Флэш Билл. Бэтмен 1-2

   - Дорогой Уиллис, мы просто в отчаянии. Не могли бы вы, как человек достаточно хорошо знающий нашу семью, как наш старый друг, помочь нам в одном очень щекотливом деле?
   Врач отхлебнул из бокала, промокнул пухлые губы салфеткой, кивнул и проговорил скороговоркой:
   - Конечно, дорогой Таккер, вы можете рассчитывать на мою помощь.
   - Понимаете, в чем дело, - мы хотели бы посоветоваться с вами относительно этого несчастного младенца. Вы понимаете?
   - О, конечно! Но вы совершенно зря волнуетесь. Он в полной безопасности и чувствует себя превосходно! Конечно, это очень редкий случай, сэр! Очень. Пожалуй, такого еще не знала мировая наука. Но все идет как нельзя лучше. Ваш крошка развивается быстро. Просто нечеловечески быстро, но, наверное, так и должно быть.
   - Мне это известно. Проблема тут совсем в другом...
   - Не волнуйтесь. Как врач, я могу с полной ответственностью заявить, что ребенок вполне нормален психически, и вы совершенно зря держите его в клетке. Это не идет ему на пользу. Конечно, выглядит он странно, но ведь это только внешне. Скоро вы к нему привыкнете...
   - Нет, - вздрогнув, сказала миссис Эстер, - мы не сможем привыкнуть к такому никогда. Уже несколько дней мне снятся кошмары с этим маленьким чудовищем. Боже... Доктор, что вы нам посоветуете? Может, отдать его в приют?
   - Нет, дорогая, что ты, - повернулся к ней мистер Таккер, - мы не можем это так просто сделать. Это исключено. Ты забываешь, что если это произойдет, моя репутация не просто пострадает, - она погибнет! Трудно даже представить, что будет если об этом узнает пресса. Нас просто заклюют, как белых ворон.
   - Но, мистер Таккер, ваш сын - милое смышленое создание. Конечно, это не обыкновенный ребенок, но я считаю, что вы зря переживаете. Пройдет совсем немного времени - и все привыкнут.
   - Нет, доктор, - Таккер метнулся к столу и наклонился над мистером Уиллисом. - Это исчадие ада! Это - демон, который появился на свет только для того, чтобы уничтожить нашу семью! Он разрушит этот дом. И лучшее, что мы можем сделать, это избавиться от него, и как можно скорее, пока об этом не узнал весь Готэм.
   - Что? - глаза доктора полезли из орбит. - Вы отдаете себе отчет в своих словах, сэр?
   - Да. И прошу вас мне помочь.
   - Нет. Боюсь, что в этом случае я ничем не смогу быть вам полезен.
   - И тем не менее, я вынужден настаивать. Вы ведь знакомы с историей болезни Эстер и материалами обследования в клинике.
   - Да, разумеется. Но причин умерщвлять малыша я не вижу! И прошу вас прекратить этот разговор.
   - И тем не менее, - настаивал Таккер, - в документах ясно сказано, что ребенок нежизнеспособен. Это значит, что он все равно умрет. Это же ваше заключение!
   - Я не Господь Бог и могу ошибаться. Сейчас я знаю только одно: ребенок жив, и здоровье у него в полном порядке.
   - Он умрет, доктор, - Таккер еле сдерживался. - Этот урод делает невыносимым наше существование!
   - Да, доктор! - поддерживала мужа Эстер. - Я просто боюсь подходить к нему, не то что брать в руки.
   - Но это не причина убивать ребенка! - настаивал Уиллис.
   - Нет, причина! Я не хочу, чтобы нашу семью считали проклятой. Сохранить его, упустить драгоценное время и дать умереть своей смертью сейчас непозволительная роскошь. Это значит обречь себя на заточение в этих стенах на бесконечно долгий срок. Не дай Бог, он проживет достаточно долго! Когда он станет старше, все будут тыкать пальцами и говорить: "Вон пошли те, у которых сын - урод. Наверное, они очень плохие люди, если их так наказал Бог". Мы станем презренными изгоями. Помогите нам, доктор!
   - Вы просто чудовище, мистер Кобблпот! - с чувством сказал доктор.
   - Вы оба сошли с ума! - Эстер вскочила с кресла и подошла к столу. Мистер Уиллис, как вы могли такое подумать! Мистер Таккер совсем не то имел в виду! Он страшно, безумно устал и, поэтому, наверное, не смог достаточно точно сформулировать нашу просьбу. Но как вы могли?! Вы же лечили еще наших родителей, как же вы...
   - Извините, дорогая Эстер, - растерянно проговорил Уиллис. - Но мне показалось, что мистер Таккер предложил мне нечто, не соответствующее моим представлениям о порядочном человеке. Или это не так? Я, понимаете ли, врач, а не детоубийца!
   - Я повторяю, доктор: вы неверно поняли моего мужа!
   - А как же вы прикажете истолковать то, что сейчас было услышано мной?
   - Нам нужно свидетельство о смерти ребенка. Только бумага! Нам надо, чтобы официально, для всех, наш сын умер. А вообще мальчика никто убивать не собирается; как такое вообще могло прийти в голову, а тем более вам?! Право, я удивлена! Малыш просто будет жить в одной семье. Мы уже обо всем договорились. Это достаточно далеко отсюда, чтобы ни у кого не возникли подозрения. Мне будет нелегко это сделать, я - мать, но поверьте, нам это крайне необходимо. Вы нам поможете? Правда?
   - Я, право, не знаю, мадам, - замялся Уиллис. - Поймите меня тоже! Я - врач... Боже... Извините! Ради всего святого, извините меня! Действительно, как могло такое прийти в голову! Наверное, я переутомился. Это все же был сложный ребенок!
   - Но этот разговор останется между нами? Да, доктор? - Эстер посмотрела Уиллису в глаза и взяла его за руку.
   - Мне надо подумать, - нерешительно пробормотал доктор, - я не знаю...
   - Не переживайте, милый Уиллис, - снова вступил в разговор Таккер, я рад, что мы наконец поняли друг друга. Думайте. Когда решите - дайте знать. Мы очень на вас надеемся.
   - Да, мне надо все обдумать.
   - Ну, разумеется, - успокаивала его Эстер, подмигивая супругу; тот кивнул.
   - Мы обещаем, мистер Ротш, что ребенок будет жив и здоров. Нам нужно только свидетельство. Мы не можем дать ему то, что должны дать родители, но, тем не менее, он Кобблпот, и мы попробуем купить ему любовь чужих людей. Может быть, это хоть как-то облегчит его участь. Мы не можем оставить его в доме, это превратит нашу жизнь в ад, но мы купим ему рай.
   Странный подтекст на промелькнул в последних словах Эстер.
   - Я подумаю, - ответил Уиллис.
   Стенные часы в дальнем углу пробили два раза. Доктор тяжело поднялся, поклонился и произнес со вздохом:
   - Мне пора идти. Позвольте откланяться. Завтра слишком трудный день.
   - Ну что ж, - мистер Таккер натянуто улыбнулся, - еще раз счастливого Рождества.
   - Да, да, и вам счастливого... Будьте здоровы.
   - До свидания, милый Уиллис. Мы ждем вашего решения и очень надеемся на вас...
   Снег бесконечно падал на белую землю. Эстер стояла у окна, смотрела на призрачную искрящуюся карусель, и бокал слабо дрожал в ее пальцах.
   Таккер, словно на крыльях, влетел в зал и, напевая какую-то мелодию, подхватил Эстер на руки и закружил.
   - Что с тобой, милый?
   - Все прекрасно, все просто великолепно! Он сделал то, что нужно!
   Мистер Таккер вынул из внутреннего кармана пиджака конверт и протянул его жене:
   - Читай! Это - свидетельство.
   Эстер поспешно раскрыла конверт и, вынув бумагу с гербами и печатями, начала ее быстро читать.
   - Да, да, это именно то, что нужно! Вот его подпись!
   - Дорогая, это лучший рождественский подарок, не правда ли? Кобблпот-младший умер пяти дней от роду, бедняжка, прямо на Рождество! Все кончено!
   - Да, кончено. Но...
   Эстер перевела взгляд на клетку, стоящую возле сияющей огнями елки. Оттуда доносилось лепетание ребенка и позвякивание погремушек. Улыбка сползла с лица мистера Таккера. Он бросил пальто прямо на пол, подошел к столу, положил на него бумагу и замер.
   - Что мы будем с ним делать? - Эстер тихонько подошла к нему и обняла за талию, пропустив руки под пиджаком. - Нам надо это решить.
   - Да, надо это решить, и немедленно.
   Таккер налил шампанского и отошел к окну. Снег все еще шел.
   Пушистый рыжий кот спрыгнул с каминной полки и важным шагом подошел к клетке. Обнюхав ее, он принялся тереться мордой о прутья. Звук погремушки стих. Маленькая нечеловеческая ручка внезапно схватила кота и быстро утащила в клетку. Кот дико взвыл, клетка заходила ходуном и из нее во все стороны полетели клочья кошачьей шерсти. Через несколько секунд крик кота стих, и снова, как ни в чем не бывало, залепетал ребенок и забренчала погремушка.
   Мистер Таккер залпом выпил шампанское и молча посмотрел на жену. Та тоже осушила свой бокал и еле заметно кивнула.
   - Одевайся, - мистер Таккер швырнул пустой бокал в камин, - и заверни это, - подняв с пола пальто, он вышел.
   Был праздничный рождественский вечер. Легкий мороз бодрил и приятно освежал. Огромные пушистые хлопья снега бесшумно падали на высокие сугробы, сверкающие в свете уличных фонарей и праздничной иллюминации, развешанной на карнизах домов.
   Мистер Таккер поставил плетеную из лозы коляску на заднее сидение автомобиля и, поцеловав жену в щеку, сел за руль.
   - Куда мы поедем? - Эстер захлопнула дверцу.
   - Никуда, - монокль в глазу мистера Таккера зловеще блеснул, - мы просто погуляем.
   - Погуляем? Так поздно?
   - Да. Сейчас многие гуляют. Ведь сегодня праздник. И мы тоже поедем гулять.
   - Но куда?
   - Туда, куда решили.
   - Да-а-а... Конечно, куда решили, - задумчиво проговорила Эстер. Послушай, милый, я тебя просто обожаю. Конечно, зоопарк - это прекрасное место для нашей прогулки.
   Машина остановилась у перекрестка. Мистер Таккер открыл жене дверцу, затем с заднего сидения вынул коляску и поставил ее на колеса. На улице было многолюдно и шумно. То и дело взрывались хлопушки, люди громко смеялись, осыпая друг друга конфетти. Семейство Кобблпотов тихо направилось к парку.
   - С Рождеством вас! - белокурая девушка, катившая перед собой нарядную коляску, улыбнулась, а ее спутник приподнял шляпу.
   - Вас также, - Кобблпоты принужденно улыбнулись и ускорили шаг.
   Они вошли в парк, широкие аллеи которого вели к входу в зоопарк. Было тихо, пусто и белым-бело. Таккер шел впереди по заснеженной дорожке, спрятав голову в воротник пальто, и нервно курил сигарету. Эстер катила следом коляску и что-то бормотала себе под нос. Ворота зоопарка были открыты. Здесь тоже было тихо и безлюдно. Лишь скрип снега под каблуками и легкий шорох ремней коляски нарушали тишину.
   Странен и непривычен вид зимнего зоопарка. Звери спрятаны в утепленных подземных помещениях, а на поверхности - лишь замерзший луна-парк, да занесенные снегом огромные бетонные фигуры животных.
   Обогнув гигантского краба с растопыренными клешнями, внутри которого располагался аквариум и водные аттракционы, Кобблпоты остановились на горбатом мостике, переброшенном через небольшой ручей. Эстер подошла к каменным перилам и перевела дух:
   - Ты так бежишь!..
   - Извини, любимая, но у нас слишком мало времени.
   Эстер быстро и ловко расстегнула ремешки, поддерживающие корзинку коляски на металлическом остове. Таккер подхватил плетенку и одним движением перебросил ее через парапет мостика. Корзинка упала в темную воду и, мерно покачиваясь, медленно поплыла, увлекаемая слабым течением полузамерзшего ручья. Через несколько минут коляска скрылась в темноте гигантского провала трубы, через которую ручеек уходил под землю неведомо куда.
   Таккер и Эстер еще долго стояли на мосту и смотрели вслед. Их обоих переполняло ощущение свободы и какой-то животной радости.
   Урод исчез, унося с собой проклятие семьи Кобблпотов.
   Добропорядочной семьи Кобблпотов.
   ТРИДЦАТЬ ТРИ ГОДА СПУСТЯ
   Готэм. Такой маленький, но такой благополучный городишко! Кажется, все невзгоды и неурядицы обходили его стороной. Менялись президенты, поли-тика страны, инфляция и кризисы жестоко терзали державу, но только не Готэм. Ничто, казалось, не может нарушить благополучия и спокойствия, царившего здесь. Потому что все жители стремились только к одной цели своему личному благополучию и процветанию родного города. Это, и только это, считалось хорошим тоном и настоящим патриотизмом.
   Во всяком случае все здесь делали вид, что дела в Готэме обстоят именно так.
   Шла предрождественская распродажа. Магазины, переполненные товарами и покупателями, кипели и бурлили. Все готовились к предстоящему празднику, запасались продуктами, сувенирами, подарками. На улицах появились шумные компании подростков. Они галдели и резвились, но полиция не обращала никакого внимания. Каникулы...
   Маленькая Готэм Плэйс был самым красивым и нарядным местом города. Большая рождественская ель, купленная мэрией на севере страны, возвышалась перед зданием центрального банка. Возле елки соорудили помост для ораторов, который сейчас окружала толпа пенсионеров и безработных. Они ждали подарков, которые обычно раздавали городские благотворительные организации после церемонии зажигания рождественской елки. Щелкали затворы фотоаппаратов, сверкали вспышки - это работали корреспонденты местных газет, собирая материал для праздничного выпуска.
   Из небольшого шатра позади помоста вышла высокая стройная длинноногая девушка в короткой норковой шубке. Она грациозно прошлась перед публикой и объективами, ослепительно улыбаясь, и остановилась у микрофонов. Сбросив с плеч шубку и оставшись в пестром купальнике, отороченном пушистым белым мехом, она томно проговорила:
   - Ну что? Нравится?
   Толпа одобрительно загудела и захлопала в ладоши.
   - Дамы и господа! - уже громким официальным голосом продолжала красавица. - Граждане Готэм-Сити! Прошу внимания! Пора зажигать елку!
   Она подошла к большому красно-белому кубу, разукрашенному цветными лентами и блестками, и обеими руками нажала огромную синюю кнопку. Елка вспыхнула разноцветными огнями, раздались взрывы петард и на собравшихся посыпались тучи конфетти.
   Лицо девушки сияло неподдельным счастьем, толпа ревела. Восторженный вопль отразился от стен окрестных домов и, усиленный многоголосым эхом, понесся в разные стороны по улочкам, отходившим от площади. Гул оваций докатился до самых окраин, затихая в глубине малоэтажных районов...
   Самый большой небоскреб Готэма был погружен в вечерний мрак. Только вывеска над стеклянной дверью подъезда светилась алыми огнями: "Шрекки" и зубастые кошачьи мордочки - символ компании - ехидно улыбались прохожим. Свет горел в стеклянном куполе, где размещался кабинет главы фирмы.
   За большим круглым столом сидело пять человек. Все они выглядели не лучшим образом: казалось, что наступающее Рождество празднуют все, кроме них. До праздника оставалось совсем немного времени, а эти люди, наверное, последние во всем городе, еще были на работе.
   Полнеющий мужчина средних лет медленно поднял руки и, заложив их за голову, еле заметно потянулся, пытаясь размять затекшую спину.
   - Надеюсь, - со вздохом проговорил он, - это Рождество будет счастливым.
   Сидевшие рядом кисло заулыбались, опуская глаза.
   Высокий худощавый человек в роскошном костюме поднялся с кресла и подошел к небольшому столику, на котором ровными рядами стояли разнообразные бутылки. Выбрав одну из них, он налил в высокий бокал золотистый напиток и медленно вернулся на свое место.
   - Господа, - его голос был тихим, но с отчетливыми властными нотками, - мне неприятно говорить о моих проблемах в этот вечер. - Он немного помолчал, выдерживая паузу.
   - Какая разница. Все равно тебе придется это сделать, дорогой Макс, не сегодня, так завтра.
   - Вы правы, господин мэр. Вы прекрасно знаете, что если мы будем строить, то нам понадобится разрешение на строительство, подписанное, между прочим, не только вами, а также документы на аренду участков земли. Вы, наверное, в курсе, что это будет электростанция?
   - Электростанция? - мэр удивленно поднял брови. - Макс, подожди. Зачем нам электростанция?
   - Но ведь мы договорились, что я начну постройку какого-нибудь объекта, полезного всему городу.
   - Да, был такой разговор. Но электростанция... Господи, Макс, да у нас электричества столько, что хватит, наверное, до середины следующего столетия, даже если во всей стране будет электрический кризис. Почему бы тебе не заняться чем-нибудь другим?
   - Другим? Чем же? У вас есть конкретные предложения? Я вас внимательно слушаю.
   - Вы хоть изредка читаете газеты? Хоть что-нибудь, кроме бумаг вашей фирмы.
   - На что вы намекаете?
   - Ни на что. Возьмите вечерний номер любой газеты. Это просто средневековье какое-то. "Снова видели пингвина", "Ужас живет в нашей канализации!"
   - Ах, это! - Макс взял со стола толстую подшивку газет и, перелистав ее, процитировал: "Пингвин - человек или миф?" - Я в курсе, господин мэр.
   - Но надо же что-то делать!
   - Но я - бизнесмен, а не супермен и не член муниципального совета. По-моему, этот вопрос нужно адресовать главному архитектору, ассенизационной службе, наконец, полиции, которая, похоже, не лучшим образом справляется со своими обязанностями, если до сих пор она не в силах прекратить скандальные мистификации каких-то шалопаев и хулиганские выходки банды клоунов, которые будто бы тоже живут в городской канализации. Именно это я считаю настоящим ужасом.
   - Сейчас мы говорим не о работе полиции, господин Шрекк.
   В зал вошла секретарша Шрекка с большим металлическим кофейником в одной руке, и подносом с миниатюрной сахарницей и молочником - в другой. По очереди она подходила к сидящим мужчинам наливала дымящийся кофе в стоящие перед ними чашечки. На мгновение мэр запнулся, провожая хищным взглядом покачивающиеся бедра секретарши, но почувствовав на себе иронический взгляд Макса, продолжил:
   - Дело совершенно в другом.
   - В чем же?
   - Почему бы вам не вложить свои деньги в решение проблемы с канализацией? Мы восстановим обветшавшие коммуникации, и все будет в полном порядке. Мы спасем город от страха перед надвигающейся опасностью. Общественность не забудет этот гражданский подвиг.
   - Бороться с мифом - не подвиг. Настоящая опасность в том, что в один прекрасный день нам не будет хватать электричества. Наступивший в городе мрак поглотит куда больше средств и жизней, чем какие-то бездомные сумасшедшие, греющиеся на трубах отопления под землей. Мне известно, что город растет со скоростью один процент в год. Это не рост, это - взрыв! Готэм-Сити! И какое же будущее уготовано этому гиганту? Сияет как звезда. Включается и выключается, включается и выключается. Выключается! Почему? Потому что не хватает электричества. А ведь именно оно - источник жизни города. Мы сделаем его дешевым и доступным всем. Я считаю, это намного важнее, чем копаться в дерьме.
   - Мне очень жаль, но ваши планы придется задействовать в общем порядке.
   - Господин мэр...
   - Пойми, Макс, я ничем не могу тебе помочь. Я не Господь Бог, и не могу самостоятельно принимать решения.
   За время этого разговора Селина Кайл налила всем джентльменам кофе и теперь неподвижно стояла возле стойки с документами, не решаясь выйти и раздумывая, что же делать дальше. Ее страшно интересовал разговор шефа с мэром. Макс Шрекк как всегда был на высоте; несмотря на то, что получение необходимых ему документов откладывались на неопределенно долгий срок, он выглядел победителем.
   Идея постройки в Готэме электростанции просто поразила Селину; она задумалась - и совершенно неожиданно для себя произнесла:
   - У меня есть предложение...
   В наступившей тишине ее голос прозвучал вызывающе резко, и все присутствующие удивленно посмотрели на нее.
   - Ну, скорее это... вопрос... - Селина мучительно покраснела и умолкла.
   - Ну-ну, мисс Кайл, - голос Макса был ровным и спокойным, как будто ничего не произошло, - надеюсь все в порядке у вас в хозяйстве? - он взял чашку и, отхлебнув из нее, обвел всех довольным взглядом. - Она прекрасно готовит кофе. Пусть об этом узнает пресса.
   Селина засуетилась, пытаясь носиком горячего кофейника поправить сползшие на кончик носа очки. Она смертельно побледнела и, пытаясь оправдаться, беззвучно открывала и закрывала рот.
   Тишину нарушил звук открывающихся дверей. В зал вошел хорошо сложенный парень в дорогом пальто. Он держал в руках трость черного дерева, украшенную конской головой из слоновой кости. Подойдя почти вплотную к столу и бросив по пути быстрый взгляд на съежившуюся Селину, он громко проговорил:
   - Папа! Господин мэр! Все готово. Пора спускаться и радовать массы.
   Макс извинился, быстро встал и направился к двери. Мэр лениво вылез из кресла и, кивнув своим помощникам, тяжело зашагал следом, положив обе руки на затекшую поясницу.
   Зал опустел, но Селина еще долго стояла, не двигаясь. Оцепенение прошло лишь через несколько минут. Внезапно поднос и кофейник заплясали у нее в руках, на лбу выступил холодный пот. Словно во сне, она подошла к столу, поставила на него кофейные принадлежности и тяжело опустилась в ближайшее кресло.
   - Господи! - выдохнула она. - Это просто идиотизм какой-то. Дура чертова, корова несчастная. Нет, это же надо! Хватило ума такое ляпнуть, да еще при мэре! Господи! Надо же было идиотке рот открывать!
   Гигантские часы в виде оскаленной кошачьей рожи с торчащими из носа стрелками показывали без четверти семь. Дверь небоскреба Шрекков распахнулась. Толпа журналисток и зевак бросилась к ней, пытаясь пробиться сквозь плотную стену полицейских, мигом окруживших мэра и Макса, только что вышедших на площадь.
   Замигали вспышки, через цепь полицейских потянулись растопыренные руки зевак, пытавшихся если не получить рукопожатие сильных мира сего, то хотя бы коснуться их.
   - Господи! Здесь только автографы раздавать, - Макс пожимал чьи-то руки.
   - Ну а что еще делать? - мэр поморщился.
   Ослепительно улыбаясь, Макс продолжал:
   - Носи перчатки. Лично я ношу. Они уже стали моей второй кожей.
   - Тогда мне нужна еще перчатка для лица.
   - Не переживай. Может, тебе будет легче, если ты воспримешь это как карнавальный костюм?
   - Ой, не надо! - мэр вновь поморщился. - Не напоминай! Эти проклятые клоуны и пингвины лишают меня чувства юмора!
   - Простите, господин мэр!
   - Ладно.
   Наконец официальные лица взобрались на сцену и выстроились перед елкой возле горы подарков, словно тоже выпали из красного мешка Санта-Клауса. Глава городской администрации тихонько сказал: "Сыр" и бодрым шагом подошел к микрофону.
   - Большое спасибо, дамы и господа!
   Толпа взревела с новой силой, в воздух снова полетели блестки и конфетти.
   - Я от лица мэрии и от себя лично хочу поздравить вас с наступающим праздником. С Рождеством вас, дорогие земляки!
   Бурные и продолжительные аплодисменты мешали продолжать речь. Жестом мэр попросил тишины.
   - Сегодня, сейчас среди нас находится один человек, которого специально представлять не надо. Он очень много сделал для нашего города. Давайте поприветствуем его, этого настоящего гражданина - Макса Шрекка!
   Мэр захлопал в ладоши и скромно отошел в сторону.
   Толпа вновь взревела и зааплодировала...
   Шум, доносившийся с площади, привел Селину в чувство. Истерика отступила, и мисс Кайл снова вернулась к свои обязанностям. Она переносила чашки, складывала какие-то бумажки на своем маленьком столике, над которым почему-то висели семейные фотографии Шрекков. Но такова была прихоть хозяина, и, хотя сначала это раздражало Селину, потом она привыкла. Бывали даже времена, когда она представляла себе, что это фотографии ее семьи. Очень уж они были благообразны и красивы.
   Макс с покойной женой. Чипу пять лет. Макс на заседании в Вашингтоне. Чип на выпускном балу в университете...
   Работа секретарши мистера Шрекка была несложной, но отнимала уйму времени. Необходимо было готовить кофе во время бесконечных деловых встреч Макса, перемывать горы чашек, раздавать целые кипы проспектов. В общем, девушке приходилось несладко, но она не жаловалась. Ведь каждый праздник раздавали разнообразные премии, надбавки к жалованию, и это позволяло безбедно существовать в небольшой квартирке и посылать немного денег матери, живущей в Нью-Джерси. Ни на какой другой работе Селина не смогла бы так хорошо зарабатывать. Так что, несмотря на постоянные мамины уговоры вернуться, она собиралась продолжать работать в фирме Шрекка.
   Да и найти себе парня Селине хотелось именно здесь, в Готэме, городе неограниченных возможностей... Именно здесь она должна была найти того сказочного принца, который посадит ее в роскошный белый кадиллак и увезет в рассвет.
   Бред, конечно, но в рассвет все же очень хотелось.
   Собрав со стола чашки, она уже намеревалась их вымыть и подготовить к следующей встрече мистера Шрекка, но...
   - Так, - задумчиво бормотала Селина, - контракты подготовлены, бумажные полотенца...
   Тут взгляд ее упал на какие-то странные листочки, исписанные мелким почерком Макса.
   - О Боже!..
   Она быстро сгребла листочки со стола и, прижимая их к груди, бросилась по коридору к лифту.
   Улыбаясь, Макс подошел к пирамиде, составленной из пестрых коробок и, широко размахнувшись, бросил подарки вниз, прямо на головы стоящих возле трибуны людей. Гул одобрения пронесся по рядам. Он, отечески улыбаясь, кивал головой. Еще несколько пакетов, перевязанных алыми ленточками, полетело в толпу.
   Макс Шрекк надел очки и, откинув полу пальто, запустил руку во внутренний карман. Речи на месте не оказалось. Не переставая ослепительно улыбаться, он повернулся к Чипу Шрекку, своему сыну, и прошептал:
   - Я забыл речь. Эта, как ее, наверное, убрала... Черт! Совсем голову задурила своими идиотскими выходками.
   Потом Макс вновь повернулся к микрофону, аккуратно снял уже бесполезные очки и, положив их в футляр крокодиловой кожи, вернул в карман. Слегка прищурившись, он обвел толпу холодным ироничным взглядом и выдохнул в микрофон.
   - Санта-Клаус? Боюсь, что нет, - он говорил искренне и задушевно, а все внимательно слушали; слова его шли явно от чистого сердца, и всем это нравилось. - Я просто несчастный бедный тип, которому повезло в жизни. Но я скажу вам прямо. Черта с два, чтобы я отдал хоть что-нибудь обратно! Я только об одном жалею - что не могу подарить вам мир во всем мире и любовь без всяких условий. С Рождеством вас!