Елисеева Ольга. Дерианур - море света

   -- Это произвол! Я французская подданная! Я дама, наконец! - Когда надо, Шарль умел поднять настоящий визг. - Не вашим грязным холопам лазить ко мне под юбку!
   -- Ты хочешь, чтоб я залез? - Хмыкнул Петр Иванович. - Не велика ли честь? И кстати, я знаю, какая ты дама. - Он хохотнул. - Забавно было посмотреть, как ты полчаса кувыркался с моей женой. Всякое в жизни видел, но такого... Что б баба с бабой, в первый раз!
   Шарль кусал губы. Нелепость собственного положения была для него очевидна. Он стоял у стены, а двое здоровенных лбов неумело обшаривали его с ног до головы, вытрясая на паркет целый дождь булавок и снегопад пудры.
   -- Барин, батюшка, у него ничего нет, - молвил Фрол.
   -- Значит не успел еще захапать! - Раздраженно бросил граф. Отпустите его и встаньте у двери. Можешь сесть, -- обратился он к Шарлю. Чай, поджилки дрожат? Французская подданная.
   Де Бомон ненавидел людей, выпячивавших свое превосходство перед ним. Не куражься, пока не понял, с каким противником имеешь дело. Он спокойно сел в предложенное кресло, закинул ногу на ногу и в упор посмотрел на графа. И этот жест, и этот взгляд помогли ему разом перейти в свое "мужское состояние" и обрести внутреннюю уверенность.
   -- Итак, что вам от меня нужно?
   Шувалов полагал, что лакеи у дверей смогут удержать гостя от резких движений? Напрасно. Шарль оценил их как сильных, но неуклюжих противников. Наибольшую опасность сейчас представлял сам граф. Грузный, тяжелый, он уперся руками в подлокотники кресла и наклонился над де Бомоном.
   -- Я слушаю вас, - шевалье продолжал смотреть ему в глаза. - Едва ли ради сохранения бумаг пятидесятилетней давности, вы стали бы устраивать у себя в доме засаду на иностранного резидента. Тем более наблюдать забавы своей жены.
   -- Оставьте, -- отмахнулся Петр Иванович. - Вы с Маврой меня потешили. Давно так не смеялся. Что же до бумаг, -- граф выразительно постучал по крышке сундучка, -- то не в них дело. Меня интересуете лично вы. И именно как резидент, а не как... -- он покрутил в воздухе рукой. Вероятно, это должно было означать все остальные ипостаси Шарля. Французское правительство кое-чего хочет от России. Что же удивительного, что и русское может желать кое-чего от Франции?
   -- Вы больше не "русское правительство". - Холодно парировал де Бомон. - В стране новый император и он, кажется, не слишком нуждается в помощи советников своей тетки.
   -- В точку, - кивнул помрачневший граф. - Приятно иметь дело с понятливыми людьми. Но, -- Шувалов почесал нос, -- император болен всеми мыслимыми и немыслимыми болезнями. Его не любят народ, гвардия, церковь... Словом, он долго не протянет. И вот будет ли новое правительство таким же другом Франции, каким была покойная Елизавета Петровна, во многом зависит сейчас от позиции Версаля...
   "И этот туда же, -- с тоской подумал Шарль, вспомнив разговор Екатерины с Бретейлем. - Не дают им спать французские деньги! Хотя и денег-то уже никаких нет..."
   -- Мне нужно, чтоб вы устроили переговоры со своим правительством на предмет субсидии для сторонников великого князя Павла.
   "Так, -- протянул про себя Шарль, -- здесь, оказывается, две партии..."
   -- А много ли у него сторонников? - Осторожно спросил он. - Среди влиятельных лиц.
   Шувалов приосанился.
   -- Скажем так: у его отца сторонников среди влиятельных лиц нет. У его матери, -- Петр Иванович помялся, -- тоже.
   "Пой, пой, -- хмыкнул де Бомон. - А то я не видел народ в церкви. Не наводил справки, не ходил по улицам".
   -- Большинство сановников прежней императрицы: мои братья Иван и Александр, Разумовские Алексей и Кирилл, воспитатель наследника Никита Панин - готовы сплотиться вокруг маленького императора, - продолжал граф. -- Его мать мы рассматриваем как формальную регентшу. Реальная же власть...
   Шарль обратил внимание, что Шувалов не назвал ни одного военного, хотя, конечно, у всех придворных имелись списочные чины. Сам Петр Иванович, например, фельдмаршал. Но что с того? Нет людей, обладающих весом в гвардии, в армейских частях, в гарнизонах, введенных в Пруссию. За кого выскажутся они?
   -- О какой сумме вы намерены вести переговоры? - Резко оборвал Шарль поток имен, извергавшихся из уст графа. - Мне нужно знать предмет для обсуждения с моим правительством.
   -- Двести тысяч франков, - брякнул Шувалов, скорее, чтоб проверить реакцию собеседника, чем действительно рассчитывая получить столько денег.
   -- Это невозможно, -- де Бомон пожал плечами. - У Франции нет таких средств. Продолжается война.
   -- Она будет продолжаться до бесконечности, если Россия вновь не вступит в нее на одной из сторон, - отрезал граф. - Пока мы были вашими союзниками, Пруссия терпела поражения. Сейчас государь поддерживает Фридриха. Вы понимаете, что это значит для вас?
   Шарль понимал, что ему пора убираться. А для этого требовалось согласие. На все. И резидент его дал. Двести так двести. Какая разница, если он не собирается выполнять сделку?
   Однако Шувалов предусмотрел и такой вариант. Он вернулся к дверям смежной комнаты, толкнул их, и Шарль увидел в глубине кресло, к которому бельевыми веревками была крепко привязана Надин с кляпом во рту.
   Вот поэтому де Бомон и любил работать один!
   -- Мадмуазель Штейн побудет у нас, -- с легкой усмешкой проговорил граф. - Как залог вашей верности договору.
   -- Что дало вам повод считать меня сентиментальным? - В свою очередь усмехнулся Шарль. Он уже минуты две приглядывался к золотому ножу для резки бумаги, лежавшему в лунке письменного прибора на столе Шувалова. - Я беру 15 % от суммы, как любой посредник. И это единственный залог моей верности вашим интересам. Если потеря тридцати тысяч франков вас не устраивает, то сделка не состоится.
   Как ни странно, ни граф, ни Надин не были удивлены его словами. Это слегка покоробило шевалье: "Хорошего же она обо мне мнения!"
   -- Пятнадцать процентов -- слишком много, -- заявил Шувалов. -Пять -- самое большее, на что я согласен.
   -- Значит работайте без меня, -- бросил Шарль. - Риск стоит денег.
   Лицо Петра Ивановича побагровело. Этот наглец смеет заниматься вымогательством, полностью находясь в его власти!
   -- Послушайте, молодой человек...
   -- И слушать не хочу! -- С этими словами Шарль внезапно схватил угрожающе нависшего над ним графа за уши и со всей силы стукнул лицом о свое согнутое колено.
   Никто не успел ничего сделать. Все произошло слишком быстро, шевалье схватил со стола нож для бумаги, одним прыжком оказался возле дверей и полоснул по горлу верного Фрола, первым поспешившего на выручку барину.
   Хочешь жить, умей вертеться. Буквальный смысл этой русской поговорки дошел до шевалье сейчас, когда он крутился, как волчок, нанося удары своим смехотворным оружием. Двое подручных лакеев уже осели на пол, держась один за живот, а другой за бок. Шарль метнулся в соседнюю комнату, перерезал веревки Надин, вытащил кляп у нее изо рта и подхватил готовую лишиться чувств даму на руки.
   "Мадемуазель дурно! -- Со злостью думал он. -- Уж не совалась бы в чужие игры!" Де Бомон поволок женщину к выходу, по дороге прихватив еще и сундучок с документами. Двойной груз -- не шутка, но даже в таком положении Шарль заметил, что Шувалов до сих пор не подает признаков жизни. Это удивило Шарля. Возможно, он сломал хозяину дома нос, и тот лишился чувств от боли?
   Шевалье стряхнул Надин на кресло, где минуту назад сидел сам, и наклонился над телом Петра Ивановича. Граф издавал слабые хрипы. Перевернув его на спину, де Бомон убедился, что грозный Шувалов жив, только... выглядит как-то странно. Правая сторона его лица подергивалась, скрюченная рука одеревенела, нога не разгибалась и торчала, как бревно.
   -- Апоплексический удар, -- констатировал резидент. -- Поделом, любезнейший. Разве я вас грабил? Это мои документы, -- он выразительно глянул на сундучок. -- Я вымогал у вас деньги? Я похищал вашу даму?
   Шевалье схватил Надин за руку и потащил прочь. Он вовремя зажал ей рот, когда переступая через тела лакеев Шувалова, она собиралась истошно заорать.
   В коридоре по-прежнему никого не было. Перепуганная Мавра Егоровна поспешила удалиться к себе и запереться на ключ. Молодые графини все еще музицировали. Из людской на первом этаже слышалось бренчание балалайки и разухабистое пение с посвистом:
   Едет, едет мой ревнивый муж домой,
   Хочет, хочет меня молоду побить!
   Экипаж ожидал Шарля, как и было договорено, на другой стороне улицы. Ямщик ничуть не удивился, что в дом вошла одна дама, а вышло две, да еще с сундуком. Знать, забрала кого. Француженка-модистка заезжала за подругой, их теперь пропасть у господ живет, толстомордых дочек политесу учит, или шляпки шьет, или шоколад варит -- нашим не чета.
   Словом, ничего дурного в паре Шарля и Надин возница не заприметил. А заприметил бы -- сейчас свез к квартальному! За каждый донос по полушке, вот в месяц полтина и набежит. Однако сегодня от добрых ездоков он имел куда больше полтины и был доволен жизнью.
   Лошади мерно застучали копытами. До ямщика долетели обрывки фраз по-французски. Он не понимал ни слова, и вскоре перестал прислушиваться.
   Между тем Надин прорвало.
   -- Что ты наделал? -- Рыдала она. -- Ты убил графа... Это государственное преступление!
   Об убийстве еще трех человек почему-то не упоминалось.
   -- Нас станут искать. А когда найдут, повесят!
   "Повесят, расстреляют, -- думал Шарль. -- Все лучше, чем заживо гнить в крепости. Или тут такие крепости, что и женщина может удрать?" -- Он выразительно посмотрел на Надин. Как ей удалось бежать из Пернова? В Лондоне де Бомон не задавался этим вопросом. Были другие важные дела. Теперь же неприятные мысли лезли в голову.
   -- Я могла бы быть прощена, -- всхлипывала Штейн. -- Мне вернули бы имущество, титул.
   Запоздалое прозрение потрясло Шарля.
   -- Послушай, Надин, -- очень тихо сказал он. -- А ведь это ты меня сдала? И твое похищение в доме Шувалова -- не более чем спектакль?
   Женщина перестала плакать, извлекла из рукава платок и прижала его к глазам. Пауза затянулась. Чем больше Штейн молчала, тем глубже шевалье уверялся в своей правоте.
   -- Хотелось бы понять твою логику, -- протянул он. -- Собственно говоря... за что?
   Ее начала бить мелкая дрожь.
   -- Ты спрашиваешь? Ты не понимаешь? -- Нервный смех Надин был сух, как кристаллики соли.
   Де Бомона разобрало зло.
   -- Не понимаю, -- отрезал он. -- Я тебе ничем не обязан. Ты свалилась мне в Лондоне на голову, я принял тебя, кормил, одевал, ни о чем не расспрашивал...
   -- А может, стоило расспросить? -- Оборвала Надин. -- О том, например, как меня взяли после твоего бегства. Держали в съезжей избе, пороли, словно крепостную! -- Ее голос сорвался. -- Ты бросил меня, предал... А теперь спрашиваешь: за что?
   Умение женщин из всего сделать роман бесило Шарля.
   -- Ты прекрасно знала, кто я такой, -- холодно бросил он. -- У тебя было два пути: умереть или работать на меня. Ты выбрала второе. Хочу напомнить: я неплохо платил. Золотом. Все остальное, -- он презрительно скривился, -- лишь прилагалось.
   Надин смотрела на него с нескрываемым отвращением.
   -- И тебе было известно, что рано или поздно придет момент, когда я должен буду исчезнуть, -- гнул свое де Бомон. - А теперь ты сводишь со мной бабьи счеты за то, что является для меня всего на всего работой.
   -- Всего на всего работой, -- медленно повторила Штейн. -- Со мной работа, с Ее Величеством королевой Шарлоттой, с Маврой Егоровной. Я потеряла ребенка. В Англии король сошел с ума. Шувалова овдовела. Хорошая у тебя работа, Шарль.
   -- Какая есть, -- огрызнулся Шарль. -- Я ее не выбирал. И кстати, -де Бомон помедлил, -- Не было никакого ребенка. Да, Надин?
   Она вздрогнула и опустила глаза.
   -- Я догадался в первую же нашу ночь в Лондоне, -- ответил шевалье на непроизнесенный вопрос. -- У рожавших женщин вены на ногах под коленями выпуклые и синие, их выворачивает от натуги. А у тебя, Надин, кожа нежная, шелковая, без растяжек. И на боках, и на животе.
   Штейн кусала губы.
   -- Ты очень наблюдателен, Шарль, -- наконец, отозвалась она. -- Это только любящие глаза ничего не замечают. А ты никогда не любил.
   -- Нет, -- отрезал он. -- Впрочем, как и ты. -- Разговор затянулся. Де Бомон на ходу толкнул дверцу кареты. -- Это все, что я могу для тебя сделать. -- Он схватил не ожидавшую такого обхождения Надин за шиворот и резким пинком вышвырнул в темноту.
   Через секунду раздался глухой шлепок, свидетельствовавший о том, что барышня приземлилась в сугроб. Больше о ней можно было не беспокоиться.
   Глава 13. ЦАРЕУБИЙЦЫ
   Алексей Орлов огляделся по сторонам. Он стоял в роскошной приемной Аничкова дворца, стены которой от пола до потолка были забраны малиновым штофом, по углам висели зеркала в дубовых позолоченных рамах, а на уровне человеческого роста торчали двурогие светильники с чеканными гирляндами из отполированной меди.
   Сторонники Екатерины осторожно выходили на крупных вельмож. Тех, кто мог оказать содействие перевороту. В резерве уже были Панин, генерал Вильбоа, Бецкой. На этот раз Алехану выпало вербовать Алексея Разумовского, бывшего фаворита Елизаветы. С гетманом Малороссии Кириллом Разумовским уже работали адъютанты. Там дело шло гладко.
   Поручик не осмелился присесть на диван. Хотя окружающее великолепие не подавляло его, Алексей все же испытывал род волнения. Даже если его разговор с Разумовским пройдет благополучно, где гарантия, что граф не предаст заговорщиков при первом же удобном случае?
   Третий Орлов был наименее импульсивным из братьев, и с тех пор, как Старинушка начал сдавать, старался все семейные дела подгрести под себя. Заговор относился к их числу. Если весельчак Гришан стал душой гвардейской партии, то холодный расчетливый Алехан - ее мозгом. Он явился в дом Разумовского у Аничкого моста и небрежно потребовал аудиенции, как само собой разумеющейся вещи. И о чудо! Никто из лакеев даже не возразил. Его провели в приемную и обещали доложить. Все-таки Алексей умел себя поставить!
   В дверях возник юноша-гайдук в синем доломане и высокой желтой шапке с кисточкой.
   -- Господин поручик, ступайте за мной в диванную. Их сиятельство граф Алексей Григорьевич скоро выйдут.
   "Вот так, -- удовлетворенно сказал себе Орлов, -- Уметь надо! Серьезные визиты для серьезных людей". Ждать пришлось долго, граф не торопился, начальственно выдерживая паузу. Посетители должны понимать: они пришли к крупному вельможе, которого может задержать масса важных дел, куда более серьезных, чем их мелкие просьбишки...
   Наскучив мерить шагом диванную, Алексей заглянул через раскрытые двери в соседнюю комнату. Это была гостиная. Веселые ситцевые обои на стенах, розы в китайских вазах на низких столиках, чудесные итальянские пейзажи маслом... Внимание Орлова привлекло непомерно большое зеркало-трельяж, занимавшее собой весь дальний угол комнаты.
   Поручика погубило любопытство. Он никогда в жизни не видел такого чудовищного сооружения из стекла и островерхих готических рамок, крепившихся друг к другу, как створки дверей. Рядом стояла ореховая ширма в том же стиле. Впечатление рыцарского замка усиливало окно-витраж с изображением Иосифа Аримафейского, державшего в руках чашу и цветок шиповника. Лицо святого чем-то неуловимо напомнило Алехану графа Сен-Жермена.
   Все это дряхлое великолепие неодолимо потянуло Орлова к себе. Поручик сделал шаг через порог, потом еще один. Он сознавал, что в чужом доме ведет себя бесцеремонно, но... Чаша в руках у Иосифа. Но солнце, бьющее в розу витража. Но сноп свет из створок зеркала, словно вход в иной мир. Словом, Алексей был зачарован и, помимо воли, тонкая флейта в его душе с необыкновенной силой ответила на призыв подзабытых символов.
   На цыпочках, стараясь не испачкать сапогами ковер, он подошел к зеркалу, взялся руками за края, сдвигая их так, что в трех бесконечно удаляющихся от него коридорах появилась целая вереница Алексеев. Наклонился вперед и... клетка захлопнулась.
   Позади Орлова в диванной послышались голоса. Казалось, сюда идет целая толпа людей. Они возбужденно говорили и стучали каблуками по паркету.
   -- Где же поручик? - Осведомился властный голос. - Вы приказали ему ждать здесь?
   -- Должно быть, не дождался, - Предположил гайдук. - Ушел.
   -- Тем лучше, -- граф, а это был именно он, обратился к гостям. -Прошу прощенья, господа. Я сегодня не намерен был заниматься делами. В последнее время эти гвардейские эмиссары осаждают брата, теперь принялись и за меня. Но их планы расходятся с нашими.
   По движению дверных ручек, Алехан понял, что лакеи готовы вот-вот распахнуть створки перед графскими посетителями.
   -- Прошу в гостиную.
   Орлов заметался. Он не знал, куда себя деть от смущения, отлично представляя нелепость ситуации. Если его найдут здесь, он никогда не сможет объяснить, что делал в жилых покоях дворца, и почему не дождался графа, где положено. Что он не вор, не шпион...
   Двери скрипнули. В критические минуты Алехана спасала решительность. Он видел, что зеркало, прислоненное к углу, закрывает собой кусок комнаты. Довольно узкий, но достаточный для того, чтоб туда мог втиснуться детина его размеров. Не долго думая, Орлов отвел левую створку и полез за нее. Он едва успел. Двери церемонно распахнулись, и в гостиную хлынул целый поток высокородных господ, смотреть на ленты и ордена которых глазам было больно.
   Стоя в пыльном углу, притиснутый обратной "слепой" стороной зеркала к стене, Орлов осторожно придерживал створку трельяжа снизу пальцами, чтоб она, не дай Бог, не отошла в сторону, и через образовавшуюся щель собравшиеся не заметили чужака.
   Гости расселись на диваны. Некоторых из них Алехан знал. Кроме графа Разумовского, высокого смуглого еще очень красивого мужчины с волосами, как вороново крыло, присутствовал его брат Кирилл, гетман Малороссии. Он был тучнее и подвижнее старшего, а на энергичном лице особенно прожали мягкие карие глаза с рыжими, как у коровы, ресницами. Гетман оделся по-домашнему и вел себя так, точно серьезность ситуации его мало касается: плюхнулся на диван, водрузил на колени вазочку с изюмом и потягивал оттуда ягоду за ягодой.
   Остальные выглядели куда серьезнее, в париках, при шпагах, точно собрались на заседание Сената. Должно быть официальный вид придавал им храбрости.
   -- Вы знаете, господа, что почтенный наш председатель, граф Петр Иванович Шувалов, который первым и заговорил о необходимости действий, -начал Алексей Разумовский, -- скончался от апоплексического удара. Нам следует принимать решение без него.
   -- Да, граф Петр Иванович был голова, - поддержали многие. - С ним было бы куда способнее. А теперь не знаешь, как и подступиться...
   -- Стыдитесь, господа, -- гетман отставил чашку с изюмом и вся его напускная беспечность мигом слетела. -- Разве вы дети без няньки? Во время войны покойная государыня всех вас почтила присутствием в Конференции. Значит считала, что и у вас голова на плечах.
   -- Теперь война окончена, -- подал голос престарелый граф Трубецкой. -- При чем самым позорным образом. И сдается мне, снова время приспело спасать Отечество.
   Все согласно закивали.
   "Бедное Отечество, -- думал Алехан, -- И кто только не берется его спасать! Зеленая гвардейская голытьба, старики с клюшками, сейчас еще притащат женщин и детей!"
   Словно в ответ на его мысли двери опять распахнулись, и в гостинную вступили новые гости. Мужчина средних лет и средней же полноты и совсем юная дама в траурной вуали, видимо, только что из дворца.
   -- Просим прощения, господа, -- вновь прибывший поклонился. - Наше опоздание продиктовано мерами предосторожности. Катеньку никак не отпускали с дежурства. - Он ободряюще обернулся к даме. - Разрешите представить, моя племянница, княгиня Екатерина Романовна Дашкова.
   -- Граф, вы сошли с ума! - Раздалось сразу несколько голосов. Как видно, серьезные вельможи были настолько шокированы присутствием в своем кругу женщины, что позабыли о манерах. - Никита Иванович, вы нас всех погубите! Она родная сестра Лизаветы Воронцовой!
   Алехан понял, что перед ним граф Панин, воспитатель наследника Павла. Екатерина несколько раз упоминала о его преданности заговору, но предостерегала вовлекать его в реальные действия раньше времени.
   -- Господа, господа! - На приятнейшем лице Никиты Ивановича отразилось крайнее огорчение. - Умоляю вас, тише. Я все объясню. Катенька, -- он по-отечески приобнял княгиню за плечи и усадил на диван, -ближайшая подруга императрицы и посвящена во все детали готовящихся событий. В доме у ее мужа, моего родного племянника князя Дашкова, еще с зимы собираются гвардейские заговорщики. Уверяю вас, их планы весьма серьезны. Если мы не станем действовать сообща, то нам грозит неудача...
   -- Иными словами, -- прервал его гетман, -- они справятся и без нас. А мы окажемся в хвосте событий. Хорошенький же ультиматум вы нам принесли, княгиня!
   "Интересно, давала ей Като полномочия разговаривать здесь?" -Подумал Алексей.
   -- Я пришла не с ультиматумом. - Екатерина Романовна откинула вуаль. У нее было решительное чуть рябое лицо, волевой подбородок и твердая складка губ. - А с предложением о союзе. Гвардейцам не достает поддержки в Сенате, Конференции, просто при дворе. Вам, -- она сделала паузу, -реальной военной силы. Кажется, договор выгоден обеим сторонам.
   "Не красавица, ей Богу, не красавица, -- усмехнулся Алексей. - Но в ней что-то есть... Беднягу Дашкова можно понять".
   Между тем, княгиня продолжала:
   -- Я, как и вы, господа, ненавижу кровь. И не желаю, чтоб она была пролита, даже ради освобождения Отечества от тирана. - Когда она говорила, ее лицо освещалось сильным внутренним светом. - Сейчас народ в смятении, полки готовы нарушить присягу в любой момент. Если начнется переворот, это будет не маленькое ночное приключение одной роты преображенцев во главе с блаженной памяти Елисавет и ее учителем музыки, -- княгиня усмехнулась, -а настоящая революция, охватывающая весь город. Что вы этому можете противопоставить?
   Кое-кто из собравшихся крякнул. Кажется, вельможи не ожидали от молоденькой дамы такого напора. Они собрались мирно посидеть, покурить трубки, выпить кофе и осторожно прощупать мнения друг друга.
   -- Умерьте свой пыл, княгиня, - гетман почти смеялся, глядя на грозного эмиссара гвардейской революции. -- Вы нас никак пугать пришли?
   Екатерина Романовна дернула плечом, но Разумовский продолжал самым мирным тоном:
   -- Садитесь, расслабьтесь, мы принимаем ваши "верительные грамоты", и давайте вместе подумаем, как выбраться из опасной ситуации, которую вы так ярко живописали.
   Успокоенная доброжелательством Кирилла, княгиня устроилась на диване поудобнее и взяла предложенную чашку кофе.
   -- Без сахара, пожалуйста, - она с детства знала всех собравшихся, со многими была в родстве и, если честно, робела разговаривать на равных с седыми умудренными опытом вельможами, у которых когда-то играла на коленях. Но положение обязывало: у нее за спиной была реальная сила, и они это, кажется, поняли.
   -- Для начала, господа, мы должны договориться о будущей форме правления. - Провозгласил Панин, вытягивая из кармана какие-то бумажки.
   Все с неодобрением покосились на него. Воспитатель наследника слыл опасным оригиналом. Он долгие годы служил послом в Швеции и набрался там республиканского духа. Конечно, и в Стокгольме есть монарх, но какой-то странный, с парламентом и конституцией, ограничивающей его права. Не по-божески это как-то...
   -- Форма правления у нас одна, -- заявил гетман, -- Православная. А вот о правителе поговорить действительно надо. Мы все знаем, кого не хотим видеть в этой роли.
   Непонятый соратниками Панин обиженно зашуршал так и не прочитанным проектом конституции.
   -- Есть несколько вариантов, -- начал до сих пор молчавший Иван Иванович Шувалов. Он неловко чувствовал себя в доме Разумовсих. Их кланы, по известным причинам, никогда не были дружны. Но реальная опасность потерять вес при дворе и богатство - не родовое, пожалованное, а значит далеко не неприкосновенное - заставило их сплотиться. - Надеюсь, Брауншвейгскую фамилию никто всерьез обсуждать не хочет?
   На него замахали руками.
   -- Так я и думал. -- Шувалов кивнул. - Должен вас предупредить, что "несчастный младенец Иван Антонович" сейчас уже великовозрастный детина, совершенно сошедший с ума за двадцать лет сидения в одиночной камере. Крайне жестокий был шаг... -- бывший фаворит бросил осуждающий взгляд на графа Разумовского. - Но в сложившихся обстоятельствах еще более жестоко выпускать дурочка на свободу.
   -- Хватат с нас и одного дурачка, - кивнул гетман. - Сосредоточимся на реальных кандидатах.
   -- Единственным законным наследником, -- Панин встал со своего кресла, -- является царевич Павел Петрович. - Его голос звучал все еще очень обиженно. Он не отстоял конституцию, но за права своего воспитанника готов был драться до последнего.
   -- Павел остается царевичем до тех пор, пока нынешний государь не заявил о его незаконнорожденности, - бросил Алексей Разумовский. - А вы знаете, что такой указ готовится.
   Никита Иванович поперхнулся и снова замолчал. Сегодня все его инициативы проваливались, не будучи даже оглашены.
   -- Император расчищает путь для нового брака и нового наследника. Мягко подбодрил воспитателя Шувалов. - Но никто не помешает нам рассматривать внука Елисавет как главного претендента.
   -- Русское законодательство в этой области не совершенно, - вновь приободрился Панин. - С точки зрения традиционного права: отцу наследует сын...
   -- А согласно указу Петра Великого от четырнадцатого года сего веку, -- бесцеремонно прервал воспитателя гетман, -- государь сам назначает себе наследника. Дело царевича Алексея помните?