Елисеева Ольга. Сокол на запястье

   Мать обладала великими знаниями, но хранила их в тайне. Гермес умел распространять науки, но мало во что был посвящен. Словом, от этой парочки Феб не ждал ничего хорошего и решил построже следить за стадами. Адмет не должен был пострадать из-за внутренней вражды бессмертных.
   Вооружившись благими намерениями, лучник удвоил свое усердие и теперь гонял вокруг коров целыми днями. Ничего удивительного, что вскоре он устал и решил возлечь под раскидистым платаном. Разморившись на полуденном солнышке - все-таки бегать в шкуре жарковато - волк задремал. Он и не думал, что провалится в сон надолго. Но когда открыл глаза, за верхушку дерева уже цеплялись розовые закатные облачка. Луг дремал в объятьях сухого теплого вечера. Слабый ветер пробегал по траве, коровы бродили сытые и спокойные. Но отчего-то сердце божественного пастуха кольнуло: не то что бы животных стало меньше - он их никогда и не считал. А так, неспокойно и все.
   Феб встал, прошелся по краю поляны и настороженно повертел шеей. Он втянул носом воздух и едва заметно повел ушами. При каждом шаге его лапы пружинили, а от загривка до хвоста пробегала дрожь. Аполлона бил сильный охотничий азарт. Не мудрено, что через несколько минут он нашел, что искал: следы целой дюжины быков, которые вели... к тому самому платану, под которым всего несколько минут назад волк спокойно спал. Они шли от стада и обрывались у белого камня, где валялись холщовая сумка с едой и пастушья соломенная шляпа.
   -- Эй, Марсий! - подозрительно позвал лучник. - Где быки?
   -- Какие быки? - сонно осведомился рапсод. - Ты спятил? Тебе быков не хватает?
   Феб зло затряс флейту.
   -- А ну-ка отвечай! Здесь были быки. Они шли под это дерево. А потом их словно кто-то проглотил!
   -- Кто-то? - рассердился Марсий. - Посмотри на себя, серый оборотень! Поставь волка коров стеречь!
   Феб ужаснулся. Но тут же отмел страшную мыль. Он не мог задрать скот. Вокруг не было ни следов борьбы, ни крови, ни костей. Губы и одежда солнечного бога оказались чисты, под ногтями не виднелось характерного бурого ободка, который появлялся у гиперборейца после удачной охоты. Во рту не чувствовалось привкуса сырого мяса, а в желудке блаженной тяжести. Да и кто в силах проглотить 12 коров за раз? Он бог, а не бездонная бочка!
   Удостоверившись в собственной невиновности, Феб похолодел от дурной мысли. А что скажет царь Адмет, когда узнает, что целая дюжина его любимых быков пропала неизвестно куда? Уж его-то удастся убедить, будто солнечный оборотень задрал скот. Люди охотно верят небылицам о богах. Если же Адмет прогонит Аполлона из пастухов раньше срока - такое право для фессалийского царя Зевс тоже предусмотрел - на любой другой земле бывший лучник Великой Матери окажется вне закона. Всякий должен гнать и преследовать его. Гиперборейца можно забрасывать камнями, травить собаками, нельзя только убить - он бессмертен. Но в последнее время это звучало плохой шуткой.
   Найти вора казалось Фебу не только делом чести, но и собственной безопасности.
   "Так было хорошо!" - сокрушенно вздыхал он. Царица Алкеста соткала для него теплый шерстяной плащ и украсила его золотой вышивкой. Виноградные листья бежали по краю, кружась на фоне серой пелены дождя. От их яркого блеска на душе становилось веселее. Будто Алкеста говорила: все пройдет, и в печали есть радость, утешься, отдохни у нас, мы не осуждаем тебя. Ничего подобного вслух она, конечно, не посмела бы сказать, но боги читают мысли.
   "У Адмета хорошая жена", -- снова подумал Аполлон. Уже не в первый раз за последнее время. Он не претендовал на Алкесту. Это было бы неблагодарностью. К тому же она не в его вкусе: полненькая, кареглазая, со смуглой кожей. Но Феб слишком хорошо знал: боги завистливы. Вечно враждуя между собой, они не потерпят доброго согласия между смертными. "Адмету досталась слишком хорошая жена. - закусил губу лучник. - И это его погубит".
   Двигаясь по следам украденных коров, он дошел до самого моря. Широкий пролив разделял здесь каменистый берег Фессалии и песчаную косу на азиатской стороне. "Кажется, это именно тот брод, по которому хитрец Гермес незаметно провел бедняжку Ио, когда Мать богов превратила ее в корову за то, что она якобы соблазнила Загрея. Это еще кто кого! Живо на спину и ноги врозь! Какая женщина устоит против такого обращения? Тем более нимфа дунул и нет ее. Остался плеск без волны. Эхо без голоса... А Гермес-то ловкач, -- думал Аполлон, разглядывая следы. - Схватил Ио за хвост и перетащил на другой берег. Шаг по текучей воде, и коровы как не бывало, а благодарная нимфа в объятьях спасителя. Всех обставил! Зевс без любовницы. Геро без мести. А ее быстроногий двойник, наконец, может отдохнуть, загнав свое неугомонное копье в коровье лоно. Мне бы так! - лучник почесал нос. Надо учиться крутить чужой скотине хвосты... Хвосты!"
   Тут его осенило. Феб всегда знал, что внутренний монолог полезен, если его, конечно, вовремя прервать. Гермес тащил быков за хвосты, поэтому-то следы вели не к берегу, а от него. Значит, он решил повторить шутку с Ио! Ему следовало бы знать, что одна и та же пьеса не идет дважды с одинаковым успехом.
   Помчавшись вдогонку, Феб даже не предполагал, что так скоро настигнет своего обидчика. Крылатая шляпа вестника богов виднелась на противоположной стороне пролива за пятнистыми коровьими спинами. Гермес явно спешил.
   -- Стой, вор, отец всех воров на свете! - закричал Аполлон, полагая, что следует все-таки предупредить врага о своем приближении.
   Беглец даже не обернулся. Он сделал вид, что за рокотом волн не слышит гневного голоса преследователя. Это была гнусная уловка: боги и видят, и слышат гораздо лучше смертных, да к тому же читают мысли.
   -- Верни скот! - заорал лучник, скидывая с плеч колчан и в бешенстве вытряхивая к ногам его содержимое.
   На этот раз Гермес остановился.
   -- А что ты мне можешь сделать? - издевательским тоном осведомился он. - Волки летать не умеют!
   -- Я придумал кое-что получше. - мрачно заметил Аполлон, поднимая с земли золотую стрелу и прилаживая ее к тетиве. - Думаю, что вышибу из твоей дурной головы бессмертие.
   Это было против правил, и Гермес побледнел. Есть волшебные вещи, пришедшие в мир до начала времен. Золотой Серп Деметры, стрела Аполлона, жезл самого Гермеса, пояс Афродиты, и кое-что еще... С помощью каждой из них можно было причинить зло не только людям, но и богам. В прежние времена, когда все бессмертные враждовали, они часто пускали подобные штуки в ход. Но с наступлением олимпийского покоя обитатели горних высот поостыли и по молчаливому согласию не использовали грозные орудия друг против друга. Люди -- иное дело. На то они и смертные, чтобы умирать. Бессмысленная глина! Прах от праха земного.
   -- Ты чего? Спятил? - завопил Гермес, видя, что противник не шутит. Он-то прекрасно знал, что золотая стрела Феба не дает промаха.
   Аполлон только закусил губу. "Будешь знать, как воровать чужое". бубнил он себе под нос, натягивая лук.
   Вестник богов был трусоват. Кошелек на базаре срезать, жульничать в кости, наплести с три короба и обчистить до нитки - это пожалуйста. Но кто бы мог подумать, что в него станут стрелять!
   -- Сдаюсь! Сдаюсь! Забирай своих коров! Подавись ими! - закричал он, срывая с головы летучую шляпу и размахивая ею в воздухе так, что голубиные крылья на ней мотались, как белые флаги.
   Аполлон ослабил руку только в самый последний момент, и стрела все же сорвалась. Сила выстрела была явно недостаточной, чтоб достичь противоположного берега. Но при виде приближающейся золотой точки Гермес обделался, как младенец. Хорошо, что боги едят амброзию и гадят соответственно тоже нектаром. Стойкий запах благовоний донесся до лучника с морским бризом.
   Униженный враг, проклиная обидчика, поплелся в воду отмывать тунику и сандалии.
   -- Ну что? Обмочил свои крылатые тапки? - ржал Аполлон. - Долго летать не сможешь?
   -- Твоими молитвами. - бубнил Гермес. - Всем расскажу. Правильно тебя сослали!
   -- Расскажи! Расскажи! - покатывался гипербореец. - А я добавлю.
   -- Послушай, Аполлон, -- захныкал вестник. - Зачем тебе меня позорить?
   -- А тебе зачем меня обкрадывать? - лучник сдвинул золотые брови. Стрела, упавшая, не долетев до берега, почему-то не возвращалась.
   -- Мне приказали! - жалобно крикнул Гермес, отжимая подол туники.
   -- Кто?
   -- Сам знаешь.
   Стрела не поднималась из глубин. Феб начинал нервничать. И тут до него дошло: оружие возвращалось к хозяину, лишь поразив жертву. Вкусив крови. А Аполлон пощадил Гермеса. В последний момент сжалился над ним. Сдержался. "Мера во всем" - какой горечью теперь звучал этот девиз. Золотая подруга упала на дно моря и никогда больше не вернется. Он сам запретил ей.
   -- Почему я все время теряю?! - Феб рухнул на колени и вскинул кулаки к небу. От тоски он готов был выть и кататься по песку.
   Гермес, потрясенный до глубины души, взирал через пролив на бесновавшегося гиперборейца, за которым, точно в насмешку, закрепилась слава очень спокойного бога. Вестник не сразу осознал, что Аполлон убивается не по быкам Адмета.
   Тем временем вода в проливе начала вскипать. Стрела валялась на дне и, не сделав своего дела, раскалялась с каждой минутой все сильнее. Вокруг нее уже бурлил крутой кипяток.
   -- Эй, там, на палубе! - крикнул, наконец, Гермес. - Сделай что-нибудь. А то скоро вареные осьминоги на берег полезут.
   Феб молча встал с песка и, повернувшись спиной к проливу, побрел прочь. Его больше не интересовал украденный скот. Вернувшись под свой платан, гипербореец рухнул на землю и, ни слова не сказав пытливому Марсию, пролежал без движения до следующего дня. Пятнистые коровы блуждали, как хотели, их потаскивали волки и соседские крестьяне, от чего стада Адмета даже не убывали. Хлеб и вино, принесенные кухонным служкой из дворца, так и остались нетронутыми.
   Раздавленный тяжестью потери Феб валялся в тени и ничего не желал. На следующий день к нему пришел с визитом Гермес, чувствуя себя виноватым в случившемся.
   -- Я никак не могу перевести коров обратно на твою сторону. - сказал он. - Вода бурлит не подступишься.
   -- Из-за моей стрелы? - убито осведомился гипербореец. Он попытался приподняться на локтях, но даже это движение далось ему с трудом.
   -- Мне очень жаль, что все так получилось, -- мямлил вестник.
   -- Чего уж там, -- махнул рукой Феб. - Садись, угощайся. Вино. Лепешки.
   Гермес жестом отверг щедрое приглашение. Вино уже явно прокисло, над ним роем вились пчелы. Хлеб зачерствел.
   Помахав перед носом рукой, вестник сел возле Аполлона на землю.
   -- Как ты валяешься в такой помойке?
   Гипербореец пожал плечами.
   Гермес осторожно достал из-за спины какой-то предмет, завернутый в белый холст, и не без сожаления протянул его лучнику.
   -- Я не могу вернуть твою стрелу. Мои крылатые сандалии тебе не нужны. - сказал он. - Может, это принесет утешение?
   -- Что это? - Феб скривился, как от зубной боли.
   -- Арфа. Я слышал, ты любишь музыку.
   Холст соскользнул с отполированных бычьих рогов, и изумленный Аполлон увидел чудесный черепаховый панцирь, скреплявший тонкие конские волосы, натянутые в качестве струн.
   -- Откуда у тебя такая прелесть? - выдохнул он, на мгновение забыв обо всех своих невзгодах.
   -- Так, мастерил на досуге. - Гермес коснулся пальцем струн. - Но у меня совсем не получается играть. Я, видишь ли, туг на ухо. - он рассмеялся. - Бери. Клянусь сидонским торгом, не плохой обмен!
   Вестник всучил гиперборейцу арфу, а сам прошелся вокруг дерева. Его удивленный свист означал, что он наткнулся на глиняную фигурку Асклепия. Феб поморщился. Ему было неприятно, что кто-то видит маленький алтарь и заветревшие подношения на нем.
   -- Кто это? - Гермес, прищурившись, рассматривал изображение.
   -- Мой сын. - нехотя признался Феб.
   Нельзя ручаться, что вестник не подумал: "Скульптор из тебя, как из меня музыкант".
   -- Геро говорила, ты сам его убил?
   Звук, который Аполлон издал в ответ, мог означать все, что угодно, только не согласие.
   -- Значит не сам. - констатировал Гермес. - Ну мне пора. Кажется, благодарностей за арфу я не дождусь.
   -- Постой, -- Феб встрепенулся, точно вспомнил что-то. - Как-то Триединая обмолвилась, что ты... ты пытаешься воскрешать мертвых. Это правда?
   Гермес застыл вполоборота.
   -- Конечно нет! За это могут сбросить с Олимпа. Зевс этого не любит! - вестник был готов отрицать решительно все, даже свое общее происхождение с Геро, которое уже предполагало склонность к колдовству.
   Но Аполлон смотрел на него такими глазами, что у Гермеса вся ложь застряла в горле.
   -- Послушай, на что ты меня подбиваешь? - испугался он. - Вот твой мальчишка всего и виноват-то был в том, что учил свои глиняные игрушки ходить. А его утопили, как котенка. Великая Мать никому не позволит посягать на свое...
   -- Великая Мать? - переспросил лучник. - Я думал это Зевс.
   -- Не смеши меня! - фыркнул Гермес. - Что он может? Сучья молниями сшибать? Превращаться в быка и крыть пастушек? Все его решения нашептаны Геро. Разве ты не слышишь ее голос за каждым раскатом грома?
   -- Гермес, милый! - взмолился Феб. - Я пожалел тебя вчера. Хотя мог убить. Помоги мне вернуть сына!
   -- Ты в своем уме? - к вестнику вернулся дар красноречия. - Обмена между Жизнью и Смертью запрещено касаться под страхом потери божественности! Я верну коров. Забирай арфу. Могу даже нырнуть за твоей стрелой, если ты хочешь, чтоб я сварился. Только не требуй этого.
   -- Но почему? - лучник готов был рухнуть к ногам гостя. - Почему этого нельзя делать?
   Гермес окончательно вышел из себя.
   -- Потому, что ничего хорошего из твоей затеи не получится! - заорал он прямо в лицо Аполлону. - Думаешь, мне зачем были нужны коровы?
   Феб пожал плечами.
   -- Я устраиваю мистерии. Магические опыты. И вот, заруби себе на носу, чума с рогаткой! Еще ни разу... ни разу (!) не вышло так, чтоб корова после колдовской метаморфозы собралась по частям правильно. То рога не из того места торчат, то вымя на спине болтается, то глаз из-под хвоста смотрит.
   Феб ошалело глядел на вестника.
   -- Действовать приходится вслепую. - пояснил тот. - На своей шкуре проверять.
   -- Ну хоть попробовать. - не очень уже уверенно попросил лучник. Может...
   -- Должен еще предупредить, -- строго заявил Гермес. - Особо не обольщайся. Души из Аида не выходят. Если нам и удастся поймать какую-нибудь сущность, обитающую в преисподней, то это совсем не обязательно будет твой сын. Я поселю ее в тело, а дальше ни за что не ручаюсь.
   -- Это уж моя забота. - решительно оборвал его Феб. Ему почему-то казалось, что стоит глиняному тельцу Асклепия задвигаться и открыть глаза, как он тут же кинется к отцу с распростертыми объятьями.
   * * *
   Однако реальность оказалась куда менее радужной.
   Боги побрели к проливу. От кипящей воды вздымался пар. Гермес снял одну сандалию с крылышками и протянул ее Аполлону. Искусство летать заключалось в волшебных предметах богов, и потеряв стрелу, Феб не мог подняться в небо.
   Спутники положили друг другу руки на плечи и заскользили над водой, как два калеки, поджимая босые беззащитные ноги. Тяжесть тянула богов вниз, а купаться в кипятке при всем своем бессмертии им не хотелось.
   Подлетая к противоположному берегу, сандалии заметно устали и едва помахивали крылышками. Боги чиркали пятками по гребешкам горячих волн.
   -- Ума не приложу, как достать стрелу? - сокрушенно пожал плечами Феб.
   -- Ты уж приложи, постарайся. - съязвил Гермес. - А то у меня под домом не море, а уха плещет.
   -- Зато рыбу можно котелком черпать. - парировал лучник.
   -- Соли много. - сплюнул на песок вестник. Он зажал нос двумя пальцами. - Я с детства рыбий запах не переношу.
   На берегу действительно стоял аромат переваренной рыбной похлебки. Йодистые водоросли добавляли в него стойкую вонь. Через минуту Аполлон почувствовал, что его мутит.
   -- Все из-за твоей стрелы!
   -- Все из-за того, что я тебя пощадил.
   Спутники углубились в прибрежную рощу. Сосны здесь росли не кучно, а поодаль друг от друга, подставив солнцу широкие вечнозеленые зонтики. Скальное основание было изрыто гротами. В одном из них обитала нимфа Майя, мать Гермеса. Она вышла встречать гостей, вытирая руки о передник, и вестник чмокнул ее в щеку, прошептав пару слов на ухо. Майя настороженно стрельнула глазами в Аполлона. Он пришел забрать ее коров. А она-то только отставила подойник. Ах, негодный гиперборейский выскочка! Надо было хорошенько смотреть за скотом. Раз уж потерял, пеняй на себя!
   Ни одну из этих мыслей Майя, конечно, не высказала вслух. Гость был богом, а она всего лишь нимфой. Но на лице женщины ясно читалось, чьи, по ее мнению, это теперь коровы.
   -- Послушай, -- Аполлон удивленно почесал затылок. - Ты ведь появился в результате деления... с Геро. Какая же Майя тебе мать?
   -- Приемная. - пояснил вестник. - Геро досталось много, а мне, -- он хмыкнул, -- почти ничего. Как раз, чтоб слепить младенца. Геро стала Матерью богов. А меня спрятали в лопухах: с глаз долой, из сердца вон.
   -- Я об него споткнулась, - со смехом сообщила Майя, -- И взяла себе.
   Аполлон кивнул. Его подкупало трогательное согласие, царившее в семье Гермеса. Воры и обманщики, а как между собой ладят! Иным "честным богам" следовало поучиться.
   От острых глаз лучника не ускользнуло и то, что нимфа, которая может по желанию менять возраст, выбрала для себя сухую моложавую осень. Ее черные, как смоль, волосы едва заметно прихватывал иней, а у глаз и губ залегли тонкие паутинки морщин. Как раз то, что надо, чтобы выглядеть красивой матерью сильного и возмужавшего сына.
   Понравилась гиперборейцу и Ио, возившаяся с коровами в загоне. Нежная и бесхитростная, она своим спокойным, как вода в чашке, обликом только оттеняла лукавство, светившееся в глазах Гермеса.
   Оставив женщин, боги углубились в заросли за пещерой, и Гермес показал гостю узкий ход, уводивший под землю.
   -- Я нашел его еще в детстве. - с гордостью сказал он. - Майя о нем ничего не знает. Это мой грот. Для тайных занятий. - на лице вестника появилось высокомерное выражение.
   Спутники с трудом протиснулись в каменную щель. Скала сдавила их со всех сторон. Аполлону едва не сделалось дурно. Он любил воздух и свет. Желательно много воздуха и света. Бездонное небо в перьях вечерних облаков и столь же бездонное море далеко внизу под ногами, окрашенное то золотыми, то алыми, то фиолетовыми срезами волн. А он летит домой на север... Феб вовремя спохватился и вернул себя к реальности. Он был в тесной крипте, где приходилось двигаться на ощупь, скользя ладонями по шероховатой поверхности стен.
   Только перейдя на волчье зрение, Аполлон смог хоть что-то разглядеть. Он засверкал во мгле желтоватыми глазами оборотня, так что даже Гермес вскрикнул от испуга. Сам вестник, сколько бы не носился по свету в крылатых сандалиях, под землей чувствовал себя как дома. Его завораживала темнота и таинственность подземных троп.
   Аполлон огляделся. В крипте были незнакомые ему вещи. Пять точек на полу, отмеченные булыжниками, по-видимому, соответствовали пяти стихиям мироздания. Земля, Вода, Огонь, Воздух и Эфир. Для людей их четыре, для богов - сколько пожелают. Точки были соединены между собой неглубокими бороздками, заполненными какой-то черной вязкой жидкостью.
   -- Это нефть -- молоко земли. - пояснил Гермес, глядя, как Феб с сомнением дотронулся до жидкости кончиками пальцев и поднес их к носу. - В детстве я пристрастился сосать ее из расщелин в камне.
   -- Я бы не хотел, чтоб меня кормили черным молоком. - протянул лучник. Теперь он понимал, откуда у Гермеса неистребимое пристрастие к колдовству и запретными знаниям.
   -- Зато ты хлебал молоко волчицы. - с обидой парировал вестник.
   -- Это спорное утверждение.
   Оба божества пересекли крипту, и Феб развернул холст, в котором нес фигурку Асклепия. Он боялся, что от жара над водой глина растрескается. Но все обошлось. Неуклюжие кривые ручки малыша цеплялись за палец лучника. Аполлон не понимал, почему смешная глиняная игрушка, стоит ей попасться ему на глаза, вызывала слезы. Ведь она не была самом Асклепием. Не была даже его жалким подобием. Но чего бы только он не отдал, лишь бы увидеть, как по этой глине пробежит дрожь жизни.
   -- Положи в центр. - приказал Гермес. - Аполлону было невыразимо жалко расставаться со своим сокровищем. И страшно оставить его одного, неподвижного и беззащитного, посреди пяти стихий, каждая из которых стремилась пожрать его.
   -- Встань в ногах. - вестник высек искру и зажег черную жидкость в бороздках на полу.
   Пятиугольник вспыхнул.
   -- Заклинаю тебя Гором и Озирисом, повелителем мертвых... -- дальше Гермес понес такую невообразимую околесицу с упоминанием всех мало-мальски известных древних богов, что лучник чуть не заснул пока слушал. - Раствори свои врата и верни нам душу Асклепия. Заклинаю тебя, Царь-Змей Преисподней, этим жезлом. - Гермес поднял свой волшебный, обвитый змеями посох, и к нему потянулись лучи от всех концов горящего пятиугольника. - Отдай нам Асклепия! - с этими словами вестник стукнул сияющим жезлом в грудь глиняного человечка, и у того на месте сердца разверзлись трещины, сквозь которые бил поистине адский пламень.
   Нечто шло из самой глубины земли, заполняя глиняную фигурку и не вмещаясь в нее.
   Вот на глазах у потрясенного Аполлона по безжизненным членам побежала дрожь. Вот они закрошились, не выдерживая страшного света. На какое-то мгновение лучнику показалось, что пламя даже слегка приподняло Асклепия над полом.
   Но потом все исчезло. Свет погас. В крипте стояла звенящая тишина. Нарушаемая лишь острым запахом горелой глины. Феб не сразу понял, что воспринимает обоняние как слух. Его чувства перепутались, а это служило верным признаком свершившегося магического акта.
   В полной темноте прерывистое дыхание Гермеса действовало на нервы, как барабанная дробь. Феб прижал ледяную ладонь к пылающему лбу, а другой пошарил перед собой в поисках фигурки Асклепия. И тут что-то с отчаянной силой цапнуло гиперборейца за палец. Злобно, по-собачьи, до кости.
   -- Ай! - завопил лучник, отдергивая руку и пытаясь стряхнуть пакость, рачонком вцепившуюся ему в пальцы.
   Не тут-то было. У самого запястья Феба послышался скрежет глиняных зубов. Лучник осознал: еще минута, и он не сможет не только играть на арфе, но и стрелять.
   -- Убирайся!!! Что это? Что это? - закричал он, болтая дрянью из стороны в сторону и, кажется, заехав ею по Гермесу.
   От неожиданности тот потерял равновесие и уселся прямо на один из своих "стихийных" булыжников, больно ударившись задом.
   Почувствовав в крипте еще что-то живое, существо мигом переключилось на него. Оно выпустило изжованную руку Аполлона и прыгнуло на вестника.
   -- Мама! - завопил тот.
   Как и следовало ожидать в грот ворвалась Майя. Гермесу только казалось, что она не знает о его тайном убежище. Зыбкое пламя лампы в ее руке осветило крипту во всем безобразии магического погрома. Камни были раскиданы, жезл выворочен из земли, нефть грязными черными пятнами расплескана по полу, а глиняный уродец со злобными красными глазками скакал от стены к стене и даже по потолку, оставляя грязные следы неловко вылепленных кривых лапок.
   -- Что ты натворил? Это не Асклепий! - Аполлон пытался зажать губами кровь, хлеставшую из прокушенной кожи на руке.
   -- Я предупреждал! Предупреждал! Мама, я его предупреждал! - Гермесу все еще не удавалось встать с пола. Он серьезно опасался, что повредил себе позвоночник.
   -- Пошел отсюда! Пошел! -- Майя с тряпкой кинулась выгонять глиняного бесенка из грота. - Я тебе! - полотенце так и хлопало в воздухе, но, кажется, ни разу не попало по мальчишке.
   Тот выскочил из грота, не оказав нимфе достойного сопротивления. Уже на пороге глиняный уродец располосовал зубами тряпку, которой Майя пыталась шлепнуть его, и был таков. Кусты только затрещали под его неуклюжими ножками.
   -- Что это? - Аполлон с трудом протиснулся к выходу. - Что это было?
   -- Мерзость под небесами. - лаконично отчеканила нимфа. - Ты опять взялся за свое? - она обернулась к Гермесу. Угольные брови на ее челе сдвинулись, не суля ничего хорошего. - Когда это кончится? многострадальное полотенце опять засвистело в воздухе.
   -- Мама! Мама! - Гермес закрывался руками как мог.
   -- В прошлый раз у меня из очага бил вулкан! Мы чуть не задохнулись от серы! - не унималась Майя. - Вчера ты вскипятил море, и оно бурлит, как котелок с супом!
   Аполлон оценил скромность вестника. Тот, оказывается, не рассказал матери, кто виновник катастрофы в проливе.
   -- Сегодня ты выпустил чудовище! - голос нимфы звенел от неподдельного гнева.
   -- Матушка, не бейте его! - встревоженная Ио вбежала в крипту вслед за свекровью и бухнулась на пол возле Гермеса, закрывая возлюбленного руками.
   "Поди прочь! Зевсова потаскушка!" -- Аполлон без труда прочел мысли Майи. Но вслух она ничего не сказала, лишь гневно дернула головой, заткнула рваное полотенце за пояс и размашистым шагом победительницы покинула подземное убежище сына.
   "Какая идиллия!" - Аполлон вздохнул. На него вдруг накатила адская усталость. Он тупо смотрел, как волоокая Ио помогает Гермесу подняться, обнимает его и с трудом ведет к выходу.
   -- Э-э, -- запоздало окликнул их лучник. - Ты обещал мне сына, а это что выскочило?
   -- Не знаю, -- честно признался вестник. - Клянусь всем, что свято: не знаю.
   "А что для тебя свято?" - подумал Аполлон.
   -- Я же предупреждал тебя. - оправдывался Гермес. - Оттуда может выскочить все, что угодно. - он зажимал рукою рассеченную бровь.