Страница:
Я был уверен, что преподаватель продержится не меньше пяти часов – все-таки он был гением ораторского искусства. Но я ошибся в своих ожиданиях – на двадцатой минуте в голову Альфонса Брекхуна угодил умело пущенный чьей-то подлой рукой бронзовый кубок, и гости приступили к горячительным напиткам. Горемыку оратора за ноги уволокли из трапезной…
В общем, учителя относились к Виллу как и все остальные, кому досталась несчастная доля существовать с ним бок о бок, – терпели как неизбежное, очень деятельное зло…
Вилл состоял сразу в нескольких крупных общественных организациях Мэндома. Он числился, например, председателем Общества Самых Достойных Людей. Между прочим, сам решал, кого принимать в Общество, а кого исключать из его членов. Меня поначалу тоже приняли, но очень быстро выгнали. Наверное, сочли недостаточно достойным – причину исключения мне так и не сообщили.
Общался он также с организацией вольных каменщиков. Эти люди, опасаясь прихода луноликих стервятников, возводили вокруг города уродливые каменные постройки – своеобразную линию укреплений, хотя, как я уже говорил, луноликие последний раз совершали набеги на крупные города десятки лет назад, и с тех пор о них никто и слыхом не слыхивал. Вилл был убежденным вольным каменщиком, вольным каменщиком до мозга костей – он собирал дворцовых слуг и рядовых горожан, формировал из них отряды и отправлял на строительство. Благодаря деятельности Вилла Мэндом стал городом, вокруг которого возвышался самый длинный в Белирии ряд странных, бесполезных и уродливых оборонительных сооружений.
Деятельность сына по укреплению столицы Бенедикт Вейньет одобрил и даже пожурил нас, менее инициативных своих сыновей, за праздную и легкую жизнь, которую мы вели.
– Посмотрите, – сказал отец, – как ваш брат Вилл прикладывает все силы, стараясь укрепить нашу государственность. Берите с него пример. Достойный сын. Молодец.
Другие начинания Вилла не вызывали у него одобрения.
Юный Вилл был также заместителем руководителя Общества по борьбе с греховными мыслями и одновременно возглавлял Общество по борьбе с обществом борьбы с греховными мыслями. Некоторое время он носился с идеей организовать Общество с красивым названием «Нравственность». Насколько мне известно, он собирался контролировать деятельность всех столичных домов терпимости, развивая в их служащих высокие морально-этические принципы. Как бы то ни было, дело у него не заладилось.
Зато спустя короткое время после того, как Вилл похоронил идею «Нравственности», он открыл в Мэндоме увеселительный притон. В то время ему было уже двадцать два года, и жизненные устремления у него порядком изменились – укреплению государственности он предпочитал теперь укрепление собственного финансового положения. В притоне рекой лился светлый эль, а по залу сновали обнаженные красотки.
Мне тогда едва сравнялось четырнадцать. Побывав в заведении Вилла пару раз, я решил, как и отец, похвалить его за столь славное начинание, но осуществить задуманное не успел…
Я направлялся в апартаменты Вилла, когда увидел, как король Бенедикт тащит моего братца по лестнице, зажав его ухо в крепких пальцах. Зрелище показалось мне довольно странным – Вилл был уже довольно взрослым для такого детского наказания, как выкручивание ушей.
– Я тебе покажу, сынок, как меня позорить! – приговаривал король.
Я пожал плечами, понял, что разговор с Биллом откладывается на неопределенный срок, и решил направиться в открытый им увеселительный притон. Но когда я добрался до знакомой улицы, то увидел, что успевшее стать мне родным двухэтажное здание теперь занимает «Городской совет по элеварению». Организация, вне всяких сомнений, важная и полезная, но куда подевалось заведение Вилла?! Я всерьез расстроился, потому что успел порядком полюбить это развратное местечко. Я захаживал сюда почти каждый день и, пропустив с приятелями несколько кружечек светлого эля, который варили тут же, отправлялся на верхние этажи, к распутным девицам.
Впоследствии выяснилось, что отцу стали известны некоторые подробности последних деяний Вилла по укреплению его финансового положения, и он пришел в ярость, узнав, чем промышляет один из его сыновей.
К слову сказать, здесь мы с отцом расходились во взглядах. Притон на улице Барашаха был самым успешным творением моего братца за всю его бестолковую, исполненную суетной активности жизнь. Остальные его прожекты носили разрушительно-реконструкционный характер и не несли людям радости.
Простой пример. На глаза Вилла как-то раз попалась винная лавочка. Заправлял делами в ней жизнерадостный и уже немолодой человек по имени Гнесик. Дело его процветало, он продавал вино, привозимое его кузеном из Невилла. Причем вино самого высшего качества – оно обладало поразительным вкусом, ароматом и быстро снискало множество поклонников в Мэндоме. В лавочку Гнесика захаживали не только простые горожане, но и многие знатные особы. Несколько раз его вино даже покупали по заказу самого короля, чем торговец несказанно гордился. В общем, все с этой лавочкой было в порядке, и так бы, возможно, и оставалось до самой смерти Бенедикта Вейньета (когда весь привычный строй жизни покатился в тартарары), но однажды над дверью винной лавки звякнул колокольчик. Не чуя беды, Гнесик вышел навстречу покупателю. Но посетитель вовсе не собирался покупать вино. Деловитой походкой Вилл направился к стойке с таким видом, словно он делает Гнесику огромное одолжение, удостоив его своим визитом. Мой братец втянул носом воздух и огляделся.
– Как хорошо… – сказал Вилл.
– О да, – согласился хозяин, – аромат нашего вина…
– …что я сюда заглянул, – закончил фразу странный посетитель, чем привел Гнесика в замешательство.
– Хм… – Вот все, что смог произнести хозяин лавки, но потом покашлял в кулак и сказал: – Покупателям мы всегда рады, можете быть в этом уверены.
– А вот и не угадал, – заявил Вилл, прохаживаясь вдоль полок с самым важным видом. Важной особой он, конечно, был, спору нет – все-таки королевский сын, но так задирать нос мог только один человек на свете – Вилл Вейньет. – Я вовсе не покупатель! – пояснил он. – Я Вилл Вейньет, если уж быть совсем точным!
Он смерил Гнесика суровым взглядом и принялся откупоривать сосуды, вдыхая в себя винный аромат. С видом заправского знатока Вилл зачмокал языком и пошевелил ушами.
– Можешь так? – спросил он хозяина лавки. Озадаченный странным поведением гостя, Гнесик спросил:
– Нравится вино, да, господин королевский сын?
– Не совсем, – откликнулся Вилл, чем и вовсе поставил хозяина в тупик. – Я пришел вот по какому делу, говорят – ты тут процветаешь…
«Решил обложить меня данью! – мелькнуло в голове несчастного торговца. – Да он ведь и по виду бандит, совершеннейший бандит. Я о нем много чего нехорошего слышал, – вспомнил Гнесик, – в городе говорили. И вот на тебе! Ко мне заявился. Ну что за напасть? Только дело стало развиваться».
Вилл громогласно заявил:
– Радуйся, несчастный, я пришел, чтобы помочь тебе расширить дело!
– Ну… – выдавил торговец, тревожная гримаса не покидала его лица, наоборот – настороженность после слов Вилла только усилилась.
«Наверное, так бандиты себя и ведут», – подумал Гнесик, которому прежде никогда не приходилось сталкиваться с вымогателями. Он был простым человеком и всегда жил честно, зарабатывая себе на хлеб мелкой торговлей.
– Мы организуем все так, что скоро ты станешь первым продавцом вина в Белирии, – потирая руки, сказал Вилл, – и даже более того – мы будем продавать вино в другие страны, мы разовьем дело до таких высот, что скоро ты станешь самым известным человеком в мире. Твоим именем будут клясться легурийцы. Дикие племена куннов будут нахваливать тебя по праздникам, а праздник у них, как известно, каждый день. Любой монах и служитель церкви из просвещенной Миратры, услышав имя Гнусик…
– Гнесик, – поправил хозяин.
– Какая разница! – раздраженно буркнул Вилл. – Так вот, все они будут говорить: ох и славное он нам продает вино, ох и славное. Хотя, конечно, очень дорогое. Но оно того стоит. Не так ли?
– Очень дорогое? – переспросил Гнесик. – Почему очень дорогое? У меня вполне приемлемые цены.
– Вот об этом я и хотел с тобой поговорить, – мигом оставив свои поэтические излияния, сказал Вилл и посерьезнел. – Вот что, Гнусик…
– Гнесик, – поправил его хозяин винной лавки таким нервным голосом, что сразу становилось ясно: этот человек испытывает сильнейший эмоциональный стресс, – мое имя – Гнесик!
– Да-да, хорошо-, как скажешь… Но сейчас не об этом. – Вилл обвел взглядом упыря винное благолепие вокруг. – Я навел справки и понял: ты отдаешь вино за бесценок.
– Я в курсе того, какие цены в городе, – запротестовал Гнесик, – я все знаю про цены на вино…
– Ну что ты хорохоришься?! – надвинулся на него Вилл. – Что ты со мной споришь? Тебе известно, кто я?!
– Вы, – закивал продавец вина, – королевский сын…
– Вот именно, я – Вилл Вейньет. Я уже, кажется, представлялся. Если надо, представлюсь еще. И советую тебе, даже не так – настоятельно тебе рекомендую меня слушаться! Понял, Гнусик?
– Понял, – откликнулся несчастный торговец и сник.
– Вот и отлично, – сказал Вилл и улыбнулся.
Хозяин лавки вдруг весь подобрался, схватил с полки самую большую бутылку и опустил моему братцу на голову.
Когда Вилл пришел в себя, Гнесик уже тащил его, связанного по рукам и ногам, в подвал и приговаривал:
– Видит бог, я совсем этого не хотел, милорд. Мне просто мое дело очень важно, понимаете?! Оно меня кормит, мою семью кормит, понимаете?! Моего кузена кормит, его семью кормит, понимаете?! А вы вот хотели все это враз уничтожить, понимаете?! Нельзя так, не могу я так…
– Эй, – крикнул Вилл, – ты что это делаешь, дурак?! Гнусик… как там тебя, Гнесик, отпусти меня немедленно!..
– Не могу! – выдохнул владелец винной лавки. – Нет у меня пути назад, должен я теперь вас убить. Надо же такому безобразию случиться! Позор, честное слово, на мою седую голову… Не думал я, что когда-нибудь до такого дойдет…
– Тебе что, идея моя не понравилась, да?! – Вилл почувствовал, что дело запахло жареным. – Так я просто идеей с тобой поделиться хотел!
– Нет, это не так, – откликнулся Гнесик и неуклюже развернулся.
Мой братец приложился головой о перила лестницы и закричал:
– А-а-а, ты что, вообще?! Совсем сдурел?! Да я тебя…
– Вы мне уже ничего не сделаете, – замогильным голосом откликнулся Гнесик, – потому что я вам сейчас того… горло перережу, а труп где-нибудь спрячу. А может, в подвале у меня полежит. Сюда никто никогда не заходит… – Последние слова он произнес задумчиво.
– Да ты что, озверел?! – испугался Вилл не на шутку. – Да меня искать будут! Да папа весь город перероет! Да меня видели, – нашелся он, – несколько человек видели, как я к тебе в лавку заходил!
– Да? – расстроился Гнесик и сник. – Вот это действительно плохо.
Он уронил Вилла на ступени, сам сел, подпер голову кулаком и задумался.
– Тебе только одно осталось, – мой братец снова обрел уверенность, – или ты меня отпускаешь, и мы с тобой делаем из тебя самого великого продавца вина в мире, или я тебя отдаю королевской страже. Понял?
– И так – никакого дела, и так – никакого, – пробормотал Гнесик, – но если так – я просто разорюсь, то во втором случае буду беглым убийцей…
– Вот-вот, – поддержал его Вилл, – развязывай-ка меня, а не то – все… Понял?
– Понял, – кивнул Гнесик обреченно и принялся развязывать пленника…
Пересказывая мне эту историю, Вилл хлопал себя по бокам, шумно радуясь своей необыкновенной находчивости – на самом деле, его не видела ни одна живая душа, когда он входил в винную лавку.
Гнесик к тому времени, как я услышал о его злоключениях, разумеется, уже вконец разорился. Мой братец заставил его продавать вино по такой сумасшедшей цене, что купить эти «элитные невиллские сорта» мог разве что безумный богатей – бедному безумцу и даже безумцу среднего достатка не хватило бы денег на столь дорогую покупку. Торговец начал сам потихоньку изничтожать запасы никому не нужного вина и все больше опускаться, и Вилл в конце концов оставил его в покое. Напоследок он заявил Гнесику, что вся беда в низком качестве «отвратительного пойла, которое гонит его прощелыга-кузен». Гнесик встречал слова Вилла радостным бульканьем, полоща горло «отвратительным пойлом» и посмеиваясь. Ему уже ни до чего не было дела…
Пару раз горожане даже били деятельного Вилла. Так сильно он их допек. Первый раз это случилось возле торговой площади. Насвистывая веселый мотив, Вилл направлялся к своему излюбленному месту – торговым рядам, где намеревался в очередной раз навести порядок, когда с крыши неожиданно спрыгнули две фигуры в масках. И почему те, кто нападает на королевских особ, всегда предпочитают оставаться инкогнито? Заинтригованный Вилл остановился и уставился на незнакомцев.
– Кто же так делает маски? – услышали они. – А ну дайте-ка мне посмотреть на это.
Вилл потянулся к лицу одного из нападавших, намереваясь сдернуть маску, но получил удар в ухо и отлетел к стене. От изумления и ярости Вилл даже не нашелся что сказать: только разевал рот, как рыба, выброшенная на берег. Потом мой деятельный брат схватился за рукоятку меча, но достать его не успел. Разбойники кинулись на него и стали пинать ногами. Действовали они так слаженно и умело, что Виллу осталось только извиваться на твердом камне мостовой и взывать о помощи.
Не знаю, чем для него закончилось бы досадное происшествие. Думаю, он навсегда лишился бы и зубов, и физического здоровья, но, на его счастье, я как раз направлялся по этой улице к дому моей очередной возлюбленной. Увидев, что мой братец угодил в переделку, я ни секунды не раздумывая вихрем помчался вперед. Железного меча у меня еще не было, зато был отличный кинжал, который я с удовольствием всадил обидчику брата в левую ягодицу. Увидев, что я настроен решительно, негодяи поспешили убраться восвояси. Они скрылись за поворотом. Если бы мы пожелали, то могли бы найти их по следу, оставленному раненым, но я не горел желанием пускаться в погоню. Вилл, похоже, тоже. Он сидел на мостовой и сплевывал кровь. Губы у него были разбиты и уже стали набухать.
«Скоро будут напоминать парочку спелых фиников», – подумал я и поинтересовался:
– Ты в порядке?
– Да, – раздраженно ответил Вилл, – на твоем месте я бы не торчал как хрен на грядке, а помог мне подняться.
Сравнение показалось мне весьма неудачным, и все же я подал ему руку. Вилл с трудом поднялся, ощупывая ушибленные ребра и поминутно охая.
– В городе тебя, похоже, не любят, – заметил я, – может, тебе пореже выходить из дворца? Хотя бы в ближайшее время.
– Не хватало еще мне бояться каких-то там простолюдинов! – скривившись, заметил Вилл. – Ну-ка, помоги мне дойти до дворца. Я облокочусь на тебя, и ты меня поведешь.
Его манера ко всем обращаться так, будто все ему должны, сильно меня рассердила.
– Может, дойдешь сам?! – буркнул я.
– Да ладно тебе, Дарт, – сказал он, – ты погляди, мне же все отбили.
– Хорошо, – сказал я, – так и быть. Если всю дорогу ты будешь молчать.
В юности Вилл не вызывал у меня особенной антипатии. Я относился к нему нейтрально. Странности его натуры, конечно, раздражали, и во время редких разговоров с братом я иногда начинал подергивать серьгу, подумывая, а не проткнуть ли его мечом, но серьезных столкновений между нами не было никогда.
Это уже потом, пожив некоторое время при дворе в Вейгарде, когда он каждый день пытался найти мне какое-нибудь занятие, я стал всерьез недолюбливать Вилла. Ведь я в ту пору был занят поисками самого себя, меня заботили мысли о будущем, я должен был многое обдумать и понять, чтобы выбрать в жизни правильный путь. Спрашивается, что может быть важнее для юноши, лишенного наследства и соответственно стабильности, чем определиться со своим предназначением в жизни? Братья были в полном порядке, при королевствах, обеспеченные надежным тылом, я же блуждал в потемках. Мои размышления поначалу, как я уже упоминал, привели меня на большую дорогу, но зато уже на большой дороге я окончательно определился с выбором и решил, что буду королем. И я действительно стал им.
И что же дальше? Что делает Вилл в то время, когда все ополчились против меня? Поддерживает младшего брата? Вилл посылает против меня армию. Совершив по отношению ко мне подобный акт недоброй воли, Вилл стал моим злейшим врагом.
Я знал, что королевство ослаблено его бестолковой деятельностью и народ Вейгарда его буквально ненавидит за неуемный дух реформаторства и обилие утопических идей.
«Забрать у Вилла Вейгард будет несложно, – думал я, – проще, чем отнять у старика вставную челюсть».
Меня немного беспокоило, что Вилл первым выступил против меня. Не иначе как в рукаве у него припрятан какой-нибудь козырь…
Реформаторством в Вейгарде Вилл действительно занялся самым решительным образом с первых же дней своего правления. Деяния Вилла зачастую были настолько масштабны, что приобрели широкую известность и за границами королевства. Все в Белирии говорили о том, что он разрушил плотину – и лишил город воды, отправил герцога Бевиньи на битву с драконами – и тот бесславно сгинул, но сделался в памяти народной национальным героем, что король Вилл переименовал Вейгард в Виллгард и заставил даже переписать летописи, после чего с некоторыми воспринимающими все близко к сердцу летописцами случились нервные срывы. За одно только упоминание старого названия страны в Вейгарде (Виллгарде) подвергали публичной порке.
Но все эти деяния, как выяснилось впоследствии, были только началом грандиозных замыслов Вилла по переустройству жизни в Вейгарде.
После моего отъезда (мне хотелось остаться в живых, а деятельный Вилл непременно приспособил бы меня куда-нибудь, где выжить бы не удалось) Вилл продолжил дело обустройства собственного королевства. Он решительно взялся за создание между городами широкой, мощенной камнем дороги. А поскольку на такое грандиозное строительство камня ему было нужно очень и очень много, Вилл приказал согнать весь народ в каменоломни, чтобы обеспечить бесперебойную добычу и поставку камня.
– Ты мне за строительство головой отвечаешь, – сказал он своему первому помощнику Лаксу Молосту и оказался человеком слова – когда строительство сорвалось, Лаксу отрубили голову.
Разумеется, столь кардинальные меры в переустройстве жизни и всего королевства в целом ополчили против короля простых граждан Вейгарда. Люди всегда консервативны, новые веяния, исходящие от правящей власти, им кажутся помехой спокойной жизни. Народу не нравится, когда разрушают сложившийся годами жизненный уклад.
Вилл Вейньет, к несчастью для себя, не мог понять такие простые вещи. Он считал, что каждый житель его королевства обязан разделять с ним реформаторские идеи и, проявляя сознательность, если понадобится, жизнь положить на их осуществление.
После того как одна за другой области Вейгарда принялись выражать недовольство, выступая против тирании, Вилл наконец понял, что дело пахнет всенародным бунтом, – все же интуиция, хоть и заторможенная, у него присутствовала. Вилл приказал остановить строительство дорог. Ярость, вызванную неосуществлением грандиозного замысла, он выместил на первом помощнике Лакее Молосте.
Непонимание массами важности задач, стоящих перед королевством, его несколько озадачило. Он наморщил лоб и принялся думать, что бы сделать такого, чтобы по грандиозности это деяние навсегда превратило его в национального героя (вроде погибшего по его вине герцога Бевиньи) и при этом народ не роптал, а остался доволен. Все раздумья приводили его к выводу, что любое крупное начинание требует огромных затрат физических сил, к строительству придется привлечь большое количество рабочих рук, а трудиться на благо короны придворные не хотели, желая существовать лишь в рамках своей профессии.
«Значит, нужно сделать что-то такое, что потребует привлечения минимального количества людей, но даст внушительный результат», – решил Вилл.
Свои умозаключения Вилл решил вынести на государственный совет Вейгарда, дабы совместными усилиями придумать что-нибудь поистине феноменальное и грандиозное. И совет придумал. Идею подал один из придворных по имени Кастор Глюк, за что Вилл повелел немедленно выдать хитроумному человеку пятьдесят золотых из королевской казны.
– Я вот что думаю. Чтобы народ был доволен, – сказал Кастор Глюк, – надо не народ привлекать к делу, которое является для него непривычным, а наоборот – делать для народа, одаривать народ. Но дарить что-то такое, что будет приносить пользу государству. А что у нас в государстве является основным занятием для большинства граждан?
– Сельское хозяйство, – отозвался звездочет.
– Точно, сельское хозяйство, – прищурился король, не совсем понимая, к чему клонит Глюк. – Ты что, предлагаешь им всем лошадей, что ли, купить?
– Зачем, – возвысил голос изобретатель, – я предлагаю всем нашим гражданам выдавать, – тут он сделал краткую паузу, – дерьмо!
Казначей крякнул и прикрыл рот ладошкой.
– Что?! – вскричал Вилл, вскакивая с трона. – Ты что, издеваешься над нами?! Что за польза от дерьма нашему государству?
– Ну как же! – Кастор Глюк побледнел, несколько огорошенный тем, что его «блестящая» идея вызвала столь яростное отторжение у монарха, но через мгновение к нему вернулось самообладание. – Ведь это же для нужд сельского хозяйства. Мы будем забирать дерьмо у соседей. У них его много… Можно даже менять на что-нибудь… И раздавать нашим гражданам. Они станут выбрасывать дерьмо повсюду, потому как оно им совсем без надобности, и почва в нашем королевстве постепенно удобрится и станет самой плодородной в мире. И стоимость подарков невелика. И у нас самих они имеются. Да что там говорить – с одного только скотного двора можно собрать столько навоза для подарков нашим гражданам…
– Хм… – Вилл сел обратно на трон. – А что? В этом что-то есть! Только не пойму что! – Он сморщил лоб и углубился в размышления.
«Потребуется лет пять, – рассуждал Вилл, – и мы – королевство с самой плодородной почвой в Белирии, сельское хозяйство процветает, у нас каждый год случается немыслимый урожай пшеницы, ржи, кукурузы, картофеля… Все расходы по закупке дерьма вследствие отличных урожаев окупятся. Мы сможем экспортировать зерно, овощи, горох. И главное – моим подданным совсем ничего не придется делать, только получать в подарок от короля немного отходов жизнедеятельности и выкидывать их возле своих домов».
Виллу представились целые реки урожайного дерьма, текущие из-за границ королевства. Он даже зажмурился, до того ему понравилась эта картина.
– Великолепно! – вскричал он, заключил Кастора Глюка в объятия и облобызал, так, что тот даже зарделся… – Пятьдесят золотых из казны за отличный замысел! Пятьдесят!
К реализации «благоухающей» успехом идеи Вилл приступил немедленно. Послы из Виллгарда направились к соседям – в Стерпор к Алкесу, в Гадсмит к Преолу и даже в граничившее с Вейгардом на востоке королевство Сомерсет. В Центральное королевство, к Фаиру, он не отважился обращаться с такой странной просьбой.
– Фаир, ты не мог бы поставлять нам дерьмо по дешевке? Я слышал, у вас его предостаточно, а у нас совсем мало…
Я представил себе выражение лица Фаира и расхохотался. Боже мой, что только не придет в голову идиотам, которым попросту нечем думать и некуда девать свою неуемную активность.
– Самим не хватает! – отвечает Фаир.
– Вот именно! – вторит ему Заклинатель, свирепо щурясь из-под капюшона…
Приказ был донесен до граждан Виллгарда в категорической форме. Все явились на специально организованный пункт раздачи с мешками и сумками, готовые оценить королевскую милость. Поначалу никто из местных жителей не поверил, что король собирается выдавать им дерьмо. Многие думали, что это неудачная шутка. Другие – бред сивой кобылы. Однако первый же горожанин, которому нагрузили полный мешок отечественного навоза, поднял жуткий гвалт, крича, что король спятил и действительно раздает дерьмо. Кое-кто сразу кинулся прочь, другие не поверили крикуну – из здания они выходили задумчивые и притихшие.
Крикуна, возвестившего, что король сошел с ума, Вилл приказал доставить ко двору. В качестве наказания несчастного поставили на раздачу навоза. Уже импортного. В числе многих других он складывал лепешки в мешки и сумки, загребал его лопатой и ровнял граблями.
Поскольку навоз подвезли из-за границы, дерьма хватило на всех, и даже еще осталось. Вилл с самым серьезным видом сетовал на то, что многие оказались недостаточно сознательными и не захотели добровольно получить подарки короля. Специально для таких граждан была организована служба доставки дерьма. Королевские стражи развозили импортный продукт по городам и селам, вываливая навоз во дворах.
В общем, учителя относились к Виллу как и все остальные, кому досталась несчастная доля существовать с ним бок о бок, – терпели как неизбежное, очень деятельное зло…
Вилл состоял сразу в нескольких крупных общественных организациях Мэндома. Он числился, например, председателем Общества Самых Достойных Людей. Между прочим, сам решал, кого принимать в Общество, а кого исключать из его членов. Меня поначалу тоже приняли, но очень быстро выгнали. Наверное, сочли недостаточно достойным – причину исключения мне так и не сообщили.
Общался он также с организацией вольных каменщиков. Эти люди, опасаясь прихода луноликих стервятников, возводили вокруг города уродливые каменные постройки – своеобразную линию укреплений, хотя, как я уже говорил, луноликие последний раз совершали набеги на крупные города десятки лет назад, и с тех пор о них никто и слыхом не слыхивал. Вилл был убежденным вольным каменщиком, вольным каменщиком до мозга костей – он собирал дворцовых слуг и рядовых горожан, формировал из них отряды и отправлял на строительство. Благодаря деятельности Вилла Мэндом стал городом, вокруг которого возвышался самый длинный в Белирии ряд странных, бесполезных и уродливых оборонительных сооружений.
Деятельность сына по укреплению столицы Бенедикт Вейньет одобрил и даже пожурил нас, менее инициативных своих сыновей, за праздную и легкую жизнь, которую мы вели.
– Посмотрите, – сказал отец, – как ваш брат Вилл прикладывает все силы, стараясь укрепить нашу государственность. Берите с него пример. Достойный сын. Молодец.
Другие начинания Вилла не вызывали у него одобрения.
Юный Вилл был также заместителем руководителя Общества по борьбе с греховными мыслями и одновременно возглавлял Общество по борьбе с обществом борьбы с греховными мыслями. Некоторое время он носился с идеей организовать Общество с красивым названием «Нравственность». Насколько мне известно, он собирался контролировать деятельность всех столичных домов терпимости, развивая в их служащих высокие морально-этические принципы. Как бы то ни было, дело у него не заладилось.
Зато спустя короткое время после того, как Вилл похоронил идею «Нравственности», он открыл в Мэндоме увеселительный притон. В то время ему было уже двадцать два года, и жизненные устремления у него порядком изменились – укреплению государственности он предпочитал теперь укрепление собственного финансового положения. В притоне рекой лился светлый эль, а по залу сновали обнаженные красотки.
Мне тогда едва сравнялось четырнадцать. Побывав в заведении Вилла пару раз, я решил, как и отец, похвалить его за столь славное начинание, но осуществить задуманное не успел…
Я направлялся в апартаменты Вилла, когда увидел, как король Бенедикт тащит моего братца по лестнице, зажав его ухо в крепких пальцах. Зрелище показалось мне довольно странным – Вилл был уже довольно взрослым для такого детского наказания, как выкручивание ушей.
– Я тебе покажу, сынок, как меня позорить! – приговаривал король.
Я пожал плечами, понял, что разговор с Биллом откладывается на неопределенный срок, и решил направиться в открытый им увеселительный притон. Но когда я добрался до знакомой улицы, то увидел, что успевшее стать мне родным двухэтажное здание теперь занимает «Городской совет по элеварению». Организация, вне всяких сомнений, важная и полезная, но куда подевалось заведение Вилла?! Я всерьез расстроился, потому что успел порядком полюбить это развратное местечко. Я захаживал сюда почти каждый день и, пропустив с приятелями несколько кружечек светлого эля, который варили тут же, отправлялся на верхние этажи, к распутным девицам.
Впоследствии выяснилось, что отцу стали известны некоторые подробности последних деяний Вилла по укреплению его финансового положения, и он пришел в ярость, узнав, чем промышляет один из его сыновей.
К слову сказать, здесь мы с отцом расходились во взглядах. Притон на улице Барашаха был самым успешным творением моего братца за всю его бестолковую, исполненную суетной активности жизнь. Остальные его прожекты носили разрушительно-реконструкционный характер и не несли людям радости.
Простой пример. На глаза Вилла как-то раз попалась винная лавочка. Заправлял делами в ней жизнерадостный и уже немолодой человек по имени Гнесик. Дело его процветало, он продавал вино, привозимое его кузеном из Невилла. Причем вино самого высшего качества – оно обладало поразительным вкусом, ароматом и быстро снискало множество поклонников в Мэндоме. В лавочку Гнесика захаживали не только простые горожане, но и многие знатные особы. Несколько раз его вино даже покупали по заказу самого короля, чем торговец несказанно гордился. В общем, все с этой лавочкой было в порядке, и так бы, возможно, и оставалось до самой смерти Бенедикта Вейньета (когда весь привычный строй жизни покатился в тартарары), но однажды над дверью винной лавки звякнул колокольчик. Не чуя беды, Гнесик вышел навстречу покупателю. Но посетитель вовсе не собирался покупать вино. Деловитой походкой Вилл направился к стойке с таким видом, словно он делает Гнесику огромное одолжение, удостоив его своим визитом. Мой братец втянул носом воздух и огляделся.
– Как хорошо… – сказал Вилл.
– О да, – согласился хозяин, – аромат нашего вина…
– …что я сюда заглянул, – закончил фразу странный посетитель, чем привел Гнесика в замешательство.
– Хм… – Вот все, что смог произнести хозяин лавки, но потом покашлял в кулак и сказал: – Покупателям мы всегда рады, можете быть в этом уверены.
– А вот и не угадал, – заявил Вилл, прохаживаясь вдоль полок с самым важным видом. Важной особой он, конечно, был, спору нет – все-таки королевский сын, но так задирать нос мог только один человек на свете – Вилл Вейньет. – Я вовсе не покупатель! – пояснил он. – Я Вилл Вейньет, если уж быть совсем точным!
Он смерил Гнесика суровым взглядом и принялся откупоривать сосуды, вдыхая в себя винный аромат. С видом заправского знатока Вилл зачмокал языком и пошевелил ушами.
– Можешь так? – спросил он хозяина лавки. Озадаченный странным поведением гостя, Гнесик спросил:
– Нравится вино, да, господин королевский сын?
– Не совсем, – откликнулся Вилл, чем и вовсе поставил хозяина в тупик. – Я пришел вот по какому делу, говорят – ты тут процветаешь…
«Решил обложить меня данью! – мелькнуло в голове несчастного торговца. – Да он ведь и по виду бандит, совершеннейший бандит. Я о нем много чего нехорошего слышал, – вспомнил Гнесик, – в городе говорили. И вот на тебе! Ко мне заявился. Ну что за напасть? Только дело стало развиваться».
Вилл громогласно заявил:
– Радуйся, несчастный, я пришел, чтобы помочь тебе расширить дело!
– Ну… – выдавил торговец, тревожная гримаса не покидала его лица, наоборот – настороженность после слов Вилла только усилилась.
«Наверное, так бандиты себя и ведут», – подумал Гнесик, которому прежде никогда не приходилось сталкиваться с вымогателями. Он был простым человеком и всегда жил честно, зарабатывая себе на хлеб мелкой торговлей.
– Мы организуем все так, что скоро ты станешь первым продавцом вина в Белирии, – потирая руки, сказал Вилл, – и даже более того – мы будем продавать вино в другие страны, мы разовьем дело до таких высот, что скоро ты станешь самым известным человеком в мире. Твоим именем будут клясться легурийцы. Дикие племена куннов будут нахваливать тебя по праздникам, а праздник у них, как известно, каждый день. Любой монах и служитель церкви из просвещенной Миратры, услышав имя Гнусик…
– Гнесик, – поправил хозяин.
– Какая разница! – раздраженно буркнул Вилл. – Так вот, все они будут говорить: ох и славное он нам продает вино, ох и славное. Хотя, конечно, очень дорогое. Но оно того стоит. Не так ли?
– Очень дорогое? – переспросил Гнесик. – Почему очень дорогое? У меня вполне приемлемые цены.
– Вот об этом я и хотел с тобой поговорить, – мигом оставив свои поэтические излияния, сказал Вилл и посерьезнел. – Вот что, Гнусик…
– Гнесик, – поправил его хозяин винной лавки таким нервным голосом, что сразу становилось ясно: этот человек испытывает сильнейший эмоциональный стресс, – мое имя – Гнесик!
– Да-да, хорошо-, как скажешь… Но сейчас не об этом. – Вилл обвел взглядом упыря винное благолепие вокруг. – Я навел справки и понял: ты отдаешь вино за бесценок.
– Я в курсе того, какие цены в городе, – запротестовал Гнесик, – я все знаю про цены на вино…
– Ну что ты хорохоришься?! – надвинулся на него Вилл. – Что ты со мной споришь? Тебе известно, кто я?!
– Вы, – закивал продавец вина, – королевский сын…
– Вот именно, я – Вилл Вейньет. Я уже, кажется, представлялся. Если надо, представлюсь еще. И советую тебе, даже не так – настоятельно тебе рекомендую меня слушаться! Понял, Гнусик?
– Понял, – откликнулся несчастный торговец и сник.
– Вот и отлично, – сказал Вилл и улыбнулся.
Хозяин лавки вдруг весь подобрался, схватил с полки самую большую бутылку и опустил моему братцу на голову.
Когда Вилл пришел в себя, Гнесик уже тащил его, связанного по рукам и ногам, в подвал и приговаривал:
– Видит бог, я совсем этого не хотел, милорд. Мне просто мое дело очень важно, понимаете?! Оно меня кормит, мою семью кормит, понимаете?! Моего кузена кормит, его семью кормит, понимаете?! А вы вот хотели все это враз уничтожить, понимаете?! Нельзя так, не могу я так…
– Эй, – крикнул Вилл, – ты что это делаешь, дурак?! Гнусик… как там тебя, Гнесик, отпусти меня немедленно!..
– Не могу! – выдохнул владелец винной лавки. – Нет у меня пути назад, должен я теперь вас убить. Надо же такому безобразию случиться! Позор, честное слово, на мою седую голову… Не думал я, что когда-нибудь до такого дойдет…
– Тебе что, идея моя не понравилась, да?! – Вилл почувствовал, что дело запахло жареным. – Так я просто идеей с тобой поделиться хотел!
– Нет, это не так, – откликнулся Гнесик и неуклюже развернулся.
Мой братец приложился головой о перила лестницы и закричал:
– А-а-а, ты что, вообще?! Совсем сдурел?! Да я тебя…
– Вы мне уже ничего не сделаете, – замогильным голосом откликнулся Гнесик, – потому что я вам сейчас того… горло перережу, а труп где-нибудь спрячу. А может, в подвале у меня полежит. Сюда никто никогда не заходит… – Последние слова он произнес задумчиво.
– Да ты что, озверел?! – испугался Вилл не на шутку. – Да меня искать будут! Да папа весь город перероет! Да меня видели, – нашелся он, – несколько человек видели, как я к тебе в лавку заходил!
– Да? – расстроился Гнесик и сник. – Вот это действительно плохо.
Он уронил Вилла на ступени, сам сел, подпер голову кулаком и задумался.
– Тебе только одно осталось, – мой братец снова обрел уверенность, – или ты меня отпускаешь, и мы с тобой делаем из тебя самого великого продавца вина в мире, или я тебя отдаю королевской страже. Понял?
– И так – никакого дела, и так – никакого, – пробормотал Гнесик, – но если так – я просто разорюсь, то во втором случае буду беглым убийцей…
– Вот-вот, – поддержал его Вилл, – развязывай-ка меня, а не то – все… Понял?
– Понял, – кивнул Гнесик обреченно и принялся развязывать пленника…
Пересказывая мне эту историю, Вилл хлопал себя по бокам, шумно радуясь своей необыкновенной находчивости – на самом деле, его не видела ни одна живая душа, когда он входил в винную лавку.
Гнесик к тому времени, как я услышал о его злоключениях, разумеется, уже вконец разорился. Мой братец заставил его продавать вино по такой сумасшедшей цене, что купить эти «элитные невиллские сорта» мог разве что безумный богатей – бедному безумцу и даже безумцу среднего достатка не хватило бы денег на столь дорогую покупку. Торговец начал сам потихоньку изничтожать запасы никому не нужного вина и все больше опускаться, и Вилл в конце концов оставил его в покое. Напоследок он заявил Гнесику, что вся беда в низком качестве «отвратительного пойла, которое гонит его прощелыга-кузен». Гнесик встречал слова Вилла радостным бульканьем, полоща горло «отвратительным пойлом» и посмеиваясь. Ему уже ни до чего не было дела…
Пару раз горожане даже били деятельного Вилла. Так сильно он их допек. Первый раз это случилось возле торговой площади. Насвистывая веселый мотив, Вилл направлялся к своему излюбленному месту – торговым рядам, где намеревался в очередной раз навести порядок, когда с крыши неожиданно спрыгнули две фигуры в масках. И почему те, кто нападает на королевских особ, всегда предпочитают оставаться инкогнито? Заинтригованный Вилл остановился и уставился на незнакомцев.
– Кто же так делает маски? – услышали они. – А ну дайте-ка мне посмотреть на это.
Вилл потянулся к лицу одного из нападавших, намереваясь сдернуть маску, но получил удар в ухо и отлетел к стене. От изумления и ярости Вилл даже не нашелся что сказать: только разевал рот, как рыба, выброшенная на берег. Потом мой деятельный брат схватился за рукоятку меча, но достать его не успел. Разбойники кинулись на него и стали пинать ногами. Действовали они так слаженно и умело, что Виллу осталось только извиваться на твердом камне мостовой и взывать о помощи.
Не знаю, чем для него закончилось бы досадное происшествие. Думаю, он навсегда лишился бы и зубов, и физического здоровья, но, на его счастье, я как раз направлялся по этой улице к дому моей очередной возлюбленной. Увидев, что мой братец угодил в переделку, я ни секунды не раздумывая вихрем помчался вперед. Железного меча у меня еще не было, зато был отличный кинжал, который я с удовольствием всадил обидчику брата в левую ягодицу. Увидев, что я настроен решительно, негодяи поспешили убраться восвояси. Они скрылись за поворотом. Если бы мы пожелали, то могли бы найти их по следу, оставленному раненым, но я не горел желанием пускаться в погоню. Вилл, похоже, тоже. Он сидел на мостовой и сплевывал кровь. Губы у него были разбиты и уже стали набухать.
«Скоро будут напоминать парочку спелых фиников», – подумал я и поинтересовался:
– Ты в порядке?
– Да, – раздраженно ответил Вилл, – на твоем месте я бы не торчал как хрен на грядке, а помог мне подняться.
Сравнение показалось мне весьма неудачным, и все же я подал ему руку. Вилл с трудом поднялся, ощупывая ушибленные ребра и поминутно охая.
– В городе тебя, похоже, не любят, – заметил я, – может, тебе пореже выходить из дворца? Хотя бы в ближайшее время.
– Не хватало еще мне бояться каких-то там простолюдинов! – скривившись, заметил Вилл. – Ну-ка, помоги мне дойти до дворца. Я облокочусь на тебя, и ты меня поведешь.
Его манера ко всем обращаться так, будто все ему должны, сильно меня рассердила.
– Может, дойдешь сам?! – буркнул я.
– Да ладно тебе, Дарт, – сказал он, – ты погляди, мне же все отбили.
– Хорошо, – сказал я, – так и быть. Если всю дорогу ты будешь молчать.
В юности Вилл не вызывал у меня особенной антипатии. Я относился к нему нейтрально. Странности его натуры, конечно, раздражали, и во время редких разговоров с братом я иногда начинал подергивать серьгу, подумывая, а не проткнуть ли его мечом, но серьезных столкновений между нами не было никогда.
Это уже потом, пожив некоторое время при дворе в Вейгарде, когда он каждый день пытался найти мне какое-нибудь занятие, я стал всерьез недолюбливать Вилла. Ведь я в ту пору был занят поисками самого себя, меня заботили мысли о будущем, я должен был многое обдумать и понять, чтобы выбрать в жизни правильный путь. Спрашивается, что может быть важнее для юноши, лишенного наследства и соответственно стабильности, чем определиться со своим предназначением в жизни? Братья были в полном порядке, при королевствах, обеспеченные надежным тылом, я же блуждал в потемках. Мои размышления поначалу, как я уже упоминал, привели меня на большую дорогу, но зато уже на большой дороге я окончательно определился с выбором и решил, что буду королем. И я действительно стал им.
И что же дальше? Что делает Вилл в то время, когда все ополчились против меня? Поддерживает младшего брата? Вилл посылает против меня армию. Совершив по отношению ко мне подобный акт недоброй воли, Вилл стал моим злейшим врагом.
Я знал, что королевство ослаблено его бестолковой деятельностью и народ Вейгарда его буквально ненавидит за неуемный дух реформаторства и обилие утопических идей.
«Забрать у Вилла Вейгард будет несложно, – думал я, – проще, чем отнять у старика вставную челюсть».
Меня немного беспокоило, что Вилл первым выступил против меня. Не иначе как в рукаве у него припрятан какой-нибудь козырь…
Реформаторством в Вейгарде Вилл действительно занялся самым решительным образом с первых же дней своего правления. Деяния Вилла зачастую были настолько масштабны, что приобрели широкую известность и за границами королевства. Все в Белирии говорили о том, что он разрушил плотину – и лишил город воды, отправил герцога Бевиньи на битву с драконами – и тот бесславно сгинул, но сделался в памяти народной национальным героем, что король Вилл переименовал Вейгард в Виллгард и заставил даже переписать летописи, после чего с некоторыми воспринимающими все близко к сердцу летописцами случились нервные срывы. За одно только упоминание старого названия страны в Вейгарде (Виллгарде) подвергали публичной порке.
Но все эти деяния, как выяснилось впоследствии, были только началом грандиозных замыслов Вилла по переустройству жизни в Вейгарде.
После моего отъезда (мне хотелось остаться в живых, а деятельный Вилл непременно приспособил бы меня куда-нибудь, где выжить бы не удалось) Вилл продолжил дело обустройства собственного королевства. Он решительно взялся за создание между городами широкой, мощенной камнем дороги. А поскольку на такое грандиозное строительство камня ему было нужно очень и очень много, Вилл приказал согнать весь народ в каменоломни, чтобы обеспечить бесперебойную добычу и поставку камня.
– Ты мне за строительство головой отвечаешь, – сказал он своему первому помощнику Лаксу Молосту и оказался человеком слова – когда строительство сорвалось, Лаксу отрубили голову.
Разумеется, столь кардинальные меры в переустройстве жизни и всего королевства в целом ополчили против короля простых граждан Вейгарда. Люди всегда консервативны, новые веяния, исходящие от правящей власти, им кажутся помехой спокойной жизни. Народу не нравится, когда разрушают сложившийся годами жизненный уклад.
Вилл Вейньет, к несчастью для себя, не мог понять такие простые вещи. Он считал, что каждый житель его королевства обязан разделять с ним реформаторские идеи и, проявляя сознательность, если понадобится, жизнь положить на их осуществление.
После того как одна за другой области Вейгарда принялись выражать недовольство, выступая против тирании, Вилл наконец понял, что дело пахнет всенародным бунтом, – все же интуиция, хоть и заторможенная, у него присутствовала. Вилл приказал остановить строительство дорог. Ярость, вызванную неосуществлением грандиозного замысла, он выместил на первом помощнике Лакее Молосте.
Непонимание массами важности задач, стоящих перед королевством, его несколько озадачило. Он наморщил лоб и принялся думать, что бы сделать такого, чтобы по грандиозности это деяние навсегда превратило его в национального героя (вроде погибшего по его вине герцога Бевиньи) и при этом народ не роптал, а остался доволен. Все раздумья приводили его к выводу, что любое крупное начинание требует огромных затрат физических сил, к строительству придется привлечь большое количество рабочих рук, а трудиться на благо короны придворные не хотели, желая существовать лишь в рамках своей профессии.
«Значит, нужно сделать что-то такое, что потребует привлечения минимального количества людей, но даст внушительный результат», – решил Вилл.
Свои умозаключения Вилл решил вынести на государственный совет Вейгарда, дабы совместными усилиями придумать что-нибудь поистине феноменальное и грандиозное. И совет придумал. Идею подал один из придворных по имени Кастор Глюк, за что Вилл повелел немедленно выдать хитроумному человеку пятьдесят золотых из королевской казны.
– Я вот что думаю. Чтобы народ был доволен, – сказал Кастор Глюк, – надо не народ привлекать к делу, которое является для него непривычным, а наоборот – делать для народа, одаривать народ. Но дарить что-то такое, что будет приносить пользу государству. А что у нас в государстве является основным занятием для большинства граждан?
– Сельское хозяйство, – отозвался звездочет.
– Точно, сельское хозяйство, – прищурился король, не совсем понимая, к чему клонит Глюк. – Ты что, предлагаешь им всем лошадей, что ли, купить?
– Зачем, – возвысил голос изобретатель, – я предлагаю всем нашим гражданам выдавать, – тут он сделал краткую паузу, – дерьмо!
Казначей крякнул и прикрыл рот ладошкой.
– Что?! – вскричал Вилл, вскакивая с трона. – Ты что, издеваешься над нами?! Что за польза от дерьма нашему государству?
– Ну как же! – Кастор Глюк побледнел, несколько огорошенный тем, что его «блестящая» идея вызвала столь яростное отторжение у монарха, но через мгновение к нему вернулось самообладание. – Ведь это же для нужд сельского хозяйства. Мы будем забирать дерьмо у соседей. У них его много… Можно даже менять на что-нибудь… И раздавать нашим гражданам. Они станут выбрасывать дерьмо повсюду, потому как оно им совсем без надобности, и почва в нашем королевстве постепенно удобрится и станет самой плодородной в мире. И стоимость подарков невелика. И у нас самих они имеются. Да что там говорить – с одного только скотного двора можно собрать столько навоза для подарков нашим гражданам…
– Хм… – Вилл сел обратно на трон. – А что? В этом что-то есть! Только не пойму что! – Он сморщил лоб и углубился в размышления.
«Потребуется лет пять, – рассуждал Вилл, – и мы – королевство с самой плодородной почвой в Белирии, сельское хозяйство процветает, у нас каждый год случается немыслимый урожай пшеницы, ржи, кукурузы, картофеля… Все расходы по закупке дерьма вследствие отличных урожаев окупятся. Мы сможем экспортировать зерно, овощи, горох. И главное – моим подданным совсем ничего не придется делать, только получать в подарок от короля немного отходов жизнедеятельности и выкидывать их возле своих домов».
Виллу представились целые реки урожайного дерьма, текущие из-за границ королевства. Он даже зажмурился, до того ему понравилась эта картина.
– Великолепно! – вскричал он, заключил Кастора Глюка в объятия и облобызал, так, что тот даже зарделся… – Пятьдесят золотых из казны за отличный замысел! Пятьдесят!
К реализации «благоухающей» успехом идеи Вилл приступил немедленно. Послы из Виллгарда направились к соседям – в Стерпор к Алкесу, в Гадсмит к Преолу и даже в граничившее с Вейгардом на востоке королевство Сомерсет. В Центральное королевство, к Фаиру, он не отважился обращаться с такой странной просьбой.
– Фаир, ты не мог бы поставлять нам дерьмо по дешевке? Я слышал, у вас его предостаточно, а у нас совсем мало…
Я представил себе выражение лица Фаира и расхохотался. Боже мой, что только не придет в голову идиотам, которым попросту нечем думать и некуда девать свою неуемную активность.
– Самим не хватает! – отвечает Фаир.
– Вот именно! – вторит ему Заклинатель, свирепо щурясь из-под капюшона…
Приказ был донесен до граждан Виллгарда в категорической форме. Все явились на специально организованный пункт раздачи с мешками и сумками, готовые оценить королевскую милость. Поначалу никто из местных жителей не поверил, что король собирается выдавать им дерьмо. Многие думали, что это неудачная шутка. Другие – бред сивой кобылы. Однако первый же горожанин, которому нагрузили полный мешок отечественного навоза, поднял жуткий гвалт, крича, что король спятил и действительно раздает дерьмо. Кое-кто сразу кинулся прочь, другие не поверили крикуну – из здания они выходили задумчивые и притихшие.
Крикуна, возвестившего, что король сошел с ума, Вилл приказал доставить ко двору. В качестве наказания несчастного поставили на раздачу навоза. Уже импортного. В числе многих других он складывал лепешки в мешки и сумки, загребал его лопатой и ровнял граблями.
Поскольку навоз подвезли из-за границы, дерьма хватило на всех, и даже еще осталось. Вилл с самым серьезным видом сетовал на то, что многие оказались недостаточно сознательными и не захотели добровольно получить подарки короля. Специально для таких граждан была организована служба доставки дерьма. Королевские стражи развозили импортный продукт по городам и селам, вываливая навоз во дворах.