Страница:
Постановка всех этих задач в рамках семилетнего плана и последующего периода позволяли Хрущеву провозгласить, что СССР вступил в «период развернутого строительства коммунистического общества». Он объявлял: «Основной практической задачей для нашей страны является создание материально-технической базы коммунистического общества, новый мощный подъем социалистических производительных сил».
Хрущев утверждал: «Было бы упрощенчеством полагать, что если мы догоним Соединенные Штаты в экономическом отношении, то тем самым завершим коммунистическое строительство. Нет, это еще не конечный рубеж нашего движения… Соревнуясь с Америкой, мы не считаем ее для себя эталоном в экономическом строительстве… Выиграв экономическое соревнование с США, мы завершим только первый этап коммунистического строительства. Достигнутый на этом этапе уровень экономического развития для нас вовсе не конечная станция, а лишь разъезд, на котором мы сможем нагнать самую развитую капиталистическую страну, оставить ее на этом разъезде, а самим двигаться вперед. (Бурные аплодисменты.)»
«В решении задач коммунистического строительства, – говорил Хрущев, – большое теоретическое и практическое значение приобретает вопрос о путях развития и сближения колхозной и общенародной форм социалистической собственности… Слияние колхозно-кооперативной собственности с государственной собственностью в одну общенародную собственность – это не просто организационно-хозяйственное мероприятие, а решение глубокой проблемы преодоления существенного различия между городом и деревней».
Одновременно Хрущев говорил о том, что по мере продвижения к коммунизму «настоятельно встают также вопросы политической организации общества, государственного устройства и управления в период развернутого строительства коммунизма». Хрущев считал, что наиболее верным путем отмирания государства, которое должно будет произойти в коммунистическом обществе, является передача функций государственных организаций общественным. Хрущев говорил: «Дело идет к тому, чтобы функции обеспечения общественного порядка и безопасности наряду с такими государственными учреждениями, как милиция и суды, выполняли параллельно и общественные организации. У нас сейчас осуществляется этот процесс».
Следствием этого курса Хрущева стала организация народных дружин, которые помогали милиции поддерживать порядок на улицах. Хотя по личному опыту я знаю, что дежурство в отрядах народных дружин часто сводилось к долгим и довольно скучным прогулкам по улицам, присутствие дружинников на улицах оказывало свое воздействие на потенциальных нарушителей порядка. Дружинники не раз помогали милиционерам останавливать антиобщественные поступки и даже задерживали преступников. В то же время надежда Хрущева на то, что «добровольные отряды народной милиции должны взять на себя обеспечение общественного порядка в своих населенных пунктах», была преждевременной. А ведь, надеясь на народные дружины, Хрущев взял курс на ликвидацию милиции. В своем докладе он объявил: «Резко сокращен аппарат милиции». Сокращение профессиональных работников милиции было неоправданным и могло лишь ослабить борьбу с преступностью.
Другим нововведением Хрущева стала передача ряда функций народных судов «товарищеским судам». Одновременно по инициативе Хрущева развилась практика передачи преступников на поруки трудовому коллективу, в котором он работал. Во многих случаях эта практика себя не оправдала, и в дальнейшем от нее отказались.
Доказывая «югославским ревизионистам», что советское государство постепенно отказывается от репрессивных функций, Хрущев заявил: «Как я уже говорил, у нас сейчас нет заключенных в тюрьмах по политическим мотивам». (Это утверждение дважды прозвучало в выступлении Хрущева, а затем в выступлении Шелепина. Но это не соответствовало действительности. В.В. Кожинов писал: «Те, кто утверждают, что Хрущев проявлял крайнюю жестокость под давлением Сталина, а, придя к власти, стал чуть ли не гуманистом, фальсифицируют историю. При Хрущеве… получали… сроки заключения до 10… и даже до 15… лет и «инакомыслящие» – к тому же нередко весьма умеренные – группы (в основном студенческие) Льва Краснопевцева (Москва, 1957), Револьта Пименова (Ленинград, 1957), Виктора Трофимова (Ленинград, 1957), Сергея Пирогова (Москва, 1958), Михаила Молоствова (Ленинград, 1958)…» Как отмечал Кожинов, аресты подобных групп продолжились и в дальнейшем. По оценке профессора Ю.В. Качановского, в течение правления Хрущева число новых политических заключенных составило около 10 000 человек.)
Объявляя программу свертывания ряда государственных структур, Хрущев одновременно исходил из необходимости всемерно укреплять партию и ее систему управления. В разделе доклада «Коммунистическая партия – руководящая и организующая сила советского народа в борьбе за победу коммунизма» Хрущев подчеркивал, что после XX съезда «партия осуществила ряд крупных мер в области внутренней и внешней политики… Центральный Комитет партии на своих Пленумах регулярно рассматривал назревшие вопросы коммунистического строительства». Он отмечал количественный рост числа членов партии. Действительно, за шесть с небольшим лет, прошедших с XIX съезда, число членов партии выросло с 6 882 145 человек до 8 239 131, то есть на 20%. Хрущев заявлял: «В нашей ленинской партии советский народ видит своего испытанного вождя и учителя, в ее мудром руководстве – залог побед коммунизма».
По мысли Хрущева, достижения советской экономики в ходе строительства коммунистического общества в ближайшие семь лет должны были также обеспечить «решающий перевес в соотношении сил на международной арене в пользу мира, и таким образом возникнут новые, еще более благоприятные условия для предотвращения мировой войны». В результате «осуществления экономических планов Советского Союза, всех социалистических стран Европы и Азии, – заявлял Хрущев, – будут созданы реальные возможности для устранения войны как средства решения международных вопросов». Хрущев пояснял, что «еще до полной победы социализма на Земле, при сохранении капитализма в части мира, возникнет реальная возможность исключить мировую войну из жизни общества».
В то же время, говоря о кризисах 1958 года, Хрущев не исключал возможности их перерастания в глобальный конфликт. Вспомнив события в Тайваньском проливе, Хрущев заметил, что «недавно весь мир с тревогой наблюдал, как американские агрессивные действия грозили перерасти в огромный пожар». Он сказал, что «пожар мировой войны» может вспыхнуть в случае попыток Запада поглотить ГДР. При этом он осудил западногерманского канцлера Конрада Аденауэра за его непримиримую политику в отношении ГДР и заверил, что у лидера Христианско-демократического союза ФРГ «никаких перспектив попасть в рай… нет», а ему «уготовано совсем другое место – в геенне огненной». Выразив удовлетворение «развитием событий в странах Ближнего и Среднего Востока», Хрущев в то же время заявил, что «нельзя думать, что там исключена возможность обострения положения». Он выразил солидарность с президентами Ирака и ОАР Касемом и Насером, хотя и пожурил последнего за аресты коммунистов Сирии и Египта.
Говоря о возможности войны, Хрущев замечал: «Пока существует капитализм, всегда могут отыскаться люди, которые «рассудку вопреки» захотят ринуться в безнадежное предприятие. Однако этим они только ускорят гибель капиталистической системы. Любая попытка агрессии будет пресечена, а авантюристы окажутся там, где им и надлежит быть. (Продолжительные аплодисменты.)»
Хрущев напомнил, что «если Советский Союз умеет посылать ракету на сотни тысяч километров, то он может послать без промаха мощные ракеты в любую точку земного шара. (Аплодисменты.)»
В своих выступлениях делегаты съезда одобряли содержание доклада Хрущева. При этом упоминания фамилии Хрущева были чаще, чем на XX съезде. Так, в первом же выступлении в прениях первого секретаря ЦК КП Украины Н.В. Подгорного фамилия Хрущева прозвучала 11 раз. При этом зачастую фамилию Хрущева упоминали вместе с его именем и отчеством. Обильны были и восхваления его доклада. Н.В. Подгорный заявил: «Доклад тов. Н.С. Хрущева является ценным вкладом в дальнейшее развитие марксистско-ленинской теории, ярким образцом единства теории и практики». Л.И. Брежнев заявил: «Программа этого семилетия, изложенная Хрущевым, восхищает всех нас своей грандиозностью, масштабами хозяйственного и культурного строительства. Она вдохновляет и мобилизует советских людей на новые великие дела». Председатель Совета Министров РСФСР Д.С. Полянский назвал доклад Хрущева «образцом неразрывного единства теории и практики, творческого развития марксизма-ленинизма. Он говорил: «Замечательный доклад Н.С. Хрущева – живое воплощение ленинских идей о построении коммунизма в нашей стране, свидетельство всепобеждающей силы марксизма-ленинизма». А.И. Микоян уверял, что «доклад… товарища Хрущева Никиты Сергеевича прозвучал величественной симфонией о коммунистическом строительстве». А.Б. Аристов, используя те же образные выражения, к которым прибегал Л.М. Каганович для характеристики доклада И.В. Сталина на XVII съезде – «съезде победителей», заявил: «Доклад Никиты Сергеевича Хрущева… как луч прожектора, освещает те дали, в которых уже ощутимо вырисовываются контуры величественного здания коммунизма».
Как и на «съезде победителей», в речах делегатов XXI съезда все чаще звучали славословия в адрес первого руководителя партии. В своем выступлении А.И. Кириченко сказал: «Справедливость требует отметить выдающуюся деятельность, ленинскую твердость, принципиальность и инициативу в постановке и разработке важнейших вопросов теории и практической деятельности нашей партии и Советского правительства, огромную организаторскую роль Первого секретаря Центрального комитета КПСС, Председателя Совета Министров Союза ССР товарища Никиты Сергеевича Хрущева. (Аплодисменты.)» Секретарь ЦК КПСС П.Н. Поспелов заявил: «Надо прямо сказать, товарищи, что в той большой политической, организаторской, теоретической работе, которую провел во всех областях наш ленинский Центральный комитет, – от решения сложнейших и острейших международных вопросов, от неустанной борьбы за дело мира, за предотвращение войны, от решения важнейших вопросов развития сельского хозяйства и колхозного строя, перестройки управления промышленностью и строительством до вопросов науки, литературы и искусства, вопросов укрепления связи школы с жизнью – выдающаяся роль принадлежит инициативе, богатому политическому опыту, неутомимой энергии товарища Никиты Сергеевича Хрущева. (Аплодисменты.)»
Но зато почти каждый из выступавших делегатов высказывал свое осуждение «антипартийной группы» и свое восхищение победой Хрущева над ее членами, прибегая к красочным выражениям. Н.Г. Игнатов назвал «антипартийную группу» «мерзкой кучкой банкротов». Сказав, что члены «антипартийной группы» свалились в «политическое болото», председатель Госплана И.И. Кузьмин сказал: «Тысячу раз был прав товарищ Хрущев, когда говорил: каждого, кто попытается поднять руку на свою мать – на партию, ждет презрение народа».
На съезде были подвергнуты осуждению те бывшие члены Президиума ЦК, которые сразу после июньского (1957 г.) пленума ЦК не были включены в состав «антипартийной группы». Вспоминая покаянное выступление Булганина на декабрьском (1958 г.) пленуме ЦК КПСС, первый секретарь Ленинградского обкома КПСС И.В. Спиридонов возмущался тем, что тот, осудив Молотова, Кагановича, Маленкова, не замечал их отрицательные черты раньше, так как «он работал с этими людьми не год и не два, а добрых два десятка лет». «Если это так, – вопрошал Спиридонов, – то спрашивается, как же в такую семью "дружных ребят" попал Булганин? Кто же он сам, как не единомышленник, а не только просто соучастник антипартийной группы?» Хотя многим делегатам съезда было известно, что Хрущев был хорошо знаком с Кагановичем с 1920-х годов и был его выдвиженцем, близким другом Булганина с начала 1930-х годов, союзником Маленкова с конца 1930-х годов, ни Спиридонов, ни другие делегаты съезда не задали Хрущеву вопрос: почему он раньше не замечал у членов «антипартийной группы» тех качеств, которые потом обличал в своих публичных выступлениях с конца июня 1957 года?
Однако Спиридонов был готов простить Булганина, так как он «худо ли, хорошо ли (скорее всего, худо)… хоть выступил перед партией, перед народом с осуждением своей антипартийной позиции. А вот кандидат в члены Президиума ЦК тов. Первухин и член ЦК тов. Сабуров за полтора года ни разу не выступили с осуждением антипартийной группы и своей роли в ней. Как же надо понимать это молчание, тт. Первухин и Сабуров, и нельзя ли потребовать от вас ответа перед съездом за ваши ошибки? (Аплодисменты.)»
Через несколько заседаний выступили М.Г. Первухин и М.З. Сабуров. Оба выступления напоминали те покаянные речи, которые произносили Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков и другие на XVII съезде партии. Оба оратора выражали одобрение доклада Хрущева и его политики. Оба выступавших рассказывали, в чем была суть их «ошибочной позиции». Но вскоре стало ясно, что покаяния Первухина, да и Сабурова показались делегатам съезда неискренними и недостаточными. Точно так же на XVII съезде покаянные речи бывших оппозиционеров встречали издевательскими комментариями и их высмеивали за недостаточно глубокое раскаяние. Первый секретарь Омского обкома партии Е.П. Колущинский утверждал, что ЦК КПСС проявил «особую гуманность в отношении Булганина, Первухина, Сабурова, но они не сделали из этого никаких выводов». Он говорил, что Первухин, «хитрит, выкручивается, хочет уйти от ответственности… Вместо того, чтобы рассказать съезду о своей подленькой роли, о том, что был вместе с грязной заговорщической группой, и чистосердечно раскаяться перед съездом». Ему вторил первый секретарь Саратовского обкома КПСС Г.А. Денисов, который столь же резко осудил выступления Первухина и Сабурова.
Осуждая в своем выступлении речь Первухина, председатель Госплана И.И. Кузьмин обвинял его в том, что тот «систематически проводил линию на преимущественное строительство гидроэлектростанций, в связи с чем, без необходимости, на цели этого строительства отвлекались огромные средства. Электрификация страны задерживалась, народному хозяйству наносился ущерб». Кузьмин обвинял Первухина и в том, что он сознательно навязывал вредные решения по химической промышленности. Кузьмин обнаружил подобные действия и в прошлом Сабурова. Его поддержал бывший председатель КГБ, а тогда первый секретарь обкома Татарстана С.Д. Игнатьев, который обратил внимание на «вредные последствия» «недальновидной, неправильной линии, которую длительное время проводили некоторые работники Министерства нефтяной промышленности и Госплана СССР в период руководства им тов. Сабуровым». Эти обвинения напоминали те, которые предъявляли во время московских процессов Пятакову и другим «хозяйственникам», обвиненным во вредительской деятельности. Поскольку же председатель КГБ Шелепин объявил действия «антипартийной группы» «заговором», то не исключено, что Хрущев и его сторонники запугивали своих противников возможным процессом, за которым могли последовать и массовые репрессии.
Однако дело до ареста «заговорщиков» и «вредителей» не дошло. Более того, не все участники выступления в июне 1957 года против Хрущева подверглись публичному осуждению. На XXI съезде КПСС по-прежнему не говорили о роли Ворошилова в борьбе против Хрущева в июне 1957 года, и он оставался на посту Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Правда, маршал не выступил на съезде. Было объявлено, что Ворошилов заболел, и его речь была в письменном виде включена в стенографический отчет о съезде.
После продолжавшихся в течение десяти дней выступлений Н.С. Хрущев произнес заключительное слово. Подводя итоги 86 выступлениям, он заявил: «Передовики промышленности и сельского хозяйства, представители интеллигенции, партийные и советские работники – все товарищи, выступавшие на съезде, с глубокой убежденностью говорили о том, что задания съезда будут не только выполнены, но и перевыполнены. (Продолжительные аплодисменты.)» Хрущев выразил «самую искреннюю благодарность братским партиям за приветствия и дружеские пожелания успехов Коммунистической партии и народам Советского Союза. (Бурные, продолжительные аплодисменты. Все встают.)»
И тут Хрущев, подобно председателю Старкомхоза Гаврилину из «Двенадцати стульев», сбился на международную тематику и никак не мог остановиться. Он сообщил о том, что 3 февраля 1959 года на заводе Бхилаи, построенном за счет СССР и советскими специалистами в Индии, был получен первый чугун. Он сказал, что этот «чугун будет символом крепнущей дружбы народов Советского Союза и Индии (Бурные аплодисменты.)», и пожелал: "Пусть в огне этой домны сгорят все козни империалистов…" (Продолжительные аплодисменты.)» После этого он, имея в виду руководителей Индии, выразил им поддержку, заметив, правда, что «они с трудом произносят слово "коммунизм' и не всегда ясно, что означает в их представлении социализм». И все же, считая такие страны, как Индия, потенциальными союзниками СССР, Хрущев сказал: «Если взять страны, входящие в мировую социалистическую систему, и страны, которые ведут мужественную борьбу против империализма и колониализма, за свою свободу и национальную независимость, то перевес сил уже сейчас на стороне этих миролюбивых сил, а не на стороне империалистических государств. И по территории, и по численности населения, и по наличию природных богатств миролюбивые страны превосходят империалистические государства».
Потом Хрущев призывал к мирному соревнованию между капитализмом и социализмом: «Если говорить на коммерческом языке, очевидно, более доступном для представителей капиталистического мира, то давайте разложим свои «товары»: социалистический мир – свои, капиталистический мир свои. И пусть каждый строй покажет, где и сколько часов длится рабочий день, сколько материальных и духовных благ получает трудовой человек, какое он имеет жилье, какие ему предоставлены возможности для образования, какое участие принимает он в государственных делах, в политической жизни страны, кто является хозяином всех материальных и культурных богатств – тот, кто трудится, или тот, кто не трудится, но имеет капиталы… Предоставим народам возможность самим выбирать тот общественный строй, который больше отвечает их интересам».
Здесь Хрущев перешел к критике последних заявлений президента США Д. Эйзенхауэра, вице-президента США Р. Никсона, государственного секретаря США Д.Ф. Даллеса. Хрущев говорил: «В их выступлениях звучат призывы к какой-то настороженности, брошен камешек сомнений, чувствуется возврат к старой воинственной терминологии». Подробно Н.С. Хрущев остановился и на заявлении министра обороны США Н. Макэлроя, который сказал, что «Соединенные Штаты будут вести боевые действия с территории своих союзников, расположенных вблизи границ СССР, а Советский Союз должен будет полагаться лишь на ракеты, которые он сможет запускать со своей территории». В ответ Хрущев заметил: «Надо полагать, что англичане, французы, немцы, турки, греки, итальянцы, народы других стран, на территории которых расположены американские военные базы, обратили внимание на то, что сулит им такая перспектива… Если некоторые американские деятели полагают, будто в настоящее время их территория неуязвима, они могут прийти к выводу, что настал удобный момент, чтобы развязать войну, и в этой войне расплачиваться кровью и жизнью англичан, французов, итальянцев, немцев, турок и других своих союзников, территория которых в случае войны была бы опустошена ракетами среднего и ближнего радиуса действия».
Описав мрачную перспективу, ожидавшую народы Великобритании, Франции, Италии, Западной Германии, Турции, Хрущев сообщал, что в случае войны будут уничтожены не только эти страны-союзницы США: «Думаю, что американским стратегам пора прекратить строить свои расчеты на иллюзиях, будто в случае возникновения военного конфликта территория Соединенных Штатов останется неуязвимой… На самом деле Советский Союз сейчас имеет средства нанести сокрушительный удар по агрессору на любой точке земного шара. (Бурные аплодисменты.) Ведь не для красного словца мы говорим о том, что у нас организовано серийное производство межконтинентальных баллистических ракет. И говорим это не для угрозы кому-либо, а чтобы внести ясность в действительное положение дел. (Оживление в зале. Продолжительные аплодисменты.)»
После этого Хрущев рассказал о недавнем посещении США Микояном, который прибыл туда в качестве гостя советского посла в этой стране М.А. Меньшикова. Хрущев сообщил, что «в ответ на вопрос одного из корреспондентов о возможности моей поездки в США, аналогичной поездке А.И. Микояна, президент Эйзенхауэр недвусмысленно сказал, что это исключается. Он заявил: «Это нельзя делать в неофициальном порядке, как сделал г-н Микоян». «Выходит, – иронизировал Хрущев, – к нему одна мерка, а ко мне другая. (Оживление в зале.)… Получается что-то вроде дискриминации. (Смех.)… Пусть меня правильно поймут. Я вовсе не собираюсь просить визы на такую поездку. У нас дел много… Речь идет не о желании поехать в США, речь идет о другом – о правах человека. (Оживление в зале. Аплодисменты.) Непонятно, за какие проступки президент лишает меня возможности пользоваться тем, чем пользуются другие, получающие право посетить эту страну. (Смех в зале.)»
В ответ на отказ Эйзенхауэра принять Хрущева в качестве неофициального гостя, тот пригласил президента США в СССР. Он заявил: «Если бы господин президент решил приехать в нашу страну, он был бы встречен с искренним гостеприимством как нашим правительством, так и советским народом. (Продолжительные аплодисменты.) Он может взять с собой кого захочет, все они будут желанными гостями. Пусть господин президент посмотрит карту Советского Союза и выберет районы нашей страны, которые он хотел бы посетить… Такой визит был бы, несомненно, полезным для обеих стран и получил бы одобрение народов США и Советского Союза. И мы такое предложение делаем без условий взаимности. А своими визитами мы докучать не будем. (Оживление в зале. Аплодисменты.)»
Хрущев объявил и о своей готовности помириться с государственным секретарем США Д.Ф. Даллесом, несмотря на его жесткую позицию: «Государственный секретарь Даллес говорит, что Соединенные Штаты Америки не могут пойти на уступки в переговорах с Советским Союзом. На это мы можем сказать г-ну Даллесу… Советский Союз не хочет выигрыша в "холодной войне" ни для себя, ни для США, да и вообще "холодную войну" нельзя выиграть… И если уж, г-н Даллес, вам так хочется, то во имя окончания "холодной войны" мы готовы даже признать «победу» в этой ненужной народам «войне» за вами. Считайте, господа, себя «победителями» в этой «войне», только кончайте ее скорее. (Оживление в зале. Аплодисменты.)»
Продолжая рассуждать о том, что «мешает мирному сосуществованию государств с различным общественным устройством», Хрущев пояснял: «Когда тесный сапог жмет и натирает солдату ногу, мешает ему ходить нужным солдатским шагом, то приходится переобуться, а другой раз сменить сапоги». Такую «смену сапог» Хрущев видел в его предложении о превращении Западного Берлина в вольный город. Он стал говорить о германском вопросе, напомнив о Гитлере, его расистских и геополитических теориях и его разгроме. Потом Хрущев вспомнил, что «трудолюбивый и талантливый немецкий народ дал миру великих мыслителей и выдающихся ученых, поэтов, музыкантов, он создал мощную промышленность и обеспечивает высокий жизненный уровень и достиг этого без захвата чужих территорий, на что его толкали Гитлер и Геббельс». Однако, по словам Хрущева, «канцлер Западной Германии г-н Аденауэр смотрит в другую сторону, он делает ставку на продолжение "холодной войны" и проведение политики "с позиции силы". «Вы, господин канцлер, – говорил Хрущев – сидите на берегу реки с удочкой и ждете, когда клюнет рыба и причем такая рыба, которая и не водится в этой реке. (Смех в зале. Аплодисменты.)» Хрущев посоветовал Аденауэру: «Не подходите к политике, г-н канцлер, как торговец в бакалейной лавке. Нам платить не за что, мы вам не должны».
Покончив с германским вопросом, Хрущев перешел к вопросу о ядерных испытаниях. Затем еще раз обрушился на «югославских ревизионистов», о которых он и так немало сказал в докладе. Затем Хрущев назвал сенатора Хэмфри «бароном Мюнхаузеном» за то, что тот чересчур откровенно сообщил прессе о своей беседе с Хрущевым. Хэмфри же говорил, что в приватной беседе Хрущев высмеивал китайских руководителей за движение «большого скачка». Хрущев отрицал, что он это говорил.
Хрущев утверждал: «Было бы упрощенчеством полагать, что если мы догоним Соединенные Штаты в экономическом отношении, то тем самым завершим коммунистическое строительство. Нет, это еще не конечный рубеж нашего движения… Соревнуясь с Америкой, мы не считаем ее для себя эталоном в экономическом строительстве… Выиграв экономическое соревнование с США, мы завершим только первый этап коммунистического строительства. Достигнутый на этом этапе уровень экономического развития для нас вовсе не конечная станция, а лишь разъезд, на котором мы сможем нагнать самую развитую капиталистическую страну, оставить ее на этом разъезде, а самим двигаться вперед. (Бурные аплодисменты.)»
«В решении задач коммунистического строительства, – говорил Хрущев, – большое теоретическое и практическое значение приобретает вопрос о путях развития и сближения колхозной и общенародной форм социалистической собственности… Слияние колхозно-кооперативной собственности с государственной собственностью в одну общенародную собственность – это не просто организационно-хозяйственное мероприятие, а решение глубокой проблемы преодоления существенного различия между городом и деревней».
Одновременно Хрущев говорил о том, что по мере продвижения к коммунизму «настоятельно встают также вопросы политической организации общества, государственного устройства и управления в период развернутого строительства коммунизма». Хрущев считал, что наиболее верным путем отмирания государства, которое должно будет произойти в коммунистическом обществе, является передача функций государственных организаций общественным. Хрущев говорил: «Дело идет к тому, чтобы функции обеспечения общественного порядка и безопасности наряду с такими государственными учреждениями, как милиция и суды, выполняли параллельно и общественные организации. У нас сейчас осуществляется этот процесс».
Следствием этого курса Хрущева стала организация народных дружин, которые помогали милиции поддерживать порядок на улицах. Хотя по личному опыту я знаю, что дежурство в отрядах народных дружин часто сводилось к долгим и довольно скучным прогулкам по улицам, присутствие дружинников на улицах оказывало свое воздействие на потенциальных нарушителей порядка. Дружинники не раз помогали милиционерам останавливать антиобщественные поступки и даже задерживали преступников. В то же время надежда Хрущева на то, что «добровольные отряды народной милиции должны взять на себя обеспечение общественного порядка в своих населенных пунктах», была преждевременной. А ведь, надеясь на народные дружины, Хрущев взял курс на ликвидацию милиции. В своем докладе он объявил: «Резко сокращен аппарат милиции». Сокращение профессиональных работников милиции было неоправданным и могло лишь ослабить борьбу с преступностью.
Другим нововведением Хрущева стала передача ряда функций народных судов «товарищеским судам». Одновременно по инициативе Хрущева развилась практика передачи преступников на поруки трудовому коллективу, в котором он работал. Во многих случаях эта практика себя не оправдала, и в дальнейшем от нее отказались.
Доказывая «югославским ревизионистам», что советское государство постепенно отказывается от репрессивных функций, Хрущев заявил: «Как я уже говорил, у нас сейчас нет заключенных в тюрьмах по политическим мотивам». (Это утверждение дважды прозвучало в выступлении Хрущева, а затем в выступлении Шелепина. Но это не соответствовало действительности. В.В. Кожинов писал: «Те, кто утверждают, что Хрущев проявлял крайнюю жестокость под давлением Сталина, а, придя к власти, стал чуть ли не гуманистом, фальсифицируют историю. При Хрущеве… получали… сроки заключения до 10… и даже до 15… лет и «инакомыслящие» – к тому же нередко весьма умеренные – группы (в основном студенческие) Льва Краснопевцева (Москва, 1957), Револьта Пименова (Ленинград, 1957), Виктора Трофимова (Ленинград, 1957), Сергея Пирогова (Москва, 1958), Михаила Молоствова (Ленинград, 1958)…» Как отмечал Кожинов, аресты подобных групп продолжились и в дальнейшем. По оценке профессора Ю.В. Качановского, в течение правления Хрущева число новых политических заключенных составило около 10 000 человек.)
Объявляя программу свертывания ряда государственных структур, Хрущев одновременно исходил из необходимости всемерно укреплять партию и ее систему управления. В разделе доклада «Коммунистическая партия – руководящая и организующая сила советского народа в борьбе за победу коммунизма» Хрущев подчеркивал, что после XX съезда «партия осуществила ряд крупных мер в области внутренней и внешней политики… Центральный Комитет партии на своих Пленумах регулярно рассматривал назревшие вопросы коммунистического строительства». Он отмечал количественный рост числа членов партии. Действительно, за шесть с небольшим лет, прошедших с XIX съезда, число членов партии выросло с 6 882 145 человек до 8 239 131, то есть на 20%. Хрущев заявлял: «В нашей ленинской партии советский народ видит своего испытанного вождя и учителя, в ее мудром руководстве – залог побед коммунизма».
По мысли Хрущева, достижения советской экономики в ходе строительства коммунистического общества в ближайшие семь лет должны были также обеспечить «решающий перевес в соотношении сил на международной арене в пользу мира, и таким образом возникнут новые, еще более благоприятные условия для предотвращения мировой войны». В результате «осуществления экономических планов Советского Союза, всех социалистических стран Европы и Азии, – заявлял Хрущев, – будут созданы реальные возможности для устранения войны как средства решения международных вопросов». Хрущев пояснял, что «еще до полной победы социализма на Земле, при сохранении капитализма в части мира, возникнет реальная возможность исключить мировую войну из жизни общества».
В то же время, говоря о кризисах 1958 года, Хрущев не исключал возможности их перерастания в глобальный конфликт. Вспомнив события в Тайваньском проливе, Хрущев заметил, что «недавно весь мир с тревогой наблюдал, как американские агрессивные действия грозили перерасти в огромный пожар». Он сказал, что «пожар мировой войны» может вспыхнуть в случае попыток Запада поглотить ГДР. При этом он осудил западногерманского канцлера Конрада Аденауэра за его непримиримую политику в отношении ГДР и заверил, что у лидера Христианско-демократического союза ФРГ «никаких перспектив попасть в рай… нет», а ему «уготовано совсем другое место – в геенне огненной». Выразив удовлетворение «развитием событий в странах Ближнего и Среднего Востока», Хрущев в то же время заявил, что «нельзя думать, что там исключена возможность обострения положения». Он выразил солидарность с президентами Ирака и ОАР Касемом и Насером, хотя и пожурил последнего за аресты коммунистов Сирии и Египта.
Говоря о возможности войны, Хрущев замечал: «Пока существует капитализм, всегда могут отыскаться люди, которые «рассудку вопреки» захотят ринуться в безнадежное предприятие. Однако этим они только ускорят гибель капиталистической системы. Любая попытка агрессии будет пресечена, а авантюристы окажутся там, где им и надлежит быть. (Продолжительные аплодисменты.)»
Хрущев напомнил, что «если Советский Союз умеет посылать ракету на сотни тысяч километров, то он может послать без промаха мощные ракеты в любую точку земного шара. (Аплодисменты.)»
В своих выступлениях делегаты съезда одобряли содержание доклада Хрущева. При этом упоминания фамилии Хрущева были чаще, чем на XX съезде. Так, в первом же выступлении в прениях первого секретаря ЦК КП Украины Н.В. Подгорного фамилия Хрущева прозвучала 11 раз. При этом зачастую фамилию Хрущева упоминали вместе с его именем и отчеством. Обильны были и восхваления его доклада. Н.В. Подгорный заявил: «Доклад тов. Н.С. Хрущева является ценным вкладом в дальнейшее развитие марксистско-ленинской теории, ярким образцом единства теории и практики». Л.И. Брежнев заявил: «Программа этого семилетия, изложенная Хрущевым, восхищает всех нас своей грандиозностью, масштабами хозяйственного и культурного строительства. Она вдохновляет и мобилизует советских людей на новые великие дела». Председатель Совета Министров РСФСР Д.С. Полянский назвал доклад Хрущева «образцом неразрывного единства теории и практики, творческого развития марксизма-ленинизма. Он говорил: «Замечательный доклад Н.С. Хрущева – живое воплощение ленинских идей о построении коммунизма в нашей стране, свидетельство всепобеждающей силы марксизма-ленинизма». А.И. Микоян уверял, что «доклад… товарища Хрущева Никиты Сергеевича прозвучал величественной симфонией о коммунистическом строительстве». А.Б. Аристов, используя те же образные выражения, к которым прибегал Л.М. Каганович для характеристики доклада И.В. Сталина на XVII съезде – «съезде победителей», заявил: «Доклад Никиты Сергеевича Хрущева… как луч прожектора, освещает те дали, в которых уже ощутимо вырисовываются контуры величественного здания коммунизма».
Как и на «съезде победителей», в речах делегатов XXI съезда все чаще звучали славословия в адрес первого руководителя партии. В своем выступлении А.И. Кириченко сказал: «Справедливость требует отметить выдающуюся деятельность, ленинскую твердость, принципиальность и инициативу в постановке и разработке важнейших вопросов теории и практической деятельности нашей партии и Советского правительства, огромную организаторскую роль Первого секретаря Центрального комитета КПСС, Председателя Совета Министров Союза ССР товарища Никиты Сергеевича Хрущева. (Аплодисменты.)» Секретарь ЦК КПСС П.Н. Поспелов заявил: «Надо прямо сказать, товарищи, что в той большой политической, организаторской, теоретической работе, которую провел во всех областях наш ленинский Центральный комитет, – от решения сложнейших и острейших международных вопросов, от неустанной борьбы за дело мира, за предотвращение войны, от решения важнейших вопросов развития сельского хозяйства и колхозного строя, перестройки управления промышленностью и строительством до вопросов науки, литературы и искусства, вопросов укрепления связи школы с жизнью – выдающаяся роль принадлежит инициативе, богатому политическому опыту, неутомимой энергии товарища Никиты Сергеевича Хрущева. (Аплодисменты.)»
Но зато почти каждый из выступавших делегатов высказывал свое осуждение «антипартийной группы» и свое восхищение победой Хрущева над ее членами, прибегая к красочным выражениям. Н.Г. Игнатов назвал «антипартийную группу» «мерзкой кучкой банкротов». Сказав, что члены «антипартийной группы» свалились в «политическое болото», председатель Госплана И.И. Кузьмин сказал: «Тысячу раз был прав товарищ Хрущев, когда говорил: каждого, кто попытается поднять руку на свою мать – на партию, ждет презрение народа».
На съезде были подвергнуты осуждению те бывшие члены Президиума ЦК, которые сразу после июньского (1957 г.) пленума ЦК не были включены в состав «антипартийной группы». Вспоминая покаянное выступление Булганина на декабрьском (1958 г.) пленуме ЦК КПСС, первый секретарь Ленинградского обкома КПСС И.В. Спиридонов возмущался тем, что тот, осудив Молотова, Кагановича, Маленкова, не замечал их отрицательные черты раньше, так как «он работал с этими людьми не год и не два, а добрых два десятка лет». «Если это так, – вопрошал Спиридонов, – то спрашивается, как же в такую семью "дружных ребят" попал Булганин? Кто же он сам, как не единомышленник, а не только просто соучастник антипартийной группы?» Хотя многим делегатам съезда было известно, что Хрущев был хорошо знаком с Кагановичем с 1920-х годов и был его выдвиженцем, близким другом Булганина с начала 1930-х годов, союзником Маленкова с конца 1930-х годов, ни Спиридонов, ни другие делегаты съезда не задали Хрущеву вопрос: почему он раньше не замечал у членов «антипартийной группы» тех качеств, которые потом обличал в своих публичных выступлениях с конца июня 1957 года?
Однако Спиридонов был готов простить Булганина, так как он «худо ли, хорошо ли (скорее всего, худо)… хоть выступил перед партией, перед народом с осуждением своей антипартийной позиции. А вот кандидат в члены Президиума ЦК тов. Первухин и член ЦК тов. Сабуров за полтора года ни разу не выступили с осуждением антипартийной группы и своей роли в ней. Как же надо понимать это молчание, тт. Первухин и Сабуров, и нельзя ли потребовать от вас ответа перед съездом за ваши ошибки? (Аплодисменты.)»
Через несколько заседаний выступили М.Г. Первухин и М.З. Сабуров. Оба выступления напоминали те покаянные речи, которые произносили Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков и другие на XVII съезде партии. Оба оратора выражали одобрение доклада Хрущева и его политики. Оба выступавших рассказывали, в чем была суть их «ошибочной позиции». Но вскоре стало ясно, что покаяния Первухина, да и Сабурова показались делегатам съезда неискренними и недостаточными. Точно так же на XVII съезде покаянные речи бывших оппозиционеров встречали издевательскими комментариями и их высмеивали за недостаточно глубокое раскаяние. Первый секретарь Омского обкома партии Е.П. Колущинский утверждал, что ЦК КПСС проявил «особую гуманность в отношении Булганина, Первухина, Сабурова, но они не сделали из этого никаких выводов». Он говорил, что Первухин, «хитрит, выкручивается, хочет уйти от ответственности… Вместо того, чтобы рассказать съезду о своей подленькой роли, о том, что был вместе с грязной заговорщической группой, и чистосердечно раскаяться перед съездом». Ему вторил первый секретарь Саратовского обкома КПСС Г.А. Денисов, который столь же резко осудил выступления Первухина и Сабурова.
Осуждая в своем выступлении речь Первухина, председатель Госплана И.И. Кузьмин обвинял его в том, что тот «систематически проводил линию на преимущественное строительство гидроэлектростанций, в связи с чем, без необходимости, на цели этого строительства отвлекались огромные средства. Электрификация страны задерживалась, народному хозяйству наносился ущерб». Кузьмин обвинял Первухина и в том, что он сознательно навязывал вредные решения по химической промышленности. Кузьмин обнаружил подобные действия и в прошлом Сабурова. Его поддержал бывший председатель КГБ, а тогда первый секретарь обкома Татарстана С.Д. Игнатьев, который обратил внимание на «вредные последствия» «недальновидной, неправильной линии, которую длительное время проводили некоторые работники Министерства нефтяной промышленности и Госплана СССР в период руководства им тов. Сабуровым». Эти обвинения напоминали те, которые предъявляли во время московских процессов Пятакову и другим «хозяйственникам», обвиненным во вредительской деятельности. Поскольку же председатель КГБ Шелепин объявил действия «антипартийной группы» «заговором», то не исключено, что Хрущев и его сторонники запугивали своих противников возможным процессом, за которым могли последовать и массовые репрессии.
Однако дело до ареста «заговорщиков» и «вредителей» не дошло. Более того, не все участники выступления в июне 1957 года против Хрущева подверглись публичному осуждению. На XXI съезде КПСС по-прежнему не говорили о роли Ворошилова в борьбе против Хрущева в июне 1957 года, и он оставался на посту Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Правда, маршал не выступил на съезде. Было объявлено, что Ворошилов заболел, и его речь была в письменном виде включена в стенографический отчет о съезде.
После продолжавшихся в течение десяти дней выступлений Н.С. Хрущев произнес заключительное слово. Подводя итоги 86 выступлениям, он заявил: «Передовики промышленности и сельского хозяйства, представители интеллигенции, партийные и советские работники – все товарищи, выступавшие на съезде, с глубокой убежденностью говорили о том, что задания съезда будут не только выполнены, но и перевыполнены. (Продолжительные аплодисменты.)» Хрущев выразил «самую искреннюю благодарность братским партиям за приветствия и дружеские пожелания успехов Коммунистической партии и народам Советского Союза. (Бурные, продолжительные аплодисменты. Все встают.)»
И тут Хрущев, подобно председателю Старкомхоза Гаврилину из «Двенадцати стульев», сбился на международную тематику и никак не мог остановиться. Он сообщил о том, что 3 февраля 1959 года на заводе Бхилаи, построенном за счет СССР и советскими специалистами в Индии, был получен первый чугун. Он сказал, что этот «чугун будет символом крепнущей дружбы народов Советского Союза и Индии (Бурные аплодисменты.)», и пожелал: "Пусть в огне этой домны сгорят все козни империалистов…" (Продолжительные аплодисменты.)» После этого он, имея в виду руководителей Индии, выразил им поддержку, заметив, правда, что «они с трудом произносят слово "коммунизм' и не всегда ясно, что означает в их представлении социализм». И все же, считая такие страны, как Индия, потенциальными союзниками СССР, Хрущев сказал: «Если взять страны, входящие в мировую социалистическую систему, и страны, которые ведут мужественную борьбу против империализма и колониализма, за свою свободу и национальную независимость, то перевес сил уже сейчас на стороне этих миролюбивых сил, а не на стороне империалистических государств. И по территории, и по численности населения, и по наличию природных богатств миролюбивые страны превосходят империалистические государства».
Потом Хрущев призывал к мирному соревнованию между капитализмом и социализмом: «Если говорить на коммерческом языке, очевидно, более доступном для представителей капиталистического мира, то давайте разложим свои «товары»: социалистический мир – свои, капиталистический мир свои. И пусть каждый строй покажет, где и сколько часов длится рабочий день, сколько материальных и духовных благ получает трудовой человек, какое он имеет жилье, какие ему предоставлены возможности для образования, какое участие принимает он в государственных делах, в политической жизни страны, кто является хозяином всех материальных и культурных богатств – тот, кто трудится, или тот, кто не трудится, но имеет капиталы… Предоставим народам возможность самим выбирать тот общественный строй, который больше отвечает их интересам».
Здесь Хрущев перешел к критике последних заявлений президента США Д. Эйзенхауэра, вице-президента США Р. Никсона, государственного секретаря США Д.Ф. Даллеса. Хрущев говорил: «В их выступлениях звучат призывы к какой-то настороженности, брошен камешек сомнений, чувствуется возврат к старой воинственной терминологии». Подробно Н.С. Хрущев остановился и на заявлении министра обороны США Н. Макэлроя, который сказал, что «Соединенные Штаты будут вести боевые действия с территории своих союзников, расположенных вблизи границ СССР, а Советский Союз должен будет полагаться лишь на ракеты, которые он сможет запускать со своей территории». В ответ Хрущев заметил: «Надо полагать, что англичане, французы, немцы, турки, греки, итальянцы, народы других стран, на территории которых расположены американские военные базы, обратили внимание на то, что сулит им такая перспектива… Если некоторые американские деятели полагают, будто в настоящее время их территория неуязвима, они могут прийти к выводу, что настал удобный момент, чтобы развязать войну, и в этой войне расплачиваться кровью и жизнью англичан, французов, итальянцев, немцев, турок и других своих союзников, территория которых в случае войны была бы опустошена ракетами среднего и ближнего радиуса действия».
Описав мрачную перспективу, ожидавшую народы Великобритании, Франции, Италии, Западной Германии, Турции, Хрущев сообщал, что в случае войны будут уничтожены не только эти страны-союзницы США: «Думаю, что американским стратегам пора прекратить строить свои расчеты на иллюзиях, будто в случае возникновения военного конфликта территория Соединенных Штатов останется неуязвимой… На самом деле Советский Союз сейчас имеет средства нанести сокрушительный удар по агрессору на любой точке земного шара. (Бурные аплодисменты.) Ведь не для красного словца мы говорим о том, что у нас организовано серийное производство межконтинентальных баллистических ракет. И говорим это не для угрозы кому-либо, а чтобы внести ясность в действительное положение дел. (Оживление в зале. Продолжительные аплодисменты.)»
После этого Хрущев рассказал о недавнем посещении США Микояном, который прибыл туда в качестве гостя советского посла в этой стране М.А. Меньшикова. Хрущев сообщил, что «в ответ на вопрос одного из корреспондентов о возможности моей поездки в США, аналогичной поездке А.И. Микояна, президент Эйзенхауэр недвусмысленно сказал, что это исключается. Он заявил: «Это нельзя делать в неофициальном порядке, как сделал г-н Микоян». «Выходит, – иронизировал Хрущев, – к нему одна мерка, а ко мне другая. (Оживление в зале.)… Получается что-то вроде дискриминации. (Смех.)… Пусть меня правильно поймут. Я вовсе не собираюсь просить визы на такую поездку. У нас дел много… Речь идет не о желании поехать в США, речь идет о другом – о правах человека. (Оживление в зале. Аплодисменты.) Непонятно, за какие проступки президент лишает меня возможности пользоваться тем, чем пользуются другие, получающие право посетить эту страну. (Смех в зале.)»
В ответ на отказ Эйзенхауэра принять Хрущева в качестве неофициального гостя, тот пригласил президента США в СССР. Он заявил: «Если бы господин президент решил приехать в нашу страну, он был бы встречен с искренним гостеприимством как нашим правительством, так и советским народом. (Продолжительные аплодисменты.) Он может взять с собой кого захочет, все они будут желанными гостями. Пусть господин президент посмотрит карту Советского Союза и выберет районы нашей страны, которые он хотел бы посетить… Такой визит был бы, несомненно, полезным для обеих стран и получил бы одобрение народов США и Советского Союза. И мы такое предложение делаем без условий взаимности. А своими визитами мы докучать не будем. (Оживление в зале. Аплодисменты.)»
Хрущев объявил и о своей готовности помириться с государственным секретарем США Д.Ф. Даллесом, несмотря на его жесткую позицию: «Государственный секретарь Даллес говорит, что Соединенные Штаты Америки не могут пойти на уступки в переговорах с Советским Союзом. На это мы можем сказать г-ну Даллесу… Советский Союз не хочет выигрыша в "холодной войне" ни для себя, ни для США, да и вообще "холодную войну" нельзя выиграть… И если уж, г-н Даллес, вам так хочется, то во имя окончания "холодной войны" мы готовы даже признать «победу» в этой ненужной народам «войне» за вами. Считайте, господа, себя «победителями» в этой «войне», только кончайте ее скорее. (Оживление в зале. Аплодисменты.)»
Продолжая рассуждать о том, что «мешает мирному сосуществованию государств с различным общественным устройством», Хрущев пояснял: «Когда тесный сапог жмет и натирает солдату ногу, мешает ему ходить нужным солдатским шагом, то приходится переобуться, а другой раз сменить сапоги». Такую «смену сапог» Хрущев видел в его предложении о превращении Западного Берлина в вольный город. Он стал говорить о германском вопросе, напомнив о Гитлере, его расистских и геополитических теориях и его разгроме. Потом Хрущев вспомнил, что «трудолюбивый и талантливый немецкий народ дал миру великих мыслителей и выдающихся ученых, поэтов, музыкантов, он создал мощную промышленность и обеспечивает высокий жизненный уровень и достиг этого без захвата чужих территорий, на что его толкали Гитлер и Геббельс». Однако, по словам Хрущева, «канцлер Западной Германии г-н Аденауэр смотрит в другую сторону, он делает ставку на продолжение "холодной войны" и проведение политики "с позиции силы". «Вы, господин канцлер, – говорил Хрущев – сидите на берегу реки с удочкой и ждете, когда клюнет рыба и причем такая рыба, которая и не водится в этой реке. (Смех в зале. Аплодисменты.)» Хрущев посоветовал Аденауэру: «Не подходите к политике, г-н канцлер, как торговец в бакалейной лавке. Нам платить не за что, мы вам не должны».
Покончив с германским вопросом, Хрущев перешел к вопросу о ядерных испытаниях. Затем еще раз обрушился на «югославских ревизионистов», о которых он и так немало сказал в докладе. Затем Хрущев назвал сенатора Хэмфри «бароном Мюнхаузеном» за то, что тот чересчур откровенно сообщил прессе о своей беседе с Хрущевым. Хэмфри же говорил, что в приватной беседе Хрущев высмеивал китайских руководителей за движение «большого скачка». Хрущев отрицал, что он это говорил.