Елисеева Ольга. Сокол на запястье

   Сумерки наступили рано. Под плотным пологом листвы царила почти комнатная темнота. Слабые огоньки костров погасли, и ночной лес стеной обступил путников. На них давила громада гор, давили твердые, но живые тела деревьев, которые, казалось, все ближе подступали друг к другу, замыкая отряд в душком кольце стволов.
   До земли не долетало ни ветерка. Лишь шумел ручей, но и его звук, такой веселый днем, сейчас в неожиданно наступившей тишине, жал на уши. Он ревел, как целый горный поток. За его адским грохотом не было слышно даже всхрапывания лошадей, не то что укладывавшихся на ночлег подруг. Не все обладали обостренными чувствами, как Бреселида. На многих горный лес не производил гнетущего впечатления. Подумаешь, неба не видно! Спать, так спать. Не все ли равно где?
   Про себя всадница знала, что не заснет. Она с отвращением чувствовала, как холодок страха начинает ползти от кишок к горлу. У ног сотницы клубочком свернулась Радка и, зажав в кулаке костяную расческу с острыми зубьями, сладко посапывала. Выросшая в степи синдийка тоже побаивалась тесноты лесов и ущелий, но уверяла, что гребень спасет ее от злых духов.
   Бреселида слабо улыбнулась. Она знала, чтоб подавить собственный страх, ей надо кого-то защищать, командовать, распоряжаться. Тогда испуг пройдет, изгнанный чувством долга. Но вокруг как назло все уже захрапели. Ей же постоянно казалось, что из-за ближайшего валуна или дерева вот-вот появится кто-то чужой, злобный - хозяин здешних мест. И некому будет даже поднять тревогу, ведь врага не заметят в такой темноте, пока он не вцепится клыками в горло одной из спящих "амазонок" или не размозжит кому-нибудь камнем голову.
   Глаза не привыкали к здешнему мраку, и это тоже пугало.
   Захрустела ветка и справа от валуна словно из-под земли выросла фигуру Элака. В кулаке он протянул Бреселиде пахучую горсть виноградных улиток.
   -- Испеклись, наконец! Угли уже давно прогорели, а они сырые. Что за дьявол!
   Амазонка благодарно кивнула и поманила юношу к себе. Тот вьюном проскользнул между Радкой и Гикаей и очутился у ног хозяйки.
   -- Неужели? - его голос звучал чуть насмешливо, но с хорошо знакомой Бреселиде хрипотцой.
   -- Конечно, нет. - возмутилась она. - С какой стати?
   Дразнящая улыбка на губах Элака погасла.
   -- И сам знаю. - вздохнул он. - А все же, чем черт не шутит... Так зачем звали?
   -- Слушай, малыш, -- Бреселида притянула его за руку и заговорила шепотом, чтоб не будить других. - Не очень-то мне спокойно. - она кивнула в сторону собак. - Кто знает, что у них на уме? А ты показал и мне, и Радке, что читаешь чужие мысли. Правда, они съели этого парня?
   Элак задумался. Он развернулся в сторону спящих сестер-преступниц, закрыл глаза и глубоко втянул ноздрями воздух. Потом задержал дыхание и надолго замолчал.
   -- Они очень боятся. - наконец сказал юноша. - До смерти. И чувствуют за собой вину. Да, пожалуй, они съели брата Уммы.
   -- А она сама? - осторожно спросила Бреселида.
   Элак еле слышно рассмеялся.
   -- Тут и думать нечего, госпожа. Умма проста, как монета без чеканки. В ее душе боль за брата. Она хочет отомстить и поскорее вернуться домой. Ее пугает все вокруг: много людей, лошади, оружие... Она сильная и верная. Не опасайся ее.
   Бреселида с благодарностью потрепала юношу по всклокоченным волосам.
   -- Я еще хочу знать про Ярмеса. - попросила она. - Если тебе не тяжело.
   Элак качнул головой и снова надолго умолк.
   -- Не могу. - выдавил он через минуту. - Ярмес очень устал. Подавлен потерей рода. Не знает, что делать дальше. От него всего можно ожидать, хотя он и не соврал на счет Бера... Не знаю, госпожа.
   -- Хватит. - Бреселида почти силой заставила мальчика-козла оторвать остановившийся взгляд от свернувшихся рядом Уммы и ее спутника. - У тебя даже голова вспотела от натуги! Уши торчком.
   Элак не без труда отвел глаза от спящей пары.
   -- Присмотри за Ярмесом, пока мы в горах, -- попросила всадница. - А на равнине видно будет.
   Сын Пана кивнул и двумя пальцами потянул у нее с ладони пропахшую дымом улитку.
   -- Почему ты боишься? - через минуту спросил Элак.
   Бреселида перестала хрустеть скорлупой и повернула к нему бледное лицо.
   -- Не знаю. - ей даже не пришло в голову высмеять его или отшутиться. - Я не люблю темноты. Особенно такой. Густой.
   -- Очень красиво. - возразил Элак. - Жаль, что ты не видишь лес моими глазами: все светится.
   -- Я сейчас вообще ничего не вижу, -- осипшим шепотом пожаловалась амазонка. - Только чувствую спиной, что в камне кто-то копошится.
   -- Это ящерица-хозяйка, - улыбнулся сын Пана, -- дух валуна. У нее зеленый хвостик и лапки, а голова и плечи женщины. Такая крошечная. С мой мизинец. А ты ее испугалась!
   Бреселиде стало стыдно, и она начала до ломоты в глазах таращиться в сумрак ночи, но так ничего и не разглядела.
   -- Наверное, если человек ослеп, он чувствует себя так. - вздохнула всадница.
   -- Не жалоби меня! - тихо рассмеялся мальчик-козел. - В тот миг, когда Пан овладевает женщиной, она на долю секунды может увидеть мир его глазами. Но ты ведь гонишь меня.
   Бреселида промолчала.
   Она не хотела, чтоб Элак ушел сейчас или захрапел, как все, отделившись от нее непроницаемой стеной сна. Но и не могла уступить настойчивости лесного божка. Для него все было просто, для нее - нет.
   Но не даром именно Пан выдумал свирель. Козлоногий мальчик хорошо понимал ее. И если нижнюю часть его тела в присутствии любой женщины сжигало огнем, то через чур мягкое сердце рядом с Бреселидой выводило грустную мелодию, как сухой тростник на ветру.
   -- Есть другой способ показать тебе ночь. - шепнул он. - Поцелуй меня. -- и прежде. чем амазонка успела возразить, сам прокусил себе губу и протянул ей на кончике длинного узкого языка рубиновую капельку крови.
   -- Не бойся. - выдохнул Элак, когда Бреселида, как завороженная глядя в его позеленевшие глаза, уже сглотнула подношение лесного духа. - Не бойся, хозяйка. Теперь бояться должен я.
   В первую минуту Бреселида ничего не почувствовала. Она сотни раз разбивала губы и хорошо знала железистый вкус крови. У Элака он оказался чуть более кислый, чем у нее самой. Потом мир вдруг еще сильнее потемнел и разом бросился ей в лицо.
   Мальчик-пан успел вовремя подхватить "амазонку" под руки, прежде чем она ткнулась головой в землю у его ног.
   -- Кружится? - спросил он. - Ничего. Сейчас пройдет.
   Бреселида его почти не слышала. В ушах стоял звон, перед глазами расплывались радужные круги.
   -- Только не пугайся, когда увидишь меня таким, какой я есть на самом деле. А не таким, как кажусь днем.
   С усилием тряхнув головой, Бреселида разлепила веки и снова ослепла. Свет бил от всех предметов, находившихся в лесу. От деревьев, земли, камней, спящих людей и лошадей. Он был похож на ровное прозрачное сияние, окутывавшее каждое существо вокруг и у всех отливавшее по-своему.
   Звуки, доносившиеся отовсюду, были оглушительны. Мыши, рылись в опавшей листве так, словно целая армия рудокопов долбила недра горы. Птицы перепархивали с ветки на ветку с таким шумом, как будто рушилось все дерево.
   Кто-то пел, кто-то шушукался и хихикал.
   -- Ну как?
   Бреселида обернулась и увидела Элака, дергавшего ее за руку. Боги, на что он стал похож! В первый миг амазонка едва не вскрикнула. Нет, она бы не назвала его некрасивым, но... мальчик-пан совсем перестал походить на человека. Он сидел на четвереньках, как большая собака, поджав под себя косматые задние лапы с копытцами. Шерсть на них была золотистой и завивалась крупными колечками. Такая же золотая грива покрывала голову, увенчанную смешными саблевидными рожками, огибала острые лепестки ушей, спускалась через загривок на спину и образовывала в конце хвост с кисточкой. При этом лицо, шея, плечи и руки пана оставались голыми, только на груди все тот же янтарный мех, дорожкой поднимавшийся от живота, образовывал волшебный сад.
   -- Тебе не хватает колокольчика на шею! - рассмеялась Бреселида. Вот это да! Теперь я знаю, кто придумал историю про золотое руно.
   -- Теперь ты знаешь, кому оно принадлежало на самом деле. - вздохнул Элак, поднимаясь с земли. - Медея была всего на всего колдуньей, добывшей шкуру царя леса. Если в час страсти убить Пана и содрать с него кожу, мех еще долгие годы не лишается волшебной силы.
   -- Поэтому ты и сказал, что теперь твоя очередь бояться?
   -- Когда идешь по лесу с женщиной, всего можно ожидать.
   -- Я давно уже не женщина.
   -- Молчи. - Пан прижал палец к ее губам. - Сейчас ты такая, какая должна быть. Ночь открывает наши настоящие лица.
   Действительно, Бреселида чувствовала себя так, точно только что родилась. Девочка с расширенными от восхищения глазами стояла на лесной тропе, и присевший у ее ног золотой зверь, звал подругу в чащу, готовый в любую минуту броситься на звук грохочущего за камнями ручья.
   У ближайшей россыпи камней что-то ярко светилось из-под земли.
   -- Это коса Уммы. - Элак пальцем показал на коричневато-оранжевое сияние. - Даже отрезанные женские волосы долго сохраняют свою силу. Запомни.
   Вода тоже светилась. Бледно-голубым и белым. Серебристый туман брызг висел в воздухе.
   -- Смотри, ручейные нимфы. - сказал Элак. - Они купаются. Тихо! Тихо! Тебе туда нельзя!
   Юноша удержал за руку уже готовую броситься к источнику "амазонку".
   -- Они разорвут тебя! Нимфы не любят женщин. - Пан продолжал сжимать похолодевшие пальцы Бреселиды, чувствуя, как ее ладонь постепенно становится влажной. - Они ревнуют нас к людям, - с легкой хрипотцой в голосе пояснил он, - И не напрасно...
   Но Бреселида уже увлеклась яркой птичкой, перепархивавшей с куста на куст. Та вдруг скрылась в осоке и сразу последовал булькающий звук.
   -- Это баклан-водолаз, -- пояснил Элак. - Днем он серый и незаметный. Ты видишь его таким, каким он сам себя считает. Забавно, правда?
   Бреселида снова не ответила. В ней поселился детский восторг, и она хотела дотронуться пальцем до всего, что попадалось на глаза. Трава у воды испускала слабое голубоватое свечение. Рак, выползший на камень, отливал мокрым углем панциря. Клочья тумана свисали с веток.
   Страха не было. Через несколько шагов "амазонка" увидела свою Пандору в обществе рослого Белерофонта. Кони затеяли любовную игру. Вокруг их тел пульсировал теплый оранжевый свет. С лошадей сыпались на землю искры, когда они встряхивали гривами или покусывали друг друга. Им было хорошо, но Бреселида удивилась, почему Кони не стреножены, хотя она точно помнила...
   -- Это я их развязал. - сказал Элак. - Идем. - он почти властно потянул спутницу за руку. - Здесь недалеко След Великана. Если окунуться в него, можно стать совсем другим. Таким, каким всю жизнь хотел и не решался.
   -- Я не знаю, хочу ли я стать другой. - на секунду задумалась Бреселида, но мысли, словно хоровод ночных мотыльков, упорхнули от нее в небо.
   -- Идем. - повторил Элак. - С воды видно небо.
   И женщина, послушавшись его голоса, двинулась через прибрежный кустарник вслед за Паном. Козлоногий спутник прекрасно выбирал тропинки и шаткие камешки, по которым можно было следовать вдоль потока.
   -- Еще немного. - сказал Пан, хотя Бреселида его ни о чем не спрашивала. - Садись ко мне на спину.
   Амазонка хотела возразить, что не устала. Ей нравилось идти, куда глаза глядят, ни о чем не думая. Но Элак подхватил всадницу под колени, и в следующую секунду она уже соприкасалась внутренней стороной ног с его золотой шерстью.
   -- Я хочу, чтоб ты ощутила бег Пана. - шепнул он и понесся, как ветер, под аркадой ореховых веток, испускавших зеленоватое сияние.
   Через минуту его шерсть взмокла, и Бреселида почувствовала сначала покалывание, затем жжение, перешедшее в настоящий пожар. Она с силой ерзнула, и козлоногий бог понял, что пора. Он оторвался от земли и, подняв тучу брызг, обрушился вместе со своей всадницей с гребня валуна прямо в ручей.
   -- А вот и След Великана! Не промахнись! Слава богам, могли бы и разбиться!
   Оглушенная "амазонка" не слышала его. Только теперь она поняла, что вода ледяная. Но находиться в ней было приятно. Словно Бреселиде в миг даровали новую кожу.
   Рядом с ней из воды вынырнул золотой зверь. Сияющие градины влаги, как жемчуг, катились по его драгоценной шерсти. Элак прямо в воде освободил спутницу от мокрой одежды и помог доплыть до плоского валуна, лишь слегка поднимавшегося над потоком.
   Деревья здесь были не такими густыми, как в чаще, и, пробиваясь сквозь их причудливые кроны, луна покрывала камень пляшущими пятнами.
   Бреселида с наслаждением прижалась спиной к его гладкой поверхности, ощущая странное, противоестественное тепло, исходившее от ночного светила. Лишь ее ступни оставались в воде. Она видела, как золотой зверь подплывает к ней, как берется руками за край камня, и не чувствовала в себе сил сказать "нет".
   Но в тот миг, когда тело Пана отделилось от воды, Элак исчез. Вместе с неожиданно высокой волной на Бреселиду обрушился совсем другой мужчина.
   В эту ночь в Гаргиппии царю Делайсу привиделся странный сон, с которым он не стал бы обращаться к гадателям. Ему снилась сотница Бреселида, совершенно обнаженная и мокрая, возлежащая на камне посреди ручья. Она казалась такой притягательной и прекрасной, какой, конечно, не была в жизни. Ее кожа отливала молоком, волосы потемнели от воды, а на шее вздрагивали прозрачные капли.
   Делайс плыл к ней, больше всего на свете жалея прижаться губами к узким рыбкам ступней, на которые набегал поток. Дыхание колом встало у него в горле, мышцы в паху свело, и огромной волной он обрушился на ее беззащитное тело, разбившись о него мириадами брызг.
   Царь вскочил в кровати, обнаружив липкую смятую простыню, и несколько минут сидел не в силах остановить скачки сердца.
   -- Дьявол! - прошептал он. - Все беды от воздержания!
   V
   -- Рыжая! Рыжая! -- чумазые ребятишки бежали следом за отрядом амазонок и кидались мелкой галькой в перепуганную Беру.
   Маленькая деревушка Цемесс, куда спустились с гор всадницы Бреселиды, лежала на северо-восточном берегу Эвксина, отгорожанная от остального мира амфитеатром скалистых хребтов. Она быстро росла, кочевники-тореты сгоняли в нее скот на продажу, из-за моря привозили ткани и пурпурную краску. Каждую весну десятки новых колонистов высаживались на деревянные доски пристани и наполняли Цемесс разноязыкой толпой. Многие оседали на склонах обступивших деревню гор и разбивали на очищенных от можжевельника террасах виноградники.
   -- Рыжая! Рыжая!
   -- Что за напасть? -- Бреселида сплюнула на землю. - Чего они на нас пялятся?
   -- Мне не нравится, что здесь одни кочевники. - отозвалась Радка. Она сдавила коленями бока лошади и, приподнявшись над седлом, повертела головой в разные стороны.
   К сотнице подъехал Ярмес и неуклюже свесился с седла.
   -- На море нет ни одного паруса.
   -- Действительно! -- всполошилась Радка. - У пристани не видно кораблей. Даже лодки куда-то подевались.
   -- Скоро мы все узнаем. -- подбодрила спутников сотница. -- Минуем центр деревни, встанем на постой в рыбачьих хижинах и разведаем, что тут происходит.
   -- Боги! Да это же сама Бреселида! -- раздался вдруг громкий, как труба, голос. -- Милость Девы послала нам тебя и твоих всадниц!
   Перед лошадьми выросла мощная женская фигура в охровой пепле и необъятной черной накидке, лихо перехватывавшей грудь и поясницу. Она широко расставила ручищи, преградив путь, и было видно: если "амазонки" не остановятся, встречная готова стряхнуть Бреселиду прямо на дорогу, а потом задушить в своих объятьях.
   -- Полегче! Полегче, тетя Амага! -- ты кричишь, как лосиха над соляной жилой. -- по усталому лицу сотницы расплылась улыбка. -- Что у вас тут делается? Где люди и откуда столько кочевников?
   -- А ты зайди в мой трактир. -- подбоченясь, заявила Амага. -- Там и поболтаем. Говорю же, что Трехликая Мать послала вас нам на выручку! Черт бы побрал этих кочевников, а с ними вместе и трусов-купцов, которые не решаются причаливать к пристани, едва заслышали о разбойниках.
   -- О каких разбойниках?
   -- Э-э, девочка, слезай! -- Амага похлопала Пандору по холке. -Зайди, пропустим по килику цемесского, старая тетя Амага тебе все расскажет.
   -- Мы все не забьемся к тебе в трактир. -- возразила сотница. -Обожди часок, я расположу отряд и загляну к тебе. А нет, так полезай на круп моей кобыле и рассказывай, что знаешь.
   -- Тетя Амага знает все! -- толстая трактирщица, кряхтя взобралась на лошадь, поддержанная под локти двумя "амазонками".
   Ей трудновато было оторвать ноги от земли, и шустрый Элак, спешившись, не преминул подтолкнуть тетку под увесистый зад.
   -- Брысь! Охальник! -- Амага огрела его толстой ладонью по уху. -Чудной у тебя мальчишка, Бреселида! Чистый козленок!
   Всадницы дружно захохотали.
   -- Настоящий козел. -- неодобрительно закончила Амага. -- Ну, поехали, поехали. -- она попрыгала на крупе Пандоры, устраиваясь поудобнее. От чего кобыла даже присела на задние ноги. - Туда направляй! - гаркнула трактирщица в самое ухо сотнице. - Все рыбаки сбежали, их дома пусты. Там и разместитесь.
   -- Как сбежали? Куда? - удивилась Бреселида. - Их кочевники выгнали?
   -- То-то что не кочевники. - весело заявила Амага. Кажется, ее доброе расположение духа не могли поколебать даже самые неприятные мысли. Кочевники сами от страха жмутся к берегу, подальше от гор. А у кого были лодки, так те и вовсе, -- бойкая женщина махнула рукой в сторону моря, -ушли на запад к Горгиппии. Так что теперь Цемесс пуст, как амбар весной.
   -- А крестьяне? - спросила сотница, -- ну те, у кого виноградники?
   -- Многие здесь, но сидят у родных по домам. На улицу носа не показывают. - ответила Амага. - А те, что посмелее, остались, надо же кому-то урожай собирать. Только у большинства урожай отобрали и самих угнали в горы. Так что им жадность боком вышла! Где они теперь, одни боги знают!
   -- Да кто угнал-то, Амага? - не выдержала Бреселида. - Что ты главного не говоришь?
   -- Как? - вытаращила глаза трактирщица. - Да разве ты не из-за них прискакала сюда с целой сотней? - она прищурилась и окинула взглядом отряд амазонок. - Пожалуй, и не с целой. Так вы уже успели повоевать?
   -- Да, под Дандариком. - нехотя кивнула Бреселида.
   -- Тоже мужики взбесились? - выпытывала трактирщица. - Охо-хо, что-то не ладно вокруг.
   Сотница даже натянула поводья от неожиданности.
   -- Что значит "тоже"? Откуда тебе известно?
   Амага добродушно рассмеялась.
   -- Не думала я, что разбойники и до болот добрались. А здесь в горах пошаливают. Сама видишь, всех переполошили.
   -- Что о них известно? - уточнила Бреселида. - Сколько? Где?
   -- Разное говорят, -- пожала необъятными плечами трактирщица. Мужики ничейные. Сбились в стаю и нападают на всех. Скот угоняют, режут баб, жгут святилища. И не признают ничьей власти.
   Бреселида смотрела, как с каждой секундой сереет лицо Радки, еще не забывшей растерзанные трупы жриц на поле за Дандариком.
   -- Если они напугали столько народу, то их должна быть целая армия, -- предположила синдийка.
   -- У страха глаза велики. - остановила подругу Бреселида. - В горах и горстка бойцов может наделать много шуму. - она сдула прилипшую на лоб прядь волос. - Я не верю, чтоб люди целыми семьями уничтожали своих матерей и сестер.
   -- А Дандарик?
   Сотница не знала, что ответить. Для нее события на болотах до сих пор оставались загадкой.
   - Роды мирно живут веками. - покачала она головой. -- А тут в одну осень... И Дандарик, и Дорос, и Цемесс. Если б семьи нападали друг на друга, тогда я знала бы, что делать. Но здесь! И как они, интересно, собираются жить без женщин?
   -- То-то и оно, -- вставила Амага, уязвленная невниманием Бреселиды. - Это пока они баб выгнали, а потом грозятся прийти домой и устроить все по-своему. Они хотят найти Золотую Колыбель и завладеть ею. Говорят, де они должны править родами, решать, когда гнать скот, а когда пахать землю. Алтари Великой Матери снести. Нечего, говорят, понапрасну людей изводить. Что это за мать, которая своих детей режет?
   "Не могу упрекнуть их в отсутствии логики," -- вздохнула Бреселида.
   Миновав центр Цемесса: тесную площадь, рынок и дом собраний - отряд выехал в рыбачье предместье.
   На камне у обочины дороги сидел тощий старик в засаленной хламиде и продавал почтовых голубей. Его плетеные ивовые клетки свисали с мощных веток шелковицы, как гигантские диковинные плоды. Он был, наверное, последним из оставшихся в Цемессе уличных торговцев и просто не знал, что делать со своим товаром.
   Долгим тревожным взглядом старик проводил отряд, зацепившись глазами за высокую фигуру Ярмеса.
   -- Ну, довольно, -- сказала Амаге "амазонка". - Накаталась. Слезай. Мы расположимся здесь и пойдем к кочевникам повыспросить, что они знают о бандитах. - она спешилась, помогла трактирщице благополучно спуститься на землю и только тут заметила, как внимательно наблюдает за нами Ярмес.
   Вероятно, он и дорогой, держась поодаль, изо всех сил прислушивался к разговору.
   Бреселида знаком подозвала горца.
   -- Ты о них слышал? О бандитах, я говорю?
   Ярмес нехотя кивнул.
   -- Что?
   -- Что у них собираются люди без родов. Сами по себе. Как я. - он опустил голову и теребил в руках уздечку.
   -- И? - всадница сдвинула брови.
   -- Ну и я к ним хотел податься. А что? - Ярмес вскинул на нее взгляд. - У Собак разве лучше? У людоедов? Я потому с вами и увязался: думал, убегу по дороге. Да Умму пожалел. И мальчишка твой, козел, все ночи на пролет на меня зелеными глазищами пялился. Думал, отойду два шага, точно съест. Не человек он вовсе.
   -- Это правда. - согласилась Бреселида. - Я ему приказала за тобой следить. Значит, была права: ты ненадежен.
   -- Выходит так. - согласился Ярмес.
   -- Вот дурак! - ахнула Амага, изумленно глядя на горца. - Чего ж ты, сынок, в таких вещах признаешься?
   -- Он дикарь. - остановила ее Бреселида. - Его мама врать не научила.
   -- Извини, -- обратилась она уже к Ярмесу, -- но теперь нам придется тебя связать. Я не могу позволить, чтобы кто-нибудь в моем отряде проснулся с перерезанным горлом как раз тогда, когда рядом разбойники.
   -- Как скажите. - вздохнул горец. - Только напрасно это. Я вас не предавал.
   -- Но можешь предать. - покачала головой сотница. - Умма!
   Девушка-медведь едва живая от усталости сползла на землю.
   -- Придется тебе караулить своего приятеля, чтоб не сбежал к разбойникам. - обратилась к ней командир. -- Мы видели, как он дерется, и никому из нас не хотелось бы сойтись с ним на узкой тропе. Ты же помни, что он единственный свидетель по делу о твоем брате. Без него царица тебе не поверит.
   Меотянки, ведя лошадей под уздцы, разбрелись по рыбацким дворам в поисках места для отдыха.
   * * *
   Кочевники, заполонившие Цемесс, ничего нового не добавили к рассказу Амаги. В сопровождении охраны из 20 спутниц Бреселида отправилась побродить среди пестрых кибиток, раскинувшихся за поселком по подолу холма. Здесь были разные роды: доильщики кобылиц с Гипаниса, горные и равнинные арихи, керкеты с татуированными ляжками. Все они держались особняком друг от друга и старались не пересекать воображаемых границ, пролегавших между стадами.
   Синдийки в цветных платках и ярких вязаных шапочках привычно распоряжались на стоянке, громко болтали и тыкали пальцами во всех проходящих. Они обступили Бреселиду гурьбой, жаловались и махали руками. Выходило, что подданными Тиргитао их роды себя не считают, но немедленной защиты от разбойников требуют именно у всадниц царицы.
   -- Раз вы гости, то и кочуйте себе на север. -- заявила Бреселида. -Ваши пастбища далеко отсюда. Властью, данной мне, я закрываю Цемесс для торговли, пока не выбью шайку с горы.
   -- Мы проехать не можем! -- возмущались женщины. -- Выданное ли дело, гнать скот прямо в лапы бандитам? Сначала расчисти дорогу!
   -- Да ваш скот сам кого хочешь затопчет! -- возмутилась "амазонка". -- Если думаете остаться, дайте мне отряд в сто лучниц для поддержки.
   -- Сто не дадим. -- упрямились синдийки. -- У нас мужики сами не свои, как узнали про разбойников. Того и гляди в горы сбегут. Боимся, как бы не ударили в спину! 20 еще куда ни шло.
   -- Смешно слушать.
   -- Ну 25.
   -- Проваливайте!
   -- 30 и не всадницей больше.
   -- Я не торгуюсь. Лошадей оставьте внизу. Лучницы мне нужны. Лучницы!
   -- Твое право. 50 .
   На том и сговорились. Оказалось, что в последний раз разбойников видели над водопадом. Возможно, там они только брали воду, а жили где-то выше в горах.
   -- Прежде чем делать засаду, надо отправить кого-нибудь на разведку. -- Бреселида помешивала палкой пепел в рыбачьем очаге.
   Командиры десяток сгрудились в одной хижине и вполголоса обсуждали положение. В трактир к Амаге, не смотря на обещание, сегодня никто не пошел.
   -- Ну и попали мы. -- подала голос Гикая. -- Думали дорогу сократить. Сократили.
   Из Дандарика в Горгиппию был прямой путь - строго на юг. Но прямой не всегда самый короткий. Из-за разлива Гипаниса долину реки заболотило, и всадницам пришлось сделать крюк, переправиться выше по течению, взобраться в горы, выйти к Цемесской бухте и двигаться к столице по побережью.
   -- Навести в Цемессе порядок -- наша прямая обязанность. -- заявила Бреселида. -- Так кто пойдет?
   -- Степных не посылать. -- подала голос Радка. -- Мои всадницы в горах, как дети на базаре. Ничего не поймут, в любую яму свалятся.
   -- Хорошо тебе! -- зашумели другие. -- Всегда ты, Радка, свих выгораживаешь! Пользуешься дружбой с командиром!
   -- Завтра перед разбойниками все будете равны. -- одернула их Бреселида.
   -- Можно я пойду? -- робко вызвалась Умма. -- Не могу больше Ярмеса караулить. Жалко. Того и гляди отпущу.