– Бежим!
   Обернувшись, он увидел Ллиэн и устремился следом за ней. Его ярость сменилась паническим страхом, нарастающим с каждой минутой. Они бежали, не разбирая дороги, сквозь кусты и заросли папоротника и утесника. Это продолжалось до тех пор, пока страх не сменился усталостью, усталость – страданием, страдание – отупляющей апатией. Ноги рыцаря подкосились, он упал и уткнулся лицом в землю, не в силах сделать больше ни шагу. Рядом с ним рухнул Фрейр, выронив лежавшего у него на руках несчастного Цимми, который со стоном покатился по земле.
   Утёр едва мог вздохнуть, лёгкие его горели, он взмок от пота, и ему казалось, что все тело состоит лишь из ран и ушибов. Он перевернулся на спину, морщась и дыша как кузнечные мехи. Потом, когда дыхание понемногу выровнялось, он осторожно сел и поискал глазами Ллиэн. Она была здесь – задыхающаяся, с лицом, покрытым царапинами и кровоподтёками, но стояла на ногах и, казалось, готова была в любой момент бежать дальше. Для неё словно не существовало физических усилий, и лишь собственная магия могла ослабить её. Все её чувства были обострены, она всё ещё сжимала в руках лук. Затем, вставив в него одну из стрел Кевина, она прошла немного назад, чтобы проверить, не преследуют ли их, и исчезла в зарослях папоротника. Несколькими минутами позже она снова появилась и убрала стрелу обратно в колчан.
   – Кажется, они отстали, но нам нельзя здесь задерживаться, – сказала она, едва глядя на Утера (и в этот момент снова показалась ему отталкивающей).
   Затем склонилась над Цимми и молча осмотрела его.
   – Что с ним? – хрипло спросил Утёр.
   – Он жив. Это всё, что я могу сказать. Я займусь его лечением позже.
   – Позже?! – Утёр почувствовал, как в нём закипает гнев. – Ты что, забыла – он получил эту рану, ри-скуя жизнью, только затем, чтобы сохранить кольцо Гаэля и оправдать твой народ!
   Ллиэн холодно взглянула на него.
   – Если я займусь его раной сейчас, серые эльфы нас найдут и прикончат всех до единого. Цимми вполне выдержит ещё около двух часов.
   – Можете рассчитывать и на больший срок, слабо проговорил гном, вызвав у Утера невольную улыбку.
   Ллиэн закинула лук за спину, так что тонкий ремешок пролёг между её грудей, и мельком взглянула на рыцаря, заставив его подумать о том, что она прекрасно сознаёт результат: теперь очертания её груди, подчёркнутые ремешком, выглядели особенно соблазнительно. Потом с равнодушным видом прошла мимо него и даже помогла Фрейру подняться. Фрейру, скажите пожалуйста! Утёр поднялся самостоятельно, невольно застонав. Потом подобрал с земли меч и сунул его в ножны с новой гримасой боли. Каждое движение, каждый шаг доставляли страдание. Кольчуга была покрыта запёкшейся кровью – там, где в бок ему вонзился эльфийский кинжал, и во многих других местах это была его кровь…
   – Идёмте, – сказала Ллиэн.
 
   С наступлением ночи они покинули Гвраггед Аннвх. Земля под ногами стала твёрдой, растительность изменилась. Заросли камыша, утесника и папоротника сменились низкими кривыми деревьями причудливых форм, которые люди называют обманками и которые вызывают у них страх, – настолько их узловатые скрюченные стволы и ветки напоминают уродливые человеческие фигуры. Торфяная почва, рыхлая и ненадёжная, уступила место все более каменистой земле, из которой тут и там торчали корни деревьев, опутанные плющом, так что приходилось все вре-мя смотреть под ноги, ища, куда поставить ногу. Каждый раз, поднимая голову, Утёр чувствовал, как на него давят густые кроны сумрачного леса, все плотнее смыкавшегося вокруг них. Чёрные стволы, корявые корни, увитые плющом, камни, поросшие лишайником, длинные ветки, похожие на костлявые руки каких-то злобных существ, – всё это был похоже на кошмарные видения, и он старался вообще не смотреть по сторонам, чтобы избежать воздействия этого мрачного пейзажа.
   Об этих лесах ходило слишком много жутких легенд среди всех Свободных народов, чтобы четверо спутников могли чувствовать себя здесь в безопасности. Позади густых буковых зарослей лежали холмы, через которые проходила граница с Чёрными Землями, а за ними – страна Горра, владения Безымянного.
   Они шли вперёд в молчании (нарушаемом лишь стонами Цимми: Фрейр по-прежнему нёс его на спине, и, временами приходя в сознание, гном принимался жаловаться на боли от ран) до тех пор, пока темнота не сгустилась настолько, что под ногами уже невозможно было ничего разобрать. Тогда спутники остановились, усталые и такие же мрачные, как окружающий их лес, погруженные каждый в свои невесёлые мысли.
   Утёр расстегнул пояс, стащил кольчугу, покрывающую кожаные латы, бело-голубую тунику и отшвырнул все это с гримасой отвращения. К чему носить королевские цвета, если их уже даже не видно! Потом яростно поскрёб отросшую на щеках бороду, страшно раздражавшую кожу. Он чувствовал себя ужасно грязным, голодным, смертельно уставшим. К тому же он испытывал чувство одиночества и потерянности в этом проклятом лесу, из которого, казалось, вовек нельзя выбраться. Так как Ллиэн молчала, он не стал задавать никаких вопросов, произнося их лишь про себя, но, поскольку ответов он не знал, настроение его не улучшилось.
   Никто из четверых не мог бы сказать, сколько времени они просидели в оцепенелом молчании, но потом все словно сразу очнулись. Ллиэн занялась ранами Цимми, и гном не замолкал ни на минуту, либо давая ей советы, либо сдавленно постанывая, когда она случайно причиняла ему боль. Утёр собрал сухих веток и разжёг костёр.
   – Покарауль пока, я пойду что-нибудь раздобуду на ужин, – сказал Фрейр.
   Рыцарь поднялся и на всякий случай обнажил меч. Он толком не знал, от чего должен защищать спутников и откуда может появиться опасность. Но, по крайней мере, они все немного приободрились и обрели способность действовать…
   Утёр прошёл некоторое расстояние следом за варваром. Он слышал, как его шаги понемногу стихают в чаще, где не мог разглядеть ничего, кроме тёмных стволов деревьев. Даже если бы взошла луна, это бы не слишком помогло – на небе было слишком много облаков, и слабый лунный свет не смог бы пробиться сквозь густой подлесок. Утёр некоторое время продвигался ощупью, недоумевая, как Фрейр собрался охотиться в такой темноте. Варвара совсем не было слышно. Он наугад взмахнул мечом, и на него посыпались обломки сучьев. Потом обернулся и застыл на месте. Свет костра сюда не доходил. Тьма была кромешной. Это было похоже на небытие – сплошной безмолвный мрак. Лишь тёмные скрюченные ветки угрожающе тянулись к нему, едва различимые на сумрачном фоне неба.
   Утёр перевёл дыхание, стараясь вновь обрести спокойствие, и ощупью двинулся обратно, вытянув перед собой меч, словно слепец свою клюку, и все равно то и дело натыкаясь на корни и обломки сухих веток, устилавшие землю, и на стволы, которые замечал лишь в самый последний момент. Некоторое время он шёл в том направлении, где, как ему казалось, был разбит их временный лагерь, затем – в противоположном, затем – уже не выбирая направления. Наконец ему показалось, что он слышит голоса. Утёр снова остановился, охваченный тревогой.
   Он изо всех сил прислушивался, пытаясь различить голоса Ллиэн и Цимми, но не слышал ничего, кроме лесных шорохов: потрескивания сучьев, криков ночных птиц, посвистывания ветра в ветвях. И вдруг ему показалось, что рядом кто-то засмеялся…
   Утёр резко вздрогнул и крепче сжал рукоятку меча. Это и в самом деле смех? Он звучал как шорох просеиваемого песка – отрывисто и приглушённо, совсем рядом с ним…
   – Кто здесь? – крикнул он.
   Снова послышался сдавленный смех и слабое шуршание сухих листьев… Утёр затаил дыхание, вглядываясь в темноту так пристально, что у него заслезились глаза, – но безуспешно. Вдруг позади него раздался хруст сучка под чьей-то ногой, и ещё один – справа…
   И это невыносимое хихиканье…
   – Покажитесь, будьте вы прокляты!
   – Утёр!
   Рыцарь повернул голову. Это был. голос Ллиэн, однако он разглядел лишь высокий силуэт Фрейра, стоявшего на некотором расстоянии с факелом в руке. И тут же он ощутил, как что-то его задело и едва не сбило с ног. Вокруг него словно разбегались во все стороны десятки каких-то маленьких существ, исчезая в непроходимых лесных зарослях, и он не мог понять, кто это.
   – Утёр?
   – Я здесь! – закричал он.
   Он осторожно двинулся на свет факела и чуть не наткнулся на Ллиэн, которой не нужно было света, чтобы видеть сквозь тёмную чащу.
   – Вы их видели? – закричал он. – Видели?
   Он схватил Ллиэн за руку и указал на тёмные заросли.
   – Кого? – удивлённо спросила Ллиэн. – Здесь никого нет, ..
   – Да нет же, есть! Нужно посмотреть получше! Это какие-то звери, но мне показалось, что они смеялись…
   – А, так это кобольды! – спокойно сказал Фрейр, подходя к ним. – Это пустяки. Они не злые. Да ты ведь сам их видел в Каб-Баге.
   Утёр с отвращением вспомнил людей-собак, этих пожирателей падали на окраинах городов и деревень, которых гномы обвиняют в том, что те воруют детей… Мысль о том, что он оказался окружённым этими тварями в глухом лесу, была для него особенно противна.
   – Ты чего? – спросил Фрейр. – Испугался, что ли?
   Он хлопнул рыцаря по плечу, разражаясь своим привычным дурацким смехом, потом потащил его за собой к костру.
   – Ничего я не испугался, – огрызнулся тот, невольно бросая взгляд в сторону Ллиэн (ему показалось, что она сдерживает улыбку), – И потом, не мог бы ты не колотить меня так сильно по плечу? Было бы очень любезно с твоей стороны! Заранее спасибо!
   Ллиэн негромко рассмеялась своим серебристым смехом и взяла его за руку.
   – Я, во всяком случае, испугалась, – прошептала она ему на ухо. – Испугалась, что ты заблудишься…
   Утёр в замешательстве посмотрел на неё и, не говоря ни слова, позволил отвести себя к их временному пристанищу. Цимми, склонившись над костром, бросал в него сухие сучья и мох. Рыцарь снова подумал о том, что в Ллиэн есть что-то, чего он никак не может понять. Ни у тех юных девушек, которых он знал, ни у одной замужней придворной дамы этого не было. Женщина отдавалась мужчине, становясь его супругой, и все были довольны (в те далёкие времена человеческая любовь была простой вещью для простых сердец). Но Ллиэн, казалось, находила некое удовольствие в том, чтобы избегать его, когда она была ему нужна, и снова завлекать его в свои сети, когда он от неё ускользал, – как если бы любовь для эльфов была утончённой и жестокой игрой, а не тем серьёзным чувством, что всё сильнее укоренялось в душе молодого человека. Было отчего потерять голову…
   – Лес слишком густой, чтобы через него пробираться, – сказал Фрейр, расправившись с жареной соней и облизывая пальцы. – Сплошные кусты с шипами. Понадобится много дней… Я нашёл дорогу, но она ведёт к холмам.
   Утёр проглотил кусок своей порции и скривился от отвращения, как ни старался его скрыть. Мясо жаренной на вертеле сони было воистину не самым изысканным кушаньем…
   – К каким холмам? – спросил он. – Ты говоришь о Границах?
   – О Чёрных Границах… – мрачно пробормотал Цимми.
   Утёр невольно улыбнулся, глядя на гнома, – его раненая правая рука висела на перевязи, поэтому приходилось орудовать левой, из-за чего он никак не мог разобраться со своей порцией жаркого…
   – Никакой другой дороги нет? – спросила Ллиэн.
   Утёр в который уже раз почувствовал раздражение от того, что его мнения никто не спрашивает.
   – Но куда мы собираемся идти? – резко спросил он. – И что мы будем там делать?
   – Мы возвращаемся домой, – улыбнувшись, сказал Цимми.
   – После того что произошло в Гврагедд Аннвх, – пояснила Ллиэн, – единственный способ вернуться в Лот – это выйти к поселению Фрейра, Скалистому Порогу…
   После некоторого молчания она добавила:
   – Но это по другую сторону Границ…
   – Ты хочешь сказать, в Чёрных Землях? – спросил Утёр.
   – Да…
   – Что до меня, я предпочёл бы вернуться к серым эльфам.
   – Утёр…
   – Что – «Утёр»? Да вы все спятили!
   Он обернулся к Цимми, который с любопытством смотрел на него, обгладывая крошечную лапку сони.
   – Хоть ты им скажи! В Каб-Баге ты же первым объявил, что двигаться к Черным Землям – настоящее безумие! И потом, мы уже потеряли половину своих спутников! Сначала Родерика, потом пажей, потом Ротора – кто знает, что с ним сталось! – и Мьольнира, и Тилля, и даже Блейда! Нас осталось всего четверо! И что мы будем делать, если наткнёмся на гоблинский патруль?
   – А что нам ещё остаётся делать?
   Ллиэн смотрела на него до тех пор, пока он не успокоился.
   – Не нужно преуменьшать опасность серых эль фов, – сказала она наконец. – Если мы вернёмся на болота, нас всех перебьют. А Скалистый Порог всего в нескольких лье отсюда. Есть шанс добраться до него, оставшись незамеченными.
   – А если нас всё же заметят?
   – Что ж, тогда мы погибнем. Но, по крайней мере, мы выполним свою миссию до конца, Утёр. По крайней мере, мы сделаем все, чтобы попытаться сохранить мир. Я не знаю, почему Гаэль убил короля Тройна, как не знаю ни его дел с Гильдией, ни того, кому он служил. Зато я знаю, что народ эльфов не имеет ничего общего ни с этим убийством, ни с похищением Меча Нудда. И я хочу это засвидетельствовать, если успею, чтобы предотвратить войну между эльфами и гномами.
   Ллиэн замолчала. В отблесках пламени было видно что в её глазах блестят слезы.
   – А если мы потерпим неудачу, Утёр, лучше умереть, чем видеть, к чему это приведёт…
   Тяжёлое молчание повисло над спутниками, до тех пор пока Цимми не заговорил:
   – Для того чтобы получить ответы на все вопросы, – сказал он поучительным тоном, каким часто сообщал какую-то информацию, – нам ничего не остаётся, кроме как отправляться на Границы. Туда можно попасть, перейдя через холмы.
   Он помолчал, словно давая остальным время обдумать его слова.
   – В наших древних архивах под Красной Горой хранится сага о гномах Унакха, – продолжал он, задумчиво глядя на пламя костра. – Это был знатный род, происходивший от Фенриса Синебородого.
   В давние времена, когда меня ещё не было на свете,
   Фенрис покинул Красную Гору и отправился почти той же самой дорогой, которой предстоит следовать нам. Разница лишь в том, что он стоял во главе огромного, непревзойдённого по численности войска гномов…
   Цимми снова замолчал и прикрыл глаза, словно наслаждаясь воспоминаниями о славных легендарных временах.
   – Ну и что дальше? – несколько невежливо спросил Утёр.
   Цимми ошарашенно моргнул, словно только что проснулся.
   – Что?.. Ах да, простите… Так вот, в этой саге го ворится о том, что сами холмы не принадлежат Чёрному Властелину. Там живут тролли – одно из племён Свободных народов.
   – Тролли? – переспросил Утёр. Он впервые слышал это название.
   – Вы называете их ограми, – уточнил Цимми, и Утёр кивнул с новой гримасой отвращения. – А знаешь, как они называют вас, людей?.. Окорока! Ха-ха! Потому что ваше мясо розовое и нежное, гораздо вкуснее, чем мясо гномов!
   Фрейр захохотал, забыв о том, что и сам относится к «окорокам», которые для троллей – не больше чем еда. В конце концов его весёлость передалась и Утеру.
   – Мне совсем не хочется, чтобы меня сожрали тролли, – сказал он, улыбаясь.
   – Будь уверен, никому не хочется! – отозвался Цимми. – Поэтому Чёрный Властелин и оставил им эту территорию. Они нападают на всех, кто окажется в их владениях. Думаю, там не уцелеет и огромная армия.
   – И как же поступили Фенрис и гномы Унакха? – спросил рыцарь.
   Цимми удовлетворённо улыбнулся – судя по всему, он ожидал этого вопроса.
   – Они прошли под холмами. В саге говорится о том, что под холмами есть множество пещер, соединяющих свободный мир с владениями Чёрного Властелина Это туннели, которые пронизывают холмы насквозь…
   – Никогда не видел тролля, – проворчал Фрейр. – Но говорят, что их охраняют стаи чёрных волков…
   Варвар встряхнул головой и неохотно добавил:
   – Это они разрушили Скалистый Порог…
   Он вытянул руку, очевидно, указывая, где находилось его разрушенное владение, и остальные невольно взглянули туда же – но, разумеется, не увидели ничего, кроме тёмной стены деревьев и своих собственных теней, причудливо изгибающихся в слабом свете костра.
   – Никто никогда не видел тролля, – уточнил Цимми. – Говорят, что один их вид заставляет окаменеть от ужаса любого, кто заблудится в их холмах, и что они пожирают неосторожных путешественников прямо живьём… Я предпочёл бы не знать наверняка, правда ли это… Чёрные волки – настоящие чудовища, а некоторые так громадны, что могут нести на спине гоблина в полном вооружении, словно боевые кони… Но в конце концов это всего лишь обычные волки. Их можно убить.
   Цимми невесело усмехнулся, и тут же эта усмешка сменилась гримасой боли. Раненая рука продолжала причинять ему страдания. Потом левой рукой он достал из кожаного мешочка обломок трубки и смесь сухих трав, смягчающую боль.
   Утёр подвинулся ближе к Ллиэн, которая сидела, опустив голову, и увидел, что она пытается скрыть слезы за густой завесой чёрных волос. При его приближении она едва слышно всхлипнула и провела ладонью по щекам, потом слабо улыбнулась.
   – Что с тобой? – спросил он.
   Ллиэн снова улыбнулась, уже более искренне, отчего в уголках её губ появились очаровательные ямочки.
   – Ничего страшного… Я думала о Ллэндоне, моем муже…
   Утёр прикусил губу. На голубоватой коже Ллиэн все ещё поблёскивали дорожки слез, глаза были затуманены, подбородок вздрагивал. Несмотря на улыбку, чувствовалось, что она готова вот-вот разразиться рыданиями. Это было так по-человечески…
   – Ты его любишь? – спросил он.
   Ллиэн кивнула, не глядя на него.
   – Мне его не хватает. Я часто думаю о нём. Вижу
   перед собой его лицо, когда закрываю глаза. Мне хочется, чтобы он смотрел на меня, ласкал меня… Это иесть любовь?
   Утёр вздохнул.
   – Конечно…
   – Тогда я тебя тоже люблю, – произнесла Ллиэн и подняла на него ярко-зелёные глаза, в которых сверкали слезы и отблески пламени.
   Она провела рукой по его заросшей щеке, и прикосновение холодных пальцев заставило Утера вздрогнуть.
   – Я верю…

Глава 18
Переход

   Всю ночь Амлин-менестрель играл на флейте, обходя улицы города – от крепостных стен до окружающих замок рвов, не пропуская ни одного самого маленького закоулка нижних кварталов. И с рассветом эльфы покинули город, ступая медленно и неслышно. Все эльфы: знатные господа и их слуги, жившие во дворце, уличные фокусники и попрошайки из нижних кварталов, эльфы из Гавани, насмешливые и слегка отстранённые, торговцы и путешественники, музыканты, танцоры и куртизанки. И наутро, когда горожане Лота пробудились, они сразу почувствовали, что им чего-то недостаёт.
   Ненависть, вспыхнувшая в их сердцах, едва успел остыть пепел костра, сменилась стыдом, затем страхом: люди начали опасаться мести эльфов. Они шли по улицам с опущенными головами, избегая смотреть друг на друга, и низкое зимнее небо, затянутое тучами, нависало над ними, словно зловещее предзнаменование. У всех было ощущение свершившегося позора и бесчестия. Словно бы волшебство и красота навсегда исчезли из города. Люди уже не в первый раз чувствовали себя грубыми, неуклюжими и уродливыми (впрочем, знать, пытавшаяся подражать манерам эльфов, и без того всегда называла простолюдинов «рванью»), но сегодня это ощущение угнетало их особенно сильно. И к тому же они боялись кары, слепой мести, которая могла вычеркнуть Лот и его обитателей из мира живых. Вскоре по городу поползли ужасающие слухи. Те, кто стоял далеко от костра, на котором жгли серого эльфа, говорили, что король Ллэндон использовал смертельное заклинание, чтобы избавить его от мучений, – то ли они не видели серебряной стрелы Кевина, то ли не верили, что стрела может попасть в цель с такого расстояния. Те, кого вовсе не было на площади, уверяли, что Ллэндон наслал такое же заклинание на весь город, что скоро с неба посыплются тучи серебряных стрел и все погибнут. Затем они показывали на тяжёлые чёрные облака, нависавшие над Лотом, дрожали от страха и осеняли себя крёстным знамением.
   Сенешаль Горлуа, узнав о случившемся, лично послал отряд стражи в квартал эльфов и велел обыскать каждый дом снизу доверху. Однако найти никого не удалось – эльфы действительно исчезли все до единого. Тогда Горлуа отправился к королю, и сам Пеллегун, услышав эту весть, содрогнулся.
 
   Когда занялся день, четверо спутников вот уже несколько часов были в пути. Болотный туман сменился резким холодным воздухом, пробиравшим до костей, но зато был полностью прозрачным. Гряда холмов, по которым проходили Чёрные Границы, отчётливо виднелась вдалеке.
   Фрейр шёл первым, далеко впереди всех, указывая им путь по единственной дороге, ведущей через лес Иногда он останавливался, чтобы подождать остальных, и тогда они устраивали небольшой привал, чтобы пожевать маслянистые буковые орехи и тем самым хоть немного утолить голод. Через несколько часов пошёл снег, ещё нестойкий, который таял, едва коснувшись земли, и был больше похож на дождь. Цимми весь дрожал – похоже, у него началась лихорадка. Утёр шёл деревянной походкой, не чувствуя под собой ног. Даже Ллиэн страдала от холода, голода и усталости.
   Неожиданно Ллиэн увидела, что Фрейр остановился рядом с кустом шиповника. Вначале она подумала, что он собирается нарвать ягод, чтобы немного разнообразить их скудный рацион, но, когда варвар обернулся к ней, она прочла в его глазах тревогу.
   Она сделала знак Утеру и Цимми, призывая их быть настороже, и все трое неслышно приблизились к Фрейру.
   – Там впереди пещера, – объяснил тот. – Но я не знаю, пустая или нет.
   Утёр принялся вглядываться вдаль. Снег мешал видеть, и он различил в сотне туазов впереди лишь высокий холм, поднимающийся, казалось, до самого неба.
   – Здесь есть волки? – шёпотом спросил Цимми.
   – Ни одного не видел, – ответил Фрейр.
   Ллиэн заколебалась. В Чёрных Землях опасность подстерегала повсюду, и малейшая неосторожность могла оказаться роковой. Но снег мог сделать их приближение незаметным… Она всё ещё думала, что лучше всего сделать, но тут заметила впереди отблеск света и вскрикнула от удивления. Утёр, держа в руке меч, шёл по дороге, ведущей к холму, и его кольчуга поблёскивала от мокрого снега. Ллиэн хотела броситься за ним, но Цимми удержал её:
   – Он знает, что делает, королева Ллиэн. Волки не опасаются одинокого человека…
   Ллиэн в тревоге сделала несколько шагов, выбирая удобную позицию для стрельбы. Увидев, как она достаёт из колчана одну из своих серебряных стрел, Цимми и Фрейр недоуменно переглянулись.
   Когда Утёр скрылся из виду, заслонённый деревьями и снежной завесой, остальные в молчании двинулись за ним, переходя от одного укрытия к другому, до тех пор пока не вышли к кромке леса и не увидели прямо перед собой зияющий вход в пещеру на склоне одного из холмов.
   Утёр подошёл к пещере и остановился, немного откинувшись назад и прижимая меч к бедру, словно для того, чтобы нанести внезапный удар.
   Вначале он ничего не заметил. Но, когда он уже сделал спутникам знак приблизиться, какое-то движение в глубине пещеры заставило его замереть на месте. Едва заметное… но там, внутри, кто-то был. Утёр почувствовал, как в нём снова оживает тревожное чувство, испытанное прошлой ночью, когда его окружили невидимые в темноте кобольды. В пещере скрывалась стая чёрных волков – теперь он был в этом уверен. Они пристально смотрели на него жёлтыми глазами и тихо рычали из глубины своего убежища.
   – Чёрные волки боятся снега? – крикнул он спутникам, поспешно отступая по склону вниз.
   Из пещеры теперь доносилось явственное рычание.
   – Я знаю, что ты там, злобная тварь! – закричал рыцарь. – Выходи, и сразимся один на один!
   Чёрные волки-людоеды, хотя и были наиболее многочисленными и жестокими из всех живущих на земле хищников, всё же соблюдали старинный кодекс чести. Волк, который ему не подчинялся – каким бы высоким ни был его ранг, – изгонялся из стаи и весь остаток своей жизни влачил жалкое одинокое существование, без волчицы и без всякой надежды на продолжение рода. И принять брошенный вызов было, без сомнения, одной из наиболее древних и священных заповедей этого кодекса.
   Утёр это знал, как знал и то, что его вызов примет вожак стаи – самый сильный и самый жестокий из всех…
   Под сводами пещеры снова раздалось рычание, и посланники Великого Совета заметили, что Утёр невольно отступил на шаг, потом снова остановился, выпрямившись и сжимая в руке меч. Когда они увидели существо, появившееся из пещеры, то на мгновение испытали сходное чувство ужаса Огромный чёрный волк; неслышными шагами шёл по каменистой земле, не отрывая от рыцаря огромных золотых глаз, горевших адским огнём. Его тело было длиной около туаза и высотой в холке около трёх локтей. Когда он, словно усмехаясь, раскрыл пасть, обнажились блестящие от слюны клыки, острые, словно кинжальные лезвия. Следом вышли и другие волки, опустив головы и поджав хвосты в знак повиновения, и начали один за другим подходить к вожаку и облизывать его морду красными языками. Тот, навострив уши и вытянув хвост, стоял неподвижно. Казалось, ему нет никакого дела до рыцаря, вызвавшего его на бой. Порой он недовольно ворчал, если кто-то из волков недостаточно выказывал ему своё почтение, и тогда тот опрокидывался на спину, задирал лапы и по-собачьи скулил.