- К отмщению взывает не только вчерашнее, - сказал Вильена.
Он сунул руку во внутренний карман и вытащил сложенный лист бумаги, развернул - это оказалась отпечатанная прокламация - и протянул Хорнблоуэру. Тот проглядел текст, и, насколько позволяло знание каталанского, прочел. Начиналась она так: "Мы, Лучиано Гаэтано Пино, кавалер Ордена Почетного Легиона, кавалер Ордена Железной Короны Ломбардии, дивизионный генерал, командующий силами Его Императорского и Королевского Величества Наполеона, императора Французского и короля Итальянского, в провинции Жерона, постановляем..." Дальше шли пронумерованные параграфы, в которых перечислялись все мыслимые преступления против Его Императорского и Королевского Величества. Хорнблоуэр быстро пробежал глазами. Каждый параграф кончался словами: "будет расстрелян", "смертной казни", "будет повешен", "будет сожжена" - с некоторым облегчением Хорнблоуэр обнаружил, что последнее относится к деревням, где дают пристанище мятежникам.
- Они сожгли все деревни в горах, - говорил Вильена. - Вдоль дороги от Жероны до Муги - десять лиг, сударь - стоят виселицы, и на каждой качается труп.
- Ужасно! - сказал Хорнблоуэр, но разговор поддерживать не стал. Только позволь испанцу заговорить о бедах своей страны, и его не остановишь. - Вы сказали, этот Пино идет маршем вдоль берега?
- Да.
- Есть ли возле берега достаточно глубокое место?
Испанец возмущенно поднял брови, и Хорнблоуэр понял - едва ли справедливо спрашивать гусарского полковника о промерах глубин.
- Есть ли там батареи, защищающие дорогу со стороны моря? - спросил он.
- О да, - отвечал Вильена. - Я слышал, что есть.
- Где именно?
- Точно не знаю, сударь.
Хорнблоуэр понял, что точных сведений от Вильены не получит - да собственно, чего и ждать от испанского кавалериста.
- Хорошо, посмотрим на месте, - сказал он.
XIV
Хорнблоуэр кое-как отвязался от Вильены - молодой полковник, признавшись в своем поражении, впал в истерическую говорливость и самым жалким образом таскался за Хорнблоуэром по пятам, опасаясь потерять его из виду. Чтоб не вертелся под ногами, Хорнблоуэр устроил его на стуле у гакаборта, сам же удалился в каюту, где вновь принялся изучать карты. Батареи были отмечены - вероятно, испанцы установили их во время войны с Англией для защиты каботажных перевозок, и потому укрепляли главным образом мысы, где берег приглубый и имеется укрытие для кораблей в виде бухты, пригодной для якорной стоянки. Никому и в голову не приходило, что с моря можно обстрелять идущее вдоль берега войско, поэтому отрезки берега, лишенные таких бухт - например, двадцать миль между Мальгратом и Аренс-де-Маром - вполне могли остаться без прикрытия. После Кохрейна, который был здесь на "Императрице" больше года назад, ни один британский корабль не тревожил французов в этих краях, и те, за другими заботами, вряд ли помышляли о возможных, но пока не насущных угрозах. Весьма вероятно, они не потрудились защитить дорогу; да и не хватило бы у них тяжелых пушек и опытных артиллеристов, чтобы взять под защиту все побережье. Теперь оставалось отыскать место не менее чем в полутора милях от ближайшей батареи и достаточно глубокое, чтобы подойти к берегу на расстояние выстрела. Одну батарею они уже миновали - кстати, она отмечена на карте, других на этом отрезке не показано. Вряд ли с тех пор, как обновляли карты, французы тут что-то построили. Если колонна Пино вышла из Мальграта на заре, "Сатерленд" вот-вот с ней поравняется. Хорнблоуэр отметил на карте место, которое интуитивно приглянулось ему больше других, и выбежал на палубу, чтобы направить "Сатерленд" туда.
Вильена при виде капитана поспешно вскочил со стула и зазвенел шпорами навстречу, но Хорнблоуэр притворился, будто не замечает его, всецело поглощенный разговором с Бушем.
- Пожалуйста, зарядите и выдвиньте пушки, мистер Буш.
- Есть, сэр, - отвечал Буш. Он смотрел на капитана с мольбой. Последний приказ, означавший, что вскоре предстоит бой, переполнил чашу его любопытства. К тому же, на борту этот полковник-даго. Зачем они здесь, что Хорнблоуэр замыслил - Буш не мог даже и гадать. Хорнблоуэр всегда держал свои планы при себе, чтобы в случае чего подчиненные не могли оценить истинных размеров провала. Временами Буш чувствовал, что скрытность капитана укорачивает ему, Бушу, жизнь. Он был приятно изумлен, когда Хорнблоуэр снизошел до разъяснений: он так никогда и не узнал, что внезапная откровенность была лишь способом отвязаться от Вильены.
- По этой дороге должна пройти французская колонна, - сказал Хорнблоуэр. - Посмотрим, не удастся ли нам пальнуть по ней разок-другой.
- Есть, сэр.
- Поставьте на руслене надежного матроса с лотом.
- Есть, сэр.
Теперь, когда Хорнблоуэр желал поговорить, у него не получалось почти три года он пресекал любые лишние разговоры, и действительно отвык, не способствовали беседе и неуклонные "Есть, сэр" Буша. Чтобы не говорить с Вильеной, Хорнблоуэр припал глазом к подзорной трубе и сосредоточенно уставился на берег. Здесь крутые зеленовато-серые склоны подходили почти к самой воде, у подножия их вилась дорога, то поднимаясь на сотню футов, то спускаясь до десяти.
На дороге впереди Хорнблоуэр приметил черную точку. Вгляделся, дал глазу передохнуть и посмотрел снова. По направлению к ним ехал всадник. Через мгновение Хорнблоуэр увидел чуть дальше какое-то поблескивание, и, присмотревшись, разглядел кавалерийский отряд - вероятно, авангард армии Пино. Вскоре "Сатерленд" окажется напротив него. Хорнблоуэр прикинул расстояние от корабля до берега. Полмили, может, чуть больше - уже хорошо, но он предпочел бы подойти еще ближе.
- Отметка девять! - прокричал лотовый. Здесь можно будет пройти ближе к берегу, если, преследуя Пино на противоположном галсе, они досюда доберутся. Стоит запомнить. "Сатерленд" двигался навстречу приближающемуся войску, Хорнблоуэр примечал ориентиры на берегу и соответствующие им замеры глубин. Он уже отчетливо видел кавалерийский эскадрон: всадники внимательно озирались по сторонам, сабли держали наголо. Не удивительно: здесь, в Испании, за каждым камнем укрывается партизан, готовый застрелить хотя бы одного врага.
Теперь, на некотором отдалении от передового отряда, Хорнблоуэр различил кавалерийское подразделение подлиннее, а за ним длинную-предлинную череду белых пятнышек, которая поначалу озадачила его странным сходством с перебирающей лапками сороконожкой. Тут он улыбнулся. То были белые штаны идущей в ногу пехотной колонны: по какому-то капризу оптики синие мундиры еще сливались с серым фоном.
- И десять с половиной! - кричал лотовый. Здесь "Сатерленд" можно подвести ближе к берегу, но пока лучше оставаться на полвыстрела - с такого расстояния корабль не будет казаться угрожающим. Хорнблоуэр напряженно размышлял, как воспримет неприятель появление "Сатерленда" - довольно многое можно было заключить по тому, что передовые кавалеристы, которые как раз поравнялись с кораблем, приветственно махали шляпами. Ни Пино, ни его людей не обстреливали с моря, им пока невдомек, какова разрушительная мощь хорошо направленного бортового залпа. Красавец-корабль под пирамидой парусов - зрелище для них новое. Поставь перед ними войско, и они сразу оценят его возможности, но то войско, не корабль. Хорнблоуэр читал, что бонапартистские генералы не дорожат солдатскими жизнями. Чтобы избежать обстрела со стороны "Сатерленда", Пино пришлось бы немало потрудиться: шагать обратно в Мальграт, выбираться на горную дорогу, либо идти к ней прямиком через горы. Он где-то в конце этой длинной колонны, разглядывает "Сатерленд" в подзорную трубу. Вероятно, он предпочел идти вперед, рассудив, что "Сатерленд" большого ущерба не причинит. В таком случае он сильно просчитался.
Теперь с кораблем поравнялся второй кавалерийский отряд. Он вспыхивал и переливался на солнце, словно огненная река.
- Кирасиры! - вскричал Вильена рядом с Хорнблоуэром. Он размахивал руками. - Почему вы не стреляете, капитан?
Хорнблоуэр сообразил, что Вильена уже с полчаса что-то вещает по-испански - он все пропустил мимо ушей. Он не будет обстреливать кавалерию, которая быстро ускачет прочь. Первый, самый внезапный бортовой залп надо поберечь для медлительной пехоты.
- Мистер Буш, пошлите людей к пушкам, - приказал он, вновь начисто забыв про Вильену, потом рулевому: - Один румб вправо.
- И девять с половиной! - крикнул лотовый.
"Сатерленд" двинулся к берегу.
- Мистер Джерард! - крикнул Хорнблоуэр. - Направьте пушки на дорогу. Стрелять будете, когда я подам сигнал.
За кирасирами следовала полевая артиллерия - шестифунтовые пушки подпрыгивали и раскачивались из стороны в сторону, доказывая, как плоха одна из лучших испанских дорог. Ехавшие на передках канониры дружелюбно махали приближающемуся судну.
- Отметка шесть! - Это лотовый. Дальше идти опасно.
- Один румб вправо! Так держать!
Корабль неторопливо полз по воде, команда стояла у пушек не шевелясь, молча, лишь слабо и нежно пел в такелаже ветер, да плескали о борт волны. Теперь мимо них проходила пехотная колонна, длинная плотная масса солдат в синих мундирах и белых рейтузах. В пыльной дымке они казались какими-то ненастоящими. Над синими мундирами белела полоса лиц - все как один смотрели на изящный кораблик, ползущий по эмалево-синему морю. Приятное разнообразие в утомительном переходе на войне, которая из таких переходов главным образом и состоит. Джерард пока не приказал менять угол подъема пушек - на протяжении почти мили дорога шла ровно, футах в пятидесяти над морем. Хорнблоуэр поднес к губам серебряный свисток. Джерард это видел: не успел Хорнблоуэр дунуть, как центральная пушка главной палубы изрыгнула огонь, следом оглушительно выпалили остальные. В горьком белом дыму "Сатерленд" накренился от отдачи.
- Господи, поглядите только! - воскликнул Буш.
Залп - сорок одно ядро из пушек и карронад - накрыл дорогу от обочины до обочины. На протяжении пятидесяти ярдов колонна зияла дырой. Целые шеренги были сметены; уцелевшие солдаты стояли в полной растерянности. Взревели пушечные катки - это вновь заряжали пушки: "Сатерленд" содрогнулся от второго залпа. В колонне образовалась новая брешь, сразу за первой.
- Задай им еще, ребята! - орал Джерард. Колонна отупело замерла в ожидании следующего бортового залпа; пороховой дым несло к берегу, и он кольцами повисал между камней.
- И четверть до девяти! - кричал лотовый.
Здесь глубже, можно ближе подойти к берегу. Видя, как неумолимо надвигается корабль, солдаты побежали в панике.
- Картечь, мистер Джерард! - прокричал Хорнблоуэр. - Один румб вправо.
Еще дальше колонна застыла на месте. Стоящие и бегущие образовали затор, кишащую человеческую массу. "Сатерленд" по приказу капитана неуклонно надвигался на них, затем остановился, навел пушки, и шквал картечи метлой прошелся по дороге.
- Разрази меня гром! - орал Буш. - Что, попробовали?
Вильена прищелкивал пальцами и приплясывал на палубе, как клоун, ментик его развевался, перья трепыхались, шпоры звенели.
- Глубже семи! - прокричал лотовый, но Хорнблоуэр различил у кромки воды что-то вроде маленького острого мысика, почти наверняка означающего, что на его продолжении в море торчит зазубренный риф.
- Приготовиться к повороту оверштаг! - прогремел Хорнблоуэр.
Мозг его работал лихорадочно быстро - глубина большая, но мысик явно указывает на риф - скалистый гребень, не размытый морем, подводный капкан, в который "Сатерленд" может угодить между двумя бросками лота. Он велел привести корабль к ветру и отойти от берега. Глядя за корму, он видел участок берега, который только что обстрелял. Груды убитых и раненых, между которыми стоят в растерянности два-три человека, кто-то склонился над товарищами, но большинство уцелевших уже бежит по крутым склонам прочь от дороги, хорошо различимые в белых рейтузах на фоне травы и камней.
Хорнблоуэр внимательно разглядывал берег. За мысиком должно быть опять глубоко.
- Мы снова повернем оверштаг, мистер Буш, - сказал он.
При виде надвигающегося "Сатерленда" пехота врассыпную побежала по склону вверх, но артиллерия не могла последовать ее примеру. На какое-то время погонщики и прислуга растерялись, потом офицер с развевающимся плюмажем подскакал галопом и замахал руками. Погонщики, понукая лошадей, развернули орудия поперек дороги, канониры отцепляли хоботы лафетов и наклонялись над орудиями, готовя их к бою. Однако может ли полевая девятифунтовая батарея противостоять бортовому залпу с "Сатерленда"?
- Поберегите огонь для батареи, мистер Джерард, - закричал Хорнблоуэр.
Джерард махнул шляпой, показывая, что понял. "Сатерленд" тяжело и медленно повернул. Одна пушка выстрелила слишком рано - Хорнблоуэр с удовлетворением отметил, что Джерард видел и запомнил провинившихся. И вот дружно грянул бортовой залп, как раз когда итальянские артиллеристы прибойниками досылали картузы. Клубы дыма закрыли берег; они еще не рассеялись, а пара расчетов неопытнее уже вновь с грохотом выдвигали пушки. Когда дым развеялся на ветру, видна стала изрядно побитая батарея. У одной пушки было разбито колесо, она, как пьяная, осела набок; другой ядро, похоже, угодило в самое жерло, она слетела с лафета и стояла теперь торчком. Вокруг пушек лежали убитые, живые стояли, ошалев от обрушившегося на них железного шквала. Верховой офицер спрыгнул с лошади и подбежал к ближайшей пушке. Он замахал руками, созывая людей, чтобы хоть одним выстрелом да ответить грозному неприятелю.
- Всыпь им еще, ребята! - закричал Джерард, и "Сатерленд" вновь накренился от отдачи.
К тому времени, как дым рассеялся, батарея осталась позади. Еще одна пушка слетела с лафета, ни одной живой души - по крайней мере, ни одного человека на ногах - возле нее не было. "Сатерленд" тем временем поравнялся со следующей пехотной колонной - солдаты в панике разбегались с дороги. Хорнблоуэр наблюдал, как они рассеиваются по склонам. Он знал, что для армии это не менее губительно, чем потери в живой силе, он не стал бы обстреливать несчастных, если бы не матросы. Тех куда больше порадуют зримые потери среди врагов, чем моральный ущерб, которого они не в состоянии уразуметь.
На холме над дорогой Хорнблоуэр различил группу всадников в разноцветных, блещущих золотом мундирах и киверах с разнообразными плюмажами. Должно быть, это штаб - неплохая цель в отсутствие идущих правильным строем войск. Хорнблоуэр показал Джерарду на всадников. Тот согласно махнул рукой. Двое мичманов побежали вниз, показать новую цель офицерам на нижней орудийной палубе. Джерард в рупор приказал канонирам визировать цель, сам склонился над ближайшей пушкой, сощурился, потом отступил от пушки и дернул вытяжной шнур, следом выпалили остальные.
Ядра настигли всадников. Кони и люди падали - кажется в седле не усидел никто. Разрушение было настолько всеобщим, что Хорнблоуэр догадался: сразу под почвой скала, и выбитый ядрами щебень полетел, как картечь. Он гадал, был ли среди всадников Пино, и с удивлением обнаружил, что желает Пино остаться без обеих ног. Он напомнил себе, что сегодня утром впервые услышал это имя, и устыдился слепой ненависти к человеку, лично ему ничем не досадившему.
Какой-то офицер чуть дальше на дороге не позволил своим людям разбежаться. Мало пользы принесла им дисциплина. Хорнблоуэр развернул корабль так, чтобы пушки указывали на дорогу, и новым бортовым залпом смял упорный взвод. В клубах дыма он услышал, как что-то ударило в поручень, о который он опирался. То была ружейная пуля - кто-то сумел попасть в корабль издалека, ярдов с двухсот, не меньше. Пуля ударила на излете - она наполовину ушла в дерево и не сплющилась. Хорнблоуэр коснулся ее - она была еще совсем горячая, он обмотал пальцы носовым платком, вытащил пулю и в задумчивости несколько раз подбросил на ладони. Ему вспомнилось: мальчиком он точно так же подбрасывал на ладони горячие каштаны.
Дым рассеялся, и Хорнблоуэр увидел результат: скошенные шеренги, груды убитых; ему показалось, что до корабля доносятся даже крики раненых. Он порадовался, что войска разбежались и стрелять больше не по кому: его мутило от этой кровавой бойни. Впрочем, другие не испытывали подобных чувств: Буш все так же чертыхался от возбуждения, Вильена по-прежнему прыгал на палубе рядом с ним. Колонна скоро кончится - от авангарда до арьергарда войско не могло растянуться больше чем на восемь-девять миль. Тут Хорнблоуэр увидел, что дальше дорога забита фургонами - вероятно, то был армейский обоз - и ему пришло в голову новое соображение. Приземистые возы, запряженные четверкой лошадей, это зарядные ящики, дальше идут деревенские колымаги, запряженные шестью невозмутимыми бурыми мулами каждая, рядом, на всю ширину дороги, еще мулы, несоразмерно маленькие под огромной поклажей. Людей рядом с ними не было - погонщики, побросав животных, едва различимыми пятнышками карабкались по склонам.
"Очерки современной войны в Испании", которые Хорнблоуэр прилежно штудировал, особо подчеркивали, как трудно в Испании с гужевым транспортом. Мул или лошадь ценятся так же - да нет, гораздо больше, чем солдат. Хорнблоуэр сурово нахмурился.
- Мистер Джерард! - крикнул он. - Зарядите картечью. Надо убить этих вьючных животных.
При этих словах матросы у пушек тихонько взвыли. Сентиментальные глупцы - они кричали "ура", убивая людей, но не хотят лишать жизни животных. Только дай такую возможность, и половина сознательно промахнется.
- Стрельба на меткость. По одной пушке, - крикнул Хорнблоуэр Джерарду.
Животные, в отличие от хозяев, будут покорно стоять, и канониры не смогут промахнуться. "Сатерленд" медленно дрейфовал вдоль берега, пушки палили одна за другой, выбрасывая по несколько пригоршней картечи каждая. Лошади и мулы падали, бились, брыкали ногами. Два вьючных мула, обезумев от страха, исхитрились вспрыгнуть на обрыв у дороги и теперь, роняя поклажу, лезли по склону вверх. Шесть запряженных в телегу волов были убиты разом. Удерживаемые хомутами, они стояли на животах и коленях, уложив на землю головы и вытянув шеи, как на молитве. Матросы, видя результат удачного выстрела, горестно зашушукались.
- Молчать! - заорал Джерард, который понимал важность происходящего.
Буш потянул капитана за рукав - ему потребовалась немалая решимость, чтоб отвлечь Хорнблоуэра от размышлений и предложить:
- Прошу вас, сэр. Если бы я высадился на берег с командой барказа, я бы поджег эти фургоны.
Хорнблоуэр покачал головой. В этом весь Буш - не видит дальше своего носа. Враг бежит от обстрела, на который не может ответить, но десанту, окажись он на берегу, даст яростный отпор - тем более яростный, чем больше недавние потери. Одно дело - неожиданно штурмовать батарею с пятьюдесятью артиллеристами, другое - отправлять небольшой отряд против десятитысячной армии. Слова, которыми Хорнблоуэр попытался смягчить отказ, потонули в грохоте шканцевой карронады, а когда он вновь открыл рот, чтобы продолжить, его отвлекло то, что он увидел на берегу.
С повозки, которой предстояло стать следующей жертвой, кто-то размахивал носовым платком. Хорнблоуэр поглядел в подзорную трубу: махал офицер в синем мундире с красными эполетами. Ему бы следовало знать, что капитуляция, которая не может быть осуществлена, не принимается. Пусть не ждет пощады. Офицер, кажется, это понял. Он шагнул назад и, по-прежнему размахивая платком, приподнял кого-то, лежавшего у его ног. Хорнблоуэр видел, как этот кто-то обвис у офицера на руках: голова и одна рука у него были замотаны белыми тряпками. Хорнблоуэр вдруг понял, что в повозке больные и раненые. Офицер с носовым платком - должно быть, врач.
- Прекратить огонь! - заорал Хорнблоуэр и пронзительно дунул в свисток. Он опоздал, пушка успела выстрелить, но к счастью, плохо нацеленное ядро угодило в обрыв подняв облако пыли. Глупо щадить лошадей из страха попасть в раненых, которые могут со временем выздороветь и встать в строй, но таковы военные соглашения, нелепые, как сама война.
Арьергард, следовавший за обозом, уже разбежался - не стоит тратить на него ядра и порох. Пора вновь побеспокоить главную колонну.
- Поверните оверштаг, мистер Буш, - сказал Хорнблоуэр. - Мы еще раз пройдем вдоль берега.
На диаметрально противоположном курсе все было не так просто. Прежде ветер дул "Сатерленду" с раковины, теперь - со скулы, и чтобы идти параллельно берегу приходилось держаться в самый крутой бейдевинд. Огибая небольшие мыски, надо было всякий раз поворачивать оверштаг, кроме того, ветер гнал корабль к берегу, создавая большую опасность и требуя соответствующей бдительности. Однако надо было сделать все возможное, чтоб итальянцы навсегда и думать забыли про эту дорогу. Буш, судя по яростному блеску в глазах, ликовал, что капитан упорно продолжает начатое, а не приказал идти прочь, лишь раз продефилировав вдоль колонны; матросы у пушек правого борта, наклоняясь над простаивавшими доселе орудиями, в предвкушении пальбы довольно потирали руки.
Прошло некоторое время, пока "Сатерленд" повернул оверштаг и обратил к дороге орудия правого борта. Хорнблоуэр удовлетворенно отметил, что выстроившиеся было полки при этой угрозе вновь рассыпались по склонам. Однако так круто к ветру "Сатерленд" едва делал три узла относительно берега: прибавив шагу, войско может идти с той же скоростью, оставаясь в безопасности. Скоро итальянцы это поймут. Надо успеть, что возможно.
- Мистер Джерард! - прокричал Хорнблоуэр. Джерард подбежал на зов и запрокинул голову, чтобы выслушать приказ со шканцев. - Стреляйте одиночными выстрелами по достаточно большим, на ваше усмотрение, скоплениям людей. Следите, чтоб целили как следует.
- Есть, сэр.
Человек сто итальянцев как раз сгрудились на противоположном склоне. Джерард сам навел пушку и оценил расстояние, присел на корточки, чтобы поглядеть в прицел поднятой на максимальный угол пушки. Ядро ударило в скалу перед солдатами и рикошетом отлетело прямо в них, как бы водоворот образовался в толпе, которая тут же отпрянула в разные стороны, оставив лежать две фигурки в белых штанах. Команда радостно завопила. Джерард послал за артиллеристом Маршем, чтоб и тот принял участие в высокоточной стрельбе; ядро из пушки, которую направил Марш, убило нескольких солдат из следующей группы, над которой поблескивало что-то на древке - Хорнблоуэр, напрягая вооруженный подзорной трубой глаз, решил, что это имперский орел, один из тех, которых так часто упоминают бонапартистские реляции и так часто высмеивают британские карикатуристы.
"Сатерленд" медленно продвигался вдоль берега, раз за разом гремели орудия правого борта. Команда радостно вопила всякий раз, как ядро настигало кого-нибудь из карабкающихся по склону лилипутов; после неудачного выстрела наступало гробовое молчание. Канонирам полезно своими глазами убедиться, как важно метко целить и точно оценивать расстояние. Обычно от них требовалось лишь перезаряжать и стрелять как можно чаще когда линейные корабли сходятся борт к борту, меткость уже не нужна.
Теперь, когда его не оглушал грохот бортового залпа, Хорнблоуэр слышал после каждого выстрела раскатистое горное эхо, странно искаженное нагретым воздухом. А жарило и впрямь нестерпимо. Наблюдая, как матросы по очереди жадно пьют из лагуна, Хорнблоуэр гадал, страдают ли от жажды несчастные итальянцы на каменистых склонах. Сам он пить не хотел - слишком напряженно прислушивался к выкрикам лотового, слишком занят был наблюдениями за стрельбой, за берегом, за ветром.
Кто бы ни командовал сильно побитой полевой батарей дальше на дороге, он свое дело знал. Мичман Сэвидж с фор-салинга криком привлек внимание Хорнблоуэра к тому, что три уцелевшие пушки развернули диагонально к дороге и направили на корабль, они выстрелили в тот самый момент, когда Хорнблоуэр навел на них подзорную трубу. Ззз-ззз-ззз. Одно ядро пролетело у Хорнблоуэра над головой, и в грот-марселе "Сатерленда" образовалась дыра. В то же время треск на баке возвестил, что еще одно ядро попало в цель. Пройдет минут десять, пока "Сатерленд" сможет навести на батарею бортовые пушки.
- Мистер Марш, - сказал Хорнблоуэр. - Направьте на батарею погонные орудия правого борта.
- Есть, сэр.
- Продолжайте стрельбу на меткость, мистер Джерард.
- Есть, сэр.
Люди должны превратиться в боевые машины, и для этого, кроме всего прочего, невероятно полезно упражняться в меткости под вражеским обстрелом - никто лучше Хорнблоуэра не знал, как велика разница, стреляют по тебе или нет. Он подумал даже, что небольшие потери - один-два человека - в таких обстоятельствах пошли бы команде на пользу, и ужаснулся, поняв: он легкомысленно обрекает на смерть или увечье кого-то из своих людей, а может быть, и себя самого. Нестерпимо легко абстрагироваться от реальной крови и смерти, даже когда воюешь сам. Его матросам кажется, что по склонам бегут в синих мундирах не усталые изнуренные жарою и жаждой люди, что на дороге лежат не изувеченные тела бывших отцов и возлюбленных, а скорее что-то вроде оловянных солдатиков. Невероятно, но сейчас, изнывая от жары, в грохоте пушек, Хорнблоуэр вдруг вспомнил леди Барбару и ее сапфировый кулон, вспомнил Марию, уже, наверно, подурневшую от беременности. Он тут же отогнал эти мысли - пока они его занимали, батарея выстрелила еще раз, но результата он не заметил.
Погонные орудия палили по батарее - огонь по крайней мере заставит итальянских канониров понервничать. Тем временем бортовым пушкам стрелять было уже не по кому - солдаты рассеялись по холмам, некоторые взобрались на самую вершину, черные фигурки на фоне синего неба. Офицерам нелегко будет их собрать, и всякий, кто пожелает дезертировать - а "Очерки современной войны в Испании" особо подчеркивало склонность к этому итальянцев - получит сегодня отличную возможность.
Он сунул руку во внутренний карман и вытащил сложенный лист бумаги, развернул - это оказалась отпечатанная прокламация - и протянул Хорнблоуэру. Тот проглядел текст, и, насколько позволяло знание каталанского, прочел. Начиналась она так: "Мы, Лучиано Гаэтано Пино, кавалер Ордена Почетного Легиона, кавалер Ордена Железной Короны Ломбардии, дивизионный генерал, командующий силами Его Императорского и Королевского Величества Наполеона, императора Французского и короля Итальянского, в провинции Жерона, постановляем..." Дальше шли пронумерованные параграфы, в которых перечислялись все мыслимые преступления против Его Императорского и Королевского Величества. Хорнблоуэр быстро пробежал глазами. Каждый параграф кончался словами: "будет расстрелян", "смертной казни", "будет повешен", "будет сожжена" - с некоторым облегчением Хорнблоуэр обнаружил, что последнее относится к деревням, где дают пристанище мятежникам.
- Они сожгли все деревни в горах, - говорил Вильена. - Вдоль дороги от Жероны до Муги - десять лиг, сударь - стоят виселицы, и на каждой качается труп.
- Ужасно! - сказал Хорнблоуэр, но разговор поддерживать не стал. Только позволь испанцу заговорить о бедах своей страны, и его не остановишь. - Вы сказали, этот Пино идет маршем вдоль берега?
- Да.
- Есть ли возле берега достаточно глубокое место?
Испанец возмущенно поднял брови, и Хорнблоуэр понял - едва ли справедливо спрашивать гусарского полковника о промерах глубин.
- Есть ли там батареи, защищающие дорогу со стороны моря? - спросил он.
- О да, - отвечал Вильена. - Я слышал, что есть.
- Где именно?
- Точно не знаю, сударь.
Хорнблоуэр понял, что точных сведений от Вильены не получит - да собственно, чего и ждать от испанского кавалериста.
- Хорошо, посмотрим на месте, - сказал он.
XIV
Хорнблоуэр кое-как отвязался от Вильены - молодой полковник, признавшись в своем поражении, впал в истерическую говорливость и самым жалким образом таскался за Хорнблоуэром по пятам, опасаясь потерять его из виду. Чтоб не вертелся под ногами, Хорнблоуэр устроил его на стуле у гакаборта, сам же удалился в каюту, где вновь принялся изучать карты. Батареи были отмечены - вероятно, испанцы установили их во время войны с Англией для защиты каботажных перевозок, и потому укрепляли главным образом мысы, где берег приглубый и имеется укрытие для кораблей в виде бухты, пригодной для якорной стоянки. Никому и в голову не приходило, что с моря можно обстрелять идущее вдоль берега войско, поэтому отрезки берега, лишенные таких бухт - например, двадцать миль между Мальгратом и Аренс-де-Маром - вполне могли остаться без прикрытия. После Кохрейна, который был здесь на "Императрице" больше года назад, ни один британский корабль не тревожил французов в этих краях, и те, за другими заботами, вряд ли помышляли о возможных, но пока не насущных угрозах. Весьма вероятно, они не потрудились защитить дорогу; да и не хватило бы у них тяжелых пушек и опытных артиллеристов, чтобы взять под защиту все побережье. Теперь оставалось отыскать место не менее чем в полутора милях от ближайшей батареи и достаточно глубокое, чтобы подойти к берегу на расстояние выстрела. Одну батарею они уже миновали - кстати, она отмечена на карте, других на этом отрезке не показано. Вряд ли с тех пор, как обновляли карты, французы тут что-то построили. Если колонна Пино вышла из Мальграта на заре, "Сатерленд" вот-вот с ней поравняется. Хорнблоуэр отметил на карте место, которое интуитивно приглянулось ему больше других, и выбежал на палубу, чтобы направить "Сатерленд" туда.
Вильена при виде капитана поспешно вскочил со стула и зазвенел шпорами навстречу, но Хорнблоуэр притворился, будто не замечает его, всецело поглощенный разговором с Бушем.
- Пожалуйста, зарядите и выдвиньте пушки, мистер Буш.
- Есть, сэр, - отвечал Буш. Он смотрел на капитана с мольбой. Последний приказ, означавший, что вскоре предстоит бой, переполнил чашу его любопытства. К тому же, на борту этот полковник-даго. Зачем они здесь, что Хорнблоуэр замыслил - Буш не мог даже и гадать. Хорнблоуэр всегда держал свои планы при себе, чтобы в случае чего подчиненные не могли оценить истинных размеров провала. Временами Буш чувствовал, что скрытность капитана укорачивает ему, Бушу, жизнь. Он был приятно изумлен, когда Хорнблоуэр снизошел до разъяснений: он так никогда и не узнал, что внезапная откровенность была лишь способом отвязаться от Вильены.
- По этой дороге должна пройти французская колонна, - сказал Хорнблоуэр. - Посмотрим, не удастся ли нам пальнуть по ней разок-другой.
- Есть, сэр.
- Поставьте на руслене надежного матроса с лотом.
- Есть, сэр.
Теперь, когда Хорнблоуэр желал поговорить, у него не получалось почти три года он пресекал любые лишние разговоры, и действительно отвык, не способствовали беседе и неуклонные "Есть, сэр" Буша. Чтобы не говорить с Вильеной, Хорнблоуэр припал глазом к подзорной трубе и сосредоточенно уставился на берег. Здесь крутые зеленовато-серые склоны подходили почти к самой воде, у подножия их вилась дорога, то поднимаясь на сотню футов, то спускаясь до десяти.
На дороге впереди Хорнблоуэр приметил черную точку. Вгляделся, дал глазу передохнуть и посмотрел снова. По направлению к ним ехал всадник. Через мгновение Хорнблоуэр увидел чуть дальше какое-то поблескивание, и, присмотревшись, разглядел кавалерийский отряд - вероятно, авангард армии Пино. Вскоре "Сатерленд" окажется напротив него. Хорнблоуэр прикинул расстояние от корабля до берега. Полмили, может, чуть больше - уже хорошо, но он предпочел бы подойти еще ближе.
- Отметка девять! - прокричал лотовый. Здесь можно будет пройти ближе к берегу, если, преследуя Пино на противоположном галсе, они досюда доберутся. Стоит запомнить. "Сатерленд" двигался навстречу приближающемуся войску, Хорнблоуэр примечал ориентиры на берегу и соответствующие им замеры глубин. Он уже отчетливо видел кавалерийский эскадрон: всадники внимательно озирались по сторонам, сабли держали наголо. Не удивительно: здесь, в Испании, за каждым камнем укрывается партизан, готовый застрелить хотя бы одного врага.
Теперь, на некотором отдалении от передового отряда, Хорнблоуэр различил кавалерийское подразделение подлиннее, а за ним длинную-предлинную череду белых пятнышек, которая поначалу озадачила его странным сходством с перебирающей лапками сороконожкой. Тут он улыбнулся. То были белые штаны идущей в ногу пехотной колонны: по какому-то капризу оптики синие мундиры еще сливались с серым фоном.
- И десять с половиной! - кричал лотовый. Здесь "Сатерленд" можно подвести ближе к берегу, но пока лучше оставаться на полвыстрела - с такого расстояния корабль не будет казаться угрожающим. Хорнблоуэр напряженно размышлял, как воспримет неприятель появление "Сатерленда" - довольно многое можно было заключить по тому, что передовые кавалеристы, которые как раз поравнялись с кораблем, приветственно махали шляпами. Ни Пино, ни его людей не обстреливали с моря, им пока невдомек, какова разрушительная мощь хорошо направленного бортового залпа. Красавец-корабль под пирамидой парусов - зрелище для них новое. Поставь перед ними войско, и они сразу оценят его возможности, но то войско, не корабль. Хорнблоуэр читал, что бонапартистские генералы не дорожат солдатскими жизнями. Чтобы избежать обстрела со стороны "Сатерленда", Пино пришлось бы немало потрудиться: шагать обратно в Мальграт, выбираться на горную дорогу, либо идти к ней прямиком через горы. Он где-то в конце этой длинной колонны, разглядывает "Сатерленд" в подзорную трубу. Вероятно, он предпочел идти вперед, рассудив, что "Сатерленд" большого ущерба не причинит. В таком случае он сильно просчитался.
Теперь с кораблем поравнялся второй кавалерийский отряд. Он вспыхивал и переливался на солнце, словно огненная река.
- Кирасиры! - вскричал Вильена рядом с Хорнблоуэром. Он размахивал руками. - Почему вы не стреляете, капитан?
Хорнблоуэр сообразил, что Вильена уже с полчаса что-то вещает по-испански - он все пропустил мимо ушей. Он не будет обстреливать кавалерию, которая быстро ускачет прочь. Первый, самый внезапный бортовой залп надо поберечь для медлительной пехоты.
- Мистер Буш, пошлите людей к пушкам, - приказал он, вновь начисто забыв про Вильену, потом рулевому: - Один румб вправо.
- И девять с половиной! - крикнул лотовый.
"Сатерленд" двинулся к берегу.
- Мистер Джерард! - крикнул Хорнблоуэр. - Направьте пушки на дорогу. Стрелять будете, когда я подам сигнал.
За кирасирами следовала полевая артиллерия - шестифунтовые пушки подпрыгивали и раскачивались из стороны в сторону, доказывая, как плоха одна из лучших испанских дорог. Ехавшие на передках канониры дружелюбно махали приближающемуся судну.
- Отметка шесть! - Это лотовый. Дальше идти опасно.
- Один румб вправо! Так держать!
Корабль неторопливо полз по воде, команда стояла у пушек не шевелясь, молча, лишь слабо и нежно пел в такелаже ветер, да плескали о борт волны. Теперь мимо них проходила пехотная колонна, длинная плотная масса солдат в синих мундирах и белых рейтузах. В пыльной дымке они казались какими-то ненастоящими. Над синими мундирами белела полоса лиц - все как один смотрели на изящный кораблик, ползущий по эмалево-синему морю. Приятное разнообразие в утомительном переходе на войне, которая из таких переходов главным образом и состоит. Джерард пока не приказал менять угол подъема пушек - на протяжении почти мили дорога шла ровно, футах в пятидесяти над морем. Хорнблоуэр поднес к губам серебряный свисток. Джерард это видел: не успел Хорнблоуэр дунуть, как центральная пушка главной палубы изрыгнула огонь, следом оглушительно выпалили остальные. В горьком белом дыму "Сатерленд" накренился от отдачи.
- Господи, поглядите только! - воскликнул Буш.
Залп - сорок одно ядро из пушек и карронад - накрыл дорогу от обочины до обочины. На протяжении пятидесяти ярдов колонна зияла дырой. Целые шеренги были сметены; уцелевшие солдаты стояли в полной растерянности. Взревели пушечные катки - это вновь заряжали пушки: "Сатерленд" содрогнулся от второго залпа. В колонне образовалась новая брешь, сразу за первой.
- Задай им еще, ребята! - орал Джерард. Колонна отупело замерла в ожидании следующего бортового залпа; пороховой дым несло к берегу, и он кольцами повисал между камней.
- И четверть до девяти! - кричал лотовый.
Здесь глубже, можно ближе подойти к берегу. Видя, как неумолимо надвигается корабль, солдаты побежали в панике.
- Картечь, мистер Джерард! - прокричал Хорнблоуэр. - Один румб вправо.
Еще дальше колонна застыла на месте. Стоящие и бегущие образовали затор, кишащую человеческую массу. "Сатерленд" по приказу капитана неуклонно надвигался на них, затем остановился, навел пушки, и шквал картечи метлой прошелся по дороге.
- Разрази меня гром! - орал Буш. - Что, попробовали?
Вильена прищелкивал пальцами и приплясывал на палубе, как клоун, ментик его развевался, перья трепыхались, шпоры звенели.
- Глубже семи! - прокричал лотовый, но Хорнблоуэр различил у кромки воды что-то вроде маленького острого мысика, почти наверняка означающего, что на его продолжении в море торчит зазубренный риф.
- Приготовиться к повороту оверштаг! - прогремел Хорнблоуэр.
Мозг его работал лихорадочно быстро - глубина большая, но мысик явно указывает на риф - скалистый гребень, не размытый морем, подводный капкан, в который "Сатерленд" может угодить между двумя бросками лота. Он велел привести корабль к ветру и отойти от берега. Глядя за корму, он видел участок берега, который только что обстрелял. Груды убитых и раненых, между которыми стоят в растерянности два-три человека, кто-то склонился над товарищами, но большинство уцелевших уже бежит по крутым склонам прочь от дороги, хорошо различимые в белых рейтузах на фоне травы и камней.
Хорнблоуэр внимательно разглядывал берег. За мысиком должно быть опять глубоко.
- Мы снова повернем оверштаг, мистер Буш, - сказал он.
При виде надвигающегося "Сатерленда" пехота врассыпную побежала по склону вверх, но артиллерия не могла последовать ее примеру. На какое-то время погонщики и прислуга растерялись, потом офицер с развевающимся плюмажем подскакал галопом и замахал руками. Погонщики, понукая лошадей, развернули орудия поперек дороги, канониры отцепляли хоботы лафетов и наклонялись над орудиями, готовя их к бою. Однако может ли полевая девятифунтовая батарея противостоять бортовому залпу с "Сатерленда"?
- Поберегите огонь для батареи, мистер Джерард, - закричал Хорнблоуэр.
Джерард махнул шляпой, показывая, что понял. "Сатерленд" тяжело и медленно повернул. Одна пушка выстрелила слишком рано - Хорнблоуэр с удовлетворением отметил, что Джерард видел и запомнил провинившихся. И вот дружно грянул бортовой залп, как раз когда итальянские артиллеристы прибойниками досылали картузы. Клубы дыма закрыли берег; они еще не рассеялись, а пара расчетов неопытнее уже вновь с грохотом выдвигали пушки. Когда дым развеялся на ветру, видна стала изрядно побитая батарея. У одной пушки было разбито колесо, она, как пьяная, осела набок; другой ядро, похоже, угодило в самое жерло, она слетела с лафета и стояла теперь торчком. Вокруг пушек лежали убитые, живые стояли, ошалев от обрушившегося на них железного шквала. Верховой офицер спрыгнул с лошади и подбежал к ближайшей пушке. Он замахал руками, созывая людей, чтобы хоть одним выстрелом да ответить грозному неприятелю.
- Всыпь им еще, ребята! - закричал Джерард, и "Сатерленд" вновь накренился от отдачи.
К тому времени, как дым рассеялся, батарея осталась позади. Еще одна пушка слетела с лафета, ни одной живой души - по крайней мере, ни одного человека на ногах - возле нее не было. "Сатерленд" тем временем поравнялся со следующей пехотной колонной - солдаты в панике разбегались с дороги. Хорнблоуэр наблюдал, как они рассеиваются по склонам. Он знал, что для армии это не менее губительно, чем потери в живой силе, он не стал бы обстреливать несчастных, если бы не матросы. Тех куда больше порадуют зримые потери среди врагов, чем моральный ущерб, которого они не в состоянии уразуметь.
На холме над дорогой Хорнблоуэр различил группу всадников в разноцветных, блещущих золотом мундирах и киверах с разнообразными плюмажами. Должно быть, это штаб - неплохая цель в отсутствие идущих правильным строем войск. Хорнблоуэр показал Джерарду на всадников. Тот согласно махнул рукой. Двое мичманов побежали вниз, показать новую цель офицерам на нижней орудийной палубе. Джерард в рупор приказал канонирам визировать цель, сам склонился над ближайшей пушкой, сощурился, потом отступил от пушки и дернул вытяжной шнур, следом выпалили остальные.
Ядра настигли всадников. Кони и люди падали - кажется в седле не усидел никто. Разрушение было настолько всеобщим, что Хорнблоуэр догадался: сразу под почвой скала, и выбитый ядрами щебень полетел, как картечь. Он гадал, был ли среди всадников Пино, и с удивлением обнаружил, что желает Пино остаться без обеих ног. Он напомнил себе, что сегодня утром впервые услышал это имя, и устыдился слепой ненависти к человеку, лично ему ничем не досадившему.
Какой-то офицер чуть дальше на дороге не позволил своим людям разбежаться. Мало пользы принесла им дисциплина. Хорнблоуэр развернул корабль так, чтобы пушки указывали на дорогу, и новым бортовым залпом смял упорный взвод. В клубах дыма он услышал, как что-то ударило в поручень, о который он опирался. То была ружейная пуля - кто-то сумел попасть в корабль издалека, ярдов с двухсот, не меньше. Пуля ударила на излете - она наполовину ушла в дерево и не сплющилась. Хорнблоуэр коснулся ее - она была еще совсем горячая, он обмотал пальцы носовым платком, вытащил пулю и в задумчивости несколько раз подбросил на ладони. Ему вспомнилось: мальчиком он точно так же подбрасывал на ладони горячие каштаны.
Дым рассеялся, и Хорнблоуэр увидел результат: скошенные шеренги, груды убитых; ему показалось, что до корабля доносятся даже крики раненых. Он порадовался, что войска разбежались и стрелять больше не по кому: его мутило от этой кровавой бойни. Впрочем, другие не испытывали подобных чувств: Буш все так же чертыхался от возбуждения, Вильена по-прежнему прыгал на палубе рядом с ним. Колонна скоро кончится - от авангарда до арьергарда войско не могло растянуться больше чем на восемь-девять миль. Тут Хорнблоуэр увидел, что дальше дорога забита фургонами - вероятно, то был армейский обоз - и ему пришло в голову новое соображение. Приземистые возы, запряженные четверкой лошадей, это зарядные ящики, дальше идут деревенские колымаги, запряженные шестью невозмутимыми бурыми мулами каждая, рядом, на всю ширину дороги, еще мулы, несоразмерно маленькие под огромной поклажей. Людей рядом с ними не было - погонщики, побросав животных, едва различимыми пятнышками карабкались по склонам.
"Очерки современной войны в Испании", которые Хорнблоуэр прилежно штудировал, особо подчеркивали, как трудно в Испании с гужевым транспортом. Мул или лошадь ценятся так же - да нет, гораздо больше, чем солдат. Хорнблоуэр сурово нахмурился.
- Мистер Джерард! - крикнул он. - Зарядите картечью. Надо убить этих вьючных животных.
При этих словах матросы у пушек тихонько взвыли. Сентиментальные глупцы - они кричали "ура", убивая людей, но не хотят лишать жизни животных. Только дай такую возможность, и половина сознательно промахнется.
- Стрельба на меткость. По одной пушке, - крикнул Хорнблоуэр Джерарду.
Животные, в отличие от хозяев, будут покорно стоять, и канониры не смогут промахнуться. "Сатерленд" медленно дрейфовал вдоль берега, пушки палили одна за другой, выбрасывая по несколько пригоршней картечи каждая. Лошади и мулы падали, бились, брыкали ногами. Два вьючных мула, обезумев от страха, исхитрились вспрыгнуть на обрыв у дороги и теперь, роняя поклажу, лезли по склону вверх. Шесть запряженных в телегу волов были убиты разом. Удерживаемые хомутами, они стояли на животах и коленях, уложив на землю головы и вытянув шеи, как на молитве. Матросы, видя результат удачного выстрела, горестно зашушукались.
- Молчать! - заорал Джерард, который понимал важность происходящего.
Буш потянул капитана за рукав - ему потребовалась немалая решимость, чтоб отвлечь Хорнблоуэра от размышлений и предложить:
- Прошу вас, сэр. Если бы я высадился на берег с командой барказа, я бы поджег эти фургоны.
Хорнблоуэр покачал головой. В этом весь Буш - не видит дальше своего носа. Враг бежит от обстрела, на который не может ответить, но десанту, окажись он на берегу, даст яростный отпор - тем более яростный, чем больше недавние потери. Одно дело - неожиданно штурмовать батарею с пятьюдесятью артиллеристами, другое - отправлять небольшой отряд против десятитысячной армии. Слова, которыми Хорнблоуэр попытался смягчить отказ, потонули в грохоте шканцевой карронады, а когда он вновь открыл рот, чтобы продолжить, его отвлекло то, что он увидел на берегу.
С повозки, которой предстояло стать следующей жертвой, кто-то размахивал носовым платком. Хорнблоуэр поглядел в подзорную трубу: махал офицер в синем мундире с красными эполетами. Ему бы следовало знать, что капитуляция, которая не может быть осуществлена, не принимается. Пусть не ждет пощады. Офицер, кажется, это понял. Он шагнул назад и, по-прежнему размахивая платком, приподнял кого-то, лежавшего у его ног. Хорнблоуэр видел, как этот кто-то обвис у офицера на руках: голова и одна рука у него были замотаны белыми тряпками. Хорнблоуэр вдруг понял, что в повозке больные и раненые. Офицер с носовым платком - должно быть, врач.
- Прекратить огонь! - заорал Хорнблоуэр и пронзительно дунул в свисток. Он опоздал, пушка успела выстрелить, но к счастью, плохо нацеленное ядро угодило в обрыв подняв облако пыли. Глупо щадить лошадей из страха попасть в раненых, которые могут со временем выздороветь и встать в строй, но таковы военные соглашения, нелепые, как сама война.
Арьергард, следовавший за обозом, уже разбежался - не стоит тратить на него ядра и порох. Пора вновь побеспокоить главную колонну.
- Поверните оверштаг, мистер Буш, - сказал Хорнблоуэр. - Мы еще раз пройдем вдоль берега.
На диаметрально противоположном курсе все было не так просто. Прежде ветер дул "Сатерленду" с раковины, теперь - со скулы, и чтобы идти параллельно берегу приходилось держаться в самый крутой бейдевинд. Огибая небольшие мыски, надо было всякий раз поворачивать оверштаг, кроме того, ветер гнал корабль к берегу, создавая большую опасность и требуя соответствующей бдительности. Однако надо было сделать все возможное, чтоб итальянцы навсегда и думать забыли про эту дорогу. Буш, судя по яростному блеску в глазах, ликовал, что капитан упорно продолжает начатое, а не приказал идти прочь, лишь раз продефилировав вдоль колонны; матросы у пушек правого борта, наклоняясь над простаивавшими доселе орудиями, в предвкушении пальбы довольно потирали руки.
Прошло некоторое время, пока "Сатерленд" повернул оверштаг и обратил к дороге орудия правого борта. Хорнблоуэр удовлетворенно отметил, что выстроившиеся было полки при этой угрозе вновь рассыпались по склонам. Однако так круто к ветру "Сатерленд" едва делал три узла относительно берега: прибавив шагу, войско может идти с той же скоростью, оставаясь в безопасности. Скоро итальянцы это поймут. Надо успеть, что возможно.
- Мистер Джерард! - прокричал Хорнблоуэр. Джерард подбежал на зов и запрокинул голову, чтобы выслушать приказ со шканцев. - Стреляйте одиночными выстрелами по достаточно большим, на ваше усмотрение, скоплениям людей. Следите, чтоб целили как следует.
- Есть, сэр.
Человек сто итальянцев как раз сгрудились на противоположном склоне. Джерард сам навел пушку и оценил расстояние, присел на корточки, чтобы поглядеть в прицел поднятой на максимальный угол пушки. Ядро ударило в скалу перед солдатами и рикошетом отлетело прямо в них, как бы водоворот образовался в толпе, которая тут же отпрянула в разные стороны, оставив лежать две фигурки в белых штанах. Команда радостно завопила. Джерард послал за артиллеристом Маршем, чтоб и тот принял участие в высокоточной стрельбе; ядро из пушки, которую направил Марш, убило нескольких солдат из следующей группы, над которой поблескивало что-то на древке - Хорнблоуэр, напрягая вооруженный подзорной трубой глаз, решил, что это имперский орел, один из тех, которых так часто упоминают бонапартистские реляции и так часто высмеивают британские карикатуристы.
"Сатерленд" медленно продвигался вдоль берега, раз за разом гремели орудия правого борта. Команда радостно вопила всякий раз, как ядро настигало кого-нибудь из карабкающихся по склону лилипутов; после неудачного выстрела наступало гробовое молчание. Канонирам полезно своими глазами убедиться, как важно метко целить и точно оценивать расстояние. Обычно от них требовалось лишь перезаряжать и стрелять как можно чаще когда линейные корабли сходятся борт к борту, меткость уже не нужна.
Теперь, когда его не оглушал грохот бортового залпа, Хорнблоуэр слышал после каждого выстрела раскатистое горное эхо, странно искаженное нагретым воздухом. А жарило и впрямь нестерпимо. Наблюдая, как матросы по очереди жадно пьют из лагуна, Хорнблоуэр гадал, страдают ли от жажды несчастные итальянцы на каменистых склонах. Сам он пить не хотел - слишком напряженно прислушивался к выкрикам лотового, слишком занят был наблюдениями за стрельбой, за берегом, за ветром.
Кто бы ни командовал сильно побитой полевой батарей дальше на дороге, он свое дело знал. Мичман Сэвидж с фор-салинга криком привлек внимание Хорнблоуэра к тому, что три уцелевшие пушки развернули диагонально к дороге и направили на корабль, они выстрелили в тот самый момент, когда Хорнблоуэр навел на них подзорную трубу. Ззз-ззз-ззз. Одно ядро пролетело у Хорнблоуэра над головой, и в грот-марселе "Сатерленда" образовалась дыра. В то же время треск на баке возвестил, что еще одно ядро попало в цель. Пройдет минут десять, пока "Сатерленд" сможет навести на батарею бортовые пушки.
- Мистер Марш, - сказал Хорнблоуэр. - Направьте на батарею погонные орудия правого борта.
- Есть, сэр.
- Продолжайте стрельбу на меткость, мистер Джерард.
- Есть, сэр.
Люди должны превратиться в боевые машины, и для этого, кроме всего прочего, невероятно полезно упражняться в меткости под вражеским обстрелом - никто лучше Хорнблоуэра не знал, как велика разница, стреляют по тебе или нет. Он подумал даже, что небольшие потери - один-два человека - в таких обстоятельствах пошли бы команде на пользу, и ужаснулся, поняв: он легкомысленно обрекает на смерть или увечье кого-то из своих людей, а может быть, и себя самого. Нестерпимо легко абстрагироваться от реальной крови и смерти, даже когда воюешь сам. Его матросам кажется, что по склонам бегут в синих мундирах не усталые изнуренные жарою и жаждой люди, что на дороге лежат не изувеченные тела бывших отцов и возлюбленных, а скорее что-то вроде оловянных солдатиков. Невероятно, но сейчас, изнывая от жары, в грохоте пушек, Хорнблоуэр вдруг вспомнил леди Барбару и ее сапфировый кулон, вспомнил Марию, уже, наверно, подурневшую от беременности. Он тут же отогнал эти мысли - пока они его занимали, батарея выстрелила еще раз, но результата он не заметил.
Погонные орудия палили по батарее - огонь по крайней мере заставит итальянских канониров понервничать. Тем временем бортовым пушкам стрелять было уже не по кому - солдаты рассеялись по холмам, некоторые взобрались на самую вершину, черные фигурки на фоне синего неба. Офицерам нелегко будет их собрать, и всякий, кто пожелает дезертировать - а "Очерки современной войны в Испании" особо подчеркивало склонность к этому итальянцев - получит сегодня отличную возможность.