Страница:
Проводник вскинул голову, приподнял бровь и изобразил едва уловимый намек на улыбку, растаявшую прежде, чем Фарон успел ее разглядеть.
— Ясно, — отметил Фарон, — значит, наверное, сможешь. Я в любом случае пойду внутрь, и если ты решишь присоединиться к нам, пожалуйста. Давай лучше поговорим о том, почему, если ты в состоянии самостоятельно вернуться в Мензоберранзан, тебя так беспокоит то, что я один могу вывести вас отсюда, а Квентл в очередной раз пыталась убить меня?
Проводник снова едва заметно поклонился и улыбнулся.
— Какое тебе вообще до всего этого дело? — спросил Вейлас.
— До чего?
— До всего этого, — повторил проводник. — Ллос...
— Я любопытен, — признался Фарон. — Это уникальная возможность для мастера заклинаний, и мое с трудом отвоеванное положение в Мензоберранзане зависит от завоеванного с еще большим трудом положения моего начальника, власть которого — политическая власть, во всяком случае, — зависит от матриархата.
Вейлас кивнул, и маг указал на отверстие в стене паучьей крепости.
— Прошу, — пригласил Фарон.
Вейлас прошел мимо него, демонстрируя нежелание каждым своим шагом.
* * *
Халисстра не могла сдвинуться с места. Она висела в воздухе, рыдала, закрывая лицо ладонями, отталкивая Улуйару и Фелиани, пытающихся успокоить ее. Она слышала, как они повторяют одно утешение за другим, чувствовала, как они поглаживают ее, обнимают, вытирают ей слезы, но ей было все равно. Она не знала, что делать, и с нею творилось что-то не то.
«Мы провели тебя по пути развития слишком быстро, — прозвенел голос у нее в голове. Голос был женский, негромкий, но сильный. — Прости».
Халисстра разом открыла глаза и огляделась, ища, откуда он доносится. Улуйара и Фелиани отодвинулись от нее — если бы они стояли на земле, можно было бы сказать, что отодвинулись на несколько шагов, — и обе с раскрытыми ртами уставились на привидение, парящее возле Халисстры. Это был призрак женщины-дроу, в великолепном струящемся шелковом платье, совершенно бесцветный. Ветер, которого Халисстра не чувствовала, развевал длинные белые волосы привидения на манер ореола и играл полами одеяния.
— Сейилл, — выдохнула Халисстра, едва сумев выговорить это имя.
Тень, глядя Халисстре прямо в глаза, кивнула, и в голове жрицы снова зазвучал голос:
«У Эйлистри есть много даров для наших сестер из Нижнего Мира. Боль, к несчастью, один из них».
— Не нужны мне ее дары! — огрызнулась Халисстра, и вспыхнувший в ее душе гнев сменил раскаяние, оставшееся после встречи с духом Рилда Агрита.
Фелиани и Улуйара изумленно переглянулись в ответ на ее возглас, и Халисстра сообразила, что они не слышат Сейилл.
«Я знаю, — отозвалась мертвая жрица. — Поверь мне, я знаю, каково это — испытать такие чувства вдруг и впервые. Твое сознание было приучено не замечать их, но они все это время существовали, дожидаясь, когда ты вспомнишь про них и дашь им свободу. Свобода не всегда бывает легкой. Ты прошла долгий путь к самой себе, туда, где, возможно, тебе придется пережить эмоциональную боль, но зато и награда превзойдет все ожидания».
«Мне все равно, — мысленно ответила Халисстра. — Мне не нужна награда. Если бы я могла, то вернулась бы теперь в Подземье».
«Ты уверена?»
«В тот же миг, — подтвердила Халисстра. — Там, когда мной манипулировали, я знала об этом и знала цели, к которым меня подталкивают. Там я была жрицей и аристократкой».
«А здесь? — спросила Сейилл. - Кто ты теперь?»
«Убийца, - ответила Халисстра. - Я убийца на службе у Эйлистри».
«А в чем, по-твоему, заключается разница между убийцей и избавителем?»
«Избавителем?» — переспросила Халисстра.
«Когда ты убьешь Ллос, — сказала Сейилл, — а ты убьешь ее, ты сделаешь свободными тысячи... миллионы».
«Обрекая их на жизнь, полную отчаяния и сожалений?»
«И любви, убежденности, доверия и счастья», — отозвалась Сейилл.
Халисстра пыталась думать об этом, но в голове у нее было пусто. Глаза жгло, челюсти ныли, и ей было тяжело — так тяжело, что она начала погружаться в невесомость Астрального Уровня.
По обе стороны от нее появились Фелиани и Улуйара и мяпсо поддержали под руки. Халисстра не смотрела ни на них, ни на призрак Сейилл. Вместо этого взгляд ее скользил по длинной колонне безмолвных душ. Мертвые возвращаются к Ллос. То, чего она страшилась, не произошло.
— Я могла бы снова вернуться к ней, — выговорила Халисстра.
Она почувствовала, как напряглись Фелиани и Улуйара, и ощутила исходящую от Сейилл волну разочарования вперемешку со страхом.
— Если она еще примет тебя, — прошептала Фелиани. Это остановило Халисстру. Перешла ли она уже ту черту, за которой нет возврата, отвергнет ли ее Ллос или, хуже того, покарает за ересь, в которую она уже впала? Отвернется ли от нее Эйлистри за то, что она смела помыслить о возвращении к Паучьей Королеве? Обрекает ли она себя на безбожие после смерти своей собственной нерешительностью?
«Нет, — прошептала в ее мозгу Сейилл, явно прочтя ее мысли. — Эйлистри понимает сомнения и слабости и прощает их».
— Сознаешь ли ты, Халисстра, — спросила Фелиани, — чем пожертвовала Сейилл, придя сюда?
Халисстра помотала головой, пытаясь отделаться от слов эльфийки.
— Чтобы попасть сюда, она покинула Арвандор, — продолжала Фелиани. — Сейилл обрекла себя на вечное существование в дикой бесконечности Астрального Уровня и сделала это ради тебя.
— Вот как? — осведомилась Халисстра, глядя на призрак Сейилл, который парил неподалеку, уставившись на нее. — А может, ради Эйлистри? Пришла ли она сюда сама или, может, была послана богиней, опасающейся лишиться своего ассасина?
«Да, — ответила Сейилл. — На все твои вопросы — да. Я пришла сюда сама, ради Эйлистри, чтобы защитить тебя от Ллос, защитить тебя от тебя самой и быть уверенной, что ты сделаешь то, что должна сделать».
— Почему? — спросила Халисстра. — Почему именно теперь?
«Потому что нечто должно произойти», — отозвалась Сейилл.
— Нечто должно произойти, — повторила Улуйара.
«Прямо сейчас, в этот самый миг, хочешь ли ты вернуться к Ллос? — спросила Сейилл. — Если она явит сейчас тебе свою благосклонность, примешь ли ты этот дар, примешь ли ее и отвернешься ли от Эйлистри?»
— Я не знаю, — ответила Халисстра.
«Ты должна решить, — настаивала Сейилл, — и решить теперь».
Привидение указало на скользящую позади нее длинную вереницу бесплотных душ. Там что-то изменилось, и Халисстре понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что происходит. Колонна душ исчезала где-то вдалеке, возможно на расстоянии миль от нее. Бесцветные призраки менялись один за другим, словно их накрывала некая волна. Каждый дух по очереди вновь обретал цвет и жизнь, даже становился вещественным, но лишь на краткий миг, потом то же происходило со следующим мертвым дроу. Когда цвет окрашивал их, они конвульсивно дергались и извивались в воздухе, скорее от удовольствия, чем от боли.
— Она возвращается, — прошептала Халисстра.
Сейилл подплыла ближе, и ее призрачное тело обволокло Халисстру. Та напряглась, но не оттолкнула привидение.
«Она возвращается, — прошептала Сейилл в ее мозгу. — Скоро ее сила пройдет сквозь тебя. Я могу защитить тебя, но ты должна захотеть этого. Ты должна пожелать Эйлистри, а не ее, не этого демона. Пожалуйста».
— Пожалуйста, — шепнула Улуйара.
Халисстра закрыла глаза и попыталась обнять призрак Сейилл, но руки ее встретили пустоту.
— Эйлистри! — позвала Халисстра прерывающимся от волнения голосом. — Помоги мне!
Тело Сейилл сделалась вдруг плотным в ее объятиях, и Халисстра почувствовала, что жрица дрожит. Сейилл закричала, и вопль этот оглушил и уши Халисстры, и ее измученный мозг.
— Сейилл! — вскричала Халисстра, перекрыв мучительный вопль, исторгающийся из мгновенно сделавшегося материальным горла жрицы. — Нет...
Тело Сейилл исчезло, и руки Халисстры обвились вокруг нее самой. Вопль еще звучал в ее мозгу, но в ушах звенело от тишины Астрального Уровня. Она открыла глаза и увидела, что Сейилл уплывает в серое ничто, простершееся перед нею. Тело жрицы было изломано и изуродовано, лицо искажено болью. Она стала еще более прозрачной и быстро таяла вдали.
— Сейилл... — прошептала Халисстра.
Жрица в последний раз взглянула ей в глаза и, хотя казалось, это доставило ей изрядную боль, улыбнулась, исчезая из виду.
Халисстра ощутила, что тело ее обмякло, хотя она и испытывала неведомые доселе силу и уверенность.
— Она исчезла, — прошептала Улуйара.
— Она не только отказалась от Арвандора, — добавила Фелиани, глаза которой округлились от ужаса. — Она пропустила через себя силу Ллос.
— Чтобы защитить меня, — шепнула Халисстра.
— Это убило ее, — продолжала Фелиани. — Она выбрала не Астральный Уровень, она выбрала забвение.
— То, чего я сама боялась больше всего, — сказала Халисстра. — Именно забвение привело меня к Эйлистри.
— Она пожертвовала собой, — произнесла Улуйара.
— Ради меня? — спросила Халисстра.
— И ради Эйлистри, — ответила Фелиани.
У Халисстры кружилась голова, но глаза ее просохли от слез, и сила вернулась к усталым мышцам. Она чувствовала себя бодрой и отдохнувшей, как бы потрясена ни была.
— Она пожертвовала собой, — повторила Халисстра, — чтобы я могла...
— Чтобы ты могла служить Эйлистри, — закончила за нее Улуйара. — Чтобы могла владеть Лунным Клинком.
Халисстра опустила руку на рукоять меча, способного убить богиню.
— Я колебалась, но, надеюсь, не слишком долго, — объявила она.
— Она пробудилась, — предостерегла Фелиани, — или воскресла. Она возвращается.
Халисстра задумалась. Она попыталась представить себе, как сойдется с Ллос в поединке, но, как ни старалась, не смогла.
— Мы последуем за душами Ллос, — решила Халисстра и, не успев еще договорить, устремилась вслед за ними.
Фелиани и Улуйара полетели за ней.
ГЛАВА 26
— Ясно, — отметил Фарон, — значит, наверное, сможешь. Я в любом случае пойду внутрь, и если ты решишь присоединиться к нам, пожалуйста. Давай лучше поговорим о том, почему, если ты в состоянии самостоятельно вернуться в Мензоберранзан, тебя так беспокоит то, что я один могу вывести вас отсюда, а Квентл в очередной раз пыталась убить меня?
Проводник снова едва заметно поклонился и улыбнулся.
— Какое тебе вообще до всего этого дело? — спросил Вейлас.
— До чего?
— До всего этого, — повторил проводник. — Ллос...
— Я любопытен, — признался Фарон. — Это уникальная возможность для мастера заклинаний, и мое с трудом отвоеванное положение в Мензоберранзане зависит от завоеванного с еще большим трудом положения моего начальника, власть которого — политическая власть, во всяком случае, — зависит от матриархата.
Вейлас кивнул, и маг указал на отверстие в стене паучьей крепости.
— Прошу, — пригласил Фарон.
Вейлас прошел мимо него, демонстрируя нежелание каждым своим шагом.
* * *
Халисстра не могла сдвинуться с места. Она висела в воздухе, рыдала, закрывая лицо ладонями, отталкивая Улуйару и Фелиани, пытающихся успокоить ее. Она слышала, как они повторяют одно утешение за другим, чувствовала, как они поглаживают ее, обнимают, вытирают ей слезы, но ей было все равно. Она не знала, что делать, и с нею творилось что-то не то.
«Мы провели тебя по пути развития слишком быстро, — прозвенел голос у нее в голове. Голос был женский, негромкий, но сильный. — Прости».
Халисстра разом открыла глаза и огляделась, ища, откуда он доносится. Улуйара и Фелиани отодвинулись от нее — если бы они стояли на земле, можно было бы сказать, что отодвинулись на несколько шагов, — и обе с раскрытыми ртами уставились на привидение, парящее возле Халисстры. Это был призрак женщины-дроу, в великолепном струящемся шелковом платье, совершенно бесцветный. Ветер, которого Халисстра не чувствовала, развевал длинные белые волосы привидения на манер ореола и играл полами одеяния.
— Сейилл, — выдохнула Халисстра, едва сумев выговорить это имя.
Тень, глядя Халисстре прямо в глаза, кивнула, и в голове жрицы снова зазвучал голос:
«У Эйлистри есть много даров для наших сестер из Нижнего Мира. Боль, к несчастью, один из них».
— Не нужны мне ее дары! — огрызнулась Халисстра, и вспыхнувший в ее душе гнев сменил раскаяние, оставшееся после встречи с духом Рилда Агрита.
Фелиани и Улуйара изумленно переглянулись в ответ на ее возглас, и Халисстра сообразила, что они не слышат Сейилл.
«Я знаю, — отозвалась мертвая жрица. — Поверь мне, я знаю, каково это — испытать такие чувства вдруг и впервые. Твое сознание было приучено не замечать их, но они все это время существовали, дожидаясь, когда ты вспомнишь про них и дашь им свободу. Свобода не всегда бывает легкой. Ты прошла долгий путь к самой себе, туда, где, возможно, тебе придется пережить эмоциональную боль, но зато и награда превзойдет все ожидания».
«Мне все равно, — мысленно ответила Халисстра. — Мне не нужна награда. Если бы я могла, то вернулась бы теперь в Подземье».
«Ты уверена?»
«В тот же миг, — подтвердила Халисстра. — Там, когда мной манипулировали, я знала об этом и знала цели, к которым меня подталкивают. Там я была жрицей и аристократкой».
«А здесь? — спросила Сейилл. - Кто ты теперь?»
«Убийца, - ответила Халисстра. - Я убийца на службе у Эйлистри».
«А в чем, по-твоему, заключается разница между убийцей и избавителем?»
«Избавителем?» — переспросила Халисстра.
«Когда ты убьешь Ллос, — сказала Сейилл, — а ты убьешь ее, ты сделаешь свободными тысячи... миллионы».
«Обрекая их на жизнь, полную отчаяния и сожалений?»
«И любви, убежденности, доверия и счастья», — отозвалась Сейилл.
Халисстра пыталась думать об этом, но в голове у нее было пусто. Глаза жгло, челюсти ныли, и ей было тяжело — так тяжело, что она начала погружаться в невесомость Астрального Уровня.
По обе стороны от нее появились Фелиани и Улуйара и мяпсо поддержали под руки. Халисстра не смотрела ни на них, ни на призрак Сейилл. Вместо этого взгляд ее скользил по длинной колонне безмолвных душ. Мертвые возвращаются к Ллос. То, чего она страшилась, не произошло.
— Я могла бы снова вернуться к ней, — выговорила Халисстра.
Она почувствовала, как напряглись Фелиани и Улуйара, и ощутила исходящую от Сейилл волну разочарования вперемешку со страхом.
— Если она еще примет тебя, — прошептала Фелиани. Это остановило Халисстру. Перешла ли она уже ту черту, за которой нет возврата, отвергнет ли ее Ллос или, хуже того, покарает за ересь, в которую она уже впала? Отвернется ли от нее Эйлистри за то, что она смела помыслить о возвращении к Паучьей Королеве? Обрекает ли она себя на безбожие после смерти своей собственной нерешительностью?
«Нет, — прошептала в ее мозгу Сейилл, явно прочтя ее мысли. — Эйлистри понимает сомнения и слабости и прощает их».
— Сознаешь ли ты, Халисстра, — спросила Фелиани, — чем пожертвовала Сейилл, придя сюда?
Халисстра помотала головой, пытаясь отделаться от слов эльфийки.
— Чтобы попасть сюда, она покинула Арвандор, — продолжала Фелиани. — Сейилл обрекла себя на вечное существование в дикой бесконечности Астрального Уровня и сделала это ради тебя.
— Вот как? — осведомилась Халисстра, глядя на призрак Сейилл, который парил неподалеку, уставившись на нее. — А может, ради Эйлистри? Пришла ли она сюда сама или, может, была послана богиней, опасающейся лишиться своего ассасина?
«Да, — ответила Сейилл. — На все твои вопросы — да. Я пришла сюда сама, ради Эйлистри, чтобы защитить тебя от Ллос, защитить тебя от тебя самой и быть уверенной, что ты сделаешь то, что должна сделать».
— Почему? — спросила Халисстра. — Почему именно теперь?
«Потому что нечто должно произойти», — отозвалась Сейилл.
— Нечто должно произойти, — повторила Улуйара.
«Прямо сейчас, в этот самый миг, хочешь ли ты вернуться к Ллос? — спросила Сейилл. — Если она явит сейчас тебе свою благосклонность, примешь ли ты этот дар, примешь ли ее и отвернешься ли от Эйлистри?»
— Я не знаю, — ответила Халисстра.
«Ты должна решить, — настаивала Сейилл, — и решить теперь».
Привидение указало на скользящую позади нее длинную вереницу бесплотных душ. Там что-то изменилось, и Халисстре понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что происходит. Колонна душ исчезала где-то вдалеке, возможно на расстоянии миль от нее. Бесцветные призраки менялись один за другим, словно их накрывала некая волна. Каждый дух по очереди вновь обретал цвет и жизнь, даже становился вещественным, но лишь на краткий миг, потом то же происходило со следующим мертвым дроу. Когда цвет окрашивал их, они конвульсивно дергались и извивались в воздухе, скорее от удовольствия, чем от боли.
— Она возвращается, — прошептала Халисстра.
Сейилл подплыла ближе, и ее призрачное тело обволокло Халисстру. Та напряглась, но не оттолкнула привидение.
«Она возвращается, — прошептала Сейилл в ее мозгу. — Скоро ее сила пройдет сквозь тебя. Я могу защитить тебя, но ты должна захотеть этого. Ты должна пожелать Эйлистри, а не ее, не этого демона. Пожалуйста».
— Пожалуйста, — шепнула Улуйара.
Халисстра закрыла глаза и попыталась обнять призрак Сейилл, но руки ее встретили пустоту.
— Эйлистри! — позвала Халисстра прерывающимся от волнения голосом. — Помоги мне!
Тело Сейилл сделалась вдруг плотным в ее объятиях, и Халисстра почувствовала, что жрица дрожит. Сейилл закричала, и вопль этот оглушил и уши Халисстры, и ее измученный мозг.
— Сейилл! — вскричала Халисстра, перекрыв мучительный вопль, исторгающийся из мгновенно сделавшегося материальным горла жрицы. — Нет...
Тело Сейилл исчезло, и руки Халисстры обвились вокруг нее самой. Вопль еще звучал в ее мозгу, но в ушах звенело от тишины Астрального Уровня. Она открыла глаза и увидела, что Сейилл уплывает в серое ничто, простершееся перед нею. Тело жрицы было изломано и изуродовано, лицо искажено болью. Она стала еще более прозрачной и быстро таяла вдали.
— Сейилл... — прошептала Халисстра.
Жрица в последний раз взглянула ей в глаза и, хотя казалось, это доставило ей изрядную боль, улыбнулась, исчезая из виду.
Халисстра ощутила, что тело ее обмякло, хотя она и испытывала неведомые доселе силу и уверенность.
— Она исчезла, — прошептала Улуйара.
— Она не только отказалась от Арвандора, — добавила Фелиани, глаза которой округлились от ужаса. — Она пропустила через себя силу Ллос.
— Чтобы защитить меня, — шепнула Халисстра.
— Это убило ее, — продолжала Фелиани. — Она выбрала не Астральный Уровень, она выбрала забвение.
— То, чего я сама боялась больше всего, — сказала Халисстра. — Именно забвение привело меня к Эйлистри.
— Она пожертвовала собой, — произнесла Улуйара.
— Ради меня? — спросила Халисстра.
— И ради Эйлистри, — ответила Фелиани.
У Халисстры кружилась голова, но глаза ее просохли от слез, и сила вернулась к усталым мышцам. Она чувствовала себя бодрой и отдохнувшей, как бы потрясена ни была.
— Она пожертвовала собой, — повторила Халисстра, — чтобы я могла...
— Чтобы ты могла служить Эйлистри, — закончила за нее Улуйара. — Чтобы могла владеть Лунным Клинком.
Халисстра опустила руку на рукоять меча, способного убить богиню.
— Я колебалась, но, надеюсь, не слишком долго, — объявила она.
— Она пробудилась, — предостерегла Фелиани, — или воскресла. Она возвращается.
Халисстра задумалась. Она попыталась представить себе, как сойдется с Ллос в поединке, но, как ни старалась, не смогла.
— Мы последуем за душами Ллос, — решила Халисстра и, не успев еще договорить, устремилась вслед за ними.
Фелиани и Улуйара полетели за ней.
ГЛАВА 26
— Нет, — бормотал Фарон, — а если туда?.. Там, где коридор раздваивался, маг повернул налево. Он много раз пытался провидеть дорогу и изо всех сил старался следовать тому, что сумел узнать.
— Никакие твои заклинания не работают, не так ли? — осведомилась Квентл.
Фарон даже не взглянул на нее, он пошел дальше по коридору, надеясь, что наткнется на что-нибудь такое, что подскажет им верный путь.
— Я получаю... противоречивую информацию, — бросил он, — но я, по крайней мере, хоть что-то делаю. Ты говорила, что была здесь. Почему бы тебе не отвести нас прямо к ней?
Квентл не ответила, и они обменялись взглядами, говорившими о том, что оба готовы прекратить перепалку.
— Такое впечатление, что чем дальше мы заходим в эту паучью крепость, тем более странным становится все вокруг, — сказала Данифай. — Сначала нигде не было прямых углов, а теперь есть. Кажется, они появились в тот самый момент, как я подумала, насколько коридор удобнее без них. Кроме того, мы не встретили никого живого, нас не потревожил ни один страж, а мы все блуждаем и блуждаем тут. Что это значит?
— Что Ллос хотела, чтобы мы пришли, — ответила Квентл, бросив на Данифай презрительный взгляд.
Фарон и Вейлас переглянулись: судя по их лицам, оба они придерживались прямо противоположного мнения.
Маг остановился посреди коридора, который в этом месте расширялся до добрых двадцати футов. Потолок был низким, темнота приятно густой, а запах разложения, по счастью, не настолько силен, как бывал порой. Маг произнес очередное заклинание и сконцентрировался на том, что их окружало, выискивая признаки жизни. Он чувствовал мертвые зоны, куда не могла проникнуть его магия: стены, возможно, обитые свинцом или каким-то иным особенно непроницаемым материалом. И все же где-то далеко, на самом краешке восприятия, Фарон ощутил присутствие жизни.
— Слегка размыто, — прошептал он сам себе, — но это там.
— Что?! — воскликнула Квентл. — Что там? Маг открыл глаза и улыбнулся Квентл.
— Несмотря ни на что, тут кроме нас есть еще что-то живое, — сказал он. — Но ощущение от него какое-то странное — далекое и расплывчатое, словно это существо либо очень далеко, либо едва живо, окутано магией, чтобы защититься от провидения, либо все это вместе. Я не могу... Госпожа?
Квентл рухнула на колени, и Фарон инстинктивно попятился. Воздух зазвенел от энергии, кожу Мастера Магика начало покалывать, но куда более ошеломительно происходящее подействовало на двух женщин.
Квентл упала на четвереньки, едва не ткнувшись лицом в хрлодную ржавую сталь разрушенной паучьей крепости. Мышцы ее подергивались и сокращались, лицо то ли исказилось от мучительной боли, то ли скривилось в ухмылке от безумного наслаждения — Фарон не мог бы определить.
Данифай тоже повалилась на пол, но лицом вверх. Спина ее выгнулась, и вскоре она уже касалась пола лишь макушкой и кончиками пальцев ног. Фарон не мог не восхищаться красотой ее тела, которую портили те же мелкие раны — порезы, ссадины, рубцы и синяки, — что накопились у них у всех за время странствий. Возможно, Фарон видел только то, что хотел видеть, но ему подумалось, что выражение лица Данифай говорит об абсолютном наслаждении, о совершенной физической страсти.
Потом пришла очередь упасть Джеггреду. Дреглот повалился на одно колено, слепо хватаясь за стены оставшимися тремя руками, пробивая рваные дыры в стальной перегородке. Бурая пыль покрывала всю его шерсть и комками прилипала к ней, пока полудемон не сделался на вид таким же ржавым, как паучья крепость. Джеггред завопил так громко, что Фарону пришлось зажать уши ладонями.
Когда вопли дреглота перешли в пыхтение — безнадежные попытки вдохнуть воздуху, — Фарон взглянул на Вейласа. На проводника все это, казалось, совершенно не повлияло, да и сам Фарой не испытывал жгучего желания кататься по полу.
— Что бы это ни было, — сказал маг проводнику, — похоже, оно действует только на...
Сначала он собирался сказать «женщин», но понял, что действует оно на жрици на единственное среди них существо — исчадие ада самой Ллос.
Все окончилось так же внезапно, как началось.
Джеггред, которого мгновенный экстаз затронул меньше других, первым поднялся и начал отряхиваться. Его лицо, по которому всегда трудно было что-либо прочесть, было лишено какого-либо выражения.
— Что произошло? — спросил маг, но дреглот проигнорировал его. — Джеггред?
Квентл села и поднесла руки к лицу. Она не отрывала взгляда от испачканных ржавой пылью ладоней, словно выискивая там что-то.
Данифай приходила в себя дольше. Она перекатилась по заржавленному стальному полу в позу эмбриона и издавала звуки, которые Фарон сперва принял за плач.
— Госпожа? — окликнул Вейлас, нагнувшись, чтобы оказаться на одном уровне с лицом Квентл, но держась по-прежнему в полудюжине шагов от нее.
Квентл не ответила, вообще никак не показала, что слышит Вейласа. Фарон не стал даже спрашивать ее, что произошло. Он уже начал понимать, чему оказался свидетелем.
Квентл заговорила.
Сначала она шевелила губами в пантомиме, потом едва слышно зашептала, потом начала петь литанию на древнем языке, которого не узнал даже Фарон.
Это продолжалось около минуты, затем жрица умолкла. Фарон окинул ее взглядом и увидел, что все порезы и кровоподтеки, ссадины и царапины исчезли и черная кожа сделалась гладкой, едва ли не лоснящейся. Казалось, к Квентл отчасти вернулся и потерянный ею вес. Волосы ее стали чище, мягче, и даже пивафви и доспех засверкали как новенькие.
Квентл Бэнр поднялась и взглянула сверху вниз на Данифай, которая уже сидела, привалившись спиной к стене, улыбаясь и шепча какую-то свою молитву, что затягивала ее раны, стирала с кожи синяки и возвращала блеск ее большим выразительным глазам. Слезинка оставила дорожку на одной из красивых эбеновых щек, и девушка не спешила утирать ее.
Фарон вновь посмотрел на настоятельницу Арак-Ти-нилита, которая застыла, высокая и прямая, во тьме паучьей крепости и словно светилась. Глаза ее были закрыты, губы шевелились.
Одним плавным грациозным движением Данифай вскочила на ноги, улыбаясь во весь рот и сверкая безупречными белыми зубами в темноте. Фарон поймал себя на том, что улыбается в ответ. Джеггред тоже было вскочил, но тут же снова повалился на колени перед Данифай и Квентл. Дреглот тяжело дышал.
— Они живы, и они здесь, — прошептала Квентл. Она взглянула на Фарона и сказала уже яснее: — Они за стенами, защищающими их от твоих заклинаний, и от прорицаний они укрыты тоже, но они здесь.
— Кто? — спросил Вейлас.
— Я тоже чувствую их, — сказала Данифай. Она положила руку на взъерошенную гриву Джеггреда и принялась рассеянно приглаживать ее. — Мне кажется, я смогла бы найти их. Думаю, они действительно ждут нас.
— Погоди. — Фарон шагнул ближе к Данифай, пока свирепый рык Джеггреда не остановил его. Молодая жрица потрепала дреглота по голове, и он мигом затих. — Неужели действительно произошло то, что я думаю? Неужели она...
— Ллос вернулась к нам, — ответила Квентл.
— Она вернулась, — подтвердила Данифай. Казалось, она хочет что-то добавить.
— Что-нибудь еще? — спросил Фарон. — В чем дело? Наше путешествие окончено?
— Госпожа? — Джеггред заглянул Данифай в глаза. — Что сказал голос? Я не смог... он был слишком далеким, чтобы...
Данифай запустила пальцы в его шерсть.
Голос сказал...
Йор'фаэ,—закончила вместо нее Квентл.
Йор'фаэ...— прошептала Данифай.
— Высокий дроуский? — уточнил Вейлас, верно определив язык.
— Это значит «избранная», — объяснил Фарон.
— Избранная, — шепотом повторила Квентл, покачав головой.
В тот же самый миг Данифай беззвучно произнесла одними губами:
— Йор'фаэ.
Квентл взглядом привлекла внимание Фарона и ска- 1ала:
— Наше путешествие далеко не окончено, Мастер Магика. Ллос не просто вернулась, она велела мне явиться к ней, пригласила меня стать ее избранным сосудом. Зот для чего она вернула меня много лет назад. Для этого отправила меня из Абисса обратно в Мензоберранзан. Мне было предназначено оказаться здесь и теперь и быть ее... быть йор'фаэ.
* * *
Глубоко в недрах Первого Дома, в комнате, защищенной от всего, от чего только можно вообще защитить комнату, Триль Бэнр наблюдала, как ее брат сражается за жизнь Мензоберранзана.
Архимаг проигрывал.
Верховная Мать видела все, что происходило на Базaape, все до мельчайших подробностей, благодаря магическому зеркалу, хрустальному шару, чаше для прорицания и еще с полдюжины подобных предметов, большая гасть которых была создана лично Громфом. Триль рассаживала взад и вперед по полированному мраморному толу, разглядывая, сцену за сценой, в разных ракурсах, как трансформировавшийся личдроу громил центр ее города.
Вилара Бэнр стояла в углу, переводя взгляд с одного предмета для ясновидения на другой, скрестив руки на груди, барабаня себя пальцами по плечам от едва сдерживаемой досады.
— Архимаг победит, Верховная Мать, — сказала Вилapa, уже не в первый раз за сегодняшний день.
— Ты думаешь? — отозвалась Триль.
Впервые она ответила на одно из пустых заверений Вилары, и это застало прислуживающую ей жрицу врасплох .
— Конечно да, — подтвердила она.
Триль ждала продолжения, но было ясно, что добавить Виларе нечего.
— Я не вполне уверена, что он может выиграть этот бой, — заметила Триль, скорее самой себе, чем Виларе. — Если нас всех испытывают и это испытание для Громфа, он сам должен пройти его. Если нет, он достоин смерти.
— Неужели мы ничем не можем помочь ему? — спросила Вилара.
Триль пожала плечами.
— Есть же воины и другие маги, — продолжала прислужница.
— И все они нужны в других местах. Дергары продолжают теснить нас, пусть даже танарукки отступают, — ответила Триль. — Осада Аграч-Дирр идет полным ходом... но да, конечно, всегда можно найти и солдат, и магов, и еще существуют Бреган Д'эрт и прочие наемники. Если лич убьет Громфа, я, конечно, не позволю ему метаться по всему Мензоберранзану, обращая наших граждан в камень и громя здания.
— Почему же не послать их всех туда прямо сейчас? Триль снова пожала плечами и задумалась.
— Не знаю, — ответила она наконец. — Может быть, я жду знака от...
Она попятилась.
Триль повалилась на пол, тело ее обмякло, голова запрокинулась, в мозгу бушевала какофония звуков и теней, голосов и воплей. Глаза ее заволокло слезами, и она едва видела Вилару, которая точно так же лежала, ошеломленная, вздрагивающая и обмякшая, в дальнем углу комнаты.
На Верховную Мать Дома Бэнр разом нахлынули все чувства, которые ей когда-либо довелось испытать, причем в самой острой, самой сильной форме. Она ненавидела и любила, боялась и надеялась, смеялась и плакала. Она ощущала бесконечность вселенной и видела в мельчайших деталях квадратный дюйм мраморного пола перед своими глазами. Она находилась в своей комнате прорицаний и на Дне Дьявольской Паутины, в утробе матери и посреди дымящегося Базаара, в глубинах Под-земья и в сияющих небесах Верхнего Мира.
Она глубоко вздохнула, и чувства одно за другим исчезли, унося с собою ощущение смятения и безумия. Ее мозг потихоньку снова начинал работать, и тело — тоже. Ей понадобилось несколько минут или несколько лет — Триль не знала наверняка, — чтобы осознать, что произошло, чтобы определить то ощущение, которое было столь знакомо ей всю ее жизнь, потом исчезло, а теперь снова вернулось.
Ллос.
Это было переменчивое благоволение Королевы Паутины Демонов.
Триль даже не пыталась подняться, она лежала, наслаждаясь прикосновением силы, торжествуя по поводу возвращения Ллос.
* * *
Громфу было известно столько способов убить кого-нибудь, что он успел позабыть их больше, чем многие дроу успели узнать. Существовали заклинания, убивающие при помощи прикосновения, слова, мысли, и Громф выискивал в мозгу единственно верное из них, бегая по кругу, чтобы увернуться от разбушевавшегося гиганта и удержать его в пределах разгромленного Базаара.
У него имелся сапфир в виде черепа, который предоставлял ему дополнительный выбор заклинаний и защищал от негативной энергии, подобно обессиливающему дыханию Нимора. В памяти Архимага хранилось еще больше заклинаний, и Громф остановился на одном из них, не без помощи Нозрора и горстки некромантов Магика. Архимаг призвал магическую энергию, и в памяти его всплыли слова и жесты заклинания. Однако для того, чтобы сотворить его — а это было воистину могущественное заклинание, — ему нужно было остановиться.
Не впервые на протяжении его поединка с Дирром на первый план выходило время. Хватит ли ему времени сотворить заклинание, прежде чем гигант настигнет его?
«Мы можем помочь вам выбрать подходящий момент», — сказал Нозрор.
«Я знаю, — отозвался Громф, - но всегда возможны... варианты».
Архимаг остановился, повернулся и начал заклинание.
Гигант уставился на него сверху вниз, залив Громфа лучами света из безумных синих глаз. Громф был уверен, что времени хватит. Ожившие каменные дроу находились слишком далеко и двигались слишком медленно, чтобы принимать их во внимание, а гигант наугад бил хвостом, словно новое тело плохо подчинялось Дирру. На это Громф и понадеялся.
Он ошибся.
Ему оставалось произнести последние, решающие слова, чтобы заклинание сработало, и тут огромный черный хвост каменного гиганта настиг его. Слова застряли у Громфа в горле, он успел почувствовать, как каменеют его суставы, и дальше была пустота.
* * *
Триль переводила взгляд с одного приспособления для прорицания на другое, пытаясь разобраться в том, что слышит. Донесенные магией голоса сотен магов, жриц и воинов заполняли комнату, в их неразборчивом гудении слышались смятение и неприкрытый восторг. Двери комнаты прорицаний распахнулись, и в помещение вошла жрица, которую Триль узнала, но не смогла сразу вспомнить ее имя. По ее черным щекам струились слезы, губы шевелились беззвучно и бессвязно, пытаясь облечь в слова то, что ощущали сейчас она,
Триль, Вилара и любая служительница Королевы Паутины Демонов во всей бескрайней вселенной.
Внимание Верховной Матери привлекло одно изображение: окаменевший Громф.
Он проиграл. Лич, в облике нелепого монстра, обратил Архимага Мензоберранзана в камень.
Триль ощутила, как сжались ее зубы. Она постояла мгновение, позволяя гневу полностью овладеть собой.
— Это знак? — спросила она у Паучьей Королевы. Ллос не ответила, но Триль знала, что богиня, если бы пожелала, смогла бы это сделать.
— Это знак, — прошептала Верховная Мать. Триль соединила кончики пальцев, склонила голову в коротком поклоне и пожелала перенестись на площадь Базаар. Мгновенное ощущение невесомости и головокружения, черная пустота, и вот она уже стоит в глубокой трещине каменного пола на торговой площади ее города. Каменный гигант взревел где-то наверху, очевидно почувствовав, как она прошла между измерениями от Дома Бэнр к Базаару. Существо разинуло пасть и зарычало на нее, но Триль произнесла несколько слов, и монстр застыл. Огромный хлещущий хвост разом замер. Словно само время на миг остановилось. Вокруг еще поднимался дым и неуклюже ковыляли ожившие каменные дроу.
— Никакие твои заклинания не работают, не так ли? — осведомилась Квентл.
Фарон даже не взглянул на нее, он пошел дальше по коридору, надеясь, что наткнется на что-нибудь такое, что подскажет им верный путь.
— Я получаю... противоречивую информацию, — бросил он, — но я, по крайней мере, хоть что-то делаю. Ты говорила, что была здесь. Почему бы тебе не отвести нас прямо к ней?
Квентл не ответила, и они обменялись взглядами, говорившими о том, что оба готовы прекратить перепалку.
— Такое впечатление, что чем дальше мы заходим в эту паучью крепость, тем более странным становится все вокруг, — сказала Данифай. — Сначала нигде не было прямых углов, а теперь есть. Кажется, они появились в тот самый момент, как я подумала, насколько коридор удобнее без них. Кроме того, мы не встретили никого живого, нас не потревожил ни один страж, а мы все блуждаем и блуждаем тут. Что это значит?
— Что Ллос хотела, чтобы мы пришли, — ответила Квентл, бросив на Данифай презрительный взгляд.
Фарон и Вейлас переглянулись: судя по их лицам, оба они придерживались прямо противоположного мнения.
Маг остановился посреди коридора, который в этом месте расширялся до добрых двадцати футов. Потолок был низким, темнота приятно густой, а запах разложения, по счастью, не настолько силен, как бывал порой. Маг произнес очередное заклинание и сконцентрировался на том, что их окружало, выискивая признаки жизни. Он чувствовал мертвые зоны, куда не могла проникнуть его магия: стены, возможно, обитые свинцом или каким-то иным особенно непроницаемым материалом. И все же где-то далеко, на самом краешке восприятия, Фарон ощутил присутствие жизни.
— Слегка размыто, — прошептал он сам себе, — но это там.
— Что?! — воскликнула Квентл. — Что там? Маг открыл глаза и улыбнулся Квентл.
— Несмотря ни на что, тут кроме нас есть еще что-то живое, — сказал он. — Но ощущение от него какое-то странное — далекое и расплывчатое, словно это существо либо очень далеко, либо едва живо, окутано магией, чтобы защититься от провидения, либо все это вместе. Я не могу... Госпожа?
Квентл рухнула на колени, и Фарон инстинктивно попятился. Воздух зазвенел от энергии, кожу Мастера Магика начало покалывать, но куда более ошеломительно происходящее подействовало на двух женщин.
Квентл упала на четвереньки, едва не ткнувшись лицом в хрлодную ржавую сталь разрушенной паучьей крепости. Мышцы ее подергивались и сокращались, лицо то ли исказилось от мучительной боли, то ли скривилось в ухмылке от безумного наслаждения — Фарон не мог бы определить.
Данифай тоже повалилась на пол, но лицом вверх. Спина ее выгнулась, и вскоре она уже касалась пола лишь макушкой и кончиками пальцев ног. Фарон не мог не восхищаться красотой ее тела, которую портили те же мелкие раны — порезы, ссадины, рубцы и синяки, — что накопились у них у всех за время странствий. Возможно, Фарон видел только то, что хотел видеть, но ему подумалось, что выражение лица Данифай говорит об абсолютном наслаждении, о совершенной физической страсти.
Потом пришла очередь упасть Джеггреду. Дреглот повалился на одно колено, слепо хватаясь за стены оставшимися тремя руками, пробивая рваные дыры в стальной перегородке. Бурая пыль покрывала всю его шерсть и комками прилипала к ней, пока полудемон не сделался на вид таким же ржавым, как паучья крепость. Джеггред завопил так громко, что Фарону пришлось зажать уши ладонями.
Когда вопли дреглота перешли в пыхтение — безнадежные попытки вдохнуть воздуху, — Фарон взглянул на Вейласа. На проводника все это, казалось, совершенно не повлияло, да и сам Фарой не испытывал жгучего желания кататься по полу.
— Что бы это ни было, — сказал маг проводнику, — похоже, оно действует только на...
Сначала он собирался сказать «женщин», но понял, что действует оно на жрици на единственное среди них существо — исчадие ада самой Ллос.
Все окончилось так же внезапно, как началось.
Джеггред, которого мгновенный экстаз затронул меньше других, первым поднялся и начал отряхиваться. Его лицо, по которому всегда трудно было что-либо прочесть, было лишено какого-либо выражения.
— Что произошло? — спросил маг, но дреглот проигнорировал его. — Джеггред?
Квентл села и поднесла руки к лицу. Она не отрывала взгляда от испачканных ржавой пылью ладоней, словно выискивая там что-то.
Данифай приходила в себя дольше. Она перекатилась по заржавленному стальному полу в позу эмбриона и издавала звуки, которые Фарон сперва принял за плач.
— Госпожа? — окликнул Вейлас, нагнувшись, чтобы оказаться на одном уровне с лицом Квентл, но держась по-прежнему в полудюжине шагов от нее.
Квентл не ответила, вообще никак не показала, что слышит Вейласа. Фарон не стал даже спрашивать ее, что произошло. Он уже начал понимать, чему оказался свидетелем.
Квентл заговорила.
Сначала она шевелила губами в пантомиме, потом едва слышно зашептала, потом начала петь литанию на древнем языке, которого не узнал даже Фарон.
Это продолжалось около минуты, затем жрица умолкла. Фарон окинул ее взглядом и увидел, что все порезы и кровоподтеки, ссадины и царапины исчезли и черная кожа сделалась гладкой, едва ли не лоснящейся. Казалось, к Квентл отчасти вернулся и потерянный ею вес. Волосы ее стали чище, мягче, и даже пивафви и доспех засверкали как новенькие.
Квентл Бэнр поднялась и взглянула сверху вниз на Данифай, которая уже сидела, привалившись спиной к стене, улыбаясь и шепча какую-то свою молитву, что затягивала ее раны, стирала с кожи синяки и возвращала блеск ее большим выразительным глазам. Слезинка оставила дорожку на одной из красивых эбеновых щек, и девушка не спешила утирать ее.
Фарон вновь посмотрел на настоятельницу Арак-Ти-нилита, которая застыла, высокая и прямая, во тьме паучьей крепости и словно светилась. Глаза ее были закрыты, губы шевелились.
Одним плавным грациозным движением Данифай вскочила на ноги, улыбаясь во весь рот и сверкая безупречными белыми зубами в темноте. Фарон поймал себя на том, что улыбается в ответ. Джеггред тоже было вскочил, но тут же снова повалился на колени перед Данифай и Квентл. Дреглот тяжело дышал.
— Они живы, и они здесь, — прошептала Квентл. Она взглянула на Фарона и сказала уже яснее: — Они за стенами, защищающими их от твоих заклинаний, и от прорицаний они укрыты тоже, но они здесь.
— Кто? — спросил Вейлас.
— Я тоже чувствую их, — сказала Данифай. Она положила руку на взъерошенную гриву Джеггреда и принялась рассеянно приглаживать ее. — Мне кажется, я смогла бы найти их. Думаю, они действительно ждут нас.
— Погоди. — Фарон шагнул ближе к Данифай, пока свирепый рык Джеггреда не остановил его. Молодая жрица потрепала дреглота по голове, и он мигом затих. — Неужели действительно произошло то, что я думаю? Неужели она...
— Ллос вернулась к нам, — ответила Квентл.
— Она вернулась, — подтвердила Данифай. Казалось, она хочет что-то добавить.
— Что-нибудь еще? — спросил Фарон. — В чем дело? Наше путешествие окончено?
— Госпожа? — Джеггред заглянул Данифай в глаза. — Что сказал голос? Я не смог... он был слишком далеким, чтобы...
Данифай запустила пальцы в его шерсть.
Голос сказал...
Йор'фаэ,—закончила вместо нее Квентл.
Йор'фаэ...— прошептала Данифай.
— Высокий дроуский? — уточнил Вейлас, верно определив язык.
— Это значит «избранная», — объяснил Фарон.
— Избранная, — шепотом повторила Квентл, покачав головой.
В тот же самый миг Данифай беззвучно произнесла одними губами:
— Йор'фаэ.
Квентл взглядом привлекла внимание Фарона и ска- 1ала:
— Наше путешествие далеко не окончено, Мастер Магика. Ллос не просто вернулась, она велела мне явиться к ней, пригласила меня стать ее избранным сосудом. Зот для чего она вернула меня много лет назад. Для этого отправила меня из Абисса обратно в Мензоберранзан. Мне было предназначено оказаться здесь и теперь и быть ее... быть йор'фаэ.
* * *
Глубоко в недрах Первого Дома, в комнате, защищенной от всего, от чего только можно вообще защитить комнату, Триль Бэнр наблюдала, как ее брат сражается за жизнь Мензоберранзана.
Архимаг проигрывал.
Верховная Мать видела все, что происходило на Базaape, все до мельчайших подробностей, благодаря магическому зеркалу, хрустальному шару, чаше для прорицания и еще с полдюжины подобных предметов, большая гасть которых была создана лично Громфом. Триль рассаживала взад и вперед по полированному мраморному толу, разглядывая, сцену за сценой, в разных ракурсах, как трансформировавшийся личдроу громил центр ее города.
Вилара Бэнр стояла в углу, переводя взгляд с одного предмета для ясновидения на другой, скрестив руки на груди, барабаня себя пальцами по плечам от едва сдерживаемой досады.
— Архимаг победит, Верховная Мать, — сказала Вилapa, уже не в первый раз за сегодняшний день.
— Ты думаешь? — отозвалась Триль.
Впервые она ответила на одно из пустых заверений Вилары, и это застало прислуживающую ей жрицу врасплох .
— Конечно да, — подтвердила она.
Триль ждала продолжения, но было ясно, что добавить Виларе нечего.
— Я не вполне уверена, что он может выиграть этот бой, — заметила Триль, скорее самой себе, чем Виларе. — Если нас всех испытывают и это испытание для Громфа, он сам должен пройти его. Если нет, он достоин смерти.
— Неужели мы ничем не можем помочь ему? — спросила Вилара.
Триль пожала плечами.
— Есть же воины и другие маги, — продолжала прислужница.
— И все они нужны в других местах. Дергары продолжают теснить нас, пусть даже танарукки отступают, — ответила Триль. — Осада Аграч-Дирр идет полным ходом... но да, конечно, всегда можно найти и солдат, и магов, и еще существуют Бреган Д'эрт и прочие наемники. Если лич убьет Громфа, я, конечно, не позволю ему метаться по всему Мензоберранзану, обращая наших граждан в камень и громя здания.
— Почему же не послать их всех туда прямо сейчас? Триль снова пожала плечами и задумалась.
— Не знаю, — ответила она наконец. — Может быть, я жду знака от...
Она попятилась.
Триль повалилась на пол, тело ее обмякло, голова запрокинулась, в мозгу бушевала какофония звуков и теней, голосов и воплей. Глаза ее заволокло слезами, и она едва видела Вилару, которая точно так же лежала, ошеломленная, вздрагивающая и обмякшая, в дальнем углу комнаты.
На Верховную Мать Дома Бэнр разом нахлынули все чувства, которые ей когда-либо довелось испытать, причем в самой острой, самой сильной форме. Она ненавидела и любила, боялась и надеялась, смеялась и плакала. Она ощущала бесконечность вселенной и видела в мельчайших деталях квадратный дюйм мраморного пола перед своими глазами. Она находилась в своей комнате прорицаний и на Дне Дьявольской Паутины, в утробе матери и посреди дымящегося Базаара, в глубинах Под-земья и в сияющих небесах Верхнего Мира.
Она глубоко вздохнула, и чувства одно за другим исчезли, унося с собою ощущение смятения и безумия. Ее мозг потихоньку снова начинал работать, и тело — тоже. Ей понадобилось несколько минут или несколько лет — Триль не знала наверняка, — чтобы осознать, что произошло, чтобы определить то ощущение, которое было столь знакомо ей всю ее жизнь, потом исчезло, а теперь снова вернулось.
Ллос.
Это было переменчивое благоволение Королевы Паутины Демонов.
Триль даже не пыталась подняться, она лежала, наслаждаясь прикосновением силы, торжествуя по поводу возвращения Ллос.
* * *
Громфу было известно столько способов убить кого-нибудь, что он успел позабыть их больше, чем многие дроу успели узнать. Существовали заклинания, убивающие при помощи прикосновения, слова, мысли, и Громф выискивал в мозгу единственно верное из них, бегая по кругу, чтобы увернуться от разбушевавшегося гиганта и удержать его в пределах разгромленного Базаара.
У него имелся сапфир в виде черепа, который предоставлял ему дополнительный выбор заклинаний и защищал от негативной энергии, подобно обессиливающему дыханию Нимора. В памяти Архимага хранилось еще больше заклинаний, и Громф остановился на одном из них, не без помощи Нозрора и горстки некромантов Магика. Архимаг призвал магическую энергию, и в памяти его всплыли слова и жесты заклинания. Однако для того, чтобы сотворить его — а это было воистину могущественное заклинание, — ему нужно было остановиться.
Не впервые на протяжении его поединка с Дирром на первый план выходило время. Хватит ли ему времени сотворить заклинание, прежде чем гигант настигнет его?
«Мы можем помочь вам выбрать подходящий момент», — сказал Нозрор.
«Я знаю, — отозвался Громф, - но всегда возможны... варианты».
Архимаг остановился, повернулся и начал заклинание.
Гигант уставился на него сверху вниз, залив Громфа лучами света из безумных синих глаз. Громф был уверен, что времени хватит. Ожившие каменные дроу находились слишком далеко и двигались слишком медленно, чтобы принимать их во внимание, а гигант наугад бил хвостом, словно новое тело плохо подчинялось Дирру. На это Громф и понадеялся.
Он ошибся.
Ему оставалось произнести последние, решающие слова, чтобы заклинание сработало, и тут огромный черный хвост каменного гиганта настиг его. Слова застряли у Громфа в горле, он успел почувствовать, как каменеют его суставы, и дальше была пустота.
* * *
Триль переводила взгляд с одного приспособления для прорицания на другое, пытаясь разобраться в том, что слышит. Донесенные магией голоса сотен магов, жриц и воинов заполняли комнату, в их неразборчивом гудении слышались смятение и неприкрытый восторг. Двери комнаты прорицаний распахнулись, и в помещение вошла жрица, которую Триль узнала, но не смогла сразу вспомнить ее имя. По ее черным щекам струились слезы, губы шевелились беззвучно и бессвязно, пытаясь облечь в слова то, что ощущали сейчас она,
Триль, Вилара и любая служительница Королевы Паутины Демонов во всей бескрайней вселенной.
Внимание Верховной Матери привлекло одно изображение: окаменевший Громф.
Он проиграл. Лич, в облике нелепого монстра, обратил Архимага Мензоберранзана в камень.
Триль ощутила, как сжались ее зубы. Она постояла мгновение, позволяя гневу полностью овладеть собой.
— Это знак? — спросила она у Паучьей Королевы. Ллос не ответила, но Триль знала, что богиня, если бы пожелала, смогла бы это сделать.
— Это знак, — прошептала Верховная Мать. Триль соединила кончики пальцев, склонила голову в коротком поклоне и пожелала перенестись на площадь Базаар. Мгновенное ощущение невесомости и головокружения, черная пустота, и вот она уже стоит в глубокой трещине каменного пола на торговой площади ее города. Каменный гигант взревел где-то наверху, очевидно почувствовав, как она прошла между измерениями от Дома Бэнр к Базаару. Существо разинуло пасть и зарычало на нее, но Триль произнесла несколько слов, и монстр застыл. Огромный хлещущий хвост разом замер. Словно само время на миг остановилось. Вокруг еще поднимался дым и неуклюже ковыляли ожившие каменные дроу.