Страница:
На заседании «Экскома» сразу же выделились две группировки: «ястребы» – сторонники немедленного вторжения на Кубу, и «голуби» – сторонники объявления блокады Кубы и последующего поиска мирного решения кризиса. Хотя министр обороны Р. Макнамара не принадлежал к «ястребам», он объявил, что «необходимые военно-воздушные силы, личный состав и материальная часть приведены в боевую готовность, и мы можем начать бомбардировку с воздуха во вторник 23 октября, если будет принято соответствующее решение».
В тот день, когда начал работать «Экском», 16 октября Хрущев заявил новому послу США в СССР Флою Колеру о том, что он собирается посетить сессию Генеральной Ассамблеи ООН в ноябре и провести переговоры с Кеннеди по Западному Берлину. Еще 26 июля, провожая посла США Томпсона после завершения им пребывания в СССР, Хрущев сказал, что «он не может бесконечно ждать» договора с Германией, что он «глубоко обеспокоен». В сентябре 1962 года Хрущев говорил министру внутренних дел США Юдоллу, что ситуация вокруг Германии становится «непереносимой». Хрущев сказал, что у Кеннеди не хватает мужества принять решение. «Мы ему дадим выбор – пойти на войну или подписать мирный договор». Таким образом, становилось ясно, что Хрущев решил использовать ракеты на Кубе не столько для защиты Острова свободы, сколько для того, чтобы добиться решения берлинского и германского вопросов так, как он хотел. Возможно, то обстоятельство, что Кеннеди смирился с «берлинской стеной», убедило Хрущева в том, что президент США смирится и с появлением советских ракет на Кубе. Видимо, Хрущев рассчитывал, что в ближайшие дни установка ракет будет завершена, и он уже заранее предупреждал Кеннеди о том, что он готов предъявить США новый и на сей раз окончательный ультиматум по Западному Берлину.
18 октября, через два дня после беседы Хрущева с Колером Д.Ф. Кеннеди принял А.А. Громыко, который предложил американскому президенту встретиться в ноябре с Хрущевым. В своих мемуарах Громыко писал: «На всем протяжении беседы Кеннеди, вопреки имеющим хождение на Западе утверждениям, ни разу не поднял вопрос о наличии на Кубе советского ракетного оружия. Следовательно, мне и не надо было давать ответ, есть ли такое оружие на Кубе или нет». По его словам, Громыко заявил Кеннеди: «В течение длительного времени… американская сторона ведет безудержную антикубинскую кампанию, предпринимает попытки блокировать торговлю Кубой с другими государствами. В США раздаются призывы к агрессии против этой страны… В условиях, когда США предпринимают враждебные действия против Кубы, а заодно и против государств, которые поддерживают с ней добрые отношения, уважают ее независимость и оказывают ей в трудный для нее час помощь, Советский Союз не будет играть роль стороннего наблюдателя… СССР – великая держава, и он не будет просто зрителем, когда возникает угроза развязывания большой войны в связи ли с вопросом о Кубе или в связи с положением в каком-либо другом районе мира».
В ответ Кеннеди, по словам Громыко, заявил: «Нынешний режим на Кубе не подходит США, и было бы лучше, если бы там существовало другое правительство». В то же время Кеннеди решительно заверил Громыко: «У моей администрации нет планов нападения на Кубу, и Советский Союз может исходить из того, что никакой угрозы Кубе не существует». Заметив, что «эта беседа с Кеннеди была, пожалуй, самой сложной из тех бесед, которые мне приходилось вести за 48 лет с каждым из всех девяти президентов США», Громыко писал: «Должен сказать, что беседа с Кеннеди по вопросу о Кубе изобиловала резкими поворотами, изломами. Президент нервничал, хотя внешне старался этого не показывать. Он делал противоречивые высказывания. За угрозами по адресу Кубы тут же следовали заверения, что никаких агрессивных замыслов против этой страны Вашингтон не имеет». В тот же день, по словам Громыко, аналогичное заявление сделал Дин Раск: «США не намерены осуществлять вооруженное вторжение на Кубу, хотя остров превратился в военный плацдарм для наступления на США. Внутренний режим на Кубе не соответствует безопасности Западного полушария».
Тем временем «Экском» продолжал дискуссию. 21 октября Кеннеди поставил вопрос: возможно ли полное уничтожение советских ракет в результате бомбардировки. Поскольку этого представители военно-воздушных сил не могли гарантировать, «Экском» принял компромиссное решение: США объявят блокаду Кубы, но в то же время они будут готовы совершить нападение с воздуха.
22 октября 1962 года Д.Ф. Кеннеди выступил по телевидению. Он сообщил, что на Кубе размещены советские ракеты, способные доставить ядерные заряды на расстояние более 1000 миль и поразить Вашингтон, Панамский канал, мыс Канаверал, Мехико. Кеннеди заявил, что США будут рассматривать «любой запуск ракеты в направлении любой страны Западного полушария как нападение Советского Союза на Соединенные Штаты, которое потребует полного ответного удара по Советскому Союзу». Кеннеди потребовал немедленного вывода советских ракет и объявил, что США устанавливают военно-морскую блокаду Кубы. Правда, поскольку «блокада» означала объявление войны, Кеннеди назвал ее «карантином». Кризис, который потом получил разные названия (Карибский, Кубинский, или ракетный), начался.
22 октября в Москве было срочно созвано заседание Президиума ЦК. Первым выступил Малиновский, заявив: «Не думаю, чтобы США сразу смогли предпринять молниеносные действия… Видимо, выступление по радио – это предвыборный трюк. Если будет декларировано вторжение на Кубу, то сутки еще пройдут, чтобы изготовиться. Думаю, что мы не находимся в таком положении, чтобы ставить ракеты в часовую готовность». Хрущев: «Согласен с выводами Малиновского… Дело в том, что мы не хотим развязывать войну, мы хотели припугнуть США в отношении Кубы. Трудность – мы не сосредоточили всего, что хотели и не обнародовали договора. Трагичное – они могут напасть, мы ответим. Может вылиться в большую войну. Один вариант: они начнут действовать против Кубы. Один вариант: объявить по радио, что есть соглашение по Кубе. Другой вариант: в. случае нападения все средства являются кубинскими, и кубинцы заявляют, что они ответят; и другое: не применять пока стратегического оружия, а применить тактическое. Плиеву дать указание – привести в боевую готовность. Всеми силами, но на первых порах не применять атомное оружие. Если десант – тактическое атомное оружие, а стратегическое – до указания, исключая средства "хозяйства Стаценко" (то есть баллистических ракет среднего радиуса действия с ядерными боеголовками)».
Хрущев продолжал: «Об информации Кубе – наполовину вышло, наполовину нет… Дать команду на возвращение кораблей, тех кораблей, которые еще не дошли. О договоре – не объявлять. Письмо Кеннеди – США встают на путь подготовки и развязывания третьей мировой войны. Американский империализм взял на себя диктовать свою волю – протестуем. СССР также обладает оружием, мы протестуем против пиратских действий. Все спорные вопросы – путем переговоров. Ставим вопрос в Совете безопасности».
23 октября 1962 года советское правительство опубликовало заявление, в котором говорилось: «Наглые действия американских империалистов могут привести к катастрофическим последствиям для всего человечества, чего не желает ни один народ, в том числе и народ США». «Народы всех стран, – говорилось в заявлении, – должны ясно представлять себе, что, идя на такую авантюру, Соединенные Штаты Америки делают шаг на пути к развязыванию мировой термоядерной войны. Нагло попирая международные нормы поведения государств и принципы Устава Организации Объединенных Наций, США присвоили себе право, и объявили об этом, нападать на суда других государств в открытом море, т. е. заниматься пиратством». Заявление подчеркивало, что «если агрессоры развяжут войну, то Советский Союз нанесет самый мощный ответный удар». Одновременно СССР внес в ООН предложение о созыве Совета безопасности для рассмотрения вопроса «О нарушении Устава ООН и угрозе мира со стороны Соединенных Штатов Америки».
По приказу министра обороны в ракетных войсках стратегического назначения в войсках противовоздушной обороны и на подводном флоте СССР было задержано увольнение старших возрастов и отменены отпуска всему личному составу. Командование объединенных Вооруженных сил стран Варшавского договора провело ряд мер по повышению боеготовности войск и флотов. В тот же день Хрущев направил Кеннеди личное послание. Он отвергал обвинения Кеннеди в том, что СССР разместил наступательное оружие на Кубе, и протестовал против введения блокады Острова Свободы. Хрущев призывал Кеннеди к благоразумию.
Пока заявление советского правительства и послание Хрущева передавались по дипломатическим каналам, расшифровывались и переводились, шло время. Сэлинджер писал: «Связь между Белым домом и Кремлем была угрожающе медлительна в ядерный век. Послание от президента США послу в СССР Колеру для передачи Хрущеву шло четыре часа по обычным дипломатическим каналам».
Тем временем во Флориду было переброшено свыше 100 тысяч американских военнослужащих. К району действия «карантина» двигалось 90 американских военных судов. На борту 8 авианосцев находилось 86 самолетов. Все единицы боевой техники стратегической авиации США, все американские ракеты дальнего радиуса действия и все подводные лодки «Полярис» с атомными ракетами были приведены в состояние повышенной боевой готовности. Десятки самолетов с ядерным оружием летали над Гренландией и северной Канадой в ожидании сигнала следовать далее к СССР. Мир оказался на грани термоядерной войны.
К руководителям СССР и США обратился исполнявший обязанности Генерального секретаря ООН У Тан с призывом воздержаться от военных действий. Он предложил СССР остановить продвижение своих судов к Кубе. С посланиями к Кеннеди и Хрущеву обратился английский философ и пацифист Бертран Рассел. Ответы Хрущева У Тану и Расселу публиковались во всех газетах страны. Хрущев заявлял о готовности к мирным переговорам.
23 октября Кеннеди заявил, что в случае, если хотя бы один американский самолет будет сбит, по Кубе будет нанесен «удар возмездия». Тем временем данные аэрофотосъемок, произведенных американскими самолетами У-2, свидетельствовали о том, что работы по сооружению ракетных площадок на Кубе ведутся круглосуточно, а на кубинских аэродромах появилось много советских бомбардировщиков Ил-28. В этот же день Кеннеди подписал «Прокламацию о перехвате направляемого на Кубу наступательного вооружения», которая вступала в действие на следующий день, 24 октября, с 10 часов утра. Теперь советские суда, двигавшиеся на Кубу, могли быть остановлены американскими. Алексеев признавал: «К сожалению, как это нередко случается в столь сложных ситуациях, ни мы, ни кубинцы не продумали заранее всех альтернативных вариантов, связанных с конкретным развитием обстановки после размещения на острове наших ракет. Такие варианты пришлось потом вырабатывать буквально на ходу». Как писал Алексеев, «чтобы не обострять конфликта, ряду наших кораблей, следовавших на Кубу, было дано указание изменить курс, но несколько судов, не обращая внимание на предупреждение американских военных кораблей, все же прорвались к острову. Американцами было остановлено и проверено только одно зафрахтованное Советским Союзом канадское судно, доставившее на Кубу сельскохозяйственные машины».
Однако Кеннеди и его помощники с недоверием отнеслись к сообщениям о замедлении движения или перемене курса ряда советских судов, направлявшихся на Кубу. 24 октября Кеннеди направил Хрущеву ответное послание, в которой подтверждал свое намерение добиваться вывода советских ракет с Кубы. Правда, 25 октября Кеннеди принял решение пропустить через «карантин» танкер «Бухарест», направлявшийся к Кубе, так как воздушная разведка США установила, что на борту танкера не было ракет. Тем временем объединенный комитет начальников штабов США потребовал нанести авиаудары по строившимся на Кубе пусковым установкам. Концентрация вооруженных сил США на юге страны продолжалась. Угроза нападения на Кубу, а стало быть и мировой войны, возрастала с каждым часом.
25 октября на Президиуме обсуждался ответ на послание Кеннеди. Записи так отразили высказанные Хрущевым мысли: «Оглядеться… Демонтировать ракетные установки. Кубу сделали страной мирового фокуса. Дайте обязательство не трогать Кубу, и мы дадим согласие на демонтаж, потом разрешим инспекторам ООН проверить». Комментируя принятое решение, Хрущев, как обычно, делал хорошую мину при плохой игре: «Дальнейший ход событий идет таким образом. Американцы говорят, что надо демонтировать ракетные установки на Кубе. Может быть, следует это делать. Это не капитуляция с нашей стороны. Так как выстрелим мы, то и они выстрелят. То, что американцы перетрусили, нет сомнения. Видимо, Кеннеди спал с деревянным ножом». На вопрос Микояна: «Почему с деревянным?» – Хрущев ответил: «Когда человек первый раз идет на охоту на медведя, он берет с собой деревянный нож, чтобы очищать штаны было легче».
Хрущев продолжал: «Мы сейчас сделали Кубу страной мирового фокуса. Столкнули лбами две системы. Кеннеди говорит нам, уберите свои ракеты. Мы отвечаем: "Давайте твердые гарантии, обещание, что американцы не нападут на Кубу". Это не плохо. Мы бы могли вывезти Р-12, а оставить там другие ракеты. Это не трусость. Это резервная позиция, возможно, придется встретиться с ними в ООН. (Видимо, тогда Хрущев еще не исключал своего визита на Генеральную Ассамблею ООН. – Прим. авт.) Надо дать противнику успокоение и получить заверение в отношении Кубы. Кроме того, доводить до точки кипения не следует. Мы можем разбить США и с территории СССР. Сейчас Куба будет не та, чем раньше. Они, американцы, угрожают экономической блокадой, но США не будут нападать на Кубу. Нам не надо обострять положение, а вести разумную политику. Этим самым мы укрепим Кубу и спасем ее на 2-3 года. А через несколько лет еще труднее с ней справиться. Надо играть, но не отыгрываться, не терять головы. Инициатива в наших руках, не надо бояться. Начали и струсили. (Не ясно, что Хрущев имел в виду. – Прим. авт.) Нам воевать не выгодно. Не от Кубы зависит будущее, а от нашей страны».
В протоколе записано: «Все члены Президиума подтверждают и поддерживают Хрущева. Тов. Хрущев предлагает подумать об информации Фиделю Кастро. Нам надо изложить такой документ, где сказать, куда мы держим курс. Кое-что вышло, кое-что нет. То, что мы имеем сейчас, является политическим моментом. В чем положительная сторона? В том, что весь мир прикован к Кубе. Ракеты сыграли свою положительную роль. Пройдет время, если нужно, ракеты могут появиться там снова». 26 октября Хрущев направил личное послание Кеннеди, в котором объявлял о решении демонтировать ракеты в обмен на обязательство не нападать на Кубу.
Утром 27 октября Кеннеди вместе с членами «Экскома» стал готовить ответ Хрущеву. В это время пришло новое послание Хрущева. В нем говорилось: «Мы согласны вывезти те средства с Кубы, которые Вы считаете наступательными». В то же время там содержалось принципиально новое предложение: «Ваши представители сделают заявление о том, что США, со своей стороны, учитывая беспокойство и озабоченность Советского государства, вывезут аналогичные средства из Турции». Письмо завершалось словами: «Весь мир сейчас волнуется и ждет от нас разумных действий». Это послание было полной неожиданностью для Кеннеди и его министров. Они понимали, что последнее послание Хрущева полностью перечеркивает предыдущее. Пытаясь найти выход из кризиса, Кеннеди решил отвечать на более раннее послание и игнорировать последнее.
В это время произошло событие, которое могло стать началом глобальной войны. Советская ракета, размещенная на Кубе, сбила американский самолет У-2. Поскольку четыре дня назад Кеннеди заявил, что в подобном случае по Кубе будет нанесен удар, объединенный комитет начальников штабов США стал настаивать на таком ударе, который бы предшествовал вторжению.
Скопление вооруженных сил двух супердержав возле Кубы создавало опасную ситуацию, которая в любой момент могла выйти из-под контроля. На конференции, состоявшейся в 2002 году и посвященной 40-летию Карибского кризиса, был рассказан один из характерных эпизодов этой конфронтации. Эскадренный миноносец «Бил», находившийся вблизи побережья Кубы, стал сбрасывать глубинные бомбы на советскую подводную лодку Б-59. Три офицера этого подводного судна могли принять решение применить ядерное оружие, находившееся на борту лодки. Хотя двое склонялись к этому решению, один из офицеров не согласился с ними. Комментируя эту историю, бывший министр обороны США Р. Макнамара заявил, что ядерное нападение на американский корабль могло бы вылиться в полномасштабный обмен ядерными ударами между двумя супердержавами. Другой участник конференции, бывший сотрудник ЦРУ Д. Бругиони, утверждал: «27 октября – день, который я никогда не забуду. Наша планета могла бы быть уничтожена».
Алексеев писал: «Почувствовав, что США находятся в преддверии войны, он (Джон Кеннеди) поручил своему брату Роберту срочно встретиться с советским послом в Вашингтоне Добрыниным. В обмен на вывод ракет Дж. Кеннеди принимал на себя джентльменское обязательство не только не нападать на Кубу, но и удерживать своих союзников от этого шага».
Тем временем Хрущев направил телеграмму Плиеву с требованием запретить применять ракеты и посадить все советские истребители. 27 октября на заседании Президиума ЦК Хрущев говорил: «Могут ли они напасть на нас сейчас? Думаю, что не решатся. Конечно, поручиться нельзя.
Драматическое выступление Кеннеди по радио и телевидению (имелось в виду выступление 22 октября. – Прим. авт.), не от храбрости оно. Они на нас взваливают вину, они решили расправиться с Кубой, но сейчас они, по-моему, пересмотрели это решение. Шаги, которые мы предприняли до этого, правильны. Дальнейшие шаги. Не сможем ликвидировать конфликта, если не дадим удовлетворения американцам… Думаю, что упорствовать не надо. Допустили ли мы ошибку или нет? Это можно оценить позже. Надо принять во внимание – США не напали на Кубу. А если мы получим в придачу базы в Турции, Пакистане, то мы окажемся в выигрыше. Согласны на проверку, когда вывезем ракеты». Запись гласит: «Все товарищи высказываются за предложение Хрущева».
«В ночь на 28 октября, – вспоминал Алексеев, – Советским правительством без консультации с Фиделем Кастро было решено принять условия Кеннеди». В своем послании президенту США от 28 октября Хрущев упоминал о том, что американские самолеты в последнее время дважды вторгались в советское пространство. Последнее нарушение произошло в районе Чукотки 28 октября. Однако советское правительство решило не реагировать на это нарушение, чтобы не усугублять и без того напряженную обстановку. Хрущев писал: «Мы сейчас должны быть очень осторожны и не делать таких шагов, которые не принесут пользы обороне государств, вовлеченных в конфликт». В послании говорилось: «Чтобы скорее завершить ликвидацию опасного конфликта для дела мира, чтобы дать уверенность всем народам, жаждущим мира, чтобы успокоить народ Америки, который, я уверен, так же хочет мира, как этого хотят народы Советского Союза, Советское правительство в дополнение к уже ранее данным указаниям о прекращении дальнейших работ на строительстве площадок для размещения оружия, отдало новое распоряжение о демонтаже вооружений, которые вы называете наступательным, упаковке его и возвращении его в Советский Союз».
Алексеев вспоминал: «Последнее письмо Председателя Совета Министров СССР Н.С. Хрущева президенту США Дж. Кеннеди было передано открытым текстом по Московскому радио. Позднее, во время визита Ф. Кастро в СССР в мае 1963 года, Хрущев рассказывал, что такая поспешность была вызвана полученными из США достоверными данными о принятом американским военным командованием решении начать 29 или 30 октября бомбардировку советских ракетных установок и кубинских военных объектов с последующим вторжением на остров».
28 октября в Президиуме ЦК было подготовлено конфиденциальное письмо Хрущева для Кеннеди. Еще раз подтверждая намерение демонтировать ракеты на Кубе, он напоминал о предложении убрать американские ракеты из Турции, ссылался на позитивное отношение к этому предложению Р. Кеннеди и просил президента США не затягивать с выводом этих ракет. 28 октября Р. Кеннеди вновь подтвердил Добрынину намерение США убрать ракеты из Турции.
На Президиуме ЦК было высказано намерение написать письмо и для Кастро, но оно так и не было выполнено. Позже, по словам Алексеева, «Хрущев сказал, что ночь на 28 октября все члены Президиума ЦК КПСС провели в Кремле, готовя последнее письмо американскому президенту. Поэтому, говорил Хрущев, у советского руководства не оставалось времени, чтобы согласовать свое решение с Гаваной: мир висел на волоске». Однако эти аргументы не убедили Алексеева. Через 25 лет после этих событий он писал: «Я до сих пор не нахожу объяснений, почему из Москвы не была послана телеграмма Фиделю, хотя бы с уведомлением о готовящемся решении относительно вывода ракет. Впрочем, могу предположить, что Н.С. Хрущев, зная непреклонный характер кубинского руководителя, сознательно пошел на такой шаг. Думаю, он понимал, что Фидель сразу не согласится с нашим решением и время будет упущено. А промедление, как, очевидно, представлялось Хрущеву, было смерти подобно. Усмотрев в заверениях Кеннеди выход из тупиковой ситуации и поняв, что в результате такого шага кубинская революция не только получит передышку, но и будет спасена, Хрущев, как мне кажется, решился даже на временную утрату своего авторитета у кубинцев». Очевидно, что, запутавшись в сложной международной игре, Хрущев старался спасти то, что можно было спасти и был готов пожертвовать если не самой Кубой, то ее международным престижем.
Алексеев вспоминал: «В воскресенье 28 октября, около 7 часов утра, мне в посольство позвонил президент республики Освальдо Дортикос и сказал, что радио сообщает о принятом в СССР решении вывести ракеты с Кубы. Помню, я ответил ему, что американское радио способно запустить любую «утку» и что из Москвы у меня нет никаких сведений на этот счет. Но когда Дортикос сказал, что речь идет о передаче Московского радио, я почувствовал себя самым несчастным человеком на Земле, представив к тому же и реакцию Фиделя. Да, Дортикос подтвердил, что Фидель был страшно разгневан этим сообщением и уехал совещаться с кубинскими военными начальниками. Меня же президент попросил немедленно проинформировать его, когда будет получено первое сообщение из Москвы. Через час или два я получил шифровку. На одной страничке текста сообщались мотивы этого срочного и не согласованного с кубинцами решения; конечно же столь скупо изложенные доводы не могли удовлетворить руководителей республики. Я сам отвез телеграмму Дортикосу, втайне надеясь встретиться у него с Фиделем. Но встреча не состоялась ни тогда, ни в последующие три-четыре дня». Когда Хрущеву требовалось разместить ракеты на Кубе, он упрашивал Кастро разрешить ему эту опасную для кубинцев акцию, но, когда Хрущев решил убрать ракеты, Кастро не был даже поставлен в известность об этом решении.
Узнав, что советское правительство приняло решение, не позаботившись уведомить об этом Кубу, правительство США стало подчеркнуто игнорировать Кубу в ходе последовавших переговоров об условиях вывода советских ракет. Алексеев вспоминал: «Делая явный расчет на унижение Кубы, Вашингтон хотел решать все вопросы только с Советским Союзом, без ее участия, даже те, которые прямо затрагивали ее интересы. И хотя Фидель как бы негласно участвовал и в переговорах Н.С. Хрущева с Дж. Кеннеди, и позднее – через А.И. Микояна – в переговорах В.В. Кузнецова с представителями президента США, так как без его согласия невозможно было достичь каких-либо результатов, все же формально, как того и добивались американцы, Республика Куба была отстранена от прямого участия в этих делах. И это обстоятельство, конечно, более всего удручало кубинских руководителей, затрудняя и наши беседы с ними».
«Главная попытка американцев унизить Кубу, – подчеркивал Алексеев, – заключалась в том, чтобы добиться нашего согласия на инспектирование их военными непосредственно на кубинской территории демонтажа и вывоза ракет. Разумеется, мы предложили американцам решать этот вопрос с правительством Кубы, и, конечно же, они от этого отказались. А Фидель сразу сказал Микояну, что Куба никогда не допустит на свою территорию никаких инспекторских групп– ни из США, ни из ООН… И даже когда в поисках выхода из создавшегося тупика мы высказали идею допуска инспекторов на советские суда, Фидель сказал, что это дело СССР, но что в своих территориальных водах Куба такого не позволит. Это не каприз, а защита наших суверенных прав, твердо сказал кубинский руководитель. США еще долго продолжали настаивать на своих требованиях, но, убедившись в непреклонности Кубы, вынуждены были согласиться с планом погрузки не зачехленных ракет на палубы советских судов и фотографирования их со своих кораблей и самолетов в международных водах».
В тот день, когда начал работать «Экском», 16 октября Хрущев заявил новому послу США в СССР Флою Колеру о том, что он собирается посетить сессию Генеральной Ассамблеи ООН в ноябре и провести переговоры с Кеннеди по Западному Берлину. Еще 26 июля, провожая посла США Томпсона после завершения им пребывания в СССР, Хрущев сказал, что «он не может бесконечно ждать» договора с Германией, что он «глубоко обеспокоен». В сентябре 1962 года Хрущев говорил министру внутренних дел США Юдоллу, что ситуация вокруг Германии становится «непереносимой». Хрущев сказал, что у Кеннеди не хватает мужества принять решение. «Мы ему дадим выбор – пойти на войну или подписать мирный договор». Таким образом, становилось ясно, что Хрущев решил использовать ракеты на Кубе не столько для защиты Острова свободы, сколько для того, чтобы добиться решения берлинского и германского вопросов так, как он хотел. Возможно, то обстоятельство, что Кеннеди смирился с «берлинской стеной», убедило Хрущева в том, что президент США смирится и с появлением советских ракет на Кубе. Видимо, Хрущев рассчитывал, что в ближайшие дни установка ракет будет завершена, и он уже заранее предупреждал Кеннеди о том, что он готов предъявить США новый и на сей раз окончательный ультиматум по Западному Берлину.
18 октября, через два дня после беседы Хрущева с Колером Д.Ф. Кеннеди принял А.А. Громыко, который предложил американскому президенту встретиться в ноябре с Хрущевым. В своих мемуарах Громыко писал: «На всем протяжении беседы Кеннеди, вопреки имеющим хождение на Западе утверждениям, ни разу не поднял вопрос о наличии на Кубе советского ракетного оружия. Следовательно, мне и не надо было давать ответ, есть ли такое оружие на Кубе или нет». По его словам, Громыко заявил Кеннеди: «В течение длительного времени… американская сторона ведет безудержную антикубинскую кампанию, предпринимает попытки блокировать торговлю Кубой с другими государствами. В США раздаются призывы к агрессии против этой страны… В условиях, когда США предпринимают враждебные действия против Кубы, а заодно и против государств, которые поддерживают с ней добрые отношения, уважают ее независимость и оказывают ей в трудный для нее час помощь, Советский Союз не будет играть роль стороннего наблюдателя… СССР – великая держава, и он не будет просто зрителем, когда возникает угроза развязывания большой войны в связи ли с вопросом о Кубе или в связи с положением в каком-либо другом районе мира».
В ответ Кеннеди, по словам Громыко, заявил: «Нынешний режим на Кубе не подходит США, и было бы лучше, если бы там существовало другое правительство». В то же время Кеннеди решительно заверил Громыко: «У моей администрации нет планов нападения на Кубу, и Советский Союз может исходить из того, что никакой угрозы Кубе не существует». Заметив, что «эта беседа с Кеннеди была, пожалуй, самой сложной из тех бесед, которые мне приходилось вести за 48 лет с каждым из всех девяти президентов США», Громыко писал: «Должен сказать, что беседа с Кеннеди по вопросу о Кубе изобиловала резкими поворотами, изломами. Президент нервничал, хотя внешне старался этого не показывать. Он делал противоречивые высказывания. За угрозами по адресу Кубы тут же следовали заверения, что никаких агрессивных замыслов против этой страны Вашингтон не имеет». В тот же день, по словам Громыко, аналогичное заявление сделал Дин Раск: «США не намерены осуществлять вооруженное вторжение на Кубу, хотя остров превратился в военный плацдарм для наступления на США. Внутренний режим на Кубе не соответствует безопасности Западного полушария».
Тем временем «Экском» продолжал дискуссию. 21 октября Кеннеди поставил вопрос: возможно ли полное уничтожение советских ракет в результате бомбардировки. Поскольку этого представители военно-воздушных сил не могли гарантировать, «Экском» принял компромиссное решение: США объявят блокаду Кубы, но в то же время они будут готовы совершить нападение с воздуха.
22 октября 1962 года Д.Ф. Кеннеди выступил по телевидению. Он сообщил, что на Кубе размещены советские ракеты, способные доставить ядерные заряды на расстояние более 1000 миль и поразить Вашингтон, Панамский канал, мыс Канаверал, Мехико. Кеннеди заявил, что США будут рассматривать «любой запуск ракеты в направлении любой страны Западного полушария как нападение Советского Союза на Соединенные Штаты, которое потребует полного ответного удара по Советскому Союзу». Кеннеди потребовал немедленного вывода советских ракет и объявил, что США устанавливают военно-морскую блокаду Кубы. Правда, поскольку «блокада» означала объявление войны, Кеннеди назвал ее «карантином». Кризис, который потом получил разные названия (Карибский, Кубинский, или ракетный), начался.
22 октября в Москве было срочно созвано заседание Президиума ЦК. Первым выступил Малиновский, заявив: «Не думаю, чтобы США сразу смогли предпринять молниеносные действия… Видимо, выступление по радио – это предвыборный трюк. Если будет декларировано вторжение на Кубу, то сутки еще пройдут, чтобы изготовиться. Думаю, что мы не находимся в таком положении, чтобы ставить ракеты в часовую готовность». Хрущев: «Согласен с выводами Малиновского… Дело в том, что мы не хотим развязывать войну, мы хотели припугнуть США в отношении Кубы. Трудность – мы не сосредоточили всего, что хотели и не обнародовали договора. Трагичное – они могут напасть, мы ответим. Может вылиться в большую войну. Один вариант: они начнут действовать против Кубы. Один вариант: объявить по радио, что есть соглашение по Кубе. Другой вариант: в. случае нападения все средства являются кубинскими, и кубинцы заявляют, что они ответят; и другое: не применять пока стратегического оружия, а применить тактическое. Плиеву дать указание – привести в боевую готовность. Всеми силами, но на первых порах не применять атомное оружие. Если десант – тактическое атомное оружие, а стратегическое – до указания, исключая средства "хозяйства Стаценко" (то есть баллистических ракет среднего радиуса действия с ядерными боеголовками)».
Хрущев продолжал: «Об информации Кубе – наполовину вышло, наполовину нет… Дать команду на возвращение кораблей, тех кораблей, которые еще не дошли. О договоре – не объявлять. Письмо Кеннеди – США встают на путь подготовки и развязывания третьей мировой войны. Американский империализм взял на себя диктовать свою волю – протестуем. СССР также обладает оружием, мы протестуем против пиратских действий. Все спорные вопросы – путем переговоров. Ставим вопрос в Совете безопасности».
23 октября 1962 года советское правительство опубликовало заявление, в котором говорилось: «Наглые действия американских империалистов могут привести к катастрофическим последствиям для всего человечества, чего не желает ни один народ, в том числе и народ США». «Народы всех стран, – говорилось в заявлении, – должны ясно представлять себе, что, идя на такую авантюру, Соединенные Штаты Америки делают шаг на пути к развязыванию мировой термоядерной войны. Нагло попирая международные нормы поведения государств и принципы Устава Организации Объединенных Наций, США присвоили себе право, и объявили об этом, нападать на суда других государств в открытом море, т. е. заниматься пиратством». Заявление подчеркивало, что «если агрессоры развяжут войну, то Советский Союз нанесет самый мощный ответный удар». Одновременно СССР внес в ООН предложение о созыве Совета безопасности для рассмотрения вопроса «О нарушении Устава ООН и угрозе мира со стороны Соединенных Штатов Америки».
По приказу министра обороны в ракетных войсках стратегического назначения в войсках противовоздушной обороны и на подводном флоте СССР было задержано увольнение старших возрастов и отменены отпуска всему личному составу. Командование объединенных Вооруженных сил стран Варшавского договора провело ряд мер по повышению боеготовности войск и флотов. В тот же день Хрущев направил Кеннеди личное послание. Он отвергал обвинения Кеннеди в том, что СССР разместил наступательное оружие на Кубе, и протестовал против введения блокады Острова Свободы. Хрущев призывал Кеннеди к благоразумию.
Пока заявление советского правительства и послание Хрущева передавались по дипломатическим каналам, расшифровывались и переводились, шло время. Сэлинджер писал: «Связь между Белым домом и Кремлем была угрожающе медлительна в ядерный век. Послание от президента США послу в СССР Колеру для передачи Хрущеву шло четыре часа по обычным дипломатическим каналам».
Тем временем во Флориду было переброшено свыше 100 тысяч американских военнослужащих. К району действия «карантина» двигалось 90 американских военных судов. На борту 8 авианосцев находилось 86 самолетов. Все единицы боевой техники стратегической авиации США, все американские ракеты дальнего радиуса действия и все подводные лодки «Полярис» с атомными ракетами были приведены в состояние повышенной боевой готовности. Десятки самолетов с ядерным оружием летали над Гренландией и северной Канадой в ожидании сигнала следовать далее к СССР. Мир оказался на грани термоядерной войны.
К руководителям СССР и США обратился исполнявший обязанности Генерального секретаря ООН У Тан с призывом воздержаться от военных действий. Он предложил СССР остановить продвижение своих судов к Кубе. С посланиями к Кеннеди и Хрущеву обратился английский философ и пацифист Бертран Рассел. Ответы Хрущева У Тану и Расселу публиковались во всех газетах страны. Хрущев заявлял о готовности к мирным переговорам.
23 октября Кеннеди заявил, что в случае, если хотя бы один американский самолет будет сбит, по Кубе будет нанесен «удар возмездия». Тем временем данные аэрофотосъемок, произведенных американскими самолетами У-2, свидетельствовали о том, что работы по сооружению ракетных площадок на Кубе ведутся круглосуточно, а на кубинских аэродромах появилось много советских бомбардировщиков Ил-28. В этот же день Кеннеди подписал «Прокламацию о перехвате направляемого на Кубу наступательного вооружения», которая вступала в действие на следующий день, 24 октября, с 10 часов утра. Теперь советские суда, двигавшиеся на Кубу, могли быть остановлены американскими. Алексеев признавал: «К сожалению, как это нередко случается в столь сложных ситуациях, ни мы, ни кубинцы не продумали заранее всех альтернативных вариантов, связанных с конкретным развитием обстановки после размещения на острове наших ракет. Такие варианты пришлось потом вырабатывать буквально на ходу». Как писал Алексеев, «чтобы не обострять конфликта, ряду наших кораблей, следовавших на Кубу, было дано указание изменить курс, но несколько судов, не обращая внимание на предупреждение американских военных кораблей, все же прорвались к острову. Американцами было остановлено и проверено только одно зафрахтованное Советским Союзом канадское судно, доставившее на Кубу сельскохозяйственные машины».
Однако Кеннеди и его помощники с недоверием отнеслись к сообщениям о замедлении движения или перемене курса ряда советских судов, направлявшихся на Кубу. 24 октября Кеннеди направил Хрущеву ответное послание, в которой подтверждал свое намерение добиваться вывода советских ракет с Кубы. Правда, 25 октября Кеннеди принял решение пропустить через «карантин» танкер «Бухарест», направлявшийся к Кубе, так как воздушная разведка США установила, что на борту танкера не было ракет. Тем временем объединенный комитет начальников штабов США потребовал нанести авиаудары по строившимся на Кубе пусковым установкам. Концентрация вооруженных сил США на юге страны продолжалась. Угроза нападения на Кубу, а стало быть и мировой войны, возрастала с каждым часом.
25 октября на Президиуме обсуждался ответ на послание Кеннеди. Записи так отразили высказанные Хрущевым мысли: «Оглядеться… Демонтировать ракетные установки. Кубу сделали страной мирового фокуса. Дайте обязательство не трогать Кубу, и мы дадим согласие на демонтаж, потом разрешим инспекторам ООН проверить». Комментируя принятое решение, Хрущев, как обычно, делал хорошую мину при плохой игре: «Дальнейший ход событий идет таким образом. Американцы говорят, что надо демонтировать ракетные установки на Кубе. Может быть, следует это делать. Это не капитуляция с нашей стороны. Так как выстрелим мы, то и они выстрелят. То, что американцы перетрусили, нет сомнения. Видимо, Кеннеди спал с деревянным ножом». На вопрос Микояна: «Почему с деревянным?» – Хрущев ответил: «Когда человек первый раз идет на охоту на медведя, он берет с собой деревянный нож, чтобы очищать штаны было легче».
Хрущев продолжал: «Мы сейчас сделали Кубу страной мирового фокуса. Столкнули лбами две системы. Кеннеди говорит нам, уберите свои ракеты. Мы отвечаем: "Давайте твердые гарантии, обещание, что американцы не нападут на Кубу". Это не плохо. Мы бы могли вывезти Р-12, а оставить там другие ракеты. Это не трусость. Это резервная позиция, возможно, придется встретиться с ними в ООН. (Видимо, тогда Хрущев еще не исключал своего визита на Генеральную Ассамблею ООН. – Прим. авт.) Надо дать противнику успокоение и получить заверение в отношении Кубы. Кроме того, доводить до точки кипения не следует. Мы можем разбить США и с территории СССР. Сейчас Куба будет не та, чем раньше. Они, американцы, угрожают экономической блокадой, но США не будут нападать на Кубу. Нам не надо обострять положение, а вести разумную политику. Этим самым мы укрепим Кубу и спасем ее на 2-3 года. А через несколько лет еще труднее с ней справиться. Надо играть, но не отыгрываться, не терять головы. Инициатива в наших руках, не надо бояться. Начали и струсили. (Не ясно, что Хрущев имел в виду. – Прим. авт.) Нам воевать не выгодно. Не от Кубы зависит будущее, а от нашей страны».
В протоколе записано: «Все члены Президиума подтверждают и поддерживают Хрущева. Тов. Хрущев предлагает подумать об информации Фиделю Кастро. Нам надо изложить такой документ, где сказать, куда мы держим курс. Кое-что вышло, кое-что нет. То, что мы имеем сейчас, является политическим моментом. В чем положительная сторона? В том, что весь мир прикован к Кубе. Ракеты сыграли свою положительную роль. Пройдет время, если нужно, ракеты могут появиться там снова». 26 октября Хрущев направил личное послание Кеннеди, в котором объявлял о решении демонтировать ракеты в обмен на обязательство не нападать на Кубу.
Утром 27 октября Кеннеди вместе с членами «Экскома» стал готовить ответ Хрущеву. В это время пришло новое послание Хрущева. В нем говорилось: «Мы согласны вывезти те средства с Кубы, которые Вы считаете наступательными». В то же время там содержалось принципиально новое предложение: «Ваши представители сделают заявление о том, что США, со своей стороны, учитывая беспокойство и озабоченность Советского государства, вывезут аналогичные средства из Турции». Письмо завершалось словами: «Весь мир сейчас волнуется и ждет от нас разумных действий». Это послание было полной неожиданностью для Кеннеди и его министров. Они понимали, что последнее послание Хрущева полностью перечеркивает предыдущее. Пытаясь найти выход из кризиса, Кеннеди решил отвечать на более раннее послание и игнорировать последнее.
В это время произошло событие, которое могло стать началом глобальной войны. Советская ракета, размещенная на Кубе, сбила американский самолет У-2. Поскольку четыре дня назад Кеннеди заявил, что в подобном случае по Кубе будет нанесен удар, объединенный комитет начальников штабов США стал настаивать на таком ударе, который бы предшествовал вторжению.
Скопление вооруженных сил двух супердержав возле Кубы создавало опасную ситуацию, которая в любой момент могла выйти из-под контроля. На конференции, состоявшейся в 2002 году и посвященной 40-летию Карибского кризиса, был рассказан один из характерных эпизодов этой конфронтации. Эскадренный миноносец «Бил», находившийся вблизи побережья Кубы, стал сбрасывать глубинные бомбы на советскую подводную лодку Б-59. Три офицера этого подводного судна могли принять решение применить ядерное оружие, находившееся на борту лодки. Хотя двое склонялись к этому решению, один из офицеров не согласился с ними. Комментируя эту историю, бывший министр обороны США Р. Макнамара заявил, что ядерное нападение на американский корабль могло бы вылиться в полномасштабный обмен ядерными ударами между двумя супердержавами. Другой участник конференции, бывший сотрудник ЦРУ Д. Бругиони, утверждал: «27 октября – день, который я никогда не забуду. Наша планета могла бы быть уничтожена».
Алексеев писал: «Почувствовав, что США находятся в преддверии войны, он (Джон Кеннеди) поручил своему брату Роберту срочно встретиться с советским послом в Вашингтоне Добрыниным. В обмен на вывод ракет Дж. Кеннеди принимал на себя джентльменское обязательство не только не нападать на Кубу, но и удерживать своих союзников от этого шага».
Тем временем Хрущев направил телеграмму Плиеву с требованием запретить применять ракеты и посадить все советские истребители. 27 октября на заседании Президиума ЦК Хрущев говорил: «Могут ли они напасть на нас сейчас? Думаю, что не решатся. Конечно, поручиться нельзя.
Драматическое выступление Кеннеди по радио и телевидению (имелось в виду выступление 22 октября. – Прим. авт.), не от храбрости оно. Они на нас взваливают вину, они решили расправиться с Кубой, но сейчас они, по-моему, пересмотрели это решение. Шаги, которые мы предприняли до этого, правильны. Дальнейшие шаги. Не сможем ликвидировать конфликта, если не дадим удовлетворения американцам… Думаю, что упорствовать не надо. Допустили ли мы ошибку или нет? Это можно оценить позже. Надо принять во внимание – США не напали на Кубу. А если мы получим в придачу базы в Турции, Пакистане, то мы окажемся в выигрыше. Согласны на проверку, когда вывезем ракеты». Запись гласит: «Все товарищи высказываются за предложение Хрущева».
«В ночь на 28 октября, – вспоминал Алексеев, – Советским правительством без консультации с Фиделем Кастро было решено принять условия Кеннеди». В своем послании президенту США от 28 октября Хрущев упоминал о том, что американские самолеты в последнее время дважды вторгались в советское пространство. Последнее нарушение произошло в районе Чукотки 28 октября. Однако советское правительство решило не реагировать на это нарушение, чтобы не усугублять и без того напряженную обстановку. Хрущев писал: «Мы сейчас должны быть очень осторожны и не делать таких шагов, которые не принесут пользы обороне государств, вовлеченных в конфликт». В послании говорилось: «Чтобы скорее завершить ликвидацию опасного конфликта для дела мира, чтобы дать уверенность всем народам, жаждущим мира, чтобы успокоить народ Америки, который, я уверен, так же хочет мира, как этого хотят народы Советского Союза, Советское правительство в дополнение к уже ранее данным указаниям о прекращении дальнейших работ на строительстве площадок для размещения оружия, отдало новое распоряжение о демонтаже вооружений, которые вы называете наступательным, упаковке его и возвращении его в Советский Союз».
Алексеев вспоминал: «Последнее письмо Председателя Совета Министров СССР Н.С. Хрущева президенту США Дж. Кеннеди было передано открытым текстом по Московскому радио. Позднее, во время визита Ф. Кастро в СССР в мае 1963 года, Хрущев рассказывал, что такая поспешность была вызвана полученными из США достоверными данными о принятом американским военным командованием решении начать 29 или 30 октября бомбардировку советских ракетных установок и кубинских военных объектов с последующим вторжением на остров».
28 октября в Президиуме ЦК было подготовлено конфиденциальное письмо Хрущева для Кеннеди. Еще раз подтверждая намерение демонтировать ракеты на Кубе, он напоминал о предложении убрать американские ракеты из Турции, ссылался на позитивное отношение к этому предложению Р. Кеннеди и просил президента США не затягивать с выводом этих ракет. 28 октября Р. Кеннеди вновь подтвердил Добрынину намерение США убрать ракеты из Турции.
На Президиуме ЦК было высказано намерение написать письмо и для Кастро, но оно так и не было выполнено. Позже, по словам Алексеева, «Хрущев сказал, что ночь на 28 октября все члены Президиума ЦК КПСС провели в Кремле, готовя последнее письмо американскому президенту. Поэтому, говорил Хрущев, у советского руководства не оставалось времени, чтобы согласовать свое решение с Гаваной: мир висел на волоске». Однако эти аргументы не убедили Алексеева. Через 25 лет после этих событий он писал: «Я до сих пор не нахожу объяснений, почему из Москвы не была послана телеграмма Фиделю, хотя бы с уведомлением о готовящемся решении относительно вывода ракет. Впрочем, могу предположить, что Н.С. Хрущев, зная непреклонный характер кубинского руководителя, сознательно пошел на такой шаг. Думаю, он понимал, что Фидель сразу не согласится с нашим решением и время будет упущено. А промедление, как, очевидно, представлялось Хрущеву, было смерти подобно. Усмотрев в заверениях Кеннеди выход из тупиковой ситуации и поняв, что в результате такого шага кубинская революция не только получит передышку, но и будет спасена, Хрущев, как мне кажется, решился даже на временную утрату своего авторитета у кубинцев». Очевидно, что, запутавшись в сложной международной игре, Хрущев старался спасти то, что можно было спасти и был готов пожертвовать если не самой Кубой, то ее международным престижем.
Алексеев вспоминал: «В воскресенье 28 октября, около 7 часов утра, мне в посольство позвонил президент республики Освальдо Дортикос и сказал, что радио сообщает о принятом в СССР решении вывести ракеты с Кубы. Помню, я ответил ему, что американское радио способно запустить любую «утку» и что из Москвы у меня нет никаких сведений на этот счет. Но когда Дортикос сказал, что речь идет о передаче Московского радио, я почувствовал себя самым несчастным человеком на Земле, представив к тому же и реакцию Фиделя. Да, Дортикос подтвердил, что Фидель был страшно разгневан этим сообщением и уехал совещаться с кубинскими военными начальниками. Меня же президент попросил немедленно проинформировать его, когда будет получено первое сообщение из Москвы. Через час или два я получил шифровку. На одной страничке текста сообщались мотивы этого срочного и не согласованного с кубинцами решения; конечно же столь скупо изложенные доводы не могли удовлетворить руководителей республики. Я сам отвез телеграмму Дортикосу, втайне надеясь встретиться у него с Фиделем. Но встреча не состоялась ни тогда, ни в последующие три-четыре дня». Когда Хрущеву требовалось разместить ракеты на Кубе, он упрашивал Кастро разрешить ему эту опасную для кубинцев акцию, но, когда Хрущев решил убрать ракеты, Кастро не был даже поставлен в известность об этом решении.
Узнав, что советское правительство приняло решение, не позаботившись уведомить об этом Кубу, правительство США стало подчеркнуто игнорировать Кубу в ходе последовавших переговоров об условиях вывода советских ракет. Алексеев вспоминал: «Делая явный расчет на унижение Кубы, Вашингтон хотел решать все вопросы только с Советским Союзом, без ее участия, даже те, которые прямо затрагивали ее интересы. И хотя Фидель как бы негласно участвовал и в переговорах Н.С. Хрущева с Дж. Кеннеди, и позднее – через А.И. Микояна – в переговорах В.В. Кузнецова с представителями президента США, так как без его согласия невозможно было достичь каких-либо результатов, все же формально, как того и добивались американцы, Республика Куба была отстранена от прямого участия в этих делах. И это обстоятельство, конечно, более всего удручало кубинских руководителей, затрудняя и наши беседы с ними».
«Главная попытка американцев унизить Кубу, – подчеркивал Алексеев, – заключалась в том, чтобы добиться нашего согласия на инспектирование их военными непосредственно на кубинской территории демонтажа и вывоза ракет. Разумеется, мы предложили американцам решать этот вопрос с правительством Кубы, и, конечно же, они от этого отказались. А Фидель сразу сказал Микояну, что Куба никогда не допустит на свою территорию никаких инспекторских групп– ни из США, ни из ООН… И даже когда в поисках выхода из создавшегося тупика мы высказали идею допуска инспекторов на советские суда, Фидель сказал, что это дело СССР, но что в своих территориальных водах Куба такого не позволит. Это не каприз, а защита наших суверенных прав, твердо сказал кубинский руководитель. США еще долго продолжали настаивать на своих требованиях, но, убедившись в непреклонности Кубы, вынуждены были согласиться с планом погрузки не зачехленных ракет на палубы советских судов и фотографирования их со своих кораблей и самолетов в международных водах».