Елисеева Ольга. Дерианур - море света

   -- Не-е. Не можно, - протянул Орлов. - Я ей теперь буду везде в коридорах попадаться. Может узнает?
   -- Вольному воля, дураку - Тайная канцелярия, - махнул рукой Потемкин.
   -- Но ты ведь меня не выдашь? Слово дворянина? - Взмолился Гришан.
   Гриц вдруг хорошо представил себе, как изогнется на дыбе мощное тело его друга, как палач поднесет ему к лицу горящий веник. "Откуда это во мне? - Думал Потемкин. - Уже скоро 20 лет, как никого смертью не казнят. Раздули дело с Бестужевым, так его никто пальцем не тронул".
   Орлов сидел, уронив голову на руки, и тяжело вздыхал.
   -- Ты еще кому-нибудь сказал? - Наконец осведомился Гриц, вставая.
   -- Сержанту Корсакову. Со мной в карауле стоял, - срывающимся голосом сообщил Гришан.
   -- Трепло, - с презрением бросил Гриц. - Иди сейчас, не мешкая, к нему, дай денег. Возьми у меня, за бельем спрятано. Да скажи, что есть люди, которые знают, и если с тобой, что случится, то ему, Корсакову, не поздоровится.
   -- Ну как? - Осведомилась Прасковья Александровна через пару дней, прогуливаясь утром с великой княгиней в маленьком садике под ее окнами. У края дорожки лежал потерянный фрейлинами волан, и обе дамы задержали на нем многозначительный взгляд.
   -- "Выше всяких похвал", - улыбнулась Екатерина, процитировав надпись из последнего фейерверка, сверкавшую над монограммой Елизаветы Петровны. Выше всяких похвал, Парас.
   -- Я же говорила, - победно улыбнулась графиня. - Это тебе не Стась, голубушка.
   -- Но почему? - Голосе великой княгини прозвучала едва сдерживаемая досада. - Почему? Какая-то дворняга, Бог знает кто, человек из самых низов... И ничего не боится! Ведь он узнал меня на следующий день, знаешь? Во дворце, чуть было не кинулся ко мне! Если б ты видела, с какой ненавистью он смотрел на моего мужа... А этот, потомок королей... - она не стала договаривать, ясно ощущая, что подруга прекрасно понимает ее.
   -- Петербург -- до крайности нездоровый город. При таких погодах какой амур? - Издевательским тоном заявила Брюс. - Мужик бродит, как сонная муха, особенно иностранный. Вы от кого плизиру ждете? Аристократ, кровь дряхлая, и так еле, еле по жилам течет, а тут еще наши туманы да дождики...
   Сердясь на себя за выходку на маскараде, Като на следующий день попыталась примириться со своей уже увядающей любовью. Доказать, что на самом деле любит Понятовского, а мимолетная встреча Бог знает с кем не оставила в ее душе никакого следа. Они провели вместе ночь, пользуясь тем, что великий князь вновь ушел к Воронцовой.
   -- Станислав! -- Ее руки легли ему сзади на плечи. Лицо уткнулось в спину. - Станислав...
   Одеяло еще хранило тепло его тела, а он уже стоял одетый и сам закалывал перед зеркалом жабо рубиновой булавкой. Ей захотелось, что бы Понятовский, наконец, перестал собираться.
   -- Станислав, - тихо повторила она, - Я изменила тебе... один раз... тогда...
   -- Я знаю, - посол не обернулся к ней, но Като заметила, что булавка вырвалась у него из неловких рук и острым концом уколола палец. Красное пятно расплылось на белом брабантском кружеве.
   -- Прости меня.
   -- Пустое, я не сердит. - Его дивные нежные губы ласково улыбнулись ей.
   Като вдруг сделалось страшно.
   -- Ты снисходителен ко мне, как к умирающей. Клянусь тебе, у меня больше с этим офицером ничего не было. Хочешь, я сумею сделать так, чтобы его завтра же не стало в гвардии? У меня есть связи. Фельдмаршал Апраксин... Его отправят на войну, в Пруссию... и все будет кончено.
   -- Зачем? - Станислав с невыразимым изяществом повернулся на одном каблуке от зеркала. - Хочешь добрый совет?
   Екатерина изумленно смотрела на него.
   -- Не стоит сразу рвать с этим преторианцем. Он может еще пригодиться...
   Сейчас воспоминание о его словах ранило и оскорбляло ее. "Приятно, когда ты нравишься за просто так, -- думала она, -- но Стась... Стась..."
   -- Парас, - тихо, но требовательно обратилась Екатерина к подруге. Я должна повидать Орлова еще раз. Мне необходимо с ним поговорить.
   -- Поговорить и только? - Прыснула в кулак графиня, но осеклась, встретившись глазами с тяжелым, жестким взглядом великой княгини.
   Екатерина еще раз повторила свою просьбу ровно через неделю, когда двор из-за дождей вынужден был вновь вернуться в Петербург. Спускаясь по лестнице графиня, хихикала в кулак. Теперь ее подруга больше не плакала, она возлежала у себя в комнате на алой атаманке и, беспечно улыбаясь, требовала от Прасковьи Александровны найти героя ее ночного романа. Каково?!
   Глава 5. ЧЕЛОВЕК С ПРИНЦИПАМИ
   -- Я никогда не решусь войти туда, Парас, - великая княгиня с такой силой вцепилась пальцами в руку спутницы, что под кружевной белой перчаткой на запястье графини Брюс остались синие следы.
   -- Накиньте вуаль, моя дорогая, - Прасковья Александровна сама опустила на лицо Като глухую черную сетку, часто расшитую шелковыми розанами, так что цесаревна едва видела сквозь нее дорогу. - Идемте, -Брюс взяла вздрагивавшую подругу за руку и помогла ей выбраться из кареты.
   -- Я никогда здесь не была, -- с опаской озираясь по сторонам, сказала Екатерина. - Кажется, вон там лес?
   -- С медведями и соловьями-разбойниками, -- прыснула Прасковья Александровна. - Это парк Аничкова дворца. Конечно, он, и правда, почти что лес. Но знаешь, говорят, Разумовский вздумал огородить его чугунной решеткой на манер берлинских.
   -- Вместе с волками и разбойниками? - Тоже засмеялась Като.
   Боже, как ей нравились эти петербургские несообразности! Какой там парк? Лет десять назад Ее Величество прирезала к новопостроенному дворцу Алексея Разумовского все пустоши, выгоны и рощи от Фонтанки до самого Казанского. А надо сказать, что там во всю ширь и мощь колыхался сырой и темный еловый бор, где величественно разгуливали лоси, неся свои царственные рога, и заливалась лаем графская охота - посреди города. Говорят, что и разбойники не раз наведывались из-за Фонтанки, пытаясь угнездиться на жительство прямо в столице. Потому-то Алексей Григорьевич затосковал и решил, по примеру хороших хозяев, огородить свое имущество литыми берлинскими решетками. А что? Пусть не мешают графу грибы собирать!
   Екатерина повернула голову и с интересом уставилась на двухэтажный деревянный дом на каменном подклете, который выходил на реку глухо задернутыми окнами. За ними едва заметны были полоски яркого света, пробивавшиеся между плотными гардинами. Со стороны дома доносилась слабо уловимая музыка. Обостренный от нервного напряжения слух Като различил даже звон хрусталя. Или ей это почудилось?
   Ветер переменился и подул с реки.
   -- Пойдем. - Брюс поежилась от внезапно налетевшей сырой взвеси. Знаешь, я больше люблю московскую погоду. Угораздило же Петра построить здесь город! Маман говорит, что на самом деле он хотел, чтоб столица располагалась только на островах.
   Екатерина кивнула. Матушка Брюс, Мария Андреевна Румянцева, знала, что говорит. Несколько лет до замужества она, дочь дипломата Матвеева, бойкая девица с новыми европейскими манерами, почерпнутыми в Лондоне, где служил ее отец, была, как тогда называли, "амантеской" Петра. Впрочем, у него таких амантесок... Но ее государь все же выделял и, когда, наконец, обрюхатил, приискал доброго тихого мужа. Старший брат Прасковьи, Петр Румянцев даже лицом слегка походил на покойного императора. А вот Брюсша удалась в мать. Боже, как хороша! И как распутна! Бедный старенький Александр Иванович Румянцев...
   -- Так мы идем? - Брюс решительно взяла Като за руку.
   -- Это и есть заведение Дрезденши? - Неодобрительно спросила великая княгиня. - Ты здесь бывала?
   -- Сто раз, - кинула Прасковья.
   -- И что ты там делала? - Изумилась ее спутница.
   -- Ах, Като, Като, - Брюс с шутливой укоризной покачала головой, -Мне себя трудно унять, нежная и пламенная дишперация моей души требует утоления всякий час дня и ночи. Надень, -- она протянула спутнице черную бархатную маску, скрывавшую лицо ото лба до самых губ. - Знатные дамы ходят сюда в масках.
   -- Знатные дамы? - Удивилась Екатерина. - Зачем? Разве им мало куртуазных развлечений при дворе?
   Прасковья тихо засмеялась.
   -- А мы зачем сюда пришли?
   -- Мы по делу, - строго парировала великая княгиня.
   -- И они по делу, - уверила ее Брюс. - Каждая хочет найти кавалера по своему вкусу. В свете это бывает трудно. Нужно, чтоб и его вкус был услажден совершенствами избранницы. Здесь кавалеры менее требовательны... Вернее требовательны только в одном вопросе. - Брюс со значением постучала себя по поясу, к которому был привязан тугой кожаный кошель.
   -- И такое бывает? - Удивилась Като. - Знаешь, я ведь не дитя и прекрасно понимаю, что продают себя и мужчины, и женщины...
   -- ...Но в свете это обернуто во множество условностей, -- подхватила Брюс. - В сотни мелких куртуазных подробностей, которые сглаживают дело. А здесь все выглядит просто.
   -- Грубо, я бы сказала, - хмыкнула великая княгиня. - Поэтому меня и коробит. Нельзя было найти другого места?
   -- Нет, -- беспечно помотала головой Прасковья Александровна. - Здесь безопасно. Никому и в голову не придет, что ты сюда поехала. Ну решайся же! Там чудно. - она с тоской бросила взгляд на верхние окна заведения. - Тебе понравится.
   -- Мне не понравится. Но идем, - скрепя сердце, заявила Като.
   Дамы вошли во двор и, обогнув мусорную кучу, направились к двери под гнутым железным козырьком. Две разбуженные кошки прыгнули у великой княгини из-под ног, напугав Екатерину и насмешив Брюс. Вокруг стояла чернильная мгла и только со второго этажа доносились музыка и смех.
   В тесной прихожей, куда попали подруги, свет тоже не горел, но Прасковья Александровна на ощупь нашла лестницу и, двигаясь по хорошо знакомому маршруту, сумела ни разу не оступиться. Като шла, вцепившись пальцами в предательски шуршавшее шелковой платье Брюс и стараясь тоже не поскользнуться на облитой помоями лестнице.
   Наконец, две невысокие створки дверей распахнулись перед спутницами, и яркий свет целых снопов свечей, воткнутых в высокие жирандоли и многократно отраженных в зеркалах, ударил им в лицо. Екатерина поразилась, как в таком жалком домишке могут располагаться столь роскошные покои? Чрево знаменитого на весь Петербург заведения Дрезденши было, и правда, великолепно. Его содержала предприимчивая немка, вывезшая со своей родины целую стайку прелестниц и значительно пополнившая штат уже в России. Ее прыткие дрезденские кокотки, едва попав в столицу, мигом обзавелись более прибыльными делами: кто открыл шляпный магазин или модную лавку на Невском, кто учил юных девиц из ничего не подозревавших дворянских семейств "хорошим манерам", а заодно оказывал интимные услуги почтенным отцам своих воспитанниц, кто сумел найти себе постоянных богатых покровителей. Однако штат Дрезденши от этого ничуть не пострадал. Дела заведения процветали.
   Людвига Карловна, как называли хозяйку дома в России, немедленно поднялась навстречу новым гостям с приветливой улыбкой на лице. Это была полная цветущая дама средних лет, которая уже вышла из возраста метрессы, но зато могла держаться с каждым посетителем как старый, все понимающий друг.
   Прасковья Александровна сказала ей несколько слов по-немецки. Так тихо, что оглядывавшаяся по сторонам Като их даже не расслышала. Хозяйка почтительно закивала и широким, не лишенным изящества жестом пригласила подруг проследовать в глубь анфилады комнат. Великой княгине показалось, что Дрезденша смотрит на нее чуть насмешливо. И правда: вуаль, под ней маска, широкий плащ, не позволяющий судить о фигуре, капюшон, полностью скрывающий волосы... Пожалуй, в этом пестром, сияющем зале с его изысканно раздетыми обитательницами, среди голых плеч и полу прикрытых кружевными платками бюстов, Като, так желавшая остаться незамеченной, в своем черном платье привлекала наибольшее внимание.
   Великая княгиня на мгновение смешалась, но взяла себя в руки. "Я приехала по делу, -- сказала она себе, -- и не уйду, пока дело не будет сделано. Что же Прасковья?"
   Брюс уверенно шествовала рядом с ней, она чуть склонила голову вперед и нахально улыбалась всем встречным. Судя по тому, что графиню многие приветствовали вполне дружелюбными возгласами, ее узнавали даже в маске.
   -- Парас! Что за чучело ты с собой привезла?
   -- Какая-нибудь добродетельная вдовушка, изнывающая от скуки? Боится нарушить траур по дураку-мужу?
   Все эти замечания относились к великой княгине. Като почувствовала, как под жарким, плотно облегавшим лицо бархатом ее кожа пылает от стыда.
   -- Давайте сдернем с нее маску! И посмотрим, кто это такая! Клянусь, я ее знаю!
   Цесаревна замерла от испуга. В комнате находились не только дамы, но и кавалеры. Они сидели на широких диванах с гнутыми спинками, обнимая своих пассий, пили венгерское и дразнили проходящих. Вокруг слышался смех и обидные реплики по адресу закутанной в черное фигуры.
   Два молодых, уже изрядно набравшихся типа оказались по бокам от вновь прибывших дам. Как видно, с довольно серьезными намерениями.
   -- Брысь! - не разжимая зубов, цыкнула на них Прасковья. - Не по вашим кошелькам товар!
   Однако на кавалеров ее слова не произвели никакого впечатления. Брюс поздно поняла, что совершила ошибку: перед ней были не просто подвыпившие богатые лавочники или парикмахеры, часто торчавшие в заведении Дрезденши. В этой комнате спутницы столкнулись с преображенцами, о чем свидетельствовали разбросанные на стульях форменные кафтаны, снятые тяжелые перевязи со шпагами и даже загнанные под диваны треуголки.
   Подоспевшая Дрезденша было залепетала что-то вроде: "Господа, господа, в моем заведении не принято нарушать инкогнито посетителей..." но была отодвинута в сторону мощной лапой одного из гвардейцев.
   -- Ты, блядь, помолчи про свое заведение!
   -- А ну посмотрим, что за птица. - другой протянул руку к маске Като и в тот же миг взвыл, потому что великая княгиня выпрямилась и влепила ему звучную пощечину.
   -- Молчать, мерзавец! - крикнула она так, что у нее самой заложило уши. - Ты как стоишь, и с кем разговариваешь? Мое лицо закрыто, но твоя-то рожа, слава Богу, без маски! Еще одно слово, и твой командир завтра же устроит тебе пять нарядов в карауле.
   Оглушенный ее криком гвардеец было отступил, но спохватился, подбодренный хохотом товарищей.
   -- Что, что ты мне можешь сделать, сучка? - С издевкой поинтересовался он, схватив Като за руку и резко завернув локоть назад. Ну, снимайте с нее вуаль, маску и все остальное! - крикнул он приятелям.
   Прасковья взвизгнула и вцепилась зубами в руку нападавшего на Екатерину гвардейца, но была отброшена в угол сильным шлепком по лицу.
   -- Братцы! Братцы! Какой дьявол вас взял? - Раздался вдруг из угла насмешливый резкий голос. - Вы так все заведение разнесете. Води вас после этого в приличные места!
   С дивана у окна приподнялся светловолосый всклокоченный гигант в белой рубашке с развязанным воротом и наполовину стянутых ботфортах. Он с усилием оторвал от себя растрепанную головку обнимавшей его девицы и, дав ей легкий подзатыльник, встал на ноги.
   -- Оставьте ее, -- бросил он расходившимся товарищам, застегивая ремень и подходя ближе. - Девок вам разве мало?
   Като смотрела на него во все глаза. Если б не маска, ее брови, взметнувшиеся вверх, просто перечеркнули бы лоб. Великая княгиня испугалась, что выдаст себя нечаянным возгласом и прикусила губу. Перед ней, вальяжно переминаясь с ноги на ногу и бесстыдно сплевывая на пол, стояло ее нечаянное ночное приключение. Собственной персоной. Конечно, она ради него и приехала. Естественно, его и искала, но... все равно не ожидала застать своего преторианского атлета при столь малоприятных обстоятельствах.
   -- Уходите, мадам, - вдруг совершенно трезвым голосом обратился он к ней и, быстро взяв Като за локоть, потащил ее к двери из комнаты. Уходите, пока они меня еще слушаются.
   Великая княгиня не успела опомниться, как спутник почти вытолкал ее на лестницу.
   -- Сразу видно, что вы здесь впервые, - резко сказал он, -- и что вам здесь не место. Это потаскушка Брюс привела вас сюда? Если она ваша подруга, то пошлите ее к черту. Идите домой, пока с вами ничего не случилось. Порядочной женщине здесь не место.
   -- Почему вы думаете, что я порядочная женщина?
   Като с усилием подавила улыбку. Он ее не узнал, но вел себя достаточно благородно. "Портовый крестоносец! -- Усмехнулась она. -Кажется, я не ошиблась".
   -- Видно, - бросил ее нежданный покровитель. Говорю вам: вон отсюда! И чтоб я вас здесь больше не видел.
   Екатерина, с трудом сдерживая смех, прижала руку ко рту. В это время дверь из внутренних комнат распахнулась. На пороге возникла испуганная Дрезденша в сопровождении целого эскадрона развязных девиц в шелковых неглиже и развивающихся лентами дорогих чепцах.
   -- Господин Орлов! Господин Орлов! Успокойтесь, ради Бога! Всплеснув руками, заверещала содержательница притона, а девицы повисли на плечах у гвардейца, уволакивая его обратно в комнаты. - Душка! Дружочек! Купидончик! Казачек! Не бросай нас!
   -- Тьфу, - не выдержала Като.
   -- Мадам, -- с низким поклоном обратилась к ней Дрезденша. - Я сделай все возможный, чтобы заглаживать следы эта нелепый случай! Ваш подруг говорил мне, что вы нуждаться в отдельный камер?
   Екатерина почувствовала, что ее бьет нервный смех. "Отдельный камер это именно то, что я однажды получу за мои выходки", -- подумала она.
   -- Вы можете говорить по-немецки, -- спокойно обратилась цесаревна к хозяйке на родном языке. - Мне действительно нужна комната.
   -- Сюда, наверх, - обрадовалась Дрезденша. - Мадам говорит, как прирожденная берлинская аристократка. У мадам блестящее произношение! О, Берлин - великолепный город! Мадам, бывала в Берлине?
   -- Мадам родилась в Померании, - веско пресекла поток фальшивых комплиментов Като. - А в Берлине мой выговор находили слишком жестким.
   Дрезденша распахнула перед ней невысокую дверь третьего, если считать вместе с подклетом, этажа. Здесь у заведения располагались отдельные покои для наиболее привередливых посетителей.
   -- А где же моя подруга? - Осведомилась Екатерина, оглядываясь по сторонам.
   -- О, не беспокойтесь, -- заверила ее хозяйка. - госпожа графиня нашла себе утешение там, внизу.
   -- Уже? - удивилась Като.
   Дрезденша кивнула.
   -- Помните того господина, который так неловко оттолкнул ее от вас? Он решил попросить у дамы извинения и загладить свой проступок. Они помирились.
   "Боже, Парас, Парас! - Подумала Като. - Разве можно так низко себя ценить?" Ей стало обидно за подругу и в то же время горько, что из всех придворных дам ее жалела и понимала только эта продувная шлюха. Помогала, утешала, поддерживала. "Да будь я проклята, если откажусь от нее из-за ее слабостей! Кто взял на себя право судить? "Пошлите ее к черту..."". великая княгиня недовольно передернула плечами.
   -- Я хочу, -- обратилась она к Дрезденше, -- чтобы вы пригласили сюда того господина, который вывел меня на лестницу. Мне необходимо обсудить с ним безобразную выходку его товарища. Вот, -- Като достала из-под плаща свой шитый бисером кошелек и высыпала в подставленные ладони хозяйки пригоршню отливавших серебром ефимок.
   Дрезденша благодарно закивала, пятясь задом, но на пороге на мгновение задержалась, вскинув на Екатерину лукавые, полные фальшивого понимания глаза.
   -- Мадам уверена, что ее интересует именно этот господин?
   -- Мадам уверена, - устало вздохнула Като.
   Дверь ненадолго закрылась, и великая княгиня получила возможность оглядеться по сторонам. Комната была узкой, с окном выходящим во двор. На стенах красовались светлые ситцевые обои с куропатками, на фоне которых неуклюжими глыбами темнела дубовая мебель. По правую руку от Като громоздилась кровать с пологом. Над ней на стене в ореховой рамке болталась безвкусная картинка какого-то местного подражателя Рубенса. В лубочных тонах была изображена сцена соития сатиров и нимф в кущах чахлых оливковых деревьев, сильно напоминавших разросшиеся пучки укропа.
   На взгляд Като комната была прегадкой. Однако великая княгиня подумала, что на здешних посетителей такие апартаменты должны были производить впечатление сказочной роскоши.
   Слева красовалась раздвижная ширма, забранная шелковой китайской тканью. Возле нее на лаковом столике стоял таз и кувшин, украшенные по белой эмали крупными фиолетовыми сливами.
   Като отколола вуаль, осторожно сняла надоевшую жаркую маску, с усилием стянула прилипшие к рукам перчатки и, наконец отделалась от широкого бархатного плаща. Из овального зеркала над кроватью на нее глядело осунувшееся тревожное лицо, которое вовсе не украшало благородное сочетание темного шелка платья с еще более темной парчой дорогого шемеза. Щеки цесаревны горели, как у чахоточной, что на фоне молочной белизны ее плеч выглядело довольно жутко.
   Ступени на лестнице заскрипели под тяжелыми размеренными шагами. Тот, кто шел сюда, явно не торопился. Он поднимался вразвалку, с каким-то уже на расстоянии уловимым презрением. "Все я придумываю!" - В смятении одернула себя она. Дверь потянули и женщина в панике отвернулась к окну.
   -- Мадам, -- раздался за ее спиной чуть хриплый от вина голос, - Я командир этого придурка, но должен разочаровать вас, ни одного из своих подчиненных я не стал бы наказывать из-за женщины, встреченной в этих местах. Так что пять нарядов в карауле...
   Екатерина резко обернулась от окна. Она была вознаграждена за все сегодняшние неприятности. Гамма чувств, пронесшаяся по лицу Орлова, оказалась столь богатой и, что великая княгиня не могла не удержаться и не прыснуть в кулак. Удивление, ужас, досада и, наконец, полное непонимание. Григорий застыл, как вкопанный, борясь с противоречивыми желаниями немедленно броситься вниз по лестнице или сграбастать смотревшего на него гневного ангела в объятья и подкинуть до самого потолка.
   Вместо этого Орлов распахнул дверь и громко заорал вниз:
   -- Пассек! Десять караульных нарядов вне очереди!
   Затем обернулся к ней.
   -- Что вы здесь делаете? - Его губы плохо слушались.
   -- А вы? - Два темных, как ночное небо, глаза буквально прожигали его насквозь
   -- Я? -- Он запнулся. - Я? Ну понятно же... "Какое, к черту право она имеет меня допрашивать? Кто я ей?" - Григорий тряхнул головой и нагло смерив великую княгиню беспечным распутным взглядом (один Бог знал, чего ему это стоило) заявил: -- Ищу развлечений, мадам. Разве запрещено?
   -- Ищите развлечений? - С легкой издевкой осведомилась она, вспомнив, о чем говорила ей Брюс перед самым входом в заведение, -- Или предлагаете их?
   Орлов вспыхнул. Его лицо покрылось краской от подбородка до самых корней волос.
   -- Как вы могли подумать?
   Като со слабым смехом опустилась на кровать и сцепила руки. Ей стало легко. "Брюс просто дура!" - Подумала она.
   -- Вас что-то смешит? - Еще больше взбесился Орлов. - Вас забавляет весь этот... -- он не нашел слов.
   -- Мне нравится, как вы краснеете, -- сообщила она. - Странно, вы уже не мальчик, о вас столько рассказывают всякого... -- Като помахала рукой в воздухе, -- А испугались, что я могла подумать о вас хуже, чем вы есть.
   -- Хуже, чем я есть, подумать трудно, - сухо заметил Григорий. - У меня известная репутация. Но, знаете, любви за деньги я обычно не ищу, тем более не предлагаю. Может быть, потому что у меня их просто нет.
   -- Что же вас тогда привело сюда? - Като сдвинула к переносице тонкие угольные брови.
   Григорий махнул рукой.
   -- Да черт бы побрал эту вашу потаскуху Брюс. Она пригласила меня к Дрезденше, пообещав большой сюрприз. Насколько я понимаю, сюрприз мне уже обломился? Я одного только в толк не возьму, -- Орлов поднял на нее измученный затравленный взгляд, -- вы-то здесь зачем, Ваше высочество?
   Като встала и подошла к нему совсем близко.
   -- Я искала вас, - просто сказала она.
   По его лицу промелькнула тень безумной радости и мгновенно погасла.
   -- Меня? - Эхом повторил он. - Зачем?
   -- По делу. Прасковья сказала, что именно здесь вас всегда можно найти, -- мягко, без всякого укора сказала Като, взяв его за руку и усаживая рядом с собой на пошло скрипевшую кровать.
   -- Не так уж и всегда, -- пожал он громадными плечами. - Чтоб шататься по таким местам нужны бездонные карманы. А я... -- Орлов с невеселым смехом хлопнул себя по обшлагам камзола, -- гол, как сокол, в полку еще говорят: гол, как Орел. Поэтому я предпочитаю свободное влечение, основанное на взаимной и бескорыстной страсти. А Прасковья, -- Григорий поморщился, -- ей бы языком улицы мести. Но вы, - он живо повернулся к великой княгине, -- как могли сюда прийти? Ведь вам стоило мне только свистнуть, я бы переговорил с вами о любом деле, при чем во дворце, под носом у кого угодно, не подвергая вас такой опасности, как здесь. Уж я бы нашел способ. Караульные все ходы-выходы знают.
   -- Откуда мне было знать, что вы согласитесь на разговор со мной. Екатерин осторожно извлекла из кармана плаща и протянула собеседнику на ладони хорошо знакомый ему перстень. - Вот это я выкупила неделю назад у ювелира Позье на Английской набережной. Я подумала, раз вы его продали, значит наше небольшое ночное приключение для вас ничего не значит.
   -- Я продал? - Губы Григория побелели от гнева. Что он теперь скажет? Как он докажет ей, что не он отдал ее подарок? - Его не я продал. - тихо выдавил из себя Орлов. - Поверьте, ради Бога. - его глаза умоляюще уставились на великую княгиню. - Не я. А эта ночь для меня...
   Като показалось, что он готов заплакать. "Почему история с перстнем так задела его?"
   -- Успокойтесь, - ее тонкие белые пальцы легли на его громадную руку. - Не стоит. Я вовсе не обижена. Я прекрасно понимаю, что такое: нет денег. В конце концов никто не может грызть рубины и золото.