Страница:
Гномы, оставшиеся снаружи, отвели лошадей в конюшню, и теперь их пажи суетились, перенося в покои короля Болдуина всё, что было необходимо для их пребывания в городе (а поскольку старый Болдуин с годами полюбил роскошь, необходимого было немало). Не обращая внимания на эту суматоху, один из членов королевской свиты сидел на нижних ступеньках широкой каменной лестницы, ведущей во дворец. Его сумки и оружие лежали рядом. Он задумчиво поглаживал каштановую бороду и курил длинную трубку из белой глины.
– Мэтр Цимми!
Гном, казалось, внезапно проснулся и взглянул на склонившегося к нему пажа (совсем юного гнома, которому едва исполнилось пятьдесят).
– Что?
– Хотите, я отнесу ваш багаж?
– Да, конечно, спасибо…
Он убрал ногу, лежавшую поперёк сумок и рукояти боевого молота. Паж быстро собрал его вещи и отправился следом за остальными. Цимми продолжал в одиночестве сидеть под дождём на ступеньках, пока его трубка не погасла. В отличие от других гномов он был одет без особой роскоши, несмотря на свой высокий ранг, и не носил никаких украшений. На нём была длинная кожаная кольчуга, спускавшаяся до самых пят, почти закрывая простую зелёную тунику. На поясе висели многочисленные мешочки и сумочки, а также кожаная праща – оружие, которым пользовались в основном дети. Но никто из гномов Красной Горы не посмел бы над этим смеяться. Цимми был тем, кого гномы называют мастером-каменщиком, а люди – чародеем. Между ним и землёй, камнями и скалами существовала тесная могущественная связь, превосходившая понимание даже общепризнанных мудрецов. С незапамятных времён мастера-каменщики, подобные Цимми, хранили многочисленные секреты в глубине своих подземных кузниц. Люди, ослеплённые блеском сокровищ, кои те извлекали из глубоких шахт, утверждали даже, что они знают Великую Тайну превращения обычных металлов в чистое золото. Но ответить, правда это или нет, могли только они сами.
Цимми набросил на свои короткие взъерошенные каштановые волосы капюшон зелёной туники и, ворча, поднялся на ноги. Носком сапога он взрыхлил пыль, потом провёл ладонью по мощным камням, из которых были сложены стены дворца. Мастера-каменщики обладали способностью читать по камням, молчаливым свидетелям былых времён. Цимми не мог сказать что-либо с уверенностью, но испытал сложное неприятное ощущение, когда смотрел на высокие башни Лота.
– Встать перед королём!
Мажордом ударил по каменным плитам пола концом резного жезла – атрибута своей должности. Тут же по залу прокатился грохот тяжёлых дубовых стульев, отодвигаемых встающими гостями. Это был обычный, непарадный ужин, и приглашённых числилось всего человек тридцать – в большинстве своём рядовые вассалы или просители всех сортов, которые прибыли в Лот добиваться, чтобы их детей приняли на дворцовую службу, или жаловаться на королевские подати. Два эльфа из Гаваней – те, что жили у моря, – наверняка прибыли затем, чтобы продать редкие ткани. За одним из столов сидел барон-гном в окружении своей жены и детей, малышей лет по тридцать, а рядом с ними – ещё два гнома, одетых с преувеличенной роскошью и увешанных драгоценностями. Глава семейства был явно недоволен таким тесным соседством. По обе стороны столов, расположенных буквой U и освещённых сальными свечами, горели камины в человеческий рост, такие широкие, что в них можно было зажарить быка. От их жара у гостей, сидящих к ним спиной, на лицах выступали крупные капли пота. Каменные стены покрывали гобелены и звериные шкуры. Окна были затянуты вощёной тканью, совсем не пропускавшей свежего воздуха, отчего в зале было жарко, как в парильне.
За центральным столом, справа от королевского кресла, были поставлены ещё три – для Болдуина и его приближённых. Все они пока пустовали.
Король Пеллегун не мог не заметить отсутствия гномов, но его лицо осталось бесстрастным. Кивком головы он поблагодарил своего стольничего, сбросил плащ, подбитый серым беличьим мехом, затем сделал всем знак снова занять места. Сенешаль Горлуа сидел по левую руку от короля, не обращая никакого внимания на собравшихся, которые, однако, на протяжении всего ужина неустанно пытались поймать его взгляд, чтобы получить разрешение приблизиться к королю и обратиться к нему со своими просьбами. Эти два человека, несмотря на почтение, которое они вызывали, обладали столь сходной манерой держаться, что это выглядело почти комично. Можно было подумать, что они братья – настолько они стали похожи Друг на друга, пережив вместе и тёмные, и светлые события в жизни города озёрных людей. И тот и другой были уже довольно старыми, по людским представлениям (хотя любой гном счёл бы их ещё подростками), не слишком высокими, но очень сильными (опять же по людским меркам). Оба не носили бороды, а их седые волосы были заплетены в многочисленные косички, перевитые у одного золотыми нитями, у другого – полосками красной кожи. На этом сходство заканчивалось.
Пеллегун обладал величественной красотой, а Горлуа был уродлив. Его лицо пересекал ужасный шрам, правая глазница была пуста. Этот удар был нанесён ему кривой гоблинской саблей, когда сам он спасал принца Пеллегуна из когтей этих воинственных чудовищ. Сильно израненные в боях, эти два человека стали братьями по оружию, и их кровь смешалась, впитываясь в одну и ту же землю на полях сражений.
После смерти короля Кера Пеллегун сделал Горлуа своим сенешалем, а когда короли Свободных народов, уцелевшие в боях, выбрали его главой Великого Совета, он доверил своему слуге роль дворцового управителя и пожаловал ему титул герцога Тентажеля.
– Где королева? – вполголоса проворчал он, повернувшись к сенешалю.
Горлуа приподнял брови в знак того, что ему об этом неизвестно, потом щёлкнул пальцами. Перед ним тут же возник мажордом и склонил голову, ожидая распоряжений. Получив их, он быстро отошёл к группе вооружённых людей, повсюду сопровождавших короля.
– Королева опаздывает, – сказал он. – Нужно послать за ней.
Ульфин, рыцарь, к которому он обратился, взглянул на него с нескрываемым презрением, будучи намного выше рангом, и, вскинув подбородок, указал на Утера, самого младшего из королевской свиты. Тот оказался рядом в мгновение ока, и выражение его лица заставило улыбнуться всех его товарищей. Во дворце шёпотом поговаривали, что юная королева Игрейна неравнодушна к этому рыцарю. Судя по всему, это было взаимно.
Когда королева Брунгильда умерла родами, унеся с собой единственного мертворождённого ребёнка, король Пеллегун долгие годы носил траур по ней. Лишь необходимость оставить после себя преемника заставила его жениться во второй раз, и юная Игрейна почти не видела своего венценосного супруга, тем более что до сих пор не смогла родить ему наследника. Время шло, и Пеллегун все реже и реже разделял с ней ложе. Королева жила тоскливо и уединённо в дальних покоях дворца, занимаясь вместе со своими служанками бесконечным вышиванием гобеленов. Каждый день был похож на предыдущий: без любви, без надежды, без будущего.
Утёр, запыхавшийся и раскрасневшийся от быстрой ходьбы, повстречал королеву на лестнице, ведущей в её покои.
– Госпожа, король просит вас к столу…
– Я уже иду, – ответила она. – Дайте мне руку, шевалье.
Рыцарь попытался унять биение крови в висках и перевести дыхание. Рука королевы в его руке казалась такой маленькой, совсем детской… По дороге он даже не осмеливался смотреть на неё, но, когда она садилась за стол рядом с Пеллегуном, ему показалось, что она как-то по-особенному сжала пальцами его руку.
Он был уверен, что сумел скрыть своё волнение, но, однако, уже собираясь отойти, он уловил пристальный колючий взгляд сенешаля Горлуа, от которого у него по спине пробежал холодок.
Между тем как служанки принялись быстро расставлять перед гостями тарелки с мёдом и хлебом и оловянные кувшины с густым тёмным вином, мажордом объявил первую перемену блюд:
– Жареные бычьи мозги, паштет, кровяные колбасы, сосиски, мясной рулет, пирожки с ветчиной!
Для обильного ужина, из тех, что устраивались во дворце в зимние дни, было приготовлено двадцать четыре вида кушаний: шесть перемен, вносимых в зал по очереди, вплоть до мушмулы, сладкого крема, сливок и печёных груш на десерт.
Мажордом быстро окинул взглядом королевский стол, проверяя, все ли в порядке, затем наклонился к сенешалю и прошептал несколько слов ему на ухо. Горлуа кивнул, отпустил его и в свою очередь наклонился к королю.
– Король Болдуин просил передать вашему величеству, что он устал и что он увидится с вами завтра.
Пеллегун снисходительно кивнул, вытер губы тыльной стороной ладони и отпил глоток вина. Когда он поставил кубок обратно на стол, на губах его была усмешка.
– Ну вот, – вполголоса сказал он, повернувшись к старому Горлуа, – начинается!
Глава 2
– Мэтр Цимми!
Гном, казалось, внезапно проснулся и взглянул на склонившегося к нему пажа (совсем юного гнома, которому едва исполнилось пятьдесят).
– Что?
– Хотите, я отнесу ваш багаж?
– Да, конечно, спасибо…
Он убрал ногу, лежавшую поперёк сумок и рукояти боевого молота. Паж быстро собрал его вещи и отправился следом за остальными. Цимми продолжал в одиночестве сидеть под дождём на ступеньках, пока его трубка не погасла. В отличие от других гномов он был одет без особой роскоши, несмотря на свой высокий ранг, и не носил никаких украшений. На нём была длинная кожаная кольчуга, спускавшаяся до самых пят, почти закрывая простую зелёную тунику. На поясе висели многочисленные мешочки и сумочки, а также кожаная праща – оружие, которым пользовались в основном дети. Но никто из гномов Красной Горы не посмел бы над этим смеяться. Цимми был тем, кого гномы называют мастером-каменщиком, а люди – чародеем. Между ним и землёй, камнями и скалами существовала тесная могущественная связь, превосходившая понимание даже общепризнанных мудрецов. С незапамятных времён мастера-каменщики, подобные Цимми, хранили многочисленные секреты в глубине своих подземных кузниц. Люди, ослеплённые блеском сокровищ, кои те извлекали из глубоких шахт, утверждали даже, что они знают Великую Тайну превращения обычных металлов в чистое золото. Но ответить, правда это или нет, могли только они сами.
Цимми набросил на свои короткие взъерошенные каштановые волосы капюшон зелёной туники и, ворча, поднялся на ноги. Носком сапога он взрыхлил пыль, потом провёл ладонью по мощным камням, из которых были сложены стены дворца. Мастера-каменщики обладали способностью читать по камням, молчаливым свидетелям былых времён. Цимми не мог сказать что-либо с уверенностью, но испытал сложное неприятное ощущение, когда смотрел на высокие башни Лота.
– Встать перед королём!
Мажордом ударил по каменным плитам пола концом резного жезла – атрибута своей должности. Тут же по залу прокатился грохот тяжёлых дубовых стульев, отодвигаемых встающими гостями. Это был обычный, непарадный ужин, и приглашённых числилось всего человек тридцать – в большинстве своём рядовые вассалы или просители всех сортов, которые прибыли в Лот добиваться, чтобы их детей приняли на дворцовую службу, или жаловаться на королевские подати. Два эльфа из Гаваней – те, что жили у моря, – наверняка прибыли затем, чтобы продать редкие ткани. За одним из столов сидел барон-гном в окружении своей жены и детей, малышей лет по тридцать, а рядом с ними – ещё два гнома, одетых с преувеличенной роскошью и увешанных драгоценностями. Глава семейства был явно недоволен таким тесным соседством. По обе стороны столов, расположенных буквой U и освещённых сальными свечами, горели камины в человеческий рост, такие широкие, что в них можно было зажарить быка. От их жара у гостей, сидящих к ним спиной, на лицах выступали крупные капли пота. Каменные стены покрывали гобелены и звериные шкуры. Окна были затянуты вощёной тканью, совсем не пропускавшей свежего воздуха, отчего в зале было жарко, как в парильне.
За центральным столом, справа от королевского кресла, были поставлены ещё три – для Болдуина и его приближённых. Все они пока пустовали.
Король Пеллегун не мог не заметить отсутствия гномов, но его лицо осталось бесстрастным. Кивком головы он поблагодарил своего стольничего, сбросил плащ, подбитый серым беличьим мехом, затем сделал всем знак снова занять места. Сенешаль Горлуа сидел по левую руку от короля, не обращая никакого внимания на собравшихся, которые, однако, на протяжении всего ужина неустанно пытались поймать его взгляд, чтобы получить разрешение приблизиться к королю и обратиться к нему со своими просьбами. Эти два человека, несмотря на почтение, которое они вызывали, обладали столь сходной манерой держаться, что это выглядело почти комично. Можно было подумать, что они братья – настолько они стали похожи Друг на друга, пережив вместе и тёмные, и светлые события в жизни города озёрных людей. И тот и другой были уже довольно старыми, по людским представлениям (хотя любой гном счёл бы их ещё подростками), не слишком высокими, но очень сильными (опять же по людским меркам). Оба не носили бороды, а их седые волосы были заплетены в многочисленные косички, перевитые у одного золотыми нитями, у другого – полосками красной кожи. На этом сходство заканчивалось.
Пеллегун обладал величественной красотой, а Горлуа был уродлив. Его лицо пересекал ужасный шрам, правая глазница была пуста. Этот удар был нанесён ему кривой гоблинской саблей, когда сам он спасал принца Пеллегуна из когтей этих воинственных чудовищ. Сильно израненные в боях, эти два человека стали братьями по оружию, и их кровь смешалась, впитываясь в одну и ту же землю на полях сражений.
После смерти короля Кера Пеллегун сделал Горлуа своим сенешалем, а когда короли Свободных народов, уцелевшие в боях, выбрали его главой Великого Совета, он доверил своему слуге роль дворцового управителя и пожаловал ему титул герцога Тентажеля.
– Где королева? – вполголоса проворчал он, повернувшись к сенешалю.
Горлуа приподнял брови в знак того, что ему об этом неизвестно, потом щёлкнул пальцами. Перед ним тут же возник мажордом и склонил голову, ожидая распоряжений. Получив их, он быстро отошёл к группе вооружённых людей, повсюду сопровождавших короля.
– Королева опаздывает, – сказал он. – Нужно послать за ней.
Ульфин, рыцарь, к которому он обратился, взглянул на него с нескрываемым презрением, будучи намного выше рангом, и, вскинув подбородок, указал на Утера, самого младшего из королевской свиты. Тот оказался рядом в мгновение ока, и выражение его лица заставило улыбнуться всех его товарищей. Во дворце шёпотом поговаривали, что юная королева Игрейна неравнодушна к этому рыцарю. Судя по всему, это было взаимно.
Когда королева Брунгильда умерла родами, унеся с собой единственного мертворождённого ребёнка, король Пеллегун долгие годы носил траур по ней. Лишь необходимость оставить после себя преемника заставила его жениться во второй раз, и юная Игрейна почти не видела своего венценосного супруга, тем более что до сих пор не смогла родить ему наследника. Время шло, и Пеллегун все реже и реже разделял с ней ложе. Королева жила тоскливо и уединённо в дальних покоях дворца, занимаясь вместе со своими служанками бесконечным вышиванием гобеленов. Каждый день был похож на предыдущий: без любви, без надежды, без будущего.
Утёр, запыхавшийся и раскрасневшийся от быстрой ходьбы, повстречал королеву на лестнице, ведущей в её покои.
– Госпожа, король просит вас к столу…
– Я уже иду, – ответила она. – Дайте мне руку, шевалье.
Рыцарь попытался унять биение крови в висках и перевести дыхание. Рука королевы в его руке казалась такой маленькой, совсем детской… По дороге он даже не осмеливался смотреть на неё, но, когда она садилась за стол рядом с Пеллегуном, ему показалось, что она как-то по-особенному сжала пальцами его руку.
Он был уверен, что сумел скрыть своё волнение, но, однако, уже собираясь отойти, он уловил пристальный колючий взгляд сенешаля Горлуа, от которого у него по спине пробежал холодок.
Между тем как служанки принялись быстро расставлять перед гостями тарелки с мёдом и хлебом и оловянные кувшины с густым тёмным вином, мажордом объявил первую перемену блюд:
– Жареные бычьи мозги, паштет, кровяные колбасы, сосиски, мясной рулет, пирожки с ветчиной!
Для обильного ужина, из тех, что устраивались во дворце в зимние дни, было приготовлено двадцать четыре вида кушаний: шесть перемен, вносимых в зал по очереди, вплоть до мушмулы, сладкого крема, сливок и печёных груш на десерт.
Мажордом быстро окинул взглядом королевский стол, проверяя, все ли в порядке, затем наклонился к сенешалю и прошептал несколько слов ему на ухо. Горлуа кивнул, отпустил его и в свою очередь наклонился к королю.
– Король Болдуин просил передать вашему величеству, что он устал и что он увидится с вами завтра.
Пеллегун снисходительно кивнул, вытер губы тыльной стороной ладони и отпил глоток вина. Когда он поставил кубок обратно на стол, на губах его была усмешка.
– Ну вот, – вполголоса сказал он, повернувшись к старому Горлуа, – начинается!
Глава 2
Великий Совет
День едва занялся, хмурый и пасмурный, и серое небо отражалось в серой воде озера. Лагерь эльфов на краю леса едва можно было различить сквозь густую чащу. Он представлял собой лишь несколько шалашей, собранных из веток только затем, чтобы можно было укрыться на одну ночь. Эти ненадёжные убежища возводились эльфами за несколько минут на пути их скитаний – ибо у эльфов не было городов, всего лишь несколько поселений, местоположение которых к тому же они могли менять с течением времени. У них не было ничего, даже настоящих семей – в том смысле, как понимают это люди, и они не обременяли себя богатствами, каким бы высоким ни было их происхождение. И правители, и слуги носили одинаковую одежду, и единственной роскошью, какую они себе позволяли, были изящные украшения из серебра – металла, связанного с Луной, которой они поклонялись. Впрочем, изготовление серебряных украшений было единственным ремеслом эльфов. Это был народ, лишённый каких бы то ни было потребностей, и во многих отношениях он был ближе к диким животным, чем к людям.
Ллиэн проснулась в одиночестве. Она перевила свои длинные чёрные волосы кожаной лентой, украшенной маленькими лебедиными пёрышками, и набросила широкое переливчатое одеяние с разрезами, оставляющими открытыми её руки и ноги. Затем надела серебряное ожерелье и браслеты, натянула тонкие замшевые сапожки до колен. Наконец, после некоторого раздумья, пристегнула к поясу длинный кинжал, Оркомиэлу, что на языке эльфов означало «Поражающий гоблинов».
Супруга Ллэндона и королева эльфов, Ллиэн не была воинственной, но она принадлежала к прямым потомкам Мориган, «Великой королевы», мифической прародительницы эльфов, с которой так или иначе были в родстве все эльфийские кланы и которая считалась богиней войны и любви.
Озёрные люди и дворцовая стража иногда называли Ллиэн фокусницей, и ей это нравилось. Но они не знали о королеве ничего, что выходило бы за пределы волшебных трюков, которые она показывала людям во время праздничных вечеров.
Магические способности Ллиэн простирались гораздо дальше, хотя она не слишком любила об этом говорить. Те, кто знал о них, относились к ней с глубоким почтением; те, кому о них было неизвестно, не являлись частью её мира. Обугленное тело охотника за лягушками, лежавшее на берегу озера, могло служить тому доказательством…
Она пригнулась, выходя из шалаша. Трава снаружи была мокрой от дождя. Скорее всего, он шёл всю ночь. Эльфийка встала на колени, провела рукой по траве и с наслаждением умылась, потом взглянула на небо. Был один из тех ноябрьских дней, когда погода неустойчивая. Бледное солнце едва проглядывало из-за облаков. Возможно, оно станет ярче. Но возможно также, что снова пойдёт дождь. Эльфы не испытывали перед погодой такого благоговения, как люди, беспокоящиеся о своих посевах. Подобно деревьям, камням или живущим в дуплах белкам, они не заботились о том, чтобы управлять природой. Именно поэтому они и исчезли.
Движение у кромки леса привлекло её внимание.
Ллэндон, король Высоких эльфов, был уже на коне. Слуга протянул Ллиэн поводья её лошади, и эльфийка вскочила на неё одним прыжком. Эльфы всегда ездили верхом без седла, шпор и хлыстов. Они знали язык домашних животных, а некоторые из них – и язык диких зверей, но только рыжих. Ллэндон склонился к холке своего коня, огромного буланого жеребца, чья грива ниспадала почти до самой земли.
– Отвези нас в Лот, – прошептал он коню на ухо.
Десять эльфов и девять лошадей последовали за ним. Кроме Блориана и Дориана, братьев-близнецов королевы, здесь были Кевин-лучник; Рассуль, друг Ллэндона, правитель серых эльфов, живущих на болотах, почти никогда не покидавший их; Ассан, его подданный; Амлин, менестрель; Лилиан, жонглёр – всегда нужно опасаться эльфов, выдающих себя за бродячих артистов, – и наконец, Тилль-следопыт, который шёл пешком, рядом с ним бежала собака, а над головой летел сокол.
Эльфы ехали в молчании, предоставив своим коням следовать за Ламом – белым жеребцом Ллэндона. Потом Амлин взял свою скрипку и запел песню о Великих Табунах, которую очень любили лошади. Она звучала в их ушах как обещание отдыха в тёплом стойле. Песня рассказывала о древних временах, о бесконечных зелёных лугах, где старые и молодые кони всех мастей щипали божью траву…
Тилль-следопыт послал вперёд своего сокола указывать дорогу. После часа езды резкий крик птицы заставил эльфов очнуться от мягко-меланхоличного напева: впереди показались башни Лота.
Подъехав к воротам города, эльфы спешились и отпустили коней пастись, сняв с них поводья. Люди слишком любили лошадей, чтобы Лам и другие кони оставались в безопасности на улицах Лота.
– Повелитель Ллэндон, да пребудет с вами мир!
С трудом приноровляясь к лёгкой размашистой поступи эльфов, глашатай почти бежал рядом с ними, рассказывая о прибытии короля Болдуина и о проведении Великого Совета.
– Так Болдуин и в самом деле явился самолично? – задумчиво произнёс Ллэндон. – Ни один гном по доброй воле не покинет своей горы. Чего же он хочет?
– Не знаю, повелитель, – отвечал глашатай, понизив голос. – Но вид у него очень хмурый.
– Ну и что с того? – весело сказал Рассуль, хлопая Ллэндона по плечу. – У гномов всегда хмурый вид!
Эльфы беззаботно расхохотались и исчезли в отведённом для них дворцовом крыле, по разумной предосторожности наиболее удалённом от покоев гномов.
Глашатай покачал головой, всерьёз обеспокоенный тем, какой оборот принимают события, и отправился предупредить короля Пеллегуна. Погружённый в свои мысли, он не заметил громадной фигуры воина-варвара, стоявшего в тени. Тот дал ему пройти, потом медленно вышел на свет и проводил взглядом.
Облачённые в железные доспехи и длинные кожаные кольчуги с чередующимися полосами королевских цветов – белого и голубого, – двенадцать рыцарей собрались в зале Великого Совета. Они составляли личную королевскую стражу и вместе с королём должны были занять места вокруг стола. Все были людьми благородного происхождения, выходцами из семей, которые ещё в Древние времена получили титулы Друзей эльфов, а также Соратников – такое звание давали своим союзникам воинственные гномы.
Некоторые вполголоса разговаривали, другие играли в кости, но Утёр и Родерик, самые молодые, стояли у единственного в комнате окна и смотрели на улицу – казалось, им передалось уныние пасмурного дождливого дня.
Прошло уже несколько часов с момента прибытия эльфов. Зазвонил полуденный колокол, и Утёр вздрогнул. Его доспехи из отполированного металла поблёскивали от мелких дождевых капель. Родерик прошептал что-то неразборчивое, но не удосужился повторить своих слов приятелю и продолжал рассеянно скользить взглядом по городским крышам, узким улочкам портовых кварталов и полоске озёрной воды в несколько саженей – увидеть отсюда все громадное озеро целиком было невозможно.
Утёр чуть не подпрыгнул, когда по залу прокатился глухой стон – это звучал Камень Фал, талисман людей и символ их независимости, объявляя о прибытии законного короля. Почти тотчас же в коридоре послышался шум шагов. Ульфин, самый старший среди рыцарей, отдал короткий приказ, и сидящие разом поднялись с мест, игроки убрали кости и стаканчики, и все повернулись к двери, которая вот-вот должна была открыться.
Вошёл глашатай, обвёл быстрым взглядом зал, чтобы проверить, все ли в порядке, отошёл в сторону, уступая дорогу королю, и ударил жезлом в пол.
– Пеллегун, сын Кера, король людей озера и окрестностей, глава Великого Совета! – объявил он.
Рыцари застыли и чуть сильнее сжали рукояти своих мечей.
Пеллегун в сопровождении сенешаля обошёл огромный бронзовый стол, занимавший большую часть комнаты, и сел лицом к двери на трон из кедрового дерева, вырезанный в Древние времена из цельного ствола одним из его предков.
Горлуа остался стоять перед своим креслом, поскольку ему, несмотря на то что он был рыцарем, герцогом, сенешалем и дворцовым управителем, не подобало сидеть в присутствии королей гномов и эльфов.
Из коридора донеслось бряцание оружия, раздался ещё один стон камня, и дверь снова распахнулась.
– Ллэндон, король Высоких эльфов, правитель Элиандского леса! – возвестил глашатай.
Эльф улыбнулся и согласно обычаю преклонил колено перед Пеллегуном.
– Да пребудет с тобой мир, Ллэндон, – сказал король, вставая.
– Да хранит тебя Небо, Пеллегун, – отвечал эльф. – Зачем собрался Совет?
– Я знаю лишь немногим больше тебя… Болдуин прибыл в Лот. Но, полагаю, тебе об этом уже сообщили…
Ллэндон кивнул в ответ и занял своё место рядом с королём людей; глашатай вновь ударил жезлом в пол.
– Рассуль, король серых эльфов, правитель Болотных Земель!.. Ллиэн, королева Высоких эльфов!
– Прекрасна, как всегда, – произнёс Пеллегун, кланяясь королеве.
– Я твоя подданная, – прошептала она, не опуская глаз.
Потом её взгляд на мгновение задержался на сенешале, и она почтительно склонила голову. Несмотря на возраст, старый Горлуа почувствовал себя взволнованным. Трудно было не поддаться очарованию этих зелёных глаз…
Свита Ллэндона тоже расселась вокруг бронзового стола, и в зале воцарилась тишина.
Двенадцать рыцарей, стоящих неподвижно, с застывшими взглядами, сжимающих рукояти длинных мечей, казались статуями.
Утёр, стоявший позади эльфов, не отрывал глаз от затылка королевы Ллиэн. Эльфийские женщины обладали такой необычной красотой, что люди, не привыкшие встречать их в своих краях, принимали их за фей. За исключением голубоватого оттенка кожи, они во всём походили на людей, но даже самый красивый мужчина или самая нежная юная девушка казались грубыми и неуклюжими рядом с их воздушной лёгкостью. А Высокие эльфы, живущие в долинах и легконогие как ветер, были наиболее изящными среди них.
Ллиэн ощутила на затылке жар от взгляда юного рыцаря: она обернулась и улыбнулась ему.
Утёр почувствовал, как его сердце едва не колотится о доспехи. Светло-зелёные, как летний луг, глаза эльфийки завораживающе поблёскивали.
Он в свою очередь улыбнулся, потеряв часть той суровости, которой требовала его должность, но в этот момент камень простонал в третий раз, и жезл глашатая ударил в каменный пол, словно напоминая рыцарю о его обязанностях. Церемониальные обращения, принятые у гномов, были гораздо сложнее принятых у эльфов и людей. Нелёгкой задачей было изучить все словесные обороты, все обычаи и все языки Свободных народов, ибо при определённых обстоятельствах, например во время дворцовых приёмов, использование общего языка, понятного всем, включая и многочисленные племена монстров, живших в Чёрных Землях, было неприемлемо.
– Болдуин, сын Туора, сына Урса Синебородого, король и потомок королей! – объявил глашатай. – Болдуин Железный Топор, повелитель камней и металлов. Болдуин Длиннобородый, обладатель несметных сокровищ! Болдуин, властелин гномов Красной Горы! Да не оскудеет его борода во веки веков!
Старый гном вошёл, как обычно, тяжело ступая. Будучи уже в годах, он не стал преклонять колено перед Пеллегуном. Если твой возраст перевалил за три сотни лет, можно позволить себе некоторые нарушения протокола…
Один из его длинных полуседых навощённых усов слегка приподнялся: это должно было означать улыбку, адресованную королю Пеллегуну. Затем гном склонил голову в знак приветствия.
– Да пребудет с тобой мир, Пеллегун, – произнёс он своим мощным хриплым голосом.
– Да хранит тебя Небо, повелитель камней. Садись справа от меня.
Болдуин обошёл бронзовый стол в сопровождении своих советников и ещё одного гнома, скромно одетого и невооружённого.
Рыцари, выстроившиеся позади группы гномов, пытались угадать, кто этот последний; но в конце концов пришли к заключению, что раньше никогда не видели этого бородача с мечтательно-рассеянным выражением лица (что среди гномов было редкостью).
Болдуин наконец дошёл до своего кресла и демонстративно отвернулся к свите. Ллэндон, слегка смущённый, на мгновение заколебался. Этикет требовал, чтобы он первым приветствовал короля гномов, поскольку тот был старше; но Болдуин до сих пор даже не взглянул в его стррону.
– Да пребудет с тобой мир, – наконец произнёс Ллэндон с вежливой улыбкой. – Долго мы не виделись…
Болдуин не отвечал, и среди эльфов послышался недовольный ропот. Горлуа, глашатай, который уже выходил, закрывая за собой тяжёлую дверь, и сам король Пеллегун невольно нахмурились, видя такое поведение владыки Красной Горы. Утёр растерянно поискал взглядом Ульфина и заметил, что начальник тоже недоволен. Все замерли в беспокойстве, словно чего-то ожидая.
– Король Ллэндон вас приветствует, – повторил Пеллегун, кладя руку на запястье старого гнома.
– А? – произнёс Болдуин и наконец повернулся – Ах да, эльфы! Эльфы, конечно… Прошу прощения, я не расслышал… Преклонный возраст, без сомнения…
Он наклонил голову и сделал слабый жест в сторону существ с голубоватой кожей, приглашая их сесть.
– Да хранит тебя Небо, Ллэндон… И тебя, королева… Приветствую, король Рассуль!
Эльфы насмешливо переглянулись и сели.
Горлуа откинулся на спинку кресла, рассеянно играя одной из своих косичек, перевитых кожаными лентами, и с трудом сдерживая улыбку. Совет начался хорошо…
Пеллегун встал с примирительным видом.
– Друзья мои, мы собрались по просьбе короля Болдуина, правителя гномов Красной Горы. Послушаем, что он намеревается нам сказать, и сообща примем нужное решение.
По другую сторону двери глашатай так сильно прижался ухом к замочной скважине, что не заметил появившегося с другого конца коридора воина гигантского роста со светлыми волосами и косматой бородой, в одежде из звериных шкур, вооружённого огромным мечом.
– Кто ты? – воскликнул глашатай, отпрянув от двери. – Как ты смог сюда войти?
– Я Фрейр, правитель Свободных народов Скалистого Порога. Дай мне пройти!
Глашатай не сразу его понял – Фрейр говорил на общем языке Свободных народов, но с ужасающим акцентом, свойственным людям Севера. Но он не посторонился.
– Как тебя зовут? – снова спросил он.
– Дорогу! – проревел гигант.
Одновременно с этим он резко оттолкнул глашатая к стене – с такой силой, что тот не удержался на ногах и, оглушённый, медленно сполз по стене, испустив хриплый стон.
Варвар нахмурился и быстро посмотрел по сторонам. Убедившись, что его никто не видел, он облегчённо вздохнул и приблизился к двери, ведущей в зал Совета.
Болдуин говорил с такой силой и гневом, что варвар различал каждое его слово даже сквозь массивные дубовые створки.
– Я прибыл требовать у Совета правосудия! – крикнул он. – И если я его здесь не найду, то призову гномов к отмщению! Ярость наша будет страшнее, чем буря в горах!
– Мы свершим правосудие, – спокойно ответил Пеллегун.
Гном молчал несколько мгновений, пытаясь справиться с волнением. Глаза его, сверкающие из-под густых бровей, встретились с глазами его советника – гнома с каштановой бородой, одетого скромнее других. Тот поднялся с нерешительным видом. Ллиэн даже показалось, что он бросил на эльфов взгляд, в котором сквозила симпатия. Но она не была в этом твёрдо уверена.
– Меня зовут Цимми, – неторопливо начал гном. – Повелитель Болдуин поручил мне рассказать вам об ужасных событиях, которые произошли под Горой и вызвали сегодняшнее заседание Совета. Есть вещи слишком отвратительные, чтобы королевские уста их произносили…
Он в свою очередь сделал паузу, словно спрашивая согласия Болдуина. Но тот сидел, опустив голову, глядя на свои сжатые кулаки, лежащие на бронзовом столе.
– Эльф Гаэль убил Тройна, – сказал наконец Болдуин.
Цимми снова сел, испустив глухой стон, в то время как вокруг поднялся невероятный шум, в котором смешались презрительные, удивлённые или недоверчивые возгласы. Ллэндон и Рассуль резко вскочили, опрокинув свои кресла на мраморные плиты зала, а королева Ллиэн взглянула на Болдуина как на сумасшедшего.
– Именем Великой Богини, придержи язык, бородач! – прорычал Рассуль, серый эльф, который легко терял терпение.
Гаэль был главой небольшого сообщества эльфов Болотных Земель, живших у Гранины, и формально – подданным Рассуля. Но в действительности серые эльфы, как; никакие другие эльфийские племена, не подчинялись ничьему контролю.
Ллиэн проснулась в одиночестве. Она перевила свои длинные чёрные волосы кожаной лентой, украшенной маленькими лебедиными пёрышками, и набросила широкое переливчатое одеяние с разрезами, оставляющими открытыми её руки и ноги. Затем надела серебряное ожерелье и браслеты, натянула тонкие замшевые сапожки до колен. Наконец, после некоторого раздумья, пристегнула к поясу длинный кинжал, Оркомиэлу, что на языке эльфов означало «Поражающий гоблинов».
Супруга Ллэндона и королева эльфов, Ллиэн не была воинственной, но она принадлежала к прямым потомкам Мориган, «Великой королевы», мифической прародительницы эльфов, с которой так или иначе были в родстве все эльфийские кланы и которая считалась богиней войны и любви.
Озёрные люди и дворцовая стража иногда называли Ллиэн фокусницей, и ей это нравилось. Но они не знали о королеве ничего, что выходило бы за пределы волшебных трюков, которые она показывала людям во время праздничных вечеров.
Магические способности Ллиэн простирались гораздо дальше, хотя она не слишком любила об этом говорить. Те, кто знал о них, относились к ней с глубоким почтением; те, кому о них было неизвестно, не являлись частью её мира. Обугленное тело охотника за лягушками, лежавшее на берегу озера, могло служить тому доказательством…
Она пригнулась, выходя из шалаша. Трава снаружи была мокрой от дождя. Скорее всего, он шёл всю ночь. Эльфийка встала на колени, провела рукой по траве и с наслаждением умылась, потом взглянула на небо. Был один из тех ноябрьских дней, когда погода неустойчивая. Бледное солнце едва проглядывало из-за облаков. Возможно, оно станет ярче. Но возможно также, что снова пойдёт дождь. Эльфы не испытывали перед погодой такого благоговения, как люди, беспокоящиеся о своих посевах. Подобно деревьям, камням или живущим в дуплах белкам, они не заботились о том, чтобы управлять природой. Именно поэтому они и исчезли.
Движение у кромки леса привлекло её внимание.
Ллэндон, король Высоких эльфов, был уже на коне. Слуга протянул Ллиэн поводья её лошади, и эльфийка вскочила на неё одним прыжком. Эльфы всегда ездили верхом без седла, шпор и хлыстов. Они знали язык домашних животных, а некоторые из них – и язык диких зверей, но только рыжих. Ллэндон склонился к холке своего коня, огромного буланого жеребца, чья грива ниспадала почти до самой земли.
– Отвези нас в Лот, – прошептал он коню на ухо.
Десять эльфов и девять лошадей последовали за ним. Кроме Блориана и Дориана, братьев-близнецов королевы, здесь были Кевин-лучник; Рассуль, друг Ллэндона, правитель серых эльфов, живущих на болотах, почти никогда не покидавший их; Ассан, его подданный; Амлин, менестрель; Лилиан, жонглёр – всегда нужно опасаться эльфов, выдающих себя за бродячих артистов, – и наконец, Тилль-следопыт, который шёл пешком, рядом с ним бежала собака, а над головой летел сокол.
Эльфы ехали в молчании, предоставив своим коням следовать за Ламом – белым жеребцом Ллэндона. Потом Амлин взял свою скрипку и запел песню о Великих Табунах, которую очень любили лошади. Она звучала в их ушах как обещание отдыха в тёплом стойле. Песня рассказывала о древних временах, о бесконечных зелёных лугах, где старые и молодые кони всех мастей щипали божью траву…
Тилль-следопыт послал вперёд своего сокола указывать дорогу. После часа езды резкий крик птицы заставил эльфов очнуться от мягко-меланхоличного напева: впереди показались башни Лота.
Подъехав к воротам города, эльфы спешились и отпустили коней пастись, сняв с них поводья. Люди слишком любили лошадей, чтобы Лам и другие кони оставались в безопасности на улицах Лота.
– Повелитель Ллэндон, да пребудет с вами мир!
С трудом приноровляясь к лёгкой размашистой поступи эльфов, глашатай почти бежал рядом с ними, рассказывая о прибытии короля Болдуина и о проведении Великого Совета.
– Так Болдуин и в самом деле явился самолично? – задумчиво произнёс Ллэндон. – Ни один гном по доброй воле не покинет своей горы. Чего же он хочет?
– Не знаю, повелитель, – отвечал глашатай, понизив голос. – Но вид у него очень хмурый.
– Ну и что с того? – весело сказал Рассуль, хлопая Ллэндона по плечу. – У гномов всегда хмурый вид!
Эльфы беззаботно расхохотались и исчезли в отведённом для них дворцовом крыле, по разумной предосторожности наиболее удалённом от покоев гномов.
Глашатай покачал головой, всерьёз обеспокоенный тем, какой оборот принимают события, и отправился предупредить короля Пеллегуна. Погружённый в свои мысли, он не заметил громадной фигуры воина-варвара, стоявшего в тени. Тот дал ему пройти, потом медленно вышел на свет и проводил взглядом.
Облачённые в железные доспехи и длинные кожаные кольчуги с чередующимися полосами королевских цветов – белого и голубого, – двенадцать рыцарей собрались в зале Великого Совета. Они составляли личную королевскую стражу и вместе с королём должны были занять места вокруг стола. Все были людьми благородного происхождения, выходцами из семей, которые ещё в Древние времена получили титулы Друзей эльфов, а также Соратников – такое звание давали своим союзникам воинственные гномы.
Некоторые вполголоса разговаривали, другие играли в кости, но Утёр и Родерик, самые молодые, стояли у единственного в комнате окна и смотрели на улицу – казалось, им передалось уныние пасмурного дождливого дня.
Прошло уже несколько часов с момента прибытия эльфов. Зазвонил полуденный колокол, и Утёр вздрогнул. Его доспехи из отполированного металла поблёскивали от мелких дождевых капель. Родерик прошептал что-то неразборчивое, но не удосужился повторить своих слов приятелю и продолжал рассеянно скользить взглядом по городским крышам, узким улочкам портовых кварталов и полоске озёрной воды в несколько саженей – увидеть отсюда все громадное озеро целиком было невозможно.
Утёр чуть не подпрыгнул, когда по залу прокатился глухой стон – это звучал Камень Фал, талисман людей и символ их независимости, объявляя о прибытии законного короля. Почти тотчас же в коридоре послышался шум шагов. Ульфин, самый старший среди рыцарей, отдал короткий приказ, и сидящие разом поднялись с мест, игроки убрали кости и стаканчики, и все повернулись к двери, которая вот-вот должна была открыться.
Вошёл глашатай, обвёл быстрым взглядом зал, чтобы проверить, все ли в порядке, отошёл в сторону, уступая дорогу королю, и ударил жезлом в пол.
– Пеллегун, сын Кера, король людей озера и окрестностей, глава Великого Совета! – объявил он.
Рыцари застыли и чуть сильнее сжали рукояти своих мечей.
Пеллегун в сопровождении сенешаля обошёл огромный бронзовый стол, занимавший большую часть комнаты, и сел лицом к двери на трон из кедрового дерева, вырезанный в Древние времена из цельного ствола одним из его предков.
Горлуа остался стоять перед своим креслом, поскольку ему, несмотря на то что он был рыцарем, герцогом, сенешалем и дворцовым управителем, не подобало сидеть в присутствии королей гномов и эльфов.
Из коридора донеслось бряцание оружия, раздался ещё один стон камня, и дверь снова распахнулась.
– Ллэндон, король Высоких эльфов, правитель Элиандского леса! – возвестил глашатай.
Эльф улыбнулся и согласно обычаю преклонил колено перед Пеллегуном.
– Да пребудет с тобой мир, Ллэндон, – сказал король, вставая.
– Да хранит тебя Небо, Пеллегун, – отвечал эльф. – Зачем собрался Совет?
– Я знаю лишь немногим больше тебя… Болдуин прибыл в Лот. Но, полагаю, тебе об этом уже сообщили…
Ллэндон кивнул в ответ и занял своё место рядом с королём людей; глашатай вновь ударил жезлом в пол.
– Рассуль, король серых эльфов, правитель Болотных Земель!.. Ллиэн, королева Высоких эльфов!
– Прекрасна, как всегда, – произнёс Пеллегун, кланяясь королеве.
– Я твоя подданная, – прошептала она, не опуская глаз.
Потом её взгляд на мгновение задержался на сенешале, и она почтительно склонила голову. Несмотря на возраст, старый Горлуа почувствовал себя взволнованным. Трудно было не поддаться очарованию этих зелёных глаз…
Свита Ллэндона тоже расселась вокруг бронзового стола, и в зале воцарилась тишина.
Двенадцать рыцарей, стоящих неподвижно, с застывшими взглядами, сжимающих рукояти длинных мечей, казались статуями.
Утёр, стоявший позади эльфов, не отрывал глаз от затылка королевы Ллиэн. Эльфийские женщины обладали такой необычной красотой, что люди, не привыкшие встречать их в своих краях, принимали их за фей. За исключением голубоватого оттенка кожи, они во всём походили на людей, но даже самый красивый мужчина или самая нежная юная девушка казались грубыми и неуклюжими рядом с их воздушной лёгкостью. А Высокие эльфы, живущие в долинах и легконогие как ветер, были наиболее изящными среди них.
Ллиэн ощутила на затылке жар от взгляда юного рыцаря: она обернулась и улыбнулась ему.
Утёр почувствовал, как его сердце едва не колотится о доспехи. Светло-зелёные, как летний луг, глаза эльфийки завораживающе поблёскивали.
Он в свою очередь улыбнулся, потеряв часть той суровости, которой требовала его должность, но в этот момент камень простонал в третий раз, и жезл глашатая ударил в каменный пол, словно напоминая рыцарю о его обязанностях. Церемониальные обращения, принятые у гномов, были гораздо сложнее принятых у эльфов и людей. Нелёгкой задачей было изучить все словесные обороты, все обычаи и все языки Свободных народов, ибо при определённых обстоятельствах, например во время дворцовых приёмов, использование общего языка, понятного всем, включая и многочисленные племена монстров, живших в Чёрных Землях, было неприемлемо.
– Болдуин, сын Туора, сына Урса Синебородого, король и потомок королей! – объявил глашатай. – Болдуин Железный Топор, повелитель камней и металлов. Болдуин Длиннобородый, обладатель несметных сокровищ! Болдуин, властелин гномов Красной Горы! Да не оскудеет его борода во веки веков!
Старый гном вошёл, как обычно, тяжело ступая. Будучи уже в годах, он не стал преклонять колено перед Пеллегуном. Если твой возраст перевалил за три сотни лет, можно позволить себе некоторые нарушения протокола…
Один из его длинных полуседых навощённых усов слегка приподнялся: это должно было означать улыбку, адресованную королю Пеллегуну. Затем гном склонил голову в знак приветствия.
– Да пребудет с тобой мир, Пеллегун, – произнёс он своим мощным хриплым голосом.
– Да хранит тебя Небо, повелитель камней. Садись справа от меня.
Болдуин обошёл бронзовый стол в сопровождении своих советников и ещё одного гнома, скромно одетого и невооружённого.
Рыцари, выстроившиеся позади группы гномов, пытались угадать, кто этот последний; но в конце концов пришли к заключению, что раньше никогда не видели этого бородача с мечтательно-рассеянным выражением лица (что среди гномов было редкостью).
Болдуин наконец дошёл до своего кресла и демонстративно отвернулся к свите. Ллэндон, слегка смущённый, на мгновение заколебался. Этикет требовал, чтобы он первым приветствовал короля гномов, поскольку тот был старше; но Болдуин до сих пор даже не взглянул в его стррону.
– Да пребудет с тобой мир, – наконец произнёс Ллэндон с вежливой улыбкой. – Долго мы не виделись…
Болдуин не отвечал, и среди эльфов послышался недовольный ропот. Горлуа, глашатай, который уже выходил, закрывая за собой тяжёлую дверь, и сам король Пеллегун невольно нахмурились, видя такое поведение владыки Красной Горы. Утёр растерянно поискал взглядом Ульфина и заметил, что начальник тоже недоволен. Все замерли в беспокойстве, словно чего-то ожидая.
– Король Ллэндон вас приветствует, – повторил Пеллегун, кладя руку на запястье старого гнома.
– А? – произнёс Болдуин и наконец повернулся – Ах да, эльфы! Эльфы, конечно… Прошу прощения, я не расслышал… Преклонный возраст, без сомнения…
Он наклонил голову и сделал слабый жест в сторону существ с голубоватой кожей, приглашая их сесть.
– Да хранит тебя Небо, Ллэндон… И тебя, королева… Приветствую, король Рассуль!
Эльфы насмешливо переглянулись и сели.
Горлуа откинулся на спинку кресла, рассеянно играя одной из своих косичек, перевитых кожаными лентами, и с трудом сдерживая улыбку. Совет начался хорошо…
Пеллегун встал с примирительным видом.
– Друзья мои, мы собрались по просьбе короля Болдуина, правителя гномов Красной Горы. Послушаем, что он намеревается нам сказать, и сообща примем нужное решение.
По другую сторону двери глашатай так сильно прижался ухом к замочной скважине, что не заметил появившегося с другого конца коридора воина гигантского роста со светлыми волосами и косматой бородой, в одежде из звериных шкур, вооружённого огромным мечом.
– Кто ты? – воскликнул глашатай, отпрянув от двери. – Как ты смог сюда войти?
– Я Фрейр, правитель Свободных народов Скалистого Порога. Дай мне пройти!
Глашатай не сразу его понял – Фрейр говорил на общем языке Свободных народов, но с ужасающим акцентом, свойственным людям Севера. Но он не посторонился.
– Как тебя зовут? – снова спросил он.
– Дорогу! – проревел гигант.
Одновременно с этим он резко оттолкнул глашатая к стене – с такой силой, что тот не удержался на ногах и, оглушённый, медленно сполз по стене, испустив хриплый стон.
Варвар нахмурился и быстро посмотрел по сторонам. Убедившись, что его никто не видел, он облегчённо вздохнул и приблизился к двери, ведущей в зал Совета.
Болдуин говорил с такой силой и гневом, что варвар различал каждое его слово даже сквозь массивные дубовые створки.
– Я прибыл требовать у Совета правосудия! – крикнул он. – И если я его здесь не найду, то призову гномов к отмщению! Ярость наша будет страшнее, чем буря в горах!
– Мы свершим правосудие, – спокойно ответил Пеллегун.
Гном молчал несколько мгновений, пытаясь справиться с волнением. Глаза его, сверкающие из-под густых бровей, встретились с глазами его советника – гнома с каштановой бородой, одетого скромнее других. Тот поднялся с нерешительным видом. Ллиэн даже показалось, что он бросил на эльфов взгляд, в котором сквозила симпатия. Но она не была в этом твёрдо уверена.
– Меня зовут Цимми, – неторопливо начал гном. – Повелитель Болдуин поручил мне рассказать вам об ужасных событиях, которые произошли под Горой и вызвали сегодняшнее заседание Совета. Есть вещи слишком отвратительные, чтобы королевские уста их произносили…
Он в свою очередь сделал паузу, словно спрашивая согласия Болдуина. Но тот сидел, опустив голову, глядя на свои сжатые кулаки, лежащие на бронзовом столе.
– Эльф Гаэль убил Тройна, – сказал наконец Болдуин.
Цимми снова сел, испустив глухой стон, в то время как вокруг поднялся невероятный шум, в котором смешались презрительные, удивлённые или недоверчивые возгласы. Ллэндон и Рассуль резко вскочили, опрокинув свои кресла на мраморные плиты зала, а королева Ллиэн взглянула на Болдуина как на сумасшедшего.
– Именем Великой Богини, придержи язык, бородач! – прорычал Рассуль, серый эльф, который легко терял терпение.
Гаэль был главой небольшого сообщества эльфов Болотных Земель, живших у Гранины, и формально – подданным Рассуля. Но в действительности серые эльфы, как; никакие другие эльфийские племена, не подчинялись ничьему контролю.