и не попытался.
— Значит, здесь вы все же покидаете нас, — улыбнулся Маллия, но улыбка его была не столь радушной и предупредительной, какой могла бы быть. — Вы уверены, что я никак не могу помочь вам в дальнейшем? Сгори моя душа, никогда еще я не видел подобного столпотворения. Солдатам не мешало бы очистить пристань — если понадобится, то и мечом! Иначе приличному купцу на берег не сойти, не то что торговать. По-моему, лишь Санор сможет провести вас к гостинице через весь этот сброд.
Ну да, конечно, чтоб ты сразу узнал, где мы остановились?! Нет уж, дудки!
— Я хотел было подкрепиться перед тем, как сойти на берег, и, может быть, сыграть в кости, чтобы скоротать время... — Бедный Маллия побледнел как полотно. — Но, пожалуй, подобными делами удобнее заниматься там, где пол устойчив и не ходит под ногами, как желе на блюдце. Так что мы покидаем вас, капитан. И благодарим за восхитительное плавание.
На лице капитана отразилось явное облегчение. Мэт же поднял свои вещи, взял в руку боевой шест, используя его как дорожный посох, и вместе с Томом направился к сходням. Маллия дошел с ними до трапа, провожая бормотанием, в котором смешались и неподдельная досада, и неискреннее сожаление, — и все потому, что такие пассажиры покидают его судно. Но Мэт был уверен, что капитана сильно расстраивает упущенный шанс снискать расположение Благородного Лорда Самона путем передачи последнему подробностей соглашения между Андором и Тар Валоном.
Пока Мэт с менестрелем протискивался сквозь толпу, Том недовольно ворчал:
— Я понимаю, что Маллия отнюдь не симпатичен, но стоило ли постоянно поддразнивать его? Насмехаться над ним? Тебе мало того, что ты уничтожил едва ли не все запасы провизии? Он ведь рассчитывал, что ему их хватит до самого Тира.
— К твоему сведению, — проговорил Мэт, — я в последние два дня съедал не все. — К великому облегчению Мэта, однажды утром чувство голода совершенно пропало. Будто Тар Валон оборвал последнюю нить, которой удерживал его. — Большую часть еды я выбрасывал за борт, хотя улучить момент, чтобы никто этого не видел, было очень трудно.
Правда, теперь забавного в этом казалось мало — Мэта окружали измотанные, голодные лица, причем среди них было немало детских.
— Маллия заслужил подобное к себе отношение, — добавил он. — Вспомни хотя бы судно, которое мы встретили вчера! Оно село на мель или что-то вроде того, а он не то что не остановился помочь, даже близко не подошел, сколько ему ни кричали.
Навстречу друзьям попалась женщина с длинными темными волосами, она могла бы показаться хорошенькой, если бы не крайняя степень истощения. Женщина заглядывала в лицо каждому встречному, будто искала кого-то в толпе. Мальчик ростом чуть выше ее пояса и две девочки поменьше с плачем цеплялись за юбку женщины.
— А еще он тогда завел разговор о речных бандитах и ловушках. По-моему, тот корабль на ловушку совсем не походил, — продолжал объяснять Мэт.
Том с трудом увернулся от возка на высоких колесах, к которому поверх груды скарба, укрытой брезентом, была привязана клетка с двумя визжащими поросятами. При этом менестрель едва не перелетел через тележку, которую тянули мужчина и женщина.
— А ты готов свернуть со своего пути, чтобы прийти на помощь людям, да? Странно, как это я сразу не догадался.
— Я помогу любому, кто заплатит, — твердо сказал Мэт. — Только в сказках дураки что-то делают за просто так.
Две девочки горько рыдали в юбку матери, мальчик тоже едва сдерживал слезы. Глубоко запавшие глаза женщины ненадолго остановились на Мэте, изучая его лицо. Потом взгляд ее обратился на других. Женщина, казалось, тоже готова была разрыдаться. Под влиянием внезапного побуждения Мэт нашарил в кармане деньги и высыпал женщине в руку пригоршню монет, даже не заботясь об их достоинстве. Она вздрогнула, недоверчиво разглядывая золото и серебро, на лице ее застыло непонимание, которое, впрочем, быстро сменилось радостной улыбкой, и слезы благодарности засветились в ее глазах.
— Купи им что-нибудь поесть. — Мэт кивнул в сторону детей и поспешил удалиться, прежде чем женщина обретет дар речи. И тут он поймал на себе пристальный взгляд Тома. — Ну, что ты смотришь? Монеты приходят легко, пока есть кому играть со мной в кости.
Том медленно кивнул, но Мэт не был уверен, что менестрель понял его правильно. Проклятие, детский плач действовал мне на нервы, только и всего. А глупый менестрель, верно, думает, что я стану раздавать золото каждому нищему, который мне повстречается. Вот дурак! Тут Мэт совсем запутался, так как подозревал, что последнее слово относилось не к Тому, а к нему самому.
Взяв себя в руки, он решил не вглядываться в лица встречных, пока наконец не заметил в конце причала того, кто интересовал его в данный момент больше всего. Лицо это принадлежало солдату, который направлял людей в город. На нем были красный мундир и кираса, но шлема он не носил. У солдата был облик много повидавшего седого ветерана, который красноречиво свидетельствовал, что он — опытный рубака, младший командир, военачальник десятка подчиненных, вряд ли больше. Сей воин напомнил Мэту Уно, хотя у него оба глаза были на месте. Судя по его утомленному виду, воин устал не меньше тех, кого он понукал.
— Проходи! — кричал солдат хриплым голосом. — Проклятье! Здесь стоить не положено! Пошевеливайтесь! В город идите, кому говорю!
Мэт остановился прямо перед солдатом и надел на лицо вежливую улыбку:
— Прошу прощения, капитан, вы не укажете, где я могу найти приличную гостиницу? И конюшню, где можно купить лошадей получше? Завтра нам предстоит долгий путь.
Солдат осмотрел собеседника сверху донизу, оглядел Тома и его плащ менестреля, после чего вновь окинул тяжелым взглядом Мэта:
— Капитан, говоришь? Ну, парень, тебе повезет почище самого Темного, если ухитришься сыскать себе местечко на ночь. Где-нибудь в сарае. Большая часть этой толпы спит под забором. А если отыщешь лошадь, которую еще не забили и не съели, то тебе уж точно придется торговать ее с боем, потому что ни один хозяин не захочет продать свою клячу.
— Есть лошадей? — с отвращением пробормотал Том. — Неужто на этом берегу и впрямь так плохо дело? Королева что, не присылает еды?
— Совсем плохо дело, менестрель. — Солдату явно хотелось сплюнуть. — Беженцы пересекают реку быстрее, чем мельницы перемалывают зерно в муку, быстрее, чем фургоны подвозят продукты с ферм. Ладно, долго это не продлится. Все, пришел приказ. Завтра мы прекратим переправу. А тех, кто все равно попытается, отправим обратно.
Он снова напустился на людей, толпившихся на пристани, словно они и были виновниками всех проблем. Потом его тяжелый взгляд вновь остановился на Мэте.
— Ты занимаешь место, путник. Проходи. — Голос солдата сорвался в крик, предназначавшийся каждому, кто мог слышать. — Пошевеливайтесь! Проклятье! Здесь нельзя стоять! Двигайтесь! Давайте!
Мэт и Том присоединились к тонкому ручейку людей, телег и тачек, текущему к воротам в городской стене, в Арингилл.
Главные улицы города оказались запружены такими толпами, что под ногами невозможно было разглядеть плоские серые плиты, которыми были выложены мостовые. Казалось, людям некуда идти и они шагают в толчее безо всякой цели или удрученно стоят по обеим сторонам улицы. Немногие счастливчики, успевшие что-то сохранить от прежнего достатка, держали в опущенных руках нехитрые пожитки или отчаянно прижимали к груди самые дорогие сердцу вещи. На глаза Мэту попались трое мужчин, баюкающих в руках часы, и с дюжину или больше — с серебряными блюдами или кубками. Но женщины прижимали к груди детей. Стоголосый ропот наполнял воздух, создавая многозвучный тревожный фон заботы и беспокойства. Мэт проталкивался сквозь толпу, нахмурившись и выискивая по сторонам вывеску гостиницы или хотя бы намек на нее. Застройка города была беспорядочна — чередование дерева, камня, кирпича; бок о бок стояли дома, крытые черепицей, шифером, соломой.