Страница:
В Киноварные ворота,
В страсти Алая пещера
Оросилася весьма.
И Нефритовые фибры
Трепетали отчего-то,
А ложбинка Золотая,
Кажется, сошла с ума.
Но Самшитовая роща
Битвы жаждала бесстрашно,
Затаился в ожиданье
Августейший павильон.
И готовы были рухнуть
Стены Драгоценной башни.
Янский жезл пошёл в атаку
Грозно и со всех сторон!
Едва Другмо упомянула атаку, как жезл юноши словно взорвался, сладостная и мучительная истома разлилась по позвоночнику, в глазах заплясали ослепительно голубые и багровые вспышки, а под черепом заклокотали, выкипая, мысли. Ничего подобного испытывать с Кали ему не доводилось. Кажется, он впал в забытьё, а вот супруга не успокоилась. Ухватила его Янский жезл и пустила в ход «кораллы и драгоценности» – губы и зубы. Урча и мяукая, она мигом восстановила его увядшую мужественность и потребовала продолжения способом «семь драконов, летящих над озером по своей нужде». Такого способа Лес, разумеется, не знал, но Другмо и не спрашивала, как именно и в какой последовательности пускать в ход драконов. Она сама определяла очерёдность, разливала озеро и избывала нужду. За драконами последовал «императорский паланкин, проходящий девяносто девять ворот». Золотая красавица с энтузиазмом отпирала и запирала ворота, тщательно их считая, чтобы не сбиться. Всё равно юноше показалось, что было тех ворот значительно больше сотни.
Захлопнув последние, супруга не успокоилась, а протиснула паланкин ещё и через маленькую калитку. Через «сады, зацветающие дважды», где сама зацвела не меньше пяти раз, она вовлекла Нова в любовную игру «созрели вишни в саду у дядюшки Вани»[20], заставляя его ртом срывать алые вишни с её груди. Затем через «рубиновые чертоги» они проследовали к пруду, где «селезни охотились на уточек», а когда селезни уронили головы, побеждённые неутомимостью уточек, Другмо свила им гнёздышки в «тростнике, поющем под ветром с востока». Когда и ветер с востока оказался бессильным оживить любовную страсть, она обильно смазала Янтарную пушку на колёсах и принялась заряжать её с пылом новобранца. В конце концов ствол пушки погнулся, потеряв способность извергать ядра. Тогда женщина попыталась завести «часы с хрустальным боем и опаловыми бубенчиками», но хрусталь не звенел, и даже не хрустел, а бубенчики опали, как срезанные позавчера бутоны.
– Ты меня больше не любишь! – зарыдала от такой неудачи Другмо, а Лес не смог ей возразить ни словом, ни жестом.
Наутро он был ни жив ни мёртв, но всё же заставил себя подняться, босиком и в льняных кальсонах вышел на улицу умываться. Жена, причитая, что любимый супруг «совсем с ума сошёл», всё-таки вышла вместе с ним и поливала водой из кувшина, объясняя, мол, «никакого мыла я не видала и даже не знаю, с чем его едят». Посмотреть на невиданное зрелище сбежались все соседи.
На завтрак Другмо подала чай на травах, а матушка Булган принесла горячие лепёшки и миску мёда с сотами. Сидели скрестив ноги втроём за низким столиком. Поза показалась юноше очень неудобной, и он решил сделать настоящий, высокий стол, чтобы сидеть как положено на скамейке или табурете. Но быстро сообразил, что такой мебели не место в юрте, и задумался: а не срубить ли избу-пятистенку? Сложить каменную печь, то-то тепло станет. От очага, выложенного из камней в середине жилища, пользы было немного: костёр и костёр, да ещё и дыра наверху для выхода дыма. За ночь жаровни остывали, и по утрам температура в юрте лишь чуть-чуть отличалась от наружной. Почему же в посёлке Жемус построили настоящие жилища, сложили их из камня, а тут обходятся юртами, словно собрались не сегодня-завтра отправляться в дальний поход? Сам себе эту загадку Нов объяснил тем, что для кузницы войлочные стены не годятся, могут вспыхнуть от огня. А тем более в плавильне. На самом-то деле дома в Жемусе строили из камней потому, что никакого другого строительного материала у семейств Божинтоя и Хожира под рукой не оказалось. Вот и собрали из камня, благо в горах его имелось в избытке.
После еды Лес оседлал верного Огонька и поехал осматривать столицу. Из юрт выходили жители и приветливо здоровались с ханом.
– А где поселились братья-кузнецы? – спросил юноша.
Ему охотно показали направление, нашлось и немало желающих лично проводить, чтобы «не сбиться с дороги». К жилищам хористов Нов подъехал в сопровождении густой толпы. Все гомонили наперебой, и если бы он стал прислушиваться к каждому совету, то наверняка бы заплутал и не приехал вообще никуда.
На месте оказалось, что в Юртауне имеется хотя бы одно каменное строение – кузница. Пока остальные члены большого семейства распаковывали вещи, размещали скот, перевозили дрова от юрт рудознатцев (Ещё в Жемусе договорились с Дадагой, что поменяются: те заберут топливо, заготовленное кузнецами), Хор уже возился в кузнеце, очень уж не терпелось поработать с металлом, полученным по новой технологии. Делать здесь чародею пока что было нечего. Поэтому спросил, не зная чем заняться:
– А как устроилась ваша сестра Эйлик?
– Совсем дикарка, – махнул рукой с зажатой в ней молотом кузнец. – Забилась в угол юрты и сидит там, сверкая зубами и глазами, как волчица какая. И людей-то ей вокруг слишком много, и воздух у нас тут несвежий. А дети канючат, что нет ни домового, ни банника. Играть им, выходит, не с кем. Наши-то ребятки разбежались по друзьям и подружкам. Но я и с сестринскими живо разобрался: выгнал на улицу, а там таких огольцов – пруд пруди. А ты и впрямь станешь обучать травам и знахарству?
– А почему нет? Разве опытные лекари не нужны?
– Нужны, кто же спорит, – дело это важное. И откуда ты, Гессер, всей этой мудрости нахватался?
– Путешествовал много, – отвечал Нов. – Много видел, знатоков расспрашивал.
– Тогда понятно, конечно. Хотя и не совсем. Откуда про железо узнал, ежели его никто ещё не разведал?
– Есть такие, кто разведал. Живут в Лесной стране, их ещё динлинами кличут…
– Ты о северной стране Лин говоришь? – заинтересовался Хор. – Так там живут наши соратники.
– Какие соратники? – удивился Лес.
– Мы от них лет двадцать пять тому отбились. Чона, твой папаша, возглавлял полк правого заслона во время Битвы в Пути и чего-то не поделил с лешими. Те отряд и заблукали. А мы, кузнецы с рудознатцами, чуть позднее от обоза боевой амуниции отстали. Армии ушли на северо-запад. Там, по слухам, и находится страна Лин.
Юноше показалось, что сердце у него провалилось в желудок от таких известий.
– Когда, говоришь, вы потерялись? – на всякий случай переспросил он. Знал, что его предки обосновались в Минусинской котловине веков тридцать назад. И вновь услышал поразившую его цифру:
– Лет двадцать пять назад, я же тебе ясным языком объяснил.
И тогда до чародея дошло, что перенёсся он не только в чужое тело, но ещё и угодил в чужое время – до рождения его самого, папы Крона и даже дедушки Пиха должно ещё пройти не меньше трёх тысяч лет! А пока нет никакого Лесного княжества, с горечью осознал он, нет моих друзей и сверстников, нет ни ютров, ни ютов, нет и ютшколы. Интересно, успели уже заложить Холмград-столицу?
Первая мысль у него была – пробиваться в страну Лин. Он быстро спохватился, что на встрече с далёкими предками ему нечего рассказать, не о чем предупредить. Сообщить о ютроллях? Но как ни расписывай ужасы грядущего нашествия, вряд ли кто поверит в существование невиданных существ. А даже и поверят, всё равно за тридцать-то веков сказанное позабудется, никто и не вспомнит, что был такой Лес, он-де предупреждал. А вот доброе дело здесь, в Юртауне, он может сделать, если обучит местных кузнецов секретам изготовления доброй стали. Именно такие сведения и сумеют преодолеть многовековой рубеж, сделают потомков более умелыми и готовыми к любым неожиданностям.
Если не сумею вернуться в своё тело, решил он, то не стану гоняться за призраками, искать несуществующее. Сейчас у меня есть семья – мать, жена, есть власть, люди, желающие и готовые заниматься производством металла и оружия. Вот и воспользуюсь обстоятельствами. Буду выполнять свою задачу хорошо, потомки встретят врага во всеоружии. А пока займусь-ка я травами и лечением.
– Ты скажи Эйлик-Мулак, пусть вечером придёт ко мне, хочу собрать травников. Пусть посмотрит, послушает знатоков.
– Конечно передам. Смотрю, у тебя, Гессер, слова не расходятся с делом, – похвалил хозяин.
Юноша распрощался с Хором, рассказав напоследок, какие стоит сделать ванны для закалки стали и как переделать печи для отжига. Кузнец смотрел ему в рот и внимал каждому слову. Дома он принялся расспрашивать матушку Булган: а есть в Юртауне знаткие травники и лекари? Попросил, чтобы та позвала их всех к нему в юрту.
– И пусть каждый травник принесёт с собой образцы сборов, – сказал он. – Хочу узнать, где растут травы, в какую пору их рвут, как сушат или варят, как используются, что лечат.
– А на что это тебе, Джорочка? – забеспокоилась Булган.
– Да вот хочу поучиться у знатоков, хотя чему-то, возможно, и сам их смогу научить.
– Вообще-то, не ханское это дело.
– А какое – ханское?
– Не знаю в точности, но… Да ладно, занимайся чем хочется. Только пора бы тебе сходить на охоту. Мяса у нас в доме, считай, совсем не осталось. Сходил бы, убил сохатого. Зима наступила, можно морозить, не пропадёт. Впрочем, у нас и ледник неплохой, в нём и летом ничего не портится. Копчёную медвежатину, что ты с собой привёз, мы уже съели. Забивать коров нельзя, их у нас всего пять. Баранов и коз тоже немного, только на приплод. Съездишь, добудешь марала?
– Хорошо, матушка. Отчего и не поохотиться?
К вечеру слух о том, что молодой хан собирает лекарей и травников, разошёлся по столице, и в юрту командирского сынка набилось столько народа, что едва поместились. Пришёл даже Арапчор, ветеран, глава лекарской дюжины заслонного полка. Лес объяснил, зачем всех собрал, что надеется услышать и увидеть. Сперва травники отнекивались, не хотели делиться секретами, но юноша рассказал им о припутнике, мощном противовоспалительном средстве. Оказывается, траву эту многие встречали, да не знали применения, а потому и не собирали. А услыхавши, что пучки жар-цвета используются для освещения жилищ, до того удивились, что надолго замолкли. Сидели и хлопали глазами. А затем кто-то рассказал о другой редкой траве, которая быстро затворяет кровь. И пошло, и пошло. Делились случаями из жизни. Вспоминали, как удалось одолеть ту или иную болезнь. Арапчор обстоятельно излагал, как следует помогать раненым, чем колотая рана отличается от рубленой и другие специфические подробности. Многие действительно принесли с собой образцы трав, их пустили среди толпы, чтобы желающие могли осмотреть и запомнить.
Эйлик-Мулак сидела с широко разинутым ртом. Она впервые попала к людям, которые занимались её любимым делом, и не просто занимались, а были специалистами. Она жадными глазами рассматривала образцы, нюхала и пробовала на зуб, затаив дыхание выслушивала способы сбора, сушки, назначения и применения. Рассказы и споры продолжались до глубокой ночи, взволновали всех, хотя одни не успели высказаться, а другие не принесли ничего, чем могли бы похвастаться. Поэтому решили собраться и завтра вечером. Люди понимали, что от такого общения смогут очень многое получить, научиться лечить болезни, которые сами считали смертельными.
– А это – самое главное сейчас, – сказал Лес на прощание, – когда к нам могут пожаловать враги.
Воодушевлённые знахари расходились, продолжая спорить, чей метод лечения лучше. Только Эйлик-Мулак задержалась и о чём-то тихо советовалась с его золотой Другмо.
– О чём это вы шептались с Эйлик? – спросил он супругу, когда унтайки Мулак заскрипели снегом за стенами юрты.
– Очень уж она тебя хвалила, – призналась Другмо. – Говорит, тебе такой умный муж достался. Я, говорит, мужиков терпеть ненавижу, но Гессер – это действительно неуловимый Джору, умом за ним никто не угонится. А что это за «неуловимый», почему она так сказала?
– Сам не знаю, – признался Нов, который не был силён в языке леших.
– А ещё она сказала, что никакому мужчине не дала бы засадить свою деляну, а вот тебе бы позволила копать её хоть со всех сторон. Но я возразила, что мне и самой твоей лопаты мало…
– Неужели мало? – испугался Лес, вспомнив вчерашние сладкие истязания.
Зря спросил, решил он позднее. Потому что разбудил вулкан. Другмо словно взорвалась. Её юбки и шаровары взлетели в воздух, и через два удара сердца она оказалась обнажённой. Последовала очередь хана. Она срывала с него одежды, как кожуру с луковицы. При этом рассказывала, что за время долгого отсутствия супруга узнала от местных женщин новую замечательную песню, которую тут же и промурлыкала:
– Сейчас увидишь, – пообещала супруга, увлекая его в постель.
Способ, с которого она начала сегодняшнюю ночь, назывался «три мандарина беседуют под луной о солнечных затмениях». Сама изображала поочерёдно то луну, то солнце, демонстрировала затмения, а Лес должен был представлять трёх мандаринов.
– Этот вот – толстый-толстый, – прислушивалась к себе и делилась впечатлениями Другмо. – А этот – согнутый, как лук, но с туго натянутой тетивой. А третий – хромой на одну ногу и кривой на другой глаз мандарин. Он смотрит на Алую пещеру, видит Драгоценную башню и моргает-моргает.
От кривого мандарина юноша совсем обалдел, в своих нечастых и, как оказалось сейчас, однообразных любовных ласках они с Кали и представить не могли, что доставить удовольствие любимому человеку можно не только пальцами и губами, но и моргающим глазом.
А неуёмная на выдумку золотая красавица применяла язык, зубы, уши, нос, пальцы ног и даже локти и колени. В этом хан быстро убедился.
Следующая позиция называлась довольно просто – «козочка на горе», но в исполнении оказалась очень сложной. Лесу пришлось встать и, чтобы не свалиться, упереться спиной о шест, поддерживающий крышу. Очевидно, мужчина должен был изображать горную кручу, а Другмо воображала себя козочкой. Она карабкалась на супруга и прыгала, блеяла от удовольствия и пощипывала губами.
– По-моему, ты больше похожа на медвежонка, карабкающегося на дерево, – сказал Нов.
– О нет, милый, – промяукала женщина. – Мишка совсем не так. Сейчас я покажу тебе, как «панда лакомится сладкими побегами бамбука».
Поза не изменилась, зато партнёрша стала вести себя по-другому. Она хватала ртом его уши, проникала в ушную раковину языком, раскачивалась на муже, как на тонкой смолистой лесинке. Панду сменил «поползень в поисках червячка». Другмо перевернулась вверх ногами и деловито поползла вниз. Червячка она нашла быстро, склевала и встала на голову. Встретились «водопады и фонтаны». Когда обессиленный Нов рухнул на четвереньки, женщина применила способ «лазутчики проникают с тыла». Ко «всеобщему разоружению» чародей подошёл, когда все арсеналы были исчерпаны.
И снова Другмо осталась недовольна, завела вчерашнюю песню.
– Ты меня больше не любишь! – рыдала она. – Ты хочешь эту противную Эйлик-Мулак!
– Да что ты, дорогая, – еле ворочая языком, оправдывался Нов.
– Её бесплодная делянка для тебя слаще моих цветущих лугов! – обвиняла она.
– Ты не права, – отвечал он, проваливаясь в сон.
– Твой заступ готов копать её каменистую почву! Но я не позволю тупить лезвие о валуны и булыжники. Если уж тебе не хватает меня одной, то давай пригласим играть твою милую матушку Булган, она такая милая рыженькая соболинка!
От такого предложения Лес проснулся и даже подпрыгнул в постели.
– Как ты можешь такое говорить? – выкрикнул он. – Она же моя мать!
– Вот! Значит, тебе знакомо её лоно. Мы станем играть «ромашки спрятались, их ищут лютики» и «три тополя на площади»[21]. Ты достанешь…
Подробностей он не узнал, потому что не желал и слышать про такой срам, и спрятался во сне. Утром супруга разбудила его и сразу же выгнала на снег умываться, твердя, что «воды в кувшин уже набрала».
За завтраком Лес боялся встретиться глазами с Булган, стыдясь вчерашнего ночного разговора. Поэтому деловито начал расспросы, почему жилища освещаются масляными плошками, которые дают мало света, и не пользуются восковыми свечами. Вспомнил, что во время собрания травников было темно, а это мешало разглядеть мелкие особенности травинок.
– А где брать воск для свечей и как их делают? – спросила матушка.
– Так вот же, – ответил Нов, выплёвывая вощину. – Мы же едим мёд с сотами, а воск выплёвываем и зря выбрасываем. А фитиль нужно делать из ниток. Раз все носят льняные одежды, значит, и в нитках недостатка не будет. Наберите вдвоём того и другого, я покажу, как делать свечки.
И подумал, что юрта для занятий с травниками мала и неудобна. Нужно построить школу, решил он. Двухэтажную. Первый ярус сложить из камней, там проводить большие собрания, а второй – деревянный, разбитый на классы. А ещё нужно расширить кузницу и переоборудовать её. Набрать добровольцев для Жемуса, пусть братья Дадаги ищут руды и занимаются плавкой, а рудокопы занимаются разработкой рудников и подвозом материалов. Значит, нужно собрать мужиков, обсудить планы.
– Матушка, – сказал он, – передай, что я хочу завтра с утра собрать на площади мужиков, поговорить о дальнейшей жизни.
– Ладно, Джорочка, скажу.
В школе, рассуждал Лес, стану обучать детей грамоте. Только вот на чём писать? Бумаги-то нет. Заготовить бересты? Да нет, хлопотно и плохо видны нацарапанные знаки. Лучше соорудить большую классную доску и много маленьких. Выкрасить в чёрный цвет и писать мелом. А что делать с Сапроном и Укю? Колдуна и ведьмочку нужно учить отдельно. Для них создам отдельный класс. А заодно нужно определить, сколько всего в столице родилось колдунов и ведьм. Всех их и включу в спецкласс.
– Булган, – сказал он, почти позабыв нескромное предложение супруги, – сегодня до вечера побудь в моей юрте, займись с Другмо заготовкой воска (поспрашивай соседей, у них наверняка много отходов) и фитилей для свечек. А я в твоей юрте устрою ловушку на ведьм.
– Каких ведьм?
– Детей от леших. Рождались в столице такие?
– Конечно рождались.
– Вот их и отберу. Сейчас устрою ловушку, а потом съезжу на охоту. К обеду вернусь.
– А вдруг до обеда не встретишь ни одного лося?
– Тогда вернусь без добычи, поеду в другой раз… Я видел медвежью шкуру, где она?
Другмо принесла шкуру, лаская её ладонями и целуя в нос.
– Давненько, Гессер, ты не любил меня вдвоём с мишкой! – упрекнула она.
Лес не стал спорить, а пошёл в матушкину юрту. Из медвежьей шкуры и сосновой чурки соорудил композицию «Медведь слушает музыку, играя с сосновой щепкой». С помощью кудес придал шкуре объём и заставил двигаться, дёргать отщеп пенька. Кудеса, как он заметил, накладывались плохо. Не хватало энергии: магических источников было немного и малой мощности. Тянуть к ним силовые линии оказалось мукой.
А у нас в Минусинской котловине, подумал чародей, до нашествия ютров, говорят, источник был сильнейшим, накладывать кудеса ничего не стоило.
Покончив с заклятиями, он настроил ловушку и выбрался на улицу.
– Ребятки, – окликнул резвящуюся в снегу стайку детей, – хотите посмотреть на медведя, играющего щепой?
Ребятня мигом обступила его, возбуждённо сверкая глазами.
– А где медведь-музыкант? – спросил кто-то из них.
– В юрте матушки Булган. Идите смотреть и не бойтесь, он не настоящий. Только прошу игрушку руками не трогать, а то сломается. Посмотрите сами, передайте другим детям. Пусть все посмотрят.
Карапузы с визгом бросились к юрте и скрылись внутри. Послышались восхищённые охи и ахи. А Лес оседлал Огонька, запряг в сани кобылку Ласточку и отправился на охоту. В лесу опробовал найденный в седёльной сумке плоский каменный диск из углов и зубцов, потому что истинным зрением разглядел на нём следы такого мощного заклятия, что аж очи слепило. Так и назвал неведомое оружие – очир. Из рук он полетел как молния, почти не требуя управления полётом. Врезался в сосну, мгновенно перепилил её и вернулся назад в руки хозяина.
– Вот это да! – восхитился чародей. – С таким оружием никакого лука не надобно.
С помощью вещун-связи он отыскал ближайшего сохатого и внушил ему, что вон у того утёса находится выход солончака. Сохатый явился, юноша убил его одним броском каменного диска. Затем с помощью всё того же очира снял шкуру и разделал тушу. Мясо он погрузил в сани и отправился домой. Вернулся, как и обещал, к обеду. Радости матушки и супруги при виде свежанины не было предела. Другмо ухватила бурдюк со свежей кровью и заявила, что к ужину приготовит кровяную колбасу.
Нов распряг лошадей, задал корма и пошёл посмотреть, много ли ведьмочек попалось в ловушку. В юрте скопилось больше дюжины колдунов и ведьм. Были они разновозрастными – от трёхлеток до таких, кто отпраздновал уже тринадцатую или четырнадцатую весну. Все они прибежали смотреть медведя-музыканта вместе с остальными ребятишками, войти-то вошли, а выйти не сумели и теперь хныкали, не понимая, что с ними происходит. Чародей осмотрел каждого из них истинным зрением, стараясь запомнить, и снял заклятие.
– Бегите по домам, – велел он. – Ничего страшного не случилось, играйте, веселитесь. Придёте, когда позову на учёбу.
Они убежали, а Нов опять насторожил ловушку. Небось до вечера наберётся ещё дюжина, подумал он.
Дюжина не дюжина, но пяток кандидатур в спецкласс попался. Вечером опять собрались травники. Пришло много таких, которые вчера явиться не соизволили. А нынче прибежали при вести, что хан проводит полезные и очень интересные занятия. Нанесли образцы трав и снадобий.
Для начала Лес обучил гостей делать восковые свечи. Он отлил их пяток и машинально поджёг огнём с пальцев. Эта нехитрая магия произвела незабываемое впечатление. И свечи понравились.
– Сколько мы раньше этого воску даром выкинули, – сокрушались зрители. – А из него вон какие славные светильники получаются.
В этот раз юноша познакомился с парой незнакомых травок, одна из них якобы сводила бородавки, а другая укрепляла ногти. Выступили, похоже, все, кто хотел. Хан коротко подвёл итоги, перечислил самых знатких, назвав поимённо. Посоветовал прочим у них учиться.
А ночью сам учился у жены всё новым и новым способам и их применению.
Наутро на площади собралось мужское население Юртауна. Лес забрался на давно сколоченные подмостки и обратился к толпе.
– Мужики! – сказал он. – Ходят слухи об опасности, которая может вот-вот грянуть. На нас могут напасть враги. К отражению атаки мы должны подготовиться. Все знают, что доброго оружия у нас почти не осталось. Но кузнецы обнаружили новый металл – железо. Из железа сейчас братья Дадаги варят сталь, а из неё можно выковать чудесные мечи, которые рубят бронзу. Но чтобы изготовить побольше такого оружия, нужны добровольцы, которые отправятся в Жемус и помогут добывать руду. Нужны люди для расширения и переоборудования кузницы. Кроме того, я бы хотел построить в Юртауне дом из двух этажей: первый – каменный, а второй – деревянный. Внизу будет зал для собраний, а наверху школа, где станем обучать лекарей, а детей – грамоте. Какие вопросы ко мне?
Вопросов было много, но, как понял Нов из настроения толпы, хана в столице любили, считали храбрым и мудрым, к его советам прислушивались. Поэтому разговоры свелись в основном к количеству добровольцев, готовых заняться тем или иным делом. Определили потребное число лесорубов, камнетёсов, возчиков груза, плотников и столяров. Создали бригады специалистов и назначили старших.
Наступила зима, и крупных хозяйственных дел у людей, живущих своим трудом, не было. Поэтому они и соглашались принять участие в общественных работах. Каждый сознавал, что укреплением обороны защитит собственную семью от неведомого врага. Многим не терпелось увидеть новое оружие, ощутить его силу.
После обеда Лес отправился узнать, как идут дела у хористов.
В кузнице шёл перестук молотов и молотков. Старший брат, волнуясь, протянул хану первый кинжал, откованный из нового материала. Нов подержал его в руках и резко ударил лезвием по бронзовой наковальне. Осмотрел клинок, но зазубрины не обнаружил.
– Неплохая работа, – похвалил он. – И рукоять удобная. Сейчас мы сделаем её поприглядней.
Левой рукой он поколдовал над кинжалом, наводя кудеса. Рукоятка засверкала в бликах огня. Кузнецы ахнули.
– Как ты этого добился, хан? – спросил Хор.
– Секрет мастера, – ушёл от ответа юноша. – Это пустяки, детские игрушки. Не обращайте внимания. А сейчас мы с вами займёмся главным. Я уже рассказывал, как проводить отжиг и закалку мечей. Хочу рассказать о том, в какой последовательности ковать клинок, чтобы он стал твёрдым и пластичным, гнулся, но не ломался.
В страсти Алая пещера
Оросилася весьма.
И Нефритовые фибры
Трепетали отчего-то,
А ложбинка Золотая,
Кажется, сошла с ума.
Но Самшитовая роща
Битвы жаждала бесстрашно,
Затаился в ожиданье
Августейший павильон.
И готовы были рухнуть
Стены Драгоценной башни.
Янский жезл пошёл в атаку
Грозно и со всех сторон!
Едва Другмо упомянула атаку, как жезл юноши словно взорвался, сладостная и мучительная истома разлилась по позвоночнику, в глазах заплясали ослепительно голубые и багровые вспышки, а под черепом заклокотали, выкипая, мысли. Ничего подобного испытывать с Кали ему не доводилось. Кажется, он впал в забытьё, а вот супруга не успокоилась. Ухватила его Янский жезл и пустила в ход «кораллы и драгоценности» – губы и зубы. Урча и мяукая, она мигом восстановила его увядшую мужественность и потребовала продолжения способом «семь драконов, летящих над озером по своей нужде». Такого способа Лес, разумеется, не знал, но Другмо и не спрашивала, как именно и в какой последовательности пускать в ход драконов. Она сама определяла очерёдность, разливала озеро и избывала нужду. За драконами последовал «императорский паланкин, проходящий девяносто девять ворот». Золотая красавица с энтузиазмом отпирала и запирала ворота, тщательно их считая, чтобы не сбиться. Всё равно юноше показалось, что было тех ворот значительно больше сотни.
Захлопнув последние, супруга не успокоилась, а протиснула паланкин ещё и через маленькую калитку. Через «сады, зацветающие дважды», где сама зацвела не меньше пяти раз, она вовлекла Нова в любовную игру «созрели вишни в саду у дядюшки Вани»[20], заставляя его ртом срывать алые вишни с её груди. Затем через «рубиновые чертоги» они проследовали к пруду, где «селезни охотились на уточек», а когда селезни уронили головы, побеждённые неутомимостью уточек, Другмо свила им гнёздышки в «тростнике, поющем под ветром с востока». Когда и ветер с востока оказался бессильным оживить любовную страсть, она обильно смазала Янтарную пушку на колёсах и принялась заряжать её с пылом новобранца. В конце концов ствол пушки погнулся, потеряв способность извергать ядра. Тогда женщина попыталась завести «часы с хрустальным боем и опаловыми бубенчиками», но хрусталь не звенел, и даже не хрустел, а бубенчики опали, как срезанные позавчера бутоны.
– Ты меня больше не любишь! – зарыдала от такой неудачи Другмо, а Лес не смог ей возразить ни словом, ни жестом.
Наутро он был ни жив ни мёртв, но всё же заставил себя подняться, босиком и в льняных кальсонах вышел на улицу умываться. Жена, причитая, что любимый супруг «совсем с ума сошёл», всё-таки вышла вместе с ним и поливала водой из кувшина, объясняя, мол, «никакого мыла я не видала и даже не знаю, с чем его едят». Посмотреть на невиданное зрелище сбежались все соседи.
На завтрак Другмо подала чай на травах, а матушка Булган принесла горячие лепёшки и миску мёда с сотами. Сидели скрестив ноги втроём за низким столиком. Поза показалась юноше очень неудобной, и он решил сделать настоящий, высокий стол, чтобы сидеть как положено на скамейке или табурете. Но быстро сообразил, что такой мебели не место в юрте, и задумался: а не срубить ли избу-пятистенку? Сложить каменную печь, то-то тепло станет. От очага, выложенного из камней в середине жилища, пользы было немного: костёр и костёр, да ещё и дыра наверху для выхода дыма. За ночь жаровни остывали, и по утрам температура в юрте лишь чуть-чуть отличалась от наружной. Почему же в посёлке Жемус построили настоящие жилища, сложили их из камня, а тут обходятся юртами, словно собрались не сегодня-завтра отправляться в дальний поход? Сам себе эту загадку Нов объяснил тем, что для кузницы войлочные стены не годятся, могут вспыхнуть от огня. А тем более в плавильне. На самом-то деле дома в Жемусе строили из камней потому, что никакого другого строительного материала у семейств Божинтоя и Хожира под рукой не оказалось. Вот и собрали из камня, благо в горах его имелось в избытке.
После еды Лес оседлал верного Огонька и поехал осматривать столицу. Из юрт выходили жители и приветливо здоровались с ханом.
– А где поселились братья-кузнецы? – спросил юноша.
Ему охотно показали направление, нашлось и немало желающих лично проводить, чтобы «не сбиться с дороги». К жилищам хористов Нов подъехал в сопровождении густой толпы. Все гомонили наперебой, и если бы он стал прислушиваться к каждому совету, то наверняка бы заплутал и не приехал вообще никуда.
На месте оказалось, что в Юртауне имеется хотя бы одно каменное строение – кузница. Пока остальные члены большого семейства распаковывали вещи, размещали скот, перевозили дрова от юрт рудознатцев (Ещё в Жемусе договорились с Дадагой, что поменяются: те заберут топливо, заготовленное кузнецами), Хор уже возился в кузнеце, очень уж не терпелось поработать с металлом, полученным по новой технологии. Делать здесь чародею пока что было нечего. Поэтому спросил, не зная чем заняться:
– А как устроилась ваша сестра Эйлик?
– Совсем дикарка, – махнул рукой с зажатой в ней молотом кузнец. – Забилась в угол юрты и сидит там, сверкая зубами и глазами, как волчица какая. И людей-то ей вокруг слишком много, и воздух у нас тут несвежий. А дети канючат, что нет ни домового, ни банника. Играть им, выходит, не с кем. Наши-то ребятки разбежались по друзьям и подружкам. Но я и с сестринскими живо разобрался: выгнал на улицу, а там таких огольцов – пруд пруди. А ты и впрямь станешь обучать травам и знахарству?
– А почему нет? Разве опытные лекари не нужны?
– Нужны, кто же спорит, – дело это важное. И откуда ты, Гессер, всей этой мудрости нахватался?
– Путешествовал много, – отвечал Нов. – Много видел, знатоков расспрашивал.
– Тогда понятно, конечно. Хотя и не совсем. Откуда про железо узнал, ежели его никто ещё не разведал?
– Есть такие, кто разведал. Живут в Лесной стране, их ещё динлинами кличут…
– Ты о северной стране Лин говоришь? – заинтересовался Хор. – Так там живут наши соратники.
– Какие соратники? – удивился Лес.
– Мы от них лет двадцать пять тому отбились. Чона, твой папаша, возглавлял полк правого заслона во время Битвы в Пути и чего-то не поделил с лешими. Те отряд и заблукали. А мы, кузнецы с рудознатцами, чуть позднее от обоза боевой амуниции отстали. Армии ушли на северо-запад. Там, по слухам, и находится страна Лин.
Юноше показалось, что сердце у него провалилось в желудок от таких известий.
– Когда, говоришь, вы потерялись? – на всякий случай переспросил он. Знал, что его предки обосновались в Минусинской котловине веков тридцать назад. И вновь услышал поразившую его цифру:
– Лет двадцать пять назад, я же тебе ясным языком объяснил.
И тогда до чародея дошло, что перенёсся он не только в чужое тело, но ещё и угодил в чужое время – до рождения его самого, папы Крона и даже дедушки Пиха должно ещё пройти не меньше трёх тысяч лет! А пока нет никакого Лесного княжества, с горечью осознал он, нет моих друзей и сверстников, нет ни ютров, ни ютов, нет и ютшколы. Интересно, успели уже заложить Холмград-столицу?
Первая мысль у него была – пробиваться в страну Лин. Он быстро спохватился, что на встрече с далёкими предками ему нечего рассказать, не о чем предупредить. Сообщить о ютроллях? Но как ни расписывай ужасы грядущего нашествия, вряд ли кто поверит в существование невиданных существ. А даже и поверят, всё равно за тридцать-то веков сказанное позабудется, никто и не вспомнит, что был такой Лес, он-де предупреждал. А вот доброе дело здесь, в Юртауне, он может сделать, если обучит местных кузнецов секретам изготовления доброй стали. Именно такие сведения и сумеют преодолеть многовековой рубеж, сделают потомков более умелыми и готовыми к любым неожиданностям.
Если не сумею вернуться в своё тело, решил он, то не стану гоняться за призраками, искать несуществующее. Сейчас у меня есть семья – мать, жена, есть власть, люди, желающие и готовые заниматься производством металла и оружия. Вот и воспользуюсь обстоятельствами. Буду выполнять свою задачу хорошо, потомки встретят врага во всеоружии. А пока займусь-ка я травами и лечением.
– Ты скажи Эйлик-Мулак, пусть вечером придёт ко мне, хочу собрать травников. Пусть посмотрит, послушает знатоков.
– Конечно передам. Смотрю, у тебя, Гессер, слова не расходятся с делом, – похвалил хозяин.
Юноша распрощался с Хором, рассказав напоследок, какие стоит сделать ванны для закалки стали и как переделать печи для отжига. Кузнец смотрел ему в рот и внимал каждому слову. Дома он принялся расспрашивать матушку Булган: а есть в Юртауне знаткие травники и лекари? Попросил, чтобы та позвала их всех к нему в юрту.
– И пусть каждый травник принесёт с собой образцы сборов, – сказал он. – Хочу узнать, где растут травы, в какую пору их рвут, как сушат или варят, как используются, что лечат.
– А на что это тебе, Джорочка? – забеспокоилась Булган.
– Да вот хочу поучиться у знатоков, хотя чему-то, возможно, и сам их смогу научить.
– Вообще-то, не ханское это дело.
– А какое – ханское?
– Не знаю в точности, но… Да ладно, занимайся чем хочется. Только пора бы тебе сходить на охоту. Мяса у нас в доме, считай, совсем не осталось. Сходил бы, убил сохатого. Зима наступила, можно морозить, не пропадёт. Впрочем, у нас и ледник неплохой, в нём и летом ничего не портится. Копчёную медвежатину, что ты с собой привёз, мы уже съели. Забивать коров нельзя, их у нас всего пять. Баранов и коз тоже немного, только на приплод. Съездишь, добудешь марала?
– Хорошо, матушка. Отчего и не поохотиться?
К вечеру слух о том, что молодой хан собирает лекарей и травников, разошёлся по столице, и в юрту командирского сынка набилось столько народа, что едва поместились. Пришёл даже Арапчор, ветеран, глава лекарской дюжины заслонного полка. Лес объяснил, зачем всех собрал, что надеется услышать и увидеть. Сперва травники отнекивались, не хотели делиться секретами, но юноша рассказал им о припутнике, мощном противовоспалительном средстве. Оказывается, траву эту многие встречали, да не знали применения, а потому и не собирали. А услыхавши, что пучки жар-цвета используются для освещения жилищ, до того удивились, что надолго замолкли. Сидели и хлопали глазами. А затем кто-то рассказал о другой редкой траве, которая быстро затворяет кровь. И пошло, и пошло. Делились случаями из жизни. Вспоминали, как удалось одолеть ту или иную болезнь. Арапчор обстоятельно излагал, как следует помогать раненым, чем колотая рана отличается от рубленой и другие специфические подробности. Многие действительно принесли с собой образцы трав, их пустили среди толпы, чтобы желающие могли осмотреть и запомнить.
Эйлик-Мулак сидела с широко разинутым ртом. Она впервые попала к людям, которые занимались её любимым делом, и не просто занимались, а были специалистами. Она жадными глазами рассматривала образцы, нюхала и пробовала на зуб, затаив дыхание выслушивала способы сбора, сушки, назначения и применения. Рассказы и споры продолжались до глубокой ночи, взволновали всех, хотя одни не успели высказаться, а другие не принесли ничего, чем могли бы похвастаться. Поэтому решили собраться и завтра вечером. Люди понимали, что от такого общения смогут очень многое получить, научиться лечить болезни, которые сами считали смертельными.
– А это – самое главное сейчас, – сказал Лес на прощание, – когда к нам могут пожаловать враги.
Воодушевлённые знахари расходились, продолжая спорить, чей метод лечения лучше. Только Эйлик-Мулак задержалась и о чём-то тихо советовалась с его золотой Другмо.
– О чём это вы шептались с Эйлик? – спросил он супругу, когда унтайки Мулак заскрипели снегом за стенами юрты.
– Очень уж она тебя хвалила, – призналась Другмо. – Говорит, тебе такой умный муж достался. Я, говорит, мужиков терпеть ненавижу, но Гессер – это действительно неуловимый Джору, умом за ним никто не угонится. А что это за «неуловимый», почему она так сказала?
– Сам не знаю, – признался Нов, который не был силён в языке леших.
– А ещё она сказала, что никакому мужчине не дала бы засадить свою деляну, а вот тебе бы позволила копать её хоть со всех сторон. Но я возразила, что мне и самой твоей лопаты мало…
– Неужели мало? – испугался Лес, вспомнив вчерашние сладкие истязания.
Зря спросил, решил он позднее. Потому что разбудил вулкан. Другмо словно взорвалась. Её юбки и шаровары взлетели в воздух, и через два удара сердца она оказалась обнажённой. Последовала очередь хана. Она срывала с него одежды, как кожуру с луковицы. При этом рассказывала, что за время долгого отсутствия супруга узнала от местных женщин новую замечательную песню, которую тут же и промурлыкала:
– Никогда-никогда? – спросил Нов.
– Ты приходи, мой возлюбленный, смело –
Пусть будет на улице утро ли, ночь ли, полночь.
Сразу займёмся с тобою полезнейшим делом:
Орешки кедровые станем толочь.
Ступу подставлю свою,
Ты немедленно вставишь свой пест.
Будем без устали делать работу тую,
И никогда мне она, мой возлюбленный, не надоест.
– Сейчас увидишь, – пообещала супруга, увлекая его в постель.
Способ, с которого она начала сегодняшнюю ночь, назывался «три мандарина беседуют под луной о солнечных затмениях». Сама изображала поочерёдно то луну, то солнце, демонстрировала затмения, а Лес должен был представлять трёх мандаринов.
– Этот вот – толстый-толстый, – прислушивалась к себе и делилась впечатлениями Другмо. – А этот – согнутый, как лук, но с туго натянутой тетивой. А третий – хромой на одну ногу и кривой на другой глаз мандарин. Он смотрит на Алую пещеру, видит Драгоценную башню и моргает-моргает.
От кривого мандарина юноша совсем обалдел, в своих нечастых и, как оказалось сейчас, однообразных любовных ласках они с Кали и представить не могли, что доставить удовольствие любимому человеку можно не только пальцами и губами, но и моргающим глазом.
А неуёмная на выдумку золотая красавица применяла язык, зубы, уши, нос, пальцы ног и даже локти и колени. В этом хан быстро убедился.
Следующая позиция называлась довольно просто – «козочка на горе», но в исполнении оказалась очень сложной. Лесу пришлось встать и, чтобы не свалиться, упереться спиной о шест, поддерживающий крышу. Очевидно, мужчина должен был изображать горную кручу, а Другмо воображала себя козочкой. Она карабкалась на супруга и прыгала, блеяла от удовольствия и пощипывала губами.
– По-моему, ты больше похожа на медвежонка, карабкающегося на дерево, – сказал Нов.
– О нет, милый, – промяукала женщина. – Мишка совсем не так. Сейчас я покажу тебе, как «панда лакомится сладкими побегами бамбука».
Поза не изменилась, зато партнёрша стала вести себя по-другому. Она хватала ртом его уши, проникала в ушную раковину языком, раскачивалась на муже, как на тонкой смолистой лесинке. Панду сменил «поползень в поисках червячка». Другмо перевернулась вверх ногами и деловито поползла вниз. Червячка она нашла быстро, склевала и встала на голову. Встретились «водопады и фонтаны». Когда обессиленный Нов рухнул на четвереньки, женщина применила способ «лазутчики проникают с тыла». Ко «всеобщему разоружению» чародей подошёл, когда все арсеналы были исчерпаны.
И снова Другмо осталась недовольна, завела вчерашнюю песню.
– Ты меня больше не любишь! – рыдала она. – Ты хочешь эту противную Эйлик-Мулак!
– Да что ты, дорогая, – еле ворочая языком, оправдывался Нов.
– Её бесплодная делянка для тебя слаще моих цветущих лугов! – обвиняла она.
– Ты не права, – отвечал он, проваливаясь в сон.
– Твой заступ готов копать её каменистую почву! Но я не позволю тупить лезвие о валуны и булыжники. Если уж тебе не хватает меня одной, то давай пригласим играть твою милую матушку Булган, она такая милая рыженькая соболинка!
От такого предложения Лес проснулся и даже подпрыгнул в постели.
– Как ты можешь такое говорить? – выкрикнул он. – Она же моя мать!
– Вот! Значит, тебе знакомо её лоно. Мы станем играть «ромашки спрятались, их ищут лютики» и «три тополя на площади»[21]. Ты достанешь…
Подробностей он не узнал, потому что не желал и слышать про такой срам, и спрятался во сне. Утром супруга разбудила его и сразу же выгнала на снег умываться, твердя, что «воды в кувшин уже набрала».
За завтраком Лес боялся встретиться глазами с Булган, стыдясь вчерашнего ночного разговора. Поэтому деловито начал расспросы, почему жилища освещаются масляными плошками, которые дают мало света, и не пользуются восковыми свечами. Вспомнил, что во время собрания травников было темно, а это мешало разглядеть мелкие особенности травинок.
– А где брать воск для свечей и как их делают? – спросила матушка.
– Так вот же, – ответил Нов, выплёвывая вощину. – Мы же едим мёд с сотами, а воск выплёвываем и зря выбрасываем. А фитиль нужно делать из ниток. Раз все носят льняные одежды, значит, и в нитках недостатка не будет. Наберите вдвоём того и другого, я покажу, как делать свечки.
И подумал, что юрта для занятий с травниками мала и неудобна. Нужно построить школу, решил он. Двухэтажную. Первый ярус сложить из камней, там проводить большие собрания, а второй – деревянный, разбитый на классы. А ещё нужно расширить кузницу и переоборудовать её. Набрать добровольцев для Жемуса, пусть братья Дадаги ищут руды и занимаются плавкой, а рудокопы занимаются разработкой рудников и подвозом материалов. Значит, нужно собрать мужиков, обсудить планы.
– Матушка, – сказал он, – передай, что я хочу завтра с утра собрать на площади мужиков, поговорить о дальнейшей жизни.
– Ладно, Джорочка, скажу.
В школе, рассуждал Лес, стану обучать детей грамоте. Только вот на чём писать? Бумаги-то нет. Заготовить бересты? Да нет, хлопотно и плохо видны нацарапанные знаки. Лучше соорудить большую классную доску и много маленьких. Выкрасить в чёрный цвет и писать мелом. А что делать с Сапроном и Укю? Колдуна и ведьмочку нужно учить отдельно. Для них создам отдельный класс. А заодно нужно определить, сколько всего в столице родилось колдунов и ведьм. Всех их и включу в спецкласс.
– Булган, – сказал он, почти позабыв нескромное предложение супруги, – сегодня до вечера побудь в моей юрте, займись с Другмо заготовкой воска (поспрашивай соседей, у них наверняка много отходов) и фитилей для свечек. А я в твоей юрте устрою ловушку на ведьм.
– Каких ведьм?
– Детей от леших. Рождались в столице такие?
– Конечно рождались.
– Вот их и отберу. Сейчас устрою ловушку, а потом съезжу на охоту. К обеду вернусь.
– А вдруг до обеда не встретишь ни одного лося?
– Тогда вернусь без добычи, поеду в другой раз… Я видел медвежью шкуру, где она?
Другмо принесла шкуру, лаская её ладонями и целуя в нос.
– Давненько, Гессер, ты не любил меня вдвоём с мишкой! – упрекнула она.
Лес не стал спорить, а пошёл в матушкину юрту. Из медвежьей шкуры и сосновой чурки соорудил композицию «Медведь слушает музыку, играя с сосновой щепкой». С помощью кудес придал шкуре объём и заставил двигаться, дёргать отщеп пенька. Кудеса, как он заметил, накладывались плохо. Не хватало энергии: магических источников было немного и малой мощности. Тянуть к ним силовые линии оказалось мукой.
А у нас в Минусинской котловине, подумал чародей, до нашествия ютров, говорят, источник был сильнейшим, накладывать кудеса ничего не стоило.
Покончив с заклятиями, он настроил ловушку и выбрался на улицу.
– Ребятки, – окликнул резвящуюся в снегу стайку детей, – хотите посмотреть на медведя, играющего щепой?
Ребятня мигом обступила его, возбуждённо сверкая глазами.
– А где медведь-музыкант? – спросил кто-то из них.
– В юрте матушки Булган. Идите смотреть и не бойтесь, он не настоящий. Только прошу игрушку руками не трогать, а то сломается. Посмотрите сами, передайте другим детям. Пусть все посмотрят.
Карапузы с визгом бросились к юрте и скрылись внутри. Послышались восхищённые охи и ахи. А Лес оседлал Огонька, запряг в сани кобылку Ласточку и отправился на охоту. В лесу опробовал найденный в седёльной сумке плоский каменный диск из углов и зубцов, потому что истинным зрением разглядел на нём следы такого мощного заклятия, что аж очи слепило. Так и назвал неведомое оружие – очир. Из рук он полетел как молния, почти не требуя управления полётом. Врезался в сосну, мгновенно перепилил её и вернулся назад в руки хозяина.
– Вот это да! – восхитился чародей. – С таким оружием никакого лука не надобно.
С помощью вещун-связи он отыскал ближайшего сохатого и внушил ему, что вон у того утёса находится выход солончака. Сохатый явился, юноша убил его одним броском каменного диска. Затем с помощью всё того же очира снял шкуру и разделал тушу. Мясо он погрузил в сани и отправился домой. Вернулся, как и обещал, к обеду. Радости матушки и супруги при виде свежанины не было предела. Другмо ухватила бурдюк со свежей кровью и заявила, что к ужину приготовит кровяную колбасу.
Нов распряг лошадей, задал корма и пошёл посмотреть, много ли ведьмочек попалось в ловушку. В юрте скопилось больше дюжины колдунов и ведьм. Были они разновозрастными – от трёхлеток до таких, кто отпраздновал уже тринадцатую или четырнадцатую весну. Все они прибежали смотреть медведя-музыканта вместе с остальными ребятишками, войти-то вошли, а выйти не сумели и теперь хныкали, не понимая, что с ними происходит. Чародей осмотрел каждого из них истинным зрением, стараясь запомнить, и снял заклятие.
– Бегите по домам, – велел он. – Ничего страшного не случилось, играйте, веселитесь. Придёте, когда позову на учёбу.
Они убежали, а Нов опять насторожил ловушку. Небось до вечера наберётся ещё дюжина, подумал он.
Дюжина не дюжина, но пяток кандидатур в спецкласс попался. Вечером опять собрались травники. Пришло много таких, которые вчера явиться не соизволили. А нынче прибежали при вести, что хан проводит полезные и очень интересные занятия. Нанесли образцы трав и снадобий.
Для начала Лес обучил гостей делать восковые свечи. Он отлил их пяток и машинально поджёг огнём с пальцев. Эта нехитрая магия произвела незабываемое впечатление. И свечи понравились.
– Сколько мы раньше этого воску даром выкинули, – сокрушались зрители. – А из него вон какие славные светильники получаются.
В этот раз юноша познакомился с парой незнакомых травок, одна из них якобы сводила бородавки, а другая укрепляла ногти. Выступили, похоже, все, кто хотел. Хан коротко подвёл итоги, перечислил самых знатких, назвав поимённо. Посоветовал прочим у них учиться.
А ночью сам учился у жены всё новым и новым способам и их применению.
Наутро на площади собралось мужское население Юртауна. Лес забрался на давно сколоченные подмостки и обратился к толпе.
– Мужики! – сказал он. – Ходят слухи об опасности, которая может вот-вот грянуть. На нас могут напасть враги. К отражению атаки мы должны подготовиться. Все знают, что доброго оружия у нас почти не осталось. Но кузнецы обнаружили новый металл – железо. Из железа сейчас братья Дадаги варят сталь, а из неё можно выковать чудесные мечи, которые рубят бронзу. Но чтобы изготовить побольше такого оружия, нужны добровольцы, которые отправятся в Жемус и помогут добывать руду. Нужны люди для расширения и переоборудования кузницы. Кроме того, я бы хотел построить в Юртауне дом из двух этажей: первый – каменный, а второй – деревянный. Внизу будет зал для собраний, а наверху школа, где станем обучать лекарей, а детей – грамоте. Какие вопросы ко мне?
Вопросов было много, но, как понял Нов из настроения толпы, хана в столице любили, считали храбрым и мудрым, к его советам прислушивались. Поэтому разговоры свелись в основном к количеству добровольцев, готовых заняться тем или иным делом. Определили потребное число лесорубов, камнетёсов, возчиков груза, плотников и столяров. Создали бригады специалистов и назначили старших.
Наступила зима, и крупных хозяйственных дел у людей, живущих своим трудом, не было. Поэтому они и соглашались принять участие в общественных работах. Каждый сознавал, что укреплением обороны защитит собственную семью от неведомого врага. Многим не терпелось увидеть новое оружие, ощутить его силу.
После обеда Лес отправился узнать, как идут дела у хористов.
В кузнице шёл перестук молотов и молотков. Старший брат, волнуясь, протянул хану первый кинжал, откованный из нового материала. Нов подержал его в руках и резко ударил лезвием по бронзовой наковальне. Осмотрел клинок, но зазубрины не обнаружил.
– Неплохая работа, – похвалил он. – И рукоять удобная. Сейчас мы сделаем её поприглядней.
Левой рукой он поколдовал над кинжалом, наводя кудеса. Рукоятка засверкала в бликах огня. Кузнецы ахнули.
– Как ты этого добился, хан? – спросил Хор.
– Секрет мастера, – ушёл от ответа юноша. – Это пустяки, детские игрушки. Не обращайте внимания. А сейчас мы с вами займёмся главным. Я уже рассказывал, как проводить отжиг и закалку мечей. Хочу рассказать о том, в какой последовательности ковать клинок, чтобы он стал твёрдым и пластичным, гнулся, но не ломался.