Филлипс Сьюзен Элизабет. Мой, и только мой

   Перемены в Линн накапливались постепенно, и она не знала, замечает ли их Джим. Каждую ночь они предавались любовным утехам, и если он и замечал, что она уже не хихикала, не поддразнивала его, не шептала на ухо нехорошие слова, он никак это не комментировал. И вне спальни она становилась более сдержанной, иной раз ловя на себе его одобрительные взгляды. В результате она научилась держать любовь к мужу под замком, чтобы ее проявления никого не раздражали.
   Он окончил колледж, поступил в медицинскую школу, тогда как она заботилась о детях и продолжала самосовершенствоваться. По завершении учебы они вернулись в Солвейшен, где отец уступил ему часть своей практики.
   Проходили годы, она находила покой в общении с сыновьями, благотворительности, искусстве. Она и Джим жили каждый своей отдельной жизнью, но он всегда нежно заботился о ней, а в спальне их по-прежнему соединяла страсть. Один за другим дети покинули дом, жизнь стала еще спокойнее. Она любила мужа всем сердцем и не слишком винила его за то, что он не любил ее.
   А потом погибли Джейми и Черри, и Джим Боннер сломался.
   В последующие за их смертью месяцы он столько раз больно ранил ее, что иной раз Линн казалось: она вот-вот истечет кровью. Такая несправедливость возмущала ее. Она стала такой, какую он хотел видеть рядом, да только теперь его взгляды изменились. Он хотел получить то, чего она уже дать ему не могла.

Глава 12

   В понедельник Энни позвонила Джейн в начале девятого и объявила, что, во-первых, несколько последующих дней она не собирается возиться в огороде, а во-вторых, не хочет, чтобы они докучали ей, если только она сама их не позовет. И вообще, по ее разумению, молодожены должны найти более интересное занятие, чем мельтешить перед глазами старухи.
   Джейн, улыбнувшись, положила трубку на рычаг и вернулась к прерванному занятию: она варила овсяную кашу. Хорошо бы сохранить такой темперамент, как у Энни, дожив до ее лет, подумала она.
   — Кто звонил?
   Джейн подпрыгнула и уронила ложку. В кухню вошел Кэл, босиком, с всклокоченными после сна волосами, в джинсах и расстегнутой байковой рубашке. Огромный и могучий.
   — Не смей подкрадываться ко мне! — Она убеждала себя, что сердце так бьется от испуга, а не от чувств, которые вызывал у нее этот роскошный мужчина.
   — Я не подкрадывался. Такая уж у меня неслышная походка.
   — Значит, тебе с этим надо что-то делать.
   — Ты брюзгливая ботанка.
   — Ботанка?
   — Да, так мы, тупоголовые крестьяне, называем больших ученых.
   Джейн схватила чистую ложку, вновь начала помешивать кашу.
   — Мы, ботаны, зовем вас тупоголовыми крестьянами, тем самым показывая, сколь умны некоторые из нас, ботанов.
   Кэл хохотнул. А кстати, что он тут делает? Обычно он уходил к тому времени, когда она спускалась вниз, чтобы позавтракать, Даже на прошлой неделе, когда он задерживался в доме, чтобы отвезти ее к Энни, ели они порознь. Он — в своем кабинете.
   — Кто звонил? — повторил Кэл.
   — Энни. Она не хочет, чтобы сегодня мы беспокоили ее.
   — Хорошо.
   Он прошел в кладовую, вернулся с одной из полдюжины коробок «Лаки чармс», которые держал там вместе с чипсами, пирожными и шоколадными батончиками. Стоя у плиты, она наблюдала, как в миске растет гора разноцветных фигурок. Потом Кэл шагнул к холодильнику, достал молоко.
   — Неужели отец не учил тебя рациональному питанию?
   — На отдыхе я всегда ем что хочу. — Он взял ложку и сел, обвив ногами ножки стула.
   Джейн с трудом оторвала взгляд от этих длинных узких ступней.
   — Я сварила много каши. Почему бы тебе не поесть ее вместо этой ерунды?
   — К твоему сведению, это не ерунда. Своим появлением «Лаки чармс» обязаны многолетним научным исследованиям.
   — На коробке гном.
   — Симпатичный малыш. — Он поднял полную ложку. — Знаешь, что здесь самое лучшее? Маршмэллоу^[35].
   — Маршмэллоу?
   — Тот, кто додумался добавить сюда маршмэллоу, — очень умный человек. В моем контракте есть пункт, обязывающий «Старз» включать в мой рацион в тренировочном лагере «Лаки чармс».
   — Потрясающе. Я говорю с человеком, который окончил университет с отличием, но могу поклясться, что нахожусь в компании идиота.
   — Я вот о чем думаю… Раз «Лаки чармс» так хороши, может, новый вид овсяной каши только и ждет, чтобы его представили на суд потребителей. — Он отправил в рот еще одну ложку. — Вот чем я бы занялся, будь у меня такой же большой мозг, как у тебя, профессор. Вместо того чтобы якшаться с t-кварком, я бы придумал лучшую овсяную кашу в мире. Да, я знаю, это трудно. К овсяным хлопьям уже добавляли шоколад и ореховое масло, не говоря уже о разноцветных маршмэллоу, но скажи мне… Кто-нибудь подумал об «Эм энд Эмс»^[36]? Нет, мэм, до этого никто не додумался. Никому не хватило ума сообразить, что у «Эм энд Эмс» есть огромные перспективы, когда речь идет об овсяных хлопьях для завтрака.
   Она слушала его, наблюдая, как он ест. Голые ноги, голая грудь, литые мускулы, перекатывающиеся при каждом его движении. Великолепная иллюстрация к пословице «Сила есть — ума не надо». Да только этот здоровяк умом мог поспорить с силой.
   Она перелила кашу в миску, принесла ее к столу вместе с ложкой.
   — С ореховым маслом или без?
   Он задумался.
   — Сразу нельзя заходить так далеко. Пожалуй, что без.
   — Мудрое решение. — Она добавила в свою миску молока, села рядом с ним.
   Кэл заглянул в ее миску.
   — И ты действительно собираешься это есть?
   — Разумеется. Это овсяная каша, какой сотворил ее Господь.
   Он потянулся, зачерпнул полную ложку, ухватив и весь сахарный песок, который она высыпала на середину.
   — Неплохо.
   — Ты съел мой сахарный песок!
   — Ты знаешь, чего тут не хватает?
   — Дай подумать… «Эм энд Эмс»?
   — Умница. — Он поднял коробку «Лаки чармс», вытряс несколько глазированных фигурок в ее миску. — Чтоб тебе было чем похрустеть.
   — Спасибо.
   — Люблю я эти маршмэллоу.
   — Ты это уже говорил. — Ложкой она отодвинула «Лаки чармс» к краю, зачерпнула каши. — Ты знаешь, не так ли, что это детский завтрак?
   — Значит, душой я все еще ребенок.
   Если в нем что-то и напоминало ребенка, так это тяга к молодым женщинам. Может, потому он и не возвращался до трех утра? Охотился на молодых женщин?
   Она решила, что нет смысла и дальше пребывать в неведении.
   — Где ты был прошлой ночью?
   — Контролируешь меня?
   — Нет. Я плохо спала и услышала, что ты пришел поздно, ничего больше.
   — Мои дела не имеют к тебе никакого отношения.
   — Имеют, если ты провел вечер с другой женщиной.
   — Ты так думаешь? — Он прошелся по ее телу взглядом, который она смогла истолковать исключительно как элемент психологической войны. К завтраку она вышла в красной футболке с написанными на ней уравнениями Максвелла, причем последнее исчезало в брюках. Глаза задержались на бедрах, отнюдь не столь изящных, как у женщин, с которыми он привык общаться. Однако в его взгляде читалась не только критика, и она приободрилась.
   — Есть такое. — Она отодвинула миску, пристально посмотрела на Кэла. — Я просто хочу знать, каковы правила. Мы об этом не говорили, но, похоже, пора. Мы вправе спать с другими людьми, пока наш брак не расторгнут, или нет?
   Его брови сошлись у переносицы.
   — Мы? Что значит мы?
   Лицо ее осталось бесстрастным.
   — Прости, что-то я тебя не понимаю.
   Он провел рукой по волосам. За последние несколько недель они у него отросли.
   — Мы женаты, — пробурчал он. — Вот и все.
   — Что все?
   — Все!
   — Гм-м-м.
   — Ты — замужняя женщина и беременная! Напоминаю на случай, если ты об этом забыла.
   — А ты — женатый мужчина. — Она выдержала паузу. — На случай, если забыл ты.
   — Совершенно верно.
   — Вот и надо определиться, собираемся мы сближаться с другими людьми, пока мы женаты, или нет.
   — Определенно нет!
   Чтобы скрыть облегчение, отчетливо проступившее на ее лице, Джейн поднялась.
   — Хорошо. Насчет близости понятно, но мы можем приходить домой сколь угодно поздно, не утруждая себя объяснениями или извинениями, так?
   Она с нетерпением ждала, как он сможет обойти эту преграду. И особо не удивилась, когда он предпочел ее не заметить.
   — Я могу приходить поздно. Ты — нет.
   — Понятно. — Она взяла миску с овсяной кашей, понесла к раковине.
   Джейн чувствовала, что он ждет ее возражений. Она уже достаточно хорошо узнала его, чтобы понять, что он с радостью ухватится за возможность защищать свою весьма уязвимую позицию.
   — Полагаю, с твоей точки зрения, это логично.
   — Неужели?
   — Разумеется. — Она одарила его сладкой улыбкой. — Как еще ты сможешь убедить мир, что тебе по-прежнему двадцать один год?
 
   В среду вечером она приоделась к загадочному свиданию, на которое в конце концов согласилась пойти, несмотря на дурные предчувствия. Она приняла душ, попудрилась, подкрасилась, ругая себя за то, что придает такое значение грядущему событию. Но день сложился у нее преотлично, поэтому долго сердиться на себя она не могла. Она серьезно продвинулась в своей работе, и ее радовало, что Кэл последние дни много времени проводил дома. А сегодня даже нашел предлог сопроводить ее на прогулку. По его словам, из опасения, что она потеряется, увлекшись поисками решения какого-нибудь уравнения.
   Она не могла не признать, что его компания ей очень нравилась. Никто не мог так рассмешить ее, как Кэл, и при этом его острый ум постоянно заставлял ее быть начеку. Каков парадокс: высокий интеллект Кэла, который так влек ее к нему, вызывал у Джейн наибольшую тревогу.
   Однако она отмела мысли о будущем ребенка и сосредоточилась на подержанном красном «форде-эскорт»^[37], доставленном несколько часов назад и спрятанном в сарае в дальнем конце поместья. Покупка по телефону бывшего в употреблении автомобиля противоречила здравому смыслу, но результатом она осталась довольна. Помятая дверца и разбитая радиаторная решетка портили экстерьер, зато она не вышла за рамки своего бюджета и получила средство передвижения, которое наверняка протянет несколько месяцев до ее возвращения в Чикаго, где в гараже ждал куда более респектабельный «сатурн».
   Она не собиралась прятать автомобиль, но знала, что Кэл придет в ярость, узнав о покупке. А потому хотела насладиться вечером, прежде чем сообщить ему пренеприятную новость о том, что ее заточению пришел конец.
   Одеваясь, Джейн улыбалась. По поводу джинсов она последовала указаниям Кэла, а вот вместо облегающей блузки надела широкую, из темно-красного шелка, и золотые, большого диаметра кольца-серьги, более уместные в ушах какой-нибудь девчушки Кэла, чем известного физика-теоретика. Джейн не могла объяснить, почему ей нравятся эти серьги.
   Она расстегнула верхнюю пуговичку блузки, открыв кружева, нашитые по верху бюстгальтера. Всмотрелась в зеркало, вздохнула, застегнула пуговичку. Пойти дальше вульгарных сережек ей не хватило мужества.
   Кэл появился в холле, когда она спускалась по лестнице. Старая футболка с эмблемой «Старз» на груди, обтягивающая великолепные мышцы, была заправлена в джинсы, облегающие ноги, как вторая кожа.
   Взгляд Кэла прошелся по ней, как ленивый ручей в жаркий летний день. Она покраснела, споткнулась, ей пришлось схватиться за перила, чтобы не упасть.
   — Что-то не так? — с невинным видом спросил он. Поганец. Он знал, что не так. Легко ли смотреть на двигающуюся и говорящую сексуальную фантазию.
   — Извини. Размышляла о теории Сейберга-Уиттена. Увлеклась.
   — Еще бы. — Глаза его ясно говорили о том, что время она потратила не зря. — А другой блузки не нашлось?
   — Все в стирке.
   Он улыбнулся, и, глядя на ямочку, вновь появившуюся под скулой на каменной щеке, Джейн подумала: а что она тут делает, рядом с этим мужчиной? Он ей неровня, у них нет ничего общего, для нее он словно пришелец из другой солнечной системы.
   Тут Джейн вспомнила, что забыла пиджак, и повернулась, чтобы сходить за ним в свою комнату.
   — Уже испугалась?
   — Хочу взять пиджак.
   — Возьми вот это. — Он подошел к шкафу, достал серую тренировочную куртку на молнии.
   Она спустилась с лестницы, он накинул куртку ей на плечи, пальцы его на мгновение замерли. Она уловила аромат сосны, мыла и неповторимый запах Кэла Боннера, отдающий столь восхитительно возбуждающей опасностью.
   Куртка мягкими складками легла на бедра. Джейн окинула себя взглядом и пожалела, что не относится к тем женщинам, которые в мужской одежде смотрятся особенно пикантно. Она же выглядела коротышкой. Кэл, похоже, не находил в ее облике ничего предосудительного, и она воспрянула духом.
   Джип, как всегда, дожидался их на стоянке перед домом. Кэл открыл ей дверцу. А когда он сел за руль, завел мотор и тронул автомобиль с места, Джейн поняла, что нервничает. Ей так хотелось, чтобы он заговорил, несколькими словами снял напряжение, но он молча смотрел на дорогу.
   Они въехали в город, где уже закрылись и магазины, и «Петтикоут Джанкшн кафе». В одной из боковых улиц она увидела освещенное здание и стоящие рядом автомобили и догадалась, что это «Горец».
   Вот и окраина, теперь они огибали гору Страданий. И только она решила, что он везет ее к Энни, как Кэл свернул на заросшую проселочную дорогу. Фары выхватили из темноты лачугу, похожую на сторожевую будку. А перед ней дорогу перегораживала тяжелая цепь.
   — Где мы?
   — Посмотри сама. — Он остановил джип, вытащил из-под сиденья ручной фонарик. Опустил стекло и посветил в сторону.
   Она наклонила голову и увидела усыпанную звездами вывеску, разбитые лампочки и слова «Гордость Каролины».
   — Так вот куда ты привез меня на свидание.
   — Ты же говорила, что в юности тебя никогда не приглашали в автокинотеатр. Вот я и восполняю этот пробел в твоем образовании.
   Изумление, отразившееся на ее лице, вызвало у него улыбку, он выключил фонарь, вылез из джипа, чтобы отомкнуть цепь, перегораживающую дорогу. А вернувшись, погнал джип по кочкам и колдобинам.
   — Мое первое свидание с мультимиллионером, — проворчала Джейн, — и вот куда он меня привез.
   — Только не обижай меня, не говори, что уже видела этот фильм.
   Джейн улыбнулась и схватилась за ручку, чтобы не впечататься плечом в дверцу. Пусть она и ворчала, но перспектива оказаться с ним наедине в пустынном автокинотеатре ее не печалила. Ребенку пойдет на пользу, думала она, если она и Кэл получше узнают друг друга.
   Фары джипа осветили большую, совершенно пустую поляну, эдакий пейзаж из научно-фантастического фильма с выстроившимися полукругами стойками для динамиков. Джип подпрыгнул, держа курс к заднему ряду. Инстинктивно одной рукой она схватилась за приборный щиток, а второй прикрыла живот.
   Кэл искоса глянул на нее:
   — Малыш проснулся?
   Впервые при упоминании о ее беременности в его голосе не слышалось враждебности. Джейн почувствовала, будто в ее сердце медленно распустилась роза, и улыбнулась.
   Они въехали в последний ряд.
   — Лучше бы ему поспать. Если, конечно, он не решает уравнения.
   — Это не покажется тебе смешным, когда она начнет перемножать десятичные дроби, от которых будут шарахаться другие дети.
   — Клянусь Богом, никогда не встречал более мнительной женщины, чем ты. Тебя послушать, так иметь хорошую голову — величайшая трагедия на Земле. У парня проблем не будет. Посмотри на меня. Мне мой мозг не мешает.
   — Все потому, что ты держишь его под замком.
   — Что ж, запри и свой, чтобы мы могли насладиться этим чертовым фильмом.
   Что она могла на это ответить? Пришлось промолчать.
   Он остановил джип посередине последнего ряда, как раз напротив экрана, снял со стойки динамик, втащил в кабину, поднял стекло, отсекая холодный ночной воздух. Она не стала напоминать, что динамик без провода.
   Кэл заглушил двигатель, потушил фары, они погрузились в темноту, подсвеченную лишь серебряной четвертушкой луны.
   — Мы могли бы приехать раньше и занять место получше.
   — Последний ряд самый лучший.
   — Почему?
   — Нет маленьких мальчишек, подглядывающих в окна. Не люблю, когда мне мешают заниматься этим делом.
   Она шумно сглотнула.
   — Ты привез меня сюда, чтобы заняться этим делом?
   — Естественно.
   — Ну и ну!
   — А у тебя с этим делом проблемы? — Серп луны нырнул за облака, оставив их в полной темноте. Он включил лампочку под потолком, и она увидела, что уголок его рта приподнят, как у человека, довольного жизнью. Он перегнулся через спинку сиденья и достал большой пакет с поп-корном.
   Ее мозг со скоростью света слал ей тревожные депеши, но она не хотела к ним прислушиваться. Джейн хотела, чтобы он за ней ухаживал, этим он и занимался, хотя способ выбрал необычный. И что бы он ни говорил, она не думала, что Кэл по-прежнему ненавидит ее: слишком часто он улыбался, когда они бывали вместе.
   Но он хитер как лиса, напомнила себе Джейн, и не делал секрета из того, что хочет ее. Поскольку его моральный кодекс требовал верности жене, по крайней мере в ближайшие месяцы, особого выбора у него не было: или соблазнить ее, или обходиться без женщины. Ей хотелось верить, что он ухаживал бы за ней, даже если бы они не оказались в столь невероятной ситуации, но сомнения оставались. Вот она и попыталась найти компромисс:
   — Проблем нет, пока ты понимаешь, что я не могу пойти до конца на первом же свидании.
   Он раскрыл пакет, достал пригоршню поп-корна.
   — За это я тебя уважаю. С другой стороны, может, нам стоит обсудить, на чем строятся твои расчеты, если первое свидание у нас уже в прошлом. Вроде бы я припоминаю один веселый день рождения…
   — Кэл…
   Он набил рот поп-корном.
   — В холодильнике на заднем сиденье пиво и сок. Может, достанешь?
   Она обернулась и увидела небольшую сумку-холодильник. Встала на колени, наклонилась, и тут же сильные руки мягко перенесли ее через спинку, и она очутилась на заднем сиденье, рядом с сумкой-холодильником. Услышала добродушный смешок Кэла.
   — Отличная идея, дорогая. Через секунду буду с тобой.
   И прежде чем она успела отреагировать, он соскользнул со своего места, открыл заднюю дверцу и уселся рядом.
   — Однако… — Она оправила блузку. — Должно быть, завидев тебя, отцы прятали своих дочерей.
   — Мастерство я отточил только в колледже.
   — Почему бы не посидеть спокойно и не посмотреть фильм?
   — Сначала дай мне баночку пива.
   Она дала ему банку, сама взяла сок, отказалась от поп-корна. Оба откинулись на сиденье, уютно светила неяркая лампочка.
   Он обнял ее.
   — Этот фильм очень меня возбуждает. Сердце ее чуть не выпрыгнуло из груди.
   — Какой эпизод? Когда Мария поет о холмах, оживающих под звуками музыки? Или когда дети выводят свои до-ре-ми?
   Улыбка скользнула по его губам.
   — Мария, конечно. Все думаю: а что у нее под этим аккуратненьким фартучком?
   Разговор определенно двинулся в опасном направлении. Она не знала, как выпутаться из столь щекотливой ситуации. И решила выиграть время, переменив тему:
   — А чем ты занимаешь свободное время, помимо встреч с бизнесменами?
   Поначалу она ответа не ждала, но он пожал плечами и заговорил:
   — Тренируюсь в спортзале, встречаюсь с друзьями, решаю некоторые деловые вопросы. Вчера провел два часа в кабинете отца. Ему нравится, когда я рядом. — Он нахмурился.
   — Что-то не так?
   — Вроде бы нет. Не знаю. Похоже, нелады у отца и матери серьезнее, чем я предполагал. — Морщины на лбу стали глубже. — Он говорил, что она поехала к Энни. Я подумал, что на ночь, но она там с уик-энда, и сегодня он сказал, что возвращаться она не собирается.
   — Господи!
   — Не могу понять, почему она это сделала. Он очень расстроен. — Кэл допил пиво, повернулся к Джейн:
   — Больше не хочу говорить об этом, потому оставь все вопросы при себе.
   Однако он выложил семейные новости по собственной инициативе, она его за язык не тянула.
   Кэл бросил пустую банку в далекий экран.
   — Своей болтовней ты отвлекаешь меня от фильма, а Мария поет одну из моих любимых песен. Черт, здорово она смотрится без одежды.
   — В «Звуках музыки»^[38] Мария не поет обнаженной.
   — У меня отличное зрение, и я вижу, что одежды на этой женщине не больше, чем в момент ее рождения. Ты же видишь ее…
   — Ты ошибаешься. Кто голый, так это барон фон Трапп. И его мужские достоинства действительно впечатляют.
   — Тебя это впечатляет? Да у него…
   — Впечатляет.
   — Господи, если ты думаешь, что ему есть что показать, я наверняка осчастливлю тебя.
   — Хвастун.
   Она сошла с ума? Она же сознательно провоцировала его.
   — С другой стороны, у тебя, возможно, бородавки на животе.
   — Нет у меня бородавок на животе.
   — Сказать можно всякое. — Он взял ее пакетик с соком, опустил в сумку-холодильник, переставил ее на переднее сиденье. — А вот покажи.
   — Показать что?
   — Я серьезно. Если у тебя бородавки, мой малыш может смутиться. Ему нужно время, чтобы привыкнуть.
   — Да ты сумасшедший.
   — Просто приспусти молнию. Я только взгляну. — Нет!
   — Хорошо. Тогда прощупаем.
   Она шлепнула его по руке, потянувшейся к пуговице джинсов.
   — Вроде бы ты говорил, что мы будем заниматься этим делом. А вот насчет медицинского осмотра мы не договаривались.
   Когда до нее дошел смысл ее слов, он уже улыбался во весь рот, словно выиграл в лотерею.
   — Совершенно верно, говорил. Что ж, начнем, дорогая. Покажи мне, что у тебя есть.
   — Не покажу.
   — Трусиха.
   — Меня этим не проймешь.
   — Ты боишься заняться этим со мной. — Одним движением он стащил с нее куртку и бросил на сумку-холодильник. — Боишься, что не сможешь держать меня в узде. Да у тебя все поджилки трясутся.
   — Отнюдь.
   — Боишься показать, что у тебя есть. Боишься, что не сможешь конкурировать с тысячами женщин из моего прошлого.
   — Не было в твоем прошлом тысяч женщин.
   Ухмылка его очень уж напоминала лисью, она буквально видела куриные перышки, торчащие из уголков рта.
   Сердце колотилось о ребра. Испуг перемешался с возбуждением и весельем, она не могла заставить себя хмуриться, не могла на него сердиться.
   — Хорошо. Покажу. Но держи свои руки при себе.
   — Это несправедливо, поскольку я не собираюсь ограничивать движения твоих рук.
   Она могла перечислить дюжину мест, к которым хотела бы прикоснуться.
   — Я уверена, что мне это не нужно.
   — Я очень надеюсь, что правды в твоих словах нет.
   Он выключил свет, погрузив их в такую темноту, что Джейн испугалась, не погасли ли все звезды.
   Но постепенно ее глаза уловили очертания его силуэта, хотя лица она разглядеть не могла. Он положил руку ей на плечо, она почувствовала, что он совсем рядом.
   — Может, мне надо напомнить тебе, где находятся лучшие местечки. — Его губы прошлись мимо кольца-серьги и замерли на шее под ней. — Вот это, к примеру, такое тепленькое.
   Она затаила дыхание, гадая, откуда ему известно, что это одна из ее эрогенных зон.
   — Если ты и дальше собираешься говорить, почему бы не перейти на деревенский выговор, чтобы я могла окунуться в свои фантазии.
   Губы Кэла тем временем играли ее мочкой.
   — Какая фантазия может быть лучше меня?
   — Ну… — попыталась ответить она, но тут по ее коже поползли мурашки. — Был один физик, который охотился за t-кварками в «Ферми лаборатории»…
   — Готов спорить, деревенского выговора у него не было. — Теперь его губы занялись уголком ее рта. — Так ты собираешься показать мне, на что ты способна? Пока всю работу делаю я.
   Сдерживаться дальше не было сил. Она повернула голову, чтобы ее губы встретились с его. От простого соприкосновения по ее телу пробежала дрожь, а по мере того как поцелуй затягивался, она отдавала себя во власть страсти. Она впитывала запахи пива и поп-корна, с легкой примесью зубной пасты и чего-то опасного, ассоциировавшегося у нее с громом.
   — Ты потрясающая женщина, — прошептал Кэл.
   Она вновь поцеловала его. Он вытащил из джинсов блузку, его руки, большие, сильные, легли на обнаженную кожу. Большие пальцы двинулись вверх по спине, пока не добрались до застежки бюстгальтера.
   — Нам придется избавиться от него, Розибад, — прошептал он в ее открытый рот.
   Спорить она не стала. Пока она наслаждалась сладким вторжением его языка, он быстренько расстегнул пуговицы ее блузки (темнота нисколько ему не мешала), потом та же участь постигла и застежку бюстгальтера. Движения его сопровождались глухими ударами: он стукался то об одну, то о другую стенку салона.
   Кэл наклонился, чтобы поцеловать ее грудь. С беременностью соски сделались особенно чувствительными, и когда он начал их посасывать, она изогнула спину и вцепилась пальцами ему в волосы. Томящая боль этого нежного посасывания вызывала у нее взаимоисключающие желания: крикнуть, чтобы он прекратил, молить, чтобы продолжал.