Страница:
Сара покачала головой.
— Нет, Габриель, — пылко возразила она. — Я рождена для тебя.
Ощущая себя все свободнее, она придвинулась к нему, и теперь лишь дуновение ветерка могло проскользнуть между ними.
И тогда она произнесла слова, которым он не мог противиться, и Габриель понял, что пропал. Она сказала:
— Позволь мне обнять тебя.
Он сделался мягким, как воск, когда она обеими руками притянула его к себе. Он знал, что должен избегать солнечных лучей, но непреложным было и то, что он должен быть с этой женщиной, в ее объятиях. Она озарила его проклятую жизнь, его нескончаемый мрак, она была той, которую он желал.
Она не хотела отпускать его, а затем стала целовать. Ни она, ни он не закрывали глаз. В его взгляде сквозило жаркое пламя и дикая страсть, не желание — обнаженный голод. Он хотел ее страшно, нечеловечески, обреченно.
И она хотела его. Хотела чувствовать его силу, принадлежать ему полностью, окончательно, безвозвратно. Она хотела подчиниться ему, делать все, что ему нравится, доказывая свою безграничную преданность. Ей хотелось, чтобы он был властным и требовательным и не отпускал ее от себя.
Она смотрела в его глазах и чувствовала себя летящей куда-то вниз, во мрак и огонь.
Габриель простонал ее имя, прижимая теснее к себе. Обхватившие ее руки были такими сильными и уверенными. Одна рука скользнула по ее спине и, подняв край пеньюара, стала поглаживать ее голень.
Сара чуть не задохнулась, изумленная интимностью этого жеста и пронизавшим ее наслаждением.
Она вся ушла в чувство и была не в силах сопротивляться прикосновениям Габриеля и голоду, горевшему в его глазах. Жар полыхал в ее жилах, заставляя быстрее бежать кровь, прогоняя усталость. Она не понимала, что с ней.
С покорным вздохом Сара прикрыла глаза, отдаваясь его страстным магическим прикосновениям.
Не чувствуя страха, она полностью доверилась ему, не противясь его исступлению.
Рычание, подобное звериному, вырвалось у него, когда он зарылся своим ртом в ее губы.
Он чувствовал ее чистоту и незащищенность, невинность и молодость, которые были для него навеки потеряны. Его поцелуи были долгими, он искал в них избавления и забвения, желая слиться с человеческой природой. Она была такой нежной и податливой, ее влекло к нему так же, как глупого мотылька к огню, в котором он найдет свою гибель. Габриель невыносимо страдал оттого, что не мог защитить ее, а вместо этого был обречен погубить.
Его руки, проникнув под складки ткани, почувствовали кожу нежнее атласа. В следующий момент ее пеньюар упал на пол, и почти тут же рядом с ним оказалась его одежда. Теперь она была нагая с головы до пят. И она вся была его. Ему оставалось лишь взять ее.
Он ласкал ее дрожащими от страсти руками, голос его звучал неровно. Наконец, когда все его тело было охвачено огнем желания и он уже был близок к тому, чтобы взять ее, Габриель вдруг услышал слабый стон боли.
Прижавшись к ней, он похолодел от страха, внезапно осознав, что его нечистый голод прорвался наружу, что его поцелуи не были больше нежными и что его клыки чуть не прокусили нежную кожу на ее горле.
Не понимая, насколько близка опасность, она прогнулась под ним, ища наслаждения, которого хотело ее возбужденное тело.
Простонав, он отстранился и сел к ней спиной.
— Габриель?
Ее голос был тихим и неровным, полным смущения.
— Прости меня, — хрипло произнес он. — Я не хотел…
— Габриель… — Она коснулась рукой его спины, и все в нем откликнулось на это прикосновение. — Я хочу тебя.
— Нет, Сара, — сказал он. — Больше ничего не будет.
— Я не понимаю.
— Пожалуйста, позволь мне уйти. — В голосе его слышались мольба и страх, он хотел, чтобы она очнулась от любовного наваждения, потому что сам он еле сдерживался. Ее нежный голос, ее прикосновения сводили его с ума.
— Нет.
— Это для твоего же блага.
— Не правда! — Сконфуженная, чувствуя себя отвергнутой, Сара села, обхватив руками грудь. — Лучше бы я никогда не покидала Англию! — воскликнула она, запрокидывая голову и заливаясь слезами. — Лучше бы я оставалась прикованной к своему мерзкому креслу, потому что тогда ты любил меня. Я знаю, что любил.
Габриель закрыл глаза, и его руки все сильнее сжимались в кулаки, по мере того как ею овладевало отчаяние. «Я ни за что не должен был приходить сюда, — думал он, — не должен был снова видеть ее». Он не желал быть причиной ее боли, напротив, он хотел, чтобы ей всегда было легко и хорошо.
И ведь он мог бы стереть воспоминания о себе из ее сознания. Он и сейчас может сделать это, стоит лишь заглянуть ей поглубже в глаза и приказать. Она бы забыла, что он вообще когда-то был на свете… Но он не мог сделать этого, потому что жизнь без нее не имела для него смысла.
И так как он был в основе своей эгоистичен и, кроме того, слишком долго изнемогал под бременем одиночества, Габриель не выдержал и, повернувшись, взял ее за руку.
— Сара?
Она взглянула на него, и он содрогнулся — такая мука отражалась в ее глазах.
— Пожалуйста, Габриель, — прошептала она. — Пожалуйста, не покидай меня. Я слишком нуждаюсь в тебе.
— И ты мне бесконечно нужна. Скажи, дорогая, если я останусь, ты не станешь задавать лишних вопросов?
— Обещаю.
— Что бы я ни сказал? Даже если это покажется тебе лишенным смысла? Она слегка нахмурилась:
— Я не понимаю.
— Это очень просто. Я останусь, но только если ты не станешь спрашивать ни о чем, какими бы странными ни были мои слова и поступки. Никаких вопросов.
— Пусть так, я обещаю.
— Тогда тебе придется уволить свою служанку.
— Бабетту? Габриель кивнул.
— Хорошо, но зачем?
— Никаких вопросов, дорогая, ты помнишь? А теперь, — спокойно продолжил он, — оденься. Уже поздно, и тебе пора отдыхать.
— Но… — Сара запнулась. Она дала ему обещание ни о чем не спрашивать, но на словах это оказалось сделать гораздо легче, чем на деле.
— Не надо вопросов. Ты уже дала слово, и теперь поздно отменять его, — заметил Габриель.
Сара кивнула, и он нагнулся за своей одеждой, вслушиваясь в мягкий шелест пеньюара, скользившего по ее телу.
Одевшись, он заглянул ей в глаза.
— Ты еще слишком молода, Сара. Я не хочу повредить тебе.
— Ты и не можешь пов…
Он поднял руку, призывая ее к молчанию.
— Теперь уже поздно. Я хочу, чтобы ты легла в постель. Завтра вечером я буду ждать тебя у выхода из театра.
— Прекрасно.
— Доброй ночи, дорогая, спи спокойно.
— Доброй ночи, мой ангел. Ты будешь думать обо мне?
— Да, как и всегда, — ответил он, наклонясь, чтобы поцеловать ее в щеку. — Как всегда.
ГЛАВА XIII
ГЛАВА XIV
— Нет, Габриель, — пылко возразила она. — Я рождена для тебя.
Ощущая себя все свободнее, она придвинулась к нему, и теперь лишь дуновение ветерка могло проскользнуть между ними.
И тогда она произнесла слова, которым он не мог противиться, и Габриель понял, что пропал. Она сказала:
— Позволь мне обнять тебя.
Он сделался мягким, как воск, когда она обеими руками притянула его к себе. Он знал, что должен избегать солнечных лучей, но непреложным было и то, что он должен быть с этой женщиной, в ее объятиях. Она озарила его проклятую жизнь, его нескончаемый мрак, она была той, которую он желал.
Она не хотела отпускать его, а затем стала целовать. Ни она, ни он не закрывали глаз. В его взгляде сквозило жаркое пламя и дикая страсть, не желание — обнаженный голод. Он хотел ее страшно, нечеловечески, обреченно.
И она хотела его. Хотела чувствовать его силу, принадлежать ему полностью, окончательно, безвозвратно. Она хотела подчиниться ему, делать все, что ему нравится, доказывая свою безграничную преданность. Ей хотелось, чтобы он был властным и требовательным и не отпускал ее от себя.
Она смотрела в его глазах и чувствовала себя летящей куда-то вниз, во мрак и огонь.
Габриель простонал ее имя, прижимая теснее к себе. Обхватившие ее руки были такими сильными и уверенными. Одна рука скользнула по ее спине и, подняв край пеньюара, стала поглаживать ее голень.
Сара чуть не задохнулась, изумленная интимностью этого жеста и пронизавшим ее наслаждением.
Она вся ушла в чувство и была не в силах сопротивляться прикосновениям Габриеля и голоду, горевшему в его глазах. Жар полыхал в ее жилах, заставляя быстрее бежать кровь, прогоняя усталость. Она не понимала, что с ней.
С покорным вздохом Сара прикрыла глаза, отдаваясь его страстным магическим прикосновениям.
Не чувствуя страха, она полностью доверилась ему, не противясь его исступлению.
Рычание, подобное звериному, вырвалось у него, когда он зарылся своим ртом в ее губы.
Он чувствовал ее чистоту и незащищенность, невинность и молодость, которые были для него навеки потеряны. Его поцелуи были долгими, он искал в них избавления и забвения, желая слиться с человеческой природой. Она была такой нежной и податливой, ее влекло к нему так же, как глупого мотылька к огню, в котором он найдет свою гибель. Габриель невыносимо страдал оттого, что не мог защитить ее, а вместо этого был обречен погубить.
Его руки, проникнув под складки ткани, почувствовали кожу нежнее атласа. В следующий момент ее пеньюар упал на пол, и почти тут же рядом с ним оказалась его одежда. Теперь она была нагая с головы до пят. И она вся была его. Ему оставалось лишь взять ее.
Он ласкал ее дрожащими от страсти руками, голос его звучал неровно. Наконец, когда все его тело было охвачено огнем желания и он уже был близок к тому, чтобы взять ее, Габриель вдруг услышал слабый стон боли.
Прижавшись к ней, он похолодел от страха, внезапно осознав, что его нечистый голод прорвался наружу, что его поцелуи не были больше нежными и что его клыки чуть не прокусили нежную кожу на ее горле.
Не понимая, насколько близка опасность, она прогнулась под ним, ища наслаждения, которого хотело ее возбужденное тело.
Простонав, он отстранился и сел к ней спиной.
— Габриель?
Ее голос был тихим и неровным, полным смущения.
— Прости меня, — хрипло произнес он. — Я не хотел…
— Габриель… — Она коснулась рукой его спины, и все в нем откликнулось на это прикосновение. — Я хочу тебя.
— Нет, Сара, — сказал он. — Больше ничего не будет.
— Я не понимаю.
— Пожалуйста, позволь мне уйти. — В голосе его слышались мольба и страх, он хотел, чтобы она очнулась от любовного наваждения, потому что сам он еле сдерживался. Ее нежный голос, ее прикосновения сводили его с ума.
— Нет.
— Это для твоего же блага.
— Не правда! — Сконфуженная, чувствуя себя отвергнутой, Сара села, обхватив руками грудь. — Лучше бы я никогда не покидала Англию! — воскликнула она, запрокидывая голову и заливаясь слезами. — Лучше бы я оставалась прикованной к своему мерзкому креслу, потому что тогда ты любил меня. Я знаю, что любил.
Габриель закрыл глаза, и его руки все сильнее сжимались в кулаки, по мере того как ею овладевало отчаяние. «Я ни за что не должен был приходить сюда, — думал он, — не должен был снова видеть ее». Он не желал быть причиной ее боли, напротив, он хотел, чтобы ей всегда было легко и хорошо.
И ведь он мог бы стереть воспоминания о себе из ее сознания. Он и сейчас может сделать это, стоит лишь заглянуть ей поглубже в глаза и приказать. Она бы забыла, что он вообще когда-то был на свете… Но он не мог сделать этого, потому что жизнь без нее не имела для него смысла.
И так как он был в основе своей эгоистичен и, кроме того, слишком долго изнемогал под бременем одиночества, Габриель не выдержал и, повернувшись, взял ее за руку.
— Сара?
Она взглянула на него, и он содрогнулся — такая мука отражалась в ее глазах.
— Пожалуйста, Габриель, — прошептала она. — Пожалуйста, не покидай меня. Я слишком нуждаюсь в тебе.
— И ты мне бесконечно нужна. Скажи, дорогая, если я останусь, ты не станешь задавать лишних вопросов?
— Обещаю.
— Что бы я ни сказал? Даже если это покажется тебе лишенным смысла? Она слегка нахмурилась:
— Я не понимаю.
— Это очень просто. Я останусь, но только если ты не станешь спрашивать ни о чем, какими бы странными ни были мои слова и поступки. Никаких вопросов.
— Пусть так, я обещаю.
— Тогда тебе придется уволить свою служанку.
— Бабетту? Габриель кивнул.
— Хорошо, но зачем?
— Никаких вопросов, дорогая, ты помнишь? А теперь, — спокойно продолжил он, — оденься. Уже поздно, и тебе пора отдыхать.
— Но… — Сара запнулась. Она дала ему обещание ни о чем не спрашивать, но на словах это оказалось сделать гораздо легче, чем на деле.
— Не надо вопросов. Ты уже дала слово, и теперь поздно отменять его, — заметил Габриель.
Сара кивнула, и он нагнулся за своей одеждой, вслушиваясь в мягкий шелест пеньюара, скользившего по ее телу.
Одевшись, он заглянул ей в глаза.
— Ты еще слишком молода, Сара. Я не хочу повредить тебе.
— Ты и не можешь пов…
Он поднял руку, призывая ее к молчанию.
— Теперь уже поздно. Я хочу, чтобы ты легла в постель. Завтра вечером я буду ждать тебя у выхода из театра.
— Прекрасно.
— Доброй ночи, дорогая, спи спокойно.
— Доброй ночи, мой ангел. Ты будешь думать обо мне?
— Да, как и всегда, — ответил он, наклонясь, чтобы поцеловать ее в щеку. — Как всегда.
ГЛАВА XIII
Следующим вечером Габриель ждал ее у театра. В вечернем наряде, с накинутым поверх черным плащом, он показался ей неотразимым. «Вот самый красивый из всех мужчин, которых я когда-либо видела, — думала Сара, — и он ждет меня».
Она вспыхнула в предвкушении счастья и устремилась к нему, не заботясь о том, что подумают люди.
Габриель обнял ее так порывисто, как будто всю жизнь ждал этого момента, а затем взял за руку и повел прочь от театра.
— Твое лицо выглядит сегодня намного лучше, — отметила Сара, не веря своим глазам. Его кожа, покрытая прошлой ночью обесцвеченными пятнами, теперь хранила лишь невнятный намек на них.
Габриель пожал плечами:
— Ожоги были поверхностными.
— Но…
— Мы уже пришли, — сказал он, пропуская ее перед собой в маленький, затененный и очень уютный ресторанчик. Габриель выбрал столик в глубине зала, вдали от шума и неспешно повел беседу о вечернем спектакле.
Он заказал ужин для нее одной, а себе попросил лишь бокал красного сухого вина.
— Ты когда-нибудь ешь? — спросила Сара.
— Я поужинал перед спектаклем.
Сара внимательно посмотрела на него, а затем пожала плечами. Она была слишком счастлива, чтобы придавать значение всяким пустякам.
Сара едва успела закончить ужин, и они приступили к обсуждению постановки «Лебединого озера», как у их столика оказался Морис.
Сара изумленно уставилась на него:
— Морис, что ты здесь делаешь?
— Я хотел повидать твоего таинственного опекуна.
— Вот как! — Она взглянула на Габриеля. — Морис, это Габриель… — Она помедлила, вспомнив, что не знает его полного имени. — Габриель, это Морис Делакруа, член нашей труппы.
— Хотите присоединиться к нам? — спросил Габриель.
— Уверена, у него другие планы, — вмешалась Сара, пронизывая Мориса взглядом, ясно говорившим только одно — уходи!
— Вообще-то нет… — откликнулся Морис, присаживаясь рядом с Сарой.
Габриель заказал два бокала вина, для себя и Мориса.
Наступило неловкое молчание, пока Габриель бесцеремонно, в упор разглядывал молодого человека. Почувствовав себя не слишком уютно под таким взглядом, Морис залпом опустошил свой бокал.
— Сара говорила мне, что вы были весьма щедры, поддерживая ее. И многих танцовщиц вы так спонсируете?
— Только ее одну.
— Понимаю. Сара очень мало рассказывала о вас. Вы всегда так обожали балет?
— Да, — ответил Габриель, приподнимая в улыбке уголки рта. — Всегда.
— И как долго вы намерены оставаться в Париже?
— Пока не знаю. — Габриель окинул Сару долгим пристальным взглядом, который со стороны мог быть истолкован исключительно как взгляд собственника. — Я так давно не был в Париже. Это прекрасный город, вы не находите?
Морис взглянул на Габриеля, отдавая себе отчет, что речь идет не только о городе.
— Вы кажетесь человеком мира, — сказал Морис хриплым от волнения голосом. — Не сомневаюсь, что прекрасный Париж очень скоро наскучит вам.
— Возможно.
— Я просил Сару выйти за меня замуж.
— Насколько мне известно, она отказала вам.
— Да, но не окончательно, и я надеюсь склонить ее в свою пользу. Возможно, она скорее скажет «да», если услышит ваше благословение.
Габриель негромко рассмеялся. Его благословение, ну разумеется!
— Сара не нуждается в моем разрешении, чтобы выйти замуж. Я уже говорил ей, что одобрю любой ее выбор.
Сара вдруг резко встала.
— Мне надоело слушать, как в моем присутствии обо мне говорят так, будто меня здесь нет! — объявила она. — Вы как хотите, но я отправляюсь домой
Морис немедленно вскочил:
— Я провожу тебя.
— Я привел Сару сюда и провожу домой, доставив в целости до ее дверей, — сказал Габриель, поднимаясь.
Он подал Саре руку, и она приняла ее без малейшего промедления.
— Доброй ночи, Морис, — мягко попрощалась она.
— Сара…
Габриель впился в него тяжелым взглядом
— Дама сказала «доброй ночи».
Морис отступил, чувствуя внезапное отвращение к устремленному на него холодному взгляду. На долю секунды ему показалось, что он вступил в спор с самим дьяволом. Последний раз взглянув на Сару, он покинул ресторан.
Сара робко, словно извиняясь, улыбнулась Габриелю, и они отправились домой.
— Прости меня за то, что я позволила ему устроить эту сцену.
— Он влюблен в тебя, — откликнулся Габриель. — Это ясно любому.
Сара откинула голову, чтобы видеть лицо Габриеля.
— А я влюблена в тебя
— Влюблена в меня, дорогая?
— Разве я недостаточно дала тебе это понять? Ты не веришь мне?
— Я верю тебе.
Вскоре они подошли к ее квартире. Войдя, он помог ей снять плащ и освободился от своего, пока она зажигала лампу.
— Ты останешься у меня на ночь? — спросила она, поворачиваясь к нему лицом.
— Не слишком ли откровенный вопрос для столь юной особы? — изумился Габриель, усмехаясь. — О чем ты просишь? Чтобы я провел здесь ночь или разделил с тобой постель?
— Я прошу и того и другого.
— А если я откажусь?
Сияние ушло из ее глаз, плечи безнадежно поникли.
— Ты снова собираешься отказать мне?
— Сара…
— Я что-то сделала не так?
— Нет!
— Тогда с тобой что-нибудь не так? Есть какая-то причина, по которой ты не хочешь или не можешь… — Ее голос почти иссяк. Она не знала, как поделикатнее выразить свой вопрос и откуда набраться смелости для этого.
— Со мной все в порядке в том смысле, который тебя смущает. Все дело лишь в том, что ты слишком молода.
— Ты снова об этом! Неужели будет лучше, если я стану сморщенной старушкой? Может быть, я должна заточить себя в башню до тех пор, пока не достигну подходящего возраста?
Он расхохотался по-мужски иронично. До этого она ни разу не слышала, чтобы Габриель смеялся, да и улыбался он тоже крайне редко. Смех делал его моложе и доступнее.
Габриель протянул к ней руки.
— Иди ко мне, Сара.
Она немедленно бросилась в его объятия, пряча лицо на груди. Закрыв глаза, глубоко вздохнула, погружаясь в его запах, отдаваясь его прикосновениям. Он проводил губами по ее волосам, его руки поглаживали ее спину плечи… А затем, бормоча проклятия, он вдруг поднял ее на руки и понес в спальню.
Его руки были такими ловкими и сильными, кажется, вся она уместилась бы в них.
— Ты должна будешь сказать, когда мне остановиться, — прошептал он. — Если тебе станет больно или что-то напугает тебя.
— Напугает?
— Я хотел тебя с тех пор, когда начал замечать, как из большеглазой крошки формируется прекрасная женщина, — признался он. — Хотел и ждал. Если моя страсть напугает тебя, ты должна мне сказать.
Сара кивнула, хотя и не вполне поняла смысл его слов. Она не слишком много знала о том, что происходит между мужчиной и женщиной, только то, что успела вычитать из книжек, но там все кончалось целомудренным поцелуем и неземным счастьем.
Однако в поцелуях Габриеля не было ничего целомудренного, они прожигали ее насквозь подобно дикому пламени. Но она еще сильнее прижимала его к себе, пробегая пальцами по спине и плечам. Огонь страсти проникал в нее через каждую пору кожи, заставляя искать удовлетворения, еще неведомого ей.
Он шептал ей какие-то ласковые французские и итальянские словечки, в то время как его руки продолжали воспламенять лаской ее тело
Изнемогая от страсти, она ласкала его в ответ, руки ее бродили по его спине, исследуя каждый мускул, напрягавшийся и расслаблявшийся под ее любопытными пальцами.
Он вздрагивал, когда она сжимала его плоть, и учащал дыхание.
И она не могла понять, что чувствует — боль или наслаждение, однако не прекращала своих движений. Кожа его была такой горячей под ее ладонями, дыхание становилось все лихорадочнее…
Она изнемогала под ним от жара, стараясь схватить хоть глоток воздуха.
Наконец наступил момент, когда он сжал ее руки и, закинув их ей за голову, приподнял свое тело над ней. Сердце ее билось бешеными толчками.
В полумраке ей показалось, что он словно вырос и стал огромным, как изваяние. Волосы рассыпались по его плечам подобно черному облаку, глаза потемнели, как небо перед грозой.
Его глаза… возможно, в этом были виноваты отблески свечей, но в их черноте полыхали кроваво-красные огни.
Габриель уловил поднимавшийся в ней ужас, зная, что причиной тому он сам, он и его нечистая жажда человеческой крови. Ему понадобилась каждая унция его воли, чтобы не прокусить удлинившимися клыками ее нежную кожу, не погрузиться ими в ее нежную плоть, когда смешивались их тела.
Когда он снова накрыл ее тело своим, Сара издала низкий болезненный вскрик. Простонав, он замкнул ее губы страстным поцелуем восставшего из ада любовника, и ни одна мысль уже не тревожила ее, растворившуюся во взорвавшемся в ней экстазе, насыщающим удовольствием каждый дюйм ее изнемогающего тела.
«Теперь я его, — с ликованием думала она. — Только его. Он никогда не сможет оставить меня или отослать куда-то далеко!»
— Сара, с тобой все в порядке? — приглушенно спросил он, зарывшись лицом в ее плечо.
Она томно простонала-это был сладострастный женский стон, ясно говоривший о наслаждении.
Радость переливалась внутри Габриеля. Он сумел овладеть ее телом, не отняв завещанную Богу душу. Впервые за прожитые им века он ощутил в себе победу человека над можлром. Это было прекрасное ощущение, но слишком короткое: вслед за ним почти тут же явилось жестокое раскаяние, потому что в бездонных глубинах того, что было когда-то его сердцем, он знал, что лишил невинности чистое создание, принадлежавшее жизни и свету.
Почувствовав в нем перемену, его внезапную отстраненность, она обняла его и привлекла к себе.
— Сара, — простонал он, — что я наделал!
— Я люблю тебя, Габриель, — пылко прошептала она. — Пожалуйста, не отравляй моего счастья, умоляю, не говори, что ты сожалеешь о том, что случилось.
Сильная дрожь пробежала по его телу.
— Сара… поддержи меня!
Такая боль послышалась в его голосе, готовом наполниться слезами, что она немедленно прижала его к себе. Держа его так крепко, как только могла, Сара гадала, какой ужас в прошлом Габриеля мог оставить такой след в его душе, заставляя страшно страдать и теперь. Иногда ей казалось, что он так же страстно боится ее прикосновений, как желает их.
— Усни, Габриель, — прошептала она. — Я прогоню твои страхи.
— Ах, дорогая, — воскликнул он с болью-если бы ты только могла это сделать!
— Усни, мой ангел, — ворковала она, ощущая, как постепенно расслаблялось его тело, и слушая успокоенное, ровное дыхание, говорившее о том, что он засыпал.
Габриель пробудился внезапно, чувствуя кожей знакомое пощипывание, предвещавшее рассвет. Сара лежала рядом, ее голова покоилась на его плече.
Когда он встал с постели и начал натягивать одежду, она очнулась.
— Что ты делаешь? — сонно спросила она.
— Я должен идти.
— Почему?
— Никаких вопросов, дорогая, помнишь?
Он быстро коснулся ее губами, угодив в бровь, и вышел, спеша на улицу. Небо еще оставалось серым, но, пробегая по улицам, он ощущал наступление нового дня, расцветающего с первыми лучами солнца.
Память о полученных ожогах заставила его бежать к своему убежищу с нечеловеческой скоростью.
Он издал вздох облегчения, оказавшись наконец внутри своего коттеджа в целости и безопасности. Тяжело дыша, Габриель спустился в подземелье, не переставая думать о Саре, пока не оказался в узком длинном гробу, где обычно проводил дневные часы в сонном забвении.
Днем на репетиции Сара постоянно думала о Габриеле, удивляясь его внезапному исчезновению. Каждый раз, когда кто-то входил в зал, она надеялась, что это окажется Габриель.
Позже, у себя в квартире, она продолжала ждать его появления, но день угас, а он так и не появился.
«Возможно, что-то во мне не понравилось ему», — думала Сара.
Появившись вечером в театре, она была комком нервов, дважды во время разминки спутала свои па и впервые в жизни не чувствовала себя в танце.
Она неохотно вышла на сцену, зная, что ее выступление будет далеко от совершенства И вдруг увидела Габриеля, сидящего в первом ряду, и у нее словно выросли крылья.
Она танцевала только для Габриеля, но когда спектакль окончился, весь зал наградил ее громом оваций, хотя ей слышались только рукоплескания Габриеля, бывшие для нее сладчайшими звуками на свете.
Поспешив в уборную, Сара быстро переоделась. Она уже бежала к выходу, как вдруг ей поймал Морис.
— Сегодня ты была великолепна, — сказал он. — Но куда ты так торопишься?
— Габриель ждет меня. Шепча проклятия, Морис удержал ее и заставил остановиться.
— Я не желаю, чтобы ты виделась с ним сегодня, не желаю, чтобы ты виделась с ним вообще когда-либо.
Осторожно, но решительно Сара разжала его пальцы.
— Что такое?
— Ты слышала.
— Я стану встречаться с тем, с кем хочу Сейчас я хочу видеть Габриеля
— С этим человеком не все в порядке, — прошептал Морис
— Не понимаю. Что ты хочешь этим сказать?
— Я не уверен, но прошлым вечером, когда я заглянул в его глаза… я не могу объяснить… это невозможно…. но он дьявол Сара-Джейн, держись от него подальше!
— Дьявол! Что за вздор! С чего ты взял это? — воскликнула Сара, и в ожидании ответа в ее памяти всплыл образ Габриеля с глазами, сверкавшими кроваво-красным пламенем, когда он приподнимался над ней.
— Сара, послушай меня…
— Нет! Я люблю Габриеля, и он любит меня. Немедленно оставь меня в покое.
Морис молча смотрел вслед Саре, бежавшей по коридору к выходу. И все-таки он должен попытаться спасти ее от непоправимой ошибки, от самой страшной ошибки в ее жизни.
Она вспыхнула в предвкушении счастья и устремилась к нему, не заботясь о том, что подумают люди.
Габриель обнял ее так порывисто, как будто всю жизнь ждал этого момента, а затем взял за руку и повел прочь от театра.
— Твое лицо выглядит сегодня намного лучше, — отметила Сара, не веря своим глазам. Его кожа, покрытая прошлой ночью обесцвеченными пятнами, теперь хранила лишь невнятный намек на них.
Габриель пожал плечами:
— Ожоги были поверхностными.
— Но…
— Мы уже пришли, — сказал он, пропуская ее перед собой в маленький, затененный и очень уютный ресторанчик. Габриель выбрал столик в глубине зала, вдали от шума и неспешно повел беседу о вечернем спектакле.
Он заказал ужин для нее одной, а себе попросил лишь бокал красного сухого вина.
— Ты когда-нибудь ешь? — спросила Сара.
— Я поужинал перед спектаклем.
Сара внимательно посмотрела на него, а затем пожала плечами. Она была слишком счастлива, чтобы придавать значение всяким пустякам.
Сара едва успела закончить ужин, и они приступили к обсуждению постановки «Лебединого озера», как у их столика оказался Морис.
Сара изумленно уставилась на него:
— Морис, что ты здесь делаешь?
— Я хотел повидать твоего таинственного опекуна.
— Вот как! — Она взглянула на Габриеля. — Морис, это Габриель… — Она помедлила, вспомнив, что не знает его полного имени. — Габриель, это Морис Делакруа, член нашей труппы.
— Хотите присоединиться к нам? — спросил Габриель.
— Уверена, у него другие планы, — вмешалась Сара, пронизывая Мориса взглядом, ясно говорившим только одно — уходи!
— Вообще-то нет… — откликнулся Морис, присаживаясь рядом с Сарой.
Габриель заказал два бокала вина, для себя и Мориса.
Наступило неловкое молчание, пока Габриель бесцеремонно, в упор разглядывал молодого человека. Почувствовав себя не слишком уютно под таким взглядом, Морис залпом опустошил свой бокал.
— Сара говорила мне, что вы были весьма щедры, поддерживая ее. И многих танцовщиц вы так спонсируете?
— Только ее одну.
— Понимаю. Сара очень мало рассказывала о вас. Вы всегда так обожали балет?
— Да, — ответил Габриель, приподнимая в улыбке уголки рта. — Всегда.
— И как долго вы намерены оставаться в Париже?
— Пока не знаю. — Габриель окинул Сару долгим пристальным взглядом, который со стороны мог быть истолкован исключительно как взгляд собственника. — Я так давно не был в Париже. Это прекрасный город, вы не находите?
Морис взглянул на Габриеля, отдавая себе отчет, что речь идет не только о городе.
— Вы кажетесь человеком мира, — сказал Морис хриплым от волнения голосом. — Не сомневаюсь, что прекрасный Париж очень скоро наскучит вам.
— Возможно.
— Я просил Сару выйти за меня замуж.
— Насколько мне известно, она отказала вам.
— Да, но не окончательно, и я надеюсь склонить ее в свою пользу. Возможно, она скорее скажет «да», если услышит ваше благословение.
Габриель негромко рассмеялся. Его благословение, ну разумеется!
— Сара не нуждается в моем разрешении, чтобы выйти замуж. Я уже говорил ей, что одобрю любой ее выбор.
Сара вдруг резко встала.
— Мне надоело слушать, как в моем присутствии обо мне говорят так, будто меня здесь нет! — объявила она. — Вы как хотите, но я отправляюсь домой
Морис немедленно вскочил:
— Я провожу тебя.
— Я привел Сару сюда и провожу домой, доставив в целости до ее дверей, — сказал Габриель, поднимаясь.
Он подал Саре руку, и она приняла ее без малейшего промедления.
— Доброй ночи, Морис, — мягко попрощалась она.
— Сара…
Габриель впился в него тяжелым взглядом
— Дама сказала «доброй ночи».
Морис отступил, чувствуя внезапное отвращение к устремленному на него холодному взгляду. На долю секунды ему показалось, что он вступил в спор с самим дьяволом. Последний раз взглянув на Сару, он покинул ресторан.
Сара робко, словно извиняясь, улыбнулась Габриелю, и они отправились домой.
— Прости меня за то, что я позволила ему устроить эту сцену.
— Он влюблен в тебя, — откликнулся Габриель. — Это ясно любому.
Сара откинула голову, чтобы видеть лицо Габриеля.
— А я влюблена в тебя
— Влюблена в меня, дорогая?
— Разве я недостаточно дала тебе это понять? Ты не веришь мне?
— Я верю тебе.
Вскоре они подошли к ее квартире. Войдя, он помог ей снять плащ и освободился от своего, пока она зажигала лампу.
— Ты останешься у меня на ночь? — спросила она, поворачиваясь к нему лицом.
— Не слишком ли откровенный вопрос для столь юной особы? — изумился Габриель, усмехаясь. — О чем ты просишь? Чтобы я провел здесь ночь или разделил с тобой постель?
— Я прошу и того и другого.
— А если я откажусь?
Сияние ушло из ее глаз, плечи безнадежно поникли.
— Ты снова собираешься отказать мне?
— Сара…
— Я что-то сделала не так?
— Нет!
— Тогда с тобой что-нибудь не так? Есть какая-то причина, по которой ты не хочешь или не можешь… — Ее голос почти иссяк. Она не знала, как поделикатнее выразить свой вопрос и откуда набраться смелости для этого.
— Со мной все в порядке в том смысле, который тебя смущает. Все дело лишь в том, что ты слишком молода.
— Ты снова об этом! Неужели будет лучше, если я стану сморщенной старушкой? Может быть, я должна заточить себя в башню до тех пор, пока не достигну подходящего возраста?
Он расхохотался по-мужски иронично. До этого она ни разу не слышала, чтобы Габриель смеялся, да и улыбался он тоже крайне редко. Смех делал его моложе и доступнее.
Габриель протянул к ней руки.
— Иди ко мне, Сара.
Она немедленно бросилась в его объятия, пряча лицо на груди. Закрыв глаза, глубоко вздохнула, погружаясь в его запах, отдаваясь его прикосновениям. Он проводил губами по ее волосам, его руки поглаживали ее спину плечи… А затем, бормоча проклятия, он вдруг поднял ее на руки и понес в спальню.
Его руки были такими ловкими и сильными, кажется, вся она уместилась бы в них.
— Ты должна будешь сказать, когда мне остановиться, — прошептал он. — Если тебе станет больно или что-то напугает тебя.
— Напугает?
— Я хотел тебя с тех пор, когда начал замечать, как из большеглазой крошки формируется прекрасная женщина, — признался он. — Хотел и ждал. Если моя страсть напугает тебя, ты должна мне сказать.
Сара кивнула, хотя и не вполне поняла смысл его слов. Она не слишком много знала о том, что происходит между мужчиной и женщиной, только то, что успела вычитать из книжек, но там все кончалось целомудренным поцелуем и неземным счастьем.
Однако в поцелуях Габриеля не было ничего целомудренного, они прожигали ее насквозь подобно дикому пламени. Но она еще сильнее прижимала его к себе, пробегая пальцами по спине и плечам. Огонь страсти проникал в нее через каждую пору кожи, заставляя искать удовлетворения, еще неведомого ей.
Он шептал ей какие-то ласковые французские и итальянские словечки, в то время как его руки продолжали воспламенять лаской ее тело
Изнемогая от страсти, она ласкала его в ответ, руки ее бродили по его спине, исследуя каждый мускул, напрягавшийся и расслаблявшийся под ее любопытными пальцами.
Он вздрагивал, когда она сжимала его плоть, и учащал дыхание.
И она не могла понять, что чувствует — боль или наслаждение, однако не прекращала своих движений. Кожа его была такой горячей под ее ладонями, дыхание становилось все лихорадочнее…
Она изнемогала под ним от жара, стараясь схватить хоть глоток воздуха.
Наконец наступил момент, когда он сжал ее руки и, закинув их ей за голову, приподнял свое тело над ней. Сердце ее билось бешеными толчками.
В полумраке ей показалось, что он словно вырос и стал огромным, как изваяние. Волосы рассыпались по его плечам подобно черному облаку, глаза потемнели, как небо перед грозой.
Его глаза… возможно, в этом были виноваты отблески свечей, но в их черноте полыхали кроваво-красные огни.
Габриель уловил поднимавшийся в ней ужас, зная, что причиной тому он сам, он и его нечистая жажда человеческой крови. Ему понадобилась каждая унция его воли, чтобы не прокусить удлинившимися клыками ее нежную кожу, не погрузиться ими в ее нежную плоть, когда смешивались их тела.
Когда он снова накрыл ее тело своим, Сара издала низкий болезненный вскрик. Простонав, он замкнул ее губы страстным поцелуем восставшего из ада любовника, и ни одна мысль уже не тревожила ее, растворившуюся во взорвавшемся в ней экстазе, насыщающим удовольствием каждый дюйм ее изнемогающего тела.
«Теперь я его, — с ликованием думала она. — Только его. Он никогда не сможет оставить меня или отослать куда-то далеко!»
— Сара, с тобой все в порядке? — приглушенно спросил он, зарывшись лицом в ее плечо.
Она томно простонала-это был сладострастный женский стон, ясно говоривший о наслаждении.
Радость переливалась внутри Габриеля. Он сумел овладеть ее телом, не отняв завещанную Богу душу. Впервые за прожитые им века он ощутил в себе победу человека над можлром. Это было прекрасное ощущение, но слишком короткое: вслед за ним почти тут же явилось жестокое раскаяние, потому что в бездонных глубинах того, что было когда-то его сердцем, он знал, что лишил невинности чистое создание, принадлежавшее жизни и свету.
Почувствовав в нем перемену, его внезапную отстраненность, она обняла его и привлекла к себе.
— Сара, — простонал он, — что я наделал!
— Я люблю тебя, Габриель, — пылко прошептала она. — Пожалуйста, не отравляй моего счастья, умоляю, не говори, что ты сожалеешь о том, что случилось.
Сильная дрожь пробежала по его телу.
— Сара… поддержи меня!
Такая боль послышалась в его голосе, готовом наполниться слезами, что она немедленно прижала его к себе. Держа его так крепко, как только могла, Сара гадала, какой ужас в прошлом Габриеля мог оставить такой след в его душе, заставляя страшно страдать и теперь. Иногда ей казалось, что он так же страстно боится ее прикосновений, как желает их.
— Усни, Габриель, — прошептала она. — Я прогоню твои страхи.
— Ах, дорогая, — воскликнул он с болью-если бы ты только могла это сделать!
— Усни, мой ангел, — ворковала она, ощущая, как постепенно расслаблялось его тело, и слушая успокоенное, ровное дыхание, говорившее о том, что он засыпал.
Габриель пробудился внезапно, чувствуя кожей знакомое пощипывание, предвещавшее рассвет. Сара лежала рядом, ее голова покоилась на его плече.
Когда он встал с постели и начал натягивать одежду, она очнулась.
— Что ты делаешь? — сонно спросила она.
— Я должен идти.
— Почему?
— Никаких вопросов, дорогая, помнишь?
Он быстро коснулся ее губами, угодив в бровь, и вышел, спеша на улицу. Небо еще оставалось серым, но, пробегая по улицам, он ощущал наступление нового дня, расцветающего с первыми лучами солнца.
Память о полученных ожогах заставила его бежать к своему убежищу с нечеловеческой скоростью.
Он издал вздох облегчения, оказавшись наконец внутри своего коттеджа в целости и безопасности. Тяжело дыша, Габриель спустился в подземелье, не переставая думать о Саре, пока не оказался в узком длинном гробу, где обычно проводил дневные часы в сонном забвении.
Днем на репетиции Сара постоянно думала о Габриеле, удивляясь его внезапному исчезновению. Каждый раз, когда кто-то входил в зал, она надеялась, что это окажется Габриель.
Позже, у себя в квартире, она продолжала ждать его появления, но день угас, а он так и не появился.
«Возможно, что-то во мне не понравилось ему», — думала Сара.
Появившись вечером в театре, она была комком нервов, дважды во время разминки спутала свои па и впервые в жизни не чувствовала себя в танце.
Она неохотно вышла на сцену, зная, что ее выступление будет далеко от совершенства И вдруг увидела Габриеля, сидящего в первом ряду, и у нее словно выросли крылья.
Она танцевала только для Габриеля, но когда спектакль окончился, весь зал наградил ее громом оваций, хотя ей слышались только рукоплескания Габриеля, бывшие для нее сладчайшими звуками на свете.
Поспешив в уборную, Сара быстро переоделась. Она уже бежала к выходу, как вдруг ей поймал Морис.
— Сегодня ты была великолепна, — сказал он. — Но куда ты так торопишься?
— Габриель ждет меня. Шепча проклятия, Морис удержал ее и заставил остановиться.
— Я не желаю, чтобы ты виделась с ним сегодня, не желаю, чтобы ты виделась с ним вообще когда-либо.
Осторожно, но решительно Сара разжала его пальцы.
— Что такое?
— Ты слышала.
— Я стану встречаться с тем, с кем хочу Сейчас я хочу видеть Габриеля
— С этим человеком не все в порядке, — прошептал Морис
— Не понимаю. Что ты хочешь этим сказать?
— Я не уверен, но прошлым вечером, когда я заглянул в его глаза… я не могу объяснить… это невозможно…. но он дьявол Сара-Джейн, держись от него подальше!
— Дьявол! Что за вздор! С чего ты взял это? — воскликнула Сара, и в ожидании ответа в ее памяти всплыл образ Габриеля с глазами, сверкавшими кроваво-красным пламенем, когда он приподнимался над ней.
— Сара, послушай меня…
— Нет! Я люблю Габриеля, и он любит меня. Немедленно оставь меня в покое.
Морис молча смотрел вслед Саре, бежавшей по коридору к выходу. И все-таки он должен попытаться спасти ее от непоправимой ошибки, от самой страшной ошибки в ее жизни.
ГЛАВА XIV
Она была слишком возбуждена, чтобы есть, и они отправились в долгую прогулку под луной. Ей казалось, что рука его, которую она сжимала, принадлежит только ей.
Он помедлил, чтобы поцеловать ее в бровь, и ее руки немедленно обвились вокруг его шеи, а тело беззастенчиво прижалось к его телу.
— Габриель, я… — Сара прикусила нижнюю губу, не зная, как сказать ему, что она снова хочет его любви. Ее так возбуждали его прикосновения, но она слишком мало знала о любви и не была уверена, что его одолевает то же нетерпение, что и ее. Эта мысль заставила ее заторопиться, устремляясь в черноту ночи.
— Что-нибудь не так, дорогая?
— Я… нет, ничего.
Заглянув Саре в глаза, Габриель понял ее желание. Ни слова не говоря, он развернулся назад, держа девушку за руку. Они направились к ее дому.
Войдя в квартиру, он запер дверь и протянул к ней руки. С радостным криком Сара кинулась в его объятия и вздохнула, когда его руки сомкнулись вокруг нее.
— Это страшно неприлично, что я так хочу тебя? — спросила она, не глядя ему в глаза.
— Нет, дорогая моя.
— Весь этот долгий день я могла думать лишь о тебе, — стыдливо призналась она. — Ты так резко ушел… я боялась, тебе что-то не понравилось.
Он покачал головой. Неподдельная тревога, звучавшая в ее голосе, ранила его сердце.
— Ты позавтракаешь со мной завтра утром? — встревоженно спросила она.
— Я не смогу.
— Почему?
— Не надо вопросов, Сара.
— Но…
— Кажется, я ясно сказал.
— А как насчет ужина завтра вечером? Он помедлил, глаза его выражали сомнение.
— Я прекрасно готовлю, — сказала она, надеясь убедить его.
— Я в этом не сомневаюсь.
— Значит, ты придешь на ужин?
— Раз ты так желаешь…
Глаза ее засияли счастьем и любовью.
— Ты не хочешь поцеловать меня?
Очень медленно и осторожно он наклонился к ней, закрывая ее рот поцелуем. И как всегда, когда он держал ее, прикасался к ней, Габриель наполнился светом и почувствовал, что выходит из мрака, к которому был присужден так надолго.
Он отнес ее в спальню и начал ласкать с изощренной нежностью, каждым словом и каждым жестом говоря о своей любви.
Ее любовь обволакивала его, чистота ее сердца врачевала. Она любила его со всей щедростью своей души, ничего не требуя взамен, и он схватился за это обеими руками, уповая на ее добродетель и порой переставая считать себя монстром. Раз она так любила его, он не мог быть чудовищем.
Он держал Сару в объятиях, пока она спала, не отрывая взгляда от ее лица. Ресницы лежали на ее щеках подобно черным опахалам. Губы были полными, розовыми и слегка распухшими от его поцелуев. Волосы струились по его груди подобно потоку солнечных лучей. Он прижал одну прядь к своему лицу, купаясь в ее аромате, наслаждаясь шелковым прикосновением.
— Так прекрасна и так невинна, — прошептал он с грустью и тревогой. — Простишь ли ты меня когда-нибудь за то, что я сделал?
Ее веки внезапно дрогнули, и она открыла глаза; мягкая улыбка приподнимала уголки ее рта.
— Что ты сделал, Габриель? За что я должна простить тебя?
— Я украл твою невинность, — прошептал он. — Взял то, на что не имел права.
Рука ее протянулась, чтобы погладить его.
— Ты не крал, я сама отдала ее тебе.
— Ах, дорогая, ты и понятия не имеешь о том, что натворила.
— Я сделала тебя счастливым, — доверительным тоном произнесла она-Ты ведь не станешь отрицать этого?
— Нет.
— Я ни о чем не жалею, — сказала она, опуская веки. — Ни о чем…
И на какой-то краткий миг он забыл обо всех своих сожалениях.
Габриель сидел за столом, изумленный количеством блюд, которые она приготовила: ростбиф, тушеный картофель в соусе, плавающая в масле морковь, йоркширский пудинг. Неужели она ожидала, что они вдвоем смогут поглотить все это?
Одна только мысль о том чтобы съесть кусок жареного мяса, делала его больным, но он постарался, чтобы она ничего не заметила, когда села напротив него и подняла бокал с вином.
— За нас, — сказала Сара.
— За нас, — откликнулся Габриель, слегка касаясь своим бокалом ее.
Чтобы угодить ей, он перепробовал все, что она приготовила, и очень пространно рассуждал о кулинарных достоинствах каждого блюда и усилиях, затраченных на его приготовление. Однако очень скоро он извинился и вышел, чтобы извергнуть наружу все съеденные деликатесы.
Тяжело дыша, Габриель глотал воздух, моля, чтобы прекратилась пытка его желудка, привыкшего к теплой аппетитной жидкости и не способного переварить мясо и овощи.
Придя в себя, он вернулся в гостиную, Сара уже заждалась и теперь нетерпеливо заглядывала ему в глаза, не задавая, однако, вопросов.
Они поговорили о театре, о погоде, которая была необычно ясной, о балерине, замещавшей Сару, а затем, чуть поколебавшись, она поведала о своих беспокойствах.
Он помедлил, чтобы поцеловать ее в бровь, и ее руки немедленно обвились вокруг его шеи, а тело беззастенчиво прижалось к его телу.
— Габриель, я… — Сара прикусила нижнюю губу, не зная, как сказать ему, что она снова хочет его любви. Ее так возбуждали его прикосновения, но она слишком мало знала о любви и не была уверена, что его одолевает то же нетерпение, что и ее. Эта мысль заставила ее заторопиться, устремляясь в черноту ночи.
— Что-нибудь не так, дорогая?
— Я… нет, ничего.
Заглянув Саре в глаза, Габриель понял ее желание. Ни слова не говоря, он развернулся назад, держа девушку за руку. Они направились к ее дому.
Войдя в квартиру, он запер дверь и протянул к ней руки. С радостным криком Сара кинулась в его объятия и вздохнула, когда его руки сомкнулись вокруг нее.
— Это страшно неприлично, что я так хочу тебя? — спросила она, не глядя ему в глаза.
— Нет, дорогая моя.
— Весь этот долгий день я могла думать лишь о тебе, — стыдливо призналась она. — Ты так резко ушел… я боялась, тебе что-то не понравилось.
Он покачал головой. Неподдельная тревога, звучавшая в ее голосе, ранила его сердце.
— Ты позавтракаешь со мной завтра утром? — встревоженно спросила она.
— Я не смогу.
— Почему?
— Не надо вопросов, Сара.
— Но…
— Кажется, я ясно сказал.
— А как насчет ужина завтра вечером? Он помедлил, глаза его выражали сомнение.
— Я прекрасно готовлю, — сказала она, надеясь убедить его.
— Я в этом не сомневаюсь.
— Значит, ты придешь на ужин?
— Раз ты так желаешь…
Глаза ее засияли счастьем и любовью.
— Ты не хочешь поцеловать меня?
Очень медленно и осторожно он наклонился к ней, закрывая ее рот поцелуем. И как всегда, когда он держал ее, прикасался к ней, Габриель наполнился светом и почувствовал, что выходит из мрака, к которому был присужден так надолго.
Он отнес ее в спальню и начал ласкать с изощренной нежностью, каждым словом и каждым жестом говоря о своей любви.
Ее любовь обволакивала его, чистота ее сердца врачевала. Она любила его со всей щедростью своей души, ничего не требуя взамен, и он схватился за это обеими руками, уповая на ее добродетель и порой переставая считать себя монстром. Раз она так любила его, он не мог быть чудовищем.
Он держал Сару в объятиях, пока она спала, не отрывая взгляда от ее лица. Ресницы лежали на ее щеках подобно черным опахалам. Губы были полными, розовыми и слегка распухшими от его поцелуев. Волосы струились по его груди подобно потоку солнечных лучей. Он прижал одну прядь к своему лицу, купаясь в ее аромате, наслаждаясь шелковым прикосновением.
— Так прекрасна и так невинна, — прошептал он с грустью и тревогой. — Простишь ли ты меня когда-нибудь за то, что я сделал?
Ее веки внезапно дрогнули, и она открыла глаза; мягкая улыбка приподнимала уголки ее рта.
— Что ты сделал, Габриель? За что я должна простить тебя?
— Я украл твою невинность, — прошептал он. — Взял то, на что не имел права.
Рука ее протянулась, чтобы погладить его.
— Ты не крал, я сама отдала ее тебе.
— Ах, дорогая, ты и понятия не имеешь о том, что натворила.
— Я сделала тебя счастливым, — доверительным тоном произнесла она-Ты ведь не станешь отрицать этого?
— Нет.
— Я ни о чем не жалею, — сказала она, опуская веки. — Ни о чем…
И на какой-то краткий миг он забыл обо всех своих сожалениях.
Габриель сидел за столом, изумленный количеством блюд, которые она приготовила: ростбиф, тушеный картофель в соусе, плавающая в масле морковь, йоркширский пудинг. Неужели она ожидала, что они вдвоем смогут поглотить все это?
Одна только мысль о том чтобы съесть кусок жареного мяса, делала его больным, но он постарался, чтобы она ничего не заметила, когда села напротив него и подняла бокал с вином.
— За нас, — сказала Сара.
— За нас, — откликнулся Габриель, слегка касаясь своим бокалом ее.
Чтобы угодить ей, он перепробовал все, что она приготовила, и очень пространно рассуждал о кулинарных достоинствах каждого блюда и усилиях, затраченных на его приготовление. Однако очень скоро он извинился и вышел, чтобы извергнуть наружу все съеденные деликатесы.
Тяжело дыша, Габриель глотал воздух, моля, чтобы прекратилась пытка его желудка, привыкшего к теплой аппетитной жидкости и не способного переварить мясо и овощи.
Придя в себя, он вернулся в гостиную, Сара уже заждалась и теперь нетерпеливо заглядывала ему в глаза, не задавая, однако, вопросов.
Они поговорили о театре, о погоде, которая была необычно ясной, о балерине, замещавшей Сару, а затем, чуть поколебавшись, она поведала о своих беспокойствах.