Эшли Аманда. Свет во тьме

   — Габриель. — Его имя сорвалось с ее губ вместе с рыданиями.
   — Дорогая.
   Она быстро осмотрелась по сторонам, сердце забилось чуть ли не в горле, грозя выскочить наружу при звуках этого слова, произнесенного с такой нежностью.
   — Габриель! — Она уставилась на него, не в силах поверить, что это он, а не плод ее воображения.
   На нем были черные брюки, черные ботинки и темно-зеленая рубашка. Плечи, укрытые вечным черным плащом, показались ей еще шире, чем были когда-то. Волосы цвета ночи, и глаза свинцовые, как небо перед грозой.
   Оба застыли, молча глядя друг на друга.
   Она хотела бы упасть в его объятия, прижать голову к его груди и выплакать всю свою боль, не отпускавшую ее эти три месяца разлуки с ним.
   Он хотел бы прижать ее к себе, убедиться, что с ней все в порядке.
   Но она боялась быть отвергнутой.
   А он опасался того, что если снова притронется к ней, то никогда уже не сможет отпустить от себя.
   И тут она увидела муку одиночества в глубине его серых глаз и поняла, что готова преодолеть все, даже боль быть отвергнутой, лишь бы утешить, успокоить его хотя бы на миг.
   И он понял, что проиграл эту бесполезную битву с собой, он принадлежал ей с первого момента, как увидел, и ничто не могло изменить это.
   — Дорогая.
   Одно только слово. Но оно прорвало барьер между ними. Не успело его сердце ударить следующий раз, как он уже держал ее, прижимая к себе, и слезы радости катились по ее щекам. А он снова и снова повторял ее имя. Его одиночество испарилось навсегда при виде этих слез любви, радости и счастья.
   Он надолго застыл, прижимая Сару к себе, вбирая ее тепло и сладость.
   — Ах, дорогая, — пробормотал он, — если бы ты только знала, как я страдал оттого, что потерял тебя!
   — Не больше, чем я. Если бы ты только знал, как страдала без тебя я. — Она взглянула в его глаза. — Но я так старалась вычеркнуть тебя из моей памяти!
   Габриель кивнул:
   — Я слышал тебя.
   — Почему же тогда не отвечал?
   — Ты знаешь почему.
   — Потому что ты…
   — Вампир.
   Сара кивнула, думая, почему ей так тяжело слышать это. Разумеется, она знала, что это правда, но если не говорить и не вспоминать об этом, то это и не будет казаться такой уж правдой.
   — Сара. — Он прижался подбородком к ее волосам.
   — Почему ты вернулся? — встревоженно спросила она.
   — Ты хочешь, чтобы я ушел?
   Для себя он решил, что, если Сара утратила влечение к нему, он вернется к Нине и выполнит ее желание, чтобы уберечь этим Сару от кровожадной вампирши.
   — Нет! О Габриель! Без тебя мне ничто не мило, умоляю, не оставляй меня снова.
   — Не оставлю, — пообещал он. — Если ты так уверена в своем желании, я останусь.
   — Я уверена.
   — А Морис Делакруа?
   Морис! Чувство вины вспыхнуло в ней. Она обещала выйти за него замуж весной.
   Наступило молчание, и он отстранился слегка, чтобы видеть ее лицо.
   — Что с тобой, дорогая?
   — Я…
   Габриель опустил плечи, словно придавленный тяжестью. Она полюбила другого, пока его не было с ней.
   — Сара?
   — Я… я просто думала, что никогда больше не увижу тебя, — запинаясь, проговорила она, — и поэтому… я… — Она проглотила вставший в горле комок. — Я сказала Морису, что выйду за него.
   — Я понимаю.
   — Но я не хочу Мориса, мне нужен лишь ты!
   — Ты уверена?
   — Да! Ты должен верить мне. То, что я обещала ему, теперь не имеет силы. Раз ты со мной, то причем здесь он? Ты понимаешь?
   — Но ведь он был с тобой, — спросил он спокойно, как если бы ему не так уж и важен был ответ, хотя и понимал, что задушил бы Делакруа голыми руками, если бы только знал, что тот позволил себе большее, чем просто целовать Сару на прощание у дверей.
   — Конечно нет! — с негодованием откликнулась Сара. Она тревожно вглядывалась в лицо Габриеля. — Ты ведь веришь мне, да?
   Он кивнул, и нежная улыбка изогнула его губы.
   — Я бы сразу понял, если бы ты солгала, дорогая.
   Он снова привлек ее к себе, вбирая тепло кожи, жизнь, пульсирующую в ней, слушая биение ее сердца. Она была так молода, красива и так хотела любить.
   — Габриель? Ты ведь так и не сказал мне, что заставило тебя вернуться.
   Он тяжело вздохнул, зная, что она обязана знать правду.
   — Боюсь, из-за меня ты оказалась в опасности, Сара.
   — Я? Но как это может быть?
   — Это долгая история. Давай присядем, так нам будет удобнее.
   Взяв Сару за руку, он подвел ее к дивану и усадил рядом с собой, оглядываясь и собираясь с мыслями, рассеянно замечая новую мебель, обивку, драпировки.
   — Ты помнишь историю, в которой я рассказывал тебе, как стал вимпиром? Сара кивнула.
   — Женщина, которая сделала это со мной, встретилась мне в Испании. Она захотела, чтобы мы снова стали любовниками.
   Сара молча уставилась на него глазами, полными ревности от мысли, что Габриель мог ласкать другую женщину.
   — Ты никогда не говорила мне, что вы были любовниками.
   — Это было слишком давно, сотни лет миновали с тех пор. Тогда она казалась мне самой прекрасной женщиной на свете.
   — И ты… она…
   — Нет, дорогая, — спокойно ответил Габриель. — У нас ничего не было. Но когда я отказал ей, она пришла в ярость и стала угрожать моей жизни… — Он помедлил. — И твоей.
   — Моей? Но почему?
   — Она тоже умеет ревновать, дорогая. Сара нахмурилась:
   — Но как она узнала обо мне? Габриель пожал плечами:
   — Не знаю. Возможно, она следила за мной.
   — Она угрожала убить меня?
   — Не совсем так.
   Сара замерла, чувствуя, как холодеет.
   — Так что же?
   — Она грозила сделать тебя одной из нас.
   — Нет! — Это был крик страха и отвращения.
   — Поэтому я и вернулся, Сара. Чтобы защитить тебя, если смогу.
   — Если сможешь? Габриель кивнул:
   — Она очень древний и могущественный вампир. Я не уверен, что смогу противостоять ей.
   Сара уставилась на него, напуганная сильнее, чем когда-либо в своей жизни. Если Габриель, обладавший сверхъестественной силой, не был уверен, что сможет защитить ее, на что ей остается надеяться?
   Стать вампиром. Она любила Габриеля всем сердцем и душой, но знала, что предпочтет смерть превращению в существо, подобное ему, отрезанное от всего человеческого мира, от Бога. Она не хотела жить кровью других людей, проводить солнечный день в мрачном подземелье. Ей нужны были дом, дети, семья…
   Она конвульсивно вздрагивала, и Габриель осторожно привлек ее к себе. Ему не стоило усилий прочитать мысли Сары, и он молча проклинал себя за то, что был так заносчив с Ниной, уж лучше бы он согласился или пообещал встретиться с ней потом. Нужно было как-то успокоить ее гнев, а он не сделал этого. Но, возможно, еще не поздно, и он успеет…
   — Нет!
   Он удивленно взглянул на Сару-ее широко распахнутые голубые глаза был полны ревности.
   — Не смей и думать о том, чтобы пойти к этой… женщине.
   — Возможно, так было бы лучше, дорогая.
   — Нет.
   — Сара, она очень могущественна и умеет подчинять других своей воле. Если ей удастся погубить меня, ты будешь зависеть только от ее милости.
   — Неважно, Я не позволю тебе идти к ней. Габриель приподнял черную бровь:
   — Ты не позволишь мне? Сара покачала головой:
   — Ты теперь мой. Я не желаю делить тебя ни с какой другой женщиной.
   — Ах, милая моя Сара, да ты настоящая тигрица!
   — Я просто люблю тебя, Габриель.
   — Сара…
   — Я знаю, — ответила она. — Знаю. — Взяв Габриеля за руку, она привела его в спальню и закрыла дверь.
   — Сара, ты уверена, что…
   Она взглянула ему в глаза, вспоминая, как он навещал ее в приюте, как впервые повел в театр на балет. Он исполнил мечту ее жизни, она стала известной миру балериной. Когда-то она думала, что он ангел, а теперь знала, что он приговорен к вечному мраку — создание, оживающее только ночью.
   И он — человек, которого она любит.
   — Я уверена, Габриель, — прошептала она.
   — В самом деле?
   Он повернул ее так, чтобы она могла видеть зеркало, и встал рядом, держа за талию.
   Они стояли бок о бок, но в зеркале было лишь ее отражение.
   — Я вампир, Сара-Джейн, и не смогу заполнить твою жизнь, не смогу дать тебе детей. Я никогда не постарею, твоя жизнь пройдет, а я… Как ты сможешь быть счастлива со мной, во что превратится твое существование?
   Сара взглянула на Габриеля, стоявшего рядом, затем-снова в зеркало. Она слышала его, могла коснуться, а у него не было даже отражения.
   — Сара?
   — Ты все еще пытаешься избавиться от меня, Габриель? — Сара коснулась его щеки, но зеркало показало, что она прикасается к пустоте. — Неужели ты еще не понял, что это
   Невозможно?
   — Я лишь хотел, чтобы ты проверила себя.
   Вздохнув, Сара обняла его и поцеловала, лаская его рот языком и прижимаясь к нему грудью.
   — Я проверила, мой ангел, — прошептала она, пробегая пальцами по его плечам. — Очень хорошо проверила.
   Застонав, он подхватил ее на руки и положил на постель. Горя желанием, раздел ее и замер на миг при виде мягких линий тела. Как же она прекрасна! И она хочет его. Это невероятно.
   Когда он стал раздеваться сам, она остановила его, и сама расстегнула и сняла с него рубашку, прикасаясь к плечам и груди, заново узнавая его тело.
   Низкое урчание вырывалось из его горла, когда ее руки ласкали его. Наконец, не в силах сдерживаться, он накрыл ее своим телом, не переставая шептать дорогое имя, и они слились в одно.
   Она прижимала его к себе все тесней и тоже шептала его имя, а страсть их закипала все жарче, ярче, пока не сравнялась энергией с солнцем.
   В ней заключался тот свет, в котором он так нуждался, ее нежность и тепло заполняли его вечную пустоту, прогоняя одиночество из сердца.
   Он чувствовал, как она вздрагивает под ним, слышал свое имя, слетавшее с ее губ. Наконец все его тело содрогнулось в последний раз, и он упал на нее, продолжая прижимать к себе и уткнувшись лицом ей в шею. Зная, что слишком давит на нее, он откинулся на бок, обвивая ее руками. Он чувствовал приближение восхода, но на этот краткий отрезок времени мог быть с ней и любить ее.
   С восходом он заторопился, и его движения разбудили Сару. Опершись на локоть, она следила, как он одевается.
   — Куда ты собрался?
   Он сделал неопределенный жест рукой.
   — Мне нужно подыскать себе новое убежище.
   — Останься.
   — Нет.
   — Почему нет?
   В самом деле почему? Она уже знала, кто он, и ему незачем было таиться от нее.
   — Ты можешь остаться и спать здесь, как тогда, в последний раз.
   — Я вынужден буду снова просить тебя не входить в спальню до вечера.
   Сара села, комкая покрывало, и он подумал, как она прекрасна с длинными золотыми волосами, небрежно рассыпанными по плечам, и губами, слегка распухшими от его поцелуев.
   — Почему? — непонимающим тоном спросила она. — Ты не доверяешь мне? Он спокойно выдержал ее взгляд.
   — Всем сердцем я верю тебе, дорогая, но предпочитаю, чтобы ты не видела меня во время сна.
   Склонив голову набок, Сара недоверчиво поглядывала на него, не понимая, почему он не хочет, чтобы она видела его спящим.
   — Пожалуйста, дорогая.
   — Хорошо. — Она встала и быстро собрала одежду, которая могла ей понадобиться днем.
   — Сара, будь сегодня очень осторожна. Нина уже, должно быть, в Париже и может нанять кого-нибудь, чтобы расквитаться с тобой. Держи на запоре окна и двери. Не открывай тому, кого не знаешь.
   — У меня репетиция в полдень.
   — Морис зайдет за тобой? Румянец покрыл ее щеки.
   — Да.
   — Очень хорошо. Держись поближе к нему, и пусть он проводит тебя домой.
   — Слишком необычное требование, если учесть, что исходит оно от тебя, — сказала она.
   — Я не хочу, чтобы ты оставалась одна.
   — Но что будет с тобой? Вдруг она подошлет кого-нибудь к тебе?
   — Я не совсем беспомощен днем, Сара, — сказал он, стараясь рассеять ее тревогу.
   — Это совершенная правда.
   Она вздохнула, продолжая испытывав беспокойство за него.
   — Может быть, мне лучше остаться дома?
   Габриель сжал кулаки, в который раз сожалея, что отказал Нине. Из-за его дурацкой гордыни, из-за отвращения, вспыхивавшего в нем при одной лишь мысли, что он будет,
   Хотя бы на одну ночь, любовником Нины, Сара теперь подвергается чудовищной опасности.
   — Габриель?
   — Думаю, все будет в порядке, дорогая. После репетиции непременно купи несколько связок чеснока и повесь у двери и на окнах. У тебя есть крест? Надень его, прежде чем пойдешь.
   — Ты пугаешь меня.
   — Знаю, но ты должна быть готова к опасности.
   Он привлек ее к себе, желая провести с ней весь день, невыносимо страдая оттого, что настала пора разлучиться, хотя бы на время. Он подумал, что неплохо бы увезти ее из Парижа, хотя и знал, что Нина все равно последует за ними. Она чувствует его точно так же, как и он ее.
   — Помни, что я люблю тебя, Сара-Джейн, и будь осторожна.
   Солнце уже взошло, и он ощущал его всесильную власть на своем теле. Оцепенение медленно охватывало его.
   — Сара, закрой окно.
   — Что? О!
   Выскочив из его объятий, она быстро навесила на окно тяжелое стеганое покрывало, закрыв его сверху шторами так, чтобы ни один луч не мог проникнуть в комнату.
   — Так лучше?
   — Прекрасно. Подойди, сядь со мной.
   — На что это похоже — твой дневной сон? — спросила она.
   — Он похож на смерть, дорогая. В первое время своего обращения я страшно пугался этого, каждый раз мне казалось, что я умираю. Я привык к крови, мраку, но только не к тому, что должен затаиваться и погружаться в небытие в то время, как свет приходил на землю, радуя всех живых. — Сара еще сильнее сжала его в объятиях, не зная, что ответить на это. — Но постепенно, став сильнее, я обнаружил, что могу продержаться чуть дольше восхода и подняться чуть раньше заката.
   — Ты видишь сны?
   — Нет. Но каким-то непонятным образом я узнаю о тебе, вижу, что проиходит с тобой. Когда в приюте случился пожар, я чувствовал твою боль, но ничего не мог сделать. — Он заглянул ей в глаза, вспоминая, как был беспомощен тогда. — Это было так ужасно, знать, что ты зовешь меня, и быть не в состоянии помочь.
   — Но ведь ты помог мне, — напомнила она ему, — если бы не ты, я бы до сих пор была прикована к инвалидному креслу.
   — А теперь из-за меня твоя жизнь в опасности.
   — Не важно! Я бы не пожертвовала и минутой нашего времени. Ни единой минутой! И, возможно, Нина не собирается искать нас; возможно, она лишь блефовала.
   — Возможно, — ответил Габриель. — И, возможно, солнце никогда не взойдет, а дождь не прольется. — Он сильнее прижал ее к себе, а затем отпустил. — Ты обещала, дорогая, что не будешь смотреть на меня, пока я сплю, — сказал он. — Вспомни же свое обещание.
   — Я помню.
   Поцеловав его в последний раз, она покинула спальню, тихо затворив за собой дверь.

ГЛАВА XX

   Нервы у Сары были слишком взвинчены, чтобы она могла чувствовать себя спокойно. Она все же не могла понять, почему Габриель так категорично настаивал на том, чтобы она не входила в комнату, пока он спит.
   Она бродила по квартире, прикидывая то одно, то другое, в ожидании Мориса. Мысли ее крутились, как в калейдоскопе. Габриель — вампир. Морис хочет жениться на ней. Труппа собирается в Лондон весной. Нина хочет ее смерти…
   Она вздрогнула при этой мысли. Разве ей под силу сражаться с вампиром?
   Сара дотронулась до серебряного креста на своей шее. Трудно поверить, что такое крохотное распятие или чеснок способны отпугнуть вампира. Но тут она вспомнила, что Габриель не мог выйти из коттеджа, пока она не разорвала круг, политый святой водой и посыпанный чесноком.
   Вампир… Она видела его в момент голода, видела демонический блеск в его глазах и острые клыки, и все же никак не могла поверить, что такое бывает.
   Ее собственная кровь оживила его.
   Его кровь полностью исцелила ее.
   Он сказал, что никогда не позволит ей стать тем, кем был сам, но где-то в далеком уголке ее сознания, в который она не желала вглядеться попристальней, все-таки оставалось сомнение. А что если жажда крови захлестнет его и он перестанет себя контролировать? Или вдруг он переменит свое решение, подумав, что, став вампиром, она бы составила ему неплохую компанию в веках.
   Сара попыталась представить себя пьющей кровь живых существ и от ужаса ощутила спазм в желудке. Она попыталась представить жизнь, в которой не будет солнечного света, прогулок под утренним дождичком, в которой нельзя будет поваляться на траве, устремив взгляд в летнее небо, следя за ленивым ходом облаков. И тоска охватила ее. Никогда ей не родить ребенка, никого не останется после нее. Какая безнадежность!
   Как это — жить и не стариться?.. Она готова была допустить, что в этом есть и толика привлекательности.
   Встряхнув головой, Сара подошла к спальне и встала перед дверью, прислушиваясь, но не слыша ничего. «Сон, похожий на смерть, — сказал он, — сон без сновидений».
   Только данное ею обещание удерживало ее от того, чтобы войти.
   Она вздрогнула и чуть не подпрыгнула от неожиданности, услышав стук во входную дверь.
   Это был Морис.
   — Ты готова? — спросил он.
   — Да, только накину шаль.
   Они репетировали «Лебединое озеро», но Сара не могла сосредоточиться ни на движениях, ни на музыке. Она все время думала о Габриеле в ее спальне, погруженном в сон, похожий на смерть. В ее постели. Если же она не думала о нем, то вспоминала Нину и ее подручных. Они танцевали уже середину второго акта, как вдруг наставница прервала репетицию резким стуком палочки.
   — Сара-Джейн, ты танцуешь сегодня с нами или нет?
   — Простите, мадам Ивонна, — запинаясь, проговорила Сара, пылая от стыда. — Я… боюсь, я не совсем хорошо чувствую себя сегодня.
   Мадам Ивонна приблизилась к ней:
   — Хочешь отпроситься?
   — Да, пожалуйста.
   — Очень хорошо. Жанетта, можешь занять место Сары-Джейн. — Мадам Ивонна смерила Сару холодным взглядом. — Можем ли мы рассчитывать на вас вечером?
   Сара посмотрела вверх, избегая глядеть в жесткое лицо наставницы.
   — Да.
   — Очень хорошо. — Мадам ударила палочкой в пол, и музыка заиграла снова.
   Покидая класс, Сара чувствовала на своей спине взгляд Мориса. В уборной она надела шляпу и мантилью, натянула перчатки и покинула театр, только потом вспомнив о предупреждении Габриеля не выходить одной.
   Она глянула вверх и вниз по улице и, вздохнув, направилась в магазин.
   Служащий как-то странно посмотрел на нее, когда Сара наполняла корзину связками чеснока.
   На пути домой она зашла в небольшую церковь и наполнила бутылочку святой водой, моля Бога простить ее за эту кражу, поясняя ему, что эта вода нужна ей сейчас больше, чем священнику.
   Оказавшись дома, она перевела дух, сняла мантилью, перчатки и шляпу, помедлив на миг у двери спальни. Любопытство подстегивало ее зайти туда, но обещание, данное Габриелю, удержало от этого.
   Тряхнув головой, Сара отошла от спальни и отправилась развешивать чеснок на окна и двери. Затем начала разбрызгивать святую воду у входной двери и на подоконниках.
   Завершив свою работу, она подумала, что эти меры помогут не только отпугнуть Нину, но и удержать в ее квартире Габриеля.
   Она обработала таким образом каждую комнату, за исключением той, где спал Габриель, и тут раздался стук в дверь.
   — Кто там? — спросила она, со страхом представляя женщину-вампира с окровавленными клыками, хотя на улице еще стоял день.
   — Это Морис, Сара-Джейн, с тобой все в порядке? Могу я тебе чем-нибудь помочь?
   — Со мной все прекрасно, в самом деле.
   — Сара-Джейн, пожалуйста, позволь мне войти.
   — Не теперь, Морис. Я должна вздремнуть. Увидимся вечером.
   — Хорошо, дорогая, — согласился он, заметно пересиливая себя. — До вечера.
   Сара прижалась лбом к двери. Не могла же она избегать Мориса до бесконечности! Ведь они собрались пожениться. Он будет не слишком-то рад, узнав, что в ее жизнь вернулся Габриель. Теперь ей придется поискать слова, чтобы сказать ему о разрыве их договора. Ему это не понравится, но она знала, что не смогла бы выйти ни за Мориса, ни за кого-то еще. Сердце ее, как и душа, принадлежали лишь Габриелю, отныне и навеки.
   Габриель.
   Вампир.
   Ей до сих пор было трудно верить в это, несмотря на все, что она о нем знала и чему была свидетелем, несмотря на то, что сама дала ему свою кровь. Все это было слишком похоже на ночной кошмар, чтобы казаться правдой…
   При воспоминании об одном из таких не столь давних кошмаров холод пробежал у нее по спине. Сколько же в нем было этих страшных демонов, с обагренными кровью клыками и глазами, горящими красным огнем!
   И сны эти не были лишь плодом ее расстроенного воображения. Они говорили ей правду, она видела Габриеля со свитой его чудовищных собратьев. Как бы ни был он красив, но по природе своей принадлежал миру ночи и смерти. Он — один из этих страшных созданий.
   С тяжело бьющимся сердцем Сара прошла в гостиную и опустилась на диван. Что же ей делать с Габриелем? И как быть с Морисом? Как уберечься от Нины?
   Она смотрела на связки чеснока, развешенные по окнам, молясь, чтобы они отпугнули Нину, не дали ей войти.
   Габриель. Он такой же, как и Нина.
   Он живет, питаясь кровью жертв. Она почти представляла его крадущимся в потемках, выслеживая живое существо, человека. Видела, как его клыки вонзаются в теплую плоть.
   Видение было слишком ужасным, чтобы задерживаться на нем, и оно было правдой.
   Дрожа от страха, Сара забилась в угол дивана.
   — О Габриель, — пробормотала она. — Как же мы дальше будем жить с тобой?
   Иди ко мне.
   Это был его голос, сильный, звучный, зовущий ее.
   Словно под гипнозом, она поднялась и двинулась туда, где он затаился. Дрожащей рукой нажала ручку двери и, распахнув, вошла в спальню.
   Плащ его, подобно крыльям летучей мыши, распластался на белоснежном покрывале.
   — Сара…
   Он протянул руку, и она подошла к нему. Сердце ее ходило бешеными толчками, когда она вложила свои руки в его. Кровавые клыки и горящие глаза были позабыты.
   Габриель выронил ее руку, отводя взгляд в сторону.
   — Крест, — произнес он хриплым голосом. — Сними его.
   Она стянула через голову изящную серебряную цепочку, мгновенно вспомнив плачевный вид Габриеля в коттедже, его воспаленные глаза, кожу, натянутую, как пергамент, на заострившихся скулах.
   Сделав усилие, Сара прогнала от себя этот жуткий образ голода. Развернувшись, убрала крестик в шкатулку, стоявшую на столике у постели, и осмелилась взглянуть на Габриеля. Сколько же боли затаилось в глубине его глаз! «Какие разные глаза, — подумала она, — то темные от страсти, то полные неизбывного одиночества, то горящие нечистым голодным огнем».
   — Ты боишься меня, — сказал он. — Это утверждение, а не вопрос.
   — Да. — Она смотрела на него с любопытством. — Почему ты… как ты…
   — Проснулся? Сара кивнула:
   — Я думала, ты спишь весь день.
   — Уже близятся сумерки, — объяснил он. — Через час, или около того, силы мои восстановятся в полной мере.
   — Я не хотела беспокоить тебя.
   — Все в порядке, Сара. Я почувствовал твое смятение. Мне захотелось утешить тебя, но ты, я вижу, напугалась еще больше.
   Она не могла отрицать, и сознание того, что она его боится, вонзилось в него, как нож.
   — Прости, Сара-Джейн, — угрюмо сказал он. — Но я никогда не хотел перенести тебя в мой мир.
   Она молча смотрела на него, неспособная подобрать слова для объяснения своих мыслей и чувств. Он столько дал ей. За одно то, что она может танцевать, она перед ним в неоплатном долгу навеки. Но теперь… она оказалась вовлеченной в мир, всегда закрытый для нее, чуть приоткрывавшийся разве что в ночных кошмарах. И хотя она по-прежнему любила Габриеля, у нее не хватало духу спокойно и без страха воспринять его таким, каким он был на самом деле.
   Габриель наблюдал за лицом Сары. Даже если бы он не умел проникать в ее сознание, по лицу ее теперь можно было прочитать мельчайшие оттенки эмоций. Голубые глаза говорили слишком о многом.
   Она была уверена, что любит его, но, столкнувшись с отвратительной реальностью его существования, не могла принять ее.
   Он медленно сел и провел рукой по ее волосам. Он не мог осуждать ее за этот страх, с которым она никак не могла справиться.
   Габриель смотрел, как она поднялась и вышла из комнаты, почти тут же вернувшись со связкой чеснока и повесила ее на единственное окно в спальне. Острый запах заставлял его страдать, но он решил терпеть ради безопасности Сары.
   Взгляды их случайно сошлись, и она поспешно отвернулась.
   — Морис проводил тебя днем?
   — Нет, я ушла раньше.
   — Я просил тебя держаться Мориса. Сара пожала плечами:
   — Я не могла сосредоточиться на танце и поэтому ушла.
   — Черт побери, Сара-Джейн, я не хочу, чтобы ты ходила одна.
   Его страх за нее был слишком очевиден, что лишь усугубило ее состояние. Слезы навернулись ей на глаза.
   — Сара…
   Она подошла к нему, и он обнял ее, усадив на постель рядом с собой.
   Сара мгновенно расслабилась в его руках, недавние страхи вдруг показались ей глупыми. Это был ее Габриель. Он никогда не сможет повредить ей. Вздохнув, она вытянулась на кровати рядом с ним.
   В следующий момент она уже спала.
   Габриель прижимал Сару к себе, среди многих запахов различая благоухание ее кожи, волос и мучительный аромат крови, струившейся по ее венам. Но над всем этим нависал удушающий запах чеснока, прилипший к ее ладоням, однако он готов был часами идти сквозь чесночные поля, лишь бы не переставать держать ее в своих объятиях.