Елисеева Ольга. Сокол на запястье

   Ио, поддерживавшая возлюбленного, с укоризной посмотрела на Феба. "Аполлон, от тебя одни неприятности!" - прочитал он в ее глазах.
   "Молчи, нимфа". - потребовал гость. Но с губ женщины и так не сорвалось ни одного упрека.
   -- Пойдем, Гермес. Я промою тебе рану. - только и сказала она.
   В этот момент истошный вопль долетел до них с улицы, и боги со всех ног кинулись к пещере. Посреди опустошенного загона для скота стояла Майя, утратив, казалось, дар речи. Вокруг нее земля была истоптана коровьими копытами и залита кровью, как арена для игры с быками. При чем одного взгляда на ошметки шкур и сломанные рога было достаточно, чтобы сказать: быков обыграли.
   -- О-он сожрал их. - наконец, выдохнула Майя. На ее лице раздражение сменилось откровенным ужасом. - Твой глиняный уродец, Гермес! Он проглотил 12 коров и даже не поперхнулся!
   -- Не мой! - возмутился вестник. - Это ребенок Аполлона. Получите, что заказывали!
   -- Заказывали? - возмущенный лучник схватил обманщика за грудки и так затряс его так, словно хотел вытрясти душу настоящего Асклепия.
   * * *
   -- Я просил вернуть мне сына. Ты согласился.
   Гермес замахал руками.
   -- Я соглашался попробовать! Да отвяжись ты. - он отцепил от себя хлопотавшую Ио, уже намеревавшуюся зашивать ему разбитую бровь.
   -- Это чудовище надо найти. - вдруг решительно заявила Майя. - И убить. А то оно натворит дел.
   Боги разом сникли. Обоих не прельщала перспектива новой встречи с зубастым уродцем из преисподней.
   -- Чего застыли, как глухие? - цыкнула на них нимфа. - А ну живо в лес!
   Аполлон поразился, как быстро их с Гермесом ветром сдуло. "Ну ладно вестник - она ему мать. А я-то что?" И все же вдали от грозной Майи казалось куда безопаснее. Хотя поиски дьяволенка, вызванного неумелой магией Трисмегиста, и не входили в планы Феба. Чего-чего, а этого добра ему не нужно.
   -- Думаешь, он куда пошел? - Гермес размазал кулаком кровь по лбу.
   -- И думать не хочу. - фыркнул лучник. - Я возвращаюсь домой.
   -- А как же этот? - опешил вестник.
   -- А никак. - вспылил Феб. Он знал, что поступает некрасиво. - Через пролив ему не перебраться. Значит остальные коровы Адмета в безопасности.
   -- А мы? - взмолился Гермес. - Не оставляй меня одного!
   -- Ты заварил эту кашу, -- зло бросил гипербореец, -- ты и расхлебывай. Не надо было таскать скот.
   Гермес хотел что-то возразить, но в этот миг невдалеке за деревьями раздался адский треск ломаемых сучьев, удар чего-то тяжелого о землю, жалобный стук разбиваемых черепков и громоподобный победный гогот, сотрясший берег до самого основания.
   Не сговариваясь, боги бросились за деревья. Их глазам открылась небольшая поляна, посреди которпой стоял мужчина громадного роста и зверской наружности. Не узнать его было трудно. С головы и плеч незнакомца свисала львиная шкура, выглядевшая так, словно мех котенка напялили на взрослого человека. Рука гиганта покоилась на суковатой палице, глубоко увязшей от удара в земле.
   Это был Геракл, любимейший из смертных детей Геро. Первый среди далеко не равных ему героев. Слуга и исполнитель любой воли Триединой. Единственный человек, который позволял себе не замечать перемен на Олимпе и все еще отпихивать "отца богов" сандалией от двери, точно тот продолжал оставаться малышом-Загреем. "Величайшая заноза в заднице нового порядка," -- подумал Аполлон, задирая голову и с любопытством разглядывая лицо героя.
   Тот ответил ему столь же недружелюбным взглядом.
   -- Приветствую тебя, Геракл. Что случилось? - спросил солнечный лучник.
   -- Привет, скарабей. Все катаешь свой навозный шарик? - рыкнул герой.
   Феб поморщился. Он терпеть не мог, когда солнце называли навозным шариком. Но чего ожидать от мужчины, одержимого лунными приливами?
   -- А ты все крушишь вокруг себя? - парировал гипербореец. Этого говорить не следовало.
   -- Я-а-а? - взревел Геракл. - Ну-ка повтори!
   Он впадал в бешенство ни с того ни с сего, на пустом месте. Может, кровь приливала к голове - у крупных людей это бывает. А может, от недостатка мозгов герой просто не знал, когда его задели, когда нет, и на всякий случай убивал "обидчика". Так он прикончил почти всех своих друзей и шатался по земле страшно одинокий.
   -- Так что случилось? - встрял Гермес.
   Хорошо, что Геракл столь же легко остывал, как и приходил в бешенство.
   -- На меня набросилось какое-то отродье! - пожаловался он. - Прямо из кустов. Я вздремнул на солнышке, а оно как прыгнет! И зубами в шею.
   В доказательство своих слов герой размотал львиную шкуру и показал у себя на горле две красных полукруглых отметины.
   -- Ну я его и пришиб. - Геракл потянул из земли свою палицу, в ямке под которой лежали расплющенные черепки глиняной фигурки. - А что это?
   -- Так, результат неудачного эксперимента, -- уклончиво ответил Геракл.
   -- Мерзость под небесами. - подтвердил Феб. - А ты куда идешь?
   -- К Адмету, куда же еще? - Геракл закинул себе на плечо палицу. Один у меня остался друг. Хоть с ним слово перемолвить.
   -- А как ты намереваешься переправиться через пролив? - осторожно осведомился лучник.
   -- Говорят, он кипит? - маленькие глазки гиганта сверкнули лукавством. - Идемте со мной. Я покажу вам, как переходят вброд настоящие мужчины.
   -- Он сварится. - шепнул Аполлону Гермес. Оба молча последовали за героем.
   -- Возможно, лишь обожжет ноги, -- возразил гипербореец. - Там, где мы с тобой утонем, ему по колено.
   Но Геракл не собирался ни отступать, ни ошпаривать себе пяток. Он приблизился к морю, присел на корточки и глубоко вдохнул.
   -- Что ты задумал? - перекрикивая неожиданно поднявшийся ветер, спросил Аполлон.
   -- Сдуваю воду.
   Геракл напрягал богатырские мехи своих легких и гнал волну все дальше и дальше от берега.
   -- Думаю, он хочет остудить кипяток, -- заметил Гермес, с сомнением наблюдая за работой героя.
   Между тем титанические усилия любимого бойца Триединой обнажили от воды уже довольно длинную полоску песка, и Геракл жестом пригласил богов вступить на нее следом за ним.
   От шествовал по дну "вареного моря", продолжая дуть. От чего глаза у него налились слезами и полезли на лоб, а щеки готовы били вот-вот лопнуть. Естественно в таком состоянии он не мог насладиться красотами пейзажа. А вот Аполлон смотрел во все стороны.
   Морское дно представляло собой странное зрелище. Водоросли пожухлой капустой лежали на камнях. Выпаренная соль седыми разводами украшала каждую раковину, каждый обломок доски. Некоторые рыбины так разварились, что мясо ошметками слезало с их костей. Другие еще годились в пищу, но были через чур солоны.
   Невдалеке от берега, среди камней, Феб заметил свою застрявшую стрелу. Она раскалилась до красна и аж вибрировала в горячем воздухе. Поспешив к ней, Аполлон, не раздумывая, схватил свое драгоценное оружие за металлическое оперение и выдернул из дна.
   Он сильно обжег ладони, но хуже всего было то, что, не напившись крови, стрела не желала даваться в руки хозяину. Она подпрыгивала, выскальзывала из пальцев и кусалась жаром. Не зная, что предпринять, Феб с досадой воткнул ее себе в ладонь. Божественная кровь, не то что у людей, но и ее хватило. Наконечник зашипел в ране и стал медленно остывать, золотое древко перестало трястись, а перья гневно трещать на ветру.
   Аполлон испытал боль, плохо сравнимую с обычной. Она прожгла его насквозьт, от кончиков волос до ногтей на пальцах, овладела каждой клеткой, точно он ощутил мгновенный спазм. А потом оружие перестало быть для него просто стрелой. Явилось во всех своих блистательных ипостасях. Оно могло врачевать, порождать новую жизнь, создавать музыку, творить иллюзии... а не только убивать.
   Все это открылось Фебу в один миг, благодаря тому, что он пожертвовал своей ладонью, чтоб успокоить жаждавший крови металл. Стрела преобразилась, оставаясь прежней. Мышиный демон тоже. Феб и раньше знал, какое сокровище у него в руках. Но теперь, когда оружие торчало из раны, неожиданно понял, какое сокровище в нем самом.
   Геракл, между тем. дошел до берега и перестал дуть. Последние несколько шагов боги проделали вприпрыжку, потому что море с ревом ринулось на песчаную косу, намереваясь сомкнуться над их головами.
   * * *
   Возле дома Адмета путников встретила гробовая тишина. Служанки с коротко остриженными волосами неслышно сновали между двором и многочисленными хозяйственными пристройками. В их отрешенной сосредоточенности чувствовалось скорбное торжество. Возле дверей стояла громадная гидрия с тремя ручками. Ее белые бока и черное горлышко неприятно напоминали погребальные сосуды. Выходившие из дверей люди в молчании споласкивали руки и брызгали себе в лицо.
   Кладбищенские цвета и неуместное очищение при выходе из царского дома насторожили Аполлона.
   -- Добрая женщина, что случилось? - лучник поймал за руку одну из рабынь.
   Но та высунула язык и прикусила его, показывая, что не может говорить.
   -- Чего ты вяжешься? - возмутился Геракл. - Не видишь, кто-то помер!
   -- Наверное, мать царя. - предположил Гермес. - Она очень дряхла.
   -- Вредная старуха, -- с сомнением протянул Феб. - Такая будет скрипеть, как несмазанная телега, пока не переживет всю родню.
   И тут он нос к носу столкнулся с пожилой царицей, которую Алкеста под руки выводила из дому.
   -- Боги! - только и мог произнести лучник. - Неужели я опять прав, и здоровяк Адмет опередил мать?
   -- Ну-ка, корм для могильных червей, -- строго обратился Гермес к старой царице. - Помнится, я уже проводил в Аид трех твоих мужей. А теперь поведу и сына? Ты что, кровь из них пьешь?
   При виде бога ноги у старухи подогнулись, и она стала заваливаться на бок.
   -- И не стыдно вам? - в отчаянии воскликнула Алкеста, помогая свекрови усаживаться на ступеньки. - Мой несчастный супруг еще жив. Но Пифия предрекла ему скорую кончину.
   -- Вы что были в Дельфах? - опешил Аполлон.
   -- Да, мой господин. - с достоинством кивнула женщина. - Мы хотели узнать, когда у нас появится ребенок.
   -- Так куда же вас понесло? - возмутился Феб. - Дельфийский оракул принадлежит мне. А я пасусь в двух шагах от вашего дома!
   -- Мы не решились вас беспокоить напоминанием о детях. - покачала головой Алкеста. - К тому же в последние дни вас не было.
   -- Надо было подождать! - взвыл гипербореец и, прыгая через ступеньку рванулся в дом.
   Царь Адмет, пока еще живой и здоровый, разве только через чур бледный, возлежал на одре, погруженный в глубокую меланхолию. Мимо него проходили домашние слуги и жители окрестных деревень, желавшие попрощаться с добрым владыкой. Многие роняли слезы. Не было слышно ничего, кроме шороха черных одежд.
   -- Адмет, дружище! - заревел с порога Геракл. - Что за шутки? Вставай немедленно!
   Царь издал слабый стон.
   -- Не позорься! Ты еще не помер!
   -- Но я умираю. - еле слышно выдохнул приговоренный. - Пифия сказала...
   -- Пифия! - не выдержал Аполлон, подлетая к скорбному ложу Адмета. Кто такая Пифия? Силу пророчеств она черпает у меня!
   -- А ты разве не знало, что я умру? - вздохнул царь.
   -- Знал. - насупился гипербореец. - Но никак не думал, что ты решишь сделать это прямо сейчас.
   -- Сегодня? Завтра? - пожал плечами Адмет. - Какая разница? Все равно я умру молодым.
   Было видно, что желание жить совсем оставило царя.
   -- Нельзя внушать себе такие мысли. - строго сказал Гермес. - Я видел людей, которые уверились, будто умирают, и действительно гасли на глазах.
   -- Я могу изменить предсказание! - воскликнул Феб, с ожесточением сжимая свою золотую стрелу. - Смерть, раз уж вы сами пригласили ее в свой дом, все равно придет. Но Адмета может заменить любой из членов семьи. У вас ведь есть те, кому давно пора встретиться с предками... -- лучник выразительно уставился на мать царя.
   Та стояла в дверях, будто ничего не слыша.
   -- Эй, старая, о тебе речь! - довольно грубо окликнул ее Геракл.
   -- Твоему сыну едва за двадцать. - поддержал гиганта Гермес. - Он даже не оставил потомства. Вся Фессалия благословляет его доброту.
   Лицо царицы стало скучным. Она медленно повернулась ко всем спиной и пошла прочь.
   -- Я всегда говорила: нельзя стареть. - раздался в комнате ясный голос. Оказывается, Майя, не доверяя сыну и его приятелю в поимке глиняного бесенка, последовала за богами. Она слышала весь разговор и не знала, как выразить свое возмущение. - Или люди бесчувственны, или с годами теряют способность замечать что-нибудь, кроме себя. - с осуждением сказала нимфа. - А ведь у нее есть душа, и после смерти она сможет жить в Аиде. В отличие от нас, нимф, которые если и умирают, то навсегда.
   Майя обняла за плечи бледную, как зимняя зоря, Алкесту.
   -- Мужайся, девочка. Может, нам еще удастся уговорить твою бессовестную свекровь.
   -- И правда. Ей давно пора. - молвил Гермес, до слез тронутый поведением своей приемной матери. Было ясно, что сама Майя не стала бы долго колебаться.
   -- Нет. - очень тихо, но твердо возразила молодая царица. - Жизнь моей свекрови Фереты, это только ее жизнь. Никто не в праве... -- она выпрямилась, и ладони Майи упали с ее плеч. - Любовь моя, -- женщина скользнула к мужу и обняла его ноги, которые Адмет только что спустил со смертного одра. - Я была так счастлива с тобой, так позволь мне...
   Никто не успел ничего сделать: царь оттолкнуть от себя жену, Аполлон зажать ей рот, а Гермес взмахнуть жезлом и вернуть ускользнувшую секунду назад. Слово сорвалось с губ царицы:
   --...умереть вместо тебя. - Алкеста медленно опустилась на пол, точно вместе с голосом выдохнула и душу. Ее пальцы все еще сжимали ремешки на сандалиях Адмета, но спина согнулась так, словно в ней не было ни одной кости.
   -- Нет! - закричал, наконец пришедший в себя царь.
   "Что я наделал!" - прикусил язык Аполлон.
   -- Я убью эту старую стерву! - Геракл, размахивая палицей, выскочил в сад.
   По дороге он снес кипарисовую расписную колонну, выворотил косяк двери, растоптал гидрию и обрушился с побоями на ни в чем не повинный куст шиповника.
   В это время во двор внесли крытые алым шелком носилки, а из них вышла румяная довольная Ферета, державшая подмышкой два мотка дорогой египетской материи, а на пальце моток бисера. Она ездила по лавкам и теперь в крайнем удивлении взирала на похоронные одежды слуг.
   У Аполлона заломило затылок от нехорошего узнавания: за спиной старой царицы вспорхнула на ветку серая кукушка. Великая Мать снова посетила дом Адмета и подтолкнула его доверчивую жену к смерти. Неужели в наказание за то, что Алкеста отказалась выгнать Феба на улицу?
   Лучник сжал кулаки. Ему были неведомы мотивы Трехликой. Но то, что всякий, кто оказывался добр к злополучному гиперборейцу, становился ее врагом, было ясно, как день.
   * * *
   Тело Алкесты, омытое и обряженное, должно было до утра оставаться в мегароне дворца. Слуги, окончательно сбитые с толку тем, что прощались с царем, а хоронить будут царицу, озабоченно сновали по дому.
   Адмет рыдал у изголовья супруги.
   -- Я не поведу ее в Аид. - решительно сказал Гермес. - Пусть Танатос является за ней прямо сюда.
   -- А что, это мысль. - протянул Аполлон, критически разглядывая Геракла.
   Тот, весь усыпанный землей от вывороченных розовых кустов, сидел в углу зала. Все знали, что гигант недолюбливает преисподней с тех пор, как его покусал трехглавый Кербер. Пса удалось присмирить и даже вылечить от бешенства - собственно, ради этого и понадобилось вытаскивать его из-под земли. Но вот Геракл перебалевал после этого сам и, говорят, не до конца поправился. Всякий, кто имел счастье наблюдать приступы его безумия и остаться в живых, с готовностью бы подтвердил, что без собачьей чумки тут не обошлось.
   -- Ты похож на свеклу. - сказал ему гипербореец. - Скажи-ка лучше, а что Танатос посильнее тебя будет?
   -- Меня-я?! - взревел Геркл, сжимая кулаки и надвигаясь на бога.
   Адмет поднял на собравшихся бледное несчастное лицо, но так ничего и не смог выговорить.
   -- Потише. - пристыдил их Гермес. - Охота орать - идите на улицу.
   -- Меня?! Какой-то там подземный летун?
   -- Но у него львиная голова и когти. - деланно усомнился Аполлон.
   -- У меня тоже. - Геракл тряхнул шкурой нимейского льва, и она с грохотом железной кровли рухнула на пол.
   Адмет вскочил и, зажимая руками уши, в слезах убежал в другую комнату.
   -- Слабо остаться здесь на ночь и подкараулить Танатоса? - самым невинным тоном осведомился лучник.
   Вестник округлил от удивления глаза.
   -- Слушай... это, знаешь... я Танатоса видел только из-за реки... до сих пор волосы шевелятся. Они раз с Хароном играли в кости. Человеческие, между прочим. Харон поставил свой денежный ящик, куда ему кладут монетку за перевоз. Танатос - свой коготь. И продулся. Что было! Лету всю взбаламутили, пока дрались. Забытые души так в разные стороны и разлетались вместе с брызгами. А еще было...
   Аполлон понял, что у Гермеса с перепугу началось словесное извержение.
   -- Так ты останешься?
   -- Если надо. - запнулся тот на середине фразы и стал, блудливыми глазами шарить по сторонам, ища Майю. В надежде, что она уведет его домой. Но нимфа давно удалилась, ее печалили грустные события, тем более если она ничем не могла помочь.
   -- А ты? - Феб требовательно обернулся к Гераклу.
   -- Я?! - снова взревел гигант.
   -- Ты только скрути эту бестию. - поторопился успокоить героя солнечный лучник. - А я пущу в него свою стрелу. И он не унесет душу Алкесты в Аид.
   -- Сделай раз в жизни доброе дело. - насел на бойца Гермес. - И тебе многое простится.
   -- Что, например? - Геракл думал, как камни катал. Он был не прочь вернуть другу жену. Хотя сам держался мнения, что жены - лишнее в отношениях между мужчинами. Однако ему хотелось послушать и посулы богов. Ведь всем известно, что Аполлон с Гермесом непревзойденные болтуны. Потому и держатся поодаль друг от друга - боятся сравнений. Какой случай свел их вместе? Любопытно подбить этих хлыщей на состязание в красноречии. - Так что я получу? - вслух спросил герой, укладывая дубину себе на колени и удобно устраивая на ней локти.
   -- Боги закроют глаза на твои выходки. - веско сказал Гермес. - Кто задушил змей Геры? Кто убил кифарой своего учителя музыки? Кто схватил немейского льва за хвост и сдернул с него шкуру, так что бедное животное с перепугу выпрыгнуло через собственную пасть? Кто заставил гидру запутаться в собственных головах и сдохнуть от удушья? Кто выпросил у Артемиды ее любимую лань с золотыми рогами, якобы для царя Эврисфея, и сожрал ее дорогой? Кто заново засрал конюшни Авгия в отместку за отказ платить по договору? Кто выдергал железным птицам перья из хвостов и забросал ими проплывающих аргонавтов? Кто надругался над критским быком, прежде чем доставить его в Микены?
   -- Жрицы из Лабиринта дразнили меня! - не выдержал Геракл. Требовали, чтоб я показал свою мужскую силу! Думаете, легко было общипывать этих железных кур? Или загадить 300 локтей площади, на которую и кони-то потратили не меньше года?
   -- Это еще не все. - Аполлон перехватил инициативу у Гермеса. - Тебе предстоит, -- величайший среди прорицателей закатил глаза, -- обесчестить царицу амазонок. Убить царя Диомеда и скормить его мясо кобылицам. Оторвать Европу от Африки и каждой воткнуть в берег по каменному столбу. Выбить стрелой глаз Гелиосу, отнять у него золотой кубок и в нем разъезжать по океану. Напасть на старушек гесперид по дороге на базар и опрокинуть корзину с золотыми яблоками! Довольно? Или продолжать?
   Геракл втянул голову в плечи.
   -- Есть еще что-то?
   -- Порядком. - кивнул лучник. - Скажу только, что венцом твоей созидательной деятельности будет убийство любимого орла Зевса. После чего Олимп дрогнет.
   -- Тебя низвергнут на самое дно. - запугивал героя Гермес. - Это уж точно!
   -- Но за что? - возопил гигант. - Я ведь убивал чудовищ по приказу богов!
   -- Но ведь тебе никто не приказывал поступать с ними с такой жестокостью. Ты еще в молодости показал свой зверский нрав, отрезав носы и уши сборщикам налогов царя Эгины.
   -- А чего они... налоги собирают? - огрызнулся Геракл. Он хотел выглядеть злым, но на самом деле был испуган. Если перед воротами в Аид ему предъявят подобный счет, Елисейских полей не видать!
   -- Твое место в пещерах тартара. - угадав мысли Геракла, отчеканил вестник. - Даже Асфоделиев луг с его вечным туманом и скукой для тебя слишком хорош.
   Герой хлопал округлившимися от обиды глазами и прерывисто дышал.
   "Эй, вестник, потише. - мысленно предупредил приятеля Аполлон. - У него сейчас начнется припадок".
   -- Я бы, конечно, мог помочь. - вняв совету Феба, Гермес заговорил мягче. - Ты же знаешь, я проводник. Мое дело, куда вести душу. Мне ничего не стоит пройти мимо тартара и свернуть на Елисейские поля. Или даже провести тебя к лодкам, которые отчаливают на Острова Блаженных. Там правит Кронос, и никакой Зевс, никакая Геро тебя не достанут.
   На простодушном лице гиганта появилась надежда. Его нехитрые мыли были прозрачны для богов, как кусочки слюды.
   -- Но ты должен нам помочь. - закончил за вестника Аполлон. Танатос - не шуточный противник. С ним не удастся поступить, как с критским быком. Так что? По рукам?
   Насупившийся Геракл отбил протянутую ладонь Феба. Он чувствовал, что боги втравили его в какое-то скользкое дело, которое намереваются обтяпать чужими руками. А сами будут только сидеть в сторонке да наблюдать за дракой. Уж как он не любил небожителей! Ему-то самому было обещано бессмертие. Но лишь после череды подвигов, каждый из которых, оказывается вызывал гнев олимпийцев.
   -- Ладно. Что надо делать? - нехотя осведомился герой.
   Аполлон сделал им с Гермесом знак подойти поближе и начал объяснять свой план.
   * * *
   Ровно в полночь Танатос осознал, что вестник богов так и не привел ему душу Алкесты. Более того, не собирается вести.
   Это было вопиющим нарушением правил. Выскочка Гермес разгуливал по Аиду, где хотел, да еще потаскивал у Танатоса подручных, под видом вызывания душ умерших. Души, известное дело, не откликаются. Тем, кто в тартаре, не до живых. Их днем и ночью мучают за земные грехи. Те, кто хлебнул воды забвения и блуждает по Асфоделию, не помнят даже собственных имен и не откликаются на зов. Счастливчики же, вечно пляшущие на солнечных Елисейских полях, и подавно глухи. Им так хорошо, что не до забот верхнего мира. А вот кусачие дьяволята Танатоса так и норовят выскочить в любую щель. Они родились в мрачных глубинах тартара, и им любопытно поглядеть на солнышко да загрызть пару-тройку людишек. Что ни говори, а живая кровь бодрит!
   Наглая выходка вестника, который отлынивал от своих прямых обязанностей, взбесила духа тьмы. Теперь он, Танатос, должен мять старые кости, исполняя чужую работу!
   Дорогой чудовище сочиняло жалобу, намереваясь по возвращении записать ее когтем на спине какого-нибудь грешника и сгонять его во дворец к Аиду, а тот уже доложит выше, кому следует. Ведь Гермес, хоть и гуляет по преисподней, как дома, но царю подземного мира не подчиняется.
   В этом Танатос тоже видел непорядок. Его простая душа требовала логики, в которую вестник, скользивший между мирами, не вписывался. "Нет над ним начальства, вот он и чудит!" - вздохнул демон, вылетев из разлома в земле близ дворца Адмета.
   Теплый ночной воздух неприятно полоснул его по коже. Твари из тартара не привыкли жить под небом, их раздражали шорохи и звуки открытого мира, больно царапал ветер. "Вот для этого и нужен Гермес, -- рассуждал Танатос. - Спустил душу вниз и все дела. Напился, наверное". - прикидывал он причину неявки вестника.
   Во дворе дворца Танатос заметил небольшую стелу с изображение женской фигуры, закутанной в гиматий. "Готовятся. - отметил про себя демон. Порядочные люли".
   У ворот стояли выкаченные из конюшни погребальные дроги. Вертикально застывшие на одном колесе, они напоминали детские качели. С высоты своего полета Танатос видел и невысокий холмик царский гробницы на некрополе за городской стеной. Вокруг него даже ночью возились рабочие, отодвигая камень от входа в дромос и затаскивая в него белевший сквозь тьму саркофаг.
   Еще раз отметив порядочность обитателей усадьбы, демон обругал Гермеса лентяем. "К таким людям и не поспешил!"
   Дверь во дворец была специально открыта, чтоб душа в свою последнюю ночь дома могла спокойно побродить по родным местам. Дальше ей предстоял нелегкий путь.
   Танатос проскользнул внутрь. Он отлично видел в темноте. Но не в такой. Под землей темнота ровная, а здесь рваная: на улице одно, в доме другое. С непривычки Танатос пару раз налетел на стену, прежде чем проник в мегарон. Здесь, благодаря квадратному окну в крыше, было светлее.
   На высоком одре лежало тело Алкесты, покрытое легким полупрозрачным покрывалом из эламского шелка с золотой протяжкой. Но не блеск драгоценных нитей привлекал демона. Его притягивало теплое ровное свечение, разливавшееся чуть выше уже похолодевшего тела молодой царицы. Оно концентрировалось над солнечным сплетением, как маленький горячий шарик. Этот шарик Танатос должен был забрать. Он протянул когтистую лапу и сделал несколько шагов.
   Казалось, женщина лишь ненадолго задержала дыхание. Демон видел уйму покойниц и покрасивее, чем эта. Трогательное выражение преданности, застывшее на ее лице, не остановило его ни на секунду. Когти щелкнули в воздухе, и в этот миг у кого-то не выдержали нервы. Громадная дубина, взвившись в воздухе, опустилась на голову Танатосу, и удивленный демон услышал, как трещит его собственный череп.
   Однако дети тартара и с раскроенными костями бессмертны. Промятая внутрь голова Танатоса уже в следующую минуту приняла прежнюю форму, и демон оскалил пасть. Рев, который он издал, сотряс дворец. На следующий день Адмет утверждал, будто упал с кровати и потерял сознание. Боги оставили это заявление на его совести. Не все отличаются олимпийской храбростью, олимпийским спокойствием и олимпийской предприимчивостью. Бессмертные, например, просто зажали уши, зажмурили глаза и по-гаргоньи высунули языки, полагая, что в таком виде им ничего не угрожает.