Фармер Филип Хосе. Властелин Тигр

   Все это фантазии, решительно и твердо объявил себе Рас. Вода не пахнет кровью, тут мой нос расшалился. И пауки не ждут момента, чтобы свалиться на голову, не подстерегают за каждой веткой. Наоборот, они боятся меня. Если один и угодил в меня, так только по ошибке. И змеи приблизиться могут лишь по недоразумению. Зачем им нападать на меня? -- они ведь не могут меня съесть и прекрасно об этом знают. Остерегаться следует лишь случайных столкновений -- от них, впрочем, тоже никто не застрахован.
   Когда шесть лет назад Рас впервые посетил Паучье болото, гадюка укусила его почти сразу же после вторжения. Тогда Расу почудилось, что змея именно его и поджидала -- как посланец Игзайбера, мстящего за ослушание.
   Если Игзайбер действительно хотел закрыть от него болото, он мог бы сбросить Расу на голову одного из гигантских пауков прямо сейчас, не откладывая.
   --Ну, давай, начинай! -- громко выкрикнул юноша.-- Я раздавлю их, одного за другим, и все равно пройду к своей цели!
   Ничего не произошло. Рас продолжил плаванье. Наконец луна, словно выпущенная болотным дьяволом из заточения, воссияла на небе. Ее долгожданные лучи заплясали по листве, колышущейся под слабым ночным ветерком. Внизу, под деревьями, ночной воздух оставался по-прежнему темным, будто затаившийся перед прыжком хищный ночной зверь. И все же часть лунного дождя пролилась сквозь листву; бледные лучики выкрасили серо-зеленым несколько кочек и кувшинок на пути, выхватили из тьмы длинный ползучий стебель, забравшийся по трещине в стволе дерева и триумфально распустивший в ней свой мертвенно-желтый цветок.
   В лунном свете паутина обернулась струнами фантастической арфы; перебор этих струн мог быть беззвучен любому, но только не Расу. Округлое мохнатое тельце, метнувшееся со всей своей дюжины ног по паутине вверх, полыхнуло Расу темным пурпуром и скрылось из глаз. Сама же паутина, совершенно несимметричная, кривобокая, странно выдающаяся гранями в одном направлении и только лишь намеченная в остальных -- cловно алмаз, отшлифованный безумным ювелиром,-- была, как отметил Рас про себя, сплетена пауком либо больным, либо cвихнувшимся.
   Какой манией может быть одержим сумасшедший паук? Какие болезненные, куцые мысли теснятся в его маленькой головке? Должно быть, ковыляют на кривых костылях крохотными красными уродцами, бредут по черному ноздреватому полу сознания. Куда? К просвету, к сияющему в самой сердцевине крошечного мозга образу бриллианта-выродка, поклониться ему или согреть в его холодном сиянии скрюченные лапки? А сверху на них сочится скудный свет, пролившийся прежде сквозь узор паутины и лишь затем совершивший путешествие по заковыристому лабиринту фасеточных глаз.
   Раздался громкий всплеск; Рас от неожиданности подпрыгнул и выругался по-амхарски. Затем, увидев в лунном луче голову большой болотной лягушки, звонко рассмеялся. Громкое кваканье -- а к первой лягушке присоединились и другие -- развеяло ночные страхи, и болото из средоточения опасностей превратилось в обычную грязную лужу. Рас поплыл дальше, успокоенный. Лягушка плыла впереди к своей лягушечьей цели -за подружкой или в поисках пропитания, решил Рас.
   Внезапно ее головка исчезла. И она не нырнула, как этого можно было бы ожидать; ее перепончатые лапки еще панически дернулись над поверхностью, прежде чем окончательно исчезнуть. Мелькнул на мгновенье толстый черный хвост неведомого обитателя болотных глубин, и на воде остались лишь ленивые круги. Затем вырвался большой пузырь и довольно долго держался на поверхности, пока наконец не лопнул.
   Над головой стало еще больше обрамляющей живые арки паутины. Сейчас, когда стало светлее и Рас мог вовремя заметить паутину, он сбивал ее концом шеста, затем гнал плот до следующей. Выскакивали потревоженные встряской сетей пауки, добегали до оборванных нитей и застывали в недоумении. Рас сбивал и их или шугал шестом, и они ударялись в паническое бегство. Один паук с перепугу шмякнулся на плот, и Рас едва не перевернул свое утлое суденышко сам. Паук метался по палубе и уже примерялся к прыжку в сторону Раса, когда конец шеста размазал его и смахнул останки в воду.
   Так продолжалось весь остаток ночи. Ближе к рассвету паутина, порою весьма поврежденная, встречалась все реже и реже. И деревья расступились. Болото сильно обмелело, и в конце концов плот безнадежно увяз в иле. Пришлось бросить его, и дальше Рас побрел пешком. Вода, сменившаяся жидкой тинистой кашей, не доходила и до лодыжек. Наверное, здесь можно было отыскать фарватер, ведь и вонсу, и шарикту в своих набегах пересекали болото на лодках, но Бог знает сколько времени это отняло бы. Быстрее добраться пешком, хотя такая прогулка не слишком радовала юношу. В осоке могли скрываться змеи, и теперь, прежде чем сделать шаг, Рас шарил впереди себя шестом. Такой способ ходьбы, довольно медлительный, действовал Расу на нервы.
   Ил хватал Раса за лодыжки, порою дотягивался и до икр. C громким чавканьем ноги выскальзывали из его цепких объятий. Казалось, болото мечтает засосать Раса целиком, а пока лишь пробует на вкус. И осока ощетинилась зелеными зубчатыми лезвиями, способными исполосовать в кровь ноги. Разок юношу цапнуло какое-то невероятно кусачее насекомое. Подпрыгнув от боли с невольным вскриком, Рас раздавил его в лепешку, но боль прошла далеко не сразу. А утихнув, оставила на плече след -фиолетовое пятно размером с ноготь большого пальца.
   Пройдя милю такого утомительного пути, Рас стал встречать участки почвы повыше и посуше. По ним юноша передвигался еще осторожнее -- ему казалось, что край болота, а с ним и новые опасности, уже близко. Встретив в траве змею футов четырех длиной, юноша огрел ее шестом по матово-алой спине и съел в сыром виде, отрезав прежде ослепительно черную голову и выпотрошив.
   Он еще не вполне завершил трапезу, когда услышал впереди человеческие голоса. Отбросив остатки змеи в сторону, распластался в грязи, затем внимательно огляделся. Перед глазами, за небольшим водным пространством, возвышался холм или островок, и крики доносились именно оттуда. Вода, в самом глубоком месте Расу по пояс, к берегу стала мелеть, и вскоре Рас, никем не замеченный, выбрался на островок. Заросли на нем имели почти привычный для Раса вид: увитые лианами деревья росли достаточно часто, чтобы при необходимости пробираться поверху, и подлесок был густым.
   С высокого дерева на краю островка Рас увидел впереди песчаную косу, не слишком длинную. За нею лежал еще один островок, пониже. И хотя ветви мешали обзору, Расу удалось разглядеть двух мужчин, облаченных в белые одеяния. Оба -- худые, очень высокие, длинноногие -- были черны как смоль. Наскакивая с криками друг на друга, они сражались, причем один работал копьем, другой же отмахивался мечом.
   Воином с мечом в руке был Гилак, король Шарикту и старый знакомый.
   Глава тринадцатая. Тюремщик, кто твой пленник?
   Три года тому назад один из частых визитов Раса в окрестности деревни вонсу совпал с третьим днем пленения Гилака. Со своего излюбленного дерева за рекой Рас разглядел клетку перед Большим домом. Бамбуковое сооружение, высотой в семь, а шириной фута четыре, висело на перекладине, каждый конец которой был уложен на высокий деревянный треножник. И клетка, и ее необычная опора были выстроены по такому случаю специально, в чем Рас и убедился, подобравшись поближе и подслушав разговоры обитателей.
   Об этом говорили все: и женщины на прополке, и подростки, и сторожа северных ворот. Казалось, вся деревня охвачена тревожным ликованием. Пленение короля шарикту было событием, достойным легенд и песен для многих поколений вонсу. Им случалось брать в плен шарикту -- последний попался около четырех лет тому назад,-- но никогда еще не попадал им в руки сам король. Ему готовились царственные мучения; пытки должны были длиться по меньшей мере месяц; затем намечалось сожжение заживо.
   Это и послужило причиной всеобщего ликования. Тревогу же вызывала опасность вооруженного нападения шарикту с целью отбить короля. Следовало принять дополнительные меры по охране: увеличить число стражей на стенах и послать разведчиков для слежки за передвижениями противника. А это было нелегко -- маленькое племя не могло позволить себе надолго такую роскошь. И часовые, и лазутчики должны были по мере возможности совмещать свои обязанности с охотой. Недостаток дичи и так уже вызывал нарекания и ропот среди вонсу; поэтому Тибасу, вождь племени, обратился к воинам с речью, в которой призвал их к самообладанию и терпению. Им следовало также утихомиривать собственных жен, если те начнут вслух жаловаться. Время сейчас непростое, говорил вождь, но это и время нашего величайшего торжества. Ничто не дается даром, и такой наш успех требует от всех и каждого самопожертвования, тяжкого труда, непрерывных молений и неослабевающей бдительности.
   Лишь соединив усилия, вонсу смогут, как случалось и в прошлом, отразить любое вооруженное вторжение, продолжал вдохновенно ораторствовать Тибасу. Вонсу -- великий народ, люди, что и означает само слово "вонсу", и, естественно, их ждет победа над этими погаными шарикту -- двуногой разновидностью крокодила. И так далее в том же духе.
   Раздавались одобрительные возгласы. Народ, потрясая копьями, повторял самые пылкие и меткие выражения. Пиво лилось рекой. Вся деревня: воины, женщины, дети и даже часовые на стенах -попросту упилась. Если бы шарикту предприняли освободительный рейд в первую же ночь, они потревожили бы в худшем случае лишь кур и свиней. Рас слышал это собственными ушами от смеющихся женщин, обсуждавших события той ночи.
   На следующее утро вождь, воссев на трон, сделал воинам строгое внушение и велел блюсти трезвость до тех пор, пока не минует опасность нападения. Сам же при этом, ссылаясь на жажду и похмелье, прихлебывал пиво.
   Расу не составило труда узнать, как попался Гилак. И женщины, и стражи обсуждали великое событие множество раз и в мельчайших подробностях. Оказалось, что раз в году, непременно на седьмой день седьмой с начала года луны, шарикту совершают набег. Поэтому два подростка-вонсу устроились на дереве рядом с местом впадения реки в болото и увидели, как перед самыми сумерками в реку скользнуло каноэ с семью воинами-шарикту. Милей выше по реке шарикту разбили лагерь на ночь, юнцы же проскользнули мимо них в потемках часом позже.
   Наутро, когда шарикту подкрадывались к деревне, их поджидала засада. Тяжелый брусок красного дерева ударил короля по голове. Вонсу посыпались с деревьев, полезли из всех кустов, чтобы захватить бесчувственное тело Гилака. Шарикту, уступающие вонсу числом (трое из них были ранены первым же залпом), предприняли тем не менее мужественную попытку отбить тело. Один из них при этом погиб, еще двое получили ранения. Лишь тогда они отступили и обратились в бегство. Вонсу преследовать не стали, хотя с легкостью, как сами же и утверждали, могли захватить всех до последнего. Они уже одержали замечательную, славную победу, не потеряв при этом ни одного воина даже раненным, зачем же испытывать судьбу?
   Хотя шарикту и не сумели спасти Гилака, они прихватили с собой, отступая, "бибаду", как называлось это на языке вонсу. Рас, услышав немало описаний, в конце концов сообразил, что собой представляет королевское оружие. По-английски оно называлось мечом. Очевидно, меч был единственным -- даже у шарикту,-- и лишь король удостаивался права носить его. А по убеждению многих вонсу, меч этот и был настоящим королем шарикту. Воин, который завоевывал право ношения меча, был просто его хранителем, королем же величался из простой учтивости.
   Стоящий в клетке Гилак был так же черен, как и вонсу. Но в отличие от своих низкорослых и коренастых тюремщиков -- высок и строен. Длинные волосы пленника казались не курчавыми, а просто волнистыми -- для полной уверенности Расу следовало рассмотреть их поближе,-- и были аккуратно уложены в узел на макушке. Рас рассматривал узкое и худое лицо Гилака, его гладкий высокий лоб, большие темные глаза, орлиный, как у матери Раса, нос, выступающие скулы, тонкие губы и выдающийся вперед подбородок. Такой одежды, как у пленника, за исключением короткой накидки из шкуры леопарда на плечах, Рас еще не видывал -- белая мантия с длинными рукавами закрывала тело почти до колен. И, что уж совсем необычно, она была изукрашена по кромке орнаментом из красных и черных то ли букв, то ли знаков.
   Сжав руками прутья, Гилак стоял в клетке и изучал своих тюремщиков. Те глумились над пленником, тыкали в него острыми кольями. Гилак стоял недвижно, точно изваяние, и лишь когда колья угрожающе приблизились к глазам, отвернулся.
   Рас легко мог сообразить, как вонсу собираются поступить с пленником. Еще совсем ребенком, в компании Вилиды и остальных он наслушался восторженных рассказов о пытках, которым был подвергнут последний из захваченных в плен. Описывая муки пленного шарикту, дети закатывали глаза, цокали языками, нервно хихикали и содрогались в притворном ужасе. Казалось, лишь Вилида немного сочувствовала жертве. И это еще сильнее привязало Раса к ней. Он не мог себе объяснить, как сочувствие девушки к бедняге может так сильно влиять на его чувства. К тому же, не вмешайся этот шарикту в дела вонсу, не лезь он на их территорию, он и не пострадал бы. Что мешало ему заниматься в болоте собственными делами и не соваться, куда не просят?
   Возможно, по той же самой причине, объяснял себе Рас, по которой он и сам не упускает случая пошпионить за вонсу. Это проявление храбрости, это любопытно и нервы щекочет. Но если уж попался, пеняй только на себя!
   На похищение короля Раса подвигло не сочувствие к нему -- лишь любопытство и дерзость самого предприятия. Ко всему еще примешивалась обида на вонсу, грубо отвергших его, и желание насолить им за это. И бог знает что еще! Это будет чертовски занятно, и Рас вздрагивал от нетерпения в предвкушении предстоящего рискованного развлечения.
   Юноша долго выбирал подходящий момент. В первую ночь он лишь забрался на священное дерево, чтобы тщательно разведать обстановку. Возле клетки постоянно горел костер, и один часовой неотлучно бодрствовал при нем. Смены происходили примерно каждые два часа, и всякий раз сменяющий довольно долго болтал возле костра с прежним караульным.
   Рас изучил клетку: одна из ее стенок служила дверью и была заперта лишь на узел из сыромятного ремешка. Ничто, кроме бдительности стражей, не мешало Гилаку развязать ее самостоятельно.
   Еще четверо часовых на платформах охраняли ворота -- каждый свои. Предполагалось, что они должны следить за происходящим снаружи; часовые, однако, больше таращились на пленника.
   На следующий день деревня вернулась в основном к привычному ритму жизни. Лишь стражей стало больше обычного. Женщины спозаранку подались в поле, двое охотников с двумя подростками-подручными ушли в джунгли на охоту либо на разведку. Тибасу, восседая на троне, попивал пиво и разглядывал свой знатный трофей. Заклинатель духов, облаченный в высокую ритуальную шапку и с закрытым деревянной маской лицом, отплясывал вокруг клетки, вращая вокруг головы на бечеве деревянный ревун. Его глуховатый вой, накладываясь на журчанье струн арфы старого Габаду, звучал весь день напролет.
   В полдень небольшими группками удалились почти все остальные -- вероятно, на разведку, предположил Рас. Вонсу, отправляясь на охоту, лиц обычно не раскрашивали, лишь когда дичь вызывала особое почтение и, следовательно, имела прозвище. Но в таких случаях они отправлялись на нее целым отрядом.
   Из взрослых в деревне оставались лишь подвыпивший с утра Тибасу, шаман Вавафу, старик Габаду да три старухи с грудными младенцами. Остальные женщины с детьми постарше трудились на прополке. Один часовой стоял у западных ворот деревни, второй -- на стене через перешеек.
   И снова Раса посетила мысль, что наблюдай сейчас за деревней из джунглей отряд шарикту, спасенье короля было бы для них минутным делом. Но вонсу не выглядели озабоченными подобными опасениями -- вероятность нападения представлялась им сейчас минимальной. Действительно, сбежавшим шарикту, чтобы вернуться к себе и собрать спасательную экспедицию, требовалось как минимум еще несколько дней.
   Рас, проводив взглядом разведчиков, буквально задергался. В голову пришла идея, ошеломившая наглостью даже его самого. Почему бы прямо сейчас не войти через северные ворота и не забрать короля? Пока поспеет караульный от западных ворот, если он вообще осмелится подойти ближе, Рас уже справится с запорами. Он может вооружить короля копьем и ножом, и если часовой все-таки нападет, придется его прикончить. Жирный Тибасу и старый шаман не в счет. Рас с королем заберут на берегу один из челноков и переправятся через реку. Может быть, Гилаку не очень-то придется по душе направление на север -из-за всяческих суеверий, связанных с белой кожей Раса,-- но выгода самого освобождения из плена наверняка будет ему очевидна. Если же нет, если он так туп, что упрется и не захочет выходить из клетки, так не стоит с ним и возиться, рисковать ради него.
   С другой стороны, не безопаснее ли проделать все это ночью, под покровом темноты? Главную трудность ночью составит путь по ветке священного дерева и по крыше хижины шамана. Если из-за неизбежного шума поднимется тревога, вся деревня вскоре будет на ногах. В своей собственной резвости Рас был уверен, он-то ускользнет, а вот как насчет короля? Попытка может быть лишь одна, у второй слишком мало шансов на успех -- охрана пленника значительно усилится. Кроме того, выйдя на свет костра возле клетки, никак не укрыться от глаз часовых на воротах.
   --Я сделаю это прямо сейчас,-- сказал себе Рас. Он не мог объяснить себе, почему решил, что более подходящего времени не найти -- словно черт за язык дернул!
   Спустившись с дерева и скрываясь за кустами, юноша подкрался к северным воротам. Они были прикрыты, но не заперты изнутри на засов и скрипнули, когда Рас слегка налег плечом на створки. Приоткрыв их, Рас скользнул внутрь. Скрип ворот затерялся в гуле ревуна, завываниях шамана и звоне арфы и никого не всполошил. Рас притаился на мгновенье за углом хижины Вавафу. Все было спокойно. Чафаджу, страж западных ворот, стоял к нему спиной, а Сазангу, охраняющий далекую восточную стену, как раз утолял жажду из большой тыквенный бутыли.
   Сердце у Раса подпрыгивало и бухало, как вонсу, отплясывающий неуклюжую ритуальную пляску. От волнения он дрожал, но рука крепко сжимала копье, а грудь вздымалась ровно. Он вышел из-за хижины и под ярким полуденным солнцем направился к центру деревни. Рас шел спокойно, не спеша, словно всю жизнь провел внутри этих стен. И почти до самой цели добрался никем не замеченный.
   Когда Рас был всего в нескольких шагах, Вавафу замер и прервал декламацию. Деревянный ревун на конце бечевы совершил по инерции несколько оборотов вокруг его головы и с унылым свистом, напоминающим последний вздох умирающего, замер. Детишки с воплями брызнули по деревне во всех направлениях. Тибасу, уронив в пыль деревянную чашу с пивом, с трудом приподнялся. Затем он взвыл и попытался забиться под трон. С северных ворот его вой подхватил Чафаджу. Гилак, сжав прутья, стоял, казалось, совсем спокойно; лишь широко распахнутые глаза да мелкая дрожь всего тела выдавали его истинные чувства.
   Вавафу, выйдя из оцепенения, шлепнулся оземь и забился в конвульсиях с шакальим подвизгиванием. Через него Рас просто перешагнул, но вот пройти спокойно мимо торчавшего из-под трона могучего зада не сумел, просто не удержался. Отвесив вождю изрядного пинка -- тот с тихим воем пытался втянуть под трон и огузок,-- Рас захохотал, подошел к клетке и одним резким движением ножа разрубил запоры.
   --Выходи оттуда, Гилак! Медлить опасно! У нас совсем мало времени,-- произнес он на языке вонсу.
   Если Гилак и понял, то ничем этого не выказал. Зубы у него клацали; кожа под глубоко коричневым пигментом посерела. Но когда Рас вытащил его из клетки за руку, противиться не стал -- вообще, вел себя, как человек, по душу которого собственной персоной явилась Костлявая.
   --Я не призрак, я сын Бога,-- сказал ему Рас. Гилак промычал что-то в ответ, но явно не успокоился.-- Ты не понимаешь языка вонсу? Ну, не беда.
   Рас решил не давать королю оружия -- очухавшись, тот чего доброго нападет на своего спасителя.
   Подталкивая Гилака перед собой, Рас спешил к западным воротам. Чафаджу, слабоумный сынок вождя, плотно зажмурив глаза и пуская слюни, стоял на платформе и бешено отмахивался копьем от невидимых напастей. Рас с Гилаком уже прошли под ним, а он все никак не мог уняться, все тыкал и тыкал копьем в воздух.
   Погони не было. Рас греб, Гилак же сидел на носу. Рас решил, что можно подняться на несколько миль по реке, прежде чем бросить челнок. Когда еще вернутся разведывательные команды! А из оставшихся сейчас в деревне никто даже не потрудился проследить, в каком направлении они отчалили. Так что сразу прятаться в джунглях, а затем шагать лишнее было вроде незачем.
   Когда, покинув челнок, они с Гилаком шли к заготовленному заранее укрытию, Рас не мог удержаться от смеха. Он был счастлив. Сейчас, когда опасность миновала, все происшедшее представало исключительно в забавном виде. Внутренне он корчился от хохота. Рас то шел, то приплясывал. И всякий раз, когда приближался к королю, тот вздрагивал.
   Так король шарикту и стал его пленником-гостем на долгие шесть месяцев. У Раса, неподалеку от скал, с которых начинались земли вонсу, хранилась бамбуковая клетка, изначально задуманная как ловушка на леопардов. Король безропотно влез в нее лишь по мановению руки Раса. Запоры, рассчитанные на леопарда, человека сообразительного не могли задержать дольше, чем на минуту-другую. Поэтому Расу пришлось сконструировать самострел, приводимый в действие дверью клетки. Если, спасаясь от стрелы, Гилак пригнулся бы или лег на пол, то в такой позе ему было бы непросто приподнять тяжелую дверь. В то же самое время механизм двери опускал еще одну, внутреннюю дверь -- из заостренных внизу кольев. Они вонзались как раз туда, где должен был лежать открывающий дверь пленник. Стоило приподнять наружную завесу лишь наполовину, и немедленно вылетала стрела, а следом в пол вонзались колья внутренней решетки. Рас так гордился своим изобретением, что порою просто испытывал искушение подбить Гилака на побег и увидеть механизм в действии.
   Он объяснил королю, что может случиться с ним при попытке к бегству. Казалось сперва, что тот не понял, но несколько мгновений спустя Гилак кивнул и произнес что-то на языке вонсу. Это был не совсем вонсу, во всяком случае не тот, на котором говорили в деревне и к какому привыкло ухо Раса. Разница вскоре получила объяснение: Гилак немного говорил на языке рабов племени шарикту. Рабы же вели свое происхождение от вонсу, захваченных в плен много поколений тому назад, и говорили потому иначе.
   Рас, слегка обжарив на костре кусок обезьянней тушки, протянул ее королю, но тот отказался наотрез. Расу было невдомек пока, то ли это мясо табу для шарикту, то ли король попросту боится отведать пищу духов. Рас пожал плечами и предоставил королю самому беспокоиться, когда и что есть, и есть ли вообще.
   Следующим же утром Рас приступил к изучению языка шарикту. Гилак сперва отказывался от содействия, но когда Рас пообещал королю свободу при условии сотрудничества или смерть в противном случае, тот мгновенно поумнел и разомкнул уста. В полдень он не отверг уже и пищу. Рас же в награду позволил Гилаку выйти из клетки ненадолго -- на расстояние вытянутого копья,-- перспектива загадить клетку экскрементами пока откладывалась.
   На следующий же вечер Рас вернулся к деревне вонсу -- оценить последствия своей проказы. Он вскарабкался на любимый свой насест на ветке священного дерева и навострил уши. Все взрослое население деревни, кроме часовых, сгрудилось возле костра перед троном вождя.
   Биджагу с копьем в руке держал речь.
   --Этот дух вовсе не дух!
   --Аххх! -- выдохнула толпа.-- Этот дух вовсе не дух!
   --Этот дух вовсе не дух,-- уточнил Биджагу.-- Он явился к нам из Страны духов.
   --Он явился из Страны духов?
   --Да, он явился из Страны духов. Но этот дух вовсе не дух!
   --Этот дух вовсе не дух!
   Биджагу, потрясая во тьму копьем, мерил пятачок шагами.
   --Этот дух вовсе не дух. Он не призрак. Он сын матери-обезьяны и высокого божества.
   --Он сын матери-обезьяны и высокого божества? -- загудело собрание.
   --Он сын матери-обезьяны и высокого божества! -- повторил Биджагу.-- Дух сказал мне это сам!
   --Дух сказал тебе это сам?
   --Дух, который вовсе не дух, сказал мне это сам. Я тогда был еще ребенком, а не воином. И Вилида, и Сатину, и Фьювита, и Патапи, и я -- мы все играли с ним, когда были детьми. Мы играли с ним в кустах на берегу.
   --Аххх! -- дружно выдохнули все вместе.
   --Сейчас Сатину умер и стал духом. Мы не можем спросить его без помощи Вавафу. Но если вы мне не верите, спросите Вилиду и остальных, которые еще живы.
   --Спросить Вилиду и остальных, которые еще живы? -- повторили воины.
   --Они подтвердят, что я не лгу! Этого духа зовут Лазазу Тайгади!
   --Этого духа зовут Лазазу Тайгади!
   --Этот дух вовсе не дух!
   --Этот дух вовсе не дух!
   --Из него течет кровь!
   --А-а-а! Из него течет кровь!
   --Я сам это видел! У него красная кровь!
   --У него красная кровь? А-а-а!
   --У настоящих духов кровь белая! Белая!
   --У настоящих духов кровь белая!
   --А из этого течет красная!