- Отпустите подвахтенных, мистер Буш, - сказал Хорнблоуэр.
Бой еще нескоро, и незачем томить людей на постах. Лицо у Буша сразу поскучнело. Значит, "Сатерленд" не собирается сию минуту в одиночку бросаться на четверых.
- Есть, сэр, - отвечал Буш без энтузиазма.
Надо сказать, что Буш был по-своему прав. При должной сноровке "Сатерленд" успеет сбить мачты у двух или трех французов, так что раньше или позже те достанутся в добычу британцам. Сегодня ветер попутный, завтра он встречный. Если известить "Плутон" и "Калигулу", они еще могут подоспеть.
- Дайте мне сигнальную книгу, - сказал Хорнблоуэр Лонгли.
Он перелистал страницы, освежая в памяти сигналы. Когда посылаешь длинное сообщение, всегда есть риск, что тебя неправильно поймут. Однако, составляя текст, Хорнблоуэр теребил подбородок не по одной названной выше причине. Как любой британский офицер, отступая, он рисковал быть понятым неверно. Конечно, даже привыкшая к победам британская публика не осудит капитана, отказавшегося в одиночку биться с четырьмя французами, однако если что-нибудь пойдет не так, Велели, возможно, захотят свалить вину на него - приказ, который он сейчас отдаст, приведет к победе или к поражению, к трибуналу или к одобрению Парламента.
- Пошлите это, - коротко велел он Винсенту.
Цепочка за цепочкой вползали на мачту флажки. "Кассандре" предписывалось поднять все паруса соответственно погоде, повернуть на запад, разыскать "Плутон" и "Калигулу" - где именно они находятся, Хорнблоуэр сообщить не мог - и привести их к Барселоне. Фразу за фразой "Кассандра" подтверждала сигналы. Затем, после паузы, Винсент доложил.
- "Кассандра" сигналит, сэр. "Полагаю..."
Впервые это слово обращали к Хорнблоуэру. Он так привык предварять им свои послания адмиралам и старшим капитанам, так часто употреблял в донесениях, и вот другой офицер сигналит ему: "полагаю". Это - ощутимый знак его растущего старшинства. У Хорнблоуэра по телу пробежала дрожь - он не испытывал такого трепета даже тогда, когда впервые поднялся на борт капитаном и услышал приветственный свист дудок. Однако за словом "полагаю", естественно, последовали возражения. Кук нимало не желал, чтоб его отослали с арены боевых действий. Он полагал, что "Кассандра" могла бы оставаться на расстоянии видимости от французских кораблей.
- Сигнальте: "Действуйте соответственно с подтвержденными приказами", - сказал Хорнблоуэр резко.
Кук не прав, он сам - прав: возражения Кука помогли ему определиться. Назначение фрегата - поддерживать связь между линейными кораблями. Их для этого и строят. Любой из французов уничтожит "Кассандру" первым же бортовым залпом, однако она может привести "Плутон" и "Калигулу", стократ более мощные. Сердце Хорнблоуэру согревала мысль, что он не только прав, но и может настоять на правильном решении. Кук, которого произвели в капитаны на шесть месяцев позже, подчинится сейчас и будет подчиняться всю жизнь, если они оба когда-нибудь станут адмиралами, Кук будет младшим, Хорнблоуэр старшим. На "Кассандре" отдали рифы, и фрегат устремился на запад - сейчас ее пятиузловое превосходство в скорости используется наилучшим образом.
- Убавьте парусов, мистер Буш, - сказал Хорнблоуэр.
Французы увидят, что "Кассандра" исчезла за горизонтом; остается шанс, что "Сатерленд" сможет незаметно держать их под наблюдением. Хорнблоуэр сложил подзорную трубу, сунул в карман и степенно, с некоторым даже усилием полез на бизань-ванты. Он рисковал достоинством - любой другой человек на корабле лазал на мачту быстрее - однако нужно было самому взглянуть на неприятеля. Корабль тяжело кренился на волнах, ветер свистел. Хорнблоуэр лез, не останавливаясь, делая вид, что ничуть не устал и не боится, а просто не торопится в силу важности своего положения.
Наконец он надежно укрепился на крюйс-стеньги-салинге и направил подзорную трубу к колеблющемуся горизонту. Когда убрали грот-марсель, "Сатерленд" существенно замедлился - скоро появятся французы. И впрямь из-за горизонта вынырнул белый прямоугольник, за ним другой, потом еще два.
- Мистер Буш, - закричал Хорнблоуэр. - Поставьте пожалуйста, грот-марсель. И пришлите сюда мистера Сэвиджа.
Четыре французских корабля шли развернутым строем по обычной французской расхлябанности растянувшись так что между кораблями получалось более полумили - а может французские капитаны избегают идти ближе из опасения столкнуться. Сто против одного, что их впередсмотрящие не заметили белого пятнышка на горизонте.
На салинг вскарабкался нимало не запыхавшийся Сэвидж.
- Берите подзорную трубу, - сказал Хорнблоуэр. - Видите французскую эскадру? Немедленно сообщите, если они изменят курс или начнут нас догонять.
- Есть, сэр, - отвечал Сэвидж.
Все, что от него требовалось, Хорнблоуэр сделал. Оставалось спокойно ждать следующего утра. Завтра будет бой, равный или безнадежный, а если боя не будет - значит, он упустил французов и предстанет перед трибуналом. Он тщательно сохранял невозмутимый вид. В соответствии со старой традицией, сейчас следовало бы пригласить офицеров на ужин с вистом.
XX
Диспозиция отбила бы сон у доброго большинства капитанов: надо не потерять из виду четыре неприятельских линейных корабля на ветре, а в голове то подспудно, то осознанно прокручивается: какова вероятность, что "Кассандра" успеет предупредить Лейтона, и если успеет, то какова вероятность, что Лейтон вовремя перережет французам путь. Погода неустойчивая - вечером штормило, к полуночи ветер стих, потом усилился, потом, с обычной средиземноморской непредсказуемостью, вновь стал ослабевать.
Хорнблоуэр не надеялся, что уснет. Он был слишком возбужден, слишком напряжено думал. Когда меняли вахту, он прилег отдохнуть, и, твердо уверенный, что не заснет, провалился в тяжелый, без сновидений, сон, такой крепкий, что в двенадцать Полвил еле его добудился. Он вышел на палубу. Возле нактоуза стоял Буш.
- Темно, ничего не видать, сэр, - сказал тот и, не в силах перебороть волнение, ворчливо добавил: - Темно, как в карцере.
- Неприятеля видели?
- Кажется да, сэр, полчаса назад, но точно не уверен.
А ветер стихает.
- Да, - сказал Хорнблоуэр.
Как часто случается на море, оставалось терпеливо ждать. Два прикрытых шторками фонаря покачивались над главной палубой, вахтенные лежали у пушек, ветер перебирал ванты, корабль вздымался и падал на волнах с изяществом, какого никто не заподозрил бы, видя его идущим галфвинд. Итак, надо ждать. На палубе он будет только изводиться, обнаруживая перед всеми свою нервозность. С тем же успехом можно ждать внизу, где его волнение скроют висящие вместо переборок занавески.
- Увидите неприятеля, немедленно пошлите за мной, - сказал он с напускной беспечностью и пошел вниз.
Он лег, продолжая напряженно думать и зная, что теперь уже точно не заснет. Таким твердым было это убеждение, что сон застиг его врасплох, навалился, пока он размышлял о "Кассандре", так что показалось - и двух минут не прошло, а как бы из другого мира донеслись слова Полвила:
- Мистер Джерард шлет свои приветствия, сэр, и сообщает, что становится светлее, сэр.
Хорнблоуэр не без труда проснулся: только начав сонно переставлять ноги, он сообразил, что действительно спал и Полвилу пришлось его будить. Это хорошо. Можно представить, как Полвил рассказывает своим дружкам: такие, мол, у капитана железные нервы - спал себе преспокойно, когда весь корабль бурлил в ожидании боя.
- Есть что доложить, мистер Джерард? - спросил Хорнблоуэр, выходя на шканцы.
- Нет, сэр. В две склянки задуло сильнее, и я вынужден был на час взять марсели в рифы. Однако теперь ветер стихает и поворачивает к зюйд-осту.
- Хм, - сказал Хорнблоуэр.
Мглистое небо над горизонтом чуть-чуть посветлело, но видимость была еще не больше кабельтова. Ветер с зюйд-оста - почти встречный для идущих к Барселоне французов; для "Плутона" и "Калигулы" - лобовой.
- До того, как начало светать, я, кажется, разглядел землю, - сказал Джерард.
- Да, - отозвался Хорнблоуэр.
На этом курсе они должны были пройти мимо недоброй памяти мыса Креус. Он взял лежащую у нактоуза доску и по ежечасным замерам скорости вычислил, что сейчас до мыса миль пятнадцать. Если французы шли тем же курсом, они скоро окажутся на ветре от залива Росас, где в случае чего и укроются. Если нет, если они изменили курс, и ночью он их потерял... но о последствиях такого поворота событий невыносимо было даже думать.
Светало быстро. Облака на востоке начали редеть. Да так и есть, редеют: на мгновение они разошлись, и там, где сходилось с небом испещренное барашками море, блеснула золотистая искорка. Длинный солнечный луч засиял над самыми волнами.
- Земля! - заорал впередсмотрящий.
На западе из-за изгиба земной поверхности выглядывали синеватые вершины испанских гор.
Джерард встревоженно взглянул на капитана, прошелся по палубе раз, другой, покусал костяшки пальцев, и, не в силах больше сдерживаться, окрикнул:
- Эй, на мачте! Неприятеля видите?
Казалось, прошли годы, прежде чем впередсмотрящий откликнулся:
- Нет, сэр. Ничего не видать, окромя земли по левому траверзу.
Джерард с новой тревогой взглянул на капитана, но Хорнблоуэр, пока ждал ответа, успел сделать каменное лицо. Буш вышел на палубу, явно вне себя от волнения. Если четыре линейных корабля ушли без боя, значит, Хорнблоуэра до конца жизни спишут в запас, если не хуже. Хорнблоуэр сохранял бесстрастное выражение: он гордился, что это ему удается.
- Пожалуйста, мистер Джерард, положите судно на правый галс.
Возможно, французы ночью изменили курс и давно затерялись в западном Средиземноморье, однако Хорнблоуэр в это не верил. Его офицеры не могут и вообразить, как расхлябанны и неумелы французы. Если Джерард вынужден был взять рифы, они вполне могли лечь в дрейф. И Буш, и Джерард не в меру ревностны - за ночь "Сатерленд", вполне возможно, оторвался миль на двадцать. Хорнблоуэр не сомневался, что, вернувшись, увидит неприятеля.
Вернее, не сомневался в той мере, в какой это касалось его математического ума. Не в его власти было совладать с тошнотворной пустотой в груди, с участившимся пульсом, он мог только прятать их под маской невозмутимости, стоять, не шелохнувшись, хотя волнение гнало расхаживать взад-вперед. Тут он придумал занятие, которое поможет отвлечься и вместе с тем не выдаст его переживаний.
- Позовите моего вестового, - сказал он. Руки почти не дрожали, так что он смог побриться, а искупавшись под холодной струей из помпы, даже приободрился по-настоящему. Он надел чистое белье, тщательно счесал на пробор редеющие волосы, даже слишком тщательно: еще под помпой он сказал себе, что французов увидят, пока он заканчивает туалет. Однако с пробором было покончено, ни малейших предлогов тянуть у зеркала не оставалось, а известий о неприятеле по-прежнему никаких. Хорнблоуэр чувствовал себя жестоко обманутым. И вот, когда, надев сюртук, он уже ступил на трап, мичман Паркер звонко завопил:
- Вижу парус! Два... три паруса, сэр! Четыре! Это неприятель!
Хорнблоуэр поднялся, не взбежал, по трапу. Он надеялся, что матросы это видят. Буш был уже на середине вант, Джерард быстрым шагом расхаживал по шканцам и только что не пританцовывал от радости. Глядя на них, Хорнблоуэр самодовольно подумал, что и минуты не сомневался в своих выкладках.
- Поверните через фордевинд, мистер Буш. Положите судно на левый галс.
Словоохотливый капитан не преминул бы объяснить, что нужно оставаться между Испанией и неприятелем, однако Хорнблоуэр вовремя удержался от ненужных слов.
- Ветер по-прежнему поворачивает к зюйду, - сказал Джерард.
- Да, - ответил Хорнблоуэр.
"А с течением дня еще и ослабеет" - подумал он.
Солнце пробилось сквозь облака, обещая теплый денек - осенний средиземноморский денек, когда барометр ползет вверх и ветра почти нет. Гамаки укладывали в сетки, те из вахтенных, кто не был занят у брасов и шкотов, стучали по палубе ведрами и кусками пемзы, флотская жизнь шла своим заведенным чередом. Палубы надо драить, даже если их сегодня же обагрит кровь. Матросы перебрасывались шуточками - Хорнблоуэр, не без гордости наблюдая за ними, вспомнил угрюмых обреченных людей, с которыми выходил в плаванье. Сознание реальных заслуг - вот единственное, наверно, что принесла ему неблагодарная служба. Оно помогало забыть, что сегодня или завтра - во всяком случае, скоро - он в водовороте боя вновь испытает тошнотворный физический страх, которого так невыносимо стыдится.
Солнце поднималось выше, ветер стихал и по-прежнему поворачивал к югу, Испания делалась ближе и отчетливее. Хорнблоуэр, сколько мог, поворачивал реи, ловя малейшие перемены ветра, потом все-таки лег в дрейф. Французская эскадра медленно приближалась. Теперь, когда ветер изменился, они потеряли преимущества наветренного положения: если они попробуют его атаковать, он двинется на север, так что, преследуя его, они будут приближаться к "Плутону" и "Калигуле" - жаль только, что надеяться на это почти не приходится. Французы прорвали блокаду не для того, чтобы лезть в драку, какая бы заманчивая наживка перед ними ни маячила. При таком ветре они могут идти к Барселоне, и если им не помешать, вряд ли откажутся от своего намерения! Что ж, коли помощь не подоспеет, он будет держаться в пределах видимости, а ночью кто-нибудь из них непременно отстанет, и "Сатерленд" его атакует.
- Они много сигналят, сэр, - доложил Буш - он давно разглядывал французов в подзорную трубу. Кстати, сигналили они весь день - началось это, когда они впервые увидели "Сатерленд". Им невдомек, что к этому времени он наблюдал за ними уже пятнадцать часов. Французы и в море не теряют природной разговорчивости, а французскому капитану жизнь не мила, если он поминутно не сигналит спутникам.
"Сатерленд" миновал мыс Креус, с траверза открылся залив Росас. В этих самых водах, но в иных погодных условиях, они буксировали покалеченный "Плутон", на этих самых зеленых склонах потерпела поражение атака на Росас - в подзорную трубу Хорнблоуэр различал даже обрывистые склоны месы, в которую Кларос увел своих каталонцев. Если ветер будет и дальше поворачивать к югу, французы успеют укрыться под пушками Росаса. Собственно, для них это убежище более надежное, чем Барселона - пока британцы не сумеют провести в залив брандеры или начиненные взрывчаткой суда.
Хорнблоуэр взглянул на вымпел: ветер по-прежнему поворачивал против часовой стрелки. Сомнительно, чтобы французы обошли мыс Паламос на этом курсе - скоро надо ложиться на другой галс и пристраиваться в их кильватере. Переменчивая погода лишила его всех недавних преимуществ. Ветер налетал слабыми порывами - скоро уляжется совсем. Хорнблоуэр обратил подзорную трубу на французов: что-то поделывают они? И увидел бегущие по далеким реям флажки.
- Эй, на палубе! - завопил с нока мачты Сэвидж.
Наступило молчания. Сэвидж, видимо, сомневался в том, что увидел.
- Что там, мистер Сэвидж?
- Мне показалось, сэр, что я увидел еще один парус, прямо на горизонте, позади неприятельского траверза, только точно не уверен, сэр.
Еще парус! Это может быть купеческое судно. Если нет, это "Плутон", "Калигула" или "Кассандра".
- Не спускайте с него глаз, мистер Сэвидж.
Долее ждать было невыносимо. Хорнблоуэр уцепился за выбленки и полез вверх, долез, встал рядом с Сэвиджем и направил подзорную трубу туда, куда тот показывал. На секунду в поле зрения заплясала французская эскадра.
- Чуть-чуть левее, сэр. Вроде так, сэр.
Крохотный белый отблеск, однако не гребень волны и несколько иного оттенка, чем плывущие по синему небу облака. Хорнблоуэр чуть не заговорил, однако сдержался и ограничился привычным "кхе-хм".
- Приближается к нам, сэр, - сказал Сэвидж, не отрываясь от подзорной трубы. - Я бы сказал, сэр, что это фор-бом-брамсель.
Сомневаться уже не приходилось. Какой-то корабль под всеми парусами несся к французской эскадре.
- Кхе-хм, - сказал Хорнблоуэр и полез вниз. Буш бегом спустился на главную палубу, чтобы встретить его у самой мачты; Джерард и Кристэл взволнованно смотрели со шканцев.
- "Кассандра", - сказал Хорнблоуэр. Направляется к нам.
Желая похвалиться хорошим зрением, он рисковал достоинством. Никто бы не узнал "Кассандру" по одному бом-брамселю. Однако ни одно другое судно не могло бы идти этим курсом - или он очень сильно ошибается. Если это не "Кассандра", он выставил себя на посмешище, но уж больно велик был соблазн притвориться, будто он узнал фрегат, когда Сэвидж еще гадал: корабль это или облако.
Что значит появление "Кассандры", мигом поняли все.
- Где флагман и "Калигула"? - спросил Буш, ни к кому в особенности не обращаясь.
- Может, тоже приближаются? - сказал Джерард.
- Если так, лягушатникам придется несладко, - сказал Кристэл.
Ветер порывистый, встречный, мыс Паламос близко, и, если "Плутон" и "Калигула" отрежут французов от моря, "Сатерленд" - от берега, то без боя они не уйдут. Все глаза устремились на французскую эскадру: корабли были видны. Уже целиком и в крутой бейдевинд шли курсом зюйд-тень-вест, впереди трехпалубник, в кильватере два двухпалубника. На фок-мачтах первого и третьего судов реяли адмиральские флаги. Ясно видны были уже и широкие белые полосы на бортах. Если "Плутон" и "Калигула" далеко отстали от "Кассандры", то французы их еще не видят - тогда понятно, почему они не поворачивают.
- Эй, на палубе! - крикнул Сэвидж. - Это "Кассандра". Я вижу ее марсели, сэр.
Буш, Джерард и Кристэл взглянули на Хорнблоуэра уважительно: ради этого стоило рискнуть.
Паруса внезапно захлопали: дунув разок посильнее, ветер совсем ослабел и еще повернул к зюйду. Буш приказал круче обрасопить паруса, остальные во все глаза смотрели на французов.
- Поворачивают! - громко сказал Джерард. Так и есть: на этом курсе французы обойдут мыс Паламос, однако сейчас они неуклонно сближаются с британской эскадрой - если там есть британская эскадра.
- Мистер Буш, - сказал Хорнблоуэр, - поверните оверштаг, пожалуйста.
- "Кассандра" сигналит флагману, сэр! - завопил Сэвидж.
- Бегом наверх! - приказал Хорнблоуэр Винсенту и Лонгли. Один с подзорной трубой, другой с сигнальной книгой, мичмана побежали по вантам, остальные встревожено провожали их взглядами.
Значит, Лейтон за горизонтом, и французы, судя по всему, его не видят. Бонапарт мог приказать четырем французским линейным кораблям сразиться с тремя английскими, но французский адмирал, который лучше императора знает свою команду, до последнего будет уклоняться от боя.
- Эй, на мачте, что сигналит "Кассандра"? - крикнул Хорнблоуэр.
- Далеко, плохо видно, но я думаю, сообщает новый курс неприятеля.
Еще час на таком курсе, и французы обречены, отрезаны от Росаса и не успеют добраться до Барселоны.
- Черт, опять поворачивают! - сказал вдруг Джерард.
Безмолвно они наблюдали, как четыре французских корабля привелись к ветру и увалились на другой галс. Они поворачивали, пока у всех четырех мачты не слились - теперь они шли прямо на "Сатерленд".
- Кхе-хм, - сказал Хорнблоуэр, глядя, как надвигается его рок, и снова: - Кхе-хм.
Французские впередсмотрящие заметили верхушки лейтоновских мачт. До Росаса - шесть миль с попутным ветром, до Барселоны - сто и ветер почти встречный; французский адмирал, завидев незнакомые паруса, без долгих размышлений устремился к убежищу. Путь ему преграждает один-единственный линейный корабль - француз постарается обойти его или уничтожить.
У Хорнблоуэра упало сердце, однако мысли неслись стремительно и четко. Французам надо пройти шесть миль с попутным ветром. Где Лейтон по-прежнему неясно, но не ближе, чем в милях в двадцати. В лучшем случае ветер дует ему с траверза, в худшем - с левой скулы. Если ветер будет поворачивать и дальше, через два часа он станет для Лейтона встречным. Двадцать против одного, что адмирал не догонит французов и те успеют укрыться под пушками Росаса. Помещать этому могут лишь непредвиденные порывы ветра, и то - если "Сатерленд" успеет сбить достаточно неприятельских мачт перед тем, как его уничтожат. Так напряженно Хорнблоуэр вычислял, что лишь закончив, вспомнил: "Сатерленд" - его корабль, и решать ему.
Докладывал бледный от волнения Лонгли - он соскользнул по фордуну аж с топа стеньги.
- Винсент велел сказать, сэр. "Кассандра" сигналит, и он думает, это "Флагман "Сатерленду" номер двадцать один". Номер двадцать один - "вступить в бой", сэр. Но флажки прочесть трудно.
- Очень хорошо. Подтвердите.
По крайней мере, Лейтон взял на себя моральную ответственность бросить один корабль против четырех. В этом смысле он достоин руки леди Барбары.
- Мистер Буш, - сказал Хорнблоуэр, - сейчас без четверти час. Проследите, чтоб за эти пятнадцать минут матросов покормили.
- Есть, сэр.
Хорнблоуэр глядел на медленно приближающиеся корабли. Ему их не остановить, все, что он может - преследовать их до Росаса. Корабль, или корабли, у которых он собьет мачты, достанутся Лейтону; остальные надо покалечить так основательно, чтобы их не починили в убогом росаском доке. Тогда они будут гнить в гавани, пока их разрушение не довершат брандеры, шлюпочная экспедиция или правильно организованная атака на крепость с суши. Хорнблоуэр думал, что справится с задачей, но не находил в себе сил представить, что будет с "Сатерлендом". Он тяжело сглотнул и стал продумывать план первой стычки. Восемьдесят пушек первого французского корабля, уже выдвинутые, ухмылялись в открытые порты, над каждым из трех кораблей хвастливо реяли аж по четыре трехцветных флага. Хорнблоуэр поднял глаза к синему небу, где трепался на ветру выцветший флаг красной эскадры, и вернулся к окружающей действительности.
- Команду к брасам, мистер Буш. Чтоб, когда время придет, повернули с быстротой молнии. Мистер Джерард! Канониров, которые выпалят раньше, чем пушка будет наведена, выпорю завтра всех до единого.
Матросы у пушек улыбались. Капитан знает: они и без угроз сделают для него все, что в их силах.
"Сатерленд" шел носом на приближающийся восьмидесятипушечный корабль, на самый его бушприт. Если оба капитана не изменят выбранному курсу, корабли столкнутся и, вероятно, потонут. Хорнблоуэр глядел на неприятельский корабль, ожидая, когда у его капитана дрогнут нервы, "Сатерленд" шел в самый крутой бейдевинд, паруса его самую малость не хлопали. Если французскому капитану хватит ума привестись к ветру, "Сатерленд" не сможет причинить ему серьезного вреда, но все за то, что он будет тянуть с маневром до последнего, а потом, не полагаясь на неопытную команду, инстинктивно увалится под ветер. Когда расстояние между кораблями сократилось до полумили, над носом француза заклубился дым, и у британцев над головами просвистело ядро. Стреляли из погонных орудий. Нет нужды говорить Джерарду, чтобы тот не отвечал - он отлично знает цену первого, без спешки заряженного и наведенного бортового залпа. Корабли сближались. Две дыры появились в грот-марселе "Сатерленда" - Хорнблоуэр так напряженно следил за неприятелем, что не слышал, как пролетели ядра.
- Куда он повернет? - спрашивал Буш, прихлопывая руками. - Куда повернет? Я не думал, что он продержится так долго.
Чем дольше, тем лучше: чем торопливее француз будет поворачивать, тем беспомощнее окажется. Бушприты разделяла уже какая-то сотня ярдов, и Хорнблоуэр стиснул зубы, чтоб инстинктивно не скомандовать: "руль на борт!". Тут по палубе француза забегали, засуетились, и бушприт развернулся - по ветру!
- Не стреляйте! - крикнул Хорнблоуэр Джерарду, опасаясь, что тот выстрелит слишком рано. Джерард ослепительно улыбнулся и махнул шляпой. Корабли поравнялись, между ними не было и тридцати футов, пушки француза указывали на "Сатерленд". В ярком солнечном свете Хорнблоуэр видел, как блестят на французских офицерах эполеты, как наводчики баковых карронад, пригнувшись, визируют, цель. Пора.
- Руль на ветер, помалу, - приказал Хорнблоуэр рулевому. Бушу, который предугадал маневр, хватило взгляда. "Сатерленд" начал медленно поворачивать через фордевинд, чтобы поравняться с кормой противника раньше, чем корабли сойдутся борт к борту. Буш командовал матросам у шкотов и брасов передних парусов, и тут, в дыму и грохоте, француз разразился первым бортовым залпом. "Сатерленд" задрожал, над головой у Хорнблоуэра тренькнула, разорвавшись, бизань-вантина, из дыры в фальшборте полетели щепки. Однако нос "Сатерленда" почти касался неприятельской кормы. Французы заметались по шканцам.
- Так держать! - крикнул Хорнблоуэр рулевому. Один за другим гремели выстрелы: "Сатерленд" проходил у неприятеля за кормой, и пушка за пушкой стреляли каждая в свой черед, и каждый раз корабль кренился от отдачи, и каждое ядро прокладывало путь от неприятельской кормы до самого бака. Джерард одним прыжком очутился на шканцах - он пробежал всю главную палубу, останавливаясь у каждой стреляющей пушки - склонился над ближайшей шканцевой карронадой, чуть изменил угол наклона, дернул вытяжной шнур и махнул рукой, приказывая остальным канонирам повторить за ним. Карронады гремели, ядра с картечью косили вражеские шканцы. Французские офицеры падали, как оловянные солдатики. Большое кормовое окно исчезло, будто сдернули занавеску.
- Ну, угостили мы их на славу, - сказал Буш.
Бой еще нескоро, и незачем томить людей на постах. Лицо у Буша сразу поскучнело. Значит, "Сатерленд" не собирается сию минуту в одиночку бросаться на четверых.
- Есть, сэр, - отвечал Буш без энтузиазма.
Надо сказать, что Буш был по-своему прав. При должной сноровке "Сатерленд" успеет сбить мачты у двух или трех французов, так что раньше или позже те достанутся в добычу британцам. Сегодня ветер попутный, завтра он встречный. Если известить "Плутон" и "Калигулу", они еще могут подоспеть.
- Дайте мне сигнальную книгу, - сказал Хорнблоуэр Лонгли.
Он перелистал страницы, освежая в памяти сигналы. Когда посылаешь длинное сообщение, всегда есть риск, что тебя неправильно поймут. Однако, составляя текст, Хорнблоуэр теребил подбородок не по одной названной выше причине. Как любой британский офицер, отступая, он рисковал быть понятым неверно. Конечно, даже привыкшая к победам британская публика не осудит капитана, отказавшегося в одиночку биться с четырьмя французами, однако если что-нибудь пойдет не так, Велели, возможно, захотят свалить вину на него - приказ, который он сейчас отдаст, приведет к победе или к поражению, к трибуналу или к одобрению Парламента.
- Пошлите это, - коротко велел он Винсенту.
Цепочка за цепочкой вползали на мачту флажки. "Кассандре" предписывалось поднять все паруса соответственно погоде, повернуть на запад, разыскать "Плутон" и "Калигулу" - где именно они находятся, Хорнблоуэр сообщить не мог - и привести их к Барселоне. Фразу за фразой "Кассандра" подтверждала сигналы. Затем, после паузы, Винсент доложил.
- "Кассандра" сигналит, сэр. "Полагаю..."
Впервые это слово обращали к Хорнблоуэру. Он так привык предварять им свои послания адмиралам и старшим капитанам, так часто употреблял в донесениях, и вот другой офицер сигналит ему: "полагаю". Это - ощутимый знак его растущего старшинства. У Хорнблоуэра по телу пробежала дрожь - он не испытывал такого трепета даже тогда, когда впервые поднялся на борт капитаном и услышал приветственный свист дудок. Однако за словом "полагаю", естественно, последовали возражения. Кук нимало не желал, чтоб его отослали с арены боевых действий. Он полагал, что "Кассандра" могла бы оставаться на расстоянии видимости от французских кораблей.
- Сигнальте: "Действуйте соответственно с подтвержденными приказами", - сказал Хорнблоуэр резко.
Кук не прав, он сам - прав: возражения Кука помогли ему определиться. Назначение фрегата - поддерживать связь между линейными кораблями. Их для этого и строят. Любой из французов уничтожит "Кассандру" первым же бортовым залпом, однако она может привести "Плутон" и "Калигулу", стократ более мощные. Сердце Хорнблоуэру согревала мысль, что он не только прав, но и может настоять на правильном решении. Кук, которого произвели в капитаны на шесть месяцев позже, подчинится сейчас и будет подчиняться всю жизнь, если они оба когда-нибудь станут адмиралами, Кук будет младшим, Хорнблоуэр старшим. На "Кассандре" отдали рифы, и фрегат устремился на запад - сейчас ее пятиузловое превосходство в скорости используется наилучшим образом.
- Убавьте парусов, мистер Буш, - сказал Хорнблоуэр.
Французы увидят, что "Кассандра" исчезла за горизонтом; остается шанс, что "Сатерленд" сможет незаметно держать их под наблюдением. Хорнблоуэр сложил подзорную трубу, сунул в карман и степенно, с некоторым даже усилием полез на бизань-ванты. Он рисковал достоинством - любой другой человек на корабле лазал на мачту быстрее - однако нужно было самому взглянуть на неприятеля. Корабль тяжело кренился на волнах, ветер свистел. Хорнблоуэр лез, не останавливаясь, делая вид, что ничуть не устал и не боится, а просто не торопится в силу важности своего положения.
Наконец он надежно укрепился на крюйс-стеньги-салинге и направил подзорную трубу к колеблющемуся горизонту. Когда убрали грот-марсель, "Сатерленд" существенно замедлился - скоро появятся французы. И впрямь из-за горизонта вынырнул белый прямоугольник, за ним другой, потом еще два.
- Мистер Буш, - закричал Хорнблоуэр. - Поставьте пожалуйста, грот-марсель. И пришлите сюда мистера Сэвиджа.
Четыре французских корабля шли развернутым строем по обычной французской расхлябанности растянувшись так что между кораблями получалось более полумили - а может французские капитаны избегают идти ближе из опасения столкнуться. Сто против одного, что их впередсмотрящие не заметили белого пятнышка на горизонте.
На салинг вскарабкался нимало не запыхавшийся Сэвидж.
- Берите подзорную трубу, - сказал Хорнблоуэр. - Видите французскую эскадру? Немедленно сообщите, если они изменят курс или начнут нас догонять.
- Есть, сэр, - отвечал Сэвидж.
Все, что от него требовалось, Хорнблоуэр сделал. Оставалось спокойно ждать следующего утра. Завтра будет бой, равный или безнадежный, а если боя не будет - значит, он упустил французов и предстанет перед трибуналом. Он тщательно сохранял невозмутимый вид. В соответствии со старой традицией, сейчас следовало бы пригласить офицеров на ужин с вистом.
XX
Диспозиция отбила бы сон у доброго большинства капитанов: надо не потерять из виду четыре неприятельских линейных корабля на ветре, а в голове то подспудно, то осознанно прокручивается: какова вероятность, что "Кассандра" успеет предупредить Лейтона, и если успеет, то какова вероятность, что Лейтон вовремя перережет французам путь. Погода неустойчивая - вечером штормило, к полуночи ветер стих, потом усилился, потом, с обычной средиземноморской непредсказуемостью, вновь стал ослабевать.
Хорнблоуэр не надеялся, что уснет. Он был слишком возбужден, слишком напряжено думал. Когда меняли вахту, он прилег отдохнуть, и, твердо уверенный, что не заснет, провалился в тяжелый, без сновидений, сон, такой крепкий, что в двенадцать Полвил еле его добудился. Он вышел на палубу. Возле нактоуза стоял Буш.
- Темно, ничего не видать, сэр, - сказал тот и, не в силах перебороть волнение, ворчливо добавил: - Темно, как в карцере.
- Неприятеля видели?
- Кажется да, сэр, полчаса назад, но точно не уверен.
А ветер стихает.
- Да, - сказал Хорнблоуэр.
Как часто случается на море, оставалось терпеливо ждать. Два прикрытых шторками фонаря покачивались над главной палубой, вахтенные лежали у пушек, ветер перебирал ванты, корабль вздымался и падал на волнах с изяществом, какого никто не заподозрил бы, видя его идущим галфвинд. Итак, надо ждать. На палубе он будет только изводиться, обнаруживая перед всеми свою нервозность. С тем же успехом можно ждать внизу, где его волнение скроют висящие вместо переборок занавески.
- Увидите неприятеля, немедленно пошлите за мной, - сказал он с напускной беспечностью и пошел вниз.
Он лег, продолжая напряженно думать и зная, что теперь уже точно не заснет. Таким твердым было это убеждение, что сон застиг его врасплох, навалился, пока он размышлял о "Кассандре", так что показалось - и двух минут не прошло, а как бы из другого мира донеслись слова Полвила:
- Мистер Джерард шлет свои приветствия, сэр, и сообщает, что становится светлее, сэр.
Хорнблоуэр не без труда проснулся: только начав сонно переставлять ноги, он сообразил, что действительно спал и Полвилу пришлось его будить. Это хорошо. Можно представить, как Полвил рассказывает своим дружкам: такие, мол, у капитана железные нервы - спал себе преспокойно, когда весь корабль бурлил в ожидании боя.
- Есть что доложить, мистер Джерард? - спросил Хорнблоуэр, выходя на шканцы.
- Нет, сэр. В две склянки задуло сильнее, и я вынужден был на час взять марсели в рифы. Однако теперь ветер стихает и поворачивает к зюйд-осту.
- Хм, - сказал Хорнблоуэр.
Мглистое небо над горизонтом чуть-чуть посветлело, но видимость была еще не больше кабельтова. Ветер с зюйд-оста - почти встречный для идущих к Барселоне французов; для "Плутона" и "Калигулы" - лобовой.
- До того, как начало светать, я, кажется, разглядел землю, - сказал Джерард.
- Да, - отозвался Хорнблоуэр.
На этом курсе они должны были пройти мимо недоброй памяти мыса Креус. Он взял лежащую у нактоуза доску и по ежечасным замерам скорости вычислил, что сейчас до мыса миль пятнадцать. Если французы шли тем же курсом, они скоро окажутся на ветре от залива Росас, где в случае чего и укроются. Если нет, если они изменили курс, и ночью он их потерял... но о последствиях такого поворота событий невыносимо было даже думать.
Светало быстро. Облака на востоке начали редеть. Да так и есть, редеют: на мгновение они разошлись, и там, где сходилось с небом испещренное барашками море, блеснула золотистая искорка. Длинный солнечный луч засиял над самыми волнами.
- Земля! - заорал впередсмотрящий.
На западе из-за изгиба земной поверхности выглядывали синеватые вершины испанских гор.
Джерард встревоженно взглянул на капитана, прошелся по палубе раз, другой, покусал костяшки пальцев, и, не в силах больше сдерживаться, окрикнул:
- Эй, на мачте! Неприятеля видите?
Казалось, прошли годы, прежде чем впередсмотрящий откликнулся:
- Нет, сэр. Ничего не видать, окромя земли по левому траверзу.
Джерард с новой тревогой взглянул на капитана, но Хорнблоуэр, пока ждал ответа, успел сделать каменное лицо. Буш вышел на палубу, явно вне себя от волнения. Если четыре линейных корабля ушли без боя, значит, Хорнблоуэра до конца жизни спишут в запас, если не хуже. Хорнблоуэр сохранял бесстрастное выражение: он гордился, что это ему удается.
- Пожалуйста, мистер Джерард, положите судно на правый галс.
Возможно, французы ночью изменили курс и давно затерялись в западном Средиземноморье, однако Хорнблоуэр в это не верил. Его офицеры не могут и вообразить, как расхлябанны и неумелы французы. Если Джерард вынужден был взять рифы, они вполне могли лечь в дрейф. И Буш, и Джерард не в меру ревностны - за ночь "Сатерленд", вполне возможно, оторвался миль на двадцать. Хорнблоуэр не сомневался, что, вернувшись, увидит неприятеля.
Вернее, не сомневался в той мере, в какой это касалось его математического ума. Не в его власти было совладать с тошнотворной пустотой в груди, с участившимся пульсом, он мог только прятать их под маской невозмутимости, стоять, не шелохнувшись, хотя волнение гнало расхаживать взад-вперед. Тут он придумал занятие, которое поможет отвлечься и вместе с тем не выдаст его переживаний.
- Позовите моего вестового, - сказал он. Руки почти не дрожали, так что он смог побриться, а искупавшись под холодной струей из помпы, даже приободрился по-настоящему. Он надел чистое белье, тщательно счесал на пробор редеющие волосы, даже слишком тщательно: еще под помпой он сказал себе, что французов увидят, пока он заканчивает туалет. Однако с пробором было покончено, ни малейших предлогов тянуть у зеркала не оставалось, а известий о неприятеле по-прежнему никаких. Хорнблоуэр чувствовал себя жестоко обманутым. И вот, когда, надев сюртук, он уже ступил на трап, мичман Паркер звонко завопил:
- Вижу парус! Два... три паруса, сэр! Четыре! Это неприятель!
Хорнблоуэр поднялся, не взбежал, по трапу. Он надеялся, что матросы это видят. Буш был уже на середине вант, Джерард быстрым шагом расхаживал по шканцам и только что не пританцовывал от радости. Глядя на них, Хорнблоуэр самодовольно подумал, что и минуты не сомневался в своих выкладках.
- Поверните через фордевинд, мистер Буш. Положите судно на левый галс.
Словоохотливый капитан не преминул бы объяснить, что нужно оставаться между Испанией и неприятелем, однако Хорнблоуэр вовремя удержался от ненужных слов.
- Ветер по-прежнему поворачивает к зюйду, - сказал Джерард.
- Да, - ответил Хорнблоуэр.
"А с течением дня еще и ослабеет" - подумал он.
Солнце пробилось сквозь облака, обещая теплый денек - осенний средиземноморский денек, когда барометр ползет вверх и ветра почти нет. Гамаки укладывали в сетки, те из вахтенных, кто не был занят у брасов и шкотов, стучали по палубе ведрами и кусками пемзы, флотская жизнь шла своим заведенным чередом. Палубы надо драить, даже если их сегодня же обагрит кровь. Матросы перебрасывались шуточками - Хорнблоуэр, не без гордости наблюдая за ними, вспомнил угрюмых обреченных людей, с которыми выходил в плаванье. Сознание реальных заслуг - вот единственное, наверно, что принесла ему неблагодарная служба. Оно помогало забыть, что сегодня или завтра - во всяком случае, скоро - он в водовороте боя вновь испытает тошнотворный физический страх, которого так невыносимо стыдится.
Солнце поднималось выше, ветер стихал и по-прежнему поворачивал к югу, Испания делалась ближе и отчетливее. Хорнблоуэр, сколько мог, поворачивал реи, ловя малейшие перемены ветра, потом все-таки лег в дрейф. Французская эскадра медленно приближалась. Теперь, когда ветер изменился, они потеряли преимущества наветренного положения: если они попробуют его атаковать, он двинется на север, так что, преследуя его, они будут приближаться к "Плутону" и "Калигуле" - жаль только, что надеяться на это почти не приходится. Французы прорвали блокаду не для того, чтобы лезть в драку, какая бы заманчивая наживка перед ними ни маячила. При таком ветре они могут идти к Барселоне, и если им не помешать, вряд ли откажутся от своего намерения! Что ж, коли помощь не подоспеет, он будет держаться в пределах видимости, а ночью кто-нибудь из них непременно отстанет, и "Сатерленд" его атакует.
- Они много сигналят, сэр, - доложил Буш - он давно разглядывал французов в подзорную трубу. Кстати, сигналили они весь день - началось это, когда они впервые увидели "Сатерленд". Им невдомек, что к этому времени он наблюдал за ними уже пятнадцать часов. Французы и в море не теряют природной разговорчивости, а французскому капитану жизнь не мила, если он поминутно не сигналит спутникам.
"Сатерленд" миновал мыс Креус, с траверза открылся залив Росас. В этих самых водах, но в иных погодных условиях, они буксировали покалеченный "Плутон", на этих самых зеленых склонах потерпела поражение атака на Росас - в подзорную трубу Хорнблоуэр различал даже обрывистые склоны месы, в которую Кларос увел своих каталонцев. Если ветер будет и дальше поворачивать к югу, французы успеют укрыться под пушками Росаса. Собственно, для них это убежище более надежное, чем Барселона - пока британцы не сумеют провести в залив брандеры или начиненные взрывчаткой суда.
Хорнблоуэр взглянул на вымпел: ветер по-прежнему поворачивал против часовой стрелки. Сомнительно, чтобы французы обошли мыс Паламос на этом курсе - скоро надо ложиться на другой галс и пристраиваться в их кильватере. Переменчивая погода лишила его всех недавних преимуществ. Ветер налетал слабыми порывами - скоро уляжется совсем. Хорнблоуэр обратил подзорную трубу на французов: что-то поделывают они? И увидел бегущие по далеким реям флажки.
- Эй, на палубе! - завопил с нока мачты Сэвидж.
Наступило молчания. Сэвидж, видимо, сомневался в том, что увидел.
- Что там, мистер Сэвидж?
- Мне показалось, сэр, что я увидел еще один парус, прямо на горизонте, позади неприятельского траверза, только точно не уверен, сэр.
Еще парус! Это может быть купеческое судно. Если нет, это "Плутон", "Калигула" или "Кассандра".
- Не спускайте с него глаз, мистер Сэвидж.
Долее ждать было невыносимо. Хорнблоуэр уцепился за выбленки и полез вверх, долез, встал рядом с Сэвиджем и направил подзорную трубу туда, куда тот показывал. На секунду в поле зрения заплясала французская эскадра.
- Чуть-чуть левее, сэр. Вроде так, сэр.
Крохотный белый отблеск, однако не гребень волны и несколько иного оттенка, чем плывущие по синему небу облака. Хорнблоуэр чуть не заговорил, однако сдержался и ограничился привычным "кхе-хм".
- Приближается к нам, сэр, - сказал Сэвидж, не отрываясь от подзорной трубы. - Я бы сказал, сэр, что это фор-бом-брамсель.
Сомневаться уже не приходилось. Какой-то корабль под всеми парусами несся к французской эскадре.
- Кхе-хм, - сказал Хорнблоуэр и полез вниз. Буш бегом спустился на главную палубу, чтобы встретить его у самой мачты; Джерард и Кристэл взволнованно смотрели со шканцев.
- "Кассандра", - сказал Хорнблоуэр. Направляется к нам.
Желая похвалиться хорошим зрением, он рисковал достоинством. Никто бы не узнал "Кассандру" по одному бом-брамселю. Однако ни одно другое судно не могло бы идти этим курсом - или он очень сильно ошибается. Если это не "Кассандра", он выставил себя на посмешище, но уж больно велик был соблазн притвориться, будто он узнал фрегат, когда Сэвидж еще гадал: корабль это или облако.
Что значит появление "Кассандры", мигом поняли все.
- Где флагман и "Калигула"? - спросил Буш, ни к кому в особенности не обращаясь.
- Может, тоже приближаются? - сказал Джерард.
- Если так, лягушатникам придется несладко, - сказал Кристэл.
Ветер порывистый, встречный, мыс Паламос близко, и, если "Плутон" и "Калигула" отрежут французов от моря, "Сатерленд" - от берега, то без боя они не уйдут. Все глаза устремились на французскую эскадру: корабли были видны. Уже целиком и в крутой бейдевинд шли курсом зюйд-тень-вест, впереди трехпалубник, в кильватере два двухпалубника. На фок-мачтах первого и третьего судов реяли адмиральские флаги. Ясно видны были уже и широкие белые полосы на бортах. Если "Плутон" и "Калигула" далеко отстали от "Кассандры", то французы их еще не видят - тогда понятно, почему они не поворачивают.
- Эй, на палубе! - крикнул Сэвидж. - Это "Кассандра". Я вижу ее марсели, сэр.
Буш, Джерард и Кристэл взглянули на Хорнблоуэра уважительно: ради этого стоило рискнуть.
Паруса внезапно захлопали: дунув разок посильнее, ветер совсем ослабел и еще повернул к зюйду. Буш приказал круче обрасопить паруса, остальные во все глаза смотрели на французов.
- Поворачивают! - громко сказал Джерард. Так и есть: на этом курсе французы обойдут мыс Паламос, однако сейчас они неуклонно сближаются с британской эскадрой - если там есть британская эскадра.
- Мистер Буш, - сказал Хорнблоуэр, - поверните оверштаг, пожалуйста.
- "Кассандра" сигналит флагману, сэр! - завопил Сэвидж.
- Бегом наверх! - приказал Хорнблоуэр Винсенту и Лонгли. Один с подзорной трубой, другой с сигнальной книгой, мичмана побежали по вантам, остальные встревожено провожали их взглядами.
Значит, Лейтон за горизонтом, и французы, судя по всему, его не видят. Бонапарт мог приказать четырем французским линейным кораблям сразиться с тремя английскими, но французский адмирал, который лучше императора знает свою команду, до последнего будет уклоняться от боя.
- Эй, на мачте, что сигналит "Кассандра"? - крикнул Хорнблоуэр.
- Далеко, плохо видно, но я думаю, сообщает новый курс неприятеля.
Еще час на таком курсе, и французы обречены, отрезаны от Росаса и не успеют добраться до Барселоны.
- Черт, опять поворачивают! - сказал вдруг Джерард.
Безмолвно они наблюдали, как четыре французских корабля привелись к ветру и увалились на другой галс. Они поворачивали, пока у всех четырех мачты не слились - теперь они шли прямо на "Сатерленд".
- Кхе-хм, - сказал Хорнблоуэр, глядя, как надвигается его рок, и снова: - Кхе-хм.
Французские впередсмотрящие заметили верхушки лейтоновских мачт. До Росаса - шесть миль с попутным ветром, до Барселоны - сто и ветер почти встречный; французский адмирал, завидев незнакомые паруса, без долгих размышлений устремился к убежищу. Путь ему преграждает один-единственный линейный корабль - француз постарается обойти его или уничтожить.
У Хорнблоуэра упало сердце, однако мысли неслись стремительно и четко. Французам надо пройти шесть миль с попутным ветром. Где Лейтон по-прежнему неясно, но не ближе, чем в милях в двадцати. В лучшем случае ветер дует ему с траверза, в худшем - с левой скулы. Если ветер будет поворачивать и дальше, через два часа он станет для Лейтона встречным. Двадцать против одного, что адмирал не догонит французов и те успеют укрыться под пушками Росаса. Помещать этому могут лишь непредвиденные порывы ветра, и то - если "Сатерленд" успеет сбить достаточно неприятельских мачт перед тем, как его уничтожат. Так напряженно Хорнблоуэр вычислял, что лишь закончив, вспомнил: "Сатерленд" - его корабль, и решать ему.
Докладывал бледный от волнения Лонгли - он соскользнул по фордуну аж с топа стеньги.
- Винсент велел сказать, сэр. "Кассандра" сигналит, и он думает, это "Флагман "Сатерленду" номер двадцать один". Номер двадцать один - "вступить в бой", сэр. Но флажки прочесть трудно.
- Очень хорошо. Подтвердите.
По крайней мере, Лейтон взял на себя моральную ответственность бросить один корабль против четырех. В этом смысле он достоин руки леди Барбары.
- Мистер Буш, - сказал Хорнблоуэр, - сейчас без четверти час. Проследите, чтоб за эти пятнадцать минут матросов покормили.
- Есть, сэр.
Хорнблоуэр глядел на медленно приближающиеся корабли. Ему их не остановить, все, что он может - преследовать их до Росаса. Корабль, или корабли, у которых он собьет мачты, достанутся Лейтону; остальные надо покалечить так основательно, чтобы их не починили в убогом росаском доке. Тогда они будут гнить в гавани, пока их разрушение не довершат брандеры, шлюпочная экспедиция или правильно организованная атака на крепость с суши. Хорнблоуэр думал, что справится с задачей, но не находил в себе сил представить, что будет с "Сатерлендом". Он тяжело сглотнул и стал продумывать план первой стычки. Восемьдесят пушек первого французского корабля, уже выдвинутые, ухмылялись в открытые порты, над каждым из трех кораблей хвастливо реяли аж по четыре трехцветных флага. Хорнблоуэр поднял глаза к синему небу, где трепался на ветру выцветший флаг красной эскадры, и вернулся к окружающей действительности.
- Команду к брасам, мистер Буш. Чтоб, когда время придет, повернули с быстротой молнии. Мистер Джерард! Канониров, которые выпалят раньше, чем пушка будет наведена, выпорю завтра всех до единого.
Матросы у пушек улыбались. Капитан знает: они и без угроз сделают для него все, что в их силах.
"Сатерленд" шел носом на приближающийся восьмидесятипушечный корабль, на самый его бушприт. Если оба капитана не изменят выбранному курсу, корабли столкнутся и, вероятно, потонут. Хорнблоуэр глядел на неприятельский корабль, ожидая, когда у его капитана дрогнут нервы, "Сатерленд" шел в самый крутой бейдевинд, паруса его самую малость не хлопали. Если французскому капитану хватит ума привестись к ветру, "Сатерленд" не сможет причинить ему серьезного вреда, но все за то, что он будет тянуть с маневром до последнего, а потом, не полагаясь на неопытную команду, инстинктивно увалится под ветер. Когда расстояние между кораблями сократилось до полумили, над носом француза заклубился дым, и у британцев над головами просвистело ядро. Стреляли из погонных орудий. Нет нужды говорить Джерарду, чтобы тот не отвечал - он отлично знает цену первого, без спешки заряженного и наведенного бортового залпа. Корабли сближались. Две дыры появились в грот-марселе "Сатерленда" - Хорнблоуэр так напряженно следил за неприятелем, что не слышал, как пролетели ядра.
- Куда он повернет? - спрашивал Буш, прихлопывая руками. - Куда повернет? Я не думал, что он продержится так долго.
Чем дольше, тем лучше: чем торопливее француз будет поворачивать, тем беспомощнее окажется. Бушприты разделяла уже какая-то сотня ярдов, и Хорнблоуэр стиснул зубы, чтоб инстинктивно не скомандовать: "руль на борт!". Тут по палубе француза забегали, засуетились, и бушприт развернулся - по ветру!
- Не стреляйте! - крикнул Хорнблоуэр Джерарду, опасаясь, что тот выстрелит слишком рано. Джерард ослепительно улыбнулся и махнул шляпой. Корабли поравнялись, между ними не было и тридцати футов, пушки француза указывали на "Сатерленд". В ярком солнечном свете Хорнблоуэр видел, как блестят на французских офицерах эполеты, как наводчики баковых карронад, пригнувшись, визируют, цель. Пора.
- Руль на ветер, помалу, - приказал Хорнблоуэр рулевому. Бушу, который предугадал маневр, хватило взгляда. "Сатерленд" начал медленно поворачивать через фордевинд, чтобы поравняться с кормой противника раньше, чем корабли сойдутся борт к борту. Буш командовал матросам у шкотов и брасов передних парусов, и тут, в дыму и грохоте, француз разразился первым бортовым залпом. "Сатерленд" задрожал, над головой у Хорнблоуэра тренькнула, разорвавшись, бизань-вантина, из дыры в фальшборте полетели щепки. Однако нос "Сатерленда" почти касался неприятельской кормы. Французы заметались по шканцам.
- Так держать! - крикнул Хорнблоуэр рулевому. Один за другим гремели выстрелы: "Сатерленд" проходил у неприятеля за кормой, и пушка за пушкой стреляли каждая в свой черед, и каждый раз корабль кренился от отдачи, и каждое ядро прокладывало путь от неприятельской кормы до самого бака. Джерард одним прыжком очутился на шканцах - он пробежал всю главную палубу, останавливаясь у каждой стреляющей пушки - склонился над ближайшей шканцевой карронадой, чуть изменил угол наклона, дернул вытяжной шнур и махнул рукой, приказывая остальным канонирам повторить за ним. Карронады гремели, ядра с картечью косили вражеские шканцы. Французские офицеры падали, как оловянные солдатики. Большое кормовое окно исчезло, будто сдернули занавеску.
- Ну, угостили мы их на славу, - сказал Буш.