Страница:
Помнится, в такой манере я частенько общался со своими братьями, чтобы их разозлить. Моя манера изъясняться витиевато их всерьез раздражала и всегда становилась причиной наших ссор и даже драк. Почему-то они считали, что я издеваюсь над ними. Возможно, братья думали так потому, что уроки Альфонса Брекхуна для них оказались слишком сложными. Я был единственным, кто усвоил риторическую науку на высшем уровне и даже получил от Альфонса Брекхуна бумагу о присвоении мне звания магистра риторики.
Однако во всем важна мера. Я подумал, что в общении с демоном, возможно, переборщил с патетикой и сейчас любитель поэзии, обидевшись, меня слопает. По крайней мере, морда у него стала самая свирепая. Но оказалось, что испытывает он не ярость, а некоторую озадаченность.
Должно быть, смысл моих последних слов до него не совсем дошел. Я явно переоценил его интеллектуальный потенциал.
Он надолго замолчал, потом попросил меня повторить то, что я только что сказал. Я удовлетворил его просьбу, немного поменяв слова местами. Он снова застыл, глядя в потолок, и, кажется, что-то смекал, потом морда его просветлела – понял.
– Ты прав, ты прав! – Любитель поэзии опять хлопнул меня по плечу, и мне показалось, что моя единственная левая рука совсем отнялась, я решил, что в следующий раз непременно дам ему сдачи – и будь что будет… – Поверхностно об этом нельзя… – заметил он. – А давай-ка знаешь что, – тут он немного разволновался, его новое состояние выразилось в диком зубовном скрежете и почесывании левой ягодицы, – раз у нас с тобой такая счастливая встреча произошла, я тебе немного почитаю!
Возражать я не решился – слишком свежи были мои воспоминания о маниакальном отравителе Андерии Стишеплете, а только вяло кивнул и приготовился внимать.
Поэт между тем не собирался радовать меня своими нетленками тотчас, он просиял, ухватил меня поперек туловища, взвалил на плечо и ринулся с бешеной скоростью по подземному коридору.
– Эй! – только и успел вскрикнуть я. – Куда это мы?
– Читать! – проревел демон.
Несся он так, что я только и успевал замечать, как мелькают каменистые выступы стен и провалы ответвлений подземного хода. Затем общий цвет сменился на успевший сделаться за время моего заключения привычным коричнево-красный, а песок из белого стал терракотовым. Я понял, что мы прибыли в более густонаселенный круг Нижних Пределов. Отсюда у меня было гораздо больше шансов выбраться на поверхность, но и намного больше возможностей попасть в лапы Заклинателя. Я выругался про себя.
– Кстати, я не представился, – заорал демон на ходу, так что я вздрогнул, – меня зовут Данте… Данте Алигьери…
– Как-как? – переспросил я – имя показалось мне смутно знакомым.
– Данте Алигьери, – проорал он, стараясь перекричать поток встречного ветра, – а тебя как зовут? Или ты предпочитаешь, чтобы я тебя называл просто – одноглаз?
– Не надо, – попросил я, вспомнив поэтическую строку, которой он меня поприветствовал, – предпочитаю, чтобы меня звали настоящим именем – Дарт Вейньет.
– Ах так, Дарт Вейньет, ну что же, рад знакомству, – выкрикнул Данте и внезапно прервал бег, видимо, мы прибыли на место…
Демон поставил меня на песок, и я покачнулся, потому что голова у меня снова сильно закружилась – то ли от голода, то ли от переживаний последнего времени. Некоторое время я ошалело крутил башкой, стараясь прийти в себя, потом нормальное мироощущение возобновилось, и я смог осмотреться.
Мы оказались в довольно уютной маленькой пещерке, оформленной со вкусом. Правда, жутчайший беспорядок несколько портил картину, но его можно было списать на широту творческой натуры хозяина – ему просто некогда было заниматься столь прозаическим делом, как уборка. Зато к вещам, созидающим уют в жилище, он явно благоволил. Пол устилали мягкие ковры. Стены прикрывали огнеупорные ткани, отливающие металлом, правда, частично они были сорваны. Поверх тканей висело несколько написанных широкими мазками довольно оригинальных картин. Две из них покосились, а третья и вовсе валялась на полу. Полотна отображали разнообразные пытки. Несчастные жертвы палачей-демонов застыли, в ужасе распахнув беззубые рты, они плевали кровью и, судя по всему, испытывали не самые счастливые в жизни минуты. Неизвестный художник запечатлел сцены адской жизни с точностью в деталях и явным упоением… Я невольно содрогнулся и покосился на демона-поэта. Он копался в железном сундуке, выгребая оттуда исписанные крупным почерком бумажки.
– Извини, жрать совсем ничего нет, – обернулся ко мне демон, – этот бездельник Куксоил куда-то запропастился, так что мне сегодня утром даже пришлось добывать пищу самостоятельно, – Данте поковырялся в зубах длинным когтем. – Ну попадись он мне только! Выбью из него лень навсегда. Другие небось жрут от пуза, а несчастному поэту – фиг с маслом. Наверное, решил, что тот, кто сочиняет стихи, не может быть опасен. Заблуждение. – Данте скрипнул зубами. – О, какое заблуждение! Но ты, наверное, только и ждешь, когда мы приступим к чтению?
– Конечно, – подтвердил я, продолжая осматриваться. Демон истолковал мой взгляд по-своему:
– Наверное, ищешь, нет ли чего-нибудь выпить, чтобы разгоряченное нутро могло размягчиться и лучше внимать моим словам? Так?
Я поспешно закивал, потому что после всего пережитого сильно нуждался в выпивке. Собственно, я всегда в ней нуждался, еще со времен своей бурной молодости, но вот случай промочить горло в последнее время представлялся крайне редко. Заклинатель меня не баловал, отъявленный мерзавец. И вот вам пожалуйста, при отсутствии пенного с хмелевой горечью, как я и говорил, у меня начинает развиваться нервное расстройство.
– Меня бы устроил светлый эль, – сказал я.
– Меня бы тоже. – Он хлопнул себя по ляжкам. – Эх, я как будто знал, что встречу кого-то вроде тебя. А потому кое-что припас…
Демон метнулся в угол и принялся разбрасывать песок, какие-то тряпки, камни, куски дерева, потом извлек на свет пузатую бочку литров на сорок. Бугры мышц проступили на толстых руках поэта, когда он поднял ее, перенес и осторожно поставил передо мной.
– Вот, – сказал Данте, – прямо сейчас угостимся или сначала чтение?
– Лучше бы, конечно, перед чтением размягчить нутро, – заметил я, запомнив его слова.
– Ты понимаешь меня, как никто, – заявил демон, извлекая откуда-то деревянную кружку. – Кружка только одна, поэтому придется пить по очереди. Ты не возражаешь?
– Конечно нет, – ответил я, – мне приходилось пить по очереди прямо из бочонка.
– Ну вот и отлично! – Данте потянул на себя пробку, и она с хлопком выскочила – светлый эль полился в кружку… Поэт наполнил ее до самого верха.
– Чур я первый, – сказал он, приложился к краю и некоторое время чмокал, прихлебывая эль, потом передал кружку мне.
Я заглянул внутрь и увидел дно.
– Эй, здесь ничего нет, – разочарованно сказал я.
– Как нет?! – удивился Данте, выдернул кружку у меня из рук и заглянул в нее. – Действительно нет, – проговорил он после короткой паузы, – но это ничего, это я увлекся, сейчас мы наполним ее снова.
Демон выдернул пробку и заткнул ее только тогда, когда пена полилась через край.
– Чур я первый, – сказал он. Мне показалось, что я ослышался.
– Погоди-ка, – выдавил я, – мне показалось, что ты в прошлый раз был первым, и я видел, чем это закончилось, нет уж, давай-ка теперь первым буду я.
– Конечно, – дружище, это я тебя просто разыграл, – расхохотался Данте и хлопнул меня по спине так, что мне показалось, будто у меня хребет переломился. – Ну как тебе мои шутки?
Он засмеялся, запрокидывая голову и демонстрируя огромные зубы, напоминавшие зубья двуручной пилы. Я поддержал его, посмеиваясь и не забывая отхлебывать светлый эль.
– Теперь твой глоток, ха-ха-ха, – сказал я, передавая ему кружку.
Демон радостно приложился к ней, потом перевернул ее кверху дном, но из кружки не вылилось даже капли – она была абсолютно пуста. Морда Данте отразила крайнее недоумение.
– Разыграл, – пояснил я и тоже хлопнул его по спине, постаравшись вложить в удар всю имеющуюся у меня силу.
Однако демон почти не заметил этого. Выражение его морды оставалось таким растерянным, что я уже начал опасаться, не совершил ли серьезной промашки, когда решил разыграть демона в ответ. Но тут он захохотал во всю глотку, так что я едва не оглох, и заявил:
– Вижу, тебе палец в рот не клади – оттяпаешь по самое предплечье.
– Это точно, – подтвердил я, – есть у меня такое полезное качество.
Данте вдруг вскочил с места, ринулся куда-то и притащил пузатую стеклянную кружку с написанным на ней пожеланием «Дай Черный Властелин счастья».
– Моя любимая, – пояснил демон и вручил ее мне, – на, будешь пить из нее, раз ты такой отличный шутник и любитель поэзии…
Уже через полчаса почти безостановочного употребления светлого эля я почувствовал, что нутро мое в достаточной степени размягчилось и я готов прослушать все вирши поэта, насколько бы «зверскими» они ни были.
– Данте, только спокойнее, – сказал я.
Я взмахнул рукой, пещера скользнула куда-то в сторону, закачалась, а потом снова приняла горизонтальное положение.
– А я спокоен, – откликнулся демон.
– Эй, да это я не тебе, это я стенам, они, знаешь ли, немного шатаются из стороны в сторону…
– Это ничего, это пройдет, – успокоил меня демон, – эль… кхм… крепковат.
Он уже копался в куче бумажек, раскладывая их вокруг себя, воодушевление читалось в каждом его движении, и я пришел к мысли, что дело это, должно быть, затянется надолго. Наконец демон завершил приготовления, схватил исписанный убористым почерком листок и продекламировал:
– Лаская взор, горит пучина, и в ней горят они, оне…
– Так, так, так. – Я подпер подбородок кулаком и приготовился слушать.
Удивительные строки лились из Данте как из рога изобилия. Он, вне всяких сомнений, был поэтом по рождению, настоящим поэтом из тех, что просто не могут не писать. И даже если все окружающие в голос твердят им: «Не пиши, не пиши, не пиши» – они не обращают на этот хор голосов никакого внимания, продолжая пачкать бумагу все новыми и новыми «величайшими произведениями искусства». Он все читал и читал, отбрасывая листки, хватаясь за новые, он декламировал страстно и искренне. Фантазия у него была богатой, а тексты довольно неровными, словно их написал не один, а несколько авторов. Впрочем, судя по стихам, Алигьери постоянно находился под влиянием тех или иных поэтов Внешнего мира. И где только он сумел познакомиться с их творчеством? Наверное, ему переписывали по памяти разные произведения похищенные книжники, которые уже не надеялись вернуться на поверхность.
Некоторые стихи Данте очень легко запоминались. Мне запало несколько мастерских строф. Вот они:
Наконец гора бумажек, которыми обложился демон, заметно уменьшилась. Вскоре он уже копался вокруг, с трудом стараясь найти нечто такое, чего я еще не слышал. Хвала Спасителю Севе Стиану, такого осталось мало. Мы сидели с демоном несколько долгих часов, и я уже успел порядком протрезветь.
– Ну ладно, – проговорил наконец Данте, – думаю, на сегодня хватит. Ну и что тебе понравилось больше всего? Может, вот это… – он продекламировал строфу о грешниках, которые «все кричат, кричат, кричат – исправляться не хочат».
– О да, – ответил я, – очень удачное стихотворение. Особенно мне понравилось…
– Что, что понравилось? – Он подался вперед. Такое внимание к моему мнению не могло не польстить мне. Я улыбнулся и сказал:
– Ритмика стиха понравилась, его музыкальность. А еще использование оригинальных лексических приемов.
– Чего, правда, что ли? – отшатнулся Данте. Казалось, он поражен до глубины души – желтые глаза напоминали два бронзовых блюдца, он перешел на шепот: – Так я чего, гений, что ли, да?
– Ну, – качнул я головой, – думаю, гений. Да, несомненно, гений.
– Я – гений! – Демон завороженно уставился куда-то вдаль. – Я – гений, – повторил он, схватил меня за плечи и заговорил скороговоркой: – я так и знал… так и знал, что когда-то найдется кто-то, кто все это сможет оценить, сможет понять меня. Тут нужен был кто-то, у кого душа поэта, кто-то, у кого натура такая же тонкая, как у меня, тонкая и нежная, как свежесодранная с мученика шкурка.
Сравнение меня несколько покоробило, к тому же, продолжая горячо шептать мне в лицо, демон мял меня так, словно я был не живым человеком, а кем-то бесплотным, кто мог бы вынести любые мучения.
– Данте… – выдавил я.
– Да? – отозвался он, пребывая в мире грез.
– Не мог бы ты отпустить мои плечи, а то ты мне, похоже, все кости переломал.
– Ой, да, конечно! – Он испуганно отпрянул. – Извини, я несколько увлекся. Ты внушил мне такое вдохновенное состояние. Теперь я буду писать, писать много. Теперь-то я точно знаю, что должен работать. И что поэзия – мое предназначение, – он вздохнул, – хотя здесь все считают меня ненормальным…
– Я понимаю, – кивнул я, потому что действительно понимал – достаточно было знать Андерия Стишеплета, чтобы понять, какие поэты психованные существа…
Раз Андерий влез на самую высокую башню Мэндома и, держась за шпиль, выкрикивал стихи. Слова летели над ночным городом до той поры пока не пришел отряд стражников и не снял придворного поэта с верхотуры. Под руки его тащили к королевскому дворцу, а он все кричал: «Палачи, сатрапы, искусство вам не задушить». И чего, дурак, полез на башню? Вроде бы искусство никто душить и не собирался. Тогда Андерия спасло только то, что король ценил его творения, прославлявшие его силу и справедливость…
– Ты понимаешь?! – Данте так обрадовался, что собирался снова схватить меня за плечи, но я поднял указательный палец и выкрикнул:
– Стоп!
– Ну стоп так стоп, – благодушно сказал демон. – Скажи-ка мне, дружище, что я могу для тебя сделать?
– О, ну я даже не знаю… – Я замялся – как-то неудобно было вот так с ходу просить его перенести меня во Внешний мир – еще решит, что я только и думаю, как бы убраться подальше от него и его поэтических строчек. И все же я набрался смелости и спросил: – Ты не мог бы перенести меня во Внешний мир?
– Во Внешний мир? – озадачился Данте. – Зачем это тебе?
– Хочу увидеть солнце, – я почувствовал, что глаз мой наполняется слезами, – травку зеленую…
– Эй-эй! – Данте замахал руками. – Ты чего это расстроился? Знаешь, во Внешний мир я тебя отправить не могу…
– Не можешь? – Я скорбно уронил голову. – Значит, все, значит, мне конец…
– Зато я могу забросить тебя в любое место в Нижних Пределах, – обнадежил меня демон, – в лю-бо-е!
– Исключено, – отрезал я.
– Но почему, тебе тут понравится! – кинулся Данте убеждать меня, наверное, ему уже представлялось, как он каждый день декламирует мне свои творения, а я потом их нахваливаю. – Ты сам увидишь, как тут хорошо. Сейчас я тебе покажу. У меня тут есть одна штука, она может любое место в Нижних Пределах показывать. Вот такая вещь, между прочим…
– Покажешь? – заинтересовался я. – Давай, очень интересно было бы посмотреть.
– Где же оно у меня было? – Демон-поэт заметался по пещере, он принялся разгребать какую-то рухлядь в углу, откидывал ковры и даже копался в песке. Мне показалось, что под одним из ковров у него скрывается обглоданный труп какой-то девицы, но он так быстро прикрыл чудовищную картинку, что видел я тело девицы на самом деле или мне только показалось – я бы не смог поручиться. К тому же разум в последнее время отказывался мне подчиняться, так что я списал все увиденное на очередную оплошность ушибленного мозга.
– Хм, куда же оно запропастилось? – украдкой глянув на меня, проговорил Данте. – Куда, куда же вы запропастились, – продекламировал он, – моей безумной ярости златые дни?
– Тоже твое? – спросил я.
– Разумеется, – сказал Данте, – но далеко не лучшее, я полагаю. Старые стихи, сейчас бы я так не написал. Да вот же он! – Из-под кучи рухляди демон извлек медный круг, более всего напоминающий обыкновенный поднос, на котором слуги во Внешнем мире разносят еду.
– Поднос, – сказал я.
– Поднос? – хмыкнул Данте. – Ну нет, это совсем не поднос. Это круг колдуна Ахерона. Жалко, что сочный старец Ахерон не дожил до этого темного дня! Хе-хе.
Демон задумался о чем-то и принялся ковыряться в зубах, потом спохватился и кинул круг на песок.
«Сочный старец?! Почему это он назвал колдуна сочным… Не мог же он в самом деле…»
– Что желаешь увидеть в первую очередь, дружище? – прервал демон мои размышления.
– Я бы хотел увидеть пару своих знакомых, – откликнулся я. – Можно?
– Нет проблем, только представлять их придется по очереди, а то может и не сработать. Сейчас настроим на тебя эту штуку, – Данте вдруг протянул лапу и рванул меня за бороду, выдрав из нее целый клок. Произошло все настолько неожиданно, что я вскрикнул.
– Спокойнее, – сказал демон, – это нужно для настройки. Ты давай, представляй пока того, кого хотел увидеть.
– Хорошо. – Я закрыл глаза, чтобы яснее увидеть своего главного врага. (Заклинатель сидел у решетки и уничижительно общался со мной, стараясь проникнуть в мой разум и завладеть им).
Данте тем временем кинул волосы на «поднос», чиркнул обо что-то когтем, и они занялись синим пламенем. Подождав, пока клок моей бороды прогорит, демон подул на круг Ахерона, потом поплевал, стукнул по нему трижды, так что медная поверхность отозвалась протяжным гулом, и вдруг она осветилась и замерцала мутным изображением, зазвучали знакомые голоса.
Я застыл без движения, опасаясь, что враги тоже могут меня слышать. Но Данте меня успокоил:
– Можешь расслабиться – связь односторонняя. Если хочешь пообщаться, надо кое-что посерьезней круга Ахерона. Сочный старичок Ахерон на слишком сложную магию был не способен.
«Опять он назвал его сочным, – подумал я, – не иначе и вправду слопал старикашку».
Я решил отбросить мысли о людоедских наклонностях моего нового друга и посмотреть, что там делает мой старый враг.
В освещенном магическими огнями коридоре стояли Заклинатель и тот, чьей смерти я так сильно жаждал, – Кевлар Чернокнижник. Сколько раз в ночных метаниях, сидя в тесной клетке, я представлял, как встречу его и разом оборву его подлую жизнь, перережу ему горло или всажу арбалетный болт прямо в середину лба.
Заклинатель и Кевлар говорили слишком тихо. Услышать их было почти невозможно. До меня долетали только смутные обрывки разговора: что-то о разделе мира, который надо бы начинать, пока не явился тот, о ком упоминает Оракул…
Потом картинка стала четче и даже как будто придвинулась, а голоса зазвучали так, словно я находился от своих лютых врагов в непосредственной близости. Я обернулся к демону и увидел, что он крутит в пальцах нечто невидимое.
– Регулировка, – пояснил Данте, – теперь будет лучше… И действительно, изображение стало настолько четким, что мне даже стало не по себе и я отступил назад.
– Да не волнуйся, они нас не видят, – беззаботно сказал демон.
– Как, спрашиваю я тебя, – говорил Заклинатель, – он мог затеряться в Нижних Пределах? Как такое могло случиться? Здесь моя территория, территория тьмы. Мы должны были схватить его сразу после того, как он предпринял побег.
Кевлар пожал плечами. Лицо его, по обыкновению, не отражало ровным счетом никаких эмоций.
– Я предвижу, – сказал он, – довольно странные события…
– Мне плевать, что ты там предвидишь, – надвинулся на колдуна Заклинатель, – плевать! – Он даже притопнул ногой от ярости. – Дарт Вейньет умудряется скрываться от нас в Нижних Пределах. Как, бог его побери, ему удается тут прятаться? Я просто не могу этого понять. Ты же провидец. Используй свое умение, я хочу, чтобы ты увидел, как мы сможем его поймать. И когда…
– Собственно, это я и пытался сказать, – сказал Кевлар, – я думаю, ему кто-то помогает. Этот кто-то довольно могущественный, он не дает мне ясно видеть будущее. Я ясно вижу – помощник существует, но не могу разглядеть его лицо. И кстати, есть еще кто-то, кто тоже хочет ему помочь. Возможно, он действует по приказу этого могущественного покровителя Дарта Вейньета. И даже есть еще кое-кто, кто помогает ему прямо сейчас.
– Ух ты, – Данте выпятил грудь, – гляди-ка, он и про меня знает.
– Ты что, хочешь мне сказать, что он не только уцелел в Нижних Пределах, но даже нашел себе здесь целую толпу сторонников? – Лицо Заклинателя приобрело отчетливый восковый оттенок, он фыркнул: – Никогда не поверю в эту ересь.
– Не стоит недооценивать этого человека, повелитель, – проговорил Кевлар, – он обладает удивительной способностью располагать к себе людей… – Чернокнижник запнулся. – И даже демонов, если потребуется. Я вижу…
– Думаешь, Гырга и Рурк помогли ему сбежать? – перебил его Заклинатель.
– Нет-нет, они слишком страшатся вашего гнева, чтобы предпринять что-то такое, что может вас огорчить. – Кевлар покачал головой.
– Это так! – самодовольно хмыкнул Заклинатель. – Они знают, что, если только мне что-нибудь померещится, я их в порошок разотру.
– Дарт Вейньет превращает всех, кто покажется полезным, в своих сторонников… – продолжил Кевлар.
Я мельком глянул на Данте. Он не отрываясь смотрел глазами-блюдцами в круг Ахерона.
– …это уникальный дар, и он использует его со всей возможной полнотой. В будущем я вижу довольно опасную для нас ситуацию, связанную с этим его умением, ведь он может поднимать восстания и организовывать бунты.
– Уникальный дар? – прошипел Заклинатель. – Вот что я скажу тебе: или ты отыщешь его к тому моменту, как закончатся следующие земные сутки, или готовься снова принять лютую смерть.
Слова Заклинателя показались мне очень странными. «Что это значит – снова принять лютую смерть?! Кевлар что же, уже умирал, а потом вернулся к жизни?» Надо будет поподробнее исследовать этот вопрос. Очень хочется убить его так, чтобы он уже никогда не вернулся.
Лицо Кевлара осталось непроницаемым.
– Очень скоро он будет в вашей власти, повелитель.
– Надеюсь! Я ухожу, мое время подходит к концу, а ты займись делом!
– Конечно, повелитель, я сделаю все, что в моих силах! – Чернокнижник едва заметно кивнул.
– Сделай больше! – Заклинатель исчез, воздух некоторое время мерцал лиловыми сполохами, потом в нем проявилось его бледное лицо. – И не забудь, он нужен мне живым! – На лице Заклинателя появилась омерзительная усмешка, потом со лба к подбородку пробежала тень, и оно, полыхнув напоследок языками пламени, исчезло.
Изображение в кругу Ахерона замерцало и стало угасать. Но кое-что все еще можно было различить. Кевлар некоторое время стоял не двигаясь. Сложно было судить по непроницаемому выражению его лица, но мне почему-то показалось, что он крайне недоволен состоявшимся между ним и Заклинателем разговором. Затем Чернокнижник развернулся и пошел прочь по одному из подземных коридоров. Он не спешил, хотя Заклинатель дал ему срок до завершения земных суток. Картинка к этому моменту померкла так, что от Кевлара остался едва различимый во мраке силуэт.
– Это все? – спросил я дрожащим голосом.
– Ну ты и нажил себе неприятности, дружище! – отозвался Данте и покачал головой. – Нет, не все! Смотри дальше – сейчас он перенесется, и мы его снова увидим. Так всегда, небольшая задержка возникает. Это не круг Ахерона барахлит, это перенос требует некоторых затрат времени. Заклинатель сожалея из воздуха на невиданном мною прежде круге Нижних Пределов. Песок здесь сверкал так, словно кто-то разбросал по нему алмазы. Довольно продолжительное время Заклинатель бродил по подземным коридорам и что-то бормотал себе под нос, потом опять перенесся, на этот раз в место, не похожее ни на один из кругов Нижних Пределов. Здесь царил полумрак и сложно было что-либо различить. Разгребая руками плотные тени так, словно они были материальны, он извлек из-под одежды огненный кнут и принялся хлестать им создания мрака, расчищая себе путь. Зрелище секущего тени кнута было самым необыкновенным, что только мне приходилось видеть в жизни. Соприкасаясь с серыми телами, кнутовище выбрасывало снопы ярких искр, в их свете лицо Заклинателя казалось мертвенной маской.
Однако во всем важна мера. Я подумал, что в общении с демоном, возможно, переборщил с патетикой и сейчас любитель поэзии, обидевшись, меня слопает. По крайней мере, морда у него стала самая свирепая. Но оказалось, что испытывает он не ярость, а некоторую озадаченность.
Должно быть, смысл моих последних слов до него не совсем дошел. Я явно переоценил его интеллектуальный потенциал.
Он надолго замолчал, потом попросил меня повторить то, что я только что сказал. Я удовлетворил его просьбу, немного поменяв слова местами. Он снова застыл, глядя в потолок, и, кажется, что-то смекал, потом морда его просветлела – понял.
– Ты прав, ты прав! – Любитель поэзии опять хлопнул меня по плечу, и мне показалось, что моя единственная левая рука совсем отнялась, я решил, что в следующий раз непременно дам ему сдачи – и будь что будет… – Поверхностно об этом нельзя… – заметил он. – А давай-ка знаешь что, – тут он немного разволновался, его новое состояние выразилось в диком зубовном скрежете и почесывании левой ягодицы, – раз у нас с тобой такая счастливая встреча произошла, я тебе немного почитаю!
Возражать я не решился – слишком свежи были мои воспоминания о маниакальном отравителе Андерии Стишеплете, а только вяло кивнул и приготовился внимать.
Поэт между тем не собирался радовать меня своими нетленками тотчас, он просиял, ухватил меня поперек туловища, взвалил на плечо и ринулся с бешеной скоростью по подземному коридору.
– Эй! – только и успел вскрикнуть я. – Куда это мы?
– Читать! – проревел демон.
Несся он так, что я только и успевал замечать, как мелькают каменистые выступы стен и провалы ответвлений подземного хода. Затем общий цвет сменился на успевший сделаться за время моего заключения привычным коричнево-красный, а песок из белого стал терракотовым. Я понял, что мы прибыли в более густонаселенный круг Нижних Пределов. Отсюда у меня было гораздо больше шансов выбраться на поверхность, но и намного больше возможностей попасть в лапы Заклинателя. Я выругался про себя.
– Кстати, я не представился, – заорал демон на ходу, так что я вздрогнул, – меня зовут Данте… Данте Алигьери…
– Как-как? – переспросил я – имя показалось мне смутно знакомым.
– Данте Алигьери, – проорал он, стараясь перекричать поток встречного ветра, – а тебя как зовут? Или ты предпочитаешь, чтобы я тебя называл просто – одноглаз?
– Не надо, – попросил я, вспомнив поэтическую строку, которой он меня поприветствовал, – предпочитаю, чтобы меня звали настоящим именем – Дарт Вейньет.
– Ах так, Дарт Вейньет, ну что же, рад знакомству, – выкрикнул Данте и внезапно прервал бег, видимо, мы прибыли на место…
Демон поставил меня на песок, и я покачнулся, потому что голова у меня снова сильно закружилась – то ли от голода, то ли от переживаний последнего времени. Некоторое время я ошалело крутил башкой, стараясь прийти в себя, потом нормальное мироощущение возобновилось, и я смог осмотреться.
Мы оказались в довольно уютной маленькой пещерке, оформленной со вкусом. Правда, жутчайший беспорядок несколько портил картину, но его можно было списать на широту творческой натуры хозяина – ему просто некогда было заниматься столь прозаическим делом, как уборка. Зато к вещам, созидающим уют в жилище, он явно благоволил. Пол устилали мягкие ковры. Стены прикрывали огнеупорные ткани, отливающие металлом, правда, частично они были сорваны. Поверх тканей висело несколько написанных широкими мазками довольно оригинальных картин. Две из них покосились, а третья и вовсе валялась на полу. Полотна отображали разнообразные пытки. Несчастные жертвы палачей-демонов застыли, в ужасе распахнув беззубые рты, они плевали кровью и, судя по всему, испытывали не самые счастливые в жизни минуты. Неизвестный художник запечатлел сцены адской жизни с точностью в деталях и явным упоением… Я невольно содрогнулся и покосился на демона-поэта. Он копался в железном сундуке, выгребая оттуда исписанные крупным почерком бумажки.
– Извини, жрать совсем ничего нет, – обернулся ко мне демон, – этот бездельник Куксоил куда-то запропастился, так что мне сегодня утром даже пришлось добывать пищу самостоятельно, – Данте поковырялся в зубах длинным когтем. – Ну попадись он мне только! Выбью из него лень навсегда. Другие небось жрут от пуза, а несчастному поэту – фиг с маслом. Наверное, решил, что тот, кто сочиняет стихи, не может быть опасен. Заблуждение. – Данте скрипнул зубами. – О, какое заблуждение! Но ты, наверное, только и ждешь, когда мы приступим к чтению?
– Конечно, – подтвердил я, продолжая осматриваться. Демон истолковал мой взгляд по-своему:
– Наверное, ищешь, нет ли чего-нибудь выпить, чтобы разгоряченное нутро могло размягчиться и лучше внимать моим словам? Так?
Я поспешно закивал, потому что после всего пережитого сильно нуждался в выпивке. Собственно, я всегда в ней нуждался, еще со времен своей бурной молодости, но вот случай промочить горло в последнее время представлялся крайне редко. Заклинатель меня не баловал, отъявленный мерзавец. И вот вам пожалуйста, при отсутствии пенного с хмелевой горечью, как я и говорил, у меня начинает развиваться нервное расстройство.
– Меня бы устроил светлый эль, – сказал я.
– Меня бы тоже. – Он хлопнул себя по ляжкам. – Эх, я как будто знал, что встречу кого-то вроде тебя. А потому кое-что припас…
Демон метнулся в угол и принялся разбрасывать песок, какие-то тряпки, камни, куски дерева, потом извлек на свет пузатую бочку литров на сорок. Бугры мышц проступили на толстых руках поэта, когда он поднял ее, перенес и осторожно поставил передо мной.
– Вот, – сказал Данте, – прямо сейчас угостимся или сначала чтение?
– Лучше бы, конечно, перед чтением размягчить нутро, – заметил я, запомнив его слова.
– Ты понимаешь меня, как никто, – заявил демон, извлекая откуда-то деревянную кружку. – Кружка только одна, поэтому придется пить по очереди. Ты не возражаешь?
– Конечно нет, – ответил я, – мне приходилось пить по очереди прямо из бочонка.
– Ну вот и отлично! – Данте потянул на себя пробку, и она с хлопком выскочила – светлый эль полился в кружку… Поэт наполнил ее до самого верха.
– Чур я первый, – сказал он, приложился к краю и некоторое время чмокал, прихлебывая эль, потом передал кружку мне.
Я заглянул внутрь и увидел дно.
– Эй, здесь ничего нет, – разочарованно сказал я.
– Как нет?! – удивился Данте, выдернул кружку у меня из рук и заглянул в нее. – Действительно нет, – проговорил он после короткой паузы, – но это ничего, это я увлекся, сейчас мы наполним ее снова.
Демон выдернул пробку и заткнул ее только тогда, когда пена полилась через край.
– Чур я первый, – сказал он. Мне показалось, что я ослышался.
– Погоди-ка, – выдавил я, – мне показалось, что ты в прошлый раз был первым, и я видел, чем это закончилось, нет уж, давай-ка теперь первым буду я.
– Конечно, – дружище, это я тебя просто разыграл, – расхохотался Данте и хлопнул меня по спине так, что мне показалось, будто у меня хребет переломился. – Ну как тебе мои шутки?
Он засмеялся, запрокидывая голову и демонстрируя огромные зубы, напоминавшие зубья двуручной пилы. Я поддержал его, посмеиваясь и не забывая отхлебывать светлый эль.
– Теперь твой глоток, ха-ха-ха, – сказал я, передавая ему кружку.
Демон радостно приложился к ней, потом перевернул ее кверху дном, но из кружки не вылилось даже капли – она была абсолютно пуста. Морда Данте отразила крайнее недоумение.
– Разыграл, – пояснил я и тоже хлопнул его по спине, постаравшись вложить в удар всю имеющуюся у меня силу.
Однако демон почти не заметил этого. Выражение его морды оставалось таким растерянным, что я уже начал опасаться, не совершил ли серьезной промашки, когда решил разыграть демона в ответ. Но тут он захохотал во всю глотку, так что я едва не оглох, и заявил:
– Вижу, тебе палец в рот не клади – оттяпаешь по самое предплечье.
– Это точно, – подтвердил я, – есть у меня такое полезное качество.
Данте вдруг вскочил с места, ринулся куда-то и притащил пузатую стеклянную кружку с написанным на ней пожеланием «Дай Черный Властелин счастья».
– Моя любимая, – пояснил демон и вручил ее мне, – на, будешь пить из нее, раз ты такой отличный шутник и любитель поэзии…
Уже через полчаса почти безостановочного употребления светлого эля я почувствовал, что нутро мое в достаточной степени размягчилось и я готов прослушать все вирши поэта, насколько бы «зверскими» они ни были.
– Данте, только спокойнее, – сказал я.
Я взмахнул рукой, пещера скользнула куда-то в сторону, закачалась, а потом снова приняла горизонтальное положение.
– А я спокоен, – откликнулся демон.
– Эй, да это я не тебе, это я стенам, они, знаешь ли, немного шатаются из стороны в сторону…
– Это ничего, это пройдет, – успокоил меня демон, – эль… кхм… крепковат.
Он уже копался в куче бумажек, раскладывая их вокруг себя, воодушевление читалось в каждом его движении, и я пришел к мысли, что дело это, должно быть, затянется надолго. Наконец демон завершил приготовления, схватил исписанный убористым почерком листок и продекламировал:
– Лаская взор, горит пучина, и в ней горят они, оне…
– Так, так, так. – Я подпер подбородок кулаком и приготовился слушать.
Удивительные строки лились из Данте как из рога изобилия. Он, вне всяких сомнений, был поэтом по рождению, настоящим поэтом из тех, что просто не могут не писать. И даже если все окружающие в голос твердят им: «Не пиши, не пиши, не пиши» – они не обращают на этот хор голосов никакого внимания, продолжая пачкать бумагу все новыми и новыми «величайшими произведениями искусства». Он все читал и читал, отбрасывая листки, хватаясь за новые, он декламировал страстно и искренне. Фантазия у него была богатой, а тексты довольно неровными, словно их написал не один, а несколько авторов. Впрочем, судя по стихам, Алигьери постоянно находился под влиянием тех или иных поэтов Внешнего мира. И где только он сумел познакомиться с их творчеством? Наверное, ему переписывали по памяти разные произведения похищенные книжники, которые уже не надеялись вернуться на поверхность.
Некоторые стихи Данте очень легко запоминались. Мне запало несколько мастерских строф. Вот они:
Или:
Я помню чудные мгновенья:
Передо мной являлись вы,
Как мимолетные виденья,
Без рук, без ног, без головы…
Еще запомнилось не слишком профессиональное, зато очень проникновенное:
Выхожу один я из пещеры,
И сквозь мрак мой скорбный глаз блестит,
Тихо все. Но сильно пахнет серой,
«Ты – палач!» – мне грешник говорит.
Что ни говорите, а подобные строки могут сильно расширить восприятие и даже свести с ума, особенно если ваше сознание совсем недавно было на грани того, чтобы покинуть вас навсегда. Мир мой потихоньку стал наполняться вопящими грешниками, людьми без лиц, демонами, колдунами, Нижние Пределы представали передо мной во всей своей «необъятной красе» и «бесконечности яростного прекрасия». Это я цитирую отдельные строки «гения»…
Гой, Пределы вы родные,
Мира пуп, а может, зад,
Не видать конца и края —
Лишь огонь сосет глаза.
Наконец гора бумажек, которыми обложился демон, заметно уменьшилась. Вскоре он уже копался вокруг, с трудом стараясь найти нечто такое, чего я еще не слышал. Хвала Спасителю Севе Стиану, такого осталось мало. Мы сидели с демоном несколько долгих часов, и я уже успел порядком протрезветь.
– Ну ладно, – проговорил наконец Данте, – думаю, на сегодня хватит. Ну и что тебе понравилось больше всего? Может, вот это… – он продекламировал строфу о грешниках, которые «все кричат, кричат, кричат – исправляться не хочат».
– О да, – ответил я, – очень удачное стихотворение. Особенно мне понравилось…
– Что, что понравилось? – Он подался вперед. Такое внимание к моему мнению не могло не польстить мне. Я улыбнулся и сказал:
– Ритмика стиха понравилась, его музыкальность. А еще использование оригинальных лексических приемов.
– Чего, правда, что ли? – отшатнулся Данте. Казалось, он поражен до глубины души – желтые глаза напоминали два бронзовых блюдца, он перешел на шепот: – Так я чего, гений, что ли, да?
– Ну, – качнул я головой, – думаю, гений. Да, несомненно, гений.
– Я – гений! – Демон завороженно уставился куда-то вдаль. – Я – гений, – повторил он, схватил меня за плечи и заговорил скороговоркой: – я так и знал… так и знал, что когда-то найдется кто-то, кто все это сможет оценить, сможет понять меня. Тут нужен был кто-то, у кого душа поэта, кто-то, у кого натура такая же тонкая, как у меня, тонкая и нежная, как свежесодранная с мученика шкурка.
Сравнение меня несколько покоробило, к тому же, продолжая горячо шептать мне в лицо, демон мял меня так, словно я был не живым человеком, а кем-то бесплотным, кто мог бы вынести любые мучения.
– Данте… – выдавил я.
– Да? – отозвался он, пребывая в мире грез.
– Не мог бы ты отпустить мои плечи, а то ты мне, похоже, все кости переломал.
– Ой, да, конечно! – Он испуганно отпрянул. – Извини, я несколько увлекся. Ты внушил мне такое вдохновенное состояние. Теперь я буду писать, писать много. Теперь-то я точно знаю, что должен работать. И что поэзия – мое предназначение, – он вздохнул, – хотя здесь все считают меня ненормальным…
– Я понимаю, – кивнул я, потому что действительно понимал – достаточно было знать Андерия Стишеплета, чтобы понять, какие поэты психованные существа…
Раз Андерий влез на самую высокую башню Мэндома и, держась за шпиль, выкрикивал стихи. Слова летели над ночным городом до той поры пока не пришел отряд стражников и не снял придворного поэта с верхотуры. Под руки его тащили к королевскому дворцу, а он все кричал: «Палачи, сатрапы, искусство вам не задушить». И чего, дурак, полез на башню? Вроде бы искусство никто душить и не собирался. Тогда Андерия спасло только то, что король ценил его творения, прославлявшие его силу и справедливость…
– Ты понимаешь?! – Данте так обрадовался, что собирался снова схватить меня за плечи, но я поднял указательный палец и выкрикнул:
– Стоп!
– Ну стоп так стоп, – благодушно сказал демон. – Скажи-ка мне, дружище, что я могу для тебя сделать?
– О, ну я даже не знаю… – Я замялся – как-то неудобно было вот так с ходу просить его перенести меня во Внешний мир – еще решит, что я только и думаю, как бы убраться подальше от него и его поэтических строчек. И все же я набрался смелости и спросил: – Ты не мог бы перенести меня во Внешний мир?
– Во Внешний мир? – озадачился Данте. – Зачем это тебе?
– Хочу увидеть солнце, – я почувствовал, что глаз мой наполняется слезами, – травку зеленую…
– Эй-эй! – Данте замахал руками. – Ты чего это расстроился? Знаешь, во Внешний мир я тебя отправить не могу…
– Не можешь? – Я скорбно уронил голову. – Значит, все, значит, мне конец…
– Зато я могу забросить тебя в любое место в Нижних Пределах, – обнадежил меня демон, – в лю-бо-е!
– Исключено, – отрезал я.
– Но почему, тебе тут понравится! – кинулся Данте убеждать меня, наверное, ему уже представлялось, как он каждый день декламирует мне свои творения, а я потом их нахваливаю. – Ты сам увидишь, как тут хорошо. Сейчас я тебе покажу. У меня тут есть одна штука, она может любое место в Нижних Пределах показывать. Вот такая вещь, между прочим…
– Покажешь? – заинтересовался я. – Давай, очень интересно было бы посмотреть.
– Где же оно у меня было? – Демон-поэт заметался по пещере, он принялся разгребать какую-то рухлядь в углу, откидывал ковры и даже копался в песке. Мне показалось, что под одним из ковров у него скрывается обглоданный труп какой-то девицы, но он так быстро прикрыл чудовищную картинку, что видел я тело девицы на самом деле или мне только показалось – я бы не смог поручиться. К тому же разум в последнее время отказывался мне подчиняться, так что я списал все увиденное на очередную оплошность ушибленного мозга.
– Хм, куда же оно запропастилось? – украдкой глянув на меня, проговорил Данте. – Куда, куда же вы запропастились, – продекламировал он, – моей безумной ярости златые дни?
– Тоже твое? – спросил я.
– Разумеется, – сказал Данте, – но далеко не лучшее, я полагаю. Старые стихи, сейчас бы я так не написал. Да вот же он! – Из-под кучи рухляди демон извлек медный круг, более всего напоминающий обыкновенный поднос, на котором слуги во Внешнем мире разносят еду.
– Поднос, – сказал я.
– Поднос? – хмыкнул Данте. – Ну нет, это совсем не поднос. Это круг колдуна Ахерона. Жалко, что сочный старец Ахерон не дожил до этого темного дня! Хе-хе.
Демон задумался о чем-то и принялся ковыряться в зубах, потом спохватился и кинул круг на песок.
«Сочный старец?! Почему это он назвал колдуна сочным… Не мог же он в самом деле…»
– Что желаешь увидеть в первую очередь, дружище? – прервал демон мои размышления.
– Я бы хотел увидеть пару своих знакомых, – откликнулся я. – Можно?
– Нет проблем, только представлять их придется по очереди, а то может и не сработать. Сейчас настроим на тебя эту штуку, – Данте вдруг протянул лапу и рванул меня за бороду, выдрав из нее целый клок. Произошло все настолько неожиданно, что я вскрикнул.
– Спокойнее, – сказал демон, – это нужно для настройки. Ты давай, представляй пока того, кого хотел увидеть.
– Хорошо. – Я закрыл глаза, чтобы яснее увидеть своего главного врага. (Заклинатель сидел у решетки и уничижительно общался со мной, стараясь проникнуть в мой разум и завладеть им).
Данте тем временем кинул волосы на «поднос», чиркнул обо что-то когтем, и они занялись синим пламенем. Подождав, пока клок моей бороды прогорит, демон подул на круг Ахерона, потом поплевал, стукнул по нему трижды, так что медная поверхность отозвалась протяжным гулом, и вдруг она осветилась и замерцала мутным изображением, зазвучали знакомые голоса.
Я застыл без движения, опасаясь, что враги тоже могут меня слышать. Но Данте меня успокоил:
– Можешь расслабиться – связь односторонняя. Если хочешь пообщаться, надо кое-что посерьезней круга Ахерона. Сочный старичок Ахерон на слишком сложную магию был не способен.
«Опять он назвал его сочным, – подумал я, – не иначе и вправду слопал старикашку».
Я решил отбросить мысли о людоедских наклонностях моего нового друга и посмотреть, что там делает мой старый враг.
В освещенном магическими огнями коридоре стояли Заклинатель и тот, чьей смерти я так сильно жаждал, – Кевлар Чернокнижник. Сколько раз в ночных метаниях, сидя в тесной клетке, я представлял, как встречу его и разом оборву его подлую жизнь, перережу ему горло или всажу арбалетный болт прямо в середину лба.
Заклинатель и Кевлар говорили слишком тихо. Услышать их было почти невозможно. До меня долетали только смутные обрывки разговора: что-то о разделе мира, который надо бы начинать, пока не явился тот, о ком упоминает Оракул…
Потом картинка стала четче и даже как будто придвинулась, а голоса зазвучали так, словно я находился от своих лютых врагов в непосредственной близости. Я обернулся к демону и увидел, что он крутит в пальцах нечто невидимое.
– Регулировка, – пояснил Данте, – теперь будет лучше… И действительно, изображение стало настолько четким, что мне даже стало не по себе и я отступил назад.
– Да не волнуйся, они нас не видят, – беззаботно сказал демон.
– Как, спрашиваю я тебя, – говорил Заклинатель, – он мог затеряться в Нижних Пределах? Как такое могло случиться? Здесь моя территория, территория тьмы. Мы должны были схватить его сразу после того, как он предпринял побег.
Кевлар пожал плечами. Лицо его, по обыкновению, не отражало ровным счетом никаких эмоций.
– Я предвижу, – сказал он, – довольно странные события…
– Мне плевать, что ты там предвидишь, – надвинулся на колдуна Заклинатель, – плевать! – Он даже притопнул ногой от ярости. – Дарт Вейньет умудряется скрываться от нас в Нижних Пределах. Как, бог его побери, ему удается тут прятаться? Я просто не могу этого понять. Ты же провидец. Используй свое умение, я хочу, чтобы ты увидел, как мы сможем его поймать. И когда…
– Собственно, это я и пытался сказать, – сказал Кевлар, – я думаю, ему кто-то помогает. Этот кто-то довольно могущественный, он не дает мне ясно видеть будущее. Я ясно вижу – помощник существует, но не могу разглядеть его лицо. И кстати, есть еще кто-то, кто тоже хочет ему помочь. Возможно, он действует по приказу этого могущественного покровителя Дарта Вейньета. И даже есть еще кое-кто, кто помогает ему прямо сейчас.
– Ух ты, – Данте выпятил грудь, – гляди-ка, он и про меня знает.
– Ты что, хочешь мне сказать, что он не только уцелел в Нижних Пределах, но даже нашел себе здесь целую толпу сторонников? – Лицо Заклинателя приобрело отчетливый восковый оттенок, он фыркнул: – Никогда не поверю в эту ересь.
– Не стоит недооценивать этого человека, повелитель, – проговорил Кевлар, – он обладает удивительной способностью располагать к себе людей… – Чернокнижник запнулся. – И даже демонов, если потребуется. Я вижу…
– Думаешь, Гырга и Рурк помогли ему сбежать? – перебил его Заклинатель.
– Нет-нет, они слишком страшатся вашего гнева, чтобы предпринять что-то такое, что может вас огорчить. – Кевлар покачал головой.
– Это так! – самодовольно хмыкнул Заклинатель. – Они знают, что, если только мне что-нибудь померещится, я их в порошок разотру.
– Дарт Вейньет превращает всех, кто покажется полезным, в своих сторонников… – продолжил Кевлар.
Я мельком глянул на Данте. Он не отрываясь смотрел глазами-блюдцами в круг Ахерона.
– …это уникальный дар, и он использует его со всей возможной полнотой. В будущем я вижу довольно опасную для нас ситуацию, связанную с этим его умением, ведь он может поднимать восстания и организовывать бунты.
– Уникальный дар? – прошипел Заклинатель. – Вот что я скажу тебе: или ты отыщешь его к тому моменту, как закончатся следующие земные сутки, или готовься снова принять лютую смерть.
Слова Заклинателя показались мне очень странными. «Что это значит – снова принять лютую смерть?! Кевлар что же, уже умирал, а потом вернулся к жизни?» Надо будет поподробнее исследовать этот вопрос. Очень хочется убить его так, чтобы он уже никогда не вернулся.
Лицо Кевлара осталось непроницаемым.
– Очень скоро он будет в вашей власти, повелитель.
– Надеюсь! Я ухожу, мое время подходит к концу, а ты займись делом!
– Конечно, повелитель, я сделаю все, что в моих силах! – Чернокнижник едва заметно кивнул.
– Сделай больше! – Заклинатель исчез, воздух некоторое время мерцал лиловыми сполохами, потом в нем проявилось его бледное лицо. – И не забудь, он нужен мне живым! – На лице Заклинателя появилась омерзительная усмешка, потом со лба к подбородку пробежала тень, и оно, полыхнув напоследок языками пламени, исчезло.
Изображение в кругу Ахерона замерцало и стало угасать. Но кое-что все еще можно было различить. Кевлар некоторое время стоял не двигаясь. Сложно было судить по непроницаемому выражению его лица, но мне почему-то показалось, что он крайне недоволен состоявшимся между ним и Заклинателем разговором. Затем Чернокнижник развернулся и пошел прочь по одному из подземных коридоров. Он не спешил, хотя Заклинатель дал ему срок до завершения земных суток. Картинка к этому моменту померкла так, что от Кевлара остался едва различимый во мраке силуэт.
– Это все? – спросил я дрожащим голосом.
– Ну ты и нажил себе неприятности, дружище! – отозвался Данте и покачал головой. – Нет, не все! Смотри дальше – сейчас он перенесется, и мы его снова увидим. Так всегда, небольшая задержка возникает. Это не круг Ахерона барахлит, это перенос требует некоторых затрат времени. Заклинатель сожалея из воздуха на невиданном мною прежде круге Нижних Пределов. Песок здесь сверкал так, словно кто-то разбросал по нему алмазы. Довольно продолжительное время Заклинатель бродил по подземным коридорам и что-то бормотал себе под нос, потом опять перенесся, на этот раз в место, не похожее ни на один из кругов Нижних Пределов. Здесь царил полумрак и сложно было что-либо различить. Разгребая руками плотные тени так, словно они были материальны, он извлек из-под одежды огненный кнут и принялся хлестать им создания мрака, расчищая себе путь. Зрелище секущего тени кнута было самым необыкновенным, что только мне приходилось видеть в жизни. Соприкасаясь с серыми телами, кнутовище выбрасывало снопы ярких искр, в их свете лицо Заклинателя казалось мертвенной маской.