Кевин, в свою очередь, склонил голову и опустил взгляд. Затем он снял с плеча колчан и протянул его Ллиэн.
   – Моя королева, возьмите хотя бы эти стрелы.
   Ллиэн заколебалась, но приняла дар лучника. Все собравшиеся знали об этих легендарных серебряных стрелах Кевина, выкованных в Древние времена Гвидином Старым, но никто в точности не представлял себе их магических свойств. Но об одном было известно точно: те, в кого попадали эти стрелы, никогда не выживал, а следов от ран не оставалось.
   Кевин поклонился, словно затем, чтобы прервать благодарственную речь своей ученицы. К горлу его подступил комок, и он едва не всхлипнул. Остальным трудно было представить, что значили для Кевина его стрелы.
   – Я благодарю тебя, Лилиан, – продолжил Ллэндон, – но я не уверен, что твоя ловкость может пригодиться. Речь идёт не о том, чтобы неслышно подобраться к защитному укреплению, или вскарабкаться на крепостную стену, или обезоружить часового, – хотя все это ты отлично смог бы проделать.
   Твои услуги скорее понадобятся вооружённому войску, а не небольшому отряду, который не собирается воевать.
   Лилиан улыбнулся комплименту и поклонился.
   – Тогда остаюсь только я, – сказал Тилль, не повышая голоса. – Я знаю Гаэля. Он мой друг. Я не верю, что он убил бородача, но, если и в самом деле убил, значит, у него была веская причина это сделать. Я смог его найти, и он согласится со мной говорить.
   Ллэндон кивнул и вопросительно взглянул на Ллиэн и Рассуля, которые ответили молчаливым согласием.
   – С тобой, мой друг, королева будет в безопасности, – подтвердил он. – А теперь отдохнём. Завтра вы вернётесь в город людей. А мне ещё нужно поговоригь. с Ламом и попросить его выбрать лошадь для королевы.
   Эльфы вышли из шалаша, оставив Ллэндона наедине с женой, и ночная тишина, нарушаемая лишь мрач – ным уханьем потревоженной совы, пролегла между ними. Горло у Ллэндона сжалось, и он смотрел на Ллиэн не находя слов. В ночной темноте, ещё усугубляемой сумраком шалаша, человек не смог бы ничего разглядеть, но эльфы, дружные с Луной, видят в темноте как кошки. Взгляд Ллэндона был похож на взгляд утопающего.
   – Мне нужно всего лишь найти Гаэля в Каб-Баге, – прошептала Ллиэн. – Ничего страшного…
   Ллэндон печально улыбнулся.
   – Ты думаешь? Не знаю… Да, конечно… Однако после отъезда из Лота я всё время чувствую тяжесть на сердце… как будто нам больше не суждено увидеться…
   Ллиэн погладила его по плечу. Все эльфы их клана знали о видениях Ллэндона и относились к этому с почтением. Они слишком сильно верили в магию и в сны, чтобы пренебрегать предчувствиями.
   – И потом, я сомневаюсь, что Гаэль все ещё в Каб-Баге, – продолжал Ллэндон. – Что ему там делать? Мне остаётся полностью положиться на Тилля. Я не знаю Гаэля и не представляю, на что он способен. Эльфы болот…
   Он замолчал на полуслове, решив не говорить о тех затруднениях и чувстве неловкости, которые испытывало большинство эльфов при редких встречах со своими полудикими собратьями. Даже Рассуль был порой таким непредсказуемым…
   – Кое-что мне непонятно в этой истории… Гномы обвиняют его в убийстве Тройна – такое действительно могло случиться. Серые эльфы презирают гномов, и особенно тех, кто живёт в горах. Если бы речь шла о схватке или даже внезапном нападении, я бы мог без труда в это поверить, но в историю о воровстве!.. Убить короля Чёрной Горы только ради того, что бы украсть у него кольчугу, пусть даже серебряную… Это уж слишком. Да это просто безумие!
   – И что, по-твоему, случилось на самом деле? – спросила Ллиэн.
   – Поди пойми этих гномов. Возможно, дело во внутренней распре между их правителями. Кто знает, может быть, кто-то из них захотел унаследовать престол и организовал это убийство с помощью Гаэля или нанял его исполнителем… Возможно, все даже серьёзнее. Если Гаэль действительно смог проникнуть в Казар-Ран, если он в самом деле убил Тройна и украл кольчугу, значит, это гораздо более ценное сокровище, чем кажется… Тебе придётся в этом разобраться… и не особо полагайся на гномов.
   Ллиэн слегка опустила веки в знак согласия, но её ободрительная улыбка ничуть не успокоила Ллэндона.
   – Есть и ещё кое-что, – нерешительно сказал он. – Тебе не стоит доверять также и Тиллю, я его опасаюсь. Я знаю, что он не даст привести Гаэля на Совет, даже если для этого ему придётся убить всех людей и гномов в экспедиции… Но тебе он подчинится… он по винуется тебе, как и все мы.
   Он приблизился к королеве, мягко обхватил её лицо ладонями и пристально взглянул в глаза. Она улыбнулась и обняла его – сначала одной рукой, затем обеими.
   – Я все знаю, мой король. Но я не боюсь. Я полагаюсь на своих спутников.
   Ллэндон опустил голову. Этот комок в горле, эта тяжесть на сердце… Может быть, он слишком долго оставался среди людей и перенял это неизвестное эльфам чувство, называвшееся людьми любовью? Он смотрел на Ллиэн, начавшую раздеваться. Эта улыбка в её глазах, которая ему так нравилась… Любит ли он её или всего лишь страдает, оттого что им предстоит надолго расстаться?
   Длинное муаровое платье королевы соскользнуло на землю. Теперь на ней не было ничего, кроме серебряных браслетов. Её тело слегка выгнулось, как тростинка на ветру, и желание Ллэндона одержало верх над его печалью.
 
   Разбуженный рано утром пажом короля Болдуина, рыцарь Мьольнир вместо богатых бархатных одежд облачился в более простое дорожное платье и надел кольчугу из потускневшего серебра, доходящую до колен. Гном остался с непокрытой головой, но подвесил к поясу шлем, который иногда глухо ударялся о древко тяжёлого стального топора.
   Паж был немногословен и ограничился лишь тем, что передал приказ Болдуина: собраться в дорогу и присоединиться к остальным как можно скорее. Слухи среди гномов разносятся быстро, и Мьольнир уже знал о готовящейся экспедиции. Он более пятидесяти лет служил в охране старого короля и считался одним из лучших его рыцарей. Ничего удивительного, что его включили в отряд! (И даже естественно. Кого же ещё? Ха!) За это время он научился повиноваться без расспросов, и, даже если, как и любой гном, отказался от роскошных одежд и пуховых подушек не без некоторого сожаления, всё равно он был воином.
   Проходя мимо оконной амбразуры, он мельком бросил взгляд на занимающийся рассвет. Небо было серым и затянутым тучами. Ещё один холодный дождливый день…
   В дворцовых коридорах царил полумрак. Лишь кое-где их освещали факелы, укреплённые в железных скобах. В этом сумраке ему было уютно: коридоры напоминали близкие его сердцу подземные туннели, прорытые в горах.
   Повернув за угол, он увидел в конце коридора вход в апартаменты Болдуина. Два стражника-гнома, вооружённые копьями, вскочили со скамей, увидев, что он приближается.
   – Стой, кто идёт? – закричал один.
   – Мьольнир, – ответил он. – Доложите обо мне, король меня ждёт.
   Стражник трижды постучал в низкую дубовую дверь. Архитектор, строивший дворец, позаботился из дипломатических соображений о том, чтобы устроить маленькие двери в апартаментах для гномов. Эта деталь вселяла в них спокойствие: никогда эльф или человек с дурными намерениями не сможет проникнуть сюда, не подвергая себя опасности – наклонившись, чтобы войти, они подставят свой затылок прямо под удар топора гномов.
   Стражник, стоявший по другую сторону двери, дал знак пропустить Мьольнира.
   Король Болдуин Старый сидел в высоком кресле у камина и, казалось, полудремал, глядя из-под прикрытых век на огонь. Цимми тоже был здесь, и Мьольнир кивком приветствовал его. Мастер-каменщик тоже поедет с ним?
   Когда стражник вышел и закрыл за собой дверь, её тяжёлый стук и звонкий лязг оружия эхом отдались под сводами большой комнаты с голыми каменными стенами, мрачной и похожей на пещеру. Но Болдуин даже не шелохнулся.
   – Я пришёл, король Болдуин, – через некоторое время сказал Мьольнир, надеясь разбудить старого гнома.
   – Слышу, слышу, – проворчал тот (но Мьольниру почему-то показалось, что старик продолжает спать). – Хорошо… Думаю, ты знаешь, зачем я тебя позвал.
   – Наверно, чтобы рассказать о предстоящей экспедиции…
   – Ну вот, – все тем же ворчливым тоном продолжал Болдуин. – Правду говорят, что гномы не умеют хранить секреты.
   Он безнадёжно махнул рукой. И правда, неистребимая склонность гномов к болтовне не раз играла с ними плохие шутки…
   – Если я попросил тебя, как и Цимми, прийти в такую рань, это означает, что вам обоим нужно узнать кое-что, прежде чем ехать.
   Мьольнир обогнул массивное кресло и присел на корточки у огня. Только тогда он заметил присутствие гнома высокого роста, одетого как паж, и гримаса презрительного удивления на его лице не ускользнула от Болдуина.
   – Успокойся, рыцарь. Этот гном не паж, и кровь его не менее благородна, чем твоя. Для тебя нет никакого бесчестия в том, чтобы сидеть рядом с ним, – вы с Цимми скоро это поймёте… Но прежде всего мне нужно сказать вам, о чём я умолчал на Великом Совете.
   Болдуин опустил веки и снова стал похож на спящего или на того, кто видит сон наяву.
   – Эльф Гаэль украл не только серебряную кольчугу! – внезапно взревел он своим раскатистым хриплым голосом. – Впрочем, я не верю и в то, что он настолько сумасшедший, чтобы отправиться под землю только ради неё. Старый Тройн, мир его праху, разделался бы с ним по-свойски и за меньший проступок… Нет, его преступление ещё страшнее. Гаэль украл Меч Нудда!
   Мьольнир вздрогнул. Этот меч согласно одной из самых старых гномовских легенд был вручён богиней Даной Двалину, самому первому королю гномов, чьё имя не забыто в веках, и хранился в недрах Чёрной Горы как символ королевской власти и могущества.
   Но это было ещё не все. Так же как Священная чаша эльфов или Камень Фал людей, этот меч, называемый гномами Каледвх – «Смертельно поражающий», – был даром всему племени гномов, их общим талисманом и гарантией их выживания. Похитить Меч Нудда означало украсть саму душу гномов и обречь их народ на гибель и забвение.
   Согласно легендам Каледвх в Древние времена был единственным мечом, выкованным из золота и насаженным на рукоять из дуба – дерева власти. Сыновья Двалина, а за ними и все остальные его потомки, становившиеся королями Чёрной Горы, украшали его клинок самым красивым драгоценным камнем, огранённым за время их правления, и поручали эту работу искуснейшим мастерам. Проходили века, множились волшебные истории из тех, что рассказывают на ночь, и в них Меч Нудда превращался в одно из величайших сокровищ на свете.
   Редко кому выпадало счастье его увидеть. Мьоль – знал о нём только по рассказам других. Даже Болдуин, в чьих жилах текла королевская кровь и кому Тройн приходился двоюродным братом, никогда не держал Каледвх в руках. Потомки Двалина относились к одной из самых благородных гномовских семей, и утрата талисмана легла бы несмываемым пятном на честь всего рода.
   Болдуин продолжал говорить, не открывая глаз.
   – Ты понимаешь, Цимми, почему я не стал говорить об этой краже на Совете. Если эта весть распро странится, то весь род Двалина и правители Чёрной Горы будут опозорены навеки. И ещё…
   Болдуин медленно покачал головой и наконец открыл глаза. Взгляд его был пустым, потерявшимся в сумраке его ужасных мыслей.
   – Всё это было так давно… В глубине души я, кажется, перестал верить в Дану и её талисманы. Да и кто ещё в них верит, кроме эльфов? Люди придумали себе единственного Бога, а что до монстров… Но вдруг это правда? Что если это нечто большее, чем золотой меч? Если это действительно талисман гномов?
   Говоря это, Болдуин пристально смотрел на Цимми, словно хотел убедить в первую очередь его,
   – Ты думаешь, это простое воровство? Меч Нудда, без сомнения, – одно из самых ценных сокровищ, которыми обладают Свободные народы… но это было бы…
   Болдуин горько усмехнулся.
   – …это было бы слишком хорошо! Простая кража. Вор будет наказан, и всё вернётся на свои места… Нет, не так все просто. Говорят, что богиня Дана скрылась под землёй, оставив свои талисманы четырём племенам. Конечно, это легенда, но это означает что в талисманах заключено божественное начало и каждый из наших народов частично обладает им. Что может произойти, если в руках одного племени окажутся сокровища всех четырёх Народов Даны? Что будет с нами, если эльфы, украв наш меч, объединят его силу с силой своей Чаши? Сколько времени гномы смогут просуществовать без своего талисмана?
   Высокий гном в красной одежде глухо простонал и уткнулся лицом в колени. Мьольнир снова пристально взглянул на него. Его рост был необыкновенным для гнома – почти такой же, как у короля Пеллегуна или сенешаля Горлуа. Длинная рыжая борода была заправлена за пояс, с которого свисал кинжал – оружие, не слишком распространённое среди гномов. Рыцарь с трудом удержал презрительную гримасу, отвернулся и, встретившись взглядом с Цимми, обратился к нему с немым вопросом. Но тот, со своим обычным спокойствием, лишь покачал головой и продолжал курить трубку из белой глины.
   – Род Двалина, однако, ещё не угас, – продолжал Болдуин. – Мне сообщил об убийстве Тройна один из членов семьи покойного.
   – Значит, у Чёрной Горы будет новый король! – воскликнул Мьольнир.
   – Пока нет, – отвечал Болдуин. – Согласно обычаю, принятому в Казар-Ране, потомок Двалина не может претендовать на трон, если он не обладает Мечом Нудда. В этом и заключается ваша настоящая
   миссия. Найдите меч, где бы он ни был, и принесите его мне. Постарайтесь, чтобы люди и эльфы, которые поедут вместе с вами, не догадались об истинной подоплёке событий.
   – Но… а как же Гаэль? – спросил Мьольнир.
   – Не беспокойся об эльфе. Наследник Тройна сам позаботится о том, чтобы отомстить за своего родича.
   – А кто его наследник? – спросили одновременно Цимми и Мьольнир.
   – Я.
   Оба гнома подскочили на месте и резко обернулись к пажу, одетому в красное.
   – Я Рогор, племянник Тройна и наследник Чёрной Горы, – сказал он мощным раскатистым голосом, вызвавшим эхо в огромной пустой комнате. – Я найду Каледвх и убью Гаэля. Клянусь в этом.
   Гном встал в полный рост, и Мьольнир невольно вздрогнул при мысли о том, что вёл себя недостаточно почтительно. Рогор медленно распахнул красный плащ с вышитыми на нём рунами Болдуина. Под плащем оказались доспехи с изображением чёрного щита и золотого меча – герб рода Двалина. К ним был прикреплён мощный топор, который оставалось лишь насадить на топорище, чтобы он стал гораздо более грозным оружием, чем простой кинжал.
   Рогор снова запахнул плащ и заправил длинную рыжую бороду за пояс.
   – Я прошу прощения, государь, – сказал Мьольнир со всей почтительностью, на которую был способен. – Я не хотел тебя оскорбить.
   Ты меня не оскорблял, Мьольнир. Кто меня действительно оскорбил, так это Гаэль. Но благодаря вам и доброте короля Болдуина это пятно с моей чести скоро будет смыто. Если королю будет угодно доверить мне охрану Меча, я буду править Чёрной Горой и сделаю тебя и Цимми своими пэрами…
   – Будешь, будешь править, – проворчал Болдуин. – Цимми и мой рыцарь помогут тебе чем смогут, но прежде всего они должны найти золотой меч. Смерть Гаэля для них менее важна
   – Но она необходима, – перебил его Рогор.
   Старый гном задумчиво покачал головой. В течение нескольких секунд было слышно лишь потрескивание дров в камине и свист ветра за окном.
   – Да, справедливо, что ты хочешь наказать Гаэля, если он виновен в смерти твоего дяди. Но будьте осторожны… Будьте очень осторожны, дети мои. Нам ведь не нужна новая война с эльфами, не так ли?
   Он повернулся к Цимми и Мьольниру, и оба отрицательно качнули головами. Но Рогор, судя по его лицу, думал иначе.
   – Дело серьёзное, но это не повод для войны, – настаивал старый король. – Не забывайте об этом. Ты, Мьольнир, способен усмирить любого из этих воображал с голубой кожей, если они встанут у вас поперёк дороги. А ты, Цимми…
   Болдуин замолчал. Его глаза из-под кустистых бровей весело блеснули, плечи затряслись, и из густой бороды послышался смех, похожий на кашель.
   – Ты должен будешь скрывать свои тайные знания как можно дольше. Пусть в тебе видят всего лишь обычного придворного из королевской свиты.
   Цимми отложил трубку и низко поклонился.
   – Повинуюсь, повелитель камней.
   – Это твой титул, и ты это знаешь, – отвечал Болдуин. – Ты владеешь искусством говорить с камнями и можешь воздвигнуть гору перед своими врагами. Об этом не известно ни людям, ни эльфам. Они считают, что древние деяния мастеров-каменщиков – всего лишь искусный вымысел, и не верят в их могущество. В один прекрасный день они чертовски удивятся… Но до того, как он настанет, не используй ни свой боевой молот, ни пращу, ничего другого!
   – Повинуюсь, – повторил Цимми.
   На сей раз Болдуин откровенно расхохотался, откинувшись на спинку кресла.
   – Кроме того, благодаря нашей уловке вас будет трое, а не двое! Повелитель Рогор останется в своей одежде пажа и ничем не выдаст себя во время путешествия. Всем будет казаться, что он вооружён простым кинжалом и больше ничем. Тем хуже будет для эльфов, когда они поймут, что это просто маскировка!
   Гномы засмеялись все, один за другим, глядя на мускулистые руки Рогора и думая о волшебном могуществе Цимми. В самом деле, тем хуже для эльфов…
 
   День наконец занялся. Бледные лучи проникли в зал сквозь узкие бойницы, между которыми на стенах все ещё горели факелы. Это была самая верхняя комната дворца, на последнем этаже самой высокой башни, и ключи от неё хранились лишь у сенешаля и дворцового управителя. Она была круглой и почти пустой, если не считать двух больших кресел, в которых полудремали Два человека, и большого сундука, стоявшего у стены.
   Король Пеллегун приоткрыл один глаз и потянулся. Все тело ломило, и к тому же он замёрз, несмотря на свои меховые одежды. Он поднялся с мучительной гримасой и толкнул сенешаля Горлуа.
   – Вставай!
   Сенешаль подскочил на месте, и его единственный глаз некоторое время моргал, пока Горлуа не проснулся окончательно.
   – Я… я что, заснул? – пробормотал он.
   – Вот почему ты всего лишь герцог, а король – я! – ответил Пеллегун, сдерживая зевок. – Который час?
   Горлуа тоже поднялся, подошёл к одной из амбразур и выглянул наружу.
   – Между заутреней и дневной службой… ближе к дневной.
   – Нужно спускаться, – сказал Пеллегун. – Мы обо всём подумали?
   Горлуа набросил меховой плащ и плотно закутался в него.
   – Кажется, да, сир. В Каб-Баге всё готово, и ждут лишь их прибытия, чтобы разыграть спектакль. Но всякое может случиться! С гномами никогда нельзя ни в чём быть уверенным!
   Пеллегун молча взглянул на сенешаля. Он и сам испытывал сомнение.
   – Да уж, гномы…
   Потом, словно что-то вспомнив, встряхнул головой.
   – Нет, ещё не все! Найди мне человека не из наших владений, кого-нибудь из чужих – вора или убийцу из Гильдии… неважно, смотри сам. Пусть он следует за ними и сделает всё что нужно. Ты меня понял?
   Сенешаль утвердительно прикрыл единственный глаз.
   – Мы не можем позволить себе потерпеть неудачу, Горлуа. Это было бы…
   Он замолчал на полуслове и провёл рукой по усталым глазам и по щекам, на которых уже начала отрастать щетина. Ему нужно было принять ванну, позвать брадобрея, и к тому же он проголодался… Капеллан может и подождать со своей мессой… Что за идея – устраивать мессу до завтрака!
   Король взглянул на стоявший у стены сундук с гримасой отвращения. Потом повернулся к молча ожидавшему Горлуа и кивнул, словно отвечая собственным мыслям:
   – Если мы потерпим неудачу, друг мой, это будет воистину ужасно!

Глава 4
Отъезд

   Когда экспедиция покинула замок, направляясь в Каб-Баг, торговую столицу гномов, дождь уже перестал. Король Пеллегун приказал, чтобы отъезд посланцев Великого Совета прошёл без всяких торжеств, но, несмотря на это, все жители Лота высыпали на крепостную стену – настолько необычное зрелище представляла собой странная компания, выехавшая из городских ворот.
   Тилль-следопыт смог быстро избавиться от назойливого любопытства толпы, уйдя далеко вперёд. Одежда эльфа, меняющая цвет, была уже неразличима на фоне пожухлой травы и листвы в бледно-сером свете зимнего утра. Он всегда ходил пешком, в сопровождении своей собаки и летящего над головой сокола. Тилль мало с кем разговаривал, кроме них, и даже обедал всегда в некотором отдалении от остальных спутников. Вооружённый только луком и длинным острым эльфийским кинжалом, он ничем не отличался от большинства эльфов-путешественников или торговцев, которые почти ежедневно прибывали в Лот, поэтому толпа не обратила на него особого внимания.
   Всадники, возглавлявшие процессию, выглядели, напротив, воистину роскошно. Утёр Бурый, ехавший впереди, гордо выпрямился на своём вороном коне, и девицы, хихикая, подталкивали друг друга локтями, когда он проезжал мимо – такой юный и такой воинственный, со светло-каштановыми волосами, ниспадающими на матово-стальные доспехи.
   Королева Ллиэн ехала следом за ним. На сей раз уже мужчины вытягивали шеи, чтобы полюбоваться на неё. Голова Ллиэн была непокрыта, волосы, по обыкновению, заплетены в косы. На ней был длинный муаровый плащ, заколотый у шеи двойной серебряной застёжкой, струящийся до самого крупа её лошади. Ильра, лошадь королевы светло-рыжей масти, с белой звёздочкой на лбу, была одной из подруг Лама, коня короля Ллэндона. На Ллиэн было также муаровое платье с разрезами, под которым была надета тонкая серебряная кольчуга работы гномов – очевидно, такую же Гаэль украл у короля Чёрной Горы. Голубоватый оттенок её кожи был особенно заметён по контрасту с мягкими замшевыми сапожками, доходившими до колен. Руки её были обнажены и от запястий до локтей украшены серебряными браслетами, которые могли служить и защитой – не хуже рыцарских железных перчаток. Оркомиэла, легендарный кинжал, висел у неё на поясе, а лук и колчан со стрелами Кевина-лучника были приторочены к седлу. В толпе раздавались восхищённые возгласы, на которые королева Высоких эльфов отвечала сердечной улыбкой. Но многие при виде её крестились, особенно богомольные кумушки, боявшиеся эльфов, считая их язычниками, поклоняющимися Луне, и, конечно же, злыми чародеями.
   Хмурые и мрачные, с надвинутыми на лоб капюшонами плащей, за ней ехали Цимми и Мьольнир. Приветственные крики, которыми народ встречал Ллиэн, заставляли их лишь ещё больше хмуриться. В утреннем тумане они, сидевшие верхом на своих мощных пони, казались каменными глыбами, почти одинаковыми в ширину и в высоту. Внушительное воинское снаряжение Мьольнира тускло поблёскивало в сером свете дня, и это выглядело угрожающе.
   Родерик, один из стражей Великого Совета, и Фрейр-варвар замыкали шествие. Они были явно довольны такой неожиданной популярностью.
   Ноги Фрейра свешивались почти до земли, и казалось, что конь приседает под его тяжестью. Это забавляло горожан, и они не могли удержаться от того, чтобы не бросать ему вслед насмешек (тем более что сами ничем не рисковали, оставаясь под защитой надёжных укреплений города), но Фрейр, казалось, их не слышал. С тех пор как он уехал из своей деревни, ему впервые предоставился случай с кем-то поговорить, пусть даже на общем для всех племён языке, который он плохо знал, и он уже успел смертельно надоесть Родерику своими бесконечными историями.
   За ними ехали на мулах трое пажей и шли несколько лошадей без всадников, нагруженные багажом, оружием и провизией. Паж-гном, выделяющийся на фоне остальных своим красным плащом, казался таким же высоким, как люди, но всем, кто его видел, это представлялось обманом зрения.
   Об этой необычной экспедиции в Лоте с самого утра распространялись самые фантастически слухи. Некоторые считали, что объединение трёх из Свободных народов может означать только одно: возобновление войны против Безымянного. Кроме того, разве присутствие в числе прочих варвара с Границ не означает, что именно туда все и направляются? Другие говорили об охоте на дракона (но кто во всём Лоте ещё верил в драконов, кроме детей?) и об обугленном трупе, найденном неподалёку от озера, к западу от города. Всего этого было вполне достаточно, чтобы жители предпочитали не покидать городских стен…
   Когда последний мул выехал за городские ворота, горожане, стоявшие у крепостных бойниц, устроили отъезжающим прощальную овацию, а затем начали спускаться и, перекрикивая друг друга, обмениваться самыми противоречивыми догадками. Настала очередь других – теперь работники, пришедшие в город устраиваться на службу, нищие и попрошайки, клянчившие милостыню, торговцы и путешественники принялись глазеть на необычную кавалькаду уже за городскими стенами. Затем крестьяне окрестных деревень, от зажиточных до самых бедных, высыпали из своих саманных или глинобитных домов и, разинув рты, таращились на невиданное зрелище. На пути всадников встречались также эльфы, которые склонялись в глубоком поклоне перед королевой, гномы, с трудом бредущие по дороге под грузом купленных товаров, целые гномовские семьи, путешествующие в повозках, чинно и неторопливо. Потом мало-помалу такие встречи стали все более редкими.
   Утренний туман сменился мелким дождём, почти таким же неощутимым, но земля на ухабистой дороге размокла, и копыта лошадей скользили по ней.