Страница:
Я сняла пальто, села и занялась просмотром телефонограмм.
– И как я выглядела?
– Отлично. Они ведь так и не дали тебе ничего сказать про «Джен Эйр»?
– Свобода средств массовой информации взяла отгул.
Он понял и мягко улыбнулся.
– Не бойся, когда-нибудь вся история выплывет наружу. С тобой все нормально? У тебя какой-то взволнованный вид.
– Все хорошо, – ответила я, плюнув на телефонограммы. – Но вообще-то нет. Я слышу голоса.
– Это все стресс, Четверг. Бывает. Или что-то особенное?
Я встала сварить кофе, и Прост пошел за мной.
– Да какой-то адвокат по имени Острей Ньюхен. Уверял, будто представляет меня в суде. Еще?
– Нет, спасибо. В каком деле?
– Не сказал.
Я налила себе большую чашку кофе. Безотказэн задумался.
– Похоже на комплекс вины, Четверг. Нам по работе иногда приходится…
Он замолк, дожидаясь, пока мимо нас пройдут два литтектива, обсуждавшие достоинства недавно обнаруженного палиндрома из семидесяти восьми слов, причем осмысленного. Затем продолжил:
– …приходится скрывать свои чувства, держать все в себе. Ты смогла бы убить Аида по трезвом размышлении?
– Как раз потому и смогла, что пребывала в здравом уме и твердой памяти, – ответила я, понюхав молоко. – Он мне ночью во сне не является, а вот о несчастной Берте Рочестер я иногда вспоминаю.
Мы вернулись к себе и сели за свои столы.
– Может, как раз из-за этого, – предположил Безотказэн, рассеянно разгадывая кроссворд в «Сове». – Может, ты в глубине души хочешь, чтобы на тебя возложили ответственность за эту смерть. Крометти мне после своей гибели несколько недель являлся. Я все думал, мне ведь следовало быть рядом, прикрыть его… но меня там не оказалось.
– Как ты справляешься с кроссвордом?
Он протянул его мне, и я мимоходом глянула на ответы.
– Что такое «центонность»? – спросила я.
– Это…
– Ага, вот вы где! – прогрохотал голос.
Мы обернулись и увидели выходящего из своего кабинета Виктора Аналогиа, главу суиндонских литтективов с незапамятных времен, бодрого старичка лет семидесяти с лысеющим лбом и брюшком, которые гарантировали их обладателю роль Санта-Клауса на каждой рождественской ТИПА-вечеринке. Несмотря на веселый нрав, он при необходимости мог быть тверже стали и служил прекрасным буфером между ТИПА-27 и Брэкстоном Пшиксом – законченным служакой. Аналогиа неуклонно отстаивал нашу независимость и относился к подчиненным словно к членам семьи, а мы просто молились на него.
– Как пиар-кампания, Четверг?
– Зануднее Спенсера, сэр.
– Даже так? Видел тебя вчера вечером по телику. Все куплено, да?
– В какой-то мере.
– Извини, что прервал ваш разговор, но это важно. Взгляни-ка на этот факс.
Он протянул мне листок бумаги, и Безотказэн стал читать у меня через плечо.
– Бред какой-то, – сказала я, отдавая факс. – Какая выгода Совету по продаже тостов нас спонсировать?
Виктор пожал плечами.
– Понятия не имею. Но если им некуда девать деньги, то нам-то они точно пригодятся.
– И что вы собираетесь предпринять?
– Брэкстон встречается с ними днем. Он с восторгом ухватился за эту идею.
– Что неудивительно.
Жизнь Брэкстона Пшикса вращалась вокруг бюджета нашего отделения. Бюджет для него был дороже всего на свете. Если кто-то из нас смел хотя бы задуматься о сверхурочной работе, не сомневайтесь, у Брэкстона всегда был готов ответ, а именно: «Нет». По слухам, он потребовал в столовой, чтобы нам на обед давали порции поменьше. С тех пор в конторе его называли Кот Наплакал – за глаза, разумеется.
– Вы выяснили, кто пытался подделать и продать утраченный финал байроновского «Дон Жуана»? – спросил Виктор.
Безотказэн показал ему черно-белый снимок: какой-то человек бежал к машине, припаркованной где-то в районе эллингов. Преступник был одет в так называемом байроническом стиле, который последнее время вошел в моду не только среди поклонников Байрона.
– Наш первый подозреваемый по имени Байрон2.
Виктор внимательно посмотрел на снимок, сначала через стекла очков, затем поверх.
– Значит, Байрон номер два, да? И сколько же сейчас Байронов?
– На прошлой неделе зарегистрировали Байрона2620, – сказала я. – Мы следили за Байроном2 целый месяц, но он хитрая бестия. Никак не удается доказать его авторство в поддельных фрагментах «Неба и земли».
– А подслушивали?
– Хотели, но судья сказал, что хотя сделать себе операцию, дабы хромать подобно своему кумиру, довольно дикая выходка со стороны подозреваемого, а то, что его сводная сестрица от него забеременела, – вообще мерзость, однако все это свидетельствует лишь о помешательстве на почве восхищения Байроном, но не доказывает намерения совершить подлог. Хорошо бы взять его с поличным, но сейчас он отправился в круиз по Средиземноморью. Попробуем получить ордер на обыск, пока он странствует.
– Значит, на сегодняшний день вы не слишком заняты?
– Вы это к чему?
– Ну, – начал Виктор, – появилась пара новых подделок «Карденио». Я понимаю, для вас это мелочь, но она поможет Брэкстону в его треклятой статистике раскрываемости. Может, посмотрите?
– Конечно, – ответил Безотказэн, не сомневавшийся в моем согласии. – Адреса есть?
Аналогиа протянул нам листок бумаги и пожелал удачи. Мы встали и направились к двери. Прост на ходу внимательно просматривал список.
– Ну, что же, начнем с Роузберри-стрит, – пробормотал он. – Это ближе всего.
Глава 3
Все эти штучки с «Карденио» являлись бородатым анекдотом литературного мира и служили питательной средой для жуликов от литературы. Поскольку из наследия Шекспира найдено всего пять автографов, три страницы черновиков «Сэра Томаса Мора» и фрагмент рукописи «Короля Лира», то все, что хотя бы косвенно относится к Шекспиру и его времени, пахло большими деньгами. Для мелких антикваров поиск «Карденио» равнялся поискам Святого Грааля, лотерее с крупнейшим выигрышем на кону.
Мы позвонили в дверь дома номер двести шестнадцать. Нам открыла крупная румяная женщина средних лет, явно только что от парикмахера. Кошмарное платье, усеянное изображениями Просперо, могло служить выходным нарядом только подобной особе.
– Миссис Хатауэй34?[4]
– Да…
Мы показали ей свои жетоны.
– Прост и Нонетот, суиндонское отделение литтективов. Это вы звонили нам утром?
Миссис Хатауэй34 просияла и радостно пригласила нас войти. Все стены в доме были увешаны изображениями Шекспира – от вставленных в рамочку афишек до гравюр и сувенирных тарелочек. Книжные полки ломились от бесчисленных томов по шекспироведению, на кофейном столике красовались тщательно разложенные редкие старые издания еженедельника Шекспировской Федерации «Мы любим Вилли», а в углу комнаты маячил прекрасно восстановленный «Говорящий Уилл» тридцатых годов. Не вызывало сомнений, что перед нами серьезная фанатка. Не настолько чокнутая, чтобы изъясняться только цитатами из пьес, но уже близко к тому.
– Не желаете ли чашечку чая? – спросила миссис Хатауэй34 и торжественно водрузила на проигрыватель древнюю грампластинку на семьдесят восемь оборотов с записью сэра Генри Ирвинга, который читал монолог Гамлета так невнятно, словно жевал при этом носок.
– Нет, спасибо, мэм. Вы сказали, у вас есть экземпляр «Карденио»?
– Конечно! – вскричала она, а затем, подмигнув, добавила: – Наверное, эта новость для вас как гром среди ясного неба, а? Еще бы, потерянная пьеса Уилла!
Я не стала ей говорить, что на нас чуть ли не каждую неделю валится очередной «Карденио».
– Мы просто не могли в себя прийти от изумления, миссис Хатауэй34.
– Зовите меня Энн34! – улыбнулась женщина и, выдвинув ящик письменного стола, бережно извлекла оттуда книгу в розовой оберточной бумаге.
С благоговением водрузила она свое сокровище на стол перед нами.
– Я купила ее на прошлой неделе на распродаже вещей из частного дома, – доверительно сообщила нам миссис Хатауэй34. – Наверное, владелец и не подозревал, что у него среди непрочитанных романов Дафны Фаркитт и ветхих номеров ежемесячника «Лучшие старинные тосты» скрывалась давно утраченная шекспировская пьеса.
Она подалась вперед.
– Представляете, она досталась мне за бесценок. По-моему, это самая важная находка с тех пор, как был обнаружен фрагмент «Короля Лира», – радостно продолжала хозяйка, сложив руки на груди и с обожанием глядя на гравюрный портрет Барда над камином. – Тот фрагмент написан рукой Уилла и содержит только две строфы диалога Лира и Корделии. Его продали на аукционе за миллион восемьсот тысяч! Подумать только, сколько может стоить «Карденио»!
– Подлинный «Карденио» был бы просто бесценен, мэм, – вежливо заметил Безотказэн, подчеркивая слово «подлинный».
Я отложила книгу. Мне уже хватило.
– Жаль разочаровывать вас, миссис Хатауэй34…
– Энн34! Зовите меня Энн34!
– …Энн34! Мне жаль, но вынуждена сообщить вам, что это, по-видимому, подделка.
Она не слишком обиделась.
– Вы уверены, дорогая? Вы ведь совсем немного прочли.
– Боюсь, что так. Рифма, размер и даже грамматика не соответствуют ни одной из известных шекспировских пьес.
На некоторое время повисла тишина. Хатауэй34 переваривала мои слова, нахмурившись и прикусив губу. Ее внутренние борения можно было наблюдать невооруженным глазом. Наконец, как это нередко случается, упрямство взяло верх над здравым смыслом, и она агрессивно заявила:
– Уилл умел блестяще менять стиль, мисс Нонетот! И вряд ли некоторое отступление от канонов способно помешать идентификации!
– Вы меня не поняли, – возразила я как можно тактичнее. – Это нельзя назвать даже хорошей подделкой.
– Ну и что! – с видом оскорбленной невинности провозгласила Энн34 и выключила Генри Ирвинга, словно в наказание нам. – Такая идентификация, как всем известно, чрезвычайно сложна. Я обращусь к другому специалисту!
– Это ваше право, мэм, – ответила я, – но любой специалист скажет вам то же самое. И дело даже не в стилистике. Видите ли, Шекспир не писал на бумаге в линеечку шариковой ручкой. А даже если бы и писал, то очень сомнительно, что он отправил бы Карденио разыскивать Люсинду в горах Сьерра-Морены на открытом «рейнджровере» под хиты группы «Крутая четверка».
– Бог ты мой! – ахнул Безотказэн, возмущенный наглостью фальсификатора. – Там прямо так и написано?
Я протянула ему рукопись, он глянул и хихикнул. Но миссис Хатауэй34 и слышать ничего не хотела.
– И что? – сердито ответила она. – В «Юлии Цезаре» полным-полно часов, хотя их изобрели значительно позднее. Должно быть, и «рейнджровер» точно так же был введен Шекспиром в пьесу, это всего лишь литературный анахронизм!
Я любезно улыбнулась и направилась к выходу.
– Мы были бы очень признательны, если бы вы согласились прийти к нам и написать, как к вам попала рукопись. Мы покажем вам фотографии, и, возможно, вы сумеете опознать того, кто состряпал эту подделку.
– Чушь! – надменно заявила дама. – Я найду другого специалиста. Если понадобится – третьего, четвертого, – неважно! Всего доброго, господа полицейские!
Она выпроводила нас вон и захлопнула дверь у нас за спиной.
– Дуракам закон не писан, – пробормотал Безотказен, пока мы шли к машине.
– Это точно. Однако интересное кино!
– То есть?
– Не оборачивайся. На дороге стоит черный «понтиак». Он торчал у здания ТИПА, когда мы уезжали.
Садясь в машину, Прост мельком взглянул в ту сторону.
– Твое мнение? – спросила я его, после того как он захлопнул дверцу.
– «Голиаф»?
– Возможно. Наверное, до сих пор с ума сходят из-за потерянного в «Вороне» Джека Дэррмо.
– Лично я отказываюсь страдать бессонницей по этому поводу, – ответил мой напарник, выруливая на главную дорогу.
– Согласна.
В зеркале заднего обзора я заметила едущий за нами черный автомобиль – от нас его отделяли четыре другие машины.
– Хвост по-прежнему на месте? – поинтересовался Безотказэн.
– Ага. Давай выясним, что им нужно. Сверни налево… Теперь еще налево и высади меня. А сам остановись ярдов через сто.
Безотказэн свернул с главной дороги на узкую улочку между жилыми домами, высадил меня, как я и просила, быстро свернул в очередной переулок и остановился, перекрыв проезжую часть. Я нырнула за припаркованную машину. Громадный «понтиак» проехал мимо меня и резко затормозил, когда Безотказэн дал задний ход. Я постучала в тонированное стекло и показала жетон. Водитель остановился и опустил стекло.
– Четверг Нонетот, ТИПА-27. Почему вы преследуете нас? – требовательно спросила я.
И водитель, и пассажир были гладко выбриты и одеты в черные костюмы. В подобном виде расхаживали только голиафовцы… а также ТИПА-агенты. Водитель тупо смотрел на меня несколько мгновений, а затем принялся заученно оправдываться:
– Похоже, мы не туда свернули, мисс. Вы не скажете, как проехать в торговый центр «Пит и Дейв: все для дронтов»?
Неуклюжая легенда не сбила меня с толку, однако позволила с облегчением улыбнуться, поскольку теперь стало ясно: в «понтиаке» сидели мои ТИПА-коллеги.
– Почему бы вам просто не представиться? Это многое упростит, уверяю вас.
Мужчины переглянулись, покорно вздохнули и показали мне свои жетоны. Они оказались из ТИПА-5, того самого отдела розыска и задержания, который охотился за Аидом.
– Вы из ТИПА-5? Коллеги покойного Тэмворта?
– Я Кроуви, – назвался водитель. – А это мой напарник Ффарш. ТИПА-5 переподчинено.
– Вот как? Значит, гибель Ахерона Аида признана официально?
– Ни одно из дел ТИПА-5 не считается полностью закрытым. Ахерон только третий в списке опаснейших преступников мира, мисс Нонетот.
– Тогда что или кого вы выслеживаете на сей раз?
Похоже, они предпочитали задавать вопросы, а не отвечать на них.
– Ваше имя всплыло в ходе предварительного расследования. Скажите, с вами в последнее время ничего странного не происходило?
– Странного?
– Необычного. Отклоняющегося от привычного хода вещей, чего-нибудь выбивающегося из обычных рамок, чего-нибудь чрезвычайно удивительного.
Я на миг задумалась.
– Нет.
– Ладно. – Ффарш явно торопился закончить разговор. – Если что случится, позвоните, пожалуйста, по этому номеру.
Я взяла карточку, пожелала им удачи и вернулась к Безотказэну.
Вскоре мы уже катили на север по Сиренчестер-роуд. «Понтиак» пропал. Я рассказала Безотказэну о нашей беседе, он поднял брови и заметил:
– Звучит зловеще. Не так-то легко переплюнуть Аида.
– Не верится, да? Кстати, куда мы едем?
– В Скокки-Тауэрс.
– Да? – изумилась я. – Неужели такой достойный и почтенный джентльмен, как лорд Скокки-Маус, может иметь отношение к этой бредовой истории с «Карденио»?
– Чтоб я знал. Брэкстон играет с ним в гольф, так что, возможно, тут замешана политика. Лучше не отлынивать, а то шеф будет выглядеть идиотом, и нам влетит по первое число.
Мы въехали в видавшие виды ржавые ворота Скокки-Тауэрс и покатили по длинной аллее, заросшей столь густо, что гравий под пышными сорняками не просматривался. Безотказэн затормозил у величественного неоготического замка, явно нуждающегося в ремонте, и навстречу нам вышел сам лорд Скокки-Маус. Он был высок, худ, седовлас и уныл. Облаченный в твидовый костюм «в елочку» аристократ держал в руках секатор и размахивал им, будто кавалерийской саблей.
– Чертова ежевика! – негодовал он, пожимая нам руки. – Посмотрите только, по дюйму в день растет, а! Упорная дрянь, все поглотит, что нам дорого, ей только волю дай! Ну прямо как анархисты, честное слово! Вы, наверное, та самая Нонетот, да? Кажется, мы встречались на венчании моей племянницы Глории – за кого она там вышла?
– За моего кузена Уилбура.
– Вспомнил. А кто был тот старый дурак, который осрамился во время танцев?
– Боюсь, что вы, сэр.
Лорд Скокки-Маус немного подумал и уставился себе под ноги.
– Господи! Неужели? Я видел вас по телевизору вчера вечером. Странные дела творятся вокруг этой книжки Бронте, правда?
– Очень странные, – согласилась я. – Это Безотказэн Прост, мой напарник.
– Как поживаете, мистер Прост? У вас, я вижу, новый «гриффин-спортинас». И как вы его находите?
– Просто: где оставляю, там и нахожу.
– Да? Ну, заходите. Вас ведь Виктор послал, правильно?
Мы последовали за шаркающим Скокки-Маусом в ветшающий дом. За дверью раскинулся огромный холл, щедро увешанный головами всяких там антилоп на деревянных щитах.
– В нашей семье было много прекрасных охотников, – сообщил Скокки-Маус. – Но сам я, видите ли, к охоте равнодушен. Отец очень любил стрелять и набивать чучела. Умирая, настоял, чтобы из него тоже сделали чучело. Да вон он стоит.
Мы с Безотказэном остановились у лестничной площадки и с интересом посмотрели на покойного графа. С любимым ружьем за плечами и верным псом у ноги, он тупо таращился в пустоту из стеклянной витрины. Мне подумалось, что, наверное, стоило бы и его голову прибить к деревянному щиту, но предлагать такое вслух, пожалуй, было невежливо. Вместо этого я сказала:
– Он выглядит очень молодо.
– Так он и умер молодым! Ему было сорок три года и восемь дней. Антилопы затоптали его насмерть.
– В Африке?
– Нет, – тоскливо вздохнул Скокки-Маус, – на шоссе А-тридцать возле Чарда. Это произошло однажды ночью в тридцать четвертом году. Отец остановил машину, увидев распростертого на дороге прекрасного самца с великолепными рогами. Вышел посмотреть, и тут, понимаете ли, ему и пришел конец. Откуда ни возьмись, появилось стадо.
– Сочувствую.
– На самом деле в этом есть некая ирония… – монотонно продолжал старик.
Безотказэн с тоской взглянул на часы.
– Но знаете, что самое странное? – не унимался граф. – Когда стадо убежало, великолепный самец тоже исчез.
– Может, он был просто оглушен? – предположил мой напарник.
– Да-да, возможно… – рассеянно ответил Скокки-Маус. – Но ведь вы пришли не ради беседы о моем отце. Идемте!
С этими словами он горделивой поступью двинулся по коридору, ведущему в библиотеку. Нам пришлось перейти на рысь, дабы не отстать. Вскоре мы очутились перед арочным входом, забранным бронированной дверью – граф явно дорожил своим собранием. Я задумчиво погладила вороненую сталь.
– Да-да, – сказал Скокки-Маус, угадав мои мысли. – Понимаете ли, старая библиотека стоит кое-каких денег, вот я и решил обеспечить ей некоторую защиту. Пусть вас не обманывает дубовая обшивка внутри – на самом деле библиотека представляет собой огромный стальной сейф.
Ничего странного в этом не было. Бодлианская библиотека[5] в наши дни укреплена не хуже Форт-Нокса, а сам Форт-Нокс переоборудован под хранение наиболее ценных книг из библиотеки Конгресса. Мы вошли, и если я ожидала увидеть расставленные в идеальном порядке книги и рукописи, то меня постигло разочарование. Помещение скорее напоминало захламленный чулан, чем хранилище знаний. Книги громоздились на столах, в коробках, а большая часть – просто на полу, стопками по десять-двенадцать в каждой. Система в их расположении отсутствовала напрочь. Зато какие это были книги! Выбранный наугад томик оказался вторым изданием «Путешествий Гулливера». Я показала его Безотказэну, а тот в свою очередь продемонстрировал мне первое издание «Упадка и разрушения»[6] с автографом.
– Но вы ведь «Карденио» купили не вчера? – спросила я, внезапно почувствовав, что графского «Карденио» рано объявлять подделкой.
– Бог мой, нет! Понимаете, мы его только вчера нашли, когда занимались каталогизацией части личной библиотеки моего прадеда Бартоломью Скокки-Мауса. А вот и мистер Свинк, мой консультант по безопасности!
В библиотеку вошел толстяк с угрюмой брылястой физиономией. Пока Скокки-Маус представлял меня и Безотказэна, мистер Свинк сверлил нас недобрым взглядом, затем положил на стол пачку грубо обрезанных страниц, сшитых в кожаную тетрадь.
– А по каким вопросам безопасности вы консультируете, мистер Свинк? – спросил Безотказэн.
– По вопросам личной безопасности и страхования, мистер Прост, – без всякого выражения проговорил толстяк. – Эта библиотека не каталогизирована и не застрахована. Лакомый кусочек для преступных банд, несмотря на все предосторожности. «Карденио» – только одна из десятка книг, которые я сейчас держу в сейфе внутри библиотеки, а она сама по себе сейф.
– Я и не думал сомневаться в вашей компетентности, мистер Свинк, – заверил его Безотказэн.
Я переключилась на рукопись. На первый взгляд она производила впечатление подлинной. Поспешно натянув хлопчатобумажные перчатки (при осмотре «Карденио» миссис Хатауэй34 у меня даже и мысли об этом не возникло), я пододвинула себе стул и стала просматривать первую страницу. Почерк очень походил на шекспировский, с петельками на «L» и «W» и с энергичными обратными росчерками у «D». К тому же правописание оказалось небезупречным – еще один хороший знак. Все указывало на подлинник, хотя мне довелось повидать много блистательных подделок. Нашлось немало литературоведов, достаточно разбиравшихся в Шекспире, истории, грамматике и правописании елизаветинских времен, чтобы состряпать фальшивку, однако ни в одной из них не было ни остроумия, ни обаяния Барда. Виктор не уставал повторять, что Шекспира по определению невозможно подделать, ведь подражание убивает вдохновенное творчество, так сказать, лишает его души. Но когда я перевернула первую страницу и прочла список действующих лиц, по спине у меня пробежали мурашки. До того дня мне пришлось прочесть где-то пятьдесят-шестьдесят «Карденио», но… Я перевернула страницу и начала читать вступительный монолог главного героя:
Любовь моя, о, если б знала ты,
Какую боль терплю…
– Это нечто вроде испанских тридцатилетних Ромео и Джульетты, но с несколькими комическими мизансценами и счастливым концом, – с готовностью объяснил Скокки-Маус. – Не хотите ли чаю?
– Что?.. Да, спасибо…
Граф объяснил, что из соображений безопасности запрет нас, а на случай, если нам что-то понадобится, в библиотеке есть звонок.
Стальная дверь захлопнулась, и мы с напарником, забыв обо всем на свете, углубились в чтение. Во вступительном монологе рыцарь Карденио рассказывал зрителям о своей утраченной возлюбленной Люсинде, о том, как после ее свадьбы с вероломным Фердинандом он бежал в горы и превратился в оборванного, жалкого бродягу…
– Господи боже! – пробормотал Безотказэн, заглядывая в текст через мое плечо, и я полностью с ним согласилась.
Подделка или нет, пьеса была великолепна. После монолога следовала ретроспекция, где Карденио и Люсинда обменивались страстными письмами. С точки зрения предполагаемой постановки это напоминало елизаветинский вариант Рока Хадсона с Дорис Дэй,[7] когда каждый из них красовался в своей части экрана: Люсинда на одном краю сцены читала письмо Карденио, которое он сочинил на другом, и наоборот. Написано было не без юмора. Мы прочли о планах Карденио жениться на Люсинде, о том, как герцог просил его стать наперсником его сына Фердинанда, о безнадежной страсти Фердинанда к Доротее, о поездке в город, где жила Люсинда, и о том, как сердце Фердинанда обратилось к ней…
– Что скажешь? – спросил Безотказэн, когда мы дочитали до конца второго акта.
– Потрясающе! Никогда ничего подобного не видела!
– Итак, она настоящая?
– Думаю, да, но ведь нам случалось и ошибаться. Я скопирую фрагмент, где Карденио узнает об обмане и о намерении Фердинанда жениться на Люсинде. Пропустим его через стихоанализатор в конторе.
И мы снова с головой погрузились в чтение. Синтаксис, размер, стиль – все казалось совершенно шекспировским! Если исчезнувший на четыре сотни лет «Карденио» и правда всплыл теперь из глубины веков, следовало бы радоваться, однако я не спешила. Да, это событие взбудоражит мир, и все шекспировские фаны и шекспироведы просто свихнутся от счастья, но, с другой стороны, что-то не давало мне покоя. Мой отец говаривал: если некое предположение слишком фантастично, чтобы быть истинным, то обычно как раз оно верным и оказывается. Я поделилась своей тревогой с Безотказэном, но он был настроен менее пессимистично и заметил, что рукопись «Эдуарда II» Марло обнаружили только в тридцатые годы. Да, подобные находки случались и раньше, и все же мне было не по себе.
– И как я выглядела?
– Отлично. Они ведь так и не дали тебе ничего сказать про «Джен Эйр»?
– Свобода средств массовой информации взяла отгул.
Он понял и мягко улыбнулся.
– Не бойся, когда-нибудь вся история выплывет наружу. С тобой все нормально? У тебя какой-то взволнованный вид.
– Все хорошо, – ответила я, плюнув на телефонограммы. – Но вообще-то нет. Я слышу голоса.
– Это все стресс, Четверг. Бывает. Или что-то особенное?
Я встала сварить кофе, и Прост пошел за мной.
– Да какой-то адвокат по имени Острей Ньюхен. Уверял, будто представляет меня в суде. Еще?
– Нет, спасибо. В каком деле?
– Не сказал.
Я налила себе большую чашку кофе. Безотказэн задумался.
– Похоже на комплекс вины, Четверг. Нам по работе иногда приходится…
Он замолк, дожидаясь, пока мимо нас пройдут два литтектива, обсуждавшие достоинства недавно обнаруженного палиндрома из семидесяти восьми слов, причем осмысленного. Затем продолжил:
– …приходится скрывать свои чувства, держать все в себе. Ты смогла бы убить Аида по трезвом размышлении?
– Как раз потому и смогла, что пребывала в здравом уме и твердой памяти, – ответила я, понюхав молоко. – Он мне ночью во сне не является, а вот о несчастной Берте Рочестер я иногда вспоминаю.
Мы вернулись к себе и сели за свои столы.
– Может, как раз из-за этого, – предположил Безотказэн, рассеянно разгадывая кроссворд в «Сове». – Может, ты в глубине души хочешь, чтобы на тебя возложили ответственность за эту смерть. Крометти мне после своей гибели несколько недель являлся. Я все думал, мне ведь следовало быть рядом, прикрыть его… но меня там не оказалось.
– Как ты справляешься с кроссвордом?
Он протянул его мне, и я мимоходом глянула на ответы.
– Что такое «центонность»? – спросила я.
– Это…
– Ага, вот вы где! – прогрохотал голос.
Мы обернулись и увидели выходящего из своего кабинета Виктора Аналогиа, главу суиндонских литтективов с незапамятных времен, бодрого старичка лет семидесяти с лысеющим лбом и брюшком, которые гарантировали их обладателю роль Санта-Клауса на каждой рождественской ТИПА-вечеринке. Несмотря на веселый нрав, он при необходимости мог быть тверже стали и служил прекрасным буфером между ТИПА-27 и Брэкстоном Пшиксом – законченным служакой. Аналогиа неуклонно отстаивал нашу независимость и относился к подчиненным словно к членам семьи, а мы просто молились на него.
– Как пиар-кампания, Четверг?
– Зануднее Спенсера, сэр.
– Даже так? Видел тебя вчера вечером по телику. Все куплено, да?
– В какой-то мере.
– Извини, что прервал ваш разговор, но это важно. Взгляни-ка на этот факс.
Он протянул мне листок бумаги, и Безотказэн стал читать у меня через плечо.
– Бред какой-то, – сказала я, отдавая факс. – Какая выгода Совету по продаже тостов нас спонсировать?
Виктор пожал плечами.
– Понятия не имею. Но если им некуда девать деньги, то нам-то они точно пригодятся.
– И что вы собираетесь предпринять?
– Брэкстон встречается с ними днем. Он с восторгом ухватился за эту идею.
– Что неудивительно.
Жизнь Брэкстона Пшикса вращалась вокруг бюджета нашего отделения. Бюджет для него был дороже всего на свете. Если кто-то из нас смел хотя бы задуматься о сверхурочной работе, не сомневайтесь, у Брэкстона всегда был готов ответ, а именно: «Нет». По слухам, он потребовал в столовой, чтобы нам на обед давали порции поменьше. С тех пор в конторе его называли Кот Наплакал – за глаза, разумеется.
– Вы выяснили, кто пытался подделать и продать утраченный финал байроновского «Дон Жуана»? – спросил Виктор.
Безотказэн показал ему черно-белый снимок: какой-то человек бежал к машине, припаркованной где-то в районе эллингов. Преступник был одет в так называемом байроническом стиле, который последнее время вошел в моду не только среди поклонников Байрона.
– Наш первый подозреваемый по имени Байрон2.
Виктор внимательно посмотрел на снимок, сначала через стекла очков, затем поверх.
– Значит, Байрон номер два, да? И сколько же сейчас Байронов?
– На прошлой неделе зарегистрировали Байрона2620, – сказала я. – Мы следили за Байроном2 целый месяц, но он хитрая бестия. Никак не удается доказать его авторство в поддельных фрагментах «Неба и земли».
– А подслушивали?
– Хотели, но судья сказал, что хотя сделать себе операцию, дабы хромать подобно своему кумиру, довольно дикая выходка со стороны подозреваемого, а то, что его сводная сестрица от него забеременела, – вообще мерзость, однако все это свидетельствует лишь о помешательстве на почве восхищения Байроном, но не доказывает намерения совершить подлог. Хорошо бы взять его с поличным, но сейчас он отправился в круиз по Средиземноморью. Попробуем получить ордер на обыск, пока он странствует.
– Значит, на сегодняшний день вы не слишком заняты?
– Вы это к чему?
– Ну, – начал Виктор, – появилась пара новых подделок «Карденио». Я понимаю, для вас это мелочь, но она поможет Брэкстону в его треклятой статистике раскрываемости. Может, посмотрите?
– Конечно, – ответил Безотказэн, не сомневавшийся в моем согласии. – Адреса есть?
Аналогиа протянул нам листок бумаги и пожелал удачи. Мы встали и направились к двери. Прост на ходу внимательно просматривал список.
– Ну, что же, начнем с Роузберри-стрит, – пробормотал он. – Это ближе всего.
Глава 3
Освобожденный «Карденио»
Через несколько минут мы свернули на застроенную небольшими типовыми домиками улочку в районе крокетного стадиона на тридцать тысяч мест.
Пьеса «Карденио» была исполнена при дворе в 1613 году. В книжном регистре 1653 года она значилась как пьеса «мистеров Флетчера и Шекспира», а в 1728 году Теобальд Льюис опубликовал свою пьесу «Двойной обман», которая, как он утверждал, была написана им на основе старого экземпляра «Карденио». Учитывая художественный уровень «Двойного обмана», категорически не дотягивающий до уровня шекспировских пьес, и отказ Льюиса показать оригинальное издание, данное утверждение весьма сомнительно. В «Дон Кихоте» Сервантеса имя Карденьо носил Оборванец Жалкого Образа, влюбленный в Лусинду. Возможно, шекспировская пьеса написана на тот же сюжет. Однако мы никогда этого не узнаем. До нас не дошло ни единого отрывка.
(МИЛЬОН ДЕ РОЗ. «Карденио»: здравствуй и прощай!)
Все эти штучки с «Карденио» являлись бородатым анекдотом литературного мира и служили питательной средой для жуликов от литературы. Поскольку из наследия Шекспира найдено всего пять автографов, три страницы черновиков «Сэра Томаса Мора» и фрагмент рукописи «Короля Лира», то все, что хотя бы косвенно относится к Шекспиру и его времени, пахло большими деньгами. Для мелких антикваров поиск «Карденио» равнялся поискам Святого Грааля, лотерее с крупнейшим выигрышем на кону.
Мы позвонили в дверь дома номер двести шестнадцать. Нам открыла крупная румяная женщина средних лет, явно только что от парикмахера. Кошмарное платье, усеянное изображениями Просперо, могло служить выходным нарядом только подобной особе.
– Миссис Хатауэй34?[4]
– Да…
Мы показали ей свои жетоны.
– Прост и Нонетот, суиндонское отделение литтективов. Это вы звонили нам утром?
Миссис Хатауэй34 просияла и радостно пригласила нас войти. Все стены в доме были увешаны изображениями Шекспира – от вставленных в рамочку афишек до гравюр и сувенирных тарелочек. Книжные полки ломились от бесчисленных томов по шекспироведению, на кофейном столике красовались тщательно разложенные редкие старые издания еженедельника Шекспировской Федерации «Мы любим Вилли», а в углу комнаты маячил прекрасно восстановленный «Говорящий Уилл» тридцатых годов. Не вызывало сомнений, что перед нами серьезная фанатка. Не настолько чокнутая, чтобы изъясняться только цитатами из пьес, но уже близко к тому.
– Не желаете ли чашечку чая? – спросила миссис Хатауэй34 и торжественно водрузила на проигрыватель древнюю грампластинку на семьдесят восемь оборотов с записью сэра Генри Ирвинга, который читал монолог Гамлета так невнятно, словно жевал при этом носок.
– Нет, спасибо, мэм. Вы сказали, у вас есть экземпляр «Карденио»?
– Конечно! – вскричала она, а затем, подмигнув, добавила: – Наверное, эта новость для вас как гром среди ясного неба, а? Еще бы, потерянная пьеса Уилла!
Я не стала ей говорить, что на нас чуть ли не каждую неделю валится очередной «Карденио».
– Мы просто не могли в себя прийти от изумления, миссис Хатауэй34.
– Зовите меня Энн34! – улыбнулась женщина и, выдвинув ящик письменного стола, бережно извлекла оттуда книгу в розовой оберточной бумаге.
С благоговением водрузила она свое сокровище на стол перед нами.
– Я купила ее на прошлой неделе на распродаже вещей из частного дома, – доверительно сообщила нам миссис Хатауэй34. – Наверное, владелец и не подозревал, что у него среди непрочитанных романов Дафны Фаркитт и ветхих номеров ежемесячника «Лучшие старинные тосты» скрывалась давно утраченная шекспировская пьеса.
Она подалась вперед.
– Представляете, она досталась мне за бесценок. По-моему, это самая важная находка с тех пор, как был обнаружен фрагмент «Короля Лира», – радостно продолжала хозяйка, сложив руки на груди и с обожанием глядя на гравюрный портрет Барда над камином. – Тот фрагмент написан рукой Уилла и содержит только две строфы диалога Лира и Корделии. Его продали на аукционе за миллион восемьсот тысяч! Подумать только, сколько может стоить «Карденио»!
– Подлинный «Карденио» был бы просто бесценен, мэм, – вежливо заметил Безотказэн, подчеркивая слово «подлинный».
Я отложила книгу. Мне уже хватило.
– Жаль разочаровывать вас, миссис Хатауэй34…
– Энн34! Зовите меня Энн34!
– …Энн34! Мне жаль, но вынуждена сообщить вам, что это, по-видимому, подделка.
Она не слишком обиделась.
– Вы уверены, дорогая? Вы ведь совсем немного прочли.
– Боюсь, что так. Рифма, размер и даже грамматика не соответствуют ни одной из известных шекспировских пьес.
На некоторое время повисла тишина. Хатауэй34 переваривала мои слова, нахмурившись и прикусив губу. Ее внутренние борения можно было наблюдать невооруженным глазом. Наконец, как это нередко случается, упрямство взяло верх над здравым смыслом, и она агрессивно заявила:
– Уилл умел блестяще менять стиль, мисс Нонетот! И вряд ли некоторое отступление от канонов способно помешать идентификации!
– Вы меня не поняли, – возразила я как можно тактичнее. – Это нельзя назвать даже хорошей подделкой.
– Ну и что! – с видом оскорбленной невинности провозгласила Энн34 и выключила Генри Ирвинга, словно в наказание нам. – Такая идентификация, как всем известно, чрезвычайно сложна. Я обращусь к другому специалисту!
– Это ваше право, мэм, – ответила я, – но любой специалист скажет вам то же самое. И дело даже не в стилистике. Видите ли, Шекспир не писал на бумаге в линеечку шариковой ручкой. А даже если бы и писал, то очень сомнительно, что он отправил бы Карденио разыскивать Люсинду в горах Сьерра-Морены на открытом «рейнджровере» под хиты группы «Крутая четверка».
– Бог ты мой! – ахнул Безотказэн, возмущенный наглостью фальсификатора. – Там прямо так и написано?
Я протянула ему рукопись, он глянул и хихикнул. Но миссис Хатауэй34 и слышать ничего не хотела.
– И что? – сердито ответила она. – В «Юлии Цезаре» полным-полно часов, хотя их изобрели значительно позднее. Должно быть, и «рейнджровер» точно так же был введен Шекспиром в пьесу, это всего лишь литературный анахронизм!
Я любезно улыбнулась и направилась к выходу.
– Мы были бы очень признательны, если бы вы согласились прийти к нам и написать, как к вам попала рукопись. Мы покажем вам фотографии, и, возможно, вы сумеете опознать того, кто состряпал эту подделку.
– Чушь! – надменно заявила дама. – Я найду другого специалиста. Если понадобится – третьего, четвертого, – неважно! Всего доброго, господа полицейские!
Она выпроводила нас вон и захлопнула дверь у нас за спиной.
– Дуракам закон не писан, – пробормотал Безотказен, пока мы шли к машине.
– Это точно. Однако интересное кино!
– То есть?
– Не оборачивайся. На дороге стоит черный «понтиак». Он торчал у здания ТИПА, когда мы уезжали.
Садясь в машину, Прост мельком взглянул в ту сторону.
– Твое мнение? – спросила я его, после того как он захлопнул дверцу.
– «Голиаф»?
– Возможно. Наверное, до сих пор с ума сходят из-за потерянного в «Вороне» Джека Дэррмо.
– Лично я отказываюсь страдать бессонницей по этому поводу, – ответил мой напарник, выруливая на главную дорогу.
– Согласна.
В зеркале заднего обзора я заметила едущий за нами черный автомобиль – от нас его отделяли четыре другие машины.
– Хвост по-прежнему на месте? – поинтересовался Безотказэн.
– Ага. Давай выясним, что им нужно. Сверни налево… Теперь еще налево и высади меня. А сам остановись ярдов через сто.
Безотказэн свернул с главной дороги на узкую улочку между жилыми домами, высадил меня, как я и просила, быстро свернул в очередной переулок и остановился, перекрыв проезжую часть. Я нырнула за припаркованную машину. Громадный «понтиак» проехал мимо меня и резко затормозил, когда Безотказэн дал задний ход. Я постучала в тонированное стекло и показала жетон. Водитель остановился и опустил стекло.
– Четверг Нонетот, ТИПА-27. Почему вы преследуете нас? – требовательно спросила я.
И водитель, и пассажир были гладко выбриты и одеты в черные костюмы. В подобном виде расхаживали только голиафовцы… а также ТИПА-агенты. Водитель тупо смотрел на меня несколько мгновений, а затем принялся заученно оправдываться:
– Похоже, мы не туда свернули, мисс. Вы не скажете, как проехать в торговый центр «Пит и Дейв: все для дронтов»?
Неуклюжая легенда не сбила меня с толку, однако позволила с облегчением улыбнуться, поскольку теперь стало ясно: в «понтиаке» сидели мои ТИПА-коллеги.
– Почему бы вам просто не представиться? Это многое упростит, уверяю вас.
Мужчины переглянулись, покорно вздохнули и показали мне свои жетоны. Они оказались из ТИПА-5, того самого отдела розыска и задержания, который охотился за Аидом.
– Вы из ТИПА-5? Коллеги покойного Тэмворта?
– Я Кроуви, – назвался водитель. – А это мой напарник Ффарш. ТИПА-5 переподчинено.
– Вот как? Значит, гибель Ахерона Аида признана официально?
– Ни одно из дел ТИПА-5 не считается полностью закрытым. Ахерон только третий в списке опаснейших преступников мира, мисс Нонетот.
– Тогда что или кого вы выслеживаете на сей раз?
Похоже, они предпочитали задавать вопросы, а не отвечать на них.
– Ваше имя всплыло в ходе предварительного расследования. Скажите, с вами в последнее время ничего странного не происходило?
– Странного?
– Необычного. Отклоняющегося от привычного хода вещей, чего-нибудь выбивающегося из обычных рамок, чего-нибудь чрезвычайно удивительного.
Я на миг задумалась.
– Нет.
– Ладно. – Ффарш явно торопился закончить разговор. – Если что случится, позвоните, пожалуйста, по этому номеру.
Я взяла карточку, пожелала им удачи и вернулась к Безотказэну.
Вскоре мы уже катили на север по Сиренчестер-роуд. «Понтиак» пропал. Я рассказала Безотказэну о нашей беседе, он поднял брови и заметил:
– Звучит зловеще. Не так-то легко переплюнуть Аида.
– Не верится, да? Кстати, куда мы едем?
– В Скокки-Тауэрс.
– Да? – изумилась я. – Неужели такой достойный и почтенный джентльмен, как лорд Скокки-Маус, может иметь отношение к этой бредовой истории с «Карденио»?
– Чтоб я знал. Брэкстон играет с ним в гольф, так что, возможно, тут замешана политика. Лучше не отлынивать, а то шеф будет выглядеть идиотом, и нам влетит по первое число.
Мы въехали в видавшие виды ржавые ворота Скокки-Тауэрс и покатили по длинной аллее, заросшей столь густо, что гравий под пышными сорняками не просматривался. Безотказэн затормозил у величественного неоготического замка, явно нуждающегося в ремонте, и навстречу нам вышел сам лорд Скокки-Маус. Он был высок, худ, седовлас и уныл. Облаченный в твидовый костюм «в елочку» аристократ держал в руках секатор и размахивал им, будто кавалерийской саблей.
– Чертова ежевика! – негодовал он, пожимая нам руки. – Посмотрите только, по дюйму в день растет, а! Упорная дрянь, все поглотит, что нам дорого, ей только волю дай! Ну прямо как анархисты, честное слово! Вы, наверное, та самая Нонетот, да? Кажется, мы встречались на венчании моей племянницы Глории – за кого она там вышла?
– За моего кузена Уилбура.
– Вспомнил. А кто был тот старый дурак, который осрамился во время танцев?
– Боюсь, что вы, сэр.
Лорд Скокки-Маус немного подумал и уставился себе под ноги.
– Господи! Неужели? Я видел вас по телевизору вчера вечером. Странные дела творятся вокруг этой книжки Бронте, правда?
– Очень странные, – согласилась я. – Это Безотказэн Прост, мой напарник.
– Как поживаете, мистер Прост? У вас, я вижу, новый «гриффин-спортинас». И как вы его находите?
– Просто: где оставляю, там и нахожу.
– Да? Ну, заходите. Вас ведь Виктор послал, правильно?
Мы последовали за шаркающим Скокки-Маусом в ветшающий дом. За дверью раскинулся огромный холл, щедро увешанный головами всяких там антилоп на деревянных щитах.
– В нашей семье было много прекрасных охотников, – сообщил Скокки-Маус. – Но сам я, видите ли, к охоте равнодушен. Отец очень любил стрелять и набивать чучела. Умирая, настоял, чтобы из него тоже сделали чучело. Да вон он стоит.
Мы с Безотказэном остановились у лестничной площадки и с интересом посмотрели на покойного графа. С любимым ружьем за плечами и верным псом у ноги, он тупо таращился в пустоту из стеклянной витрины. Мне подумалось, что, наверное, стоило бы и его голову прибить к деревянному щиту, но предлагать такое вслух, пожалуй, было невежливо. Вместо этого я сказала:
– Он выглядит очень молодо.
– Так он и умер молодым! Ему было сорок три года и восемь дней. Антилопы затоптали его насмерть.
– В Африке?
– Нет, – тоскливо вздохнул Скокки-Маус, – на шоссе А-тридцать возле Чарда. Это произошло однажды ночью в тридцать четвертом году. Отец остановил машину, увидев распростертого на дороге прекрасного самца с великолепными рогами. Вышел посмотреть, и тут, понимаете ли, ему и пришел конец. Откуда ни возьмись, появилось стадо.
– Сочувствую.
– На самом деле в этом есть некая ирония… – монотонно продолжал старик.
Безотказэн с тоской взглянул на часы.
– Но знаете, что самое странное? – не унимался граф. – Когда стадо убежало, великолепный самец тоже исчез.
– Может, он был просто оглушен? – предположил мой напарник.
– Да-да, возможно… – рассеянно ответил Скокки-Маус. – Но ведь вы пришли не ради беседы о моем отце. Идемте!
С этими словами он горделивой поступью двинулся по коридору, ведущему в библиотеку. Нам пришлось перейти на рысь, дабы не отстать. Вскоре мы очутились перед арочным входом, забранным бронированной дверью – граф явно дорожил своим собранием. Я задумчиво погладила вороненую сталь.
– Да-да, – сказал Скокки-Маус, угадав мои мысли. – Понимаете ли, старая библиотека стоит кое-каких денег, вот я и решил обеспечить ей некоторую защиту. Пусть вас не обманывает дубовая обшивка внутри – на самом деле библиотека представляет собой огромный стальной сейф.
Ничего странного в этом не было. Бодлианская библиотека[5] в наши дни укреплена не хуже Форт-Нокса, а сам Форт-Нокс переоборудован под хранение наиболее ценных книг из библиотеки Конгресса. Мы вошли, и если я ожидала увидеть расставленные в идеальном порядке книги и рукописи, то меня постигло разочарование. Помещение скорее напоминало захламленный чулан, чем хранилище знаний. Книги громоздились на столах, в коробках, а большая часть – просто на полу, стопками по десять-двенадцать в каждой. Система в их расположении отсутствовала напрочь. Зато какие это были книги! Выбранный наугад томик оказался вторым изданием «Путешествий Гулливера». Я показала его Безотказэну, а тот в свою очередь продемонстрировал мне первое издание «Упадка и разрушения»[6] с автографом.
– Но вы ведь «Карденио» купили не вчера? – спросила я, внезапно почувствовав, что графского «Карденио» рано объявлять подделкой.
– Бог мой, нет! Понимаете, мы его только вчера нашли, когда занимались каталогизацией части личной библиотеки моего прадеда Бартоломью Скокки-Мауса. А вот и мистер Свинк, мой консультант по безопасности!
В библиотеку вошел толстяк с угрюмой брылястой физиономией. Пока Скокки-Маус представлял меня и Безотказэна, мистер Свинк сверлил нас недобрым взглядом, затем положил на стол пачку грубо обрезанных страниц, сшитых в кожаную тетрадь.
– А по каким вопросам безопасности вы консультируете, мистер Свинк? – спросил Безотказэн.
– По вопросам личной безопасности и страхования, мистер Прост, – без всякого выражения проговорил толстяк. – Эта библиотека не каталогизирована и не застрахована. Лакомый кусочек для преступных банд, несмотря на все предосторожности. «Карденио» – только одна из десятка книг, которые я сейчас держу в сейфе внутри библиотеки, а она сама по себе сейф.
– Я и не думал сомневаться в вашей компетентности, мистер Свинк, – заверил его Безотказэн.
Я переключилась на рукопись. На первый взгляд она производила впечатление подлинной. Поспешно натянув хлопчатобумажные перчатки (при осмотре «Карденио» миссис Хатауэй34 у меня даже и мысли об этом не возникло), я пододвинула себе стул и стала просматривать первую страницу. Почерк очень походил на шекспировский, с петельками на «L» и «W» и с энергичными обратными росчерками у «D». К тому же правописание оказалось небезупречным – еще один хороший знак. Все указывало на подлинник, хотя мне довелось повидать много блистательных подделок. Нашлось немало литературоведов, достаточно разбиравшихся в Шекспире, истории, грамматике и правописании елизаветинских времен, чтобы состряпать фальшивку, однако ни в одной из них не было ни остроумия, ни обаяния Барда. Виктор не уставал повторять, что Шекспира по определению невозможно подделать, ведь подражание убивает вдохновенное творчество, так сказать, лишает его души. Но когда я перевернула первую страницу и прочла список действующих лиц, по спине у меня пробежали мурашки. До того дня мне пришлось прочесть где-то пятьдесят-шестьдесят «Карденио», но… Я перевернула страницу и начала читать вступительный монолог главного героя:
Любовь моя, о, если б знала ты,
Какую боль терплю…
– Это нечто вроде испанских тридцатилетних Ромео и Джульетты, но с несколькими комическими мизансценами и счастливым концом, – с готовностью объяснил Скокки-Маус. – Не хотите ли чаю?
– Что?.. Да, спасибо…
Граф объяснил, что из соображений безопасности запрет нас, а на случай, если нам что-то понадобится, в библиотеке есть звонок.
Стальная дверь захлопнулась, и мы с напарником, забыв обо всем на свете, углубились в чтение. Во вступительном монологе рыцарь Карденио рассказывал зрителям о своей утраченной возлюбленной Люсинде, о том, как после ее свадьбы с вероломным Фердинандом он бежал в горы и превратился в оборванного, жалкого бродягу…
– Господи боже! – пробормотал Безотказэн, заглядывая в текст через мое плечо, и я полностью с ним согласилась.
Подделка или нет, пьеса была великолепна. После монолога следовала ретроспекция, где Карденио и Люсинда обменивались страстными письмами. С точки зрения предполагаемой постановки это напоминало елизаветинский вариант Рока Хадсона с Дорис Дэй,[7] когда каждый из них красовался в своей части экрана: Люсинда на одном краю сцены читала письмо Карденио, которое он сочинил на другом, и наоборот. Написано было не без юмора. Мы прочли о планах Карденио жениться на Люсинде, о том, как герцог просил его стать наперсником его сына Фердинанда, о безнадежной страсти Фердинанда к Доротее, о поездке в город, где жила Люсинда, и о том, как сердце Фердинанда обратилось к ней…
– Что скажешь? – спросил Безотказэн, когда мы дочитали до конца второго акта.
– Потрясающе! Никогда ничего подобного не видела!
– Итак, она настоящая?
– Думаю, да, но ведь нам случалось и ошибаться. Я скопирую фрагмент, где Карденио узнает об обмане и о намерении Фердинанда жениться на Люсинде. Пропустим его через стихоанализатор в конторе.
И мы снова с головой погрузились в чтение. Синтаксис, размер, стиль – все казалось совершенно шекспировским! Если исчезнувший на четыре сотни лет «Карденио» и правда всплыл теперь из глубины веков, следовало бы радоваться, однако я не спешила. Да, это событие взбудоражит мир, и все шекспировские фаны и шекспироведы просто свихнутся от счастья, но, с другой стороны, что-то не давало мне покоя. Мой отец говаривал: если некое предположение слишком фантастично, чтобы быть истинным, то обычно как раз оно верным и оказывается. Я поделилась своей тревогой с Безотказэном, но он был настроен менее пессимистично и заметил, что рукопись «Эдуарда II» Марло обнаружили только в тридцатые годы. Да, подобные находки случались и раньше, и все же мне было не по себе.