Блонди же не представляла, что теперь делать. В ярости пьяный Жора запросто мог убить ее потомство. И потому, лихорадочно ища выход, она всеми правдами и неправдами скрывала беременность. Говорила, что у нее колики, увеличенная печень и прогрессивный рост жировых отложений.
   Жора как будто верил до поры до времени. Но когда Блонди почувствовала, что вот-вот разродится, то предпочла все же на всякий пожарный выйти из дома. Ведь следом за потомством муж убьет и ее, как только поймет, что супруга его дурачила.
   - Пойду, подышу воздухом, - сказала Блонди Жоре.
   - Перед смертью не надышишься.., - как бы пошутил занятый бутылкой муж.
   Она бежала по улицам, всеми органами чувствуя приближение родов. И боялась остановиться из-за того, что процесс может тут же начаться. И еще ей казалось, что Жора хищным аллигатором ползет за ней по пятам. И тогда, зная, что ее грозный супруг с детства боится высоты, Блонди залезла в кабину башенного крана. Там она и родила благополучно всех своих трех очаровательных детей.
   Первой была девочка. Потом - мальчик. И, наконец - делу венец, была еще одна девочка.
   Первого ребенка Блонди решила оставить в кабине крана. Она боялась, что не сможет спуститься вниз с тремя детьми на руках. К тому же, если Жора подкараулит ее у подножия, то можно было надеяться, что хоть один ребенок останется живым. И еще она подумала, что всю жизнь по прихоти судьбы пришлось ей проработать торговкой краденого, а ведь ей до воровской свадьбы так мечталось стать крановщицей. Так хотелось быть ближе к богу. И прощаясь со своей пищащей в теплой луже дочуркой, Блонди так и сказала:
   - Бог о тебе позаботится...
   Эту девочку и нашли супруги Андреевы по утру. Холодной, голодной, но живой... И нарекли ее именем божьим, в честь святой и минимально порочной Катерины...
   Костас наконец выплюнул кляп Гнудсона и сладострастно повторил:
   - Катерина, Катенька, Катюша... У Чикиты опустились поддерживающие его голову руки. Молодой человек однако этого не заметил:
   - Катюшик, Катюнчик... Большой олень дышал Чиките в затылок.
   - А остальные? Куда делись остальные? - перебивая подранка, в один голос обрушились на инспектора Рони, Джони, Долорес и Мойша.
   - Второго ребенка Блонди подкинула в оставленную без присмотра полицейскую машину. Она напутствовала мальчика такими словами:
   - Лови воров. Пусть мой ребенок искупит нашу с отцом вину... Тут Гнудсон развел руками:
   - Ни приемных родителей, ни самого этого ребенка я пока не обнаружил...
   - А третий? - воскликнули Долорес и Мойша.
   - От третьей девочки Блонди пришлось избавляться в очень спешном порядке. Жора действительно вышел на след Блонди с топором в руках. И чтобы сбросить его с хвоста, нечестной матери пришлось забежать в фешенебельный район, где портрет ее мужа с надписью "Разыскивается" украшал каждый фонарный столб.
   Пытаясь отдышаться, Блонди спряталась за подъехавшим к одной из гостиниц грузовиком. В него закантовывали бесчисленные вещи какого-то богатого постояльца. И когда грузчики отвернулись, Блонди выхватила из кучи первую попавшуюся вещь. Это была скрипка в футляре. Блонди положила в футляр девочку, украв саму скрипку для отмазки своей протяженной ночной прогулки перед куркулистым Жорой...
   И эту девочку мне найти не удалось. Может быть она задохнулась в футляре, и ее попросту выбросили на помойку. Кто знает...
   Что касается Жоры-гастролера, то он, по словам Блонди, сутками напролет глядя телевизор окончательно свихнулся. После какой-то передачи по собственной воле сдался в руки правоохранительных органов. Почил в бозе за день до смерти Блонди, окончательно не выдержав всех прелестей тюремного содержания.
   Сама Блонди скончалась на моих руках. Вот на этих самых...
   Гнудсон продемонстрировал свои сильные полицейские руки.
   - Никаких концов, - сумрачно подвел итог Костас.
   - Не совсем так, - опроверг его Гнудсон, вытаскивая что-то из папки, Будучи еще в сознании Блонди успела сунуть мне фотографию своих детей. Я забыл сказать, что сразу после родов в кабине башенного крана Блонди сфотографировала всю троицу на память. Вот эта фотография...
   - Но они же все разные, - обоснованно засомневались окружающие, - Один ребенок - черный, второй - смуглый, а третий - вообще белый...
   - Такое бывает в природе, - развел руками Гнудсон, - Так объяснила мне Блонди. И потом наши судмедэксперты подтвердили мне это. Такое природное явление называется на латыни "Калор Сплитус Пермаменто ". Как вам это объяснить?..
   У каждого из нас есть гены всех рас. Абсолютно всех. То есть в принципе мы можем родить кого угодно: красного, зеленого, фиолетового. Но при обычном рождении ребенка, как правило, побеждают дружески доминирующие гены родителей. То есть ребенок получается той же расы, что и его непосредственные родители. А вот при рождении одновременно нескольких детей - двух, трех, четырех и так далее - может произойти генное расщепление. И тогда на каждого из детей могут выпасть признаки одной недоминирующей расы.
   Так и случилось при родах тройни у Блонди. Одна девочка родилась ослепительно белой, другая - контрастно-смуглой, а мальчик - матово-черным...
   Гнудсон вздохнул:
   - Вот так в процессе своего служебного расследования мне и удалось немного прираскрыть тайну Кати и ее неординарной семьи. Но, понятно, что работа моя на этом еще далеко не закончена...
   Инспектор замолчал, подбирая уместные в таких ситуациях слова.
   Глава 23
   "Крутой поворот"
   Гнудсон хотел было завершить свою речь призывом "надеется, верить и ждать". Однако этот трюк ему не удался. Первым нарушил напряженное молчание Джони:
   - Ты, действительно, не довел свое расследование до конца, мой мальчик...
   - Что ты имеешь в виду, отец? - обернулся к нему Гнудсон.
   Джони выпрямился. Так он это делал до пенсии, объявляя задержанным подозреваемым их права. Бывший полицейский знал, что люди, глядя на распрямившегося вдруг перед ними сержанта, становятся более внимательными к тому, что он пытается донести до них:
   - Хм... Видимо, настало время раскрыть тебе да и всему белому свету еще одну маленькую тайну. Может ты и не догадываешься, но ты - наш приемный сын...
   - Как? - изумился Гнудсон.
   - А вот так, - продолжил Джони, - Я нашел тебя в своей полицейской машине во время ночного дежурства в тот самый день недели. Отошел, понимаешь, от машины слить, вернулся, а на сиденье малютка. Орет благим матом, фонтаны пускает... Привез я его домой, чтобы перепеленать, молоком горячим напоить. А потом.., потом мы с матерью не смогли сдать тебя в приемный дом. Подумали и решили, что черномазый сынишка нам не помешает. Взяли, так сказать, на развод. До тебя у нас детей не было. А потом сразу видишь сколько наплодили...
   - Так тот малютка в твоей машине был я? - все пытался сообразить Гнудсон.
   - Так точно, - кивнул Джони, - не сомневайся.
   - И значит, Катя - моя сестра? - безумно повел бровями Гнудсон.
   - Выходит, так, - легко согласился Джони.
   - И Чикита тоже твоя сестра, - твердо подошла к Гнудсону на высоких каблуках Долорес.
   - Как? - совсем обезумел от счастья Гнудсон.
   - Как-как? - переспросила, напрягшаяся в один момент Чикита. - А вот так, - вскарабкалась на стул Долорес, чтобы ее было лучше видно, - И у меня имеется тайна, которую я хочу раскрыть вам сегодня.
   Чикита и Гнудсон смотрели на нее как загипнотизированные.
   Долорес же вспоминала:
   - В ту самую вышеописанную ночь я уезжала из города на гастроли. Уже несколько лет как была замужем за Мойшей Каплан, но детей заводить мы не хотели. И тут я нахожу девочку в футляре. Хотела сразу же вернуть ее портье в гостинице. Но Мойша сказал, что это подарок всевышнего. Тот от которого отказываться не стоит - вся жизнь иначе пойдет наперекосяк. А у Мойши был отличный бизнес. И я уже вовсю играла первую скрипку. В общем мы удочерили тебя, Чикита. И поступили, я думаю, верно. Теперь у нас есть наследственница и утеха старости. Может быть еще будут внуки. А пока в виде твоей сестры и твоего брата мы, похоже, обрели еще одну дочь и сына в придачу. Они, однако, в отличие от тебя не могут рассчитывать на наше с Мойшей наследство...
   - Сестра! - бросился к Чиките Гнудсон.
   - Брат! - не без сомнения прираскрыла она свои.
   - Значит, мы обрели еще двух дочерей, маман, - очумело проронил Джони Рони.
   Костас, не стесняясь, зарыдал, извергая никому невидимые за бинтами слезы. Гнудсон, вволю наобнимавшись с упругой Чикитой, загрустил ему в унисон:
   - Эх, если бы Катя могла разделить нашу совместную и безграничную радость...
   - Знаешь, - встрепенулась Чикита, - если бы родители мне позволили, то я бы официально сняла себя с забега, безо всякой контрибуции сошла с пути сестры. Пусть она свободно выходит замуж за тебя, Костас.
   - О, Чикита, - протянул ей телеподранок свою дружественную загипсованную длань, - я не в силах выразить свое восхищение... Бывшая же невеста продолжала:
   - Пусть Катя будет счастлива с тобой. А ты будь счастлив с ней. Ведь ты же любишь ее. Сегодня я бесповоротно поняла это. Также, как и то, что почти бескорыстно люблю другого. Пожалуй, я бы постаралась осчастливить Большого оленя...
   Костас в восторге просто окончательно зарылся в бинты.
   - Как ты благородна, - восхитился и Гнудсон. Чикита же в ответ неудержимо скромничала:
   - Это у нас, наверное, семейное... - Эх, такая сделка расстроилась, втихушку все еще переживал вроде бы совсем уже смирившийся с не той невестой Пилеменос.
   - Отчего же, - услышал его только в быту иногда глуховатый Мойша, - мы же теперь и без свадьбы родственники. Твоя невестка и моя дочь - самые что ни на есть родные сестры. Так что сольем капиталы, как договаривались. К тому же к нашему совместному бизнесу мы теперь без проблем подключим возможности Большого оленя - моего, надеюсь, зятя...
   - Это интересная мысль, - обнял Мойшу за плечи старик Пилеменос, - Но где же Катя? Я так хочу, чтоб дети были счастливы. О, горе мне, разлучившему их...
   И старик Пилеменос зарыдал в бархатную жилетку Мойши. Но до того все же долетел шепот Чикиты:
   - Ты ведь меня любишь, Большой олень. Признайся, а то хуже будет...
   - Как ты догадалась? - упал на колени Б.О., - Я точно без головы и от тебя и от твоих обточенных формочек. С того самого дня, когда нас случил твой отец. Помнишь клуб "Дипломат"? Как ты вожделенно грызла бананы! Как непьяно и неслабо рассуждала! А как потом действовала?! С такой женой можно ползать в разведку во вражескую берлогу! Да что ползать? Гулять во весь рост! О, как я ревновал тебя к этому ведущему обезьян! Но я счастлив твоим предложением. И отвечаю по регламенту: будь моей Большой Оленихой. И прими этот подвенечный колокольчик...
   Новоиспеченный жених вынул из кармана кожаный футляр. Извлек из него маленький серебряный колокольчик с девизом "Отныне верная жена". Три раза звякнув им, вручил невесте. Затем, пританцовывая и пришептывая, обернулся на все триста шестьдесят градусов:
   - Юк-кола...
   На такой поворот Чикита согласно покачала воображаемыми рогами:
   - Надеюсь, родители благословят нас таких вот всех насквозь современно-безграничных...
   - Благословляю, - послал удовлетворенный Мойша воздушный поцелуй Чиките и Большому Оленю.
   - Благословляю.., - обняла будущего зятя Долорес. - Хорошо бы, конечно, не откладывать больше свадьбу в долгий ящик. Но придется, видимо, по заявкам родственников дождаться окончания поисков Кати... Что ж подождем. Тем более, что у меня на носу гастроли. Не хотелось бы их отменять. А к моему возвращению, надеюсь, все уладиться... Глядя на такие дела Гнудсон обратился к Рони и Джони:
   - В любом случае вы - мои настоящие родители. Но благословите нас с Айшой еще раз по новой, на всякий случай...
   - Благословляю, - развел глазами Джони.
   - Благословляю, - довольно улыбнулась Рони, - Рожайте нам скорей желтомазых внуков и внучек десяток штучек... А там и правнуков с правнучками...
   - "Благословляю"... Как мне хочется сказать это сладкое слово тебе и твоей Кате, - уронил старик Пилеменос отчаянную слезу на и без того уже насквозь промокшие бинты Костаса...
   ***
   В последующие дни, не смотря ни на что, во всех домах развернулись грандиозные и полномасштабные предсвадебные приготовления. В тайне от журналистов на общественно-семейном совете было решено отпраздновать не одно, а сразу все три бракосочетания - Чикиты и Большого Оленя, Гнудсона и Айши, Костаса и Кати. Конечно же, после благополучного окончания поисков третьей невесты. Пятеро брачующихся уже вовсю маялись в предвкушении разгульной свадебной ночи. Долго выбирали ресторан и остановились в конце концов на "Гроте любви". Венчаться же решили, исходя из семейных традиций, в объединенной бизнес-церкви. Посетовали лишь:
   - Жаль, что Отца Прокопия не будет. Как в воду канул...
   Но, конечно, всех все гораздо больше волновал ход поисков Кати. Обнаружить хоть какие-нибудь ее следы все никак не удавалось. Хотя Пилеменос и Мойша договорились о финансировании поисков, военное министерство не смогло немедленно предоставить в их распоряжение специальные разведывательные спутники. Их только что сняли с орбиты на профилактические работы до конца месяца. Иллюзий же найти Катю традиционными способами уже никто не питал. Более того в компании начали появляться и более панические настроения Неужели вся жизнь коту под хвост, - неустанно плакали завезенные в дом Пилеменосов Марфа и Фома Андреевы, - может какой маньяк повстречал нашу красавицу на лихом пустыре...
   Слушая их, скрипел уцелевшими в ярости зубами Костас. До крови сжимал в здоровой руке золотую черепашку и укатывал в дальнюю комнату, где распахивал окно и подолгу вслушивался в пространство. Порой ему казалось, что в ответ на свои любовные, мысленно произносимые слова, он слышит сквозь бинты стук сердца Кати:
   - Тук-тук.., тук-тук.., Кос-тас.., Кос-тас... Недобитый влюбленный напрягался. Пытался определить направление сердечного сигнала. Но, увы, каждый раз Костас обнаруживал, что это барабанит всего лишь его собственный пламенный мотор. Катя же, очевидно, была где-то слишком далеко. А может быть по отношению к нему ее сердце билось слишком слабо? Запутавшись в вопросах и окончательно отчаявшись внести ясность заочно, он решился на крайний шаг - дал в газету объявление о драгоценной пропаже.
   - Только найдись, Катя, - скитался по дому его напрочь такой же безумный отец, - Только найдись и я во всем раскаюсь. В своем некорректном отношении к жене, во взятках налоговой инспекции, в финансировании выборной кампании нашего мерзавца-мэра, в поставках горючего террористам... Я хочу смотреть честными глазами в глаза моего честного внука... Приняв такое решение, он без колебаний обратился к сыну:
   - Только бы она нашлась и я сам поеду за Катей. Пусть даже и на край света. Ты, ведь, пока не можешь пользоваться конечностями... Только бы она нашлась. Только бы она нашлась...
   Как заклинание повторял он эту фразу, присев рядом с коляской Костаса. Руки и ноги его наливались свинцом. Тяжелели веки. Когда же глаза Пилеменоса Старшего закрылись, то увидел он как в дом боком-боком проник степенный Отец Прокопий. Этот человечек молча окропил журнальный столик и что-то беззвучно прошамкал.
   Отец Костаса не расслышал, но он прочитал по губам старца букву за буквой.
   - Да это же адрес Кати! - взвопил он и усомнился, - Откуда он его знает?
   Спрашивать Святого Отца уже было невозможно. Тот исчез также неуловимо, как и появился. И тогда старик Пилеменос решил:
   - А впрочем какая разница. Главное, что он есть у меня...
   Пилеменос переписал заветный адрес на бумажку, вскочил и хлопнул по плечу ни о чем не подозревающего сына:
   - Я еду, еду, еду...
   Папашка шустро выбросился на улицу к лимузину, но не обнаружил в нем водителя:
   - Вот черт, ну где же он?.. Бывает же такое, - забегал вокруг машины Пилеменос, - Впервые за десять лет службы водитель отлучился куда-то не отпросившись. И именно сегодня. Именно сейчас. А может быть есть еще порох в пороховницах?..
   С этими словами старик сам вцепился в руль. Он не водил машину лично лет тридцать. Но Пилеменос помнил как сдавал когда-то на права. Как его мурыжил занудный инструктор, приговаривая:
   - Ничего. Тяжело в учении, но в бою спою. Вспомнишь еще меня добрым словом...
   И старик помянул:
   - Спасибо тебе. Как ты там напевал: сцепление, газ, эх, раз, еще, раз...
   Автомобиль послушно рванулся с места. Стрелка спидометра также послушно прилегла на правый бок.
   - Двести пятьдесят километров в час, - удовлетворенно отметил себе Пилеменос и чуть-чуть расслабился:
   - Успею. Должен успеть...
   Он мигом пролетел семьсот восемьдесят пять километров. Вот уже мелькнул и указатель города, где жила Катя. До ее дома оставалось каких-то два километра, когда его старые руки дрогнули. На крутом как наркомафия повороте Пилеменос не удержал руль. Лимузин откормленным пеликаном взмыл над кюветом.
   Полет. Удар. Взрыв. И угасающая в пламени мысль "Неужели не успел..." Но он не потерял сознания до конца. Ощупался: ноги-руки его были целы. Пилеменос мог шевелить ими. И даже ходить с их помощью.
   Ободранный, с кровавой царапиной на лбу старик выбрался-таки из пылающего костра на центральную улицу. За его спиной мощно рванул объемистый бензобак лимузина. Но он не расслышал. Он слишком торопился.
   Как один бросились к старику на помощь прохожие и проезжие. Но хромающий Пилеменос отвел их благородные руки:
   - Я должен сам...
   Глава 24
   "На дальней станции"
   - Господи, вы? - отшатнулась от дверей Катя. На пороге перед ней стоял старый и до невозможности ободранный Пилеменос. Лоб его был расцарапан просто до неузнаваемости. По телу пузырились ожоги первой, второй и даже третьей степени. Катя растерялась. Но лишь на мгновение. Она вспомнила обязательные во всех кафе и ресторанах тренировки по родовспоможению, промыванию желудка, а также курс ликвидации последствий опрокидывания горячих борщей, чая и грога. Сообразив, Катя бросилась к пострадавшему с карманной аптечкой:
   - У вас все цело? Вы себя чувствуете? Где помазать?
   Пилеменос лишь отмахнулся, обдав ее гарью:
   - Все в порядке. Главное, что я нашел тебя, невестка...
   - Как вы сказали? Невестка... - Катя медленно опустилась на пол от такой негаданности, - Я не, не...
   - Ты не ослышалась... - перемялся с ноги на ногу старичок, - Я многое передумал и во многом переменился. И я действительно хочу, чтобы ты стала женой моего сына, стала моей невесткой, стала матерью моих будущих внуков... Пилеменос понурил голову:
   - Прости меня, если я когда-то чем-то как-то где-то невольно обидел тебя. Не держи на меня зла... Все, что я говорил и делал, было рождено моей слепой любовью к сыну. Теперь моя любовь зряча, и я понимаю, что Костас не может жить без тебя. А ты без него. Верно?..
   - Верно, - засмущалась Катюша, - Какой вы на самом деле хороший. Я и не думала... Она встряхнулась:
   - Конечно, я прощаю вас и, надеюсь, вы будете мне идеальным свекром, и лучшим в мире дедушкой... Но Костас, где он? Что с ним?
   - Не волнуйся - он дома, - попытался улыбнуться опаленной губой почти свекор, - Ждет тебя, заламывая руки.
   Катя однако вполне объяснимо встревожилась:
   - Но...
   - Видишь ли, - Пилеменос в ответ устало присел на кончик стула, - Врачи просто не рекомендовали ему перемещаться из одного пункта в другой. У него открылась небольшая производственная травма. Не беспокойся - на семейные отношения она не повлияет. Медики обещают полное восстановление всех производных функций через месячишко-другой...
   - Я хочу его видеть. Немедленно.., - затрепетала как осенний лист Катя.
   - Конечно-конечно, - согласно закатил глаза старик, - Именно поэтому я так и спешил. Собирай свои манатки и вперед на вокзал. Лимузин я к сожалению разбил и даже сжег. Так что придется тащиться на поезде. Аэропорта, ведь, в этом городишке нет..
   - Нет, самолеты сюда не летают. И отсюда тоже, - подтвердила она.
   Катя собралась в мгновение ока. И уже на рассвете они покинули город.
   Как медленно продвигался к столице поезд. Ползли за окном рощи, поляны и молодые необстрелянные еще солдаты. Противотанковыми снарядами пролетали воробьи. На обгон уходил уже тридцать первый велосипедист...
   Но, чу, объявили прибытие.
   Слезы застлали глаза Кати. Как не старалась, но она никого не могла различить на перроне. Не могла различить даже и сам перрон. И тогда старик Пилеменос, собрав со всего сердобольного вагона очки и боле менее подогнав диоптрии, начал перечислять встречающих:
   - Фома и Марфа Андреевы с цветами... Айша и Гнудсон с цветами... Чикита и Большой олень с цветами... Долорес и Мойша с букетом... Кто-то с детьми... Отец Прокопий с кадилом... А там, елки-маталки, в кресле-каталке...
   - Я вижу, - проморгалась вконец Катя, - Это Константин, живехонек...
   Замотанный во все белое Костас чем-то призывно махал ей. И Катя поняла вдруг, что он не машет, а выписывает в воздухе вензеля:
   - Я л-ю-б-л-ю т-е-б-я, К-а-т-я...
   - И я люблю тебя, Костас! - крикнула Катя и спрыгнула с подножки еще мчащегося на пятой скорости поезда. Больно ударилась о железобетонного носильщика и, разумеется, проснулась.
   - О, господи, так это был только сон, - поднялась она с дощатого пола и утерла носик, - настоящими были только слезы... Катя уныло посмотрела на никем не потревоженную дверь, раскрыла неиспользованую аптечку:
   - Йод, бинты на месте... Размечталась: старик Пилеменос за ней приедет. Чуть ли не приползет на коленях. Ага, он, наверное, сейчас с похмелья себе в ванной отмокает. После бурной и продолжительной свадьбы сына... А Костас сейчас вовсю ласкает Чикиту и говорит ей всякое разное приятное. Кому я нужна такая беременная женщина из провинциально-привокзального кафе?.. Никому, только моим малышам... Катя погладила свой тепленький животик и с тяжелым вздохом вышла на улицу. Она побоялась остаться в доме и вновь заснуть, вновь увидеть этот счастливый сон и его такую несчастливую развязку. - И что это меня так в сон клонит? - спрашивала она сама себя, - в самый разгар дня? А может так и должно быть в моем-то положении?
   Катя побрела к своему кафе, чтобы сегодня в собственный выходной день посидеть в нем запросто, как самый обычный затрапезный посетитель.
   Она присела на стул так, чтобы не потревожить на бедре синяка, образовавшегося в результате падения с кровати. Хотела заказать себе рюмку любимого вишневого, но изнутри ее одернули, и Катя согласилась:
   - Чашку кофе без кофеина.
   - Сей момент, уважаемая, - театрально раскланялся с ней хозяин и завистливо посмотрел в сторону приближающегося поезда:
   - Нет, этот фирменный на таких полустанках как наш не останавливается. А клиенты там, наверное, не хилые...
   ***
   Пассажиры этого поезда действительно были при теле и при копейке. В отдельных бархатных купе разместились крупные политики, бизнесмены, высшее звено инженерно-технических работников, а также самые талантливые творческие личности. Все они ехали на грандиозный ежегодный концерт в честь Падшего Ангела к месту его непосредственного падения - в долину Святого Бартера.
   У окна одного из люкс-купе сидела Долорес Каплан. Ехала она в эти места не в первой. Но каждый раз по мере приближения к долине Долорес ощущала невнятное нарастающее волнение.
   Нет, она нисколько не сомневалась в своих талантах, в успешности своего наступления. Просто на подъездных к долине путях на нее наваливались грузные воспоминания и размышления.
   И в этот раз Долорес смотрела в окно, думая об удивительно цельно прожитой жизни. О том, что она сама вышла замуж по отменной любви. О том, что по приличной любви выходит и приемная дочь Чикита. - Все одно к одному, - уверяла сама себя Долорес, - как ни крути, а любовь - материальная сила. Сильней случая и обстоятельств, сильней любой выдуманной и невыдуманной реальности...
   Долорес вспомнила, как она впервые повстречала Мойшу. Тогда у нее - для многих наивной студентки консерватории - уже был парень. Рыжий Ларри, имевший виды на наследство своего троюродного дяди в Глуахаро, водил ее в паб по выходным. Крепко мял своими рабочими ручищами, дышал в лицо пивом. Она млела, таяла и представляла себе как все счастливенько устроится после получения наследства и свадьбы. Как она будет встречать вечером уставшего, ходившего по привычке на работу Ларри. Как он будет наворачивать за обе щеки щи и картошку с мясом, приготовленные прислугой по ее рецепту. Как будет рассказывать о своих трудовых достижениях, о том как его уважают в цехе товарищи, и мастер, и другие прочие начальники, не имевшие глуахарских наследств.
   А потом, отодвинув стакан и тарелку, он ласково погладит ее по набухшему животу:
   - Пролетарии всех стран, размножайтесь...
   И она снова замлеет от счастья и сыграет мужу, набившему оскомину и брюхо, любимую "Нежную элегию".
   Но подобные мечты разбил фатально появившийся на консерваторном небосклоне Мойша. Конечно, этот худосочный хлюпик и очкарик внешне никак не мог сравняться с богатырем Ларри. Но хлючкарик оказался сыном алмазного барона и потому стоило Мойше открыть рот, как у Долорес тут же подкашивались ноги. Она слушала его, забывая о времени и о себе.
   - Долорес, - пел ей Мойша, - Вы самая красивая в мире девушка. Местами даже девица. Самая талантливая, самая головокружительная, самая очаровательная, самая привлекательная, самая внимательная, самая таинственная, самая сексапильная, самая умная, самая понятливая, самая стройная, самая интеллигентная, самая чувственная, самая выразительная, самая изумительная, самая благодарная, самая мудрая, самая раскрепощенная, самая аккуратная, самая сдержанная, самая пробуждающая, самая раскрывающая, самая влекущая, самая увлекающая, самая обезоруживающая...