Ощутительно стрекотали кузнечики. На берегу матросы грузили бочки с солониной и мешки с сухарями. С этим отлично справится Кавендиш. Хорнблоуэр развернул лошадь и поскакал наверх. На краю обрыва уже собирались матросы с вьючными мулами. Хорнблоуэр распорядился разгружать и вести мулов обратно к пушкам, сам же поскакал дальше.
Уже в полумиле от расщелины он наткнулся на первую пушку. Эти полмили дорога имела довольно крутой уклон от берега, люди и лошади с усилием тащили вверх чугунную махину. При виде Хорнблоуэра матросы закричали "ура!"; он помахал шляпой и постарался выпрямиться в седле, как заправский ездок. Хорошо хоть Браун сидит в седле еще хуже, по сравнению с ним любой покажется наездником. Вдалеке щелкали выстрелы, неестественно громкие в нагретом воздухе - это Лайрд отстреливался от наступающих французов.
Хорнблоуэр поехал дальше, Браун и Лонгли за ним, мимо моряков, волокущих по крутым склонам тяжелые пушки, туда, где стреляли. В одном месте он увидел брошенные испанцами ядра. До корабля их не дотащить придется оставить. Неожиданно для себя он оказался на месте боевых действий. Здесь каменистое нагорье состояло из череды бугров и западин, густо заросших кустарником. Несмотря на стрельбу, кузнечики стрекотали все так же громко. Лайрд построил своих людей за невысокой грядой, сам же стоял на каменной глыбе. В одной руке у него был лиловый носовой платок, в другой - обнаженная шпага. Кругом свистели пули, тем не менее, вид у Лайрда был самый что ни на есть довольный, и на Хорнблоуэра он поглядел словно художник, которого отвлекли от созидания шедевра.
- Все в порядке? - спросил Хорнблоуэр.
- Так точно, - отвечал Лайрд и нехотя добавил. - Посмотрите сами.
Хорнблоуэр слез с лошади, вскарабкался на глыбу и осторожно утвердился на скользком камне рядом с майором.
- Мы имеем возможность наблюдать, - наставительно сообщил Лайрд, - что на пересеченной местности организованному войску следует держаться дороги. Разрозненные отряды быстро теряют направление, а колючая растительность как нельзя лучше препятствует перемещениям.
С глыбы Хорнблоуэр видел зеленое море - почти непроходимые средиземноморские "маки" * [maquis - в средиземноморских странах - густые колючие заросли, состоящие преимущественно из терновника, мирта, земляничного дерева и вереска.], среди которых еле-еле угадывались алые мундиры морских пехотинцев. То там, то сям плыли по воздуху дымки от выстрелов. На противоположном склоне кусты шевелились и тоже плыли дымки. Хорнблоуэр видел белые лица, синие мундиры, а временами и белые штаны продиравшихся сквозь заросли французов. Дальше была дорога, и по ней двигалась пехотная колонна. Над головой у Хорнблоуэра просвистели две-три ружейные пули.
- Мы здесь в полной безопасности, - продолжал Лайрд - пока неприятель не обошел нас с фланга. Поглядев направо, мы можем видеть, что по параллельной дороге наступает французский полк. Как только он дойдет вот до того тернового куста, мы должны будем отступить на другую позицию. К счастью, дорога эта представляет собой всего лишь козью тропу неопределенного направления. Возможно, она вовсе и не выведет к этому терновому кусту.
Хорнблоуэр взглянул туда, куда указывал Лайрд, и увидел цепочку движущихся киверов, цепочка изгибалась, подтверждая слова Лайрда, что там не дорога, а всего лишь узкая тропинка. Мимо опять просвистела пуля.
- Французы, - заметил Лайрд, - стреляют еще хуже, чем в Меде, где я имел честь служить под началом сэра Джона Стюарта. Они вот уже полчаса безуспешно пытаются в меня попасть и явно не попадут. Однако теперь, когда нас двое, их шансы удвоились. Я бы посоветовал вам, сэр, слезть с камня и проследить, чтоб колонна двигалась побыстрее.
Они скрестили взгляды. Хорнблоуэр отлично знал, что прикрывать отступление - дело Лайрда, и, поскольку тот отлично справляется, нечего ему мешать. Не слезал же он потому, что боялся показаться трусом. Тут пуля чуть не сбила с него треуголку - он еле успел подхватить.
- Та колонна, - спокойно заметил Лайрд, - приближается к терновому кусту. Должен официально просить вас, сэр, - он растянул длинное слово, так что получилось "офиссиа-а-ально", - вернуться на дорогу до того, как я скомандую отступать. Передислокация будет происходить по необходимости поспешно.
- Очень хорошо, майор. - Хорнблоуэр против воли улыбнулся и по возможности достойно сполз с камня. Он сел на лошадь и рысью поскакал по дороге. Сняв треуголку, он не без гордости обнаружил, что пуля пробила золотой позумент и прошла в двух дюймах от головы - а ведь он ничуть не испугался.
Там, где дорога взбиралась на очередной перевал, он снова натянул поводья - выстрелы за спиной щелкали чаще.
Он подождал. На дороге появились бегущие пехотинцы с капитаном Моррисом во главе. Не обращая на Хорнблоуэра внимания, они рассыпались в кустах по сторонам дороги, ища откуда удобнее будет прикрывать отступление товарищей. Затрещали выстрелы, и на дороге появились остальные пехотинцы, впереди майор Лайрд, позади молодой лейтенант и еще человек шесть отстреливались предупредительными выстрелами.
Убедившись, что отступление прикрыто надежно, Хорнблоуэр поехал туда, где у подножия склона застряла последняя пушка. Усталые лошади оступались на каменистой почве, копыта их скользили. Матросы и понукали, и сами тянули, но их было всего шестеро, а не пятьдесят, как на пути сюда. Пришлось им подсунуть под колеса ломы и так фут за футом выталкивать пушку, напряженные голые спины - рубахи скинули почти все - лоснились от пота. Хорнблоуэр ломал голову, что бы им такое сказать.
- Давай, налегай, ребята. У Бони нет таких славных пушечек. Не позволим, чтоб из-за даго они достались ему в подарок на день рождения.
Испанская колонна длинным червем взбиралась по крутому склону столовой возвышенности. Хорнблоуэр провожал их ненавидящим взглядом. Испанцы! Гордый народ, которому гордость не мешает выпрашивать подачки, который люто ненавидит чужестранцев и почти так же - соотечественников. Этот народ невежествен, доведен до нищеты дурными правителями, промотавшими богатства, которыми щедро одарила природа этот благодатный край. Такая Испания неизбежно привлекает завоевателей, и если французы еще не покорили ее, за это надо благодарить англичан. Со временем распри между либералами и консерваторами разорвут страну на куски, и в это смутное время европейские державы, сговорившись, поспешат расхватать, что плохо лежит. Столетия гражданских войн и вторжения извне ждут Испанию, если испанцы не наведут порядок в собственном доме.
Хорнблоуэр с трудом оторвался от абстрактных рассуждений и постарался вернуться к проблемам более насущным. Надо было отослать освободившихся вьючных мулов к пушкам, перераспределить усталых людей, быстрее перетащить оставшийся груз: беспорядочная стрельба позади напоминала, что его люди несут потери, чтоб этот самый груз не достался неприятелю. Решительно запретив себе сомневаться - а стоит ли игра свеч - Хорнблоуэр ударом шпор погнал по дороге обессилевшую лошадь.
По крайней мере половина пушек была уже на берегу - спустить их по расщелине на песок будет уже не так трудно, - остальные быстро приближались к устью расщелины, с берега все припасы перегрузили в шлюпки, и первую пушку затаскивали на понтон. Распоряжавшийся работой Кавендиш повернулся к Хорнблоуэру.
- Как быть с лошадьми и мулами, сэр?
Перевезти в шлюпках сто пятьдесят животных не легче чем перевезти пушки, да и на борту с ними хлопот не оберешься. Однако нельзя допустить, чтоб они достались французам - сейчас в Испании это самый дорогой трофей. Разумнее всего было бы заколоть их на берегу. Однако ценность их слишком велика. Если погрузить их на корабли, можно позднее передать их испанцам. А жуткая бойня на берегу подействовала бы на матросов хуже, чем беспорядочное бегство. Кормить животных можно сухарями - судя по их виду, им и это покажется отличной кормежкой. Проблема питьевой воды тоже разрешима. Лайрд надежно прикрывает отступление, солнце быстро садится за столовой возвышенностью.
- Пошлите их на борт с другими припасами, - сказал Хорнблоуэр помолчав.
- Есть, сэр, - отозвался Кавендиш, не подавая виду, о чем думает думать же он мог только о том, что легче затащить в шлюпки и поднять на борт пушки, чем мулов.
Погрузка продолжалась. Одна из пушек, со свойственной ее племени злокозненностью, по пути через расщелину свалилась с лафета, но матросы не растерялись - ломами столкнули железную махину на песок и покатили, как бочку, на понтон и дальше в барказ. Корабельными талями ее можно будет без труда уложить на лафет. Хорнблоуэр слез с лошади, и матросы повели ее к шлюпке, сам же пешком поднялся на вершину обрыва, выбрал место, откуда видел и берег, и устье расщелины, где укрепился Лайрд.
- Беги к майору Лайрду, - приказал он Брауну, - и скажи: все уже на берегу.
Тут все начало меняться очень быстро. Видимо, когда Браун подбежал к пехотинцам, те уже отступали, торопясь занять позицию на краю обрыва, примерно там же, где стоял сам Хорнблоуэр. Французы следовали по пятам Хорнблоуэр видел, как мельтешат в кустах синие мундиры. Выстрелы гремели, не умолкая.
- Берегитесь, сэр! - закричал вдруг Лонгли. Он сильно толкнул капитана вбок, так что тот, чуть не упав, спрыгнул с большого плоского камня. Над головой у него просвистели две или три пули. В то же мгновение он увидел, что человек пятьдесят французов бегут к нему: они были между ним и ближайшими морскими пехотинцами. Единственный путь к отступлению лежал через обрыв, и решаться надо было немедленно.
- Сюда, сэр! - завопил Лонгли. - Вниз!
Он спрыгнул на узкий карнизик и замахал Хорнблоуэру руками. Двое солдат бежали со штыками наперевес, один что-то выкрикивал, но что, Хорнблоуэр не разобрал. Он прыгнул вслед за Лонгли на узкую приступочку футах в десяти под обрывом, едва не промахнулся и с трудом устоял над стофутовой пропастью. Лонгли поймал его за руку и, отклонившись назад, принялся сосредоточенно и до жути спокойно разглядывать предстоящий спуск.
- Лучше сюда, сэр, видите тот куст? Если до него доберемся, значит, спустимся. Оттуда идет что-то вроде расщелины вон к той, побольше. Можно я первый, сэр?
- Да, - сказал Хорнблоуэр.
Над головой прогремел выстрел. Пуля пролетела так близко, что щеку обдало ветром - французы стреляли, перегнувшись через край обрыва. Лонгли собрался с духом и прыгнул, проехался в облаке пыли вместе с лавиной щебня и уцепился за куст, на который показывал Хорнблоуэру. Осторожно нащупав опору для ног, он вновь позвал капитана. Хорнблоуэр уговаривал себя, что надо прыгать, и никак не мог решиться. Еще пуля - на этот раз она ударила в карниз у его ног. Повернувшись лицом к обрыву, Хорнблоуэр тяжело сполз с карниза и заскользил вниз, чувствуя, как рвется о камни одежда. Он въехал в куст, с треском ломая ветки, и судорожно вцепился, ища, на что бы встать.
- Сюда, сэр. Хватайтесь рукой за этот камень. Ногу ставьте в трещину. Нет! Не эту ногу! Другую!
От волнения голос у Лонгли срывался на писк, как у летучей мыши, он сам полз по склону и одновременно советовал капитану, куда перехватывать руки и переставлять ноги. Хорнблоуэр висел на обрыве, как муха на оконном стекле. Руки и ноги ныли от напряжения после бессонной ночи и трудного дня. Пуля попала в камень между ним и мичманом, отскочивший камешек больно ударил в колено. Хорнблоуэр поглядел вниз: голова у него закружилась. Сейчас бы отпустить руки и падать, падать навстречу скорой смерти.
- Сюда, сэр! - звал Лонгли. - Осталось немного, сэр. Не смотрите вниз!
Хорнблоуэр с трудом очнулся. Следуя советам Лонгли, он перехватил руки, нащупал ногой следующую зацепку. Дюйм за дюймом они карабкались вниз.
- Минуточку, - сказал Лонгли. - Вы в порядке, сэр? Тогда подождите здесь, пока я разведаю.
Хорнблоуэр припал лицом к обрыву и замер, изнемогая от страха и усталости. Тут Лонгли снова позвал.
- Все в порядке, сэр. Только один нехороший кусок. Поставьте ногу на этот уступчик, сэр, где трава.
Предстояло миновать выпирающий из стены камень; в какую-то ужасную секунду Хорнблоуэр не нашел опоры и вынужден был, стоя на одной ноге и цепляясь правой рукой, перехватывать левую.
- Они нас здесь не видят, сэр. Можно немного отдохнуть, если хотите, заботливо сказал Лонгли.
Хорнблоуэр лежал в узкой ложбинке на склоне, ощущая блаженную расслабленность. И вдруг он вспомнил все: свое достоинство, кипящую на берегу работу, бой на вершине обрыва. Он сел и поглядел вниз: карниз был довольно широкий, и он мог это делать, не боясь, что закружится голова. Вечер сгущался, пушек на берегу не было, в шлюпки загружали последних мулов. Пальба наверху стихла: то ли французы отчаялись, то ли собирают силы для нового наступления.
- Вперед, - резко сказал Хорнблоуэр.
Дальше спускаться было легко. Они то съезжали, то карабкались вниз, пока не ощутили под ногами долгожданный песок. Неизвестно откуда возник встревоженный Браун и, увидев капитана, просиял. Кавендиш наблюдал за отправкой последнего тендера.
- Очень хорошо, мистер Кавендиш. Можете грузить матросов. Прислали шлюпки для прикрытия?
- Да, сэр.
Почти стемнело. В сумерках морские пехотинцы спускались по расщелине на песок. Последними в этот день стреляли погонные четырехфунтовые пушки с барказов, которые стояли, уткнувшись носами в песок, пока последние солдаты бежали к ним по воде. Длинные алые языки пламени озарили высыпавших на берег французов, картечь ударила в плотную человеческую массу, закричали, падая, люди, и слышать это было отрадно.
- Очень удовлетворительная операция, - сказал майор Лайрд - он сидел на кормовом сиденье барказа рядом с Хорнблоуэром.
Отупевший от усталости Хорнблоуэр склонен был согласиться, хотя и дрожал от холода. Он промок, пока залезал в барказ, руки саднило от царапин и ссадин, а другие части тела так натерло седлом, что казалось, он сидит на горящих угольях. Матросы гребли к кораблю, от которого доносилось непривычное конское ржание и пахло конюшней.
Хорнблоуэр, спотыкаясь, поднялся на борт, державший фонарь боцманмат удивленно уставился на порванную одежду и белое от усталости лицо. Глядя перед собой невидящими глазами, Хорнблоуэр прошел мимо лошадей и мулов, привязанных за головы и ноги к рымболтам, к себе в каюту. Надо написать рапорт адмиралу - нет, он сделает это утром. Палуба, казалось, ритмично вздымалась и падала под ногами. Полвил был в каюте, на освещенном свечами столе ждала еда, но Хорнблоуэр потом не вспомнил, чтобы что-нибудь ел. Он смутно припоминал, что Полвил помог ему раздеться, но вот что отпечаталось в памяти совершенно отчетливо, так это слова Полвила, спорившего за закрытой дверью с часовым. - Хорни не виноват, - наставительно внушал Полвил. И тут Хорнблоуэр провалился в сон. Спал он крепко, хотя даже во сне не отпускали саднящая боль, ломота во всем теле и память пережитых испытаний. Хуже всего был мучительный страх на обрыве.
XIX
Бурные воды Лионского залива пестрели белыми барашками, под серым небом "Сатерленд" переваливался с боку на бок. Капитан стоял на кренящихся шканцах, с удовольствием подставив лицо холодным порывам ветра. Мистраль свистел и завывал в ушах. Со времени кошмарной авантюры под Росасом прошло три недели, две недели назад удалось избавиться от лошадей и мулов, запах конюшни почти выветрился, палубы вновь сияли чистотой. Что гораздо важнее, "Сатерленд" отрядили наблюдать за французским побережьем вплоть до Тулона; избавившись от обременительной власти адмирала, Хорнблоуэр вдыхал свежий воздух с радостью отпущенного на свободу раба. Муж леди Барбары - не тот человек, с которым приятно служить.
Вся команда словно заразилась этим ощущением свободы, а может - устала после жаркого затишья и теперь радовалась перемене. Подошел Буш, потирая руки и улыбаясь, как горгулья.
- Задул ветерок-то, сэр, - сказал Буш, - и еще разойдется.
- Похоже на то, - сказал Хорнблоуэр.
Он тоже улыбался. Жизнь в нем кипела и била ключом. Как прекрасно нестись против свежего ветра и сознавать, что от ближайшего адмирала тебя отделяет по меньшей мере сотня миль. В Южной Франции ворчат и жалуются, французы кутаются в плащи, но здесь, в море, ветер радует и бодрит
- Займите матросов по вашему усмотрению, мистер Буш, - великодушно сказал Хорнблоуэр. В нем вдруг проснулась бдительность и он поспешил выпутаться из соблазнительных тенет пустого разговора.
- Есть, сэр.
Юный Лонгли прошел на корму со склянками, чтобы приступить к ежечасному бросанию лага. Мальчик держится уверенно, приказы отдает без усилия. Он единственный из всех мичманов определяет счисление пути без принципиальных погрешностей, а события на обрыве показали, что соображает он быстро и решительно. В конце плаванья, если представится такая возможность, надо назначить его исполняющим обязанности лейтенанта. Наблюдая, как мальчик отмечает на курсовой доске пройденный за час путь, Хорнблоуэр гадал: не будущий ли это Нельсон, которому предстоит со временем командовать сорока линейными кораблями.
У Лонгли было некрасивое, почти обезьянье, личико, жесткие торчащие волосы, но вместе с тем он чем-то неотразимо располагал к себе. Если бы маленький Горацио не умер от оспы в Саутси и вырос таким, Хорнблоуэр бы им гордился. Может быть, так бы оно и было - но таким замечательным утром не след вгонять себя в меланхолию мыслями о маленьком мальчике, которого любил. Когда он вернется домой, у него будет еще ребенок. Хорнблоуэр надеялся, что мальчик, он был почти уверен, что Мария хочет того же. Конечно, никакой маленький мальчик не заменит ему Горацио - на Хорнблоуэра вновь навалилась тоска: он вспомнил, как Горацио, заболевая, звал: "Папа! Хочу к папе!" и потом прижался личиком к его плечу. Он постарался отогнать печальные воспоминания. Когда он вернется в Англию - даже если ничего непредвиденного не произойдет - ребенок будет ползать по полу с детским бестолковым усердием. Может быть, он будет немного говорить и заробеет в присутствии незнакомого папы, так что Хорнблоуэру придется завоевывать его доверие и любовь... Это - приятная задача.
Мария хочет пригласить леди Барбару в крестные - хорошо бы леди Барбара согласилась. За будущее ребенка, которому покровительствуют Велели, можно не волноваться. Несомненно, именно покровительству Велели обязан нынешним своим положением во главе эскадры злополучный Лейтон. Благодаря тому же покровительству Хорнблоуэр оказался в другой эскадре, не проведя на половинном жалованье и дня - тут двух мнений быть не может. Он по-прежнему не знал, что при этом двигало леди Барбарой, но таким чудесным утром почти отваживался думать, что она сделала это из любви к нему. Ведь не из-за одного же уважения к его профессиональным качествам! А может быть, она снисходительно облагодетельствовала забавного воздыхателя, который неизмеримо ниже ее.
Мысль эта его задела. Когда-то она была в его власти. Он целовал ее, держал в объятиях. Неважно, что он побоялся ее взять - он не будет сейчас об этом думать - она предложила, и он отказался. Он ее отверг - после этого она не имеет права держаться патронессой! Он сердито топнул ногой. Но сердитой ясности в мыслях хватило ненадолго. Образ хладнокровной, сдержанной леди Барбары, идеальной хозяйки дома, адмиральской супруги, заслонила другая леди Барбара: нежная, влюбленная, такая красивая, что захватывает дух. Сердце разрывалось от страстного желания, от одиночества, от тоски, его до боли влекло к ней: несказанно нежной, отзывчивой и доброй, какой она ему сейчас представлялась. Он вспомнил сапфировый кулон у нее на груди, и вместе с мальчишеским обожанием почувствовал неодолимое, животное вожделение.
- Вижу парус! - закричал впередсмотрящий, и мечтания как рукой сняло.
- Где?
- Точно на ветре, сэр, и быстро приближается.
Порывистый норд-ост идеально благоприятствует французским судам, вздумай кто из них прорвать блокаду Марселя или Тулона. Британская эскадра вынуждена сместиться под ветер, французам же попутный мистраль поможет выбраться из гавани после заката и за ночь покрыть большое расстояние. Если это так, французское судно не уйдет от "Сатерленда", который от него под ветром. Пока в независимых операциях Хорнблоуэру везло - может быть, это приближается еще один его будущий трофей.
- Так держать, - сказал Хорнблоуэр на вопросительный взгляд Буша. - И свистать всех наверх, пожалуйста, мистер Буш.
- Эй, на палубе! - крикнул впередсмотрящий. - Это фрегат, похоже, британский.
Обидно. Пятьдесят против одного, что присутствие здесь британского фрегата не обещает стычки с врагом. Со шканцев уже можно было различить марсели, белые на фоне серого неба.
- Прошу прощения, сэр, - сказал заряжающий одной из левых шканцевых карронад. - Стеббинс говорит, он знает, что это за корабль.
Стеббинс был одним из тех, кого завербовали с Ост-Индийского каравана - пожилой моряк с проседью в бороде.
- Похоже на "Кассандру", тридцать две пушки. Она нас провожала в прошлом рейсе.
- Капитан Фредерик Кук, сэр, - добавил Винсент, перелистав страницы.
- Запросите позывные и убедитесь, - приказал Хорнблоуэр.
Кук стал капитаном на шесть месяцев позже него, в случае совместных действий Хорнблоуэр будет старшим.
- Да, "Кассандра" и есть, сэр, - сказал Винсент, читая в подзорную трубу взмывшие на фор-марса-рее флажки.
- У них шкоты пущены по ветру, - не без волнения в голосе произнес Буш. - Странно мне это, сэр.
В незапамятные времена, до изобретения флажковой азбуки, шкоты пускали по ветру, чтоб предупредить всех и каждого о приближении флота - в таком значении сигнал сохранился и по сю пору.
- Она снова сигналит, сэр, - сказал Винсент. - Трудно прочесть флажки относит прямо от нас.
- Черт, - взъярился Буш. - Разуй глаза и не оправдывайся.
- Числительные: "четыре". Буквенные: "семнадцать" - "за кормой... на ветре... курс... зюйд-вест", - переводил Лонгли по сигнальной книге.
- Корабль к бою, мистер Буш. И курс фордевинд.
Не дело "Сатерленду" в одиночку сражаться с четырьмя французами. Если их преследуют британцы, он преградит противнику путь и покалечит по крайней мере два корабля, но пока ситуация не прояснилась, лучше держаться подальше.
- Спросите: есть ли близко британские суда? - сказал Хорнблоуэр Винсенту. Тем временем "Сатерленд" накренился и вновь выровнялся, уже с полным ветром.
- Ответ отрицательный, сэр, - сказал Винсент через минуту. Голос его тонул в грохоте убираемых переборок.
Все, как Хорнблоуэр и предполагал. Британскую эскадру снесло под ветер, и четыре французских линейных корабля выскользнули ночью из Тулона. Заметила их только "Кассандра", фрегат-наблюдатель, и понеслась впереди, чтоб не упустить из виду.
- Спросите: где неприятель? - сказал Хорнблоуэр. Занятное упражнение вспоминать сигнальную книгу и формулировать вопросы так, чтоб использовать минимум флажков.
- "Шесть... миль... за кормой... направление... норд-ост", расшифровывал Лонгли числа, которые читал Винсент.
Значит, французы несутся по ветру. Возможно, они просто хотят подальше оторваться от блокадной эскадры, однако раз тот, кто у них за главного, это делает, значит, курс отвечает его планам. Таким образом, начисто исключаются Сицилия, Адриатика и Восточное Средиземноморье, остается испанское побережье возле Барселоны и все, что за Гибралтарским проливом.
Хорнблоуэр на шканцах пытался поставить себя на место Бонапарта в Тюильри. За Гибралтарским проливом - Атлантический океан и весь мир. Однако что делать там французским линейным кораблям? Французская Вест-Индия в руках англичан, мыс Горн тоже, Маврикий скоро падет. Быть может, эскадра движется наперехват торговому каравану, но в таком случае дешевле и надежнее было бы отрядить четыре фрегата. Нет, это не похоже на Бонапарта. С другой стороны, со времени появления Лейтона у берегов Каталонии прошло как раз столько времени, чтоб успели доложить в Тюильри и принять ответные меры.
Меры в духе Бонапарта. Три британских корабля у берегов Каталонии? Послать против них четыре французских. Команду снять с гниющих в Тулоне судов. Погрузить припасы, которых не хватает в Барселоне, уничтожить британскую эскадру, если удастся, и вернуться, если все пойдет хорошо. Через неделю корабли, целые и невредимые, будут в Тулоне, а если нет - что ж, не разбив яиц, не приготовить яичницы.
Это, скорее всего, и замыслили французы. Хорнблоуэр готов был поручиться головой, что разгадал их планы. Теперь главное, как эти планы спутать. Для начала он должен держаться между французами и местом их назначения - тут двух мнений быть не может. Во-вторых, желательно, чтоб французы как можно дольше его не замечали: когда они неожиданно обнаружит на своем пути кроме фрегата еще и мощный линейный корабль, бой будет наполовину выигран. Это значит, что его первое интуитивное движение оказалось верным, и нынешний курс "Сатерленда" отвечает обеим поставленным целям - Хорнблоуэр гадал, неужто его подсознание одним прыжком получило результат, к которому рассуждения привели только сейчас. Оставалось известить "Плутон" и "Калигулу". Три британских линейных корабля и фрегат сильнее четырех французских линейных кораблей, что бы ни думал по этому поводу Бонапарт.
- Корабль к бою готов, - доложил, козыряя, Буш. Глаза его горели предвкушением боя. Хорнблоуэр жалел, что не принадлежит к этому типу людей - к тем, кого схватка влечет сама по себе, кто любит опасность ради опасности, кого не смущает численный перевес противника.
Уже в полумиле от расщелины он наткнулся на первую пушку. Эти полмили дорога имела довольно крутой уклон от берега, люди и лошади с усилием тащили вверх чугунную махину. При виде Хорнблоуэра матросы закричали "ура!"; он помахал шляпой и постарался выпрямиться в седле, как заправский ездок. Хорошо хоть Браун сидит в седле еще хуже, по сравнению с ним любой покажется наездником. Вдалеке щелкали выстрелы, неестественно громкие в нагретом воздухе - это Лайрд отстреливался от наступающих французов.
Хорнблоуэр поехал дальше, Браун и Лонгли за ним, мимо моряков, волокущих по крутым склонам тяжелые пушки, туда, где стреляли. В одном месте он увидел брошенные испанцами ядра. До корабля их не дотащить придется оставить. Неожиданно для себя он оказался на месте боевых действий. Здесь каменистое нагорье состояло из череды бугров и западин, густо заросших кустарником. Несмотря на стрельбу, кузнечики стрекотали все так же громко. Лайрд построил своих людей за невысокой грядой, сам же стоял на каменной глыбе. В одной руке у него был лиловый носовой платок, в другой - обнаженная шпага. Кругом свистели пули, тем не менее, вид у Лайрда был самый что ни на есть довольный, и на Хорнблоуэра он поглядел словно художник, которого отвлекли от созидания шедевра.
- Все в порядке? - спросил Хорнблоуэр.
- Так точно, - отвечал Лайрд и нехотя добавил. - Посмотрите сами.
Хорнблоуэр слез с лошади, вскарабкался на глыбу и осторожно утвердился на скользком камне рядом с майором.
- Мы имеем возможность наблюдать, - наставительно сообщил Лайрд, - что на пересеченной местности организованному войску следует держаться дороги. Разрозненные отряды быстро теряют направление, а колючая растительность как нельзя лучше препятствует перемещениям.
С глыбы Хорнблоуэр видел зеленое море - почти непроходимые средиземноморские "маки" * [maquis - в средиземноморских странах - густые колючие заросли, состоящие преимущественно из терновника, мирта, земляничного дерева и вереска.], среди которых еле-еле угадывались алые мундиры морских пехотинцев. То там, то сям плыли по воздуху дымки от выстрелов. На противоположном склоне кусты шевелились и тоже плыли дымки. Хорнблоуэр видел белые лица, синие мундиры, а временами и белые штаны продиравшихся сквозь заросли французов. Дальше была дорога, и по ней двигалась пехотная колонна. Над головой у Хорнблоуэра просвистели две-три ружейные пули.
- Мы здесь в полной безопасности, - продолжал Лайрд - пока неприятель не обошел нас с фланга. Поглядев направо, мы можем видеть, что по параллельной дороге наступает французский полк. Как только он дойдет вот до того тернового куста, мы должны будем отступить на другую позицию. К счастью, дорога эта представляет собой всего лишь козью тропу неопределенного направления. Возможно, она вовсе и не выведет к этому терновому кусту.
Хорнблоуэр взглянул туда, куда указывал Лайрд, и увидел цепочку движущихся киверов, цепочка изгибалась, подтверждая слова Лайрда, что там не дорога, а всего лишь узкая тропинка. Мимо опять просвистела пуля.
- Французы, - заметил Лайрд, - стреляют еще хуже, чем в Меде, где я имел честь служить под началом сэра Джона Стюарта. Они вот уже полчаса безуспешно пытаются в меня попасть и явно не попадут. Однако теперь, когда нас двое, их шансы удвоились. Я бы посоветовал вам, сэр, слезть с камня и проследить, чтоб колонна двигалась побыстрее.
Они скрестили взгляды. Хорнблоуэр отлично знал, что прикрывать отступление - дело Лайрда, и, поскольку тот отлично справляется, нечего ему мешать. Не слезал же он потому, что боялся показаться трусом. Тут пуля чуть не сбила с него треуголку - он еле успел подхватить.
- Та колонна, - спокойно заметил Лайрд, - приближается к терновому кусту. Должен официально просить вас, сэр, - он растянул длинное слово, так что получилось "офиссиа-а-ально", - вернуться на дорогу до того, как я скомандую отступать. Передислокация будет происходить по необходимости поспешно.
- Очень хорошо, майор. - Хорнблоуэр против воли улыбнулся и по возможности достойно сполз с камня. Он сел на лошадь и рысью поскакал по дороге. Сняв треуголку, он не без гордости обнаружил, что пуля пробила золотой позумент и прошла в двух дюймах от головы - а ведь он ничуть не испугался.
Там, где дорога взбиралась на очередной перевал, он снова натянул поводья - выстрелы за спиной щелкали чаще.
Он подождал. На дороге появились бегущие пехотинцы с капитаном Моррисом во главе. Не обращая на Хорнблоуэра внимания, они рассыпались в кустах по сторонам дороги, ища откуда удобнее будет прикрывать отступление товарищей. Затрещали выстрелы, и на дороге появились остальные пехотинцы, впереди майор Лайрд, позади молодой лейтенант и еще человек шесть отстреливались предупредительными выстрелами.
Убедившись, что отступление прикрыто надежно, Хорнблоуэр поехал туда, где у подножия склона застряла последняя пушка. Усталые лошади оступались на каменистой почве, копыта их скользили. Матросы и понукали, и сами тянули, но их было всего шестеро, а не пятьдесят, как на пути сюда. Пришлось им подсунуть под колеса ломы и так фут за футом выталкивать пушку, напряженные голые спины - рубахи скинули почти все - лоснились от пота. Хорнблоуэр ломал голову, что бы им такое сказать.
- Давай, налегай, ребята. У Бони нет таких славных пушечек. Не позволим, чтоб из-за даго они достались ему в подарок на день рождения.
Испанская колонна длинным червем взбиралась по крутому склону столовой возвышенности. Хорнблоуэр провожал их ненавидящим взглядом. Испанцы! Гордый народ, которому гордость не мешает выпрашивать подачки, который люто ненавидит чужестранцев и почти так же - соотечественников. Этот народ невежествен, доведен до нищеты дурными правителями, промотавшими богатства, которыми щедро одарила природа этот благодатный край. Такая Испания неизбежно привлекает завоевателей, и если французы еще не покорили ее, за это надо благодарить англичан. Со временем распри между либералами и консерваторами разорвут страну на куски, и в это смутное время европейские державы, сговорившись, поспешат расхватать, что плохо лежит. Столетия гражданских войн и вторжения извне ждут Испанию, если испанцы не наведут порядок в собственном доме.
Хорнблоуэр с трудом оторвался от абстрактных рассуждений и постарался вернуться к проблемам более насущным. Надо было отослать освободившихся вьючных мулов к пушкам, перераспределить усталых людей, быстрее перетащить оставшийся груз: беспорядочная стрельба позади напоминала, что его люди несут потери, чтоб этот самый груз не достался неприятелю. Решительно запретив себе сомневаться - а стоит ли игра свеч - Хорнблоуэр ударом шпор погнал по дороге обессилевшую лошадь.
По крайней мере половина пушек была уже на берегу - спустить их по расщелине на песок будет уже не так трудно, - остальные быстро приближались к устью расщелины, с берега все припасы перегрузили в шлюпки, и первую пушку затаскивали на понтон. Распоряжавшийся работой Кавендиш повернулся к Хорнблоуэру.
- Как быть с лошадьми и мулами, сэр?
Перевезти в шлюпках сто пятьдесят животных не легче чем перевезти пушки, да и на борту с ними хлопот не оберешься. Однако нельзя допустить, чтоб они достались французам - сейчас в Испании это самый дорогой трофей. Разумнее всего было бы заколоть их на берегу. Однако ценность их слишком велика. Если погрузить их на корабли, можно позднее передать их испанцам. А жуткая бойня на берегу подействовала бы на матросов хуже, чем беспорядочное бегство. Кормить животных можно сухарями - судя по их виду, им и это покажется отличной кормежкой. Проблема питьевой воды тоже разрешима. Лайрд надежно прикрывает отступление, солнце быстро садится за столовой возвышенностью.
- Пошлите их на борт с другими припасами, - сказал Хорнблоуэр помолчав.
- Есть, сэр, - отозвался Кавендиш, не подавая виду, о чем думает думать же он мог только о том, что легче затащить в шлюпки и поднять на борт пушки, чем мулов.
Погрузка продолжалась. Одна из пушек, со свойственной ее племени злокозненностью, по пути через расщелину свалилась с лафета, но матросы не растерялись - ломами столкнули железную махину на песок и покатили, как бочку, на понтон и дальше в барказ. Корабельными талями ее можно будет без труда уложить на лафет. Хорнблоуэр слез с лошади, и матросы повели ее к шлюпке, сам же пешком поднялся на вершину обрыва, выбрал место, откуда видел и берег, и устье расщелины, где укрепился Лайрд.
- Беги к майору Лайрду, - приказал он Брауну, - и скажи: все уже на берегу.
Тут все начало меняться очень быстро. Видимо, когда Браун подбежал к пехотинцам, те уже отступали, торопясь занять позицию на краю обрыва, примерно там же, где стоял сам Хорнблоуэр. Французы следовали по пятам Хорнблоуэр видел, как мельтешат в кустах синие мундиры. Выстрелы гремели, не умолкая.
- Берегитесь, сэр! - закричал вдруг Лонгли. Он сильно толкнул капитана вбок, так что тот, чуть не упав, спрыгнул с большого плоского камня. Над головой у него просвистели две или три пули. В то же мгновение он увидел, что человек пятьдесят французов бегут к нему: они были между ним и ближайшими морскими пехотинцами. Единственный путь к отступлению лежал через обрыв, и решаться надо было немедленно.
- Сюда, сэр! - завопил Лонгли. - Вниз!
Он спрыгнул на узкий карнизик и замахал Хорнблоуэру руками. Двое солдат бежали со штыками наперевес, один что-то выкрикивал, но что, Хорнблоуэр не разобрал. Он прыгнул вслед за Лонгли на узкую приступочку футах в десяти под обрывом, едва не промахнулся и с трудом устоял над стофутовой пропастью. Лонгли поймал его за руку и, отклонившись назад, принялся сосредоточенно и до жути спокойно разглядывать предстоящий спуск.
- Лучше сюда, сэр, видите тот куст? Если до него доберемся, значит, спустимся. Оттуда идет что-то вроде расщелины вон к той, побольше. Можно я первый, сэр?
- Да, - сказал Хорнблоуэр.
Над головой прогремел выстрел. Пуля пролетела так близко, что щеку обдало ветром - французы стреляли, перегнувшись через край обрыва. Лонгли собрался с духом и прыгнул, проехался в облаке пыли вместе с лавиной щебня и уцепился за куст, на который показывал Хорнблоуэру. Осторожно нащупав опору для ног, он вновь позвал капитана. Хорнблоуэр уговаривал себя, что надо прыгать, и никак не мог решиться. Еще пуля - на этот раз она ударила в карниз у его ног. Повернувшись лицом к обрыву, Хорнблоуэр тяжело сполз с карниза и заскользил вниз, чувствуя, как рвется о камни одежда. Он въехал в куст, с треском ломая ветки, и судорожно вцепился, ища, на что бы встать.
- Сюда, сэр. Хватайтесь рукой за этот камень. Ногу ставьте в трещину. Нет! Не эту ногу! Другую!
От волнения голос у Лонгли срывался на писк, как у летучей мыши, он сам полз по склону и одновременно советовал капитану, куда перехватывать руки и переставлять ноги. Хорнблоуэр висел на обрыве, как муха на оконном стекле. Руки и ноги ныли от напряжения после бессонной ночи и трудного дня. Пуля попала в камень между ним и мичманом, отскочивший камешек больно ударил в колено. Хорнблоуэр поглядел вниз: голова у него закружилась. Сейчас бы отпустить руки и падать, падать навстречу скорой смерти.
- Сюда, сэр! - звал Лонгли. - Осталось немного, сэр. Не смотрите вниз!
Хорнблоуэр с трудом очнулся. Следуя советам Лонгли, он перехватил руки, нащупал ногой следующую зацепку. Дюйм за дюймом они карабкались вниз.
- Минуточку, - сказал Лонгли. - Вы в порядке, сэр? Тогда подождите здесь, пока я разведаю.
Хорнблоуэр припал лицом к обрыву и замер, изнемогая от страха и усталости. Тут Лонгли снова позвал.
- Все в порядке, сэр. Только один нехороший кусок. Поставьте ногу на этот уступчик, сэр, где трава.
Предстояло миновать выпирающий из стены камень; в какую-то ужасную секунду Хорнблоуэр не нашел опоры и вынужден был, стоя на одной ноге и цепляясь правой рукой, перехватывать левую.
- Они нас здесь не видят, сэр. Можно немного отдохнуть, если хотите, заботливо сказал Лонгли.
Хорнблоуэр лежал в узкой ложбинке на склоне, ощущая блаженную расслабленность. И вдруг он вспомнил все: свое достоинство, кипящую на берегу работу, бой на вершине обрыва. Он сел и поглядел вниз: карниз был довольно широкий, и он мог это делать, не боясь, что закружится голова. Вечер сгущался, пушек на берегу не было, в шлюпки загружали последних мулов. Пальба наверху стихла: то ли французы отчаялись, то ли собирают силы для нового наступления.
- Вперед, - резко сказал Хорнблоуэр.
Дальше спускаться было легко. Они то съезжали, то карабкались вниз, пока не ощутили под ногами долгожданный песок. Неизвестно откуда возник встревоженный Браун и, увидев капитана, просиял. Кавендиш наблюдал за отправкой последнего тендера.
- Очень хорошо, мистер Кавендиш. Можете грузить матросов. Прислали шлюпки для прикрытия?
- Да, сэр.
Почти стемнело. В сумерках морские пехотинцы спускались по расщелине на песок. Последними в этот день стреляли погонные четырехфунтовые пушки с барказов, которые стояли, уткнувшись носами в песок, пока последние солдаты бежали к ним по воде. Длинные алые языки пламени озарили высыпавших на берег французов, картечь ударила в плотную человеческую массу, закричали, падая, люди, и слышать это было отрадно.
- Очень удовлетворительная операция, - сказал майор Лайрд - он сидел на кормовом сиденье барказа рядом с Хорнблоуэром.
Отупевший от усталости Хорнблоуэр склонен был согласиться, хотя и дрожал от холода. Он промок, пока залезал в барказ, руки саднило от царапин и ссадин, а другие части тела так натерло седлом, что казалось, он сидит на горящих угольях. Матросы гребли к кораблю, от которого доносилось непривычное конское ржание и пахло конюшней.
Хорнблоуэр, спотыкаясь, поднялся на борт, державший фонарь боцманмат удивленно уставился на порванную одежду и белое от усталости лицо. Глядя перед собой невидящими глазами, Хорнблоуэр прошел мимо лошадей и мулов, привязанных за головы и ноги к рымболтам, к себе в каюту. Надо написать рапорт адмиралу - нет, он сделает это утром. Палуба, казалось, ритмично вздымалась и падала под ногами. Полвил был в каюте, на освещенном свечами столе ждала еда, но Хорнблоуэр потом не вспомнил, чтобы что-нибудь ел. Он смутно припоминал, что Полвил помог ему раздеться, но вот что отпечаталось в памяти совершенно отчетливо, так это слова Полвила, спорившего за закрытой дверью с часовым. - Хорни не виноват, - наставительно внушал Полвил. И тут Хорнблоуэр провалился в сон. Спал он крепко, хотя даже во сне не отпускали саднящая боль, ломота во всем теле и память пережитых испытаний. Хуже всего был мучительный страх на обрыве.
XIX
Бурные воды Лионского залива пестрели белыми барашками, под серым небом "Сатерленд" переваливался с боку на бок. Капитан стоял на кренящихся шканцах, с удовольствием подставив лицо холодным порывам ветра. Мистраль свистел и завывал в ушах. Со времени кошмарной авантюры под Росасом прошло три недели, две недели назад удалось избавиться от лошадей и мулов, запах конюшни почти выветрился, палубы вновь сияли чистотой. Что гораздо важнее, "Сатерленд" отрядили наблюдать за французским побережьем вплоть до Тулона; избавившись от обременительной власти адмирала, Хорнблоуэр вдыхал свежий воздух с радостью отпущенного на свободу раба. Муж леди Барбары - не тот человек, с которым приятно служить.
Вся команда словно заразилась этим ощущением свободы, а может - устала после жаркого затишья и теперь радовалась перемене. Подошел Буш, потирая руки и улыбаясь, как горгулья.
- Задул ветерок-то, сэр, - сказал Буш, - и еще разойдется.
- Похоже на то, - сказал Хорнблоуэр.
Он тоже улыбался. Жизнь в нем кипела и била ключом. Как прекрасно нестись против свежего ветра и сознавать, что от ближайшего адмирала тебя отделяет по меньшей мере сотня миль. В Южной Франции ворчат и жалуются, французы кутаются в плащи, но здесь, в море, ветер радует и бодрит
- Займите матросов по вашему усмотрению, мистер Буш, - великодушно сказал Хорнблоуэр. В нем вдруг проснулась бдительность и он поспешил выпутаться из соблазнительных тенет пустого разговора.
- Есть, сэр.
Юный Лонгли прошел на корму со склянками, чтобы приступить к ежечасному бросанию лага. Мальчик держится уверенно, приказы отдает без усилия. Он единственный из всех мичманов определяет счисление пути без принципиальных погрешностей, а события на обрыве показали, что соображает он быстро и решительно. В конце плаванья, если представится такая возможность, надо назначить его исполняющим обязанности лейтенанта. Наблюдая, как мальчик отмечает на курсовой доске пройденный за час путь, Хорнблоуэр гадал: не будущий ли это Нельсон, которому предстоит со временем командовать сорока линейными кораблями.
У Лонгли было некрасивое, почти обезьянье, личико, жесткие торчащие волосы, но вместе с тем он чем-то неотразимо располагал к себе. Если бы маленький Горацио не умер от оспы в Саутси и вырос таким, Хорнблоуэр бы им гордился. Может быть, так бы оно и было - но таким замечательным утром не след вгонять себя в меланхолию мыслями о маленьком мальчике, которого любил. Когда он вернется домой, у него будет еще ребенок. Хорнблоуэр надеялся, что мальчик, он был почти уверен, что Мария хочет того же. Конечно, никакой маленький мальчик не заменит ему Горацио - на Хорнблоуэра вновь навалилась тоска: он вспомнил, как Горацио, заболевая, звал: "Папа! Хочу к папе!" и потом прижался личиком к его плечу. Он постарался отогнать печальные воспоминания. Когда он вернется в Англию - даже если ничего непредвиденного не произойдет - ребенок будет ползать по полу с детским бестолковым усердием. Может быть, он будет немного говорить и заробеет в присутствии незнакомого папы, так что Хорнблоуэру придется завоевывать его доверие и любовь... Это - приятная задача.
Мария хочет пригласить леди Барбару в крестные - хорошо бы леди Барбара согласилась. За будущее ребенка, которому покровительствуют Велели, можно не волноваться. Несомненно, именно покровительству Велели обязан нынешним своим положением во главе эскадры злополучный Лейтон. Благодаря тому же покровительству Хорнблоуэр оказался в другой эскадре, не проведя на половинном жалованье и дня - тут двух мнений быть не может. Он по-прежнему не знал, что при этом двигало леди Барбарой, но таким чудесным утром почти отваживался думать, что она сделала это из любви к нему. Ведь не из-за одного же уважения к его профессиональным качествам! А может быть, она снисходительно облагодетельствовала забавного воздыхателя, который неизмеримо ниже ее.
Мысль эта его задела. Когда-то она была в его власти. Он целовал ее, держал в объятиях. Неважно, что он побоялся ее взять - он не будет сейчас об этом думать - она предложила, и он отказался. Он ее отверг - после этого она не имеет права держаться патронессой! Он сердито топнул ногой. Но сердитой ясности в мыслях хватило ненадолго. Образ хладнокровной, сдержанной леди Барбары, идеальной хозяйки дома, адмиральской супруги, заслонила другая леди Барбара: нежная, влюбленная, такая красивая, что захватывает дух. Сердце разрывалось от страстного желания, от одиночества, от тоски, его до боли влекло к ней: несказанно нежной, отзывчивой и доброй, какой она ему сейчас представлялась. Он вспомнил сапфировый кулон у нее на груди, и вместе с мальчишеским обожанием почувствовал неодолимое, животное вожделение.
- Вижу парус! - закричал впередсмотрящий, и мечтания как рукой сняло.
- Где?
- Точно на ветре, сэр, и быстро приближается.
Порывистый норд-ост идеально благоприятствует французским судам, вздумай кто из них прорвать блокаду Марселя или Тулона. Британская эскадра вынуждена сместиться под ветер, французам же попутный мистраль поможет выбраться из гавани после заката и за ночь покрыть большое расстояние. Если это так, французское судно не уйдет от "Сатерленда", который от него под ветром. Пока в независимых операциях Хорнблоуэру везло - может быть, это приближается еще один его будущий трофей.
- Так держать, - сказал Хорнблоуэр на вопросительный взгляд Буша. - И свистать всех наверх, пожалуйста, мистер Буш.
- Эй, на палубе! - крикнул впередсмотрящий. - Это фрегат, похоже, британский.
Обидно. Пятьдесят против одного, что присутствие здесь британского фрегата не обещает стычки с врагом. Со шканцев уже можно было различить марсели, белые на фоне серого неба.
- Прошу прощения, сэр, - сказал заряжающий одной из левых шканцевых карронад. - Стеббинс говорит, он знает, что это за корабль.
Стеббинс был одним из тех, кого завербовали с Ост-Индийского каравана - пожилой моряк с проседью в бороде.
- Похоже на "Кассандру", тридцать две пушки. Она нас провожала в прошлом рейсе.
- Капитан Фредерик Кук, сэр, - добавил Винсент, перелистав страницы.
- Запросите позывные и убедитесь, - приказал Хорнблоуэр.
Кук стал капитаном на шесть месяцев позже него, в случае совместных действий Хорнблоуэр будет старшим.
- Да, "Кассандра" и есть, сэр, - сказал Винсент, читая в подзорную трубу взмывшие на фор-марса-рее флажки.
- У них шкоты пущены по ветру, - не без волнения в голосе произнес Буш. - Странно мне это, сэр.
В незапамятные времена, до изобретения флажковой азбуки, шкоты пускали по ветру, чтоб предупредить всех и каждого о приближении флота - в таком значении сигнал сохранился и по сю пору.
- Она снова сигналит, сэр, - сказал Винсент. - Трудно прочесть флажки относит прямо от нас.
- Черт, - взъярился Буш. - Разуй глаза и не оправдывайся.
- Числительные: "четыре". Буквенные: "семнадцать" - "за кормой... на ветре... курс... зюйд-вест", - переводил Лонгли по сигнальной книге.
- Корабль к бою, мистер Буш. И курс фордевинд.
Не дело "Сатерленду" в одиночку сражаться с четырьмя французами. Если их преследуют британцы, он преградит противнику путь и покалечит по крайней мере два корабля, но пока ситуация не прояснилась, лучше держаться подальше.
- Спросите: есть ли близко британские суда? - сказал Хорнблоуэр Винсенту. Тем временем "Сатерленд" накренился и вновь выровнялся, уже с полным ветром.
- Ответ отрицательный, сэр, - сказал Винсент через минуту. Голос его тонул в грохоте убираемых переборок.
Все, как Хорнблоуэр и предполагал. Британскую эскадру снесло под ветер, и четыре французских линейных корабля выскользнули ночью из Тулона. Заметила их только "Кассандра", фрегат-наблюдатель, и понеслась впереди, чтоб не упустить из виду.
- Спросите: где неприятель? - сказал Хорнблоуэр. Занятное упражнение вспоминать сигнальную книгу и формулировать вопросы так, чтоб использовать минимум флажков.
- "Шесть... миль... за кормой... направление... норд-ост", расшифровывал Лонгли числа, которые читал Винсент.
Значит, французы несутся по ветру. Возможно, они просто хотят подальше оторваться от блокадной эскадры, однако раз тот, кто у них за главного, это делает, значит, курс отвечает его планам. Таким образом, начисто исключаются Сицилия, Адриатика и Восточное Средиземноморье, остается испанское побережье возле Барселоны и все, что за Гибралтарским проливом.
Хорнблоуэр на шканцах пытался поставить себя на место Бонапарта в Тюильри. За Гибралтарским проливом - Атлантический океан и весь мир. Однако что делать там французским линейным кораблям? Французская Вест-Индия в руках англичан, мыс Горн тоже, Маврикий скоро падет. Быть может, эскадра движется наперехват торговому каравану, но в таком случае дешевле и надежнее было бы отрядить четыре фрегата. Нет, это не похоже на Бонапарта. С другой стороны, со времени появления Лейтона у берегов Каталонии прошло как раз столько времени, чтоб успели доложить в Тюильри и принять ответные меры.
Меры в духе Бонапарта. Три британских корабля у берегов Каталонии? Послать против них четыре французских. Команду снять с гниющих в Тулоне судов. Погрузить припасы, которых не хватает в Барселоне, уничтожить британскую эскадру, если удастся, и вернуться, если все пойдет хорошо. Через неделю корабли, целые и невредимые, будут в Тулоне, а если нет - что ж, не разбив яиц, не приготовить яичницы.
Это, скорее всего, и замыслили французы. Хорнблоуэр готов был поручиться головой, что разгадал их планы. Теперь главное, как эти планы спутать. Для начала он должен держаться между французами и местом их назначения - тут двух мнений быть не может. Во-вторых, желательно, чтоб французы как можно дольше его не замечали: когда они неожиданно обнаружит на своем пути кроме фрегата еще и мощный линейный корабль, бой будет наполовину выигран. Это значит, что его первое интуитивное движение оказалось верным, и нынешний курс "Сатерленда" отвечает обеим поставленным целям - Хорнблоуэр гадал, неужто его подсознание одним прыжком получило результат, к которому рассуждения привели только сейчас. Оставалось известить "Плутон" и "Калигулу". Три британских линейных корабля и фрегат сильнее четырех французских линейных кораблей, что бы ни думал по этому поводу Бонапарт.
- Корабль к бою готов, - доложил, козыряя, Буш. Глаза его горели предвкушением боя. Хорнблоуэр жалел, что не принадлежит к этому типу людей - к тем, кого схватка влечет сама по себе, кто любит опасность ради опасности, кого не смущает численный перевес противника.