Елисеева Ольга. Сокол на запястье

   -- Только попробуй. -- пригрозила сотница. -- И на суд Тиргитао можешь не рассчитывать.
   -- Пусть идет! -- загалдели "амазонки". -- Горы -- ее дом.
   -- Ее дом высоко. -- раздался от двери голос Элака. -- Умма и на вершине, как медведь, только ветки ломает. А таскаться по кустам и козьим тропам -- не ее дело. Хотите потерять человека, посылайте Беру.
   -- Ты не сам ли напрашиваешься? -- подозрительно покосилась на него хозяйка.
   -- А почему нет? -- не растерялся мальчик-пан. -- Я одной крови с каждой травинкой на склоне. Как ветер проскользну, никто не заметит. Смотреть в упор будут -- не увидят, я взгляд отведу.
   -- Может и так. -- протянула старая Гикая. -- Но стоит ли на тебя полагаться? Разве ты не мужчина?
   Элак зашелся блеющим смехом.
   -- Совсем недавно ты звала меня козлом!
   -- Довольно. -- Бреселида хлопнула ладонью по колену. -- Я решила: пойдет он. -- сотница ободряюще улыбнулась подругам. -- Не стоит его опасаться. Если Элак не одного пола с нами, то он и не одной крови с разбойниками. Он дух леса, хотя и на половину, поэтому с мужчинами связан гораздо меньше, чем с женщинами.
   -- Я бы сказал: я им враждебен. -- вставил Элак. -- Они только попусту тратят с вами время, тогда как я...
   В хижине раздался смех. Многие из отряда за последние дни испытали домогательства юного Пана и далеко не все отказали козлоногому мальчику. Во всяком случае никто не жаловался.
   -- Хорошо, пойдешь ты. -- Бреселида вытерла с глаз набежавшие слезы. -- А теперь спать. Радка, проверь караулы. Я после торговли с твоими сородичами не в силах.
   Однако сразу улечься всадницам не удалось. За окном на улице раздался плеск мощных крыльев, словно на землю спускалась целая старя бакланов.
   -- Боги, только не это. -- простонала сотница. -- Как он нас нашел?
   -- Бреселида, девочка, здравствуй! -- орлиный клекот огласил побережье. -- Я с ног сбился тебя искать!
   В сумеречном небе зависла огромная туша и на фоне догорающего заката на землю плавно спустился мощный черно-золотой грифон.
   -- Нестор! Какими судьбами? -- особого энтузиазма в голосе командира не было.
   -- Хочу есть! -- заявил зверь. -- Ты совсем отбилась от рук, девочка! Разве так встречают друзей?
   Бреселида не удостоила его ответом. Сейчас он ей мешал.
   Нестор надулся и хлопнул крыльями, делая вид, что собирается взлететь.
   -- Куда? -- молодая женщина вовремя схватила его за загривок. -- Нам и без тебя хватает хлопот. В горах разбойники.
   -- Разбойники? -- оживился Нестор. -- Какая потеха! Вы уже устроили засаду? Я пойду на разведку...
   "Боги, нет!" -- взмолилась сотица.
   -- Сиди смирно. -- вслух сказала она. -- Мы уже выбрали лазутчика.
   -- Я мог бы обидеться. -- зверь потянулся львиным телом и встряхнул головой. -- Но вижу, ты не в настроении шутить. Так вот, -- его клюв щелкнул в воздухе, -- твоя сестра недовольна и просит тебя поторопиться домой. Вы слишком долго ездите за паршивым хлебным обозом. Где он, кстати?
   Сотница только молча развела руками.
   -- Ну да ладно. Это не мое дело. -- продолжал зверь. -- Грифоны хлеба не едят. Я согласился передать тебе, если встречу. У меня здесь свои заботы.
   Бреселида кивнула. Грифоны издавна служили царицам "амазонок". Эти чудесные животные с телом льва и орлиной головой даже стали символом всадниц. С годами они повывелись, но Нестор утверждал, что высоко в горах еще живет несколько почтенных семейств его сородичей. Сам Нестор был придворным хронистом. В молодости он много путешествовал и даже участвовал в битвах, но под старость обленился, полюбил греть кости у очага и вести бесконечные беседы о прошлом.
   Бреселида слышала, что обычно грифоны живут лет 300. Нестору недавно исполнилось 280, величиной он был с хорошего теленка, уже заметно отяжелел и летал не без труда. Что заставило его пуститься в далекий путь? Во всяком случае не желание угодить царице. Хронист давно хотел поискать себе ученика из хорошей грифоньей семьи с древней родословной. Лет десять Нестор намеревался учить нового летописца, а там сдать ему дела и остаток жизни повести под платаном, потягивая горячее вино и паря перед сном лапы.
   -- Мы рады тебе, -- сказала сестра царицы, стараясь придать осипшему голосу мягкость. -- Но, клянусь богами, ты прибыл в опасное время. В горах, может, и есть твои сородичи. Но куда больше там бандитов.
   -- Эх, не знавала ты меня в лучшие деньки. -- снисходительно хмыкнул зверь и заковылял к рыбачьим засолочным цистернам, от которых явственно несло рыбой.
   * * *
   Ночная дорога над Цемессом была тихой. Она огибала поселок и поднималась в предгорья. С высоты было хорошо видно, что сама деревня пуста. В ее черной сердцевине не теплилось ни одного огонька. Зато по краям, где расположились кочевники, темноту озаряли крошечные глазки костров. Поселок казался Элаку гигантским цветком с огненными лепестками.
   Пан покинул засыпающих "амазонок" сразу, как только Бреселида разрешила ему тронуться в путь. С тех дней, когда Элак считал себя человеком, прошла целая вечность. В одну ночь он потерял мать, дом, сородичей и обрел самого себя. Стал вечно юным лесным богом. Вернее готовился им стать и получить в наследство целое царство красоты. Он словно застыл в прыжке к своей лесной короне -- задние ноги уже оторвались от земли, а передние еще не успели ее вновь коснуться. Элак поймал себя на том, что думает о себе, как о животном. Это не огорчило его. Сейчас он чувствовал большую близость к черной громаде гор, поросшей темным можжевельником, чем к крошечному островку человеческой жизни на побережье.
   Единственным звеном, связывавшим мир людей с его новым -- более прекрасным и просторным домом -- были женщины, все еще соприкасавшиеся с вечной силой земли пальцами, чтоб потом передать ее веретену. Они приходили в леса любить и принимать в свое лоно мощь первородных стихий. Они пропитывались ими до корней волос. По тонкой грани между людьми и всеми остальными скользили существа его крови, созданные только для того, чтоб не прерывать нить.
   Прошлой ночью пан ощутил свою силу и показал ее хозяйке. Теперь Бреселида знала, что он честно служит ей и на него можно положиться. Элак считал это маленькой победой над ее великим недоверием. Когда после страшной ночи Дионисид он очнулся едва живой и увидел Бреселиду, склонявшуюся над горой похолодевших тел, солнце било ей в спину. В золотом венце лучей она была окружена теплым сиянием, как существо из его мира.
   Мальчик был тогда напуган, растерян, едва жив, а собравшиеся вокруг всадницы наперебой требовали "добить козла"! Элак хорошо помнил, кто оставил ему жизнь и надежду со временем окончательно стать собой. Иногда он думал, что было бы, если б обещанным "первым встречным" оказался тупой пастух с горы или староста соседней деревни. Тогда юный Пан со всеми своими талантами вынужден был бы служить таким же враждебным к нему крестьянам, как и его односельчане.
   Теперь Элак по крайней мере мог посмотреть мир. Бреселида была сестрой самой царицы и направлялась в столицу! Не говоря уже о том, что служить "амазонке" куда почетнее, чем получать пинки от углежогов и пахарей.
   Сейчас он увивался вокруг сотни женщин. Вооруженных женщин! Ему это нравилось.
   Кроме того, выбор божественным родителем Бреселиды в качестве хозяйки для будущего царя леса не мог объясняться ни случайностью, ни винными парами. Старый Пан знал, что судьба "амазонки" как-то связаны с судьбой сына: оба должны помочь друг другу достичь чего-то важного, недостижимого поодиночке.
   Понять, в чем состоит эта связи и к какой цели она ведет, значило для Элака в конечном счете обрести обещанную зеленую корону и перепрыгнуть барьер, отделявший его от счастья абсолютной божественности.
   А потому он охотно лез во все дыры, куда только не обращала взгляд Бреселида, и уже сейчас, на четвертый день знакомства знал о ней куда больше, чем она могла предположить. Молодой Пан чувствовал, например, что всадница неизвестно почему уверенна, будто разбойники над Цемессом, не просто очередная банда громил, а часть чего-то большего, опасного и неотвратимого, что еще не показалось целиком, но отбрасывало свою пугающую тень на обе стороны пролива. Другими частями этой головоломки были сожженный Дандарик, уничтоженный менадами Дорос, съеденный брат Уммы и угрюмый неразговорчивый Ярмес, который рассказал далеко не все, что знал о людях в горах.
   * * *
   -- Умма.
   Золотое колечко света вокруг глиняной лампы-лодочки с девятью рожками становилось все уже. Масло догорало. Его никто не доливал. В чужом доме нельзя найти даже соли, гласила старая меотийская пословица. Оказавшись в брошенных хижинах рыбаков "амазонки" убедились в ее справедливости. Они и не пытались разобраться в нехитром хозяйстве прибрежных жителей. Похватали циновки и одеяла, кое-как устроились среди рваных сетей и корзин из ивовых веток.
   Сон в пропахших рыбой лачугах был плохим. Многие ушли на воздух. Но и здесь с каждым порывом ветра от коптильни доносился стойкий аромат вяленой камбалы.
   Бреселиду всегда выворачивало при одном виде сырой рыбы, а уж запах стоячей воды, старого рассола для бычков, в котором на жаре гнили и разлагались забытые тушки, буквально довел сотницу до исступления. Взяв плащ, она по примеру подруг отправилась на берег.
   Лишь Бера, вынужденная сторожить Ярмеса, осталась сидеть в хижине и вдыхать непривычный аромат соли, тины и йода.
   -- Умма. -- снова повелительно повторил голос в темноте. -- Развяжи меня, ты же знаешь, что я вам не враг.
   -- Ты сбежишь. -- отозвалась девушка.
   -- Клянусь, что нет.
   -- Тогда зачем тебя развязывать? -- медведице казалось, что она очень сообразительна.
   -- Ты заснешь, а Собаки меня зарежут. -- возразил Ярмес. -- Я им не выгоден на суде.
   Бера помялась.
   -- Я бы отпустила тебя. -- с сомнением в голосе сказала она. -- Но ты же знаешь, Бреселида приказала...
   Ярмес не удержался от досадливого смешка.
   -- Бреселида! -- передразнил он. -- Я заступился за тебя, там, в стойбище, когда Собаки кинулись грызть тебя, как кость. А ты не можешь даже...
   Он осекся, потому что за стеной послышался шорох. К двери в хижину явно кто-то пробирался.
   -- Скорее. -- процедил Ярмес сквозь зубы. -- Перережь веревки и мы их скрутим при попытке нового убийства.
   Умма повиновалась. Она сама не знала, почему верит волку. Он вел себя странно, и где-то в глубине души медведица догадывалась, что с Ярмесом все совсем не так просто, как кажется на первый взгляд. Но она почему-то не могла не слушаться его.
   Бронзовым ножом девушка принялась пилить веревку на руках, и чуть только первый моток лопнул, Ярмес отобрал у нее нож, чтоб освободить ноги.
   Они успели как раз во время. Приоткрытая дверь заскрипела, и в хижину широкой полосой проникла уличная темнота. Но вместо сестер-собак на пороге возникла сухонькая фигура старика.
   -- Ярмес, -- позвал он шепотом. -- Пора уходить.
   Умма не успела вскрикнуть, потому что сильная деревянная ладонь зажала ей рот и нос.
   -- Я уже иду. -- сдавленно прохрипел пленник, продолжая держать Беру в тяжелых объятьях.
   Девушка несколько раз дернулась всем телом и затихла, лишившись возможности дышать. Ярмес немедленно отнял руку от ее лица и осторожно пощупал пульс на шее.
   -- Обморок. -- удовлетворенно кивнул он. -- Боялся не рассчитать.
   -- Лучше бы ты ее убил. -- отозвался старик от двери.
   -- Помалкивай. -- повелительно оборвал его Ярмес. Он осторожно уложил тело Уммы на пол, подсунул под голову свернутый плащ и, сотворив над девушкой знак оберега, выпрямился. -- Прости меня, Бера, сестра Бера. -- в его шепоте слышалась грусть, почти раскаяние. -- Жаль, что так вышло. -- он обернулся к старику. -- Идем.
   Оба, как тени выскользнули на улицу.
   Ночь не была тихой: то тут, то там всхрапывали лошади, скрипел песок под ногами прогуливавшихся между домами меотянок, слышались обрывки приглушенных разговоров.
   "А я его по самые уши в землю..."
   "Будет знать, как таскать сено из стойла!"
   "Два абола в неделю? Да это смешно!"
   "Хорошая лошадь стоит..."
   "А раб..."
   "И вот он мне говорит: завтра тебе снесут голову, куда я с детьми денусь?"
   "Ну Тиргитао, ну сука! Два абола!"
   -- Как ты меня нашел. - Ярмес засунул кинжал Уммы себе за пояс. - Как ты вообще попал в Цемесс?
   Согнувшись, они двинулись вдоль плетневого забора к коптильне и только за ее глинобитной стеной выпрямились в полный рост. Но не успели спутники сделать и пары шагов, как им на встречу от стены отделились две фигуры. Крадучись, они шли к хижине, которую только что покинул пленный. Вероятно, гости не ожидали наткнуться на чужаков. От неожиданности женщины взвизгнули, но не успели закричать громко. Ярмес вскинул бронзовый нож и одним длинным ударом полоснул обеих по горлам. Жертвы, как подкошенные, рухнули на землю.
   Даже в темноте старик заметил, что их грубые безрукавки мехом внутрь не похожи на кожаные туники меотянок.
   -- Это Собаки? - с удивлением прошептал он. - Зачем они...
   -- Все-таки я был прав. - Ярмес кивнул своим мыслям. - Что ж, по крайней мере Умма теперь может спать спокойно.
   Беглецы торопливо миновали рыбачье предместье, оставили в стороне кибитки кочевников и, обогнув Цемесс, двинулись к реке.
   -- Так как ты здесь очутился, Харс? - вновь потребовал ответа Ярмес.
   -- Я и не чаял тебя встретить. - отозвался старик. Его беззубый рот, так же как и впалые глазницы, напоминали молодому охотнику черные дыры. После того, как тебя поймали Собаки, мы не знали, как подступиться к их стойбищу. Ты удрал?
   -- Если бы. - невесело хмыкнул спутник. - Мое первое бегство, сам видишь, увенчалось полным успехом. - в его голосе звучал едкий сарказм. Собаки нашли меня уже в Дубовой яйле и едва не забили до смерти, чтоб больше не пришло в голову бросать родичей. Но потом опомнились: кому охота кормить калеку? - Ярмес снова зло хмыкнул. - Однако за пределы стойбища я больше не выходил. Спасибо, на веревке не держали. Но все котлы, камни, бревна, которые им надо было перетащить, передвинуть, отмыть или взгромоздить куда-нибудь, были мои. Короче, -- прервал он свои излияния. Где наши?
   -- Ты слишком тороплив. - с неудовольствием заметил старик. - Я ведь не ответил на твой второй вопрос. Или ты думаешь, что старый Харс и правда торгует голубями?
   Его спутник поморщился.
   -- Здесь в горах над Цемессом живут разбойники. - продолжал старик. Наши мужчины, оставшиеся в живых, присоединились к ним. Их главная крепость в Фуллах, по ту сторону пролива, и там, по слухам, целая армия. Одни боги знают, к чему они готовятся, но, -- Харс поднял палец, -- нас приняли с радостью. Ну и мы, понятное дело, готовы оказать помощь тем, кто поделился с нами лепешкой. Меня, как видишь, послали вниз, в Цемесс, разведать, что тут и как. Много ли народу? Есть оружие? Хотят взять поселок. Еды в горах и сейчас не густо, а прикинь зимой?
   Ярмес кивнул.
   -- Я - старик, подозрений не вызываю. Выходит не зря ходил. Целая сотня меотянок свалилась, как снег на голову. Обождать бы денек-другой, пока уедут, а там можно и деревню брать.
   Ярмес снова поморщился.
   -- Ты-то с ними как? - допытывался Харс.
   -- Они помогли мне уйти от Собак. - уклончиво ответил охотник. - Ты знал, что родичи моей матери людоеды?
   -- Что ж такого? - старик глухо захихикал. - В голодные годы всякое бывает. И мы колдуны...
   Ярмес резко схватил его за руку.
   -- Запомни, Харс, я до сих пор не знаю, правильно ли мы поступили, убив их всех? - даже в темноте лицо охотника казалось суровым, а в глазах застыл упрек. - Может быть, был другой путь? Но ты заставил нас пойти этим. И мы поверили тебе.
   -- Вам всем не терпелось под нож? - свистящим шепотом осведомился колдун.
   -- Но мы могли заставить их подчиниться. - сухо заявил его спутник.
   -- Этих нет, -- Харс был тверд. - Тот, кто помнит свою власть, никогда не уступит. Или затаится, чтоб потом вернее ударить в спину. - он похлопал Ярмеса по плечу. - Эхе-хе, молодые мужчины! Всех-то вам жалко!
   Но охотник сбросил его руку.
   -- А тебе не жаль никого. Потому что твои штаны давно пусты. Где мы найдем новых женщин, чтоб продолжить свой род? Наш дом мертв. Мы сами, как снег на ветру. Теперь вот прилепились к разбойникам. Что завтра?
   -- Завтра твои меотянки, я слышал, собираются устроить засаду у водопада. - невозмутимо отозвался колдун. -- А ты даже не сказал мне об этом. Я специально сделал вид, что ничего не знаю...
   -- Ты и дальше будешь делать вид. - оборвал его спутник. - Или я сломаю тебе шею.
   -- Но как же...
   -- Сегодня, если хочешь, поднимемся к твоим новым друзьям. А с рассветом мужчины нашего рода уходят. Мы охотники, а не живодеры. Будем пробираться к Фуллам. Если там готовится целая армия, то надо узнать, зачем. Вдруг они хотят того же, что и мы? За право не бояться жертвенного котла я готов драться. А чтоб разнести какой-то Цемесс и сожрать все, что там осталось после бегства хозяев... -- он презрительно сплюнул. - Что мы без рук, без ног и не настреляем себе дичи?
   Старик молчал.
   -- Значит ты не собираешься рассказывать разбойникам о засаде? наконец, спросил он.
   -- Ты меня правильно понял. - кивнул охотник. - И если я только заподозрю, что ты... Ты меня знаешь.
   -- Но почему? Ради предков! - взвыл колдун. - Что тебе эти бабы внизу? Тем более с оружием!
   -- Так или иначе они мне помогли, -- пожал плечами Ярмес. - Я не хочу, чтоб их убили. Умму в особенности.
   -- Они бы тебя не пожалели!
   Спутники шли той же белевшей в темноте дорогой, по которой час назад, весело цокая копытами, проскакал золотой зверь. Шум реки, огибавшей Цемесс с севера, становился все слышнее. Миновали каменный мост, нависавший не столько над водой, сколько над оврагом. Дальше тропинка круто уходила на север и начинала взбираться в гору.
   Под ногами то и дело осыпалась сланцевая крошка. Ярмес несколько раз поскользнулся и выругался в темноту.
   -- Ты слишком тяжелый! - хихикнул Харс. - Тебя мышцы к земле тянут. К земле и к женщинам. - обвиняющим тоном закончил колдун. - Разве нужен такой вожак стае, где нет волчиц?
   VI
   Элак карабкался все выше и выше к одиноко маячившему ягодному тису. Пан давно заприметил могучий ствол. Тисы любят влагу и высасывают всю воду вокруг себя. Где-то неподалеку и должен быть водопад. Хотя после жаркого лета он едва ли окажется особенно грозным. Так, ручеек-недотрога в тени жадных до воды кустов. Элак уже давно слышал слабое журчание, но хотел повернее определить, откуда оно идет.
   Тис отмечал собой верхнюю точку водопада. Раскидистые ветки старика клонились к земле под собственной тяжестью. В пышной кроне Пану почудилась какая-то большая тень. Она была чернее окружающей листвы и шевелилась.
   Не успел Элак прянуть в сторону, как тень взмахнула необъятными крыльями и мягко спорхнула на землю, словно большая птица.
   -- Я уже тебя здесь заждался! -- возмущенным голосом заявил Нестор. -- Представляешь, ни одно другое дерево в окрестностях меня просто не выдерживает! Позор! Все вырождается! Куда делись горные грабы? Где розовый дуб? Я спрашиваю!
   От грифона на версту несло соленой рыбой, и Элак, не выносивший морских запахов, зажал нос.
   -- В годы моей юности...
   -- Слушай, хронист, -- серьезно сказал сын лесного бога, -- Бреселида приказала тебе сидеть внизу.
   Нестор распушил перья и стал похож на огромный шар.
   -- Бреселида, конечно, великий командир и когда-нибудь будет царицей, но, -- грифон высоко поднял коготь, -- я не воинственная девка с луком из ее сотни и мне она ничего приказать не может. Я сказал, что пойду в разведку.
   -- Как знаешь, -- недовольно пожал плечами Элак, -- Но я тебя в спутники не выбирал. Хочешь распугать разбойников вонью? Я с тобой не пойду.
   -- А как, интересно знать, ты от меня избавишься? -- хихикнул хронист. -- Я полечу за тобой, вот и все.
   В его навязчивости было что-то детское.
   -- Зачем тебе это нужно? -- смягчился Элак.
   -- Как тебе сказать, -- грифон замялся, -- Мне, кажется, что я чую поблизости запах моих сородичей. Только вот не пойму, откуда. В общем, дорогой может что-нибудь и прояснится, а одному мне здесь плутать скучно. Мы, грифоны, рождены для общества. Для самого лучшего общества, если ты понимаешь, о чем я говорю.
   -- Да, для женского. -- кивнул Элак.
   -- Блестяще! В самую точку! Высший балл! -- захлопал крыльями Нестор. -- Грифоны должны беседовать, вращаться, давать советы, учить... А когда вокруг никого нет, мы теряемся.
   -- Но я-то не женщина. -- усмехнулся Пан, -- Скорее наоборот.
   -- Какая разница! -- фыркнул грифон. -- Ты ходишь на двух ногах, умеешь говорить, когда не блеешь, мальчик-козел.
   -- Ладно, пошли. -- поняв, что от хрониста не отделаться, Элак махнул рукой. -- Но если ты будешь верещать всю дорогу, я проколю тебе бок рогами.
   -- А чем еще заниматься в пути, -- возмутился грифон, -- Если не вести изысканные беседы? Ученость, остроумие, свобода от предрассудков -вот мое кредо, мальчик.
   "Чтоб ты лопнул! -- подумал Элак, -- Старая трещотка!" Но вслух угрюмо сказал:
   -- Слушать лес. Неужели ты ничего не слышишь вокруг, философ? У тебя уши воском залиты?
   -- Что тут слушать? -- еще больше возмутился Нестор. -- Темное зверье в темных дубравах вздыхает о темных временах. Мы, грифоны, городские жители и любим...
   -- Послушай, но ведь твои сородичи обитают в горах? -- удивился Пан. -- Ты тоже, небось, не в столице родился?
   Все-таки Нестор заставил его задать вопрос! Это была победа разума и образования над дикостью и угрюмым варварством.
   -- Я, -- важно произнес грифон, -- родился не здесь, а при дворе китайского императора. Мои предки с незапамятных времен служили владыкам династии Цинь. Поэтому я так люблю чай...
   -- Как же ты попал к нам? -- перебил его Элак.
   -- Превратности судьбы ученого. Интриги. Завистники. -- уклончиво отвечал Нестор. -- Я составил гороскоп для новорожденного наследника, который предсказывал ему не слишком блестящую судьбу. Проще говоря, он должен был стать тираном. В Китае это случается сплошь и рядом. Императрица обиделась и приказала ощипать меня к обеду. Я вынужден был бежать. Истинный философ не годится для службы сильным мира сего!
   -- А как же ты служишь царице Тиргитао? -- ехидно осведомился Элак.
   -- Что такое Тиргитао? -- оскорбился Нестор. -- Мне скоро три сотни лет, мальчик. Видел я царей и пророков! И земли побогаче этой. Тиргитао! -передразнил он. -- Я еще помню, как она слюни в кашу пускала. -- грифон распушил перья на воротнике и выпятил грудь. -- На редкость противная была девчонка! Вечно дергала меня за хвост! Вот Бреселида -- другое дело. -- его голос потеплел. -- Всегда приносила мне засахаренные орешки и задавала правильные вопросы. Надеюсь, ты понимаешь, что такое правильные вопросы. Это те, на которые можно отвечать долго...
   Элак вздохнул.
   -- Удивительно умная девочка, -- продолжал грифон, -- И скажу тебе по секрету, она-то куда больше сестры достойна занимать трон.
   Пан уже чувствовал, что философ собирается обрушить на него непосильный груз меотийской истории. Нестор оказался по-стариковски болтлив и обидчив. Стоило Элаку отвлечься от хитросплетений придворных интриг и сложных отношений в царской семье, как грифон немедленно надувался и начинал с презрением ругать молодежь, невосприимчивую к урокам прошлого.
   Через час блуждания в темноте по горному лесу мальчик-пан знал по именам всех родственниц и советниц Тиргитао, ее мужей, любовников, шутов и кастратов, родословную каждого и пересечения в их гороскопах, которые Нестор обожал составлять для всего двора.
   --... и поэтому я уверен, -- торжествующим голосом заявил грифон, -что Бреселида в один прекрасный день получит корону, а вместе с ней и еще кое-кого, о ком я тебе говорить не буду. -- он загадочно умолк, наслаждаясь впечатлением, которое должны были произвести его слова.
   "Ну и не надо, -- подумал Элак. -- Сам я его что ли не видел?" Пан не стал распространяться о своей способности проникать в мысли людей. Тайна букового леса явно была не по зубам философу.
   -- Слышишь? -- юноша застыл, вытянувшись в струну и предостерегающе подняв руку.
   -- Что? Где? -- захлопал крыльями грифон. -- Ничего не слышу.
   -- Я тоже. -- побагровел Элак. -- Теперь не слышу! Да закрой ты клюв хоть на секунду!
   В наступившей тишине до спутников явственно долетели отзвуки далекого разговора. Ветер доносил грубые мужские голоса, и Нестор помимо своей воли поежился, наконец, ощутив угрозу, которую уже давно всей кожей чувствовал Элак.
   Пан припал к корням ближайшего дерева и крадучись двинулся на шум. "Лучше бы ему лететь," -- думал он о Несторе. Но грифон, не привыкший к разведке и от сытой пищи в городе давно забывший, как подкрадываются к добыче, даже не подумал взмыть в воздух, где мог сойти за большую птицу. Он шумно ковылял сзади, и Элаку казалось, что за его спиной по земле волокут громадную ветку.
   Вскоре лазутчики увидели отсветы огня и ощутили сильный запах дыма. Несколько костров освещали внутренность глубокой воронкообразной пещеры в склоне горы. Корни кустов держи-дерева цеплялись за ее каменистые края. Плотное кольцо растений образовывало вокруг укрытия прекрасную защиту от посторонних глаз.
   -- Сиди здесь. -- приказал Нестору Элак. -- Я подползу к краю. Упаси тебя боги соваться в колючки. Поднимешь шум, и нам крышка!
   Не позволив грифону возражать, юноша пополз в глубину кустов, и Нестор готов был поклясться, что ветки страшного держи-дерева сами поднялись, чтоб пропустить Пана внутрь, не оцарапав его кожу. Нахохлившись грифон сел на землю и стал похож на большой камень.
   Элак тем временем подобрался к самому краю и заглянул вниз.
   Разбойники сидели вокруг трех главных костров и еще по крайней мере шести мелких огоньков, на которых они ничего не готовили. Просто подбрасывали ветки для освещения. Веселое пламя плясало на серых неровных стенах каменной воронки. Здесь лесные скитальцы устроили себе лежбища, набросав соломы в выбоины и ниши.