Он обнаружил нескольких сестер, собравшихся вместе в комнатушке под лестницей и монотонно обсуждавших пожар и состояние одного из сильно обожженных детей. Имя Сары тоже упоминалось несколько раз.
   Затем в комнату вошла сестра Мария-Жозефа.
   — Я говорила с отцом Андре, — сказала она. — Он считает, что я все выдумываю. Но это не так! Я знаю, что видела его. — Глаза старушки наполнились слезами, голос был полон безнадежности. — Он забрал Сару-Джейн. Дьявол утащил ее.
   — Может быть, мы должны заявить об ее исчезновении в полицию? — подсказала одна из сестер.
   — Что же они могут поделать против дьявола? — Мария-Жозефа недоверчиво покачала головой. — Они поверят моему рассказу не больше, чем наш отец Андре.
   — Но должны же мы что-то предпринять, — вмешалась другая сестра.
   — Но что? — Мария-Жозефа снова покачала головой. — Мы беспомощны против него. — Она вдруг схватилась за крест, висящий на шнурке на ее талии. — Что это? Я никогда еще не чувствовала дьявола так, как сейчас… О, моя бедная Сара, каково тебе в лапах проклятого демона!
   Часом позже Габриель вернулся в аббатство. Послав в сознание Сары сигнал проснуться, он запер за собой дверь.
   Когда он вошел к ней, она зевала.
   Сара неуверенно улыбнулась ему.
   — Где ты был? — спросила она, пока он снимал плащ.
   — Я был в приюте, — отозвался Габриель, сбрасывая плащ в ногах ее постели. — Как ты себя чувствуешь?
   — Очень хорошо. — Она смотрела в сторону, опасаясь задавать вопросы, боясь услышать ответы.
   — Никто из сестер не пострадал, — ответил Габриель на невысказанный вопрос, застывший в ее глазах. — Один ребенок был очень сильно обожжен. Он умер.
   — Кто?
   — Я не знаю имени.
   Закрыв глаза, Сара молча помолилась за детскую душу, посылая благодарность за то, что больше никто не погиб.
   — Сара?
   Она взглянула на него сверкающими от слез глазами, благодарная небу за то, что спаслись ее няни ?
   — С тобой все в порядке?
   Сара кивнула, смахнув слезы.
   — Сестра Мария-Жозефа знает, где я? Габриель покачал головой.
   — Нет, я не смог увидеть ее. Другие сестры рассказали мне о пожаре, и никто из них не знал, почему он начался.
   — Может быть, мне отправить ей письмо, написать, что со мной все хорошо?
   — Если тебе так хочется…
   — Ты ни разу не сказал, почему принес меня сюда.
   — Разве это важно?
   Она моргнула, смущенная каким-то странным огнем в его глазах, чувствуя, как ее внезапно охватывает расслабляющее тепло. «Конечно, это неважно, — подумала она. — Гораздо приятнее быть здесь, с ним, чем где-то еще».
   — Нет, но… — Она нервно комкала простыни. — Мне не верится, что я проспала весь день.
   — Тебе нужен был отдых. Она согласно кивнула.
   — Да, но теперь мне нужно… ты знаешь.
   Взяв Сару на руки, он отнес ее в монашескую келью и вышел, ожидая снаружи. Если бы это было так легко — влиять на ее память, как ему нужно, сделать так, чтобы она осталась с ним надолго, возможно, навсегда… Если бы он мог заставить ее полюбить спать днем, радуясь ночам, проведенным в компании с ним. Какое это блаженство — держать ее при себе, наблюдая ее женственный расцвет, быть единственным, кто научит ее тому чувству, что возникает между мужчиной и женщиной. Но это было не так-то легко, потому что он не был обыкновенным смертным…
   Ее изумленный вскрик вывел его из размышлений, и он кинулся к ней.
   — Что такое? — спросил он.
   — Мои ноги, с ними происходит что-то странное.
   Габриель нахмурился:
   — Что именно?
   — Такое ощущение, будто кто-то колет их слегка булавкой и… щекочет перышком.
   Опустившись перед ней на колени, Габриель задрал рубашку и провел рукой по ее правой голени.
   — О, как колет, Габриель! Я никогда не чувствовала такого прежде. Что происходит? Встав, он покачал головой.
   — Не знаю, непонятно.
   Нахмурившись, он взял ее на руки и понес назад. Неужели его кровь могла излечить ее, избавить от неподвижности? Кажется, это действительно так.
   Очень бережно он поставил ее перед собой, заставив коснуться ногами пола.
   — Я собираюсь научить тебя ходить, Сара.
   — Нет! — вскрикнула она, вцепившись ему в плечи.
   — Ну попробуй. Верь мне. — Он помедлил немного, наблюдая страх в ее глазах. — Давай, держись за мою руку.
   Сара уставилась на него расширенными от ужаса глазами, когда он взял ее за руку и перестал поддерживать за талию. Она качнулась, но не упала.
   — Габриель, — прошептала она, — я стою. Он отступил назад, продолжая держать ее руку.
   — Иди ко мне, Сара.
   Она растерянно качала головой, не смея двинуться с места, боясь упасть.
   Но ее поддерживал его взгляд, властный, гипнотизирующий.
   — Иди ко мне, Сара! Не бойся, я не дам тебе упасть.
   — Я не могу. — Но произнося эти слова, она уже делала движение, скользя левой ногой вперед, перемещая ее вес и подтягивая правую ногу. Шаг, другой… а затем она качнулась и упала в его объятия.
   — Я хожу! — вскрикнула она голосом, полным восторга. — Габриель, я хожу!
   Он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз, его сердце сотрясалось от радости. Его кровь, проклятая демонская кровь спасла жизнь Саре после пожара, а теперь, похоже, возвратила силу ее ногам. Если даже его душа проведет целую вечность в аду, он должен быть благодарен за свой мрачный дар, раз тот вернул столько радости Саре.
   — Поставь меня, — потребовала она, вырываясь из его рук. — Я хочу ходить.
   И она пошла. Сначала при его помощи, а затем медленно, покачиваясь, прошла из одного конца комнаты в другой самостоятельно.
   — Может, тебе пора отдохнуть? — предложил Габриель.
   Сара покачала головой. Она чувствовала силу, заполнявшую ее, чувствовала, насколько крепче становятся ее ноги с каждым мгновением.
   — Это чудо, — произнесла она, — не что иное, как волшебство.
   Разумеется, волшебство, думал Габриель. Ничтожная капля его проклятой крови дала такую силу ее бедным ногам. Но если бы она знала цену этого волшебного дара, свалившегося на нее неизвестно за что, знала причину своего исцеления…
   Раскинув руки, Сара закружилась вокруг себя, подол сорочки волнами ходил вокруг ее лодыжек.
   — Это чудо, Габриель! Я могу ходить! Ты понимаешь, что это значит? — Она обвила его руками за шею и крепко стиснула. — Если я могу ходить, значит, могу бегать и танцевать!
   С безудержной энергией она кружилась по комнате с сияющими глазами, волосы развевались по плечам, плыли за ней подобно золотому ореолу.
   — Я буду танцевать! — кричала она, и ее голос отдавался эхом в каменных стенах. — Буду танцевать, танцевать и танцевать!
   Она схватила его за руки и заставила покрутиться на месте, смех клокотал у нее в горле.
   — Разве это не замечательно?! Вдруг она перестала кружиться.
   — Потанцуй со мной, Габриель! Радостно кивнув, он подхватил ее и стал вальсировать по комнате.
   Сара закинула голову назад.
   — Нам нужна музыка. Ты не можешь изобразить что-нибудь?
   — Раз ты так желаешь, — пробормотал он и начал напевать медленные песни своей юности о любви потерянной и вновь обретенной.
   У него был невероятный тембр, глубокий и звучный, полный такой страсти и томления, что у нее на глаза наворачивались слезы.
   Они вальсировали вместе, словно делали это прежде тысячи раз. Магия ночи и звуки его голоса завораживали ее. Глядя в его глаза, Сара видела зачатки разгоравшегося огня, который все рос и рос, пока она не почувствовала, как он захватывает и ее.
   Он поцеловал ее. Его губы были теплыми, нежными и жадными. Жар его рук обжигал ее кожу. Биение его сердца отдавалось в ее ушах. Непонятные желания томили ее.
   Она поцеловала его в ответ, вздрагивая от наслаждения и страха. Когда его язык пробегал по ее нижней губе, внутри нее взметались языки пламени. Она прижималась к нему, желая быть бесконечно ближе. Грудь его была такой крепкой и сильной. Она чувствовала на талии его сомкнувшиеся пальцы, чувствовала его горячее дыхание на щеке.
   — Габриель… — ее голос был таким глубоким, проникновенным.
   — Дорогая…
   Ему понадобилось собрать каждую частичку своей воли, чтобы вовремя отстраниться. Нежность и аромат ее кожи возбуждали в нем желание, но не к ее прелестному телу. Ему нужна была волшебная эссенция жизни, разгоряченная кровь, бегущая в ее венах. Голод ревел у него внутри, принуждая взять ее здесь, теперь. Удовлетворить его страшную жажду могла теперь только ее кровь.
   Он слышал свое учащенное дыхание и знал, что жажда крови читается сейчас в его глазах. Пробормотав проклятие, он отпрянул от нее и подошел к камину, уставившись на пламя, с силой устремлявшееся ввысь.
   — Габриель!
   — Тебе пора в постель, Сара-Джейн.
   — Но…
   — Иди в постель, Сара.
   Она не стала спорить, прыгнула в постель и натянула одеяло до подбородка, сверля взглядом спину Габриеля. Он тяжело дышал, а руки его, опущенные по бокам, были сжаты в кулаки.
   — Добрый ночи, Сара, — сказал он хрипло.
   — Доброй ночи.
   Он глубоко вздохнул и, не глядя на нее, вышел из комнаты.
   Она смотрела ему вслед, смущенная тем, что случилось, нечистым светом, вспыхнувшим в глубине его глаз. Но наверняка ей это только показалось, возможно, виноваты отблески пламени в камине. Да, так оно и есть.
   Вздохнув, Сара зарылась глубже в постель, а затем пошевелила кончиками пальцев.
   Она может ходить! Завтра она исходит все аббатство, сможет побродить босыми ногами по траве. И еще она должна написать добрым няням из приюта о своем чудесном выздоровлении!
   Завтра ночью она будет танцевать с Габриелем в лунном свете.
   Произнося благодарственную молитву за свое волшебное избавление, она не отрывала глаз от плотной черной материи, закрывавшей окно, рассеянно удивляясь тому, что Габриель повесил ее. Надо будет спросить его завтра, зачем он это сделал…
   Саре снились кровь и смерть, чернота ада и чье-то безумное одиночество.
   Ей снились демоны с кроваво-красными глазами и зубами, острыми, как клыки.
   Словно по волшебной золотой нити спускалась она в пестрые провалы сна, слышала пение Габриеля, видела его печальные глаза, полные загнанного одиночества, которые она не могла понять. Габриель… она вдруг увидела его в каком-то черном месте окруженным мертвыми… смертью.
   Закричав, Сара проснулась и села, прижимая к груди одеяло. В какой-то момент она готова была выбраться из постели и отправиться на его поиски, но мысль о старом, полуразрушенном здании, по которому ей предстояло бродить посреди ночи, отпугнула ее. Это было так же страшно, как только что пригрезившийся кошмар.
   Шепча страстную молитву, она замерла под одеялом и закрыла глаза.
   Кошмары в эту ночь больше не повторялись.
   Скрываясь в черноте заброшенных улочек вдали от аббатства, Габриель чувствовал, как страдает Сара. Хотя он не взял ее кровь, между ними возникла неразрывная связь с того момента, как он угостил ее первыми каплями своей крови, как только они коснулись ее губ.
   Существует поверье, что отведавший крови вампира приговорен к той же жизни во мраке и проклятии, но Габриель знал, что это не так. В древние времена люди верили, что можно и другими способами стать вампиром, например умереть нераскаявшимся грешником или будучи проклятым одним из родителей. Некоторые считали, что такая кара может постичь за убийство или за самоубийство; считалось, что утопленник тоже может стать вампиром. Родиться седьмым ребенком или появиться на свет между Рождеством и Крещением вело к тому же результату — так говорили повитухи. Ну и, конечно, вампиром становился ребенок, родившийся с зубами и хвостом. Даже детей, получавших много соли в утробе матери, ждало то же проклятие.
   Сказки, думал он, глупые сказки, чтобы пугать детей. Если бы это было правдой, мир уже давно состоял бы из одних вампиров.
   Он знал только один путь, чтобы стать вампиром-нужно было обменяться кровью. Жертва обескровливалась почти до смерти, чтобы спастись потом кровью своего мучителя. Став вампиром несколько столетий назад, Габриель не передал своего проклятия еще ни одному смертному. Только однажды с Розалией он дошел до того, что стал предлагать ей разделить с ним вечность… Но одна лишь мысль о таком превращении наполнила ее отвращением, она поспешила сбежать от него и… погибла от несчастного случая…
   С тех пор он держал свой мрачный секрет при себе, общаясь со смертными, лишь когда одиночество становилось невыносимым, когда ему было необходимо услышать звук голоса или смех, побыть среди тех, кто служил ему источником жизни и энергии.
   Став вампиром, Габриель не переставал мечтать о нормальной жизни, невыносимо сградая оттого, что не может, как прежде, наслаждаться светом солнца, сознавая, что у него не будет ни семьи, ни детей, что он лишен возможности любить и быть любимым. Но одновременно он наслаждался своим бессмертием, наблюдая бег времени и смену веков. И он мог менять свой облик. Многие люди верят, что вампиры любят перевоплощаться в летучих мышей, но ему это не подходило, он иногда принимал обличие волка, хотя последний раз это было очень давно.
   Он обладал силой двадцати смертных, умел гипнотизировать людей и подчинять их своей воле, мог приказывать животным, вызывать дождь и ветер, мог карабкаться по отвесной стене не хуже паука. Он мог сменить облик или раствориться в серое облачко тумана. Но новизна всех этих трюков, которыми он когда-то восхищался, уже давно потускнела, и теперь сильней, чем когда-либо, Габриель мечтал лишь об одном — превратиться в простого смертного, потому что тогда он смог бы любить Сару.
   Сара… она в это время снова заснула после кошмара, защищенная своей юностью, своей невинностью.
   Как бы ни был он проклят, он не мог растлить ее душу.

ГЛАВА IX

   Сара пробудилась, чувствуя себя превосходно. Выскочив из постели, она закружилась по комнате из конца в конец. Это был не сон.
   Она улыбнулась, увидев в углу старинную деревянную ванну для купания. Огромный котел, наполненный водой, закипал на треножнике посреди камина. Благодарение Габриелю, он сумел обо всем подумать.
   Сара с наслаждением искупалась, сердце ее заходилось от счастья, когда, положив ноги на край ванны, она пошевелила пальцами. Она могла ходить!
   Из ванны ее поднял лишь разыгравшийся аппетит. В корзиночке Сара нашла сыр, хлеб и маленькую бутылочку вина. Завернувшись в покрывало, она ела стоя, удивляясь, что такое возможно. Она могла стоять, могла ходить. Внезапно ее глазам открылся целый новый радостный мир.
   Сара глянула на коробку с шоколадом на краю стола, пробежалась взглядом по всей комнате, хотя ей здесь было, казалось бы, все известно — ее кровать, стол, кресло Габриеля.
   И вдруг ее внимание привлекли разные коробки и пакеты у изножья кровати. Она удивилась, почему не заметила их раньше. Помедлив немного и не желая копаться в них, раз они принадлежат Габриелю, она все же не утерпела, поддавшись любопытству.
   Разноцветный ворох одежды явился ее глазам, пока она одну за другой лихорадочно открывала коробки. Сара обнаружила элегантное белье: панталоны, отделанные тончайшим кружевом, лифчик с бледно-голубыми лентами, корсет, нижнюю юбку из кисеи, шелковые чулки. Она нашла лайковые перчатки и туфли с серебряными пряжками.
   Из изящной картонки она вытащила изумительную соломенную шляпку, украшенную белым пером и розовыми лентами.
   А платья! Восхитительные наряды, достойные королевы. Она расстелила их на постели, разглаживая руками одно за другим: розового шелка, простое и элегантное, с декольте и длинными рукавами; голубое, отделанное немыслимым количеством белопенных кружев, цвета чайной розы, зеленое, из голубой тафты, цвета красного бургундского вина.
   В следующих двух коробках лежали пеньюар из розового бархата и темно-голубой плащ, отделанный горностаем. Никогда еще она не видела таких роскошных нарядов. В одной из картонок Сара нашла дюжину лент всех цветов радуги, в другой — белый веер из страусовых перьев, который она осторожно раскрыла и, представляя себя знатной дамой, скучающей на балу, стала им обмахиваться.
   «Знатная леди, именно так», — подумала Сара, рассмеялась и, с шумом захлопнув веер, уставилась на разложенное на постели добро.
   Она с такой нежностью провела по оторочке из горностая, словно это было живое существо. Суммы, потраченные на один лишь плащ, хватило бы на месячные столовые расходы в приюте. Почему Габриель накупил ей все эти элегантные вещи? И где бы она могла их носить?
   Где? Здесь и теперь, подумала она и поспешно натянула белье, а затем розовое шелковое платье. Это было необыкновенное ощущение — чувствовать кожей нежный шелк. Платье сидело так, словно было сшито именно на нее. Сара оглянулась, надеясь обнаружить зеркало, но его не было. Она перемерила все платья, одно за другим, не передавая страдать из-за того, что не может увидеть себя.
   Возможно, зеркало окажется в другой комнате, подумала она и вышла в коридор, заглядывая с обеих сторон в крошечные кельи, где когда-то жили монахи.
   Босая, она бродила из одной комнаты в другую, забыв о своем страхе к этому старинному дому.
   Давно заброшенная часовня все же сохранила толику былой красоты. Луч света падал из разбитого окна на алтарь, разноцветные стекла поблескивали на солнце.
   Сара преклонила колени перед алтарем, не отрывая глаз от оконного витража, на котором было изображено голубое озеро посреди зеленых лугов и Иисус с крошечным ягненком на руках. Другие ягнята и овцы собрались у его ног.
   Сара глянула влево — на другом окне был написан Иисус в мучительной агонии, распятый на кресле. Рисунок казался столь правдивым, что слезы потекли у нее из глаз. Она видела гвозди, забитые в его ноги и руки, видела его боль и была бессильна представить ее. Она не могла постичь, почему он захотел взвалить на свои плечи грехи всего человечества, так страдать, истекая кровью, и умереть в муках. Сара никогда не сомневалась, что он любит ее. И вот теперь Господь благословил ее, послав исцеление.
   Она стояла на коленях довольно долго, наполняясь ощущением мира и милосердия, вознося небесам тихую благодарственную молитву.
   Покинув часовню, Сара заглянула в помещение, похожее на лазарет. Четыре железных остова кроватей у одной стены. Матрасы из соломы, изодранные с незапамятных времен. Один из углов закрывала огромная узорчатая паутина.
   Она остановилась у столовой, разглядывая разной длины дощатые столы, покрытые вековой пылью, стоявшие ровными рядами, и представила монахов, сидящих на стульях с высокими спинками, поглощающих пищу, пока один из братьев читает для всех Священное Писание. Она снова заметила паутину, на этот раз в огромном очаге.
   Она переходила из комнаты в комнату, ожидая встретить Габриеля или хоть какой-то признак его присутствия, но не было ничего, указывающего на то, что он жил здесь. Никакой еды на кухне, нигде ни клочка одежды, ничего.
   В торце стены она обнаружила узкую дверь. Полагая, что она ведет наружу, Сара открыла ее и увидела длинную каменную лестницу, уходящую вниз, в черноту, откуда исходил запах пыли и плесени.
   Подстрекаемая любопытством, Сара ступила вниз, держась рукой за стену. Замирая от страха, она сделала шаг, потом еще и так далее, пока не оказалась перед еще одной дверью. Она потянула засов, но тот не поддавался.
   Она простояла там довольно долго, все ее чувства были обострены. Образ Габриеля возник в ее мозгу, образ, окруженный чернотой, изнемогающий от боли и печали.
   — Габриель?
   Был ли он там? Возможно, с ним что-то не так?
   Сара снова потянула засов, пытаясь сдвинуть его и так и сяк.
   — Уходи.
   Она развернулась назад, прижимая руки к сердцу, в полной уверенности увидеть кого-то, стоящего за ней, но никого не было. Возможно, этот голос прозвучал в ней самой? Сработало какое-то шестое чувство, говорящее об опасности? Или слово было сказано кем-то невидимым?
   Она снова взглянула на дверь, чувствуя, как у нее мурашки бегут по коже. Ей казалось, что она чувствует чье-то дьявольское присутствие. Сара шагнула на ступеньку выше, потом еще, убыстряя темп, пока уже не летела через мрачные переходы в святая святых, ее комнату.
   Вбежав, она захлопнула дверь и встала, тяжело дыша.
   Постепенно биение сердца вернулось к норме, и Сара решила, что сама придумала весь этот ужас, поддавшись игре воображения. Решила, но не поверила. Ни на секунду. Она ощущала присутствие дьявола, чего-то предельно зловещего, мрачного, разбудившего в ней первобытный ужас, заставившего ее спасаться бегством, как будто душа ее была в опасности.
   Ей захотелось, чтобы вернулся Габриель и утешил ее, сказав, что все хорошо. Она гадала, почему нет еды на кухне, почему ничто не указывает на его присутствие. В самом деле, раз он живет здесь, она должна была бы обнаружить его одежду, бритвенный прибор, щетку для волос, еще что-нибудь в том же роде.
   Свернувшись в его кресле с томиком стихов, Сара решила обязательно спросить Габриеля, где он проводит день. Она хотела знать, чем он зарабатывает на жизнь и почему живет здесь, в таком мрачном и холодном месте. И, возможно, если соберется с духом, она спросит его, что за дьявол обитает под старой лестницей.
   Габриель появился, когда уже почти стемнело. Оторвавшись от книги, Сара взглянула на него, и все ее чувства мгновенно пришли в смятение. Он был необыкновенно хорош в белой рубашке с длинными рукавами, обтягивающих черных брюках и мягких ботинках. Задыхаясь от восторга, она побежала ему навстречу и упала в его объятия.
   Габриель закрыл глаза, прижимая Сару к себе. Они застыли, словно изваянные из камня. Ее запах, женский, теплый, живой, опьянял его.
   Секунды текли, а они продолжали стоять.
   Для Сары это объятие было словно возвращение домой после долгой разлуки, для Габриеля — как прогулка в солнечный день.
   Наконец Габриель чуть отстранился, чтобы увидеть ее лицо.
   — Что-нибудь не так?
   — Нет, ничуть.
   — Тогда что?
   — Я потеряла тебя, — застенчиво объяснила Сара. — Весь день я гадала, где ты, что делаешь. — Она положила руки ему на грудь, кончиками пальцев поглаживая по сердцу. — Без тебя было так одиноко.
   — Прости. Ты, должно быть, голодна. Хочешь пойти куда-нибудь. — Он пробежал по ней взглядом. — Выглядишь ты очень красиво.
   Сара опустила глаза:
   — Благодарю.
   Взяв ее плащ, он накинул его Саре на плечи и предложил руку.
   — Идем?
   Габриель привел ее в небольшой элегантный ресторан. Пока она с огромным аппетитом ела, он потягивал из бокала красное вино.
   — Почему ты не ешь? — спросила Сара. Он помедлил, прежде чем ответить.
   — Я уже поужинал чуть раньше.
   — Вот как?
   — Заканчивай ужин, дорогая, и, если ты не против, мы можем прогуляться по саду.
   Она заторопилась, чувствуя на себе его взгляд, замечая каждое движение. Она любила смотреть на его руки, такие сильные и выразительные. И очень красивые. Сара залилась румянцем, вспоминая, как эти руки сжимали ее в объятиях, когда он целовал ее.
   — С тобой все в порядке? Она удивленно взглянула на него, при этом щеки ее заполыхали еще сильнее.
   — Да.
   Оплатив счет, Габриель помог ей надеть плащ и взял за руку. Они вышли в ночь, темную и таинственную, углубляясь по тропинке среди деревьев все дальше в сад. Аромат цветов обволакивал их, но Габриеля волновало благоухание кожи Сары, ее близость кружила голову, учащала биение сердца. В свете луны она была похожа на ангела: пышные золотые волосы обрамляли нежное лицо, кожа сверкала белизной, голубые глаза были как два огромных озера. Желание и голод поднимались в нем, ему казалось, что клыки разрывают его проклятое сердце и одинокую душу. Было бы так легко взять ее, насладиться ее сладостью…
   Так легко.
   Он остановился перед низкой каменной скамейкой.
   — Присядем ненадолго?
   — Да. — Она села, и складки платья окружили ее подобно лепесткам розы. — Где ты был сегодня?
   — Боюсь, я вынужден сказать, что тебе не стоит так сильно интересоваться подробностями моей жизни. Нельзя быть такой настойчивой.
   — Я вовсе не настойчива, — поспешно откликнулась Сара, желая загладить свою неловкость. — Я лишь удивлялась… не надо, забудь об этом.
   — Удивлялась чему?
   — Где ты проводишь свои дни. Какой работой занят.
   — Я не работаю.
   — Нет?
   — Нет. Я богат так же, как и одинок.
   — Вот как?
   — Да, так, — сказал он, заставив себя улыбнуться. — А как ты провела день?
   — Разбиралась в нарядах. — Она накрыла его руку своей и прижала. — Спасибо тебе, Габриель. Платья чудесные. Конфеты самые вкусные. В книжку я просто влюблена. Все вещи-одна лучше другой. Ты очень щедр, Габриель.
   — Я рад.
   — Я весь день прозанималась с твоими подарками.
   Она вдруг ощутила, какой напряженной стала рука, которую она сжимала.
   — Ты изучила их все? Сара кивнула.
   — Я искала зеркало, — призналась она, слегка опасаясь, что он может посчитать ее кокеткой. — Платья такие красивые, мне хотелось знать, как я выгляжу в них.
   Габриель кивнул, и без того зная, что ей потребуется зеркало, но это была одна из вещей, которую он не хотел иметь в своем жилище.
   — Я не нашла ни одного. — Она уставилась на свою руку, такую маленькую по сравнению с его. — Я… я…