Страница:
Казалось, их свиданиям приходит конец, но Вилида все тянула -никак не решалась поставить точку. Рас, раздосадованный предстоящей разлукой, грубовато усомнился в пользе наказаний за любовь.
--Таков наш обычай,-- ответила Вилида.
--А каково детям тех, кто пошел на корм крокодилам?
--Их забирают дяди или тети.
Рас смолк. В возражениях мало толку -- фразу "таков обычай" он слышал не реже, чем отцовское "так написано". И изменить порядок вещей в мире был пока не в силах. Следовало воспринимать его таким, каков он есть.
--Но оставаться один я не хочу,-- сказал Рас.-- Хочу видеть тебя, играть с тобой, разговаривать, любить.
--Увы, это невозможно. Таков наш обычай,-- безрадостно отозвалась Вилида.
--Но мы свидимся, когда выпадет случай?
Промедлив с минуту, Вилида тяжело вздохнула:
--Ты хочешь, чтобы и меня съели крокодилы?
--Что ты! Мы будем очень осторожны, я готов неделями ждать удобного случая. Я тоже рискую -- меня ведь убьют, если поймают. Почему же не можешь ты?
Вилида отмолчалась.
Тогда Рас объявил:
--Пошли ко мне домой! Прямо сейчас!
Девушка отшатнулась, глаза округлились:
--В Страну духов? Да в своем ли ты уме?
--Разве я похож на духа? -- вспылил Рас.-- Может, я бесплотен? Когда я в тебе, это похоже на любовь с привидением?
Вилида обреченно помотала головой и встала. Сделав шаг к Расу, она чмокнула его в губы.
--Мне бабушка рассказывала истории о девочках, украденных духами. Больше их никто никогда не встречал.
И Рас отпустил ее. Желание насильно забрать Вилиду с собой как вспыхнуло, так и погасло.
Теперь и днем, и ночью он пробирался в окрестности деревни. Наблюдал за Вилидой и остальными издали. Девочки действительно не могли отлучаться. Даже если бы и очень захотели -- две злющие старые карги с них глаз не спускали.
Что же до приятелей-мальчиков, то дружба с теми внезапно обернулась враждой. В один прекрасный день, выйдя из-за дерева навстречу Биджагу, Рас чудом увернулся от удара копьем. С душераздирающим криком -- скорее горя, чем страха -- умчался он в заросли. Взбешенный предательством бывшего друга, он стал обдумывать план мщения и, возможно, убил бы Биджагу, сумей подстеречь. Приближаться к деревне вдруг стало опасно, куда рискованней, чем прежде. Из подслушанной беседы двух женщин на поле Рас узнал, что Биджагу и Сатину во всем открылись старейшинам. Деревня была близка к панике и переходу на осадное положение. Старый шаман провел с детьми обряд очищения от скверны. Каждый получил по амулету для защиты от злых духов. Девочкам, сверх того, предстояло провести до полугода под неусыпным надзором. Вавафу желал удостовериться, что никто из них не понес от духа ребенка.
Рас с ума сходил от тоски по Вилиде. Она являлась к нему в сновидениях. Чтобы увидеть ее воочию, хоть мельком, Рас часами оставался на высоком дереве за рекой. Он смутно надеялся улучить момент, чтобы перемолвиться хоть словечком, пока девочка хлопочет у очага перед родительской хижиной.
Вилида выглядела теперь совсем иначе. В белом лыковом фартучке, увенчанная убором из вывернутых наизнанку мышиных шкурок со свисающими кистями и амулетами от злых духов, она казалась совсем взрослой. Каждое утро девочка -- пожалуй что уже девушка -- подкрашивала себе ягодицы белой краской.
Теперь наконец-то Рас в полной мере прочувствовал, что означают некогда сказанные Юсуфу слова: "Если человек возжелает чего-то недостижимого, он падет жертвой собственного ненасытного сердца". Помимо невыносимой тяжести в груди, все тело пронзала боль, зарождавшаяся в глубине чресел -- как от отравленной стрелы. Яд этот, сладостно-томительный, смертельным все же не был, и порой Расу казалось, что он упивается собственными муками. Но подлинной радости это не доставляло. Ненамного лучше быть отвергнутым, рассуждал Рас, чем разлучиться с умершей возлюбленной.
Скрытно, без видимой цели, он теперь подолгу ошивался возле деревни. Рас понятия не имел, как вновь заполучить Вилиду. Она была потеряна, потеряна навсегда -- все равно что умерла.
Однажды безлунной ночью Рас не выдержал и соскочил со священного дерева на крышу хижины Вавафу. Без шума не обошлось: листья и ветки захрустели под ногами, заскрипели под весом тела и перекрытия. Из-под ног c писком метнулась крыса. Рас замер, прислушиваясь -- но Вавафу не проснулся. Весь вечер в компании вождя и воинов шаман накачивался пивом, так что опасаться следовало скорее его жены.
Неподалеку хрюкнул боров. Летучая мышь, стремительная и обжигающе холодная, как мысль о смерти, задела плечо. Рас выждал, затем спрыгнул с крыши. В ночной тишине стук босых пяток о землю прозвучал оглушительным грохотом, но что тут поделаешь? Снова захрюкал боров, снова клочком кромешной тьмы порхнула над плечом летучая мышь. К ее зигзагам присоединилась товарка. Для Раса это был добрый знак. По поверьям вонсу демоны и духи часто принимают вид летучих мышей. Они вылетают из тени и, схватив вонсу крохотными лапками за волосы, уносят прочь. Так что вряд ли очень уж многие рискнут высунуть нос в такую ночь -- во всяком случае, в одиночку и без факелов.
И тем не менее кое-кто решался. Существовали силы, превозмогавшие суеверия и страху неподвластные. Рас знал это -- не раз и не два видел нарушителей ночного спокойствия с облюбованного им насеста на священном дереве.
Рас обнажил лезвие и, крадучись, двинулся к Большому дому. Там, прижавшись спиной к одной из свай под полом, он перевел дыхание. Внутри дома кто-то громко храпел. Другой спящий постанывал и бормотал. Рас ухмыльнулся и уже готов был покинуть укрытие, как заметил, что из хижины напротив выскочила женщина. Не опуская при этом сложенной на ночь лесенки. Дом принадлежал Табату и Селизе, и Рас по силуэту и походке сразу опознал ночную путешественницу.
Селиза, а это была именно она, несмотря на некоторую полноту, отличалась привлекательной внешностью. Рас уже положил на нее глаз, предполагая заманить в кусты при случае; впрочем, так он собирался поступить чуть ли не с каждой более или менее смазливой женщиной деревни. Если уж Селиза рискнула выйти в ночь, не иначе как ее влекли внутренние демоны. Не по нужде же она вышла. Вилида рассказывала, что в каждой хижине припасено по нескольку ночных посудин, которые опорожнялись в большую яму за околицей. Содержимое ямы шло позднее на удобрение, а до тех пор при южном ветре накрывало деревню волной "аромата", который однако, казалось, тяготил только Раса. Но кто в деревне станет считаться с мнением "бесплотного духа"?
Селиза обошла родную хижину и остановилась. Со стороны внешних домов из темноты тут же выступил мужской силуэт. Встреча двоих произошла за домом Селизы. Минуту спустя, рука об руку, оба быстро двинулись к Большому дому. Рас тут же укрылся за центральным столбом. Очевидно, нежданные гости собирались обосноваться где-нибудь по-соседству. Почему они выбрали такое странное укрытие, оставалось лишь догадываться. Возможно, опасались, покидая стены деревни, разбудить чутко дремлющих сторожей. А возможно, на такую мысль их навела репутация вождя и его жены как беспробудных сонь. Сын вождя, Чафаджу, в счет не шел -- с малолетства, после перенесенной тяжкой болезни, он страдал слабоумием. Для простых работ, вроде отпугивания с поля птиц и обезьян, впрочем, годился, а вообще-то только лакал без удержу пиво и бессмысленно лыбился в ответ на насмешки и оскорбления.
Селиза что-то прошептала и захихикала. Спутник зашикал на нее. И тут, услышав его голос, Рас сообразил: да это же Джабабу, отец Вилиды! Подружка рассказывала, что тот, сойди ему с рук, ни одной юбки не пропустит. Хотя Джабубу и не был пока уличен в прелюбодеяниях, несколько раз оказывался на грани этого. Методы допроса, применяемые старым Вавафу, видать, не слишком-то пугали завзятого деревенского ловеласа.
Рас просиял. Раз Джабабу здесь, стало быть, возле дочери одним соглядатаем меньше. Опасность заключалась в другом: сластолюбивая парочка направлялась прямо к столбу, за которым прятался он сам. Расу нужно было исчезнуть, и немедленно. Его светлую кожу легче заметить в темноте, поэтому скрыться следовало бесшумно, не привлекая внимания. Рас опустился на четвереньки и, продолжая скрываться от непрошенных гостей за столбом, быстро попятился. Нащупав ногой следующую сваю, он нырнул за нее. И вовремя -- Селиза и Джабабу как раз миновали цетральный столб. Рас не просто замер -- окаменел; затем бесшумно и плавно распластался по земле.
Селиза с Джабабу, слившись в единое темное пятно, издавали так много волнующего шума: ахи и охи, смешки, стоны, чмоканье -что, казалось, полностью утратили благоразумие. И немудрено, подумал Рас.
Вдруг Селиза взвизгнула и что-то произнесла. Они пошептались, встали на четвереньки и двинулись прямо к Расу. Его еще не обнаружили; иначе то-то бы поднялось шуму! Любовники были бы тогда куда резвее и направились бы прямо в противоположную сторону. Видимо, выбранное место чем-то не потрафило Селизе; может, камешек в спину врезался. Так или иначе, переместились они буквально на два шага и снова отдались любовным утехам. Рас перевел дыхание.
Теперь уже никто не стоял у него на пути -- вряд ли увлеченные любовной игрой способны что-либо заметить. Рас мог направиться прямо к Вилиде. Но звуки, производимые бесформенной глыбой темной человеческой плоти в двух шагах от него, не отпускали. Расов член сам собою подскочил и окаменел в этом не самом удобном для разведчика положении; не давая повернуть к Вилиде, он влек Раса вперед, как нос ведет голодного леопарда за ланью. Влечение это, столь неожиданное и властное, совершенно неодолимое, было Расу в диковинку -- сроду он не испытывал ничего подобного.
Едва сдерживая нахлынувший экстатический рык, юноша перекочевал Джабабу за спину. Тот, возложив ноги подруги себе на плечи, уже примерялся к источнику наслаждения. Жестокий удар по затылку отбросил его в сторону -- Рас приложил его тяжелой рукояткой ножа. Джабабу даже захрипеть не успел, а Рас уже возлежал на Селизе, зажав ей ладонью рот. Женщина затрепетала, словно тина на прибрежной зыби; глаза распахнулись так, что белки засверкали в полной темноте, царившей под домом вождя. Но ни противиться, ни вырываться она не пыталась. Внезапно белки глаз закатились, рыхлое тело обмякло -- Селиза лишилась чувств.
Самообладания Расу хватило ровно настолько, чтобы успеть убедиться в безопасности тыла -- Джабубу, глубоко дыша широко распахнутым ртом, валялся на правом боку без сознания. Затем -- внимание полностью переключилось на Селизу. И уже после нескольких неистовых, судорожных толчков с ним случился оргазм.
Впервые в жизни, после множества безуспешных попыток, на Раса накатило столь всепоглощающее чувство. Несколько мгновений, полностью им парализованный, глухой и слепой, он был беззащитен, как младенец. И даже младенец мог бы с ним справиться.
Сладкая пелена с глаз медленно спадала. Тут и Селиза начала подавать первые признаки жизни. Рас склонился к ее лицу и нежно шепнул, чтобы не дергалась и не шумела, если не хочет попасть в Страну духов.
В какой-то степени она была подготовлена к встрече с мальчиком-духом. Больше года в племени ходили разговоры об этом. Несколько раз он попадался на глаза взрослым днем, однажды -- чуть не влип посреди ночи. Не секрет, что никакого вреда детям гость пока не причинил и даже не угрожал им. Для обитателей деревни Рас стал чем-то хорошо знакомым, притчей во языцех.
Так что, хотя сердце у Селизы и стучало, как лапки кролика, улепетывающего по сухой земле, разрыв от ужаса ему не угрожал. Девушка сдавленно простонала и снова забилась мелкой дрожью. Рас, все еще в ней, стал двигать бедрами; с каждым толчком страх Селизы испарялся; наконец, она и сама приняла участие в движениях. Возможно, ей казалось, что дух будет милостив к ней, если доставить тому удовольствие. Как бы там ни было, порыв девушки выглядел вполне искренним. Скоро, сама им захваченная, она подбрасывала Раса, трясла его, как кошка пойманную крысу, и в исступлении расцарапала ему спину ногтями. Впрочем, боль в спине Рас почувствовал лишь после второго оргазма.
Стон Джабабу пробился как сквозь пробки в ушах. Рас ударил его снова, на этот раз по макушке, и вернулся к Селизе. Он был приятно удивлен: пока возился с Джабабу, девушка и не попыталась ускользнуть. Томным, полным неги движением Селиза сама потянулась навстречу.
Отчего -- выяснилось позже. Она так рада была изведать настоящего, полноценного секса с нормальной эрекцией, что моментально забыла,-- точнее, отмела -- все и всяческие страхи. Селиза не помышляла, что с ней станется после, не до этого было тогда -- она любила Раса в себе. Тем более, что выбора и не имела. Заверения Раса окончательно ее успокоили.
Рас так и не добрался до Вилиды в ту ночь. Покинуть Селизу и остаться в стенах деревни было рискованно -- она могла поднять переполох, хотя, скорее, это должен был сделать и наверняка поступил бы так, придя в себя, Джабабу. И Рас, устроив себе и Селизе краткий перерыв, чтобы связать и припугнуть Джабабу, провел с ней еще несколько часов. Джабабу, понимая, как непросто объяснить соплеменникам пребывание в столь пикантной ситуации, пообещал вести себя тихо.
Им, Расу с Селизой, пришлось немного передвинуться, скрыться от Джабабу за столбом -- остатки стыдливости мешали девушке заниматься любовью в присутствии зрителя. Перед самым уходом, когда забрезжил рассвет, Рас снова стукнул Джабабу и освободил от пут. Он чувствовал раскаяние и надеялся, что не причинил отцу любимой серьезных увечий. Слава Богу, что не убил -охваченный неодолимой страстью, Рас в ту ночь был способен на все.
Джабабу поднял тревогу лишь наутро. Он был вынужден сделать это. Сказавшись больным, Джабабу предъявил домочадцам синяки и шишки. Их следовало как-то объяснить, и Джабабу выдумал, что подвергся во сне нападению духов. И тут же попал в лапы старого Вавафу. Тот с большим энтузиазмом принялся за излюбленные обряды очищения: осыпал Джабабу магическими порошками, творил положенные заклинания и, что самое неприятное -- похлеще, пожалуй, рэсовой трепки,-- влил в жертву вдосталь слабительного, дабы окончательно очистить организм от ночных демонов.
Эта ночь и положила начало настоящим амурным похождениям Раса. Позднее в них принимала участие уже почти вся женская половина племени. И с Селизой Рас встречался в зарослях с тех пор множество раз. Если он и казался ей духом, то, очевидно, добрым. Столько наслаждения не доставлял ей до сих пор никто -- ведь Рас не был искалечен ужасным ритуальным ножом, как все мужчины-вонсу.
Не проболтаться было для Селизы с ее большим болтливым ртом свыше всяких сил. И она доверилась Памати, своей подружке, которая -- сама не без греха -- не стала бы выдавать Селизу шаману на расправу.
Подружка, ужасно заинтригованная, уговорила Селизу позволить ей тайно понаблюдать за свиданием. И спряталась за деревом.
Селиза ничего не сказала Расу. Но тот и сам, в ходе обычной проверки окрестностей, заметил непрошеную свидетельницу. Рас был весьма осторожен перед подобными встречами; он всегда осматривал местность с нескольких точек на деревьях. И в этот раз он видел, что Селиза пришла не одна, с подругой. После второго оргазма Рас внезапно сорвался с места и, прежде чем Памати успела хоть что-то сообразить, схватил ее в охапку.
С тех пор подруги ходили на свидания вместе и занимались с Расом любовью поочередно.
Все попытки Раса добраться до Вилиды в то время заканчивались неудачей. Днем за ней бдительно присматривали. Пробраться же к Вилиде ночью, мимо многочисленных ожидающих ласки подружек, было куда как сложнее. Раскрыв сладостные объятия, они ожидали, казалось, за каждым углом, под каждым домом и ни за что не хотели отпускать. А Рас не научился еще отвечать отказом.
Однажды ночью, когда Расу все-таки удалось обойти все соблазнительные двуногие западни, он чуть было не погиб от руки Джабабу. То ли случайно проснувшись, то ли сгорая жаждой мести с самой ночи своего унижения, тот подстерег мальчика. Стоило Расу, ведомому сквозь ночную тьму сердцем, измученным от тоски по возлюбленной, коснуться дверной занавески, как из темноты хижины к нему метнулась черная, чернее ночи, масса. Рас, совершив отчаяное сальто, рванулся назад. Он еще успел услышать звук копья, вонзившегося в бамбуковую стену хижины, и следом воинственный клич Джабабу. Дальнейший путь: хижина Вавафу, крыша, ветка, священное дерево, джунгли за деревенской оградой -- словно смазался в памяти.
Препятствия на пути к Вилиде казались неодолимой стеной, пока девушку наконец не поместили в клетку, в буквальном смысле этого слова.
В возрасте от двенадцати лет до четырнадцати Рас видел множество церемоний обрезания, которым подвергали тринадцатилетних мальчиков и двенадцатилетних девочек. Оба ритуала совершались в строжайшей тайне и потому проводились вдали от деревни, у подножья восточных холмов. Женщинам строжайше запрещалось приближаться к месту совершения мужских обрядов, и наоборот. Любой сторонний наблюдатель, схваченный с поличным, был бы разорван на части разъяренными участниками, оскорбленными в самых святых своих чувствах.
Но у Раса никаких затруднений не возникало. Выбирая места для наблюдения повыше в кронах или в зарослях прямо за спинами часовых, он насмотрелся как на те, так и на другие церемонии. Хорошенько усвоил при этом тексты заклинаний и ритуальных песен, магические жесты. А от мучительных на его взгляд процедур отделения крайней плоти с яичком и обрезания клитора Расу становилось не по себе.
Не видя никакого смысла в этих обрядах, мальчик сострадал их жертвам. Двухнедельная агония и смерть Сатину, его близкого приятеля, от инфекции, занесенной тупым ножом мясника Вавафу, привели мальчика буквально в неистовство.
У Раса просто не укладывалось в голове, почему все мальчики добровольно и даже с охотой подвергают себя истязанию, обрекающему на неполноценность на всю оставшуюся жизнь. Не изведав еще как следует, что значит быть настоящим мужчиной, они лишают себя ровно половины мужских достоинств. Дети объясняли, что таков обычай. Биджагу, прошедший сквозь жестокие обряды, ни словом не обмолвился о своих ощущениях. Впрочем, пущенное позднее в Раса копье оказалось красноречивее слов.
Спустя год после ритуального кровопускания, Вилиду и двух ее подруг заперли в бамбуковые клети, подвешенные на ветках деревьев примерно в миле от поселка. Здесь, без всякой возможности общаться друг с дружкой, им предстояло провести полгода. Бдительные старухи приносили им пищу, умывали раз в день и выпускали на несколько минут. Обитали старухи там же, в хижине под клетками, и от безделья все уши прожужжали девочкам своими мудрыми наставлениями -- на всю жизнь хватит и еще останется.
Подслушивая, Рас узнал о вонсу больше, чем и мечтать мог.
Раз в четыре дня девочек навещали матери. Усевшись под клетками на траву, они потчевали дочерей свежими сплетнями из деревенской жизни. Иногда приходили и подруги. И все же, заключенные в камеры-одиночки, девочки чувствовали себя бесконечно несчастными. Порой их охватывал просто животный ужас; особенно, когда голодный лепард, привлеченный запахом плоти, пытался просунуть морду сквозь бамбуковые прутья. Девочки истошно орали; старухи, забаррикадировавшие вход в свою хижину, вторили воплям. Леопарды обычно такой какофонии долго не выдерживали и исчезали в джунглях в поисках менее шумной добычи.
Рас невыносимо сострадал, порой даже взрывался от бессилия помочь Вилиде в ее мучениях. Но вскоре обнаружил, что ситуация, скверная для девочек, оборачивается в его пользу. И некоторым образом в пользу тех же девочек. Однажды, уверившись предварительно, что старухи заперлись на ночь, он спустился по веревкам на клетку Вилиды и, тихонько окликнув ее по имени, чтобы не напугать, развязал дверь и проскользнул внутрь. Девочка просто сомлела от радости.
Она была счастлива и поговорить с ним, и заняться любовью. Ей в заключении катастрофически недоставало и тепла, и ласки, и защиты от леопардов. И все же Вилида нашла в себе силы поделиться Расом с подругами.
Рас стал время от времени уделять внимание также и им. Фьювита и Кемаса, так звали вторую, нимало этому не воспротивились.
Однако Рас тем временем и не подумал прекратить свидания со своими любовницами в деревне, под хижинами. Дурацкое дело нехитрое -- он научился совмещать их всех.
Правда, родителей несколько встревожила бледность и круги под глазами сына -- "словно летучие мышки прицепились к векам", по выражению Юсуфу. Рас даже осунулся от ночных похождений.
В общем, полгода, проведенные подружками в клетках, Рас счел для себя счастливым временем. И опять впал в уныние, когда Вилида объявила о скором освобождении. Более того, в конце года ей предстояло выйти замуж за Биджагу. До тех пор она возвращалась в дом матери для помощи по хозяйству. С наступлением срока свадьбы ее снова должны были упрятать в клетку, на этот раз на свадебном островке чуть западнее деревни. Две ночи и один день там, под неусыпным надзором жениха -- и свадебная церемония сразу после этого.
Рас снова предложил Вилиде уйти с ним. Она будет с ним счастлива, клялся он.
Но Вилида отказалась. Да, она его любит. Но она любит и родителей, свой народ, деревню. Она умрет без всего этого.
--Ты ведь сможешь со мной встречаться,-- добавила девушка, взгляды которой уже несколько изменились,-- пусть даже украдкой. Время от времени. Если у тебя останется сколько-нибудь сил для меня.-- Последнее прозвучало весьма саркастически.
--Но я не хочу встречаться с тобой украдкой,-- отрезал Рас.-Я хочу жить с тобой свободно. Если ты покинешь со мной деревню, я обещаю забыть всех этих женщин, я буду верен тебе.
Но Вилида стояла на своем. Рас умолял ее, он уже оставил всякую мысль о принуждении. Он уже вкусил жизни без возлюбленной и всерьез воспринимал слова Вилиды о смерти от тоски.
Тем не менее злость острой занозой саднила душу. И Рас, не желая уступать без боя, решил испортить торжество новобрачным. Когда Вилида и Биджагу заняли свои церемониальные места на островке, Рас показался в открытую и принялся дразнить вонсу издалека. Он затеял это в надежде заставить Биджагу забыть о своих обязанностях и начать драку. Вот тогда Рас и убьет его и освободит Вилиду. В глубине души он, правда, надеялся избежать убийства.
Точно так же, всерьез не желая ей смерти, мечтал он порой убить и Вилиду.
Сейчас, отброшенный сумбурной атакой вонсу в джунгли за рекой, Рас выжидал. Он ждал ночи, которая позволила бы переправиться, одолеть Биджагу и насладиться Вилидой. Он был взбешен, и мысль об убийстве неверной возлюбленной уже не смущала, как прежде.
На джунгли пали сумерки. Далекий чавкающий звук, похожий на посвист крыльев летучих мышей глухой ночью, донесся до ушей Раса. Источник шума быстро приближался, и вскоре звуки напоминали уже о быстром замахе копьем перед ударом плашмя, с точно таким же резким обрывом, как при ударе: "чоп-чоп-чоп". За этим чавканьем пришел другой, ревущий звук, постепенно поглотивший прочие.
Птица Бога, Его недреманное око, парила над головой.
Глава четвертая. Птицы в огне
Птица Бога всегда была неподалеку. Она и гнездилась рядом, на лысой макушке черного каменного колосса, взметнувшегося из середины озера, казалось, к самим небесам. Случалось, пролетали дни, недели, месяцы сменялись месяцами, и Рас начинал гадать, уж не исчезла ли птица вообще. Но ожидание всегда заканчивалось чмоканьем ее удивительных крыльев, и всегда в конце концов она появлялась над головой. Птица подлетала к громаде посреди озера, зависала над вершиной и исчезала из глаз в своем недосягаемом убежище.
Снова тянулись недели, месяцы. И снова Рас слышал знакомое чмоканье; тогда, бросая все дела, бежал к берегу, кидался в воду или спускал челнок. На его глазах птица взмывала из гнезда в синеву небес и скрывалась за далекими скалами на краю мира.
Порою Рас замечал ее полеты и над родным краем. Если мальчик стоял на открытой местности, птица приближалась к нему. Сперва Рас пугался и прятался в зарослях. Позже, поджидая ее, он замирал с копьем в напряженной руке, но никогда не делал так, не оставив себе путей к отступлению.
Изредка птица Бога подлетала так близко, что не составляло труда разглядеть человека в ее брюхе. Как-то Рас заметил даже двоих.
--Это не люди, это ангелы,-- ответила Мирьям на его расспросы.-- Игзайбер посылает их наблюдать за тобой. Ангелы рассказывают Богу о твоем поведении.
Игзайбер, Бог, Аллах, Дио или Мангу -- в зависимости от языка, на котором с ним говорили в тот день родители. Рас мысленно величал Бога Игзайбером -- это имя Бога первым упомянула мать, и потом он тоже слышал его чаще других.
--Мама, разве, чтобы узнать о моем поведении, Игзайберу нужно посылать ангелов? По-моему, ты говорила, что Он всевидящий и может следить за мной, не покидая Престола небесного.
Мирьям никогда не лезла за словом в карман, даже если при этом, как нередко случалось, сама себе противоречила.
--Он посылает ангелов, чтобы занять их чем-нибудь, о сын мой неразумный! Они ведь не работают, как люди, а день и ночь сидят у подножья Престола и поют во славу Божию. И порою им хочется сделать перерыв, отдохнуть от псалмов -- тогда они и рады полетать вокруг в чреве Птицы и полюбоваться на творения божии.
--Таков наш обычай,-- ответила Вилида.
--А каково детям тех, кто пошел на корм крокодилам?
--Их забирают дяди или тети.
Рас смолк. В возражениях мало толку -- фразу "таков обычай" он слышал не реже, чем отцовское "так написано". И изменить порядок вещей в мире был пока не в силах. Следовало воспринимать его таким, каков он есть.
--Но оставаться один я не хочу,-- сказал Рас.-- Хочу видеть тебя, играть с тобой, разговаривать, любить.
--Увы, это невозможно. Таков наш обычай,-- безрадостно отозвалась Вилида.
--Но мы свидимся, когда выпадет случай?
Промедлив с минуту, Вилида тяжело вздохнула:
--Ты хочешь, чтобы и меня съели крокодилы?
--Что ты! Мы будем очень осторожны, я готов неделями ждать удобного случая. Я тоже рискую -- меня ведь убьют, если поймают. Почему же не можешь ты?
Вилида отмолчалась.
Тогда Рас объявил:
--Пошли ко мне домой! Прямо сейчас!
Девушка отшатнулась, глаза округлились:
--В Страну духов? Да в своем ли ты уме?
--Разве я похож на духа? -- вспылил Рас.-- Может, я бесплотен? Когда я в тебе, это похоже на любовь с привидением?
Вилида обреченно помотала головой и встала. Сделав шаг к Расу, она чмокнула его в губы.
--Мне бабушка рассказывала истории о девочках, украденных духами. Больше их никто никогда не встречал.
И Рас отпустил ее. Желание насильно забрать Вилиду с собой как вспыхнуло, так и погасло.
Теперь и днем, и ночью он пробирался в окрестности деревни. Наблюдал за Вилидой и остальными издали. Девочки действительно не могли отлучаться. Даже если бы и очень захотели -- две злющие старые карги с них глаз не спускали.
Что же до приятелей-мальчиков, то дружба с теми внезапно обернулась враждой. В один прекрасный день, выйдя из-за дерева навстречу Биджагу, Рас чудом увернулся от удара копьем. С душераздирающим криком -- скорее горя, чем страха -- умчался он в заросли. Взбешенный предательством бывшего друга, он стал обдумывать план мщения и, возможно, убил бы Биджагу, сумей подстеречь. Приближаться к деревне вдруг стало опасно, куда рискованней, чем прежде. Из подслушанной беседы двух женщин на поле Рас узнал, что Биджагу и Сатину во всем открылись старейшинам. Деревня была близка к панике и переходу на осадное положение. Старый шаман провел с детьми обряд очищения от скверны. Каждый получил по амулету для защиты от злых духов. Девочкам, сверх того, предстояло провести до полугода под неусыпным надзором. Вавафу желал удостовериться, что никто из них не понес от духа ребенка.
Рас с ума сходил от тоски по Вилиде. Она являлась к нему в сновидениях. Чтобы увидеть ее воочию, хоть мельком, Рас часами оставался на высоком дереве за рекой. Он смутно надеялся улучить момент, чтобы перемолвиться хоть словечком, пока девочка хлопочет у очага перед родительской хижиной.
Вилида выглядела теперь совсем иначе. В белом лыковом фартучке, увенчанная убором из вывернутых наизнанку мышиных шкурок со свисающими кистями и амулетами от злых духов, она казалась совсем взрослой. Каждое утро девочка -- пожалуй что уже девушка -- подкрашивала себе ягодицы белой краской.
Теперь наконец-то Рас в полной мере прочувствовал, что означают некогда сказанные Юсуфу слова: "Если человек возжелает чего-то недостижимого, он падет жертвой собственного ненасытного сердца". Помимо невыносимой тяжести в груди, все тело пронзала боль, зарождавшаяся в глубине чресел -- как от отравленной стрелы. Яд этот, сладостно-томительный, смертельным все же не был, и порой Расу казалось, что он упивается собственными муками. Но подлинной радости это не доставляло. Ненамного лучше быть отвергнутым, рассуждал Рас, чем разлучиться с умершей возлюбленной.
Скрытно, без видимой цели, он теперь подолгу ошивался возле деревни. Рас понятия не имел, как вновь заполучить Вилиду. Она была потеряна, потеряна навсегда -- все равно что умерла.
Однажды безлунной ночью Рас не выдержал и соскочил со священного дерева на крышу хижины Вавафу. Без шума не обошлось: листья и ветки захрустели под ногами, заскрипели под весом тела и перекрытия. Из-под ног c писком метнулась крыса. Рас замер, прислушиваясь -- но Вавафу не проснулся. Весь вечер в компании вождя и воинов шаман накачивался пивом, так что опасаться следовало скорее его жены.
Неподалеку хрюкнул боров. Летучая мышь, стремительная и обжигающе холодная, как мысль о смерти, задела плечо. Рас выждал, затем спрыгнул с крыши. В ночной тишине стук босых пяток о землю прозвучал оглушительным грохотом, но что тут поделаешь? Снова захрюкал боров, снова клочком кромешной тьмы порхнула над плечом летучая мышь. К ее зигзагам присоединилась товарка. Для Раса это был добрый знак. По поверьям вонсу демоны и духи часто принимают вид летучих мышей. Они вылетают из тени и, схватив вонсу крохотными лапками за волосы, уносят прочь. Так что вряд ли очень уж многие рискнут высунуть нос в такую ночь -- во всяком случае, в одиночку и без факелов.
И тем не менее кое-кто решался. Существовали силы, превозмогавшие суеверия и страху неподвластные. Рас знал это -- не раз и не два видел нарушителей ночного спокойствия с облюбованного им насеста на священном дереве.
Рас обнажил лезвие и, крадучись, двинулся к Большому дому. Там, прижавшись спиной к одной из свай под полом, он перевел дыхание. Внутри дома кто-то громко храпел. Другой спящий постанывал и бормотал. Рас ухмыльнулся и уже готов был покинуть укрытие, как заметил, что из хижины напротив выскочила женщина. Не опуская при этом сложенной на ночь лесенки. Дом принадлежал Табату и Селизе, и Рас по силуэту и походке сразу опознал ночную путешественницу.
Селиза, а это была именно она, несмотря на некоторую полноту, отличалась привлекательной внешностью. Рас уже положил на нее глаз, предполагая заманить в кусты при случае; впрочем, так он собирался поступить чуть ли не с каждой более или менее смазливой женщиной деревни. Если уж Селиза рискнула выйти в ночь, не иначе как ее влекли внутренние демоны. Не по нужде же она вышла. Вилида рассказывала, что в каждой хижине припасено по нескольку ночных посудин, которые опорожнялись в большую яму за околицей. Содержимое ямы шло позднее на удобрение, а до тех пор при южном ветре накрывало деревню волной "аромата", который однако, казалось, тяготил только Раса. Но кто в деревне станет считаться с мнением "бесплотного духа"?
Селиза обошла родную хижину и остановилась. Со стороны внешних домов из темноты тут же выступил мужской силуэт. Встреча двоих произошла за домом Селизы. Минуту спустя, рука об руку, оба быстро двинулись к Большому дому. Рас тут же укрылся за центральным столбом. Очевидно, нежданные гости собирались обосноваться где-нибудь по-соседству. Почему они выбрали такое странное укрытие, оставалось лишь догадываться. Возможно, опасались, покидая стены деревни, разбудить чутко дремлющих сторожей. А возможно, на такую мысль их навела репутация вождя и его жены как беспробудных сонь. Сын вождя, Чафаджу, в счет не шел -- с малолетства, после перенесенной тяжкой болезни, он страдал слабоумием. Для простых работ, вроде отпугивания с поля птиц и обезьян, впрочем, годился, а вообще-то только лакал без удержу пиво и бессмысленно лыбился в ответ на насмешки и оскорбления.
Селиза что-то прошептала и захихикала. Спутник зашикал на нее. И тут, услышав его голос, Рас сообразил: да это же Джабабу, отец Вилиды! Подружка рассказывала, что тот, сойди ему с рук, ни одной юбки не пропустит. Хотя Джабубу и не был пока уличен в прелюбодеяниях, несколько раз оказывался на грани этого. Методы допроса, применяемые старым Вавафу, видать, не слишком-то пугали завзятого деревенского ловеласа.
Рас просиял. Раз Джабабу здесь, стало быть, возле дочери одним соглядатаем меньше. Опасность заключалась в другом: сластолюбивая парочка направлялась прямо к столбу, за которым прятался он сам. Расу нужно было исчезнуть, и немедленно. Его светлую кожу легче заметить в темноте, поэтому скрыться следовало бесшумно, не привлекая внимания. Рас опустился на четвереньки и, продолжая скрываться от непрошенных гостей за столбом, быстро попятился. Нащупав ногой следующую сваю, он нырнул за нее. И вовремя -- Селиза и Джабабу как раз миновали цетральный столб. Рас не просто замер -- окаменел; затем бесшумно и плавно распластался по земле.
Селиза с Джабабу, слившись в единое темное пятно, издавали так много волнующего шума: ахи и охи, смешки, стоны, чмоканье -что, казалось, полностью утратили благоразумие. И немудрено, подумал Рас.
Вдруг Селиза взвизгнула и что-то произнесла. Они пошептались, встали на четвереньки и двинулись прямо к Расу. Его еще не обнаружили; иначе то-то бы поднялось шуму! Любовники были бы тогда куда резвее и направились бы прямо в противоположную сторону. Видимо, выбранное место чем-то не потрафило Селизе; может, камешек в спину врезался. Так или иначе, переместились они буквально на два шага и снова отдались любовным утехам. Рас перевел дыхание.
Теперь уже никто не стоял у него на пути -- вряд ли увлеченные любовной игрой способны что-либо заметить. Рас мог направиться прямо к Вилиде. Но звуки, производимые бесформенной глыбой темной человеческой плоти в двух шагах от него, не отпускали. Расов член сам собою подскочил и окаменел в этом не самом удобном для разведчика положении; не давая повернуть к Вилиде, он влек Раса вперед, как нос ведет голодного леопарда за ланью. Влечение это, столь неожиданное и властное, совершенно неодолимое, было Расу в диковинку -- сроду он не испытывал ничего подобного.
Едва сдерживая нахлынувший экстатический рык, юноша перекочевал Джабабу за спину. Тот, возложив ноги подруги себе на плечи, уже примерялся к источнику наслаждения. Жестокий удар по затылку отбросил его в сторону -- Рас приложил его тяжелой рукояткой ножа. Джабабу даже захрипеть не успел, а Рас уже возлежал на Селизе, зажав ей ладонью рот. Женщина затрепетала, словно тина на прибрежной зыби; глаза распахнулись так, что белки засверкали в полной темноте, царившей под домом вождя. Но ни противиться, ни вырываться она не пыталась. Внезапно белки глаз закатились, рыхлое тело обмякло -- Селиза лишилась чувств.
Самообладания Расу хватило ровно настолько, чтобы успеть убедиться в безопасности тыла -- Джабубу, глубоко дыша широко распахнутым ртом, валялся на правом боку без сознания. Затем -- внимание полностью переключилось на Селизу. И уже после нескольких неистовых, судорожных толчков с ним случился оргазм.
Впервые в жизни, после множества безуспешных попыток, на Раса накатило столь всепоглощающее чувство. Несколько мгновений, полностью им парализованный, глухой и слепой, он был беззащитен, как младенец. И даже младенец мог бы с ним справиться.
Сладкая пелена с глаз медленно спадала. Тут и Селиза начала подавать первые признаки жизни. Рас склонился к ее лицу и нежно шепнул, чтобы не дергалась и не шумела, если не хочет попасть в Страну духов.
В какой-то степени она была подготовлена к встрече с мальчиком-духом. Больше года в племени ходили разговоры об этом. Несколько раз он попадался на глаза взрослым днем, однажды -- чуть не влип посреди ночи. Не секрет, что никакого вреда детям гость пока не причинил и даже не угрожал им. Для обитателей деревни Рас стал чем-то хорошо знакомым, притчей во языцех.
Так что, хотя сердце у Селизы и стучало, как лапки кролика, улепетывающего по сухой земле, разрыв от ужаса ему не угрожал. Девушка сдавленно простонала и снова забилась мелкой дрожью. Рас, все еще в ней, стал двигать бедрами; с каждым толчком страх Селизы испарялся; наконец, она и сама приняла участие в движениях. Возможно, ей казалось, что дух будет милостив к ней, если доставить тому удовольствие. Как бы там ни было, порыв девушки выглядел вполне искренним. Скоро, сама им захваченная, она подбрасывала Раса, трясла его, как кошка пойманную крысу, и в исступлении расцарапала ему спину ногтями. Впрочем, боль в спине Рас почувствовал лишь после второго оргазма.
Стон Джабабу пробился как сквозь пробки в ушах. Рас ударил его снова, на этот раз по макушке, и вернулся к Селизе. Он был приятно удивлен: пока возился с Джабабу, девушка и не попыталась ускользнуть. Томным, полным неги движением Селиза сама потянулась навстречу.
Отчего -- выяснилось позже. Она так рада была изведать настоящего, полноценного секса с нормальной эрекцией, что моментально забыла,-- точнее, отмела -- все и всяческие страхи. Селиза не помышляла, что с ней станется после, не до этого было тогда -- она любила Раса в себе. Тем более, что выбора и не имела. Заверения Раса окончательно ее успокоили.
Рас так и не добрался до Вилиды в ту ночь. Покинуть Селизу и остаться в стенах деревни было рискованно -- она могла поднять переполох, хотя, скорее, это должен был сделать и наверняка поступил бы так, придя в себя, Джабабу. И Рас, устроив себе и Селизе краткий перерыв, чтобы связать и припугнуть Джабабу, провел с ней еще несколько часов. Джабабу, понимая, как непросто объяснить соплеменникам пребывание в столь пикантной ситуации, пообещал вести себя тихо.
Им, Расу с Селизой, пришлось немного передвинуться, скрыться от Джабабу за столбом -- остатки стыдливости мешали девушке заниматься любовью в присутствии зрителя. Перед самым уходом, когда забрезжил рассвет, Рас снова стукнул Джабабу и освободил от пут. Он чувствовал раскаяние и надеялся, что не причинил отцу любимой серьезных увечий. Слава Богу, что не убил -охваченный неодолимой страстью, Рас в ту ночь был способен на все.
Джабабу поднял тревогу лишь наутро. Он был вынужден сделать это. Сказавшись больным, Джабабу предъявил домочадцам синяки и шишки. Их следовало как-то объяснить, и Джабабу выдумал, что подвергся во сне нападению духов. И тут же попал в лапы старого Вавафу. Тот с большим энтузиазмом принялся за излюбленные обряды очищения: осыпал Джабабу магическими порошками, творил положенные заклинания и, что самое неприятное -- похлеще, пожалуй, рэсовой трепки,-- влил в жертву вдосталь слабительного, дабы окончательно очистить организм от ночных демонов.
Эта ночь и положила начало настоящим амурным похождениям Раса. Позднее в них принимала участие уже почти вся женская половина племени. И с Селизой Рас встречался в зарослях с тех пор множество раз. Если он и казался ей духом, то, очевидно, добрым. Столько наслаждения не доставлял ей до сих пор никто -- ведь Рас не был искалечен ужасным ритуальным ножом, как все мужчины-вонсу.
Не проболтаться было для Селизы с ее большим болтливым ртом свыше всяких сил. И она доверилась Памати, своей подружке, которая -- сама не без греха -- не стала бы выдавать Селизу шаману на расправу.
Подружка, ужасно заинтригованная, уговорила Селизу позволить ей тайно понаблюдать за свиданием. И спряталась за деревом.
Селиза ничего не сказала Расу. Но тот и сам, в ходе обычной проверки окрестностей, заметил непрошеную свидетельницу. Рас был весьма осторожен перед подобными встречами; он всегда осматривал местность с нескольких точек на деревьях. И в этот раз он видел, что Селиза пришла не одна, с подругой. После второго оргазма Рас внезапно сорвался с места и, прежде чем Памати успела хоть что-то сообразить, схватил ее в охапку.
С тех пор подруги ходили на свидания вместе и занимались с Расом любовью поочередно.
Все попытки Раса добраться до Вилиды в то время заканчивались неудачей. Днем за ней бдительно присматривали. Пробраться же к Вилиде ночью, мимо многочисленных ожидающих ласки подружек, было куда как сложнее. Раскрыв сладостные объятия, они ожидали, казалось, за каждым углом, под каждым домом и ни за что не хотели отпускать. А Рас не научился еще отвечать отказом.
Однажды ночью, когда Расу все-таки удалось обойти все соблазнительные двуногие западни, он чуть было не погиб от руки Джабабу. То ли случайно проснувшись, то ли сгорая жаждой мести с самой ночи своего унижения, тот подстерег мальчика. Стоило Расу, ведомому сквозь ночную тьму сердцем, измученным от тоски по возлюбленной, коснуться дверной занавески, как из темноты хижины к нему метнулась черная, чернее ночи, масса. Рас, совершив отчаяное сальто, рванулся назад. Он еще успел услышать звук копья, вонзившегося в бамбуковую стену хижины, и следом воинственный клич Джабабу. Дальнейший путь: хижина Вавафу, крыша, ветка, священное дерево, джунгли за деревенской оградой -- словно смазался в памяти.
Препятствия на пути к Вилиде казались неодолимой стеной, пока девушку наконец не поместили в клетку, в буквальном смысле этого слова.
В возрасте от двенадцати лет до четырнадцати Рас видел множество церемоний обрезания, которым подвергали тринадцатилетних мальчиков и двенадцатилетних девочек. Оба ритуала совершались в строжайшей тайне и потому проводились вдали от деревни, у подножья восточных холмов. Женщинам строжайше запрещалось приближаться к месту совершения мужских обрядов, и наоборот. Любой сторонний наблюдатель, схваченный с поличным, был бы разорван на части разъяренными участниками, оскорбленными в самых святых своих чувствах.
Но у Раса никаких затруднений не возникало. Выбирая места для наблюдения повыше в кронах или в зарослях прямо за спинами часовых, он насмотрелся как на те, так и на другие церемонии. Хорошенько усвоил при этом тексты заклинаний и ритуальных песен, магические жесты. А от мучительных на его взгляд процедур отделения крайней плоти с яичком и обрезания клитора Расу становилось не по себе.
Не видя никакого смысла в этих обрядах, мальчик сострадал их жертвам. Двухнедельная агония и смерть Сатину, его близкого приятеля, от инфекции, занесенной тупым ножом мясника Вавафу, привели мальчика буквально в неистовство.
У Раса просто не укладывалось в голове, почему все мальчики добровольно и даже с охотой подвергают себя истязанию, обрекающему на неполноценность на всю оставшуюся жизнь. Не изведав еще как следует, что значит быть настоящим мужчиной, они лишают себя ровно половины мужских достоинств. Дети объясняли, что таков обычай. Биджагу, прошедший сквозь жестокие обряды, ни словом не обмолвился о своих ощущениях. Впрочем, пущенное позднее в Раса копье оказалось красноречивее слов.
Спустя год после ритуального кровопускания, Вилиду и двух ее подруг заперли в бамбуковые клети, подвешенные на ветках деревьев примерно в миле от поселка. Здесь, без всякой возможности общаться друг с дружкой, им предстояло провести полгода. Бдительные старухи приносили им пищу, умывали раз в день и выпускали на несколько минут. Обитали старухи там же, в хижине под клетками, и от безделья все уши прожужжали девочкам своими мудрыми наставлениями -- на всю жизнь хватит и еще останется.
Подслушивая, Рас узнал о вонсу больше, чем и мечтать мог.
Раз в четыре дня девочек навещали матери. Усевшись под клетками на траву, они потчевали дочерей свежими сплетнями из деревенской жизни. Иногда приходили и подруги. И все же, заключенные в камеры-одиночки, девочки чувствовали себя бесконечно несчастными. Порой их охватывал просто животный ужас; особенно, когда голодный лепард, привлеченный запахом плоти, пытался просунуть морду сквозь бамбуковые прутья. Девочки истошно орали; старухи, забаррикадировавшие вход в свою хижину, вторили воплям. Леопарды обычно такой какофонии долго не выдерживали и исчезали в джунглях в поисках менее шумной добычи.
Рас невыносимо сострадал, порой даже взрывался от бессилия помочь Вилиде в ее мучениях. Но вскоре обнаружил, что ситуация, скверная для девочек, оборачивается в его пользу. И некоторым образом в пользу тех же девочек. Однажды, уверившись предварительно, что старухи заперлись на ночь, он спустился по веревкам на клетку Вилиды и, тихонько окликнув ее по имени, чтобы не напугать, развязал дверь и проскользнул внутрь. Девочка просто сомлела от радости.
Она была счастлива и поговорить с ним, и заняться любовью. Ей в заключении катастрофически недоставало и тепла, и ласки, и защиты от леопардов. И все же Вилида нашла в себе силы поделиться Расом с подругами.
Рас стал время от времени уделять внимание также и им. Фьювита и Кемаса, так звали вторую, нимало этому не воспротивились.
Однако Рас тем временем и не подумал прекратить свидания со своими любовницами в деревне, под хижинами. Дурацкое дело нехитрое -- он научился совмещать их всех.
Правда, родителей несколько встревожила бледность и круги под глазами сына -- "словно летучие мышки прицепились к векам", по выражению Юсуфу. Рас даже осунулся от ночных похождений.
В общем, полгода, проведенные подружками в клетках, Рас счел для себя счастливым временем. И опять впал в уныние, когда Вилида объявила о скором освобождении. Более того, в конце года ей предстояло выйти замуж за Биджагу. До тех пор она возвращалась в дом матери для помощи по хозяйству. С наступлением срока свадьбы ее снова должны были упрятать в клетку, на этот раз на свадебном островке чуть западнее деревни. Две ночи и один день там, под неусыпным надзором жениха -- и свадебная церемония сразу после этого.
Рас снова предложил Вилиде уйти с ним. Она будет с ним счастлива, клялся он.
Но Вилида отказалась. Да, она его любит. Но она любит и родителей, свой народ, деревню. Она умрет без всего этого.
--Ты ведь сможешь со мной встречаться,-- добавила девушка, взгляды которой уже несколько изменились,-- пусть даже украдкой. Время от времени. Если у тебя останется сколько-нибудь сил для меня.-- Последнее прозвучало весьма саркастически.
--Но я не хочу встречаться с тобой украдкой,-- отрезал Рас.-Я хочу жить с тобой свободно. Если ты покинешь со мной деревню, я обещаю забыть всех этих женщин, я буду верен тебе.
Но Вилида стояла на своем. Рас умолял ее, он уже оставил всякую мысль о принуждении. Он уже вкусил жизни без возлюбленной и всерьез воспринимал слова Вилиды о смерти от тоски.
Тем не менее злость острой занозой саднила душу. И Рас, не желая уступать без боя, решил испортить торжество новобрачным. Когда Вилида и Биджагу заняли свои церемониальные места на островке, Рас показался в открытую и принялся дразнить вонсу издалека. Он затеял это в надежде заставить Биджагу забыть о своих обязанностях и начать драку. Вот тогда Рас и убьет его и освободит Вилиду. В глубине души он, правда, надеялся избежать убийства.
Точно так же, всерьез не желая ей смерти, мечтал он порой убить и Вилиду.
Сейчас, отброшенный сумбурной атакой вонсу в джунгли за рекой, Рас выжидал. Он ждал ночи, которая позволила бы переправиться, одолеть Биджагу и насладиться Вилидой. Он был взбешен, и мысль об убийстве неверной возлюбленной уже не смущала, как прежде.
На джунгли пали сумерки. Далекий чавкающий звук, похожий на посвист крыльев летучих мышей глухой ночью, донесся до ушей Раса. Источник шума быстро приближался, и вскоре звуки напоминали уже о быстром замахе копьем перед ударом плашмя, с точно таким же резким обрывом, как при ударе: "чоп-чоп-чоп". За этим чавканьем пришел другой, ревущий звук, постепенно поглотивший прочие.
Птица Бога, Его недреманное око, парила над головой.
Глава четвертая. Птицы в огне
Птица Бога всегда была неподалеку. Она и гнездилась рядом, на лысой макушке черного каменного колосса, взметнувшегося из середины озера, казалось, к самим небесам. Случалось, пролетали дни, недели, месяцы сменялись месяцами, и Рас начинал гадать, уж не исчезла ли птица вообще. Но ожидание всегда заканчивалось чмоканьем ее удивительных крыльев, и всегда в конце концов она появлялась над головой. Птица подлетала к громаде посреди озера, зависала над вершиной и исчезала из глаз в своем недосягаемом убежище.
Снова тянулись недели, месяцы. И снова Рас слышал знакомое чмоканье; тогда, бросая все дела, бежал к берегу, кидался в воду или спускал челнок. На его глазах птица взмывала из гнезда в синеву небес и скрывалась за далекими скалами на краю мира.
Порою Рас замечал ее полеты и над родным краем. Если мальчик стоял на открытой местности, птица приближалась к нему. Сперва Рас пугался и прятался в зарослях. Позже, поджидая ее, он замирал с копьем в напряженной руке, но никогда не делал так, не оставив себе путей к отступлению.
Изредка птица Бога подлетала так близко, что не составляло труда разглядеть человека в ее брюхе. Как-то Рас заметил даже двоих.
--Это не люди, это ангелы,-- ответила Мирьям на его расспросы.-- Игзайбер посылает их наблюдать за тобой. Ангелы рассказывают Богу о твоем поведении.
Игзайбер, Бог, Аллах, Дио или Мангу -- в зависимости от языка, на котором с ним говорили в тот день родители. Рас мысленно величал Бога Игзайбером -- это имя Бога первым упомянула мать, и потом он тоже слышал его чаще других.
--Мама, разве, чтобы узнать о моем поведении, Игзайберу нужно посылать ангелов? По-моему, ты говорила, что Он всевидящий и может следить за мной, не покидая Престола небесного.
Мирьям никогда не лезла за словом в карман, даже если при этом, как нередко случалось, сама себе противоречила.
--Он посылает ангелов, чтобы занять их чем-нибудь, о сын мой неразумный! Они ведь не работают, как люди, а день и ночь сидят у подножья Престола и поют во славу Божию. И порою им хочется сделать перерыв, отдохнуть от псалмов -- тогда они и рады полетать вокруг в чреве Птицы и полюбоваться на творения божии.