- Я всего лишь высказал их по вашей просьбе, сэр.
- Я просил вас не возражать, а сформулировать свои замечания или полезные соображения. Я ждал от вас большей преданности, капитан Хорнблоуэр.
Это лишало спор всякого смысла. Если Лейтон хочет, чтоб ему поддакивали, не о чем и говорить. Он явно уверен в успехе своего предприятия. Хорнблоуэр сознавал, что его возражения скорее интуитивны, чем рассудочны, а капитану не след ссылаться перед адмиралом на свой более богатый опыт.
- Заверяю вас в своей преданности, сэр.
- Очень хорошо. Капитан Болтон? Капитан Эллиот? Никаких замечаний? Тогда мы можем немедленно приступить к подготовке. Мистер Сильвестр составит для вас приказы в письменном виде. Надеюсь, что мы с вами стоим на пороге величайших свершений.
Действительно, взять Росас было бы величайшим свершением. Город связан с морем и при поддержке сильной британской эскадры выдержит долгую осаду. Он будет постоянно угрожать французским коммуникациям. Отсюда можно будет перебросить испанскую армию в любое место на побережье, так что семи корпусам придется не завоевывать Каталонию, а осаждать Росас. Но о том, что поблизости французов нет, известно от испанцев, испанец Ровира обещался привести из Олота войско, он же посулил найти тягловый скот, чтоб перетащить осадную артиллерию.
Однако Лейтон решился, и оставалось только взяться за дело со всем возможным рвением. Если все пойдет гладко, они одержат крупную победу. Хотя Хорнблоуэр и не слышал, чтоб какая-нибудь совместная операция прошла без сучка, без задоринки, он мог, по крайней мере, надеяться и ради этой надежды продумывать, как выгрузит на берег тяжелые пушки.
Двумя днями позже эскадра в ранних сумерках скользила по воде, обрывы полуострова Креус маячили в отдалении. Якорь бросили в бухте возле Сильвы-де-Мар, которую еще раньше сочли наиболее удобной для высадки. В четырех милях к западу располагалась батарея в Льянце, в пяти милях к востоку - батарея на мысе Креус, в пяти милях к югу, за хребтом, тянущимся к мысу Креус, лежал Росас.
- Удачи, сэр, - сказал из темноты Буш, когда Хорнблоуэр спускался в шлюпку.
- Спасибо, Буш, - отозвался Хорнблоуэр. В неофициальном разговоре можно иногда пропустить неизменное "мистер". Буш большой шершавой ладонью нашел в темноте и сжал его руку - надо же, Буш серьезно встревожен предстоящей операцией.
Гичка быстро неслась по воде, в которой отражались бесчисленные звезды; вскоре тихий плеск волн о песчаный пляж стал слышнее, чем осторожный шум грузящегося в шлюпки войска. С берега окликнули по-испански. Хорошо - значит, на берегу не французы, может быть даже, это обещанные гверильеро. Хорнблоуэр спрыгнул на берег, из темноты выступили несколько человек в плащах.
- Английский капитан? - спросил один по-испански.
- Капитан Горацио Хорнблоуэр, к вашим услугам.
- Полковник Хуан Кларос, третья терция каталонского ополчения. Приветствую вас от имени генерала Ровиры.
- Спасибо. Сколько у вас людей?
- Моя терция. Тысяча человек.
- Сколько вьючных животных?
- Пятьдесят лошадей и сто мулов.
Вильена обещал, что на берег сгонят вьючных животных со всей северной Каталонии. До Росаса четыре мили по горной дороге и миля по равнине - чтобы тащить одну двадцатичетырехфунтовую пушку весом в две с половиной тонны по плохой дороге, нужно пятьдесят лошадей. Если б животных оказалось меньше, Хорнблоуэр не тронулся бы с места.
- Отведите гичку обратно, - сказал Хорнблоуэр Лонгли. - Пусть высадка продолжается.
Потом снова повернулся к Кларосу.
- Где генерал Ровира?
- За Кастельоном, идет на Росас.
- Сколько с ним людей?
- Все способные носить оружие испанцы Северной Каталонии, исключая мою терцию. Не менее семи тысяч человек.
- Хм.
Все пока идет, как обещано. Войско должно быть под стенами на заре, осадную артиллерию надо перетащить максимально быстро и сразу начать обстрел. Росас надо взять до того, как подоспеет французская армия из Барселоны, и времени совсем немного. Испанцы держат слово, Хорнблоуэр должен сдержать свое.
- Наблюдают ли ваши люди за Росасом? - спросил он.
- Кавалерийский эскадрон поднимет тревогу в случае вылазки.
- Превосходно.
До зари он пушки далеко от берега не утащит, за это время Ровира должен взять Росас в кольцо, о любой вылазке доложат кавалеристы. Хорошо продумано. Похоже, он недооценивал испанцев, или просто каталонские ополченцы воюют лучше регулярной испанской армии - что весьма правдоподобно.
У берега плескали веслами все новые шлюпки, из первых матросы уже с шумом выпрыгивали в слабо фосфоресцирующую воду. Красные мундиры пехотинцев в сумерках казались черными, и на них ярко выделялись белые перекрестия портупей.
- Майор Лайрд!
- Сэр!
- Поднимитесь со своими людьми на вершину обрыва. Поставьте пикеты, где сочтете нужным. Помните ваши приказы. Не отпускайте никого дальше, чем на расстояние окрика.
Не доверяя бдительности испанских дозорных, Хорнблоуэр хотел установить прочный заслон на случай внезапного нападения, но так, чтобы не получилось никаких накладок - а это нелегко, когда в темноте звучат три разных языка - английский, испанский и каталанский. Такого рода мелкие технические затруднения вряд ли предвидел не обремененный большим жизненным опытом адмирал. Барказы с пушками встали на мель далеко от берега. Матросы уже вытаскивали понтон, по распоряжению Хорнблоуэра составленный из связанных в плоты рангоутных дерев и бочек. Кавендиш, первый лейтенант с "Плутона", работал толково и не беспокоил Хорнблоуэра вопросами.
- Где лошади и мулы, полковник?
- Наверху.
- Спускайте их вниз.
Груз перетащат на берег в несколько минут, хотя тысяча ядер для двадцатичетырехфунтовых пушек - боезапас на день - весят более десяти тонн. Триста дисциплинированных матросов и триста морских пехотинцев выгрузят десять тонн ядер, пороховые бочонки, солонину и сухари на день - глазом не успеешь моргнуть. Больше всего мороки будет с пушками. Первую из десяти двадцатичетырехфунтовок только что уложили на понтон - перед этим пришлось отвязать найтовы, крепившие ее к планширю, вкатить с банки на короткую наклонную сходню, и уже со сходни на сам понтон - тот просел под ее весом, так что вода перехлестывала через бревна. Двести человек по пояс в воде тянули привязанные к пушке тросы, спотыкались, плескали водой, оскользались на мягком песчаном дне, но все же постепенно подтаскивали ее к берегу.
Как любая пушка, она сопротивлялась с упорством борова, в которого вселились адские силы и потешаются над несчастными людьми. Хотя по приказу Хорнблоуэра ее снабдили огромными колесами, она вновь и вновь застревала между бревен. Тогда в темноте Кавендиш и его люди подсовывали под нее лома и правила. Тут злокозненная махина разворачивалась, норовя съехать с понтона в воду, Кавендиш орал: "Стой!"; только выровняв ее, можно было снова тянуть за тросы. Десять пушек, размышлял Хорнблоуэр, каждую тащить четыре мили вверх и вниз по дороге.
Там, где песок сменялся каменистым основанием уступа, понтон соединили с берегом деревянными плотами. Погонщики, настолько оборванные, что это было видно даже в темноте, привели лошадей и мулов, но, естественно, не подумали запастись упряжью.
- Эй, вы, - сказал Хорнблоуэр, оборачиваясь к стоящим в ожидании матросам. - Здесь лежат лини. Сделайте из них хомуты и запрягите лошадей в пушку. Если поищете, найдете парусину.
- Есть, сэр.
Поразительно, как сноровисто моряки берутся за любое дело - они рьяно принялись вязать узлы и запрягать лошадей. Они говорили с испанскими лошадьми по-своему, и те, хотя вряд ли понимали английскую речь, послушно вставали, куда нужно. Погонщики, тараторя по-каталански, толкали и тянули лошадей, так что суеты от них было больше, чем пользы. Двенадцать фонарей тускло освещали сцену: лошади ржали, били копытами, не понимая, чего от них хотят. Их выстраивали в цепочку, накидывали им на шеи веревочные, обмотанные парусиной хомуты. В огоны на лафете пушки продели веревочные постромки.
- Отставить! - заорал один из матросов, когда постромки начали натягиваться. - У савраски за ногу по правому борту захлестнул трос.
К тому времени, как вторую пушку подтащили к кромке воды, первую приготовились тянуть. Бичи щелкали, матросы орали. Лошади оступались на песке, но пушка ползла, сходни скрипели и трещали под колесами. Двигалась она судорожно, рывками, а у подножия крутого склона застопорилась совсем. Двадцать малохольных испанских лошадок не могли сдвинуть ее с места.
- Мистер Мур, - раздраженно сказал Хорнблоуэр. - Проследите, чтоб пушку втащили.
- Есть, сэр.
Сто человек с помощью двадцати кляч втащили-таки чугунную громадину на склон. Еще матросы сзади подсовывали под колеса ломы, чтоб перетащить их через камни там, где уже не справлялись ни люди, ни лошади. Когда в свете брезжащей над морем зари Хорнблоуэр увидел на вершине склона аккуратный ряд из десяти пушек и гору боеприпасов, он почувствовал, что не зря провел ночь.
Светало. На золотистом пляже внизу суетились матросы, дальше на синей водной глади покачивалась эскадра. Вровень с тем местом, где Хорнблоуэр стоял, протянулось неровное каменистое плато, направо оно переходило в столовую возвышенность, а на юг, по всей видимости, к Росасу, вилась меж земляничных деревьев узкая тропа. В свете дня оказалось, что Кларос худ, загорел до черноты, что у него длинные черные усы, а под ними - ряд превосходных зубов, которые он обнажил в улыбке.
- У меня есть для вас лошадь, капитан.
- Спасибо, полковник. Вы очень любезны.
Между камней уныло слонялись оборванные личности, когда солнце осветило расселины, оттуда принялись выползать другие оборванные личности, сонные - по-прежнему кутаясь в одеяла, они бесцельно бродили туда-сюда. Хорнблоуэр глядел на союзников с неприязнью, переходящей в отвращение. Да, нечто похожее он предвидел, но не сделался от этого снисходительнее, бессонная ночь тоже не прибавляла симпатии к испанцам.
- Не будете ли вы так любезны, - сказал он, - послать к генералу Ровире гонца и сообщить, что мы выступаем к Росасу? Я надеюсь к полудню быть там хотя бы с частью пушек.
- Конечно, капитан.
- И я попрошу, чтобы ваши люди помогли тащить пушки и припасы.
Кларос отнесся к этому без восторга. Еще меньше порадовало его известие, что четыреста его человек потащат пушки, а еще четыреста понесут к Росасу двадцатичетырехфунтовые ядра, по ядру каждый. Он попытался было возразить, но Хорнблоуэр довольно резко его оборвал.
- А затем, полковник, они вернутся за остальными. Мне пообещали достаточное количество вьючных животных; раз вы не нашли четвероногих, мне придется удовольствоваться двуногими. Теперь, с вашего позволения, тронемся.
Десять лошадей или мулов на каждую пушку. Сто человек у постромок. Сто человек впереди готовят дорогу, убирают камни и засыпают ямы. Четыреста человек несут ядра, некоторые при этом ведут в поводу нагруженных пороховыми бочонками мулов. Кларос еще сильнее скривил лицо, узнав, что задействовать придется каждого человека из его терции, в то время как двести своих пехотинцев Хорнблоуэр предполагает работой не загружать.
- Я намерен поступить именно так. Если вам не нравится, полковник, вы можете поискать испанскую осадную артиллерию.
Хорнблоуэр хотел на случай непредвиденных обстоятельств иметь под рукой крупный дисциплинированный отряд, и решимость его была столь очевидна, что Кларос не посмел более возражать.
Позади, там, где грузили мулов, раздались сердитые крики. Хорнблоуэр зашагал туда, Кларос за ним. Они увидели, что испанский офицер вытащил шпагу и угрожает Грею, а за спиной у него оборванные гверильеро заряжают мушкеты.
- Что такое? Что тут происходит? - спросил Хорнблоуэр сперва на английском, потом на испанском. Все повернулись к нему и заговорили разом, словно школьники, поссорившиеся на большой перемене. Темпераментную каталанскую речь офицера Хорнблоуэр разобрать не мог, и повернулся к Грею.
- Дело было так, сэр, - начал штурманский помощник, предъявляя горящую сигару. - Этот даго, сэр, он закурил, когда навьючивал мула. Я сказал ему, очень вежливо, сэр: "Около пороха не курят, сэр", но он не обратил внимания, может не понял. Тогда я сказал ему, сказал, значит: "Но курито около порохо, сеньор", а он просто выдохнул дым и повернулся ко мне спиной. Тогда я отобрал у него сигару, и он вытащил шпагу, сэр.
Кларос тем временем выслушал своего офицера. Хорнблоуэр с Кларосом повернулись друг к другу.
- Ваш моряк оскорбил моего офицера, - сказал Кларос.
- Ваш офицер вел себя, как дурак, - сказал Хорнблоуэр.
Казалось, это тупик.
- Поглядите, сэр, - сказал вдруг Грей.
На боку невозмутимого мула покачивался бочонок, доски чуть-чуть разошлись, и в щель черной струйкой сыпался порох. Он был уже на боку у мула, на земле. Даже каталонцы не могли не видеть, как опасен сейчас открытый огонь. Кларос чуть-чуть улыбнулся.
- Мой моряк действовал сгоряча, - сказал Хорнблоуэр, - но я думаю, вы согласитесь, полковник, что он отчасти прав. Он принесет самые искренние извинения, и тогда, возможно, вы строго запретите курить возле пороха.
- Очень хорошо, - согласился Кларос.
Хорнблоуэр повернулся к Грею.
- Скажите этому офицеру: "Боже, храни нашего милостивого короля, сеньор". Скажите это почтительно.
Грей взглянул изумленно.
- Говорите же, - велел Хорнблоуэр резко.
- Боже, храни нашего милостивого короля, сеньор, - сказал Грей если не почтительно, то, по крайней мере, сконфуженно.
- Мой моряк извиняется перед вами за свою грубость, - объяснил Хорнблоуэр офицеру.
Кларос удовлетворенно кивнул, коротко о чем-то распорядился и пошел прочь. Кризис разрешился, ничьи чувства не пострадали. Моряки улыбались и шутили, гордые каталонцы поглядывали на легкомысленных варваров свысока.
XVIII
Капитан Хорнблоуэр въехал на очередной пригорок и натянул поводья. Над головой сияло августовское солнце, бесчисленные мухи осаждали и его, и лошадь, и спутников. Радом ехал Кларос, позади неуверенно тряслись на тощих каталонских россинантах Лонгли и Браун в компании трех испанских адъютантов. Дальше по дороге сомкнутым строем двигались передовые части морской пехоты под предводительством майора Лайрда, там и сям на серо-зеленых склонах алели пикеты, расставленные им на случай внезапной атаки. Дальше гусеницей ползли обнаженные по пояс люди, расчищавшие дорогу, а еще дальше извивалась гусеница потолще и заканчивалась пушкой. За пять часов удалось покрыть чуть больше трех миль. Хорнблоуэр, глядя на солнце, решил, что в запасе у него не больше полутора часов - за это время нужно протащить пушки еще милю по горам и милю по равнине Он со стыдом подумал, что наверняка и намного опоздает, и уже точно не откроет огонь до пяти или даже до шести часов вечера.
Внизу лежал Росас: горный воздух скрадывал расстояния и казалось - до города не больше мили. Хорнблоуэр узнавал на местности то, что прежде видел на карте. Справа - цитадель, серый пятиугольник крепостных стен, за ней море, в центре - сам город, одна-единственная длинная улица протянулась вдоль моря, со стороны суши ее отгораживал земляной вал, налево - громада форта Тринидад. Самое уязвимое звено - сам город, но захватывать его бессмысленно: цитадель и форт Тринидад смогут обороняться независимо. Лучше всего взять быка за рога: штурмовать цитадель с берега. Следом за цитаделью падет и город, хотя форт Тринидад, вероятно, еще подержится.
Хорнблоуэр так увлекся составлением диспозиции, что сперва не обратил внимания, какая пасторально-идиллическая картина предстала его глазам. Трехцветные флаги лениво хлопали над цитаделью и фортом, и лишь они одни хоть чем-то напоминали о войне. Никаких признаков осады. Не позднее чем через несколько часов в крепости узнают, что всего в двух милях от них движется плохо охраняемый конвой с пушками.
- Где армия Каталонии? - сердито спросил Хорнблоуэр у Клароса.
Тот только пожал плечами.
- Не знаю, капитан.
Хорнблоуэр понял, что его драгоценные пушки и его еще более драгоценные моряки вот-вот станут легкой добычей для солдат из Росаса.
- Вы сказали мне, что генерал Ровира вышел к Росасу вчера!
- Значит, что-то его задержало.
- Но гонец - тот, которого вы послали на заре, - вернулся?
Кларос, подняв брови, переадресовал вопрос адъютанту.
- Он не выезжал, - ответил тот.
- Что? - переспросил Хорнблоуэр по-английски. Только оправившись от изумления и приведя в порядок свои чувства, смог он снова перейти на испанский.
- Почему так?
- Офицеру пришлось бы утруждать себя без всякой надобности, - пояснил адъютант. - Если генерал Ровира придет, он придет. Если нет, никакой наш гонец не заставит его придти.
Хорнблоуэр указал направо, где в овраге стояли рядком около пятидесяти лошадей и сидели кучками люди - то был кавалерийский эскадрон, наблюдавший за Росасом со вчерашнего дня.
- Почему они не доложили, что генерал Ровира не прибыл? - спросил он.
- Я приказал командиру доложить, когда генерал Ровира прибудет, отвечал Кларос.
Он и бровью не повел, когда англичанин презрительно скривился. Чтобы не рассориться вконец, Хорнблоуэр на время сдержал ярость.
- Мы здесь в большой опасности, - сказал он.
Кларос вновь пожал плечами - похоже удивился, что англичанин такого робкого десятка.
- Мои люди привычны к горам. Если гарнизон нападет, мы уйдем козьими тропами, - сказал он, указывая на крутые склоны месы* [mesa - (здесь) столовая возвышенность, плато (исп.)]. - Преследовать нас они не посмеют, а посмеют - не догонят.
- Но мои пушки? Мои люди?
- Воевать вообще опасно, - высокомерно отвечал Кларос.
Хорнблоуэр обернулся к Лонгли.
- Скачите обратно, - приказал он. - Задержите пушки. Задержите носильщиков. Задержите всех. Без моего приказа никто не тронется с места.
- Есть, сэр.
Лонгли развернул лошадь и поскакал прочь, видимо, он научился ездить верхом до того, как попал на флот. Кларос, адъютанты, Хорнблоуэр и Браун провожали его взглядами, потом повернулись друг к другу. Испанцы догадались, что за приказ отдан.
- Ни одна моя пушка, ни один мой человек не двинутся, - сказал Хорнблоуэр, - пока я не увижу армию генерала Ровиры. Будете ли вы так любезны послать гонца теперь?
Кларос потянул себя за длинный ус и что-то сказал адъютантам; двое младших некоторое время пререкались, потом один взял написанную старшим записку и поскакал прочь. По лицу его было видно, что ему совсем не хочется ехать по жаре неизвестно еще как далеко.
- Пора обедать, - сказал Кларос. - Вы не распорядитесь, чтоб моих людей покормили, капитан?
У Хорнблоуэра отвисла челюсть. Он думал, что его уже ничем не удивишь, но, оказывается, ошибался. Бронзовое лицо Клароса не выражало и тени сомнения. Он думает, что тысячу его людей будут кормить припасами, выгруженными с кораблей. У Хорнблоуэра язык чесался отказать наотрез, однако он поостерегся. Если испанцев не покормить, они разбредутся в поисках пищи - а пока оставалась слабая надежда, что Ровира дойдет и осада начнется скоро. Ради этого шанса стоило пойти на уступку и протянуть несколько часов, пока их не заметили из крепости.
- Распоряжусь, - сказал Хорнблоуэр.
Бесстрастно-самоуверенно полковник высказал свою необычную просьбу, так же бесстрастно-самоуверенно он выслушал, что англичанин, с которым он за минуту до того едва не разругался, удовлетворит его притязания.
Вскоре моряки и каталонцы уже дружно работали челюстями. Даже дозорные кавалеристы учуяли издалека запах пищи и, словно стервятники, слетелись на пиршество, оставив лишь четверых несчастных наблюдать за Росасом. Кларос и его адъютанты сидели в кружок, ординарцы прислуживали. Как Хорнблоуэр ожидал, за комидой* [comida - трапеза (исп.)] последовала сиеста наевшись, испанцы разлеглись в узкой тени кустов и захрапели, лежа на спине, с южной стойкостью не замечая вьющихся над приоткрытыми ртами мух.
Хорнблоуэр не ел и не спал. Он спешился, лошадь поручил Брауну и, кипя злобой, заходил взад-вперед по гребню, глядя на Росас. Он написал адмиралу записку, где старательно объяснял причину задержки - тем более старательно, что не хотел показаться офицером, которому всюду мерещится опасность. Ответ его взбесил. Нельзя ли, спрашивал Лейтон, штурмовать крепость с имеющимся пятью сотнями людей? Где генерал Ровира? Вопрос подразумевал, что Хорнблоуэр каким-то образом виновен в том, что Ровиры нет. Лейтон напоминал, что необходимо теснейшим образом сотрудничать с испанцами. Эскадра не сможет долго снабжать союзников провиантом. Хорнблоуэру предписывалось тактично намекнуть полковнику Кларосу, чтоб тот изыскал способ кормить своих людей сам. Высадка десанта должна достичь поставленной цели, однако ни в коем случае не следует предпринимать рискованных действий. В теперешних обстоятельствах записка Лейтона была пустой писаниной, однако трибунал вполне может счесть ее исключительно здравой и разумной.
- Прошу прощения, сэр, - внезапно сказал Браун. - Лягушатники вышли из города.
Вздрогнув, Хорнблоуэр взглянул на Росас. Из крепости выползали три длинные змеи, три войсковых колонны разворачивались на равнине, по одной из города, цитадели и форта Тринидад. Хриплый крик испанских дозорных возвестил, что и они увидели: маленький отряд, бросив наблюдательный пост, во весь опор мчался к рассыпанному по плато испанскому войску. Хорнблоуэр целых две минуты не мог оторвать взгляд от города: колонны не кончались, но все вытягивались и вытягивались. Две направлялись к ним, третья, та, что из цитадели, сворачивала направо, с явным намереньем отрезать испанцам путь вглубь материка. Хорнблоуэр различал блеск ружей. Колонны все не кончались - в каждой должно быть не меньше тысячи солдат. Испанцы, сообщившие, что гарнизон насчитывает едва ли две тысячи человек, обманули, как и во все остальном.
Подскакал Кларос с адъютантами и взглянул на равнину. Ему хватило минуты: его спутники тут же указали пальцами на огибающую с фланга колонну. Он развернул лошадь и поскакал прочь. На мгновение они с Хорнблоуэром встретились взглядами - хотя англичанин, как и прежде, не прочел ничего в испанских глазах, намерение он угадал. Если Кларос поспешит в горы, бросив британцев, он успеет скрыться - именно это он и выбрал. Даже если каталонцы могут сдержать трехтысячное французское войско, они не станут прикрывать отступление - бессмысленно и просить.
Десанту придется полагаться на собственные силы, и времени в обрез. Хорнблоуэр вскарабкался на лошадь и поскакал за Кларосом - головы французских колонн уже выползли далеко на равнину и готовились штурмовать крутые склоны возвышенности. Поравнявшись с пехотинцами, которых майор Лайрд уже построил в шеренги, Хорнблоуэр перешел на рысь. Нельзя обнаруживать тревогу или поспешность - это только напугает людей.
Предстояло нелегкое решение. Очевидно, разумнее бросить все - пушки, припасы - и вести людей к берегу. Потерю десяти двадцатичетырехфунтовых пушек, боеприпасов и провианта восполнить легче, чем потерю даже нескольких опытных моряков. Подчинись Хорнблоуэр здравому смыслу, он бы погрузил своих людей на корабли раньше, чем подоспеют французы. Однако практические соображения часто приходится отодвигать на второй план. Бегство к кораблям, брошенные пушки - это необратимо подорвет в команде боевой дух, отступление с боем при малых потерях - напротив, поднимет. Утвердившись в принятом решении Хорнблоуэр остановил лошадь рядом с майором Лайрдом.
- Через час тут будут три тысячи французов, Лайрд, - сказал он тихо. Вы должны сдержать их, пока мы загрузим пушки и боеприпасы.
Лайрд кивнул. Он был рыжий, как многие шотландцы полноватый и краснолицый, треуголка его сползла на затылок, он поминутно утирал с лица пот жуткого цвета лиловым шелковым платком, как нарочно подобранного к алому мундиру и перевязи.
- Так точно, - сказал он. - Сдержим.
Хорнблоуэр последний раз окинул взглядом двойной строй пехотинцев, простые загорелые лица под киверами, белые перекрестья портупей. Спокойные, дисциплинированные - эти ребята не подведут. Он пришпорил тощую лошаденку и рысью поскакал по дороге. Вот и Лонгли, едет навстречу.
- Поезжайте на берег, Лонгли. Скажите адмиралу, что придется грузить людей и припасы. Попросите его приготовить шлюпки.
Испанцы уже в беспорядке двигались по тропе вглубь материка. Испанские унтер-офицеры собирали отстающих, британские унтер-офицеры в растерянности наблюдали, как те отвязывают лошадей.
- Прекратить! - заорал Хорнблоуэр, судорожно подыскивая испанские слова. - Лошади останутся нам. Эй, Шелдон, Дрейк, привяжите лошадей обратно. Браун, скачи дальше. Скажи всем офицерам, чтоб испанцев не задерживать, но ни мула, ни лошади им не отдавать.
Испанцы угрюмо переглянулись. В разграбленной французами Каталонии вьючные и гужевые животные на вес золота. Последний из испанских партизан знает, что, лишившись лошадей и мулов, будет голодать в следующем походе. Однако британские моряки уступать не собирались - они уже вытаскивали пистолеты и сабли. Испанцы, видя, что французская колонна скоро отрежет им путь, смирились и отступили. Хорнблоуэр пришпорил усталую лошадь и поехал дальше. По его приказу пушки, которые с таким трудом втащили наверх, теперь разворачивали обратно. Он доехал до устья узкой расщелины и спустился к берегу. Тихое послеполуденное море отливало лазурью, вдалеке три корабля мирно покачивались на якорях, шлюпки огромными жуками ползли по эмалевой глади к полоске золотистого песка.
- Я просил вас не возражать, а сформулировать свои замечания или полезные соображения. Я ждал от вас большей преданности, капитан Хорнблоуэр.
Это лишало спор всякого смысла. Если Лейтон хочет, чтоб ему поддакивали, не о чем и говорить. Он явно уверен в успехе своего предприятия. Хорнблоуэр сознавал, что его возражения скорее интуитивны, чем рассудочны, а капитану не след ссылаться перед адмиралом на свой более богатый опыт.
- Заверяю вас в своей преданности, сэр.
- Очень хорошо. Капитан Болтон? Капитан Эллиот? Никаких замечаний? Тогда мы можем немедленно приступить к подготовке. Мистер Сильвестр составит для вас приказы в письменном виде. Надеюсь, что мы с вами стоим на пороге величайших свершений.
Действительно, взять Росас было бы величайшим свершением. Город связан с морем и при поддержке сильной британской эскадры выдержит долгую осаду. Он будет постоянно угрожать французским коммуникациям. Отсюда можно будет перебросить испанскую армию в любое место на побережье, так что семи корпусам придется не завоевывать Каталонию, а осаждать Росас. Но о том, что поблизости французов нет, известно от испанцев, испанец Ровира обещался привести из Олота войско, он же посулил найти тягловый скот, чтоб перетащить осадную артиллерию.
Однако Лейтон решился, и оставалось только взяться за дело со всем возможным рвением. Если все пойдет гладко, они одержат крупную победу. Хотя Хорнблоуэр и не слышал, чтоб какая-нибудь совместная операция прошла без сучка, без задоринки, он мог, по крайней мере, надеяться и ради этой надежды продумывать, как выгрузит на берег тяжелые пушки.
Двумя днями позже эскадра в ранних сумерках скользила по воде, обрывы полуострова Креус маячили в отдалении. Якорь бросили в бухте возле Сильвы-де-Мар, которую еще раньше сочли наиболее удобной для высадки. В четырех милях к западу располагалась батарея в Льянце, в пяти милях к востоку - батарея на мысе Креус, в пяти милях к югу, за хребтом, тянущимся к мысу Креус, лежал Росас.
- Удачи, сэр, - сказал из темноты Буш, когда Хорнблоуэр спускался в шлюпку.
- Спасибо, Буш, - отозвался Хорнблоуэр. В неофициальном разговоре можно иногда пропустить неизменное "мистер". Буш большой шершавой ладонью нашел в темноте и сжал его руку - надо же, Буш серьезно встревожен предстоящей операцией.
Гичка быстро неслась по воде, в которой отражались бесчисленные звезды; вскоре тихий плеск волн о песчаный пляж стал слышнее, чем осторожный шум грузящегося в шлюпки войска. С берега окликнули по-испански. Хорошо - значит, на берегу не французы, может быть даже, это обещанные гверильеро. Хорнблоуэр спрыгнул на берег, из темноты выступили несколько человек в плащах.
- Английский капитан? - спросил один по-испански.
- Капитан Горацио Хорнблоуэр, к вашим услугам.
- Полковник Хуан Кларос, третья терция каталонского ополчения. Приветствую вас от имени генерала Ровиры.
- Спасибо. Сколько у вас людей?
- Моя терция. Тысяча человек.
- Сколько вьючных животных?
- Пятьдесят лошадей и сто мулов.
Вильена обещал, что на берег сгонят вьючных животных со всей северной Каталонии. До Росаса четыре мили по горной дороге и миля по равнине - чтобы тащить одну двадцатичетырехфунтовую пушку весом в две с половиной тонны по плохой дороге, нужно пятьдесят лошадей. Если б животных оказалось меньше, Хорнблоуэр не тронулся бы с места.
- Отведите гичку обратно, - сказал Хорнблоуэр Лонгли. - Пусть высадка продолжается.
Потом снова повернулся к Кларосу.
- Где генерал Ровира?
- За Кастельоном, идет на Росас.
- Сколько с ним людей?
- Все способные носить оружие испанцы Северной Каталонии, исключая мою терцию. Не менее семи тысяч человек.
- Хм.
Все пока идет, как обещано. Войско должно быть под стенами на заре, осадную артиллерию надо перетащить максимально быстро и сразу начать обстрел. Росас надо взять до того, как подоспеет французская армия из Барселоны, и времени совсем немного. Испанцы держат слово, Хорнблоуэр должен сдержать свое.
- Наблюдают ли ваши люди за Росасом? - спросил он.
- Кавалерийский эскадрон поднимет тревогу в случае вылазки.
- Превосходно.
До зари он пушки далеко от берега не утащит, за это время Ровира должен взять Росас в кольцо, о любой вылазке доложат кавалеристы. Хорошо продумано. Похоже, он недооценивал испанцев, или просто каталонские ополченцы воюют лучше регулярной испанской армии - что весьма правдоподобно.
У берега плескали веслами все новые шлюпки, из первых матросы уже с шумом выпрыгивали в слабо фосфоресцирующую воду. Красные мундиры пехотинцев в сумерках казались черными, и на них ярко выделялись белые перекрестия портупей.
- Майор Лайрд!
- Сэр!
- Поднимитесь со своими людьми на вершину обрыва. Поставьте пикеты, где сочтете нужным. Помните ваши приказы. Не отпускайте никого дальше, чем на расстояние окрика.
Не доверяя бдительности испанских дозорных, Хорнблоуэр хотел установить прочный заслон на случай внезапного нападения, но так, чтобы не получилось никаких накладок - а это нелегко, когда в темноте звучат три разных языка - английский, испанский и каталанский. Такого рода мелкие технические затруднения вряд ли предвидел не обремененный большим жизненным опытом адмирал. Барказы с пушками встали на мель далеко от берега. Матросы уже вытаскивали понтон, по распоряжению Хорнблоуэра составленный из связанных в плоты рангоутных дерев и бочек. Кавендиш, первый лейтенант с "Плутона", работал толково и не беспокоил Хорнблоуэра вопросами.
- Где лошади и мулы, полковник?
- Наверху.
- Спускайте их вниз.
Груз перетащат на берег в несколько минут, хотя тысяча ядер для двадцатичетырехфунтовых пушек - боезапас на день - весят более десяти тонн. Триста дисциплинированных матросов и триста морских пехотинцев выгрузят десять тонн ядер, пороховые бочонки, солонину и сухари на день - глазом не успеешь моргнуть. Больше всего мороки будет с пушками. Первую из десяти двадцатичетырехфунтовок только что уложили на понтон - перед этим пришлось отвязать найтовы, крепившие ее к планширю, вкатить с банки на короткую наклонную сходню, и уже со сходни на сам понтон - тот просел под ее весом, так что вода перехлестывала через бревна. Двести человек по пояс в воде тянули привязанные к пушке тросы, спотыкались, плескали водой, оскользались на мягком песчаном дне, но все же постепенно подтаскивали ее к берегу.
Как любая пушка, она сопротивлялась с упорством борова, в которого вселились адские силы и потешаются над несчастными людьми. Хотя по приказу Хорнблоуэра ее снабдили огромными колесами, она вновь и вновь застревала между бревен. Тогда в темноте Кавендиш и его люди подсовывали под нее лома и правила. Тут злокозненная махина разворачивалась, норовя съехать с понтона в воду, Кавендиш орал: "Стой!"; только выровняв ее, можно было снова тянуть за тросы. Десять пушек, размышлял Хорнблоуэр, каждую тащить четыре мили вверх и вниз по дороге.
Там, где песок сменялся каменистым основанием уступа, понтон соединили с берегом деревянными плотами. Погонщики, настолько оборванные, что это было видно даже в темноте, привели лошадей и мулов, но, естественно, не подумали запастись упряжью.
- Эй, вы, - сказал Хорнблоуэр, оборачиваясь к стоящим в ожидании матросам. - Здесь лежат лини. Сделайте из них хомуты и запрягите лошадей в пушку. Если поищете, найдете парусину.
- Есть, сэр.
Поразительно, как сноровисто моряки берутся за любое дело - они рьяно принялись вязать узлы и запрягать лошадей. Они говорили с испанскими лошадьми по-своему, и те, хотя вряд ли понимали английскую речь, послушно вставали, куда нужно. Погонщики, тараторя по-каталански, толкали и тянули лошадей, так что суеты от них было больше, чем пользы. Двенадцать фонарей тускло освещали сцену: лошади ржали, били копытами, не понимая, чего от них хотят. Их выстраивали в цепочку, накидывали им на шеи веревочные, обмотанные парусиной хомуты. В огоны на лафете пушки продели веревочные постромки.
- Отставить! - заорал один из матросов, когда постромки начали натягиваться. - У савраски за ногу по правому борту захлестнул трос.
К тому времени, как вторую пушку подтащили к кромке воды, первую приготовились тянуть. Бичи щелкали, матросы орали. Лошади оступались на песке, но пушка ползла, сходни скрипели и трещали под колесами. Двигалась она судорожно, рывками, а у подножия крутого склона застопорилась совсем. Двадцать малохольных испанских лошадок не могли сдвинуть ее с места.
- Мистер Мур, - раздраженно сказал Хорнблоуэр. - Проследите, чтоб пушку втащили.
- Есть, сэр.
Сто человек с помощью двадцати кляч втащили-таки чугунную громадину на склон. Еще матросы сзади подсовывали под колеса ломы, чтоб перетащить их через камни там, где уже не справлялись ни люди, ни лошади. Когда в свете брезжащей над морем зари Хорнблоуэр увидел на вершине склона аккуратный ряд из десяти пушек и гору боеприпасов, он почувствовал, что не зря провел ночь.
Светало. На золотистом пляже внизу суетились матросы, дальше на синей водной глади покачивалась эскадра. Вровень с тем местом, где Хорнблоуэр стоял, протянулось неровное каменистое плато, направо оно переходило в столовую возвышенность, а на юг, по всей видимости, к Росасу, вилась меж земляничных деревьев узкая тропа. В свете дня оказалось, что Кларос худ, загорел до черноты, что у него длинные черные усы, а под ними - ряд превосходных зубов, которые он обнажил в улыбке.
- У меня есть для вас лошадь, капитан.
- Спасибо, полковник. Вы очень любезны.
Между камней уныло слонялись оборванные личности, когда солнце осветило расселины, оттуда принялись выползать другие оборванные личности, сонные - по-прежнему кутаясь в одеяла, они бесцельно бродили туда-сюда. Хорнблоуэр глядел на союзников с неприязнью, переходящей в отвращение. Да, нечто похожее он предвидел, но не сделался от этого снисходительнее, бессонная ночь тоже не прибавляла симпатии к испанцам.
- Не будете ли вы так любезны, - сказал он, - послать к генералу Ровире гонца и сообщить, что мы выступаем к Росасу? Я надеюсь к полудню быть там хотя бы с частью пушек.
- Конечно, капитан.
- И я попрошу, чтобы ваши люди помогли тащить пушки и припасы.
Кларос отнесся к этому без восторга. Еще меньше порадовало его известие, что четыреста его человек потащат пушки, а еще четыреста понесут к Росасу двадцатичетырехфунтовые ядра, по ядру каждый. Он попытался было возразить, но Хорнблоуэр довольно резко его оборвал.
- А затем, полковник, они вернутся за остальными. Мне пообещали достаточное количество вьючных животных; раз вы не нашли четвероногих, мне придется удовольствоваться двуногими. Теперь, с вашего позволения, тронемся.
Десять лошадей или мулов на каждую пушку. Сто человек у постромок. Сто человек впереди готовят дорогу, убирают камни и засыпают ямы. Четыреста человек несут ядра, некоторые при этом ведут в поводу нагруженных пороховыми бочонками мулов. Кларос еще сильнее скривил лицо, узнав, что задействовать придется каждого человека из его терции, в то время как двести своих пехотинцев Хорнблоуэр предполагает работой не загружать.
- Я намерен поступить именно так. Если вам не нравится, полковник, вы можете поискать испанскую осадную артиллерию.
Хорнблоуэр хотел на случай непредвиденных обстоятельств иметь под рукой крупный дисциплинированный отряд, и решимость его была столь очевидна, что Кларос не посмел более возражать.
Позади, там, где грузили мулов, раздались сердитые крики. Хорнблоуэр зашагал туда, Кларос за ним. Они увидели, что испанский офицер вытащил шпагу и угрожает Грею, а за спиной у него оборванные гверильеро заряжают мушкеты.
- Что такое? Что тут происходит? - спросил Хорнблоуэр сперва на английском, потом на испанском. Все повернулись к нему и заговорили разом, словно школьники, поссорившиеся на большой перемене. Темпераментную каталанскую речь офицера Хорнблоуэр разобрать не мог, и повернулся к Грею.
- Дело было так, сэр, - начал штурманский помощник, предъявляя горящую сигару. - Этот даго, сэр, он закурил, когда навьючивал мула. Я сказал ему, очень вежливо, сэр: "Около пороха не курят, сэр", но он не обратил внимания, может не понял. Тогда я сказал ему, сказал, значит: "Но курито около порохо, сеньор", а он просто выдохнул дым и повернулся ко мне спиной. Тогда я отобрал у него сигару, и он вытащил шпагу, сэр.
Кларос тем временем выслушал своего офицера. Хорнблоуэр с Кларосом повернулись друг к другу.
- Ваш моряк оскорбил моего офицера, - сказал Кларос.
- Ваш офицер вел себя, как дурак, - сказал Хорнблоуэр.
Казалось, это тупик.
- Поглядите, сэр, - сказал вдруг Грей.
На боку невозмутимого мула покачивался бочонок, доски чуть-чуть разошлись, и в щель черной струйкой сыпался порох. Он был уже на боку у мула, на земле. Даже каталонцы не могли не видеть, как опасен сейчас открытый огонь. Кларос чуть-чуть улыбнулся.
- Мой моряк действовал сгоряча, - сказал Хорнблоуэр, - но я думаю, вы согласитесь, полковник, что он отчасти прав. Он принесет самые искренние извинения, и тогда, возможно, вы строго запретите курить возле пороха.
- Очень хорошо, - согласился Кларос.
Хорнблоуэр повернулся к Грею.
- Скажите этому офицеру: "Боже, храни нашего милостивого короля, сеньор". Скажите это почтительно.
Грей взглянул изумленно.
- Говорите же, - велел Хорнблоуэр резко.
- Боже, храни нашего милостивого короля, сеньор, - сказал Грей если не почтительно, то, по крайней мере, сконфуженно.
- Мой моряк извиняется перед вами за свою грубость, - объяснил Хорнблоуэр офицеру.
Кларос удовлетворенно кивнул, коротко о чем-то распорядился и пошел прочь. Кризис разрешился, ничьи чувства не пострадали. Моряки улыбались и шутили, гордые каталонцы поглядывали на легкомысленных варваров свысока.
XVIII
Капитан Хорнблоуэр въехал на очередной пригорок и натянул поводья. Над головой сияло августовское солнце, бесчисленные мухи осаждали и его, и лошадь, и спутников. Радом ехал Кларос, позади неуверенно тряслись на тощих каталонских россинантах Лонгли и Браун в компании трех испанских адъютантов. Дальше по дороге сомкнутым строем двигались передовые части морской пехоты под предводительством майора Лайрда, там и сям на серо-зеленых склонах алели пикеты, расставленные им на случай внезапной атаки. Дальше гусеницей ползли обнаженные по пояс люди, расчищавшие дорогу, а еще дальше извивалась гусеница потолще и заканчивалась пушкой. За пять часов удалось покрыть чуть больше трех миль. Хорнблоуэр, глядя на солнце, решил, что в запасе у него не больше полутора часов - за это время нужно протащить пушки еще милю по горам и милю по равнине Он со стыдом подумал, что наверняка и намного опоздает, и уже точно не откроет огонь до пяти или даже до шести часов вечера.
Внизу лежал Росас: горный воздух скрадывал расстояния и казалось - до города не больше мили. Хорнблоуэр узнавал на местности то, что прежде видел на карте. Справа - цитадель, серый пятиугольник крепостных стен, за ней море, в центре - сам город, одна-единственная длинная улица протянулась вдоль моря, со стороны суши ее отгораживал земляной вал, налево - громада форта Тринидад. Самое уязвимое звено - сам город, но захватывать его бессмысленно: цитадель и форт Тринидад смогут обороняться независимо. Лучше всего взять быка за рога: штурмовать цитадель с берега. Следом за цитаделью падет и город, хотя форт Тринидад, вероятно, еще подержится.
Хорнблоуэр так увлекся составлением диспозиции, что сперва не обратил внимания, какая пасторально-идиллическая картина предстала его глазам. Трехцветные флаги лениво хлопали над цитаделью и фортом, и лишь они одни хоть чем-то напоминали о войне. Никаких признаков осады. Не позднее чем через несколько часов в крепости узнают, что всего в двух милях от них движется плохо охраняемый конвой с пушками.
- Где армия Каталонии? - сердито спросил Хорнблоуэр у Клароса.
Тот только пожал плечами.
- Не знаю, капитан.
Хорнблоуэр понял, что его драгоценные пушки и его еще более драгоценные моряки вот-вот станут легкой добычей для солдат из Росаса.
- Вы сказали мне, что генерал Ровира вышел к Росасу вчера!
- Значит, что-то его задержало.
- Но гонец - тот, которого вы послали на заре, - вернулся?
Кларос, подняв брови, переадресовал вопрос адъютанту.
- Он не выезжал, - ответил тот.
- Что? - переспросил Хорнблоуэр по-английски. Только оправившись от изумления и приведя в порядок свои чувства, смог он снова перейти на испанский.
- Почему так?
- Офицеру пришлось бы утруждать себя без всякой надобности, - пояснил адъютант. - Если генерал Ровира придет, он придет. Если нет, никакой наш гонец не заставит его придти.
Хорнблоуэр указал направо, где в овраге стояли рядком около пятидесяти лошадей и сидели кучками люди - то был кавалерийский эскадрон, наблюдавший за Росасом со вчерашнего дня.
- Почему они не доложили, что генерал Ровира не прибыл? - спросил он.
- Я приказал командиру доложить, когда генерал Ровира прибудет, отвечал Кларос.
Он и бровью не повел, когда англичанин презрительно скривился. Чтобы не рассориться вконец, Хорнблоуэр на время сдержал ярость.
- Мы здесь в большой опасности, - сказал он.
Кларос вновь пожал плечами - похоже удивился, что англичанин такого робкого десятка.
- Мои люди привычны к горам. Если гарнизон нападет, мы уйдем козьими тропами, - сказал он, указывая на крутые склоны месы* [mesa - (здесь) столовая возвышенность, плато (исп.)]. - Преследовать нас они не посмеют, а посмеют - не догонят.
- Но мои пушки? Мои люди?
- Воевать вообще опасно, - высокомерно отвечал Кларос.
Хорнблоуэр обернулся к Лонгли.
- Скачите обратно, - приказал он. - Задержите пушки. Задержите носильщиков. Задержите всех. Без моего приказа никто не тронется с места.
- Есть, сэр.
Лонгли развернул лошадь и поскакал прочь, видимо, он научился ездить верхом до того, как попал на флот. Кларос, адъютанты, Хорнблоуэр и Браун провожали его взглядами, потом повернулись друг к другу. Испанцы догадались, что за приказ отдан.
- Ни одна моя пушка, ни один мой человек не двинутся, - сказал Хорнблоуэр, - пока я не увижу армию генерала Ровиры. Будете ли вы так любезны послать гонца теперь?
Кларос потянул себя за длинный ус и что-то сказал адъютантам; двое младших некоторое время пререкались, потом один взял написанную старшим записку и поскакал прочь. По лицу его было видно, что ему совсем не хочется ехать по жаре неизвестно еще как далеко.
- Пора обедать, - сказал Кларос. - Вы не распорядитесь, чтоб моих людей покормили, капитан?
У Хорнблоуэра отвисла челюсть. Он думал, что его уже ничем не удивишь, но, оказывается, ошибался. Бронзовое лицо Клароса не выражало и тени сомнения. Он думает, что тысячу его людей будут кормить припасами, выгруженными с кораблей. У Хорнблоуэра язык чесался отказать наотрез, однако он поостерегся. Если испанцев не покормить, они разбредутся в поисках пищи - а пока оставалась слабая надежда, что Ровира дойдет и осада начнется скоро. Ради этого шанса стоило пойти на уступку и протянуть несколько часов, пока их не заметили из крепости.
- Распоряжусь, - сказал Хорнблоуэр.
Бесстрастно-самоуверенно полковник высказал свою необычную просьбу, так же бесстрастно-самоуверенно он выслушал, что англичанин, с которым он за минуту до того едва не разругался, удовлетворит его притязания.
Вскоре моряки и каталонцы уже дружно работали челюстями. Даже дозорные кавалеристы учуяли издалека запах пищи и, словно стервятники, слетелись на пиршество, оставив лишь четверых несчастных наблюдать за Росасом. Кларос и его адъютанты сидели в кружок, ординарцы прислуживали. Как Хорнблоуэр ожидал, за комидой* [comida - трапеза (исп.)] последовала сиеста наевшись, испанцы разлеглись в узкой тени кустов и захрапели, лежа на спине, с южной стойкостью не замечая вьющихся над приоткрытыми ртами мух.
Хорнблоуэр не ел и не спал. Он спешился, лошадь поручил Брауну и, кипя злобой, заходил взад-вперед по гребню, глядя на Росас. Он написал адмиралу записку, где старательно объяснял причину задержки - тем более старательно, что не хотел показаться офицером, которому всюду мерещится опасность. Ответ его взбесил. Нельзя ли, спрашивал Лейтон, штурмовать крепость с имеющимся пятью сотнями людей? Где генерал Ровира? Вопрос подразумевал, что Хорнблоуэр каким-то образом виновен в том, что Ровиры нет. Лейтон напоминал, что необходимо теснейшим образом сотрудничать с испанцами. Эскадра не сможет долго снабжать союзников провиантом. Хорнблоуэру предписывалось тактично намекнуть полковнику Кларосу, чтоб тот изыскал способ кормить своих людей сам. Высадка десанта должна достичь поставленной цели, однако ни в коем случае не следует предпринимать рискованных действий. В теперешних обстоятельствах записка Лейтона была пустой писаниной, однако трибунал вполне может счесть ее исключительно здравой и разумной.
- Прошу прощения, сэр, - внезапно сказал Браун. - Лягушатники вышли из города.
Вздрогнув, Хорнблоуэр взглянул на Росас. Из крепости выползали три длинные змеи, три войсковых колонны разворачивались на равнине, по одной из города, цитадели и форта Тринидад. Хриплый крик испанских дозорных возвестил, что и они увидели: маленький отряд, бросив наблюдательный пост, во весь опор мчался к рассыпанному по плато испанскому войску. Хорнблоуэр целых две минуты не мог оторвать взгляд от города: колонны не кончались, но все вытягивались и вытягивались. Две направлялись к ним, третья, та, что из цитадели, сворачивала направо, с явным намереньем отрезать испанцам путь вглубь материка. Хорнблоуэр различал блеск ружей. Колонны все не кончались - в каждой должно быть не меньше тысячи солдат. Испанцы, сообщившие, что гарнизон насчитывает едва ли две тысячи человек, обманули, как и во все остальном.
Подскакал Кларос с адъютантами и взглянул на равнину. Ему хватило минуты: его спутники тут же указали пальцами на огибающую с фланга колонну. Он развернул лошадь и поскакал прочь. На мгновение они с Хорнблоуэром встретились взглядами - хотя англичанин, как и прежде, не прочел ничего в испанских глазах, намерение он угадал. Если Кларос поспешит в горы, бросив британцев, он успеет скрыться - именно это он и выбрал. Даже если каталонцы могут сдержать трехтысячное французское войско, они не станут прикрывать отступление - бессмысленно и просить.
Десанту придется полагаться на собственные силы, и времени в обрез. Хорнблоуэр вскарабкался на лошадь и поскакал за Кларосом - головы французских колонн уже выползли далеко на равнину и готовились штурмовать крутые склоны возвышенности. Поравнявшись с пехотинцами, которых майор Лайрд уже построил в шеренги, Хорнблоуэр перешел на рысь. Нельзя обнаруживать тревогу или поспешность - это только напугает людей.
Предстояло нелегкое решение. Очевидно, разумнее бросить все - пушки, припасы - и вести людей к берегу. Потерю десяти двадцатичетырехфунтовых пушек, боеприпасов и провианта восполнить легче, чем потерю даже нескольких опытных моряков. Подчинись Хорнблоуэр здравому смыслу, он бы погрузил своих людей на корабли раньше, чем подоспеют французы. Однако практические соображения часто приходится отодвигать на второй план. Бегство к кораблям, брошенные пушки - это необратимо подорвет в команде боевой дух, отступление с боем при малых потерях - напротив, поднимет. Утвердившись в принятом решении Хорнблоуэр остановил лошадь рядом с майором Лайрдом.
- Через час тут будут три тысячи французов, Лайрд, - сказал он тихо. Вы должны сдержать их, пока мы загрузим пушки и боеприпасы.
Лайрд кивнул. Он был рыжий, как многие шотландцы полноватый и краснолицый, треуголка его сползла на затылок, он поминутно утирал с лица пот жуткого цвета лиловым шелковым платком, как нарочно подобранного к алому мундиру и перевязи.
- Так точно, - сказал он. - Сдержим.
Хорнблоуэр последний раз окинул взглядом двойной строй пехотинцев, простые загорелые лица под киверами, белые перекрестья портупей. Спокойные, дисциплинированные - эти ребята не подведут. Он пришпорил тощую лошаденку и рысью поскакал по дороге. Вот и Лонгли, едет навстречу.
- Поезжайте на берег, Лонгли. Скажите адмиралу, что придется грузить людей и припасы. Попросите его приготовить шлюпки.
Испанцы уже в беспорядке двигались по тропе вглубь материка. Испанские унтер-офицеры собирали отстающих, британские унтер-офицеры в растерянности наблюдали, как те отвязывают лошадей.
- Прекратить! - заорал Хорнблоуэр, судорожно подыскивая испанские слова. - Лошади останутся нам. Эй, Шелдон, Дрейк, привяжите лошадей обратно. Браун, скачи дальше. Скажи всем офицерам, чтоб испанцев не задерживать, но ни мула, ни лошади им не отдавать.
Испанцы угрюмо переглянулись. В разграбленной французами Каталонии вьючные и гужевые животные на вес золота. Последний из испанских партизан знает, что, лишившись лошадей и мулов, будет голодать в следующем походе. Однако британские моряки уступать не собирались - они уже вытаскивали пистолеты и сабли. Испанцы, видя, что французская колонна скоро отрежет им путь, смирились и отступили. Хорнблоуэр пришпорил усталую лошадь и поехал дальше. По его приказу пушки, которые с таким трудом втащили наверх, теперь разворачивали обратно. Он доехал до устья узкой расщелины и спустился к берегу. Тихое послеполуденное море отливало лазурью, вдалеке три корабля мирно покачивались на якорях, шлюпки огромными жуками ползли по эмалевой глади к полоске золотистого песка.