Форсит Кейт. Проклятые башни

   Лахлан хмуро кивнул.
   — Да, думаю, пора, — ответил он и поманил Парлена, который подбежал к нему с лицом, бледным от страха.
   — Позови Хранительницу Ключа, — рявкнул Лахлан. — Пришла пора ей и колдунам сделать свое дело.
   Мегэн, Йорг и Гвилим приковыляли из угловой башни, где они скрывались, а по стене торопливо прибежал Дугалл, а вслед за ним и Айен. Они уже подготовили круг силы, и каждый из пяти колдунов поспешно занял свое место на углах пентаграммы, начерченной внутри круга.
   Они взялись за руки, и когда колеса первой телеги застучали по деревянному подвесному мосту, закрыли глаза и сосредоточились. Внезапно подвесной мост рассыпался под тяжестью. Пронзительно заржав от ужаса, лошади полетели в пропасть вместе с телегой. Лошади, тащившие вторую телегу, уже вступили на подвесной мост и тоже упали, увлекаемые тяжестью гигантской катапульты. Телеги рухнули вниз, в бушующий поток, и разлетелись в щепки, разбившись о скалы.
   — Лошадей жалко, — хрипло сказал Лахлан.
   Изолт кивнула. Ее лицо было печальным. Она видела страх и ярость войск, оставшихся на другом берегу, и внезапную панику солдат, попавших в ловушку внутри дворца. Безо всякой надежды на помощь и возможности к отступлению они оказались в руках защитников крепости, которые могли медленно и без труда перебить их одного за другим.
   Следующие несколько часов во внешнем дворе и по всей стене шел бой, но постепенно Ярких Солдат окружили, и тех, кто уцелел, взяли в плен и отвели в дворцовые подземелья, где оставили под замком и надежной охраной.
   Тем временем Яркие Солдаты на другом берегу не бездельничали. Они перезарядили свои пушки и баллисты и начали обстреливать дворец, расположенный на скале. Большая часть камней и ядер улетела в ущелье, но некоторые все же угодили во внешние стены; потом колдуны вызвали дождь, пришедший с моря и намочивший их запалы и порох, снова сделав пушки бесполезными.
   Яркие Солдаты попытались построить скат, чтобы перебраться через пустоту между краем каменного моста и зияющим отверстием ворот, на месте которой когда-то был подвесной мостик. Один или два раза это им даже почти удалось, но колдуны просто разрушили плоды их стараний мысленным усилием, и солдаты с криками полетели в пропасть.
   Изолт с Барнардом Орлом взобрались на верхушку самой высокой башни и тревожно высматривали, не приближается ли их собственное подкрепление. Наконец Изолт заметила огромную темную массу, надвигавшуюся с востока. Непоколебимая, точно наводнение, армия Ри шагала по бескрайним полям, пока в конце концов не добралась до Риллстера. Изолт увидела, как колонны и каре рассыпались, и Яркие Солдаты, защищающие мосты, бросились им наперерез. Она послала Диллона к Лахлану, велев передать ему эту новость и чувствуя, как в ней бурлит возбуждение. Под знаменами Мак-Танаха выступало семь тысяч человек, три тысячи из которых были тирсолерскими военнопленными или перебежчиками, поклявшимися в верности Мак-Кьюинну. Они надеялись, что многие Яркие Солдаты, стоящие лагерем в парке, присоединятся к своим товарищам, поскольку Йорг уже хорошо подготовил для этого почву своими пророчествами и рассказами о чудесах.
   Изолт наблюдала до тех пор, пока не стало ясно, что Серые Плащи захватили мосты через Риллстер и уже идут по разрушенному городу, потом переключила свое внимание на север и запад, а Барнард перегнулся через стену, приставив ладонь козырьком ко лбу. Они ждали свежее подкрепление из Лукерсирея, которое должно было атаковать Ярких Солдат с тыла, пройдя через Бан-Баррахские холмы и вдоль подножий Белочубых Гор. Мердок Секира был послан показать им дорогу и пообещал привести Лахлану и Изолт почти тысячу мужчин и женщин, хотя большинство из них было необученными совсем или плохо обученными. Элемент неожиданности должен был стать их главным оружием, и Изолт надеялась, что все происходящее во дворце отвлечет внимание от задних ворот.
   Лахлан послал Снежное Крыло облететь дворцовый парк, и кречет вскоре слетел к нему на плечо, сообщив, что войско Мердока пробралось через задние ворота и приближается по лесу.
   Вознеся краткие, но искренние благодарственные молитвы Эйя, Изолт с Барнардом поспешили на западную стену и принялись беспокойно вглядываться в даль.
   Бескрайние леса Равеншо уходили далеко на запад, и сквозь спутанные ветви деревьев невозможно было ничего разглядеть, но Изолт вглядывалась до тех пор, пока у нее не заболели глаза. Дугалл обещал, что Мак-Ахерн придет на подмогу, но от него не приходило никаких вестей; не зная его лично, невозможно было связаться с ним через магический кристалл, а зоркие глаза кречета не могли проникнуть сквозь густой лесной покров. Дугалл был внизу вместе с остальными колдунами, обстреливая белые палатки на другой стороне ущелья огненными шарами и разрушая все усилия Ярких Солдат перебраться через пропасть. Изолт уже решила, что попросит его связаться с Мак-Ахерном на закате, когда Барнард почтительно тронул ее локоть.
   — Посмотрите, Ваше Высочество, — сказал он. — На краю леса какое-то волнение.
   Она взглянула в указанном направлении и увидела маленькую белую фигурку, бегущую к западной границе лагеря Ярких Солдат. Потом одетые в белое солдаты лихорадочно собрали все свое оружие и встали в оборонительную позицию, глядя в сторону леса. У нее отлегло от сердца при виде широкой колонны всадников, рысью мчащихся к городу с развевающимися на ветру флагами.
   На миг они остановились на краю парка, оглядывая море палаток и шатров, простиравшееся перед ними, огромное, как город. Потом лошади понеслись галопом, устремившись вниз по склону к лагерю Ярких Солдат.
   — Быстро! — крикнула Изолт Аннтуану. — Беги и передай Лахлану, что Мак-Ахерн здесь, как и обещал! Теперь мы победим!
 
   К заходу солнца все было кончено. Семь тысяч погибших Ярких Солдат лежало на поле в изорванных и окровавленных белых плащах. Вытоптанная земля пропиталась кровью, а едкий дым от горящих осадных машин повис тяжелой пеленой, окутывая поваленные палатки и изорванные флаги. Стоны раненых разрывали темноту, и Мегэн с целителями бродила между перевернутыми повозками и сломанными изгородями, разыскивая тех, кто был еще жив. Со всех сторон к ним тянулись руки и слышались голоса, умоляющие о помощи.
   Помощь оказывали всем, независимо от того, были ли на них белые накидки, серые плащи или черные сутаны священников. При колеблющемся свете факелов целители промывали и перевязывали раны, накладывали швы и шины, раздавали целебные снадобья и болеутоляющие лекарства. Солдаты, многие из которых сами были перебинтованы, помогали переносить самых тяжелых во дворец.
   Томас бродил между ними, прикасаясь ко всем, мимо кого проходил, хотя его пальцы тряслись, а под глазами темнели огромные лиловые круги. Он плакал, и слезы оставляли на его чумазом, перепачканном кровью лице белые разводы.
   Через некоторое время Джоанна увела его прочь.
   — Ты уморишь себя, если будешь возлагать руки на всех подряд, — ворчала она. — Иди поешь и немного передохни, а ими займешься, когда восстановишь силы.
   Он упрямо попытался выдернуть свою руку из ее пальцев, но они держали крепко, а он слишком обессилел, чтобы сопротивляться.
   Мальчик не успел спасти Мак-Танаха, который погиб при переправе через Риллстер. Гибель этого грубоватого добродушного весельчака тяжелым камнем легла всем на сердце, ибо Мак-Танах за последние два года проявил себя одним из самых надежных и верных сторонников Лахлана. Среди павших оказались также Гамиш Горячий и Гамиш Холодный, погибшие при защите караулки Риссмадилла, и Катмор Шустрый, которому стрела попала прямо в горло в последние, самые яростные минуты битвы. Потеря трех самых верных офицеров сразила Лахлана, и он оплакивал их вместе с остальными Синими Стражами, когда погибших положили в главном зале с палашами на груди, завернув в их пледы.
   — Еще мертвые для Мавзолея Воронов, — сказал он печально. — Да, сегодня Гэррод наелась досыта.
   Хотя в ту ночь вся армия пировала, доедая оставшийся у них скудный провиант, Ри впал в черную меланхолию, и его лицо посерело от усталости и горя. Изолт молча сидела с ним, в ее голубых глазах плескалась печаль. Время от времени она подливала ему виски, а один раз сказала с совершенно не свойственной ей мягкостью:
   — Цель сражения — убийство, а за победу приходится платить кровью. Это война.
   Он оттолкнул свой стакан.
   — Ты этим хочешь меня утешить? Прокляни Эйя дурацкие поговорки твоих Шрамолицых Воинов.
   Она пожала плечами.
   — Кто сказал, что я пыталась дать тебе утешение? Какое утешение может быть в потере друзей и товарищей? Я просто говорю тебе, что такое война. Ты всегда считал, что это как песни циркачей, игра в рыцарство и тактику, что-то вроде шахмат, в которые ты играешь с Финли. А это вовсе не так. Цель битвы — убийство, а за победу приходится платить кровью.
   Лахлан ничего не сказал, и она поднялась и двинулась к выходу, но он поймал жену за руку и притянул к себе, уткнувшись лицом ей в колени. Он тяжко вздохнул, еле сдерживая рыдание, как ребенок, и Изолт погладила его по непокорным черным волосам.
   — Пойдем в постель, леаннан , — сказала она. — Сегодня мы заглянули в глаза смерти; давай погрузимся в любовь и забудем обо всем. По крайней мере, мы живы, а это уже кое-что.

МАТЬ МУДРОСТИ

   Легко и стремительно, словно птица, Изабо скользила по заснеженному горному склону. Слегка качнув туловищем, она сменила направление, описав дугу, чтобы слететь с холмика, перекувырнулась в воздухе и грациозно приземлилась, вихрем взметнув из-под ног снежное крошево.
   Склон стал более крутым, и она заскользила быстрее, пока холодный ветер не начал царапать ее лицо огненной щеткой. По щекам потекли слезы, и она потерла глаза рукой в белой перчатке, чтобы лучше видеть. Ее салазки вылетели на ледяную полосу, и ее понесло с головокружительной скоростью, закружило, и она чуть не упала, но удержалась и полетела дальше еще скорее. Изабо завопила от возбуждения и снова свернула, чтобы спрыгнуть с еще одного круглого снежного сугроба. Синее небо завертелось под ногами, заснеженные горы на миг расплылись, кровь хлынула в голову, но она уже снова приняла нормальное положение, и ее салазки с хрустом приземлились. Ноги разъехались, секунду она бешено вращала руками, точно ветряная мельница, пытаясь не опрокинуться на спину, но восстановила равновесие, и снег снова зашуршал под деревом ее салазок.
   — Ух! — воскликнула Изабо. — Чуть не грохнулась!
   Описав широкую дугу, она остановилась в рощице, вытерла перчаткой нос и попыталась отдышаться. Щеки горели огнем, и она чувствовала себя невероятно, потрясающе живой.
   Над ее головой острые пики гор пронзали ясное и ослепительно яркое небо, а гладкие белые склоны уходили вниз, насколько хватало глаз, и эту белизну лишь кое-где нарушали рощицы темных деревьев. Снег был прочерчен стремительным и хаотическим следом ее спуска, и Изабо слегка нахмурилась, зная, что шрамолицый учитель весьма хлестко прокомментировал бы ее технику. Она с тоской взглянула на крутой белый склон, уходящий вниз, потом на солнце, которое уже начало медленно клониться за горы. Путь до Гавани был неблизким, и чтобы добраться туда засветло, возвращаться надо было уже сейчас.
   Изабо неохотно наклонилась, чтобы развязать ремешки салазок. Краешком глаза она заметила какую-то золотую вспышку и вскинула голову. Сердце у нее заколотилось от волнения и радости.
   Над горами парил дракон, и на его сверкающих чешуях вспыхивало солнце. Когтистые крылья были широко распростерты, тонкие, словно пергамент, длинный извилистый хвост слегка покачивался. Изабо подняла руку и позвала: Эсрок!
   Приветствую тебя, человечек! — насмешливо отозвалась маленькая принцесса драконов, и ее мысленный голос, как обычно, отозвался во всех полостях тела Изабо, так что ее затошнило.
   Ты летишь ради удовольствия или по делу? — спросила Изабо.
   Полет это всегда удовольствие , — отозвалась Эсрок, складывая крылья и с грациозным кувырком устремляясь вниз.
   Если я съеду на салазках до подножия горы, ты встретишь меня там и отвезешь обратно на вершину? Пожалуйста!
   Возможно.
   Пожалуйста!
   Посмотрю, какое у меня будет настроение, когда ты доберешься до конца пропасти. Возможно, мне захочется позабавиться твоими странными человеческими глупостями, а возможно, я предпочту обглодать твое теплое окровавленное тело. Я не видела ни оленя, ни гэйл’тиса, так что, возможно, мне захочется поразвлечься.
   Маленькая принцесса драконов отлетела от пиков и теперь парила над лугами, и ее огромная тень накрыла их, подобно грозовому облаку. Когда эта тень прошла над ней, Изабо почувствовала, как у нее задрожали колени, а в животе смерзся ледяной ком, несмотря на то, что за последние восемнадцать месяцев она частенько летала на спине драконьей принцессы.
   Эсрок взмыла над долиной, и Изабо смотрела на нее, не зная, какое решение ей принять. Она оглянулась на крутой склон, сверкавший нетронутой белизной, и поддалась искушению, вслед за драконом описывая широкие стремительные дуги.
   Сердце у нее радостно колотилось, снег разлетался из-под салазок, и Изабо забыла свои недавние опасения, крича от восторга и взлетая над сугробами. Склон стал более крутым и ушел вниз под ее ногами почти отвесно, так что она полетела по-настоящему, потом помчался ей навстречу, она упала, а снег все свистел под ее салазками, убегая наверх с бешеной скоростью. Она доехала до подножия холма вся в снегу, поскольку ей пришлось так круто повернуть, чтобы не врезаться в деревья, что ее по дуге занесло обратно вверх по склону. Изабо наклонилась, чувствуя, как трясутся ноги и колет в боку, и уперлась кулаками в коленки, простояв так до тех пор, пока не отдышалась. Потом подняла голову и оглядела далекое небо. Дракона нигде не было видно.
   Эсрок?
   Ответа не было. Ее охватила тревога.
   Эсрок!
   Солнце уже садилось прямо за остроконечные пики, и долину прочертили темные тени. Единственным звуком было тихое журчание воды подо льдом. Изабо почувствовала, как панический страх сжал ей горло, и она почти не могла дышать. Теперь не осталось никаких шансов попасть в Гавань до темноты. Если принцесса драконов не ответит на зов, ей придется провести ночь на снегу, а это значило, что надежды на выживание у нее почти нет. Очень многие из тех, кто засыпал в снегу, никогда больше не просыпались.
   Изабо огляделась вокруг, пытаясь унять панику, готовую захлестнуть ее. Ей не следовало полагаться на доброе сердце дракона. Драконы были не из тех, кто славится человеколюбием. Если Эсрок время от времени позволяла Изабо летать на своей спине, это еще не значило, что принцесса драконов испытывала к ней какие-то более теплые чувства, чем собака испытывает к блохам, которые на ней сидят. Несомненно, она увидела стадо гэйл’тисов, которых можно было загнать до смерти, или просто ей наскучил вид, и она вернулась на Драконий Коготь. Изабо должна была придумать, что ей делать.
   Она отстегнула от ног салазки и привязала их к себе за спину, потом еще раз огляделась. Склон был крутым, вокруг стволов хвойных деревьев намело огромные кучи снега. В узкой долине под круглыми сугробами скрывались скалы и поваленные бревна, тянувшиеся вдоль полоски черного льда, которая показывала, что летом здесь должен бежать ручей. Она оглянулась назад, на свои следы, и от высоты горы у нее дрогнуло сердце. На то, чтобы подняться назад, да еще и по глубокому снегу, уйдет много выматывающих часов. Она подавила горькие мысли о принцессе драконов, зная, что Эсрок, возможно, услышит их.
   Вздохнув, она поплелась по долине, высматривая место, где можно было бы разбить лагерь. Хотя учитель часто предупреждал ее об опасностях, которые таят в себе долины, она решила, что скорее отыщет пещеру или дерево с дуплом здесь, чем на голых склонах, открытых всем ветрам. Лучше найти какое-нибудь укрытие, развести огонь и переждать у него долгую морозную ночь, чем пытаться взобраться на гору. Она может начать долгий подъем утром, когда отдохнет и будет достаточно светло, чтобы не попасться в одну из коварных ловушек, которыми изобилуют горы.
   Изабо нашла поваленное дерево, образовавшее небольшую пещерку между поверхностью скалы и своим заснеженным стволом. Она заползла внутрь, ругаясь и дрожа, поскольку снег посыпался ей за шиворот. Она закуталась в меха и покопалась в снегу, разыскивая прутья и ветки, чтобы развести костер. В обычной ситуации Изабо было запрещено использовать свои магические силы, когда она находилась на Хребте Мира, поскольку Зажигающая Пламя и члены ее рода были ограничены строгими законами и обычаями. Но прайд сейчас находился в безопасности Гавани, и Изабо, не колеблясь, вызвала искру и подпитала ее своей энергией, пока дрова не высохли и не затрещал веселый огонек.
   Когда настала ночь и поднялся ледяной ветер, Изабо положила руки на бедра ладонями вверх и начала медитировать, пытаясь отвлечься от холода, голода и страха. В свою первую зиму на Хребте Мира она провела много часов, медитируя вместе с Матерью Мудрости, и теперь, когда она несколько недель назад вернулась в прайд, уроки возобновились. Сейчас Изабо без труда впала в легкий транс, и все звуки внешнего мира отошли на задний план перед биением ее сердца и дыханием.
   Ей казалось, что она выскользнула из своего тела и парит в ночи, бледная и бесплотная, как ее собственное ледяное дыхание. До нее донесся еле различимый голос, точно во сне. Дитя , прошептал он. Дитя…
   Она повернулась, точно прислушиваясь, и голос стал более отчетливым. Изабо инстинктивно поплыла к этому голосу. Ей было страшно, ибо слабая дымка ее существа рассеивалась на ветру, но потом она увидела, смутно и очень далеко, угловатое лицо Матери Мудрости, окруженное нимбом серебристого света, ее тонкое тело парило позади, точно дымок от свечи, а следом тянулась длинная пульсирующая пуповина, вьющаяся через звездное небо. Мы идем. Будь осторожна…
   Изабо вернулась в сознание резко, точно от удара, в голове и в сердце что-то болезненно пульсировало. На нее нахлынула невыносимая тошнота. Костер догорел почти до углей, и лишь огромным усилием воли ей удалось заставить его вспыхнуть снова. Она натянула на голову меховой капюшон и попыталась не думать о еде.
   После долгой тишины, когда Изабо почти задремала, до нее из долины донесся треск ветвей и топот тяжелых ног. Все страхи тут же нахлынули с удвоенной силой. Учитель говорил ей, что в долинах живут демоны. Она считала, что эти существа, как она слышала, в Книге Теней назывались ограми, и судя по рассказам, были действительно чудовищными созданиями. Она выхватила из костра горящую головню и крепко сжала ее, когда треск послышался ближе.
   Ветер переменился, принеся с собой тошнотворный запах. Внезапно под ствол дерева просунулась массивная рука. Темная и чешуйчатая, с изогнутыми черными когтями, она ухватила Изабо за ногу. Изабо рванулась прочь, ткнув в нее горящей головешкой. Огр взвыл и отдернул руку. Раскатистый рев перешел в скуление, потом толстые пальцы снова просунулись под упавший ствол дерева, и Изабо сбило с ног. Ахнув от ужаса, она вжалась в скалу, но шарящая лапа угодила в костер. Огр снова завизжал от боли, и Изабо заставила пламя взвиться вверх, так что его языки объяли грубые чешуйчатые пальцы. Рука отдернулась, и вместе с ней отлетел древесный ствол.
   Изабо, в ужасе скорчившаяся у скалы, смотрела, как чудище скачет по поляне, дуя на обожженные пальцы. Десяти футов ростом, оно было широким и сгорбленным, его руки и ноги покрывали чешуи, а тело щетинилось волосами. Громадная бесформенная голова с огромными глазами, горящими красноватым огнем, казалась гротескной тенью, заслоняющей звезды, клыкастой и покрытой шишками. Огр заскулил и засунул пальцы в рот, потом снова повернулся, чтобы схватить ее, но Изабо ускользнула под деревья, в белых мехах сливаясь со снегом. Он поднял свою жуткую морду и втянул носом воздух, потом возбужденно закричал и поскакал за ней.
   Она побежала, увязая в глубоком снегу, но через несколько секунд он настиг девушку. К счастью, руки у него были такие большие и неуклюжие, что она с легкостью ускользнула от его широко расставленных пальцев, мысленно поблагодарив Шрамолицых Воинов за уроки, которые научили ее уклоняться от удара так же легко, как ива на ветру. Но она увязла в снегу и упала, и огромная рука накрыла ее, поймав в клетку своих когтей.
   Внезапно Изабо услышала яростные крики. Лежа лицом в снегу, почти парализованная ужасом, она умудрилась поднять голову и через прутья своей тюрьмы увидела длинную цепочку горящих факелов, стремительно летящую вниз сквозь тьму. Ее затопило облегчение. С трудом вытащив из-за пояса кинжал, она всадила его в накрывшую ее жесткую чешуйчатую ладонь. Хотя это должно было оказать на него не большее воздействие, чем укус мошки, огр взвыл и на миг отдернул руку, так что ей удалось выбраться из-под когтей и юркнуть в тень засыпанного снегом куста. Он принюхался, разыскивая, но учуял факелы и поднял голову. Увидев светящуюся цепочку, он громко заревел и вскочил, потрясая кулаками. В ответ раздались крики и улюлюканье, а потом из темноты со свистом вынеслись высокие темные фигуры, из-под салазок которых летела в разные стороны снежная пыль. Послышался визг запущенного рейла , и огр завыл и бешено замолотил кулаками. Какое-то время он сопротивлялся, но Шрамолицых Воинов было слишком много, и он, в последний раз вызывающе закричав, побрел куда-то в темноту.
   — Хан?
   — Я здесь, — отозвалась Изабо, выползая из-под куста и стряхивая снег. — Как я рада всех вас видеть!
   Шрамолицые Воины ничего не ответили, только отстегнули от ног свои салазки и начали подниматься обратно в снежную тьму. Лишь один остался дожидаться, пока она отыщет свои салазки, и Изабо остро чувствовала его холодное неодобрение, хотя он не сказал ни слова.
   — Простите, учитель, — сказала она нерешительно.
   — Дура! — рявкнул он и сделал ей знак следовать за ним.
   Усталая и пристыженная, Изабо повиновалась, упав духом при одной мысли о долгом и трудном подъеме на гору.
   Они вышли из рощицы, и увидели горящие факелы, воткнутые в снег у подножия высокого и крутого склона. Там стояло несколько длинных саней, запряженных косматыми белыми ульцами . В одних санях, выпрямившись, сидела Зажигающая Пламя, закутанная в плащ из снежного льва, и его оскаленная морда обрамляла бледное властное лицо.
   Изабо упала на колени, склонив голову и скрестив руки на груди. Несмотря на раскаяние и страх, она почувствовала острый укол счастья. Зажигающая Пламя покинула теплую и безопасную Гавань, чтобы отправиться на ее поиски. Прабабка Изабо была такой холодной и отчужденной, и молодая ведьма решила, что ничего не значит для старой женщины. Но Зажигающая Пламя, как видно, питала к ней какие-то чувства, если решилась отправиться в горы в такую морозную ночь.
   — Дура! — сказала старая женщина тем же резким тоном, что и Шрамолицый Воин, потом подняла руку, сделав правнучке знак встать. Когда Изабо повиновалась, приказала отрывисто: — Иди сюда, глупое дитя.
   Изабо ступила на сани, и Зажигающая Пламя крепко обняла ее, потом усадила и закутала в меха.
   — Неужели в твоей огненной голове не больше мыслей, чем у пустоголового ульца? — спросила она сердито и махнула рукой, приказывая Шрамолицым Воинам двигаться в путь. Сани развернулись, и ульцы начали долгий и медленный подъем по крутому склону. У них были плоские раздвоенные копыта, и они довольно проворно тащили сани вверх. Изабо свернулась калачиком под теплыми мехами, прижавшись щекой к худой руке Зажигающей Пламя, и ей было хорошо.
   Она и сама не заметила, как уснула, и проснулась от того, что ее трясли, а сани уже добрались до вершины. Шрамолицые Воины сделали ей знак вылезать, и она, протирая глаза, поняла, что находится рядом с Гаванью. Все еще сонная, она побрела по тропинке и, войдя в пещеру, увидела Мать Мудрости, с закрытыми глазами сидящую у костра в дальнем конце пещеры. Зажигающая Пламя сделала короткий жест, отпуская Изабо, и та поползла на свой ворох мехов, стараясь не задеть Мать Мудрости. Когда она закрыла глаза и уже почти заснула, до нее донесся шепот Матери Мудрости:
   — Разве я не говорила тебе, чтобы ты никогда не доверяла драконам?
   Разумеется, за свою неосмотрительность Изабо была наказана, и ее учитель был с ней очень строг и резок, когда она в следующий раз пришла к нему на урок адайе . Позже она узнала, что его тоже наказали за ее глупость, поскольку как учитель он должен был накрепко внушить ей, что никогда нельзя уезжать на салазках так далеко, откуда нельзя засветло возвратиться в Гавань. На самом деле он не раз говорил это и предупреждал об опасностях, подстерегавших ее в долинах, поэтому Изабо отчаянно ругала себя за то, что не прислушивалась к его словам. Она с необычайным усердием отрабатывала все тридцать три стойки адайе и изучала науку о снеге, и была очень рада, когда его суровость начала наконец смягчаться. Она обнаружила, что, несмотря на обычную хмурость и отсутствие чувства юмора, Хан’кобаны все же способны на глубокую привязанность и любовь, и утрата расположения своего учителя очень расстроила ее.
   В тот год зима была суровой, и Изабо часто думала, как там поживает ее семья в Башне Роз и Шипов. Фельд был таким рассеянным, что часто сам забывал поесть, а ведь она оставила на его попечении двухлетнюю Бронвин вместе с Ишбель и жеребцом. Принадлежи ее мать к несколько другому типу женщин, Изабо не о чем было бы волноваться, но Ишбель нередко выводила ее из себя своей беспомощностью. К счастью, Бронвин была вполне способна потребовать свой обед таким громким и повелительным голосом, что даже Фельд и Ишбель не могли пропустить его мимо ушей, и Изабо знала, что ее мать позаботится хотя бы о жеребце, если уж не о себе.