Эшли Аманда. Свет во тьме

   Он вспомнил ночь, когда сидел рядом с ней. положив голову ей на колени и умоляя держать его. «Как давно это было!»
   С сердцем, полным печали, Габриель повернул к дому.
   Он почувствовал, что она там, еще не успев въехать во двор, а затем увидел Сару, стоящую на веранде, выходившей в сад. Длинные белокурые волосы рассыпались по ее плечам, кожа сверкала белизной в свете луны. Желание вспыхнуло в нем, острое и болезненное.
   Он подогнал жеребца к привязи у загона и остался сидеть верхом, уставившись на Сару и гадая, зачем она здесь.
   Он смотрел на нее довольно долго, прежде чем она оторвала руки от перил и сошла вниз по ступенькам.
   Сердце Габриеля отчаянно забилось, окрыляясь надеждой, когда она приблизилась к нему.
   — Неплохая лошадка, — заметила Сара. — Останавливаясь так, чтобы жеребец не мог достать ее. Габриель кивнул. — Я еще никого не видела верхом без седла и уздечки.
   — Он хорошо натаскан.
   — Это заметно. Как его зовут?
   — Некромант. — Это было имя всех его лошадей.
   — Некромант? — Она удивленно изогнула бровь. — Занятное имя для лошади. Кажется, так называют того, кто способен общаться с душами умерших?
   Габриель прикрыл глаза. На миг он вернулся в прошлое и как бы вновь услышал голос другой Сары, спросившей об имени его лошади и отметившей, что оно очень странное. Он вспомнил и собственный ответ: «Возможно, и странное, но очень подходящее».
   Он проигнорировал ее вопрос и задал свой.
   — Зачем ты здесь?
   — Я привела назад вашу машину.
   Он скептически хмыкнул. Сара занервничала под его пристальным взглядом. «Возможно, он и в самом деле читает мои мысли», — подумала она. И если это правда, то он догадается, что она лжет. С прошлой ночи Габриель постоянно присутствовал в ее мыслях, а если уж быть совсем честной, то он не выходил у нее из головы с самой первой их встречи в парке.
   Габриель ловко соскользнул с коня на землю и хлопнул его по спине, после чего животное потрусило в загон.
   Не отрывая глаз от лица Сары, Габриель закрыл ворота и установил на место щеколду.
   Сара стиснула руки. Близость Габриеля и жар его проникающего взгляда беспокоили
   Ее. В самом деле, зачем она явилась сюда? Если из-за машины, то можно было пригнать ее утром и оставить на въезде.
   Руки ее стали влажными от пота, во рту пересохло. Сара чувствовала, как дико скачет сердце в груди, слышала шум крови в ушах. Она уставилась в его глаза, серые, как зимний день, горячие, как полуденное солнце. Взгляд его не отрывался от ее глаз, а затем скользнул ниже к губам, к пульсу, бьющемуся на горле.
   — Зачем ты здесь? — Голос его был сумрачным, обволакивающим, как дым, и нежным, как шелк.
   — Я хотела также вернуть одежду, в которой ушла, — отозвалась Сара, страдая оттого, что не может увернуться от его внимательных глаз.
   — Оставь ее себе.
   — Я не могу. Это очень дорогая вещь.
   — Она твоя, — ответил он, голос его теперь звучал сердито. — Я купил ее для тебя.
   — Так же, как и отделал ту комнату?
   — Да.
   «В черном, — подумала она, — снова весь в черном». На этот раз вместо джинсов и майки на нем были черный облегающий свитер, подчеркивающий ширину плеч, и черные лосины, обрисовывавшие длинные мускулистые ноги. У нее возникло странное чувство, будто черное-это не просто стиль в одежде, но и отражение его души.
   Он скрестил руки на груди:
   — Ты не ответила на мой вопрос. Но как сказать ему, зачем она здесь? Как признаться, что, придя в парк и не найдя его там, она бросилась сюда? Ей необходимо было видеть его, потому что только он знал, зачем она бродит в потемках, только он мог понять ее печаль. Она нуждалась в нем, потому что руки его были такими сильными и надежными, а голос — таким проникновенным и нежным. Сара нервно облизнула губы:
   — Почему бы тебе не прочитать мои мысли?
   — Я предпочел бы услышать это из твоих уст.
   — Я уже сказала — хотела вернуть машину. Спасибо, что позволил мне воспользоваться ею.
   — Лгунья. — Его спокойный тон смягчил значение этого слова.
   Она уставилась на него негодующим взглядом. Зачем он спрашивает, раз знает правду? Знает, что заставил ее вновь чувствовать вкус к жизни.
   — Зачем, Сара?
   — Хорошо! Я искала тебя и, не найдя в парке, пришла сюда! — выкрикнула она ему в лицо. — Я одинока, и мне нужен ты — это ты хотел услышать? Достаточно этого, чтобы удовлетворить твое тщеславие?
   Пробормотав проклятие, он шагнул к ней, но она поспешно отступила.
   — Спасибо, что позволил мне прокатиться на «ягуаре», — сказала она и кинула ему ключи, а затем, развернувшись, помчалась к тяжелым стальным воротам.
   — Сара.
   Его голос. Всего лишь звук его голоса, произнесшего ее имя, но он заставил Сару остановиться. Она не обернулась, ничем не давая понять, что услышала его, просто стояла, ожидая. Сердце ее билось, как первобытный барабан.
   Он ничего не говорил, но она знала, что он стоит за ней, а затем ощутила его руки, длинные пальцы, пробежавшие по ее плечам и скользнувшие вниз к локтям. Мурашки пробежали по спине, когда он еще раз произнес ее имя.
   — Нет. — Сара тряхнула головой. — Я не могу. Я ведь совсем не знаю тебя… — Она чуть не задохнулась, когда руки его перешли на талию и притянули ее ближе к себе. Спиной , она прижалась к его груди. — Все слишком быстро…
   Габриель глубоко вздохнул, касаясь подбородком ее волос. Тело словно пробудилось от ее близости, ноздри втягивали аромат ее кожи с примесью мыла и шампуня. Он слышал сумасшедшие толчки ее сердца, как кровь взволнованно пульсирует в ее венах. Он осязал тепло ее тела, полного жизни, предвкушая ее сладость и сладость ее… крови. Это было потрясением для него. Он чувствовал, как чудовище восстает в нем, изгоняя человека. Он желал ее крови сильней, чем женской плоти.
   — Пожалуйста, — прошептала она, — прошу вас, отпустите меня, я даже не знаю вашего полного имени.
   — Онибене. — Горячее дыхание обжигало ее шею.
   — Это… — Она жадно сглотнула пересохшим горлом. Руки его чересчур уверенно лежали на ее талии, слишком близко прижимали ее к себе. — Это итальянское имя?
   — Да.
   — Так ты из Италии? — еле пролепетала она, чувствуя, что теряет способность ясно мыслить. Он пах одеколоном, мускусным запахом мужского пота и еще… самой ночью.
   — Из окрестностей Валь-Лунги.
   — Никогда не слышала о таком месте.
   Она шевельнулась в его объятиях, словно для того, чтобы проверить их силу, и он покорно отпустил руки, бессильно упавшие вдоль тела, все еще слишком интимно прижатого к ней.
   Габриель задержал дыхание, ожидая, как она поступает дальше. Он чувствовал ее нерешительность и знал, что она возбуждена не меньше его. Она хотела его, и он хотел ее каждой частичкой своего существа.
   Сара обеспокоенио прикусила нижнюю губу, всем сердцем желая, чтобы его руки вновь оказались на ее талии, потому что иначе ей придется выбирать — поддерживать их близость или отстраниться.
   Умом она понимала, что должна порвать всякую связь с этим странным человеком и бежать, не оглядываясь, но женский инстинкт приказывал ей остаться, откинуть голову к его плечу и позволить его рукам вернуться на прежнее место.
   Наконец Сара решилась. Нежно, но твердо она слегка отстранилась от него.
   — Отправляйся домой, Сара, — сказал он, и голос его был хриплым и полным чувства, которого она не понимала. Он вдруг засунул руку в карман и, вынув оттуда двадцать долларов, быстро вложил их ей в руку. — Возьми такси и уезжай, пока еще можешь.
   — Но…
   Глаза его прожигали ее насквозь, словно угли.
   — Держись подальше от парка, Сара, — грубо произнес он. — Держись подальше от
   Меня!
   Она уставилась на него, полная смятения, а затем, отвернувшись, побежала к воротам.
   Он стоял в лунном свете еще долго после того, как ее и след простыл. В эту ночь он мог не опасаться за ее безопасность. Еще не слишком поздно, и она успешно доберется домой. В любом случае, большей опасности, чем рядом с ним, для нее быть не может.
   Сжав кулаки и напрягшись, Габриель закрыл глаза, отдаваясь жажде крови, бушевавшей в нем. Он усмехнулся, когда клыки его удлинились в предвкушении ночной охоты.
   — Сара…
   Он слишком хорошо знал, зачем она пришла к нему, хотя она и отказалась признаться в этом.
   Он снова чувствовал прижавшееся к нему тело Сары, ее ягодицы у своего паха, слышал биение ее сердца, словно барабан стучавшее в его ушах. Запах ее крови и плоти, даже теперь он упивался им.
   — Держись подальше от парка, Сара, — неслышно пробормотал он, повторяя сказанное раньше. — Держись подальше от меня.
   Но эти слова были мольбой, а не угрозой.

ГЛАВА IV

   Она остановила такси на углу, чтобы по дороге домой зайти в магазин. Впервые за эти месяцы у нее проснулся аппетит, но не к «на стоящей еде», как выражалась ее мама, а к разным бисквитам и сладостям.
   Дома Сара сразу же пошла в кухню, налил; в высокий бокал молока и, сев за стол, стал; вскрывать пакеты, зная, что ей придется по жалеть об этом, когда в следующий раз он; встанет на весы.
   Она заглянула в каждый пакет, перепробо вала все, что накупила, опустошила стакан с молоком, прошла по дому, зажигая везд свет, и включила телевизор.
   Она вытерла пыль с мебели и пропылесоси да ковры, разморозила холодильник, намор щив нос от отвращения, когда вытаскивал; оттуда забытый разложившийся коричневый кусочек неизвестно какого продукта. Вычисти ла раковину в кухне и ванну, вынесла мусор Но не смогла зайти в детскую, не в сила вынести вида детской кроватки и сознания то го, что рано или поздно ей придется упрятат ее в подвал вместе с запакованной одеждой и игрушками и поверить наконец, что ее девочка уже никогда не вернется к ней.
   Была уже полночь, когда Сара погрузилась в горячую пенную ванну. Она закрыла глаза, и в памяти ее всплыла другая комната и огромная роскошная розовая ванна.
   Нет, она не должна думать ни о нем, ни о комнатах, которые он отделал для нее.
   Завернувшись в полотенце, Сара уставилась на бархатный пеньюар, брошенный на спинку стула, не зная, то ли облачиться в него, то ли засунуть в ящик. Наконец презрительно фыркнув и негодуя на собственную слабость, она надела его, наслаждаясь мягким прикосновением ткани к телу. Это было прикосновение роскоши.
   Завернувшись в нежный бархат, она присела на диван, пробегая по телеканалам, пока не остановилась на каком-то старом фильме.
   Через несколько мгновений она уже спала.
   И видела сон.
   О девушке в старинном длинном платье, прикованной к инвалидному креслу.
   О том, как она танцует в «Лебедином озере» с красивым молодым человеком.
   О языках пламени, лижущих ее кожу.
   О черноволосом мужчине, зарывшим голову в женских коленях, умоляя помочь ему, поддержать. Она слышала его голос, полный тоски и отчаяния. Казалось, он несет в себе всю боль мира: «Можешь ты поддержать меня, успокоить, хотя бы па одну эту ночь».
   А молодая женщина отвечала: «Я не понимаю»,
   И снова его голос, полный муки одиночества, пронзающий ее сердце: «Не надо вопросов, дорогая, только держи меня, прикасайся ко мне».
   Сара проснулась от лучей полуденного солнца, бивших ей в лицо, и слезы полились из ее глаз.
   Первая ее мысль была о Габриеле. Он снова вторгся в ее сны. Он не отпускает ее с самой первой их встречи в парке. Но кто была та девушка в инвалидном кресле, почему она оказалась в ее сне?
   Сев к столу, она позавтракала французскими хлебцами, едва ощущая их вкус. Кто же такой ее новый знакомый? Совершенно очевидно, что он богат. Очень богат. И к тому же самый красивый из всех мужчин, которых она когда-либо встречала. И еще, он очень загадочен.
   Прошлым вечером его слова, гнев в его голосе испугали ее.
   «…уезжай, пока еще можешь… держись подальше от парка, держись подальше от меня!» Это было именно то, что она и собиралась сделать. Он чересчур мрачен и таинствен, а она устала от собственной печали. Пора ей начать новую жизнь, найти подходящую работу.
   Сара огляделась в залитой солнцем кухне, вспоминая счастливые субботние утра, когда она неспешно готовила завтрак для себя, Дэвида и Натали. Здесь она сказала Дэвиду, что беременна, и здесь Натали делала свои первые шажки…
   «Нет, это невыносимо, — подумала она, — я должна продать этот дом, иначе мне не избавиться от воспоминаний, нельзя жить постоянно в окружении призраков».
   Ей нужна новая попытка. Работа. Новый дом. Новая жизнь…
   Но оптимизм Сары улетучился, когда она трезво оценила свои возможности. Она не работала четыре года. Она ненавидит суету. Ей нужна не новая жизнь, а ее привычная старая… И она хочет увидеть Габриеля. Сделав усилие, она прогнала от себя его образ. Поднявшись, вымыла тарелки, быстро приняла душ и отправилась в сумермаркет и к парикмахеру, говоря себе, что ей станет лучше с новой прической, маникюром и парочкой новых платьев.
   Он блуждал по дому, не в силах остановиться и передохнуть. Одинокий. Голодный. Ему нужна была кровь. Он хотел прикосновения человеческой руки. И любви женщины.
   Сара…
   Снова и снова Габриель ходил из комнаты в комнату. Все они были пусты, за исключением первой от входа гостиной и спальни, которые он обставил для Сары.
   Зачем он купил этот дом с восемью спальнями, если предпочитал спать в подвале? Ему не нужны были ни кухня, ни столовая, он не мог проводить время в застекленном солярии, наслаждаясь теплом и светом солнечного летнего дня.
   Он уставился через окно в сад, представляя в нем Сару, срезающую букет из роз, блуждающую по узким тенистым аллеям, сидящую на качелях, загорающую у позолоченного солнцем бассейна.
   Тихо выругавшись, Габриель отвернулся от окна. Он хотел ее-эту, другую, как ту, свою прежнюю Сару. Но нет, он не выдержит вновь боли от потери любимого существа, не сможет больше наблюдать агонию старения и умирания, когда эта, вторая женщина уйдет вслед за первой. Он будет по-прежнему молод, а она состарится и умрет, став добычей червей. Что за насмешка судьбы!
   В новом припадке гнева он рухнул на колени, снова и снова ударяя кулаками о камин, благословляя боль в своих руках. Кровь брызнула из костяшек, и он проклял того монстра, которым он был, проклял урчащий в нем ненасытный голод, свою нечистую жажду.
   И все это из-за Сары…
   Бормоча проклятия, Габриель поднялся, чувствуя потребность выбраться из дома. Она провела здесь всего одну ночь, но казалось, стены повторяют ее имя, а воздух наполнен ароматом ее кожи и духов. Весь он был полон ею.
   Быстро и молчаливо он проходил по улицам, залитым лунным светом. Плохо придется тому смертному, который попадется ему в этот ночной час. Сейчас в нем не было ни жалости, ни милосердия к тому, кто слабее, только свирепый голод и неуемный гнев за свою проклятую участь. Он хотел, чтобы кому-то другому было так же больно и страшно, как ему. Он хотел отобрать чужую жизнь, раз ее отняли у него.
   Веками он одиноко блуждал по земле, никого не любя, не любимый никем. А затем встретил Сару-Джейн, давшую смысл его жизни. Но она слишком скоро умерла. И вот теперь он, никогда уже не надеявшийся вновь полюбить, вдруг встречает другую женщину, согревающую его сердце, женщину с такой же душой, как у Сары-Джейн, которую он потерял.
   Его неудержимо влекло к парку. Он смутно надеялся, что она пренебрежет его предупреждением и явится туда.
   Взгляд его проникал во тьму в поисках Сары. И она действительно была там, как яркий свет маяка в ночи.
   «Не стоит приближаться, — говорил он себе, — достаточно видеть ее лицо, освещенное светом луны, дышать ароматом ее кожи и духов».
   Но Габриель уже не владел собой, неудержимо стремясь к ней. Воля его словно спала.
   И вот он опускается рядом с ней на скамью, обнадеженный ее приветливой улыбкой, чувствуя ее близость каждым обнаженным нервом.
   Она молчала, но он знал все ее мысли, читая их в глубине ее глаз. Она испытывала страх. Она была одинока. Ей были необходимы поддержка, близость другого человеческого существа. Она хотела его. Он пугал ее.
   — Сара…
   Под его пристальным взглядом она медленно качнула головой.
   — Нет, я не могу, мне страшно. Я боюсь…
   — Меня?
   — Да.
   — Я не причиню тебе вреда, — сказал он, клянясь самому себе, что так и будет.
   — Но я совсем не знаю тебя, — возразила она, испытывая раздражение оттого, что он снова заставлял ее жить и желать мужчину, в то время как ее Дэвид был мертв.
   Но он понял это, глядя в пустоту ее глаз. И увидел, что душа ее старше тела. Это было узнавание. Она вернулась к нему. Это она, пусть это и кажется невозможным. Глаза у нее теперь карие, хотя раньше были голубыми. У нее был другой мужчина. Но сердце ее и душа остались прежними.
   Сара-Джейн.
   Осознание этого поразило его.
   — Что-нибудь не так? — встрепенулась Сара под его напряженным взглядом. Очень медленно он качнул головой:
   — Нет, ничего…
   — Ты напугал меня.
   — Сара… — Губы его произнесли ее имя с благоговейным страхом. А затем он упал на колени перед ней, зарываясь головой в ее колени.
   — Габриель…
   — Не надо вопросов, — пробормотал он. — Умоляю, только держи меня, прикасайся ко мне.
   Сара уставилась на его склоненную голову, слова эхом отдавались в ее памяти, она слышала их прошлой ночью во сне. Да, но ведь там была другая женщина, проводившая пальцами по его волосам…
   Холод внезапно пронизал ее, и она поспешно отняла свою руку. «Что все это значит?»
   Руки его замкнулись на ее талии.
   — Не надо бояться. Я не сделаю тебе ничего плохого, клянусь. Умоляю, не отталкивай меня, дай мне побыть с тобой хотя бы минуту.
   Он был счастлив, вновь ощутив ее руки на своих волосах. «Ах, это прикосновение человеческой руки, теплой, страждущей полной жизни!» Это была рука его Сары, такая желанная, такая знакомая.
   «Сара, Сара, неужели это и в самом деле ты?»
   Слезы стояли у нее в глазах, когда она проводила по его волосам, затылку, щеке. Он весь дрожал или это дрожала она сама?
   Он поднял голову, заглядывая ей в глаза, и в глубине его темно-серых глаз она прочла такой смертельный голод, что сердце ее пронзила острая боль.
   Почти не сознавая, что делает, Сара склонилась и поцеловала его.
   Время словно остановилось, пока она вглядывалась в глубину его глаз, но потом веки его упали, и он поцеловал ее со всем долгим томлением полувековой разлуки, со всей своей любовью, принадлежавшей ей, и только ей одной.
   Желание охватило ее, заставив вдруг запылать подобно пламени, сжигая малейшие сомнения. Она помнила лишь о том, что должна утешить этого человека, вобрать в себя его боль, прогнать пустоту из его сердца и души. Она хотела прижать его к своей груди, баюкая и убеждая, что все исправится и будет очень хорошо, что он никогда больше не будет так безысходно и страшно одинок. И в каком-то отдаленном уголке ее сознания возникло чувство уверенности, будто она уже пробовала утешать его однажды.
   Прошла вечность, прежде чем он отстранился.
   — Прости меня.
   — Тут не за что прощать, — мирно сказала она.
   Глаза его были глубокими, потемневшими от старости. Она подумала, что уже видела когда-то эти глаза, устремленные на нее с тем же выражением, чувствовала на себе их магнетическую власть.
   — Сара, идем ко мне.
   Она хотела отказаться, сердясь на то что он мог принять ее за женщину, готовую отдаться едва знакомому мужчине. Хотя Габриель и не просил ее ни о чем таком, она знала чего он хочет.
   Потому что тоже хотела этого.
   Он встал, прожигая ее взглядом, с выражением лица почти наглым, но она уже знала как он раним и одинок. Знала, как он умеет страдать. И в этот миг Сара поняла, что он не может унизить ее, что он не из тех мужчин которые добиваются близости женщины не любя ее. Нет… это невозможно… С чего бы ему любить ее? С чего бы ей любить его?
   Он протянул ей руку с молчаливым приглашением.
   Она встала и вложила свою руку в его И он почувствовал, как мрак уходит из его души.
   И она поняла, что больше не одинока
   Слова были не нужны. С приглушенным стоном он поднял ее на руки и понес к себе
   «Это невозможно», — думала Сара. Она не была близка ни с одним мужчиной, кроме Дэвида, выйдя за него, едва выпорхнув из средней школы. Он был первым и единственным, кого она знала и хотела. Только он один. До сегодняшней ночи.
   Странно, но она не ощущала ни вины, ни сомнений, когда Габриель нес ее по винтовой лестнице и дальше в бледно-розовую спальню
   Очень нежно он поставил ее на ноги и поцеловал, потом еще и еще. Она вздрогнула, чувствуя его руки на плечах, спине. Язык его скользил по ее нижней губе, и она, неожиданно для себя, ответила ему, встречая его язык своим и ощущая вкус вина. Это показалось ей знакомым, равно как и опьянение от его поцелуев.
   Не разнимая губ, они разделись, он помогал ей, она — ему. Затем, подняв Сару на руки, он перенес ее на кровать. Она тут же притянула его к себе, не желая быть одной ни единого мига. Кожа его была упругой и прохладной, рот, зарывавшийся в ней, обжигал ее. Он издал низкий, мучительный стон, скользя языком по ее шее, задерживаясь в ямочке с бьющимся пульсом у горла.
   — Габриель… Габриель… — Имя его как стон срывалось с ее губ, пока он ласкал, заставляя оживать и отдаваться страсти ее тело. Он был необходим ей, она хотела его как никого на свете.
   Руки ее блуждали по его спине, груди, проверяя каждый мускул и удивляясь силе, притихшей под кончиками ее пальцев. Он сдерживался, боясь напугать ее, сделать ей больно.
   Но желание уже захватило ее целиком, ; и она поторапливала его, лаская руками и покусывая мочку уха. Всем своим телом она говорила, что хочет его.
   И он взял ее. Навис над ней, подобно черному ангелу с длинными волосами, рассыпанными по плечам. Он содрогался всем телом, обладая ею.
   Она чуть не задохнулась, когда их плоть стала единой. Дэвид всегда был очень нежным любовником, чаще даже медлительным. В нем не было той силы, что в Габриеле. С Дэвидом она не переставала чувствовать себя скованной, а Габриель заставил ее забыть обо всем, кроме одного — что она должна принадлежать ему, раствориться в нем… Он брал ее так, словно она была лишь его, словно только он имел на нее право. И… он был таким искусным любовником. Никогда раньше она не ощущала себя столь хрупкой и женственной, столь желанной.
   Она закрыла глаза, растворяясь в наслаждении. Ее сердце и душа неразрывно принадлежали ему…
   Она лежала в голубой спальне на постели с розово-голубым покрывалом. Тяжелые бледно-голубые шторы висели на окнах, на стенах поблескивали подсвечники. И Габриель склонялся над ней, шепча разные ласковые французские и итальянские словечки. Это был он там, в той комнате. Она слышал его голос, прикасалась к нему, вдыхала запах разгоряченных тел. Волосы Габриеля окружали его лицо подобно черному облаку, глаза набухали свинцом, как небо перед грозой.
   Его глаза… Возможно, в этом был виноват блеск свечей, но они полыхнули вдруг кроваво-красным пламенем…
   Сара приоткрыла веки, напуганная своими видениями. Габриель склонялся над ней, и его серые глаза полыхали, как раскаленные угли. Нет, это точно игра света, решила она, и у нее не осталось больше времени думать об этом. Наслаждение пронизало ее тело, и в экстазе она выкрикнула его имя, впиваясь ногтями ему в спину и плечи. Слияние их было полным. И он, и она изнемогали от удовольствия.
   Габриель отвернулся, не желая, чтобы она увидела жажду крови в его полыхавших огнем глазах. Ему понадобилось собрать всю волю, чтобы удержаться от своей нечистой жажды, подавить в себе чудовище. Вожделение возобладало над голодом.
   Но это не было простым вожделением. Он любил эту женщину. Ту, которая ушла, он снова любил теперь в ее новой жизни. И уже никогда не отпустит ее.
   — Габриель?
   Глубоко вдохнув, он повернулся, вновь приника к ней, обнимая ее властно, как если бы она принадлежала ему безраздельно.
   — Дорогая?
   «Дорогая». Так он говорил девушке в голубой комнате. Той, чьи желания Сара чувствовала так, словно они были ее собственными.
   Габриель заглянул ей в глаза.
   — Все в порядке?
   — Не знаю. Я…
   — Что такое?
   — Я не знаю, как это объяснить, — сказала она, нахмурившись. — Но сейчас, когда мы были близки, у меня возникло чувство, будто это не я, а кто-то другой… будто мы… другие… Габриель незаметно выругался. На какое-то время он провалился в прошлое и представил в своих объятиях прежнюю Сару-Джейн. Но как это могло передаться теперешней Саре?
   Мускул дрогнул на скуле Габриеля.
   — И кто же с тобой был вместо меня?
   — Ты был со мной, но… я не знаю… Ты был каким-то другим. Твои глаза… — Она приподнялась, опираясь на локоть, и внимательно всмотрелась в его лицо, а затем качнула головой. — Давай забудем об этом.
   Очень нежно он отвел прядь волос с ее лица и потянул за локоть, заставив снова лечь рядом.
   — Габриель?
   — М-м… да?..
   — Боюсь, я влюбилась в тебя. — Она прикусила губу, не получив ответа. — Ты о чем-то задумался?
   — Нет, Сара, я не задумался.
   Она ждала, надеясь услышать, что он тоже любит ее, или, на худой конец, что она ему не безразлична, но Габриель лишь смотрел на нее своими серыми глазами, в которых читалось желание. Однако оно показалось ей лишь поверхностным фоном, в глубине его глаз она заметила нечто иное, чему не могла дать определения.