Первые дня, размышляя о наилучшем приложении своих способностей, он драил полы в трапезной, чистил обувь сокелейщикам, скалил зубы злым бродячим собакам. В перерывах между этими занятиями как мог читал молитвы. Святой Отец старался ни на минуту не оставаться без занятия. Ибо как только расслаблялся он, так тут же представал перед ним как наяву образ Кати. Он видел ее такой же, как в последний раз: гневной и одновременно столь искусительной в своем потрясающем любое воображение платье.
Отец Прокопий гнал от себя соблазнительное видение. Но оно являлось ему снова и снова. "Почему?" - молча спрашивал себя святоша.
- Потому, - ответила пришедшая к нему во сне Катя, - После того, как ты дал обет и исполняешь его, я простила тебя. И вовсе не собираюсь истязать далее постоянным напоминанием о твоем грехе. Прихожу же я к тебе лишь по твоему собственному желанию. Ты ведь только делаешь вид, что гонишь меня. Но на самом деле призываешь...
В то утро Отец Святобартерный проснулся в слезах. Катя была права. Он хотел видеть ее. Хотел ее...
И от такого прозрения Отец Прокопий становился сам себе ненавистным. Он проклинал своего древнего прародителя - ангела, и лично согрешившего, и вогнавшего в грех всех своих последышей по самое Отца Прокопия колено.
Но от мысленно извергаемых проклятий Святому отцу не хорошело на душе. Да и Катя продолжала являться вновь и вновь. И тогда Отец Святобартерный решил, что молитв и того физического труда, что осуществлял он в церковном приюте оказалось в глазах бога маловато. Не торопится тот снять с согрешившего наказание, избавить от истязания Катей. Поняв такой расклад, Отец Прокопий отправился в отдел городского трудоустройства, написал записку председателю муниципалитета:
"Есть ли у вас работа, настолько тяжелая, неприятная или опасная, что бегут ее все горожане, но делать ее необходимо? Я готов взяться за такое..." Чиновник изумился и, хотя Отец Прокопий прекрасно слышал, также ответил ему на казенной бумажке:
"Есть такое дело. Город ощущает хроническую нехватку питьевой воды. С тех пор, как в основной трубе пропали семь водопроводчиков, никто не отваживается спускаться в нее. Люди говорят, что эта труба соединена с адом. И все кто опускается в нее, отправляются прямым ходом на службу к дьяволу. А наши горожане, также как и прочие сельчане, хотят попасть в рай. А труба тем временем засаривается все больше и больше. Так мы скоро останемся без нормальной питьевой воды. По вине толи дьявола, толи из-за элементарного невежества и нарушения техники безопасности..." Святой Отец практически не колеблясь написал:
"Я берусь. Аминь..." Не без страха спустился он в первый раз в заброшенную трубу. Его окружили мрак, сырость, неясные звуки. В пору было запаниковать, но Отец Святобартерный ощутил невероятный душевный подъем. Чем дальше от поверхности продвигался он по трубе, тем более расплывался в его сознании образ Кати.
Водопровод действительно оказался засорен так сильно, что Святому Отцу пришлось протискиваться по нему ползком, собственным горбом соскребая со стен слизь, водоросли, пиявок, известковые наросты, носом разгребая завалы из веток, мелких строительных и бытовых отходов.
Трубы, соединяющей город с адом, Отец Прокопий не приметил. Также как не нашел и останков семерых водопроводчиков. Он нашел их самих - живых и невредимых.
В один из своих очередных спусков, заглянув в дальнее боковое ответвление трубы, Святой Отец наткнулся на странную дверцу. За ней обнаружил он закрытое акционерное общество "Сифон".
В просторном помещении пред Отцом Прокопием предстали все семь канувших в лету водопроводчиков. По болтающемуся кресту опознав в незваном госте Святого отца они хором запричитали:
- Не выдавай нас посланник божий. Оставь нас здесь с миром...
Изумился святоша, но сказать ничего не мог. Водопроводчики же, поняв наконец, что Отец Прокопий нем как толстолобик, протянули ему ручку и накладную:
- Пишите на ней, другой бумаги нет...
Гость вывел: "Но почему?" Водопроводчики опять же хором вздохнули, усадили Отца Святобартерного и сами расселись вокруг него:
- Это длинная история...
Один из водопроводчиков откашлялся и поведал:
- Все началось с меня. А вернее с моей жены. И двух лет не прошло с нашей свадьбы, как помешалась она на своих телесериалах. Ни днем не оторвешь от телевизора, ни ночью. Ест ли она, пьет ли, но так и щелкает по всем каналам и меня ни к эротическим шоу, ни к телевизионным играм, ни даже к самому футболу ни под каким предлогом не подпускает. И второй телевизор покупать не разрешила, скряга... Первое время я к друзьям ходил. Но ведь не набегаешься каждый день. У них тоже своя частная жизнь есть... А потом вот при чистке трубы это помещение нашел. С заначки телевизор приобрел. Стал сюда залезать на футбол. А как появилась "Угадай обезьяну" и жена и эту передачу не стала мне давать смотреть, так и вовсе я поселился здесь, в заброшенном подвале. Электричество, вода, тепло, инструменты и образование есть. Начал потихоньку фильтры для молекулярной очистки воды производить да наверх, через мужика одного продавать. Нашел я его в трубе полуживого: жена избила и в колодец выбросила, думала, мертвый. А я пострадавшего выходил. Но оставаться он здесь не захотел, вернулся наверх посчитаться с супругой. А как дела с ней урегулировал нужным образом, так со мной бизнес наладил. Зарегистрировал фирму. Рекламу дал. Продает мои фильтры. И еще прокладки, штуцера, вентили. Мы теперь много чего в всемером производим...
- Да, - закивал второй водопроводчик, - мы здесь хорошо живем. Трудимся на благо общества, детям кое-какое наследство оставим. И все это без издевательства со стороны жен. Прикинь, Святой Отец, моя заставляла меня после каждого завтрака, обеда и ужина крошки за собой со стола убирать. Пинцетом...
Не выдержал и вмешался третий водопроводчик:
- А моя детей на меня науськивала. Только я какой промах совершу, тряпку там уроню или чайник с кипятком, так она тут же сыну с дочкой: "Смотрите, не будьте таким растяпами, как отец..." Подал голос и четвертый:
- А моя выпить мне не давала. Совсем. Ни грамма. А мне много ли нужно было? Раз в неделю пару пивка за воротник залить. Мы же водопроводчики, а не сантехники или сапожники какие-нибудь. Но она разницы не понимала...
Четвертого поддержал пятый:
- Да, и моя тоже говорила: "Никаких тебе друзей-алкоголиков. Дома сиди. На глазах моих будь, ирод..." Шестой и седьмой буркнули:
- Та же история...
Слово снова взял первый:
- В общем, сбежали мы от своих жен, святой отец. Разделяет нас теперь защитный слой земли. И супругам, и нам от такого разделения только лучше. Никто ни кому нервов не мотает. Не выдавай нас...
Почудился Прокопий, но следуя ветхому завету "не заклади", решил оставить беженцев как есть, начертал на накладной: "Бог вам судья. Живите и ждите определения всевышнего Молитесь по чаще..." Обрадовалась водопроводная семерка и напоила своего гостя чаем, пообещала в свободное от штуцеров время помогать ему в подземных раскопках.
Каждый день спускался Святой Отец в трубу. Скреб, чистил, гонял чаи с водопроводчиками. Слушал их ужасные истории о подлой сущности женщин. И кажется совсем переставал думать о соблазнительной блондинке.
***
А Катя сошла на той же станции, что и Отец Прокопий. Она не имела здесь ни свояков, ни просто знакомых. Сошла абсолютно наобум. Глядели они с Отцом Прокопием в разные стороны, потому и не заметили друг друга на перроне.
Прямо на вокзале набрела Катя на незамысловатое кафе. Подошла вплотную к его шефу и, не раздумывая, взяла быка за рога:
- Вам нужны официантки?..
Катя не боялась, что ее раскроют. В поезде она смыла с лица провоцирующий провинцию макияж. Теперь ее не узнала бы и мать родная. Так и случилось. Хозяин рассматривал бывшую телезвезду всего лишь как обычную безработную женского пола:
- Для тебя, красавица, работа всегда...
Катя устало поморщилась:
- Только, пожалуйста, без этих рудиментов...
- Ладно.., - махнул рукой уже облизнувшийся было хозяин, - Черт с тобой, нам действительно нужны официантки. Наши девчонки здесь все с ума просто посходили. Стукнет ей восемнадцать и как приспичило: ту же ночь - в подходящую кровать, а утром - замуж. А там пошло и поехало. Одного родит, второго, третьего, четвертого, пятого, десятого... Какая уж потом работа. Только на транзитных наемниц и приходится надеяться... Иди получай спецодежду. И не боись - не обижу во всех смыслах...
Так Катя с пылу с жару стала рядовой провинциальной официанткой. Однако, уже через неделю она выиграла городские соревнования "Гарсониха года" и была признана лучшей разносчицей местного общепита со всеми оттуда сюда вытекающими.
Катя старалась с головой уйти в работу. Старалась не думать о своих бедных родителях. Гнала прочь мысли, напоминающие о столичной жизни. Шептала себе:
- Забудь о прошлом в настоящем. Сверкающие проспекты, жизнь с Константином под одной крышей, телевизионное мессианство - все это не для тебя, провинциальная официантка. Мир жесток - знай свой шесток...
Она как пчелка жужжала по кафе, легко вытягивая денежную пыльцу из карманов проезжающих. Они так засматривались на разжигающую аппетит официантку, что съедали зараз по три порции цыпленка особо крупных размеров. Если же Кате приходило в голову предложить:
- Шампанское, пиво, водку на десерт?
Они безоговорочно соглашались:
- Да, если на десерт, то пожалуй...
Разумеется, сообразительный хозяин в ней просто души не чаял. И хотя порой заглядывался на прелести Кати, торчащие во все стороны из под спецодежды, клятву свою блюл очень свято. Воли себе не давал, да и клиентов возбужденных одергивал, приструнивал, а то и отстреливал, приговаривая:
- Забудь о постели всяк сюда входящий. Здесь же написано "Кафе", а не "Бордель"...
Катя за такую отеческую заботу иногда целовала хозяина в его красный административный лоб. После очередного такого нежного прикосновения он даже переименовал свое заведение из невзрачного "Привокзальное" в гордое и вдохновляющее "Удовлетворение". (В скобочках для проезжающих мимо иностранцев местный полиглот нацарапал "Сатисфекшн фор ю").
На подъездных же путях по распоряжению хозяина установили указатель "Иди и получи". И неискушенный таким подходом местный клиент попер к ним как горбуша на нерест. Пришлось даже закупать новые столики и стулья, а Кате повышать зарплату. И она такими складывающимися обстоятельствами была и весьма, и вполне довольна. Ей нравились грубоватые, но от чистого сердца комплименты местных разбитных мазуриков:
- Катя, я б повесился меж твоих ног...
- Эх, Катюша, твои груди как груши с сельскохозяйственной выставки...
- Твой стан не меньше полевого...
Ей нравились и их чаевые. Вместе с зарплатой Кате хватало не только на приличную квартиру и кружевное белье. Кое-что оставалось и для банковского счета, на который она по приезду положила все свои средства, заработанные в большом городе по линии телевидения.
Банковский счет ее увеличивался, в том же темпе, что и живот: медленно, но верно. Катя прикидывала, что накопленных средств ей должно было вполне хватить на вынужденную с одного момента безработицу, на все расходы, связанные с предстоящим появлением на свет ее малышек. Катя покойно ждала того момента, когда они вежливо постучатся в ее живот и попросятся:
- Мамочка, пусти нас, пожалуйста, погулять на улицу.
Она представляла себе, как блаженно распахнет им этот удивительный мир. Как они войдут в него, крепко держась за руки. Дети будут помогать друг другу в детском саду, в школе и дальше по жизни.
Они обязательно поступят в институт, окончат аспирантуру, станут большими учеными. Разработают таблетки от всех болезней, от голода и от холода, от безработицы и от войны, от социального неравенства и вообще от всеобщей несправедливости. Их имена обязательно впишут куда-нибудь большими буквами. А они, выступая на симпозиумах, конференциях и прочих награждениях, будут смахивать чистосердечную слезу:
- Своими достижениями мы обязаны прежде всего нашей маме - Екатерине Андреевой. Именно она распахнула нам этот удивительный мир...
Глава 20
"Встречи и падения"
В определенных столичных кругах царили переполох, суматоха, суета и маята. Письма, хотя и с некоторой задержкой, но дошли абсолютно до всех адресатов.
Чикита перечитала полученную открытку аж двадцать четыре раза. Она была не в силах поверить, что Катя безвозмездно отказывается от Пиля в ее пользу. Прочитав двадцать пятый раз, прошептала:
- Эта девушка достойна уважения. Она просто не Катя, а святая Магдалена. Я буду любить ее на расстоянии как родную сестру. А Константина, Константина, я...
Здесь горло ее перехватило судорогой волнения, и Чикита пристально посмотрела на две фотографии, украшавшие ее стол. На первой в шикарном белом костюме стоял под курчавой пальмой во весь свой независимый рост Пиль. На другой в расшитой жемчужным бисером шубе во весь свой сомнительный рост распластался на льдине Большой олень.
Она попридержала сентиментальные слезы и решительно набрала номер Костаса.
- Хозяина нет дома, - ответил Чиките дребезжащий от плача голос, Константин покинул апартаменты. И не обещал вернуться...
Тогда она позвонила Долорес в консерваторию:
- Мама, что происходит? Где Костас?
- Никто не знает, - несколько озабоченно ответила мать ее, - Мне звонил его отец. Старый Пилеменос тоже ищет. Сейчас они вместе с Мойшей объезжают подходящие для обитания Константина заведения...
И, действительно, старик Пилеменос в обнимку с Мойшей посещали все кабаки, наркопритоны, заглядывали также и в реанимационные отделения городских клиник, и в морги.
В одной из камер длительного хранения они наткнулись на хрупкое тело Айши.
- Осторожно, пожилые люди. Я еще не дохлая, - буркнула она, отброшенная животом Пилеменоса на стол для вскрытия и трепанации.
- О, извините, - помог ей старик встать, - Мы не надеялись здесь наткнуться на столь живое существо...
- И я тоже боюсь, что она не настолько жива.., - грустно констатировала девушка.
Пилеменос посочувствовал было:
- Вы потеряли мать?..
- Не, - успокоила его визави, - Но Катя была мне больше, чем мать. Мать, бабушка, сестра, тетя, свекровь, свояченица - все в одном лице...
Пилеменос одобрительно кивнул головой:
- Красивое имя, Катя...
- Она и сама была неимоверна красива.., - привздохнула Айша.
- Знавал я одну Катю, - томно потянулся старик, - но вряд ли она могла быть вашей подругой. Та Катя работала на частном телеканале и вам была не че...
- Катя Андреева? - перехватила его Айша на взлете мысли.
- Катя Андреева... - самим эхом прозвучал Пилеменос, - Но...
- Но я действительно ее подруга. Вы что-нибудь знаете о ней? - затормошила Айша такого живого старичка.
Тот безутешно развел рукавами богатого плаща:
- Ничегошеньки... Но может быть, вы знаете что-нибудь о ее, о ее... знакомом Константине Пиле.., Костасе Пилеменосе... Я.., я его отец...
Айша с подозрением осмотрела собеседника:
- Точно, у нее был жених с таким именем. Почти с таким... Вы же не будете утверждать, что являетесь тем самым Пиле...
- Буду, - не стал ее обманывать старик, - я как раз и есть тот самый Пилеменос. Несчастный Пилеменос...
Айша прикусила губу:
- Значит вы его отец не на шутку?
- Значит не на шутку.., - вновь уподобился эху миллионер.
- И Пиль тоже пропал?
- И Пиль тоже пропал...
Девушка его не обрадовала:
- К сожалению, о местопребывании Константина ничего не знаю...
Они посмотрели друг другу в скорбные глаза и тут же ужасно заторопились взаимнообязать:
- Если вы вдруг хоть что-нибудь узнаете о нем...
- И если вы хоть что-нибудь узнаете о ней...
Но в такой разговор вмешался засмотревшийся на изящную, как рисовый стебель, девушку Мойша:
- Давайте-таки объединим наши усилия. Это будет намного эффективнее, мои любезные партнеры...
Айша согласно кивнула. Ей поддакнул и Пилеменос:
- Да-да...
Обсуждая план совместных действий, все трое вышли на крыльцо морга. И тут же к ним вихрем подлетела машина с полицейской мигалкой и невыносимо пронзительной сиреной.
Из автомобиля автоматной пулей выскочил Гнудсон:
- Айша, я места себе не находил. Ты же вышла на пять минут в аптеку. Я ждал пять часов. Не нашел тебя ни в аптеке, ни в магазине. Обыскал весь город: парикмахерские, вертепы, помойки... Я прочесал все кладбища. И был прав, что заехал в морг. Наконец-то нашел тебя... Я так волновался... я чуть с ума не сошел Но Айша отстранила его нежные объятия:
- Извини, милый Гнудсон, просто, когда я вышла, то обнаружила в ящике письмо от Кати. Представляешь: она ушла в никуда. И я сразу же бросилась искать ее. Боюсь, что в таком состоянии моя подруга может наделать глупостей. Катю надо срочно и обязательно найти...
- И Костаса, - вставил слово старик Пилеменос, - Я в полном отчаянии, Гнудсон. Я готов заключить с вами любой контракт, только верните мне сына. Живым или мертвым. Пусть женится на ком хочет. Я много думал. Я многое передумал. Я согласен на все его заморочки... Я ведь сам когда-то женился практически по своей воле...
- Давно бы так, - покачала головой по-восточному рассудительная Айша, - и не стояли бы мы сейчас здесь, как китайские болванчики...
- Умная мысля приходит опосля, - вздохнул Мойша, прикидывая что-то на калькуляторе.
- Мне не нужно ваших нетрудовых доходов, - остановил Мойшу вполне приличным жестом Гнудсон, - Слава богу, у нас в полном объеме выплачивают зарплату и социальные пособия. Я буду искать вашего зятя...
- И вашего сына, - обратился он уже к Пилеменосу, - также как и Катю, исходя лишь из своего священного служебного долга, то есть для вас всех безнакладно ...
- Как я люблю тебя, мой честный инспектор, - обняла его Айша, сбросив с себя восточную стыдливость и белый, пропахший трупами халат.
Гнудсон огляделся было, но в это время к крыльцу поднеслась еще одна машина. Из нее другой автоматной пулей выскочила Чикита. Увидев всех с постными физиономиями и хватанув мертвецки пахнувшего воздуха, она тут же завалилась в обморок. Только через час ее удалось привести в чувство меры, не сходя с пресловутого места. Разумеется, первыми словами Чикиты были:
- Он здесь?..
Любопытствующей ответила от души хлеставшая ее по зажиточным щекам Айша:
- Если ты имеешь в виду Костаса, то его здесь нет. Здесь вообще, к сожалению, нет никого из знакомых, родственников или соседей... Вставай... Хватит отдыхать, когда другие пашут...
- Слава богу, - поднялась с бетонного пола изрядно потрепанная Чикита Хорошо, что меня не видела, мама. "На холодном полу, голой попой..."
- Если ты таки хочешь, дочка, я могу тебе это сказать.., - вынырнул из-за широких спин Мойша.
- И ты, отец, здесь, - хлопнула своими удлиненными ресницами Чикита, Надеюсь, ты ничего ей не скажешь - мама не переживет. Лучше прижми единственную и неповторимую дочурку к своему благородному сердцу...
И отец обнял дочь. И дочь обняла отца. И все присутствующие, глядя на них, смахнули со своих глаз по паре дежурных слез.
Оторвавшись от Мойши, Чикита вопросила:
- Я объехала уже всех его знакомых. По пути завернула сюда. Но если его и здесь нет, то где же он?
- Да бес его знает, - пожал плечами Айши Гнудсон. - И Катя вот тоже никак не востребуется...
- Но мы не можем стать жертвами обстоятельств, - провозгласила восточная мудрость.
- И ждать милости от муниципалитета, - несколько искоса взглянула на Гнудсона Чикита, - мы должны...
Она собралась было произнести поджигательную речь, но тут к ступеням подкатил еще один автомобиль. С шикарными дипломатическими номерами. Из автомобиля, зацепившись чем-то за зеркало, едва выкарабкался Большой олень.
- О, дорогая Чикита, - кинулся он к девушке, - ты, как всегда, живее всех живых. Твоя мать сказала, что не знает, куда ты намылилась. А мой братский консультант посоветовал мне в первую очередь заглянуть в морг... Чикита молча бросилась в его объятия и растаяла в них, в таких не по северному горячих.
- Осторожнее, молодой человек, осторожнее, - шепнул ему по старой памяти на ухо старик Пилеменос, - Товар помнете...
- Крепче держитесь там за что попало, - шепнул на другое ухо легко адаптирующийся к переменам Мойша.
Большой олень дипломатично сначала прижал к себе Чикиту, а затем отпрянул. Он шумно втянул в себя воздух и, принюхавшись, а также выяснив в чем дело, вынес вполне подходящий вердикт:
- Давайте-ка создадим поисково-спасательный штаб. Так у нас всегда делают, когда напрасно ищут кого-нибудь в тундре. А чтобы не волновать общественных обывателей и не допустить утечки в желтую, извините Айша, прессу, заляжем в нашем посольстве. Идет? Ставим на голосование...
Ряд искренних рук взметнулся над крыльцом морга. И уже через мгновение отчасти подержанные автомобили колонной неслись к посольству Лафландии.
Там все участники поисков склонились над картой города. Не мешкая, распилили ее на квартальные кусочки. Большой олень произвел немногословную раздачу:
- От сих пор до сих вам, Пилеменос... Этот кусман, вам... Этот шматок тебе...
Поиски начались. Как один ушли на прочесывание вверенной территории все сотрудники службы безопасности посольства Лафландии. Следом за ними отправились бойцы невидимого фронта, входящие в частные охранные структуры Пилеменоса и Каплан.
Этих сил оказалось, однако, маловато. И тогда, посовещавшись, штаб решил привлечь ближайшую общественность. На прочесывание выдвинулись патрульные парочки: легко откликнувшиеся на несчастие Джон и Рони, Бобби и Чарли, Кристи и Молли, имеющие свой интерес Айша и Чикита, расчетливый Мойша и не очень довольная Долорес:
- Не нравится мне такое поведение жениха, но уж, если моя дочь хочет...
- Хочу, мамочка, - капризно надула губки Чикита. - Ну, пожалуйста...
Для верности всем на руки распечатали и раздали фотографии канувших в неизвестность. К изображениям Костаса и Кати также до кучи добавили и портрет пропавшего без слов Отца Прокопия.
Гнудсон искал по своему индивидуальному плану. Уходя на задание, он взволнованно бросил Айше загадочную как кость фразу:
- Знаешь, интуиция подсказывает мне, что я ищу нечто большее, чем просто Катя Андреева...
Айша, однако, ничего с этого не нагрызла.
Неожиданно для самого себя к добровольной поисковой группе на некоторое время примкнул и Отец Прокопий. Переодевшись в мирское платье одного из водопроводчиков, заехал он на день в большой город. Святой Отец посчитал необходимым официально оформить свое окончательное сложение столичных служебных обязанностей на неопределенный срок. Непорядок, чтоб такая вакансия в бизнес-церкви не заполнялась: и деловые люди без отпущения грехов нервничают, и подрастающее поколение святых отцов простаивает.
В одном из переулков на теперь уже гостя столицы налетела четверка юрких негритят. Они сунули Отцу Святобартерному в физиономию фотографии Кати, Костаса и его собственную:
- Придурок в шортах, ты не видал такого пацана? Или, может быть, эту деваху?.. А этого юродивого?..
Отец Прокопий с отрицательным мычанием шарахнулся от зачатых в явном грехе недорослей. Он благодарил бога, что догадался облачиться в мирское платье. В нем его не опознал бы и кровный дед. А детишки кричали вслед Отцу Святобартерному:
- За этого парня можешь и премию схлопотать. Учти, козлопуп патлатый: Старик Пилеменос простил своего сынка и ждет его вместе с любой избранницей в распростертые объятия. Так и передай, полуобрезанный...
Отец Прокопий оглядел себя в витрине магазина:
- И чего им мои шорты не понравились. Теперь все так ходят. Разве что маловаты, и грех через прорешку вывалился. Ну так это же всегда можно исправить...
Он привел себя в божеский вид и, сориентировавшись на пересеченной улицами местности, бодро зашагал в сторону вокзала. Вдруг среди ясного неба грянул гром. И тут же молния сверкнула над строящимся в близком недалеке небоскребом. И с перепугу Святой Отец срочно возжелал окропить его. Дрожа в нетерпении, вбежал он на стройку сквозь открытые ворота. Но только прилабунился под стеной, как услышал сверху из под облаков:
- Ты че, Отче, сдурел? Каску одень...
От такого изумления Отец Святобартерный чуть не окропил собственные шорты. Он абсолютно узнал обрушившийся на него сверху голос. Без сучка и задоринки, это был голос Костаса Пилеменоса.
И Отец Прокопий задрал вверх свою окаянную голову.
Точно. Из кабины башенного крана по пояс высунулся никто иной как искомый Костас. Он также опознал Отца Святобартерного:
- Здорово, святоша!
- Мууууу.., - промычал Святой Отец, суча пальцами.
- Не слышу.., - крикнул и подкорректировал ориентацию уха Костас.
Мученические слезы побежали по рубашке и шортам Отца Прокопия. Он не мог нарушить наложенного на себя обета молчания. Мыча и отплевываясь от безысходности, побрел было за ворота. Но тут вновь ударил гром. И сверкнула молния. И откуда-то со стороны строительного склада пахнуло серой. Отца Прокопия проняло аж до подвздошных костей. Он вспомнил незабываемые годы службы на эскадренном миноносце военно-морского флота. Вспомнил, как с помощью морского семафора читал вахтенным других кораблей проповеди: "Точка-тире, не укради у союзника верного.., точка-точка-тире, не убий командира сурового.., точка-тире-тире, не возжелай ближнего своего сослуживца ..."
Отец Прокопий гнал от себя соблазнительное видение. Но оно являлось ему снова и снова. "Почему?" - молча спрашивал себя святоша.
- Потому, - ответила пришедшая к нему во сне Катя, - После того, как ты дал обет и исполняешь его, я простила тебя. И вовсе не собираюсь истязать далее постоянным напоминанием о твоем грехе. Прихожу же я к тебе лишь по твоему собственному желанию. Ты ведь только делаешь вид, что гонишь меня. Но на самом деле призываешь...
В то утро Отец Святобартерный проснулся в слезах. Катя была права. Он хотел видеть ее. Хотел ее...
И от такого прозрения Отец Прокопий становился сам себе ненавистным. Он проклинал своего древнего прародителя - ангела, и лично согрешившего, и вогнавшего в грех всех своих последышей по самое Отца Прокопия колено.
Но от мысленно извергаемых проклятий Святому отцу не хорошело на душе. Да и Катя продолжала являться вновь и вновь. И тогда Отец Святобартерный решил, что молитв и того физического труда, что осуществлял он в церковном приюте оказалось в глазах бога маловато. Не торопится тот снять с согрешившего наказание, избавить от истязания Катей. Поняв такой расклад, Отец Прокопий отправился в отдел городского трудоустройства, написал записку председателю муниципалитета:
"Есть ли у вас работа, настолько тяжелая, неприятная или опасная, что бегут ее все горожане, но делать ее необходимо? Я готов взяться за такое..." Чиновник изумился и, хотя Отец Прокопий прекрасно слышал, также ответил ему на казенной бумажке:
"Есть такое дело. Город ощущает хроническую нехватку питьевой воды. С тех пор, как в основной трубе пропали семь водопроводчиков, никто не отваживается спускаться в нее. Люди говорят, что эта труба соединена с адом. И все кто опускается в нее, отправляются прямым ходом на службу к дьяволу. А наши горожане, также как и прочие сельчане, хотят попасть в рай. А труба тем временем засаривается все больше и больше. Так мы скоро останемся без нормальной питьевой воды. По вине толи дьявола, толи из-за элементарного невежества и нарушения техники безопасности..." Святой Отец практически не колеблясь написал:
"Я берусь. Аминь..." Не без страха спустился он в первый раз в заброшенную трубу. Его окружили мрак, сырость, неясные звуки. В пору было запаниковать, но Отец Святобартерный ощутил невероятный душевный подъем. Чем дальше от поверхности продвигался он по трубе, тем более расплывался в его сознании образ Кати.
Водопровод действительно оказался засорен так сильно, что Святому Отцу пришлось протискиваться по нему ползком, собственным горбом соскребая со стен слизь, водоросли, пиявок, известковые наросты, носом разгребая завалы из веток, мелких строительных и бытовых отходов.
Трубы, соединяющей город с адом, Отец Прокопий не приметил. Также как не нашел и останков семерых водопроводчиков. Он нашел их самих - живых и невредимых.
В один из своих очередных спусков, заглянув в дальнее боковое ответвление трубы, Святой Отец наткнулся на странную дверцу. За ней обнаружил он закрытое акционерное общество "Сифон".
В просторном помещении пред Отцом Прокопием предстали все семь канувших в лету водопроводчиков. По болтающемуся кресту опознав в незваном госте Святого отца они хором запричитали:
- Не выдавай нас посланник божий. Оставь нас здесь с миром...
Изумился святоша, но сказать ничего не мог. Водопроводчики же, поняв наконец, что Отец Прокопий нем как толстолобик, протянули ему ручку и накладную:
- Пишите на ней, другой бумаги нет...
Гость вывел: "Но почему?" Водопроводчики опять же хором вздохнули, усадили Отца Святобартерного и сами расселись вокруг него:
- Это длинная история...
Один из водопроводчиков откашлялся и поведал:
- Все началось с меня. А вернее с моей жены. И двух лет не прошло с нашей свадьбы, как помешалась она на своих телесериалах. Ни днем не оторвешь от телевизора, ни ночью. Ест ли она, пьет ли, но так и щелкает по всем каналам и меня ни к эротическим шоу, ни к телевизионным играм, ни даже к самому футболу ни под каким предлогом не подпускает. И второй телевизор покупать не разрешила, скряга... Первое время я к друзьям ходил. Но ведь не набегаешься каждый день. У них тоже своя частная жизнь есть... А потом вот при чистке трубы это помещение нашел. С заначки телевизор приобрел. Стал сюда залезать на футбол. А как появилась "Угадай обезьяну" и жена и эту передачу не стала мне давать смотреть, так и вовсе я поселился здесь, в заброшенном подвале. Электричество, вода, тепло, инструменты и образование есть. Начал потихоньку фильтры для молекулярной очистки воды производить да наверх, через мужика одного продавать. Нашел я его в трубе полуживого: жена избила и в колодец выбросила, думала, мертвый. А я пострадавшего выходил. Но оставаться он здесь не захотел, вернулся наверх посчитаться с супругой. А как дела с ней урегулировал нужным образом, так со мной бизнес наладил. Зарегистрировал фирму. Рекламу дал. Продает мои фильтры. И еще прокладки, штуцера, вентили. Мы теперь много чего в всемером производим...
- Да, - закивал второй водопроводчик, - мы здесь хорошо живем. Трудимся на благо общества, детям кое-какое наследство оставим. И все это без издевательства со стороны жен. Прикинь, Святой Отец, моя заставляла меня после каждого завтрака, обеда и ужина крошки за собой со стола убирать. Пинцетом...
Не выдержал и вмешался третий водопроводчик:
- А моя детей на меня науськивала. Только я какой промах совершу, тряпку там уроню или чайник с кипятком, так она тут же сыну с дочкой: "Смотрите, не будьте таким растяпами, как отец..." Подал голос и четвертый:
- А моя выпить мне не давала. Совсем. Ни грамма. А мне много ли нужно было? Раз в неделю пару пивка за воротник залить. Мы же водопроводчики, а не сантехники или сапожники какие-нибудь. Но она разницы не понимала...
Четвертого поддержал пятый:
- Да, и моя тоже говорила: "Никаких тебе друзей-алкоголиков. Дома сиди. На глазах моих будь, ирод..." Шестой и седьмой буркнули:
- Та же история...
Слово снова взял первый:
- В общем, сбежали мы от своих жен, святой отец. Разделяет нас теперь защитный слой земли. И супругам, и нам от такого разделения только лучше. Никто ни кому нервов не мотает. Не выдавай нас...
Почудился Прокопий, но следуя ветхому завету "не заклади", решил оставить беженцев как есть, начертал на накладной: "Бог вам судья. Живите и ждите определения всевышнего Молитесь по чаще..." Обрадовалась водопроводная семерка и напоила своего гостя чаем, пообещала в свободное от штуцеров время помогать ему в подземных раскопках.
Каждый день спускался Святой Отец в трубу. Скреб, чистил, гонял чаи с водопроводчиками. Слушал их ужасные истории о подлой сущности женщин. И кажется совсем переставал думать о соблазнительной блондинке.
***
А Катя сошла на той же станции, что и Отец Прокопий. Она не имела здесь ни свояков, ни просто знакомых. Сошла абсолютно наобум. Глядели они с Отцом Прокопием в разные стороны, потому и не заметили друг друга на перроне.
Прямо на вокзале набрела Катя на незамысловатое кафе. Подошла вплотную к его шефу и, не раздумывая, взяла быка за рога:
- Вам нужны официантки?..
Катя не боялась, что ее раскроют. В поезде она смыла с лица провоцирующий провинцию макияж. Теперь ее не узнала бы и мать родная. Так и случилось. Хозяин рассматривал бывшую телезвезду всего лишь как обычную безработную женского пола:
- Для тебя, красавица, работа всегда...
Катя устало поморщилась:
- Только, пожалуйста, без этих рудиментов...
- Ладно.., - махнул рукой уже облизнувшийся было хозяин, - Черт с тобой, нам действительно нужны официантки. Наши девчонки здесь все с ума просто посходили. Стукнет ей восемнадцать и как приспичило: ту же ночь - в подходящую кровать, а утром - замуж. А там пошло и поехало. Одного родит, второго, третьего, четвертого, пятого, десятого... Какая уж потом работа. Только на транзитных наемниц и приходится надеяться... Иди получай спецодежду. И не боись - не обижу во всех смыслах...
Так Катя с пылу с жару стала рядовой провинциальной официанткой. Однако, уже через неделю она выиграла городские соревнования "Гарсониха года" и была признана лучшей разносчицей местного общепита со всеми оттуда сюда вытекающими.
Катя старалась с головой уйти в работу. Старалась не думать о своих бедных родителях. Гнала прочь мысли, напоминающие о столичной жизни. Шептала себе:
- Забудь о прошлом в настоящем. Сверкающие проспекты, жизнь с Константином под одной крышей, телевизионное мессианство - все это не для тебя, провинциальная официантка. Мир жесток - знай свой шесток...
Она как пчелка жужжала по кафе, легко вытягивая денежную пыльцу из карманов проезжающих. Они так засматривались на разжигающую аппетит официантку, что съедали зараз по три порции цыпленка особо крупных размеров. Если же Кате приходило в голову предложить:
- Шампанское, пиво, водку на десерт?
Они безоговорочно соглашались:
- Да, если на десерт, то пожалуй...
Разумеется, сообразительный хозяин в ней просто души не чаял. И хотя порой заглядывался на прелести Кати, торчащие во все стороны из под спецодежды, клятву свою блюл очень свято. Воли себе не давал, да и клиентов возбужденных одергивал, приструнивал, а то и отстреливал, приговаривая:
- Забудь о постели всяк сюда входящий. Здесь же написано "Кафе", а не "Бордель"...
Катя за такую отеческую заботу иногда целовала хозяина в его красный административный лоб. После очередного такого нежного прикосновения он даже переименовал свое заведение из невзрачного "Привокзальное" в гордое и вдохновляющее "Удовлетворение". (В скобочках для проезжающих мимо иностранцев местный полиглот нацарапал "Сатисфекшн фор ю").
На подъездных же путях по распоряжению хозяина установили указатель "Иди и получи". И неискушенный таким подходом местный клиент попер к ним как горбуша на нерест. Пришлось даже закупать новые столики и стулья, а Кате повышать зарплату. И она такими складывающимися обстоятельствами была и весьма, и вполне довольна. Ей нравились грубоватые, но от чистого сердца комплименты местных разбитных мазуриков:
- Катя, я б повесился меж твоих ног...
- Эх, Катюша, твои груди как груши с сельскохозяйственной выставки...
- Твой стан не меньше полевого...
Ей нравились и их чаевые. Вместе с зарплатой Кате хватало не только на приличную квартиру и кружевное белье. Кое-что оставалось и для банковского счета, на который она по приезду положила все свои средства, заработанные в большом городе по линии телевидения.
Банковский счет ее увеличивался, в том же темпе, что и живот: медленно, но верно. Катя прикидывала, что накопленных средств ей должно было вполне хватить на вынужденную с одного момента безработицу, на все расходы, связанные с предстоящим появлением на свет ее малышек. Катя покойно ждала того момента, когда они вежливо постучатся в ее живот и попросятся:
- Мамочка, пусти нас, пожалуйста, погулять на улицу.
Она представляла себе, как блаженно распахнет им этот удивительный мир. Как они войдут в него, крепко держась за руки. Дети будут помогать друг другу в детском саду, в школе и дальше по жизни.
Они обязательно поступят в институт, окончат аспирантуру, станут большими учеными. Разработают таблетки от всех болезней, от голода и от холода, от безработицы и от войны, от социального неравенства и вообще от всеобщей несправедливости. Их имена обязательно впишут куда-нибудь большими буквами. А они, выступая на симпозиумах, конференциях и прочих награждениях, будут смахивать чистосердечную слезу:
- Своими достижениями мы обязаны прежде всего нашей маме - Екатерине Андреевой. Именно она распахнула нам этот удивительный мир...
Глава 20
"Встречи и падения"
В определенных столичных кругах царили переполох, суматоха, суета и маята. Письма, хотя и с некоторой задержкой, но дошли абсолютно до всех адресатов.
Чикита перечитала полученную открытку аж двадцать четыре раза. Она была не в силах поверить, что Катя безвозмездно отказывается от Пиля в ее пользу. Прочитав двадцать пятый раз, прошептала:
- Эта девушка достойна уважения. Она просто не Катя, а святая Магдалена. Я буду любить ее на расстоянии как родную сестру. А Константина, Константина, я...
Здесь горло ее перехватило судорогой волнения, и Чикита пристально посмотрела на две фотографии, украшавшие ее стол. На первой в шикарном белом костюме стоял под курчавой пальмой во весь свой независимый рост Пиль. На другой в расшитой жемчужным бисером шубе во весь свой сомнительный рост распластался на льдине Большой олень.
Она попридержала сентиментальные слезы и решительно набрала номер Костаса.
- Хозяина нет дома, - ответил Чиките дребезжащий от плача голос, Константин покинул апартаменты. И не обещал вернуться...
Тогда она позвонила Долорес в консерваторию:
- Мама, что происходит? Где Костас?
- Никто не знает, - несколько озабоченно ответила мать ее, - Мне звонил его отец. Старый Пилеменос тоже ищет. Сейчас они вместе с Мойшей объезжают подходящие для обитания Константина заведения...
И, действительно, старик Пилеменос в обнимку с Мойшей посещали все кабаки, наркопритоны, заглядывали также и в реанимационные отделения городских клиник, и в морги.
В одной из камер длительного хранения они наткнулись на хрупкое тело Айши.
- Осторожно, пожилые люди. Я еще не дохлая, - буркнула она, отброшенная животом Пилеменоса на стол для вскрытия и трепанации.
- О, извините, - помог ей старик встать, - Мы не надеялись здесь наткнуться на столь живое существо...
- И я тоже боюсь, что она не настолько жива.., - грустно констатировала девушка.
Пилеменос посочувствовал было:
- Вы потеряли мать?..
- Не, - успокоила его визави, - Но Катя была мне больше, чем мать. Мать, бабушка, сестра, тетя, свекровь, свояченица - все в одном лице...
Пилеменос одобрительно кивнул головой:
- Красивое имя, Катя...
- Она и сама была неимоверна красива.., - привздохнула Айша.
- Знавал я одну Катю, - томно потянулся старик, - но вряд ли она могла быть вашей подругой. Та Катя работала на частном телеканале и вам была не че...
- Катя Андреева? - перехватила его Айша на взлете мысли.
- Катя Андреева... - самим эхом прозвучал Пилеменос, - Но...
- Но я действительно ее подруга. Вы что-нибудь знаете о ней? - затормошила Айша такого живого старичка.
Тот безутешно развел рукавами богатого плаща:
- Ничегошеньки... Но может быть, вы знаете что-нибудь о ее, о ее... знакомом Константине Пиле.., Костасе Пилеменосе... Я.., я его отец...
Айша с подозрением осмотрела собеседника:
- Точно, у нее был жених с таким именем. Почти с таким... Вы же не будете утверждать, что являетесь тем самым Пиле...
- Буду, - не стал ее обманывать старик, - я как раз и есть тот самый Пилеменос. Несчастный Пилеменос...
Айша прикусила губу:
- Значит вы его отец не на шутку?
- Значит не на шутку.., - вновь уподобился эху миллионер.
- И Пиль тоже пропал?
- И Пиль тоже пропал...
Девушка его не обрадовала:
- К сожалению, о местопребывании Константина ничего не знаю...
Они посмотрели друг другу в скорбные глаза и тут же ужасно заторопились взаимнообязать:
- Если вы вдруг хоть что-нибудь узнаете о нем...
- И если вы хоть что-нибудь узнаете о ней...
Но в такой разговор вмешался засмотревшийся на изящную, как рисовый стебель, девушку Мойша:
- Давайте-таки объединим наши усилия. Это будет намного эффективнее, мои любезные партнеры...
Айша согласно кивнула. Ей поддакнул и Пилеменос:
- Да-да...
Обсуждая план совместных действий, все трое вышли на крыльцо морга. И тут же к ним вихрем подлетела машина с полицейской мигалкой и невыносимо пронзительной сиреной.
Из автомобиля автоматной пулей выскочил Гнудсон:
- Айша, я места себе не находил. Ты же вышла на пять минут в аптеку. Я ждал пять часов. Не нашел тебя ни в аптеке, ни в магазине. Обыскал весь город: парикмахерские, вертепы, помойки... Я прочесал все кладбища. И был прав, что заехал в морг. Наконец-то нашел тебя... Я так волновался... я чуть с ума не сошел Но Айша отстранила его нежные объятия:
- Извини, милый Гнудсон, просто, когда я вышла, то обнаружила в ящике письмо от Кати. Представляешь: она ушла в никуда. И я сразу же бросилась искать ее. Боюсь, что в таком состоянии моя подруга может наделать глупостей. Катю надо срочно и обязательно найти...
- И Костаса, - вставил слово старик Пилеменос, - Я в полном отчаянии, Гнудсон. Я готов заключить с вами любой контракт, только верните мне сына. Живым или мертвым. Пусть женится на ком хочет. Я много думал. Я многое передумал. Я согласен на все его заморочки... Я ведь сам когда-то женился практически по своей воле...
- Давно бы так, - покачала головой по-восточному рассудительная Айша, - и не стояли бы мы сейчас здесь, как китайские болванчики...
- Умная мысля приходит опосля, - вздохнул Мойша, прикидывая что-то на калькуляторе.
- Мне не нужно ваших нетрудовых доходов, - остановил Мойшу вполне приличным жестом Гнудсон, - Слава богу, у нас в полном объеме выплачивают зарплату и социальные пособия. Я буду искать вашего зятя...
- И вашего сына, - обратился он уже к Пилеменосу, - также как и Катю, исходя лишь из своего священного служебного долга, то есть для вас всех безнакладно ...
- Как я люблю тебя, мой честный инспектор, - обняла его Айша, сбросив с себя восточную стыдливость и белый, пропахший трупами халат.
Гнудсон огляделся было, но в это время к крыльцу поднеслась еще одна машина. Из нее другой автоматной пулей выскочила Чикита. Увидев всех с постными физиономиями и хватанув мертвецки пахнувшего воздуха, она тут же завалилась в обморок. Только через час ее удалось привести в чувство меры, не сходя с пресловутого места. Разумеется, первыми словами Чикиты были:
- Он здесь?..
Любопытствующей ответила от души хлеставшая ее по зажиточным щекам Айша:
- Если ты имеешь в виду Костаса, то его здесь нет. Здесь вообще, к сожалению, нет никого из знакомых, родственников или соседей... Вставай... Хватит отдыхать, когда другие пашут...
- Слава богу, - поднялась с бетонного пола изрядно потрепанная Чикита Хорошо, что меня не видела, мама. "На холодном полу, голой попой..."
- Если ты таки хочешь, дочка, я могу тебе это сказать.., - вынырнул из-за широких спин Мойша.
- И ты, отец, здесь, - хлопнула своими удлиненными ресницами Чикита, Надеюсь, ты ничего ей не скажешь - мама не переживет. Лучше прижми единственную и неповторимую дочурку к своему благородному сердцу...
И отец обнял дочь. И дочь обняла отца. И все присутствующие, глядя на них, смахнули со своих глаз по паре дежурных слез.
Оторвавшись от Мойши, Чикита вопросила:
- Я объехала уже всех его знакомых. По пути завернула сюда. Но если его и здесь нет, то где же он?
- Да бес его знает, - пожал плечами Айши Гнудсон. - И Катя вот тоже никак не востребуется...
- Но мы не можем стать жертвами обстоятельств, - провозгласила восточная мудрость.
- И ждать милости от муниципалитета, - несколько искоса взглянула на Гнудсона Чикита, - мы должны...
Она собралась было произнести поджигательную речь, но тут к ступеням подкатил еще один автомобиль. С шикарными дипломатическими номерами. Из автомобиля, зацепившись чем-то за зеркало, едва выкарабкался Большой олень.
- О, дорогая Чикита, - кинулся он к девушке, - ты, как всегда, живее всех живых. Твоя мать сказала, что не знает, куда ты намылилась. А мой братский консультант посоветовал мне в первую очередь заглянуть в морг... Чикита молча бросилась в его объятия и растаяла в них, в таких не по северному горячих.
- Осторожнее, молодой человек, осторожнее, - шепнул ему по старой памяти на ухо старик Пилеменос, - Товар помнете...
- Крепче держитесь там за что попало, - шепнул на другое ухо легко адаптирующийся к переменам Мойша.
Большой олень дипломатично сначала прижал к себе Чикиту, а затем отпрянул. Он шумно втянул в себя воздух и, принюхавшись, а также выяснив в чем дело, вынес вполне подходящий вердикт:
- Давайте-ка создадим поисково-спасательный штаб. Так у нас всегда делают, когда напрасно ищут кого-нибудь в тундре. А чтобы не волновать общественных обывателей и не допустить утечки в желтую, извините Айша, прессу, заляжем в нашем посольстве. Идет? Ставим на голосование...
Ряд искренних рук взметнулся над крыльцом морга. И уже через мгновение отчасти подержанные автомобили колонной неслись к посольству Лафландии.
Там все участники поисков склонились над картой города. Не мешкая, распилили ее на квартальные кусочки. Большой олень произвел немногословную раздачу:
- От сих пор до сих вам, Пилеменос... Этот кусман, вам... Этот шматок тебе...
Поиски начались. Как один ушли на прочесывание вверенной территории все сотрудники службы безопасности посольства Лафландии. Следом за ними отправились бойцы невидимого фронта, входящие в частные охранные структуры Пилеменоса и Каплан.
Этих сил оказалось, однако, маловато. И тогда, посовещавшись, штаб решил привлечь ближайшую общественность. На прочесывание выдвинулись патрульные парочки: легко откликнувшиеся на несчастие Джон и Рони, Бобби и Чарли, Кристи и Молли, имеющие свой интерес Айша и Чикита, расчетливый Мойша и не очень довольная Долорес:
- Не нравится мне такое поведение жениха, но уж, если моя дочь хочет...
- Хочу, мамочка, - капризно надула губки Чикита. - Ну, пожалуйста...
Для верности всем на руки распечатали и раздали фотографии канувших в неизвестность. К изображениям Костаса и Кати также до кучи добавили и портрет пропавшего без слов Отца Прокопия.
Гнудсон искал по своему индивидуальному плану. Уходя на задание, он взволнованно бросил Айше загадочную как кость фразу:
- Знаешь, интуиция подсказывает мне, что я ищу нечто большее, чем просто Катя Андреева...
Айша, однако, ничего с этого не нагрызла.
Неожиданно для самого себя к добровольной поисковой группе на некоторое время примкнул и Отец Прокопий. Переодевшись в мирское платье одного из водопроводчиков, заехал он на день в большой город. Святой Отец посчитал необходимым официально оформить свое окончательное сложение столичных служебных обязанностей на неопределенный срок. Непорядок, чтоб такая вакансия в бизнес-церкви не заполнялась: и деловые люди без отпущения грехов нервничают, и подрастающее поколение святых отцов простаивает.
В одном из переулков на теперь уже гостя столицы налетела четверка юрких негритят. Они сунули Отцу Святобартерному в физиономию фотографии Кати, Костаса и его собственную:
- Придурок в шортах, ты не видал такого пацана? Или, может быть, эту деваху?.. А этого юродивого?..
Отец Прокопий с отрицательным мычанием шарахнулся от зачатых в явном грехе недорослей. Он благодарил бога, что догадался облачиться в мирское платье. В нем его не опознал бы и кровный дед. А детишки кричали вслед Отцу Святобартерному:
- За этого парня можешь и премию схлопотать. Учти, козлопуп патлатый: Старик Пилеменос простил своего сынка и ждет его вместе с любой избранницей в распростертые объятия. Так и передай, полуобрезанный...
Отец Прокопий оглядел себя в витрине магазина:
- И чего им мои шорты не понравились. Теперь все так ходят. Разве что маловаты, и грех через прорешку вывалился. Ну так это же всегда можно исправить...
Он привел себя в божеский вид и, сориентировавшись на пересеченной улицами местности, бодро зашагал в сторону вокзала. Вдруг среди ясного неба грянул гром. И тут же молния сверкнула над строящимся в близком недалеке небоскребом. И с перепугу Святой Отец срочно возжелал окропить его. Дрожа в нетерпении, вбежал он на стройку сквозь открытые ворота. Но только прилабунился под стеной, как услышал сверху из под облаков:
- Ты че, Отче, сдурел? Каску одень...
От такого изумления Отец Святобартерный чуть не окропил собственные шорты. Он абсолютно узнал обрушившийся на него сверху голос. Без сучка и задоринки, это был голос Костаса Пилеменоса.
И Отец Прокопий задрал вверх свою окаянную голову.
Точно. Из кабины башенного крана по пояс высунулся никто иной как искомый Костас. Он также опознал Отца Святобартерного:
- Здорово, святоша!
- Мууууу.., - промычал Святой Отец, суча пальцами.
- Не слышу.., - крикнул и подкорректировал ориентацию уха Костас.
Мученические слезы побежали по рубашке и шортам Отца Прокопия. Он не мог нарушить наложенного на себя обета молчания. Мыча и отплевываясь от безысходности, побрел было за ворота. Но тут вновь ударил гром. И сверкнула молния. И откуда-то со стороны строительного склада пахнуло серой. Отца Прокопия проняло аж до подвздошных костей. Он вспомнил незабываемые годы службы на эскадренном миноносце военно-морского флота. Вспомнил, как с помощью морского семафора читал вахтенным других кораблей проповеди: "Точка-тире, не укради у союзника верного.., точка-точка-тире, не убий командира сурового.., точка-тире-тире, не возжелай ближнего своего сослуживца ..."