- Свистать всех наверх, мистер Буш, - сказал Хорнблоуэр. Взволнованный приближением боя, он позабыл о драматической стороне дела и не рисовался перед подчиненными, впрочем, занятый расчетами, он и так не обнаружил волнения.
Все индийцы несут пушки - у "Лорда Монингтона" так по восемнадцать орудийных портов в каждом борту - и на большом расстоянии они от капера отобьются. Поэтому люггеры постараются взять их на абордаж - ни абордажные сетки, ни команда торгового судна не остановят снедаемых алчностью французов. Люггеры будут маневрировать, чтоб отрезать кого-то из индийцев от "Сатерленда" - пока тот будет лавировать против ветра, французы захватят судно и уведут из-под самого его носа. До этого доводить нельзя, однако индийцы тихоходны, команда "Сатерленда" необучена, а французы маневрируют с быстротой молнии - к тому же их двое, отбиваться придется сразу от обоих.
Теперь и с палубы можно было различить над самым горизонтом темные прямоугольники обрасопленных круто к ветру парусов. Они приближались, исполненные угрозы, и Хорнблоуэр уже различал не одни призрачные силуэты на фоне ясного неба. Люггеры были малы, не больше чем на двадцать пушек каждый, да и то девятифунтовок - подойди они близко к "Сатерленду", тот потопил бы их двумя бортовыми залпами. Но они быстроходны - над горизонтом уже показались их корпуса, и Хорнблоуэр различал белую воду под водорезами. Люггеры шли по меньшей мере на румб круче к ветру, чем это возможно для "Сатерленда". На каждом человек полтораста, если не больше: каперам не приходится заботиться об удобствах для команды, достаточно выскользнуть из порта, захватить приз и скрыться обратно.
- Мы подготовим корабль к бою? - осмелился спросить Буш.
- Нет, - буркнул Хорнблоуэр. - Поставьте людей на боевые посты и погасите огонь.
Серьезного сражения не предвидится - нет необходимости снимать переборки, подвергать опасности свое имущество и живность. Однако шальное девятифунтовое ядро, угодившее в камбузный огонь, может поджечь все судно. Под приглушенные угрозы и брань унтер-офицеров матросы двинулись к своим постам. Иных пришлось вести или подталкивать - кое-кто все еще путал правый и левый борт.
- Пожалуйста, зарядите и выдвиньте пушки, мистер Буш.
Больше половины матросов никогда не видели стреляющей пушки. Сейчас они впервые услышат сумасшедшую музыку грохочущих по доскам орудийных катков. У Хорнблоуэра при этом звуке перехватило дыхание - столько пробудилось воспоминаний. Он пристально наблюдал за каперами, но тех выдвинутые пушки явно не напугали. Люггеры шли прежним курсом, в бейдевинд, наперехват конвою. Впрочем, опасность, как никакие приказы, согнала торговцев вместе. Только страх мог заставить шкиперов сбиться в такую тесную кучу. По бортам судов натягивали абордажные сетки, выдвигали пушки. Слабая защита, но сейчас главное, что они вообще готовы защищаться.
Громыхнул выстрел, у борта первого капера показался клуб дыма; куда угодило ядро, Хорнблоуэр не видел. Тут на грот-мачтах обоих люггеров взмыли трехцветные флаги; в ответ на этот наглый вызов Хорнблоуэр приказал поднять на флагштоке "Сатерленда" красный военно-морской флаг. В следующий момент люггеры поравнялись с "Уолмерским замком", самым дальним из кораблей. Они явно намеревались подойти еще ближе.
- Поставьте брамсели, мистер Буш, - сказал Хорнблоуэр. - Право руля. Одерживай. Так держать.
"Уолмерский замок" в страхе метнулся вбок и едва не налетел на соседа справа - тот еле-еле успел положить руль на борт. В следующее мгновение "Сатерленд" оказался рядом. Люггеры отпрянули, уворачиваясь от грозного бортового залпа, первая неуклюжая атака была отбита.
- Обстенить грот-марсель! - проревел Хорнблоуэр.
Крайне важно сохранить выгодную позицию на ветре от индийцев - отсюда "Сатерленд" мгновенно устремится туда, где возникнет угроза. Конвой медленно продвигался вперед, люггеры держались впереди. Хорнблоуэр не сводил подзорной трубы с маленьких суденышек, по многолетней привычке удерживая их в поле зрения, как ни кренилась палуба под ногами. Они со слаженностью часового механизма повернули и понеслись к "Лорду Монингтону" на правом фланге, как гончие, преследующие оленя, чтобы вцепиться ему в глотку. "Лорд Монингтон" уклонился от курса, "Сатерленд" понесся к нему, люггеры молниеносно повернули оверштаг и снова двинулись к "Уолмерскому замку".
- Руль круто направо, - отрывисто бросил Хорнблоуэр. К его облегчению "Уолмерский замок" сумел обстенить марсель, и "Сатерленд" поспел к нему вовремя. Он срезал "Уолмерскому замку" корму, и Хорнблоуэр увидел усатого шкипера за штурвалом и полдюжины туземных матросов, в панике носящихся по палубе. Люггеры умчались прочь, вновь увернувшись от пушек "Сатерленда". Вокруг одного из торговых судов клубился дым: очевидно, оно выпустило в никуда целый бортовой залп.
- Зря порох тратят, - подсказал Буш, но Хорнблоуэр, занятый расчетами, не ответил.
- Пока им хватит ума держаться кучей... - начал Кристэл.
Это было очень важно - если караван рассеется, по частям его Хорнблоуэру не защитить. Ни славы, ни чести не сулило ему состязание между линейным кораблем и двумя маленькими каперами - если Хорнблоуэр их отобьет, никто про это потом не вспомнит, если же потеряет хоть одно из вверенных ему судов, навлечет на себя всеобщее негодование. Он подумал было просигналить подопечным, чтоб держались вместе, но тут же отказался от этой мысли. Сигналы только собьют их с толку, да еще половина неправильно прочтет флажки. Лучше положиться на их природный инстинкт самосохранения.
Каперы снова привелись к ветру и двинулись в бейдевинд прямо за кормой у "Сатерленда". По одному их виду, по узким черным корпусам и круто наклоненным мачтам, Хорнблоуэр угадывал, что они замыслили новый маневр. Он не сводил с них напряженных глаз. Передовой люггер повернул направо, второй - налево. Они разошлись и теперь оба неслись в бакштаг, накренясь под резким ветром, словно олицетворение зловещей целесообразности, и вода пенилась под их носами. Оторвавшись от "Сатерленда", они атакуют караван с противоположных флангов. Едва успев отогнать одного, он должен будет возвращаться и отгонять другого.
На секунду Хорнблоуэр подумал, не привести ли ему весь караван к ветру, но только на секунду. В попытке выполнить такой маневр торговые суда либо рассеются, либо покалечат друг друга, и, в любом случае, станут легкой добычей неприятеля. Остается разбираться с каперами по очереди. Похоже, что это безнадежно, но отбросив единственно возможный план, ничего не выиграешь. Хорнблоуэр решил играть до последнего.
Он выпустил из рук подзорную трубу и, цепляясь за бизань-ванты, вспрыгнул на поручень. Сосредоточенно вгляделся в своих врагов, поворачиваясь то к одному, то к другому, прикидывая их скорость, просчитывая курс. Лицо его застыло от напряжения. Правый люггер был чуть ближе к каравану - он и нападет первым. Если сперва разделаться с ним, останется минута, чтоб вернуться и атаковать второй. Еще взгляд на противника - и Хорнблоуэр утвердился в принятом решении. Теперь он готов был поставить на него свою репутацию, о которой, впрочем, от волнения позабыл и думать.
- Два румба вправо, - крикнул он.
- Два румба вправо, - откликнулся рулевой.
"Сатерленд" двинулся из кильватера каравана наперерез первому люггеру. Тот, в свою очередь, метнулся вбок, чтоб не угодить под сокрушительный бортовой залп, и теперь быстро удалялся. Более ходкий, он обгонял и караван и эскорт. "Сатерленд", стараясь держаться между капером и торговыми судами, увлекался все дальше и дальше от второго люггера. Это Хорнблоуэр предвидел, на этот риск он шел с самого начала - если французы будут действовать слаженно, он проиграет. Ему не удастся отогнать первый люггер далеко в подветренную сторону и быстро вернуться ко второму. Он и так сильно продвинулся по ветру, однако продолжал нестись прежним курсом, теперь вровень с караваном и первым люггером. Тут второй люггер повернул, готовясь атаковать караван.
- Командуйте к брасам, мистер Буш! - крикнул он. - Руль круто направо.
"Сатерленд" развернулся и, накренясь, ринулся в галфвинд, неся чуть больше парусов, чем это разумно. Рассекая воду, мчался он к индийцам - те в смятении пытались уклониться от врага. Словно сквозь лес парусов и мачт Хорнблоуэр видел темные паруса люггера, настигавшего беззащитный "Уолмерский замок" - то ли тот плохо слушался руля, то ли им плохо управляли, в общем, он подотстал. Хорнблоуэр просчитывал десяток факторов разом. Мозг его работал как сложнейшая машина, предугадывая курс люггера и шести индийцев, учитывая возможные вариации, вызванные личными особенностями капитанов. Надо было держать в уме скорость "Сатерленда" и ветровой снос.
Обходить рассыпавшийся караван - слишком долго, это лишит его преимуществ внезапности. Хорнблоуэр тихо приказал рулевому править в сужающийся просвет между двумя судами. На "Лорде Монингтоне" увидели, что к ним несется двухпалубник, и повернули - Хорнблоуэр на это и рассчитывал.
- Приготовиться у пушек! - прогремел он. - Мистер Джерард! Дадите бортовой залп по люггеру, когда будем проходить мимо.
"Лорд Монингтон" остался позади, теперь впереди "Европа" - она только что повернула и, казалось, сейчас врежется в "Сатерленд".
- Чтоб ей лопнуть! - орал Буш. - Чтоб...
"Сатерленд" срезал "Европе" нос, ее ватерштаг чуть не проехал по их бизань-вантам. В следующую секунду "Сатерленд" проскочил в сужающийся просвет между двумя другими судами. Вот и "Уолмерский замок" - люггер, не ожидающий увидеть "Сатерленд" так близко, уже взял его на абордаж.
В наступившей тишине слышен был лязг оружия - французы карабкались на низкую палубу индийца. Тут они увидели несущийся на них линейный корабль. Матросы попрыгали обратно в люггер, и объединенными лихорадочными усилиями двухсот рук подняли громоздкий марсель. Люггер развернулся, как волчок - но поздно.
- Обстените крюйсель, - бросил Хорнблоуэр Бушу. - Мистер Джерард!
"Сатерленд" замер, готовясь нанести сокрушительный удар.
- Цельсь! - завопил Джерард, вне себя от возбуждения. Он был у баковой секции пушек, которой предстояло первой поравняться с люггером. - Ждите, пока пушки укажут на него! Пли!
Корабль медленно разворачивался, пушки стреляли одна за другой - время для Хорнблоуэра замедлилось, и ему казалось, что это длится минут пять. Выстрелы шли неравномерно, некоторые канониры явно поджигали раньше, чем их орудия поравнялись с люггером. Углы тоже были выбраны неверно - ядра падали по обоим бортам люггера и далеко за ним. И все же кто-то попал. От люггера полетели щепки, порвались несколько вант. На людной палубе возникли как бы водовороты - это там, где пролетело ядро.
Свежий ветер мгновенно развеял пороховой дым, открыв взорам люггер в сотне ярдов от "Сатерленда". Расправив паруса, он быстро скользил по воде он еще мог спастись. Хорнблоуэр велел рулевому спуститься под ветер - он хотел дать еще один бортовой залп. В это мгновение девять клубов дыма над бортом люггера возвестили, что французы стреляют из своих пушечек.
Целили они метко. Коротко пропело в ухе пролетевшее над головой ядро, затрещали доски - еще два ядра угодили в корпус. Дистанция большая толстая деревянная обшивка должна выдержать.
Хорнблоуэр, перегнувшись через поручень, услышал, как грохочут катки на "Сатерленде" снова выдвигали пушки.
- Цельте лучше! - прокричал он. - Ждите, пока пушки поравняются с люггером!
"Сатерленд" продолжал уваливаться, пушки гремели по одной, по две. На каждую из семидесяти четырех пушек приходилось лишь по одному опытному матросу, и, хотя офицеры, распоряжающиеся батареей левого борта, отослали часть своих людей на правую, опытных канониров они, естественно, на всякий случай приберегли. А в старой команде и не было семидесяти четырех опытных наводчиков - Хорнблоуэр вспомнил, как трудно было составлять вахтенное расписание.
- Запальные отверстия закрыть! - прокричал Джерард. Голос его звенел от волнения. - Отлично! Молодцы, ребята!
Большая грот-мачта люггера вместе со стеньгой и вантами наклонилась к борту и зависла на несколько мгновений, прежде чем рухнуть. Однако французы отстреливались - один раз выпалило ближайшее к корме орудие. Хорнблоуэр повернулся к рулевому. Он собирался подвести "Сатерленд" на расстояние пистолетного выстрела и добить противника. Волнение обуревало. В последнюю секунду он вспомнил про свои обязанности: он дал другому люггеру время подобраться к каравану, и теперь дорога каждая секунда. Приказывая положить "Сатерленд" на другой галс, он отметил свое возбуждение как занятный психологический феномен. Вдогонку им с люггера выстрелили еще раз - грохот дико прокатился над бурным морем. Черный корпус люггера походил на искалеченного жука-плавунца. На палубе кто-то размахивал трехцветным флагом.
- Прощай, мусью, - сказал Буш. - Придется тебе попотеть, пока доползешь до Бреста.
"Сатерленд" мчался новым курсом; индийцы развернулись и, словно овечье стадо, подгоняемое псом-люггером, устремились к "Сатерленду". Увидев, что тот несется навстречу, капер вновь метнулся в сторону и повернул оверштаг, чтоб вновь атаковать "Уолмерский замок". Хорнблоуэр развернул "Сатерленд", и "Уолмерский замок" бросился под его защиту. Отбиваться от одного врага несложно было даже неповоротливому "Сатерленду". Через несколько минут это поняли даже французы - бросив преследование, они двинулись на подмогу покалеченному товарищу.
Хорнблоуэр наблюдал, как развернулся и наполнился большой люггерный парус, как суденышко накренилось и пошло в бейдевинд; другой капер, тот, что лишился мачт, уже пропал из виду. Приятно было видеть, как удирает последний француз. На месте его капитана, Хорнблоуэр бросил бы товарища пусть выбирается, как знает - а сам преследовал бы конвой до темноты; глядишь, ночью кто-нибудь из торговцев и отстанет.
- Можете закрепить пушки, мистер Буш, - сказал Хорнблоуэр наконец.
Кто-то на главной палубе закричал "ура!"; вся команда подхватила. Матросы размахивали шапками, словно только что выиграли Трафальгарское сражение.
- Молчать! - заорал Хорнблоуэр вне себя от ярости. - Мистер Буш, пошлите матросов ко мне на корму.
Они подошли, ухмыляясь, толкаясь и дурачась, как школьники, даже новички в пылу сражения позабыли про морскую болезнь. При виде такого идиотизма у Хорнблоуэра закипела кровь.
- Молчать! - рявкнул он. - Чем это вы таким отличились? Отпугнули пару люггеров не больше нашего барказа! Двумя бортовыми залпами с семидесятичетырехпушечного корабля сбили одну-единственную мачту! Да вы должны были разнести его в щепки! Два бортовых залпа, приготовишки несчастные! К настоящему сражению вы научитесь стрелять - об этом позабочусь я и девятихвостая кошка. А как вы ставите паруса! Португальские негры и те управляются лучше!
Нельзя отрицать, что слова, идущие от чистого сердца куда действеннее любых риторических ухищрений. Матросов глубоко впечатлил неподдельный гнев капитана, раздосадованного их бестолковостью и неповоротливость. Они повесили головы и переминались с ноги на ногу, осознав, что не совершили никаких особенных подвигов. Надо быть справедливым - столь бурное ликование больше чем наполовину было вызвано последним отчаянным маневром, когда они неслись между близко идущими судами. В последующие годы они приукрашивали и приукрашивали эту историю, ставшую излюбленной матросской байкой, пока не стали уверять, будто Хорнблоуэр в ревущий шторм провел двухпалубный корабль сквозь эскадру в сто судов, причем все сто в это время двигались разными курсами.
- Прикажите играть отбой, мистер Буш, - сказал Хорнблоуэр. - А когда матросы позавтракают, можете устроить парусные учения.
Теперь возбуждение сменилось реакцией, и ему хотелось поскорее укрыться на кормовой галерее. Но вот Уолш, врач, рысцой подбежал по палубе и козырнул.
- Докладываю, сэр, - сказал он. - Один уорент-офицер убит. Никто из офицеров и матросов не ранен.
- Убит? - У Хорнблоуэра отвисла челюсть. - Кто убит?
- Джон Харт, мичман, - отвечал Уолш. Харт был способным матросом на "Лидии", Хорнблоуэр сам выхлопотал ему уорент-офицерский патент.
- Убит? - повторил Хорнблоуэр.
- Если хотите, сэр, я помечу его "смертельно ранен", - сказал Уолш. Ему оторвало ногу девятифунтовым ядром, влетевшим в орудийный порт номер одиннадцать нижней палубы. Он был еще жив, когда его принесли вниз, но в следующую минуту умер. Разрыв подколенной артерии.
Уолш был назначен недавно и под началом Хорнблоуэра не служил - не то воздержался бы от таких подробностей.
- Прочь с дороги, черт вас подери, - рявкнул Хорнблоуэр.
Желанное одиночество испорчено. Позже предстоят похороны - флаг приспущен, реи в знак траура наклонены. Уже это раздражало. И погиб Харт улыбчивый долговязый юноша. Всякая радость улетучилась. Буш на шканцах счастливо улыбался, довольный недавним успехом и предстоящими учениями. Он охотно побеседовал бы с капитаном, Джерард - он стоял рядом - похоже, рвется обсудить свои драгоценные пушки. Хорнблоуэр посмотрел на них сурово, подождал - не заговорят ли. Однако они не зря служили с ним столько лет оба разумно промолчали.
Он повернулся и пошел вниз; индийцы подняли сигналы, дурацкие поздравления, вероятно, половина безграмотная. Можно положиться на Буша он будет сигналить "не понял", пока эти идиоты не исправятся, а потом поднимет единственный сигнал - подтверждение. Хорнблоуэр не хотел никого видеть, не хотел никого слышать. Лишь одно утешение обрел он в этом ненавистном мире - пока "Сатерленд" идет на фордевинд, а караван под ветром, на кормовой галерее можно укрыться от всех, даже от назойливых подзорных труб, направленных с других кораблей.
VII
Хорнблоуэр докуривал сигару, когда наверху заиграли построение. Запрокинув голову и глядя из-под укрытия кормовой галереи на блаженно-голубое небо, он выпустил дым, потом поглядел вниз, на синее море и ослепительно-белую кильватерную струю, вырывающуюся из-под кормового подзора. Над головой отдавалась чеканная поступь морских пехотинцев (они выстраивались на полуюте), а затем - короткое шарканье тяжелых ботинок (это они по приказу своего капитана выровняли строй). Когда все снова стихло, Хорнблоуэр выбросил сигару за борт, одернул парадный мундир, водрузил на голову треуголку и - левая рука на рукояти шпаги - с достоинством вышел на полупалубу. На шканцах ждали Буш, Кристэл и вахтенный мичман. Они отдали честь, с кормы донеслось щелк-щелк-щелк - пехотинцы взяли на караул.
Хорнблоуэр неторопливо огляделся: воскресной его обязанностью было осматриваться судно, и он, пользуясь случаем, наслаждался живописной картиной. В такт качанию судна в голубом небе над головой медленно кружили пирамиды парусов. Палубы были белы, как снег - Буш добился этого десятидневными упорными трудами: и в это утро воскресного смотра напряженная упорядоченность военного корабля ощущалась особенно остро. Из-под опущенных ресниц Хорнблоуэр украдкой обозревал команду, выстроившуюся одной длинной шеренгой на переходном мостике и главной палубе. Матросы стояли навытяжку, молодцеватые в парусиновых штанах и рубахах. Его интересовало их настроение, и он знал, что со шканцев увидит больше, чем проходя вблизи. Можно угадать некий вызов в том, как стоит недовольная команда удрученную выдадут вялость и апатия. К своей радости Хорнблоуэр не приметил ни того, ни другого.
Десять дней тяжелого труда, постоянной муштры, неусыпного надзора, суровости, смягченной добродушием - все это пошло матросам на пользу. Три дня назад Хорнблоуэр вынужден был пятерых выпороть. Он с каменным лицом выстоял экзекуцию, хотя от свиста девятихвостой кошки у него сжималось внутри.
Одному из наказанных - старому матросу, который подзабыл, чему его учили, и нуждался в напоминании - это, возможно, будет в некотором роде наукой, четырех остальных исполосованные спины не научат ничему. Хорошими моряками им не стать, обычные скоты, которых скотское обращение по крайней мере не сделает хуже. Пусть на их примере самые своенравные поймут, чем чревато непослушание - люди необразованные усваивают лишь то, что видели своими глазами. Лекарство это сильнодействующие, тут важно не пересолить, однако и слишком малая доза может не подействовать. Беглый взгляд со шканцев убеждал Хорнблоуэра, что отмерено было в аккурат.
Он еще раз огляделся, любуясь красотой образцового судна, белых парусов, голубого неба, багряно-белыми мундирами морской пехоты, сине-золотыми офицеров; законченный артистизм картине придавал последний штрих, легкое напоминание, что даже в день смотра не прекращается напряженное биение корабельной жизни. Более четырехсот человек стоят навытяжку, ловя малейшее капитанское слово, однако рулевой у штурвала не сводит глаз с нактоуза и нижней шкаторины грота, впередсмотрящий на мачте и вахтенный офицер с подзорной трубой своим видом напоминают, что корабль движется выбранным курсом и готов исполнять свой долг перед королем и Отечеством.
Хорнблоуэр начал обход. Он прошелся вдоль выстроенных в шеренги пехотинцев, но глаза его скользили по солдатам, не замечая их. Капитан Моррис и сержанты без него проследят, чтобы пуговицы были начищены, а портупеи натерты белой глиной. Пехотинцев, в отличие от матросов, муштровали до полного автоматизма - Хорнблоуэр мог не забивать себе ими голову. Даже сейчас, спустя десять дней после выхода в море, он не знал в лицо и по имени почти ни одного из девяноста стоящих на палубе солдат.
Он прошел мимо выстроенных в шеренгу матросов, мимо застывших перед строем дивизионных офицеров. Это было любопытнее. Матросы стояли подтянутые, ладные в белой одежде - интересно, многие ли догадываются, что плату за штаны и рубахи удержали из нищенского жалованья, которое выдали им при вербовке? Некоторые новички страшно обгорели, неосторожно подставившись вчера под палящее солнце, у светловолосого верзилы сошла почти вся кожа с плеч, загривка и лба. Хорнблоуэр узнал Уэйтса, осужденного за кражу овец на выездной сессии в Экстере - неудивительно, что он так обгорел, ведь за долгие месяцы в тюрьме кожа его совершенно побелела. Волдыри наверняка причиняют чудовищную боль.
- Проследите, чтоб Уэйтс зашел сегодня к врачу, - сказал Хорнблоуэр дивизионному офицеру. - Пусть ему дадут гусиного жира или что там пропишет врач.
- Есть, сэр, - отвечал унтер-офицер.
Хорнблоуэр прошел вдоль шеренги, внимательно разглядывая каждого. Лица, которые прочно засели в памяти, лица людей, чьи фамилии он и сейчас с трудом припоминал. Лица, которые он изучал два года назад в далеком Тихом океане на борту "Лидии", лица, которые он впервые увидел несколько дней назад, когда Джерард привез из Сент-Ива полную шлюпку ничего не соображающих пленников. Смуглые лица и бледные, мальчишеские и пожилые, глаза голубые, карие, серые. Множество мимолетных впечатлений застревали у Хорнблоуэра в мозгу - он будет переваривать их позже, одиноко прогуливаясь на кормовой галерее и намечая, как еще он улучшит команду.
"Этого Симса надо произвести в бизань-марсовые старшины. Он справится. А это кто? Даусон? Нет, Даукинс. Стоит с кислой миной. Из шайки Годдара и, похоже, до сих пор недоволен, что Годдара высекли. Надо запомнить".
Солнце палило, корабль мягко качался на спокойном море. С команды Хорнблоуэр перенес внимание на корабль - крепление пушек, укладку тросов, чистоту палуб, камбуза, полубака. Делал он это для проформы: небеса обрушились бы прежде, чем Буш недоглядел за своими обязанностями. Но Хорнблоуэр продолжал с самым важным видом осматривать корабль. Странным образом это производит впечатление на матросов - бедные глупцы будут больше стараться для Буша, полагая, что Хорнблоуэр за ним приглядывает, и больше стараться для Хорнблоуэра, полагая, что от его взгляда ничего не укроется. К каким только обманам он не прибегает, чтоб завоевать уважение команды! Незаметно для других, Хорнблоуэр невесело усмехнулся.
- Я доволен смотром, мистер Буш, - сказал он, вернувшись на шканцы. Не надеялся застать корабль в таком порядке. Буду ожидать дальнейших улучшений. Теперь можете оснастить церковь.
Воскресные службы ввело богобоязненное Адмиралтейство, иначе Хорнблоуэр, как истинный последователь Гиббона, постарался бы без них обойтись. По крайней мере ему удавалось не брать на борт капеллана священников он не выносил на дух. Он смотрел, как матросы тащат скамейки для себя и стулья для офицеров. Работали они весело и споро, хотя и не с той заученной слаженностью, которая отличает вышколенную команду. Браун старшина капитанской шлюпки - накрыл скатертью шканцевый нактоуз, сверху положил Хорнблоуэровы библию и молитвенник. Хорнблоуэр не любил эти службы: всегда оставалась вероятность, что какой-нибудь начетчик из числа подневольных прихожан - католик или сектант - не пожелает присутствовать. Религия - единственная сила, способная разорвать дисциплинарные путы; Хорнблоуэр не забыл одного не в меру ревностного штурманского помощника, утверждавшего, что капитан якобы не вправе читать благословение - как будто он, королевский представитель, Божий представитель, в конце концов - не может благословлять, если ему вздумается!
Он сумрачно оглядел рассевшихся матросов и принялся читать. Раз уж приходится это делать, можно с тем же успехом делать хорошо. Читая, он, как всегда, восхитился красотой Кранмеровской прозы и блеском интерпретации. Кранмера сожгли на костре двести пятьдесят лет назад - лучше ли ему оттого, что сейчас читают его молитвенник?
Все индийцы несут пушки - у "Лорда Монингтона" так по восемнадцать орудийных портов в каждом борту - и на большом расстоянии они от капера отобьются. Поэтому люггеры постараются взять их на абордаж - ни абордажные сетки, ни команда торгового судна не остановят снедаемых алчностью французов. Люггеры будут маневрировать, чтоб отрезать кого-то из индийцев от "Сатерленда" - пока тот будет лавировать против ветра, французы захватят судно и уведут из-под самого его носа. До этого доводить нельзя, однако индийцы тихоходны, команда "Сатерленда" необучена, а французы маневрируют с быстротой молнии - к тому же их двое, отбиваться придется сразу от обоих.
Теперь и с палубы можно было различить над самым горизонтом темные прямоугольники обрасопленных круто к ветру парусов. Они приближались, исполненные угрозы, и Хорнблоуэр уже различал не одни призрачные силуэты на фоне ясного неба. Люггеры были малы, не больше чем на двадцать пушек каждый, да и то девятифунтовок - подойди они близко к "Сатерленду", тот потопил бы их двумя бортовыми залпами. Но они быстроходны - над горизонтом уже показались их корпуса, и Хорнблоуэр различал белую воду под водорезами. Люггеры шли по меньшей мере на румб круче к ветру, чем это возможно для "Сатерленда". На каждом человек полтораста, если не больше: каперам не приходится заботиться об удобствах для команды, достаточно выскользнуть из порта, захватить приз и скрыться обратно.
- Мы подготовим корабль к бою? - осмелился спросить Буш.
- Нет, - буркнул Хорнблоуэр. - Поставьте людей на боевые посты и погасите огонь.
Серьезного сражения не предвидится - нет необходимости снимать переборки, подвергать опасности свое имущество и живность. Однако шальное девятифунтовое ядро, угодившее в камбузный огонь, может поджечь все судно. Под приглушенные угрозы и брань унтер-офицеров матросы двинулись к своим постам. Иных пришлось вести или подталкивать - кое-кто все еще путал правый и левый борт.
- Пожалуйста, зарядите и выдвиньте пушки, мистер Буш.
Больше половины матросов никогда не видели стреляющей пушки. Сейчас они впервые услышат сумасшедшую музыку грохочущих по доскам орудийных катков. У Хорнблоуэра при этом звуке перехватило дыхание - столько пробудилось воспоминаний. Он пристально наблюдал за каперами, но тех выдвинутые пушки явно не напугали. Люггеры шли прежним курсом, в бейдевинд, наперехват конвою. Впрочем, опасность, как никакие приказы, согнала торговцев вместе. Только страх мог заставить шкиперов сбиться в такую тесную кучу. По бортам судов натягивали абордажные сетки, выдвигали пушки. Слабая защита, но сейчас главное, что они вообще готовы защищаться.
Громыхнул выстрел, у борта первого капера показался клуб дыма; куда угодило ядро, Хорнблоуэр не видел. Тут на грот-мачтах обоих люггеров взмыли трехцветные флаги; в ответ на этот наглый вызов Хорнблоуэр приказал поднять на флагштоке "Сатерленда" красный военно-морской флаг. В следующий момент люггеры поравнялись с "Уолмерским замком", самым дальним из кораблей. Они явно намеревались подойти еще ближе.
- Поставьте брамсели, мистер Буш, - сказал Хорнблоуэр. - Право руля. Одерживай. Так держать.
"Уолмерский замок" в страхе метнулся вбок и едва не налетел на соседа справа - тот еле-еле успел положить руль на борт. В следующее мгновение "Сатерленд" оказался рядом. Люггеры отпрянули, уворачиваясь от грозного бортового залпа, первая неуклюжая атака была отбита.
- Обстенить грот-марсель! - проревел Хорнблоуэр.
Крайне важно сохранить выгодную позицию на ветре от индийцев - отсюда "Сатерленд" мгновенно устремится туда, где возникнет угроза. Конвой медленно продвигался вперед, люггеры держались впереди. Хорнблоуэр не сводил подзорной трубы с маленьких суденышек, по многолетней привычке удерживая их в поле зрения, как ни кренилась палуба под ногами. Они со слаженностью часового механизма повернули и понеслись к "Лорду Монингтону" на правом фланге, как гончие, преследующие оленя, чтобы вцепиться ему в глотку. "Лорд Монингтон" уклонился от курса, "Сатерленд" понесся к нему, люггеры молниеносно повернули оверштаг и снова двинулись к "Уолмерскому замку".
- Руль круто направо, - отрывисто бросил Хорнблоуэр. К его облегчению "Уолмерский замок" сумел обстенить марсель, и "Сатерленд" поспел к нему вовремя. Он срезал "Уолмерскому замку" корму, и Хорнблоуэр увидел усатого шкипера за штурвалом и полдюжины туземных матросов, в панике носящихся по палубе. Люггеры умчались прочь, вновь увернувшись от пушек "Сатерленда". Вокруг одного из торговых судов клубился дым: очевидно, оно выпустило в никуда целый бортовой залп.
- Зря порох тратят, - подсказал Буш, но Хорнблоуэр, занятый расчетами, не ответил.
- Пока им хватит ума держаться кучей... - начал Кристэл.
Это было очень важно - если караван рассеется, по частям его Хорнблоуэру не защитить. Ни славы, ни чести не сулило ему состязание между линейным кораблем и двумя маленькими каперами - если Хорнблоуэр их отобьет, никто про это потом не вспомнит, если же потеряет хоть одно из вверенных ему судов, навлечет на себя всеобщее негодование. Он подумал было просигналить подопечным, чтоб держались вместе, но тут же отказался от этой мысли. Сигналы только собьют их с толку, да еще половина неправильно прочтет флажки. Лучше положиться на их природный инстинкт самосохранения.
Каперы снова привелись к ветру и двинулись в бейдевинд прямо за кормой у "Сатерленда". По одному их виду, по узким черным корпусам и круто наклоненным мачтам, Хорнблоуэр угадывал, что они замыслили новый маневр. Он не сводил с них напряженных глаз. Передовой люггер повернул направо, второй - налево. Они разошлись и теперь оба неслись в бакштаг, накренясь под резким ветром, словно олицетворение зловещей целесообразности, и вода пенилась под их носами. Оторвавшись от "Сатерленда", они атакуют караван с противоположных флангов. Едва успев отогнать одного, он должен будет возвращаться и отгонять другого.
На секунду Хорнблоуэр подумал, не привести ли ему весь караван к ветру, но только на секунду. В попытке выполнить такой маневр торговые суда либо рассеются, либо покалечат друг друга, и, в любом случае, станут легкой добычей неприятеля. Остается разбираться с каперами по очереди. Похоже, что это безнадежно, но отбросив единственно возможный план, ничего не выиграешь. Хорнблоуэр решил играть до последнего.
Он выпустил из рук подзорную трубу и, цепляясь за бизань-ванты, вспрыгнул на поручень. Сосредоточенно вгляделся в своих врагов, поворачиваясь то к одному, то к другому, прикидывая их скорость, просчитывая курс. Лицо его застыло от напряжения. Правый люггер был чуть ближе к каравану - он и нападет первым. Если сперва разделаться с ним, останется минута, чтоб вернуться и атаковать второй. Еще взгляд на противника - и Хорнблоуэр утвердился в принятом решении. Теперь он готов был поставить на него свою репутацию, о которой, впрочем, от волнения позабыл и думать.
- Два румба вправо, - крикнул он.
- Два румба вправо, - откликнулся рулевой.
"Сатерленд" двинулся из кильватера каравана наперерез первому люггеру. Тот, в свою очередь, метнулся вбок, чтоб не угодить под сокрушительный бортовой залп, и теперь быстро удалялся. Более ходкий, он обгонял и караван и эскорт. "Сатерленд", стараясь держаться между капером и торговыми судами, увлекался все дальше и дальше от второго люггера. Это Хорнблоуэр предвидел, на этот риск он шел с самого начала - если французы будут действовать слаженно, он проиграет. Ему не удастся отогнать первый люггер далеко в подветренную сторону и быстро вернуться ко второму. Он и так сильно продвинулся по ветру, однако продолжал нестись прежним курсом, теперь вровень с караваном и первым люггером. Тут второй люггер повернул, готовясь атаковать караван.
- Командуйте к брасам, мистер Буш! - крикнул он. - Руль круто направо.
"Сатерленд" развернулся и, накренясь, ринулся в галфвинд, неся чуть больше парусов, чем это разумно. Рассекая воду, мчался он к индийцам - те в смятении пытались уклониться от врага. Словно сквозь лес парусов и мачт Хорнблоуэр видел темные паруса люггера, настигавшего беззащитный "Уолмерский замок" - то ли тот плохо слушался руля, то ли им плохо управляли, в общем, он подотстал. Хорнблоуэр просчитывал десяток факторов разом. Мозг его работал как сложнейшая машина, предугадывая курс люггера и шести индийцев, учитывая возможные вариации, вызванные личными особенностями капитанов. Надо было держать в уме скорость "Сатерленда" и ветровой снос.
Обходить рассыпавшийся караван - слишком долго, это лишит его преимуществ внезапности. Хорнблоуэр тихо приказал рулевому править в сужающийся просвет между двумя судами. На "Лорде Монингтоне" увидели, что к ним несется двухпалубник, и повернули - Хорнблоуэр на это и рассчитывал.
- Приготовиться у пушек! - прогремел он. - Мистер Джерард! Дадите бортовой залп по люггеру, когда будем проходить мимо.
"Лорд Монингтон" остался позади, теперь впереди "Европа" - она только что повернула и, казалось, сейчас врежется в "Сатерленд".
- Чтоб ей лопнуть! - орал Буш. - Чтоб...
"Сатерленд" срезал "Европе" нос, ее ватерштаг чуть не проехал по их бизань-вантам. В следующую секунду "Сатерленд" проскочил в сужающийся просвет между двумя другими судами. Вот и "Уолмерский замок" - люггер, не ожидающий увидеть "Сатерленд" так близко, уже взял его на абордаж.
В наступившей тишине слышен был лязг оружия - французы карабкались на низкую палубу индийца. Тут они увидели несущийся на них линейный корабль. Матросы попрыгали обратно в люггер, и объединенными лихорадочными усилиями двухсот рук подняли громоздкий марсель. Люггер развернулся, как волчок - но поздно.
- Обстените крюйсель, - бросил Хорнблоуэр Бушу. - Мистер Джерард!
"Сатерленд" замер, готовясь нанести сокрушительный удар.
- Цельсь! - завопил Джерард, вне себя от возбуждения. Он был у баковой секции пушек, которой предстояло первой поравняться с люггером. - Ждите, пока пушки укажут на него! Пли!
Корабль медленно разворачивался, пушки стреляли одна за другой - время для Хорнблоуэра замедлилось, и ему казалось, что это длится минут пять. Выстрелы шли неравномерно, некоторые канониры явно поджигали раньше, чем их орудия поравнялись с люггером. Углы тоже были выбраны неверно - ядра падали по обоим бортам люггера и далеко за ним. И все же кто-то попал. От люггера полетели щепки, порвались несколько вант. На людной палубе возникли как бы водовороты - это там, где пролетело ядро.
Свежий ветер мгновенно развеял пороховой дым, открыв взорам люггер в сотне ярдов от "Сатерленда". Расправив паруса, он быстро скользил по воде он еще мог спастись. Хорнблоуэр велел рулевому спуститься под ветер - он хотел дать еще один бортовой залп. В это мгновение девять клубов дыма над бортом люггера возвестили, что французы стреляют из своих пушечек.
Целили они метко. Коротко пропело в ухе пролетевшее над головой ядро, затрещали доски - еще два ядра угодили в корпус. Дистанция большая толстая деревянная обшивка должна выдержать.
Хорнблоуэр, перегнувшись через поручень, услышал, как грохочут катки на "Сатерленде" снова выдвигали пушки.
- Цельте лучше! - прокричал он. - Ждите, пока пушки поравняются с люггером!
"Сатерленд" продолжал уваливаться, пушки гремели по одной, по две. На каждую из семидесяти четырех пушек приходилось лишь по одному опытному матросу, и, хотя офицеры, распоряжающиеся батареей левого борта, отослали часть своих людей на правую, опытных канониров они, естественно, на всякий случай приберегли. А в старой команде и не было семидесяти четырех опытных наводчиков - Хорнблоуэр вспомнил, как трудно было составлять вахтенное расписание.
- Запальные отверстия закрыть! - прокричал Джерард. Голос его звенел от волнения. - Отлично! Молодцы, ребята!
Большая грот-мачта люггера вместе со стеньгой и вантами наклонилась к борту и зависла на несколько мгновений, прежде чем рухнуть. Однако французы отстреливались - один раз выпалило ближайшее к корме орудие. Хорнблоуэр повернулся к рулевому. Он собирался подвести "Сатерленд" на расстояние пистолетного выстрела и добить противника. Волнение обуревало. В последнюю секунду он вспомнил про свои обязанности: он дал другому люггеру время подобраться к каравану, и теперь дорога каждая секунда. Приказывая положить "Сатерленд" на другой галс, он отметил свое возбуждение как занятный психологический феномен. Вдогонку им с люггера выстрелили еще раз - грохот дико прокатился над бурным морем. Черный корпус люггера походил на искалеченного жука-плавунца. На палубе кто-то размахивал трехцветным флагом.
- Прощай, мусью, - сказал Буш. - Придется тебе попотеть, пока доползешь до Бреста.
"Сатерленд" мчался новым курсом; индийцы развернулись и, словно овечье стадо, подгоняемое псом-люггером, устремились к "Сатерленду". Увидев, что тот несется навстречу, капер вновь метнулся в сторону и повернул оверштаг, чтоб вновь атаковать "Уолмерский замок". Хорнблоуэр развернул "Сатерленд", и "Уолмерский замок" бросился под его защиту. Отбиваться от одного врага несложно было даже неповоротливому "Сатерленду". Через несколько минут это поняли даже французы - бросив преследование, они двинулись на подмогу покалеченному товарищу.
Хорнблоуэр наблюдал, как развернулся и наполнился большой люггерный парус, как суденышко накренилось и пошло в бейдевинд; другой капер, тот, что лишился мачт, уже пропал из виду. Приятно было видеть, как удирает последний француз. На месте его капитана, Хорнблоуэр бросил бы товарища пусть выбирается, как знает - а сам преследовал бы конвой до темноты; глядишь, ночью кто-нибудь из торговцев и отстанет.
- Можете закрепить пушки, мистер Буш, - сказал Хорнблоуэр наконец.
Кто-то на главной палубе закричал "ура!"; вся команда подхватила. Матросы размахивали шапками, словно только что выиграли Трафальгарское сражение.
- Молчать! - заорал Хорнблоуэр вне себя от ярости. - Мистер Буш, пошлите матросов ко мне на корму.
Они подошли, ухмыляясь, толкаясь и дурачась, как школьники, даже новички в пылу сражения позабыли про морскую болезнь. При виде такого идиотизма у Хорнблоуэра закипела кровь.
- Молчать! - рявкнул он. - Чем это вы таким отличились? Отпугнули пару люггеров не больше нашего барказа! Двумя бортовыми залпами с семидесятичетырехпушечного корабля сбили одну-единственную мачту! Да вы должны были разнести его в щепки! Два бортовых залпа, приготовишки несчастные! К настоящему сражению вы научитесь стрелять - об этом позабочусь я и девятихвостая кошка. А как вы ставите паруса! Португальские негры и те управляются лучше!
Нельзя отрицать, что слова, идущие от чистого сердца куда действеннее любых риторических ухищрений. Матросов глубоко впечатлил неподдельный гнев капитана, раздосадованного их бестолковостью и неповоротливость. Они повесили головы и переминались с ноги на ногу, осознав, что не совершили никаких особенных подвигов. Надо быть справедливым - столь бурное ликование больше чем наполовину было вызвано последним отчаянным маневром, когда они неслись между близко идущими судами. В последующие годы они приукрашивали и приукрашивали эту историю, ставшую излюбленной матросской байкой, пока не стали уверять, будто Хорнблоуэр в ревущий шторм провел двухпалубный корабль сквозь эскадру в сто судов, причем все сто в это время двигались разными курсами.
- Прикажите играть отбой, мистер Буш, - сказал Хорнблоуэр. - А когда матросы позавтракают, можете устроить парусные учения.
Теперь возбуждение сменилось реакцией, и ему хотелось поскорее укрыться на кормовой галерее. Но вот Уолш, врач, рысцой подбежал по палубе и козырнул.
- Докладываю, сэр, - сказал он. - Один уорент-офицер убит. Никто из офицеров и матросов не ранен.
- Убит? - У Хорнблоуэра отвисла челюсть. - Кто убит?
- Джон Харт, мичман, - отвечал Уолш. Харт был способным матросом на "Лидии", Хорнблоуэр сам выхлопотал ему уорент-офицерский патент.
- Убит? - повторил Хорнблоуэр.
- Если хотите, сэр, я помечу его "смертельно ранен", - сказал Уолш. Ему оторвало ногу девятифунтовым ядром, влетевшим в орудийный порт номер одиннадцать нижней палубы. Он был еще жив, когда его принесли вниз, но в следующую минуту умер. Разрыв подколенной артерии.
Уолш был назначен недавно и под началом Хорнблоуэра не служил - не то воздержался бы от таких подробностей.
- Прочь с дороги, черт вас подери, - рявкнул Хорнблоуэр.
Желанное одиночество испорчено. Позже предстоят похороны - флаг приспущен, реи в знак траура наклонены. Уже это раздражало. И погиб Харт улыбчивый долговязый юноша. Всякая радость улетучилась. Буш на шканцах счастливо улыбался, довольный недавним успехом и предстоящими учениями. Он охотно побеседовал бы с капитаном, Джерард - он стоял рядом - похоже, рвется обсудить свои драгоценные пушки. Хорнблоуэр посмотрел на них сурово, подождал - не заговорят ли. Однако они не зря служили с ним столько лет оба разумно промолчали.
Он повернулся и пошел вниз; индийцы подняли сигналы, дурацкие поздравления, вероятно, половина безграмотная. Можно положиться на Буша он будет сигналить "не понял", пока эти идиоты не исправятся, а потом поднимет единственный сигнал - подтверждение. Хорнблоуэр не хотел никого видеть, не хотел никого слышать. Лишь одно утешение обрел он в этом ненавистном мире - пока "Сатерленд" идет на фордевинд, а караван под ветром, на кормовой галерее можно укрыться от всех, даже от назойливых подзорных труб, направленных с других кораблей.
VII
Хорнблоуэр докуривал сигару, когда наверху заиграли построение. Запрокинув голову и глядя из-под укрытия кормовой галереи на блаженно-голубое небо, он выпустил дым, потом поглядел вниз, на синее море и ослепительно-белую кильватерную струю, вырывающуюся из-под кормового подзора. Над головой отдавалась чеканная поступь морских пехотинцев (они выстраивались на полуюте), а затем - короткое шарканье тяжелых ботинок (это они по приказу своего капитана выровняли строй). Когда все снова стихло, Хорнблоуэр выбросил сигару за борт, одернул парадный мундир, водрузил на голову треуголку и - левая рука на рукояти шпаги - с достоинством вышел на полупалубу. На шканцах ждали Буш, Кристэл и вахтенный мичман. Они отдали честь, с кормы донеслось щелк-щелк-щелк - пехотинцы взяли на караул.
Хорнблоуэр неторопливо огляделся: воскресной его обязанностью было осматриваться судно, и он, пользуясь случаем, наслаждался живописной картиной. В такт качанию судна в голубом небе над головой медленно кружили пирамиды парусов. Палубы были белы, как снег - Буш добился этого десятидневными упорными трудами: и в это утро воскресного смотра напряженная упорядоченность военного корабля ощущалась особенно остро. Из-под опущенных ресниц Хорнблоуэр украдкой обозревал команду, выстроившуюся одной длинной шеренгой на переходном мостике и главной палубе. Матросы стояли навытяжку, молодцеватые в парусиновых штанах и рубахах. Его интересовало их настроение, и он знал, что со шканцев увидит больше, чем проходя вблизи. Можно угадать некий вызов в том, как стоит недовольная команда удрученную выдадут вялость и апатия. К своей радости Хорнблоуэр не приметил ни того, ни другого.
Десять дней тяжелого труда, постоянной муштры, неусыпного надзора, суровости, смягченной добродушием - все это пошло матросам на пользу. Три дня назад Хорнблоуэр вынужден был пятерых выпороть. Он с каменным лицом выстоял экзекуцию, хотя от свиста девятихвостой кошки у него сжималось внутри.
Одному из наказанных - старому матросу, который подзабыл, чему его учили, и нуждался в напоминании - это, возможно, будет в некотором роде наукой, четырех остальных исполосованные спины не научат ничему. Хорошими моряками им не стать, обычные скоты, которых скотское обращение по крайней мере не сделает хуже. Пусть на их примере самые своенравные поймут, чем чревато непослушание - люди необразованные усваивают лишь то, что видели своими глазами. Лекарство это сильнодействующие, тут важно не пересолить, однако и слишком малая доза может не подействовать. Беглый взгляд со шканцев убеждал Хорнблоуэра, что отмерено было в аккурат.
Он еще раз огляделся, любуясь красотой образцового судна, белых парусов, голубого неба, багряно-белыми мундирами морской пехоты, сине-золотыми офицеров; законченный артистизм картине придавал последний штрих, легкое напоминание, что даже в день смотра не прекращается напряженное биение корабельной жизни. Более четырехсот человек стоят навытяжку, ловя малейшее капитанское слово, однако рулевой у штурвала не сводит глаз с нактоуза и нижней шкаторины грота, впередсмотрящий на мачте и вахтенный офицер с подзорной трубой своим видом напоминают, что корабль движется выбранным курсом и готов исполнять свой долг перед королем и Отечеством.
Хорнблоуэр начал обход. Он прошелся вдоль выстроенных в шеренги пехотинцев, но глаза его скользили по солдатам, не замечая их. Капитан Моррис и сержанты без него проследят, чтобы пуговицы были начищены, а портупеи натерты белой глиной. Пехотинцев, в отличие от матросов, муштровали до полного автоматизма - Хорнблоуэр мог не забивать себе ими голову. Даже сейчас, спустя десять дней после выхода в море, он не знал в лицо и по имени почти ни одного из девяноста стоящих на палубе солдат.
Он прошел мимо выстроенных в шеренгу матросов, мимо застывших перед строем дивизионных офицеров. Это было любопытнее. Матросы стояли подтянутые, ладные в белой одежде - интересно, многие ли догадываются, что плату за штаны и рубахи удержали из нищенского жалованья, которое выдали им при вербовке? Некоторые новички страшно обгорели, неосторожно подставившись вчера под палящее солнце, у светловолосого верзилы сошла почти вся кожа с плеч, загривка и лба. Хорнблоуэр узнал Уэйтса, осужденного за кражу овец на выездной сессии в Экстере - неудивительно, что он так обгорел, ведь за долгие месяцы в тюрьме кожа его совершенно побелела. Волдыри наверняка причиняют чудовищную боль.
- Проследите, чтоб Уэйтс зашел сегодня к врачу, - сказал Хорнблоуэр дивизионному офицеру. - Пусть ему дадут гусиного жира или что там пропишет врач.
- Есть, сэр, - отвечал унтер-офицер.
Хорнблоуэр прошел вдоль шеренги, внимательно разглядывая каждого. Лица, которые прочно засели в памяти, лица людей, чьи фамилии он и сейчас с трудом припоминал. Лица, которые он изучал два года назад в далеком Тихом океане на борту "Лидии", лица, которые он впервые увидел несколько дней назад, когда Джерард привез из Сент-Ива полную шлюпку ничего не соображающих пленников. Смуглые лица и бледные, мальчишеские и пожилые, глаза голубые, карие, серые. Множество мимолетных впечатлений застревали у Хорнблоуэра в мозгу - он будет переваривать их позже, одиноко прогуливаясь на кормовой галерее и намечая, как еще он улучшит команду.
"Этого Симса надо произвести в бизань-марсовые старшины. Он справится. А это кто? Даусон? Нет, Даукинс. Стоит с кислой миной. Из шайки Годдара и, похоже, до сих пор недоволен, что Годдара высекли. Надо запомнить".
Солнце палило, корабль мягко качался на спокойном море. С команды Хорнблоуэр перенес внимание на корабль - крепление пушек, укладку тросов, чистоту палуб, камбуза, полубака. Делал он это для проформы: небеса обрушились бы прежде, чем Буш недоглядел за своими обязанностями. Но Хорнблоуэр продолжал с самым важным видом осматривать корабль. Странным образом это производит впечатление на матросов - бедные глупцы будут больше стараться для Буша, полагая, что Хорнблоуэр за ним приглядывает, и больше стараться для Хорнблоуэра, полагая, что от его взгляда ничего не укроется. К каким только обманам он не прибегает, чтоб завоевать уважение команды! Незаметно для других, Хорнблоуэр невесело усмехнулся.
- Я доволен смотром, мистер Буш, - сказал он, вернувшись на шканцы. Не надеялся застать корабль в таком порядке. Буду ожидать дальнейших улучшений. Теперь можете оснастить церковь.
Воскресные службы ввело богобоязненное Адмиралтейство, иначе Хорнблоуэр, как истинный последователь Гиббона, постарался бы без них обойтись. По крайней мере ему удавалось не брать на борт капеллана священников он не выносил на дух. Он смотрел, как матросы тащат скамейки для себя и стулья для офицеров. Работали они весело и споро, хотя и не с той заученной слаженностью, которая отличает вышколенную команду. Браун старшина капитанской шлюпки - накрыл скатертью шканцевый нактоуз, сверху положил Хорнблоуэровы библию и молитвенник. Хорнблоуэр не любил эти службы: всегда оставалась вероятность, что какой-нибудь начетчик из числа подневольных прихожан - католик или сектант - не пожелает присутствовать. Религия - единственная сила, способная разорвать дисциплинарные путы; Хорнблоуэр не забыл одного не в меру ревностного штурманского помощника, утверждавшего, что капитан якобы не вправе читать благословение - как будто он, королевский представитель, Божий представитель, в конце концов - не может благословлять, если ему вздумается!
Он сумрачно оглядел рассевшихся матросов и принялся читать. Раз уж приходится это делать, можно с тем же успехом делать хорошо. Читая, он, как всегда, восхитился красотой Кранмеровской прозы и блеском интерпретации. Кранмера сожгли на костре двести пятьдесят лет назад - лучше ли ему оттого, что сейчас читают его молитвенник?