Страница:
Айен немного помолчал.
— Я попытаюсь объяснить вам, — сказал он наконец. — Месмерды не испытывают такого уважения к жизни, как мы. Они живут всего несколько лет, и большая часть их жизни подчиняется колесу копуляции. — Он вспыхнул, и на его шее задергался острый кадык. — Это означает не только сам акт копуляции, который носит такое название из-за фигуры, которую они образуют, но и весь цикл рождения, жизни и смерти. Лишь нимфы свободны путешествовать далеко от родной территории. Полностью созревшие старшие месмерды не могут жить далеко от болот и собственного участка воды, где они откладывают яйца и присматривают за наядами. Поэтому старшие живут жизнью нимф. Они видят то, что видят нимфы, и переживают то, что переживают они. Нимфы могут совершать далекие путешествия, и их жизнь полна приключений.
Айен помолчал, пытаясь подобрать слова.
— Это трудно объяснить, но месмерды — что то вроде… вроде духовных пиявок. Когда они убивают кого-то своим поцелуем, они поглощают его жизненную суть, все его воспоминания и знания. Месмерды убивают не для еды и даже не для забавы. Это сродни духовному голоду. То, что они узнают, забирая чью-то жизнь, передается всем месмердам. То, что видит один из них, видят все. Но когда месмерд умирает, эта связь теряется, и вместе с ней все его знания, если только он еще не отложил яйца. Память месмердов передается к их детям и таким образом сохраняется в течение многих поколений. Но если месмерд погибает до того, как отложит яйца, все, что он узнал, для всей остальной расы потеряно, что, разумеется, происходит, когда он погибает еще нимфой. Понимаете?
— Старшие месмерды скучают и живут жизнями своих молодых; когда кто-то из молодых погибает, они теряют связь, снова скучают и жаждут мести за знания, которые утратили, — быстро сказала Изолт. — Так?
Гвилим хрипло расхохотался.
— В яблочко, Ваше Высочество.
Айен нехотя улыбнулся.
— Видите ли, старшие месмерды восхищаются тем, что вы знаете и что вы сделали. Они хотят получить… это знание. Нимфы, которых вы убили, совершили множество далеких путешествий и очень многое узнали о жизни за пределами болот. Старших очень разгневала утрата их знаний; они хотят получить их обратно. Прибавьте к этому весьма сильное чувство родства… Ну, в общем, они хотят получить ваши жизни в обмен на жизни их погибших сородичей. — Он поколебался, потом повернулся к Мегэн. — Вашу в особенности. Они жаждут получить ее, потому что она была очень длинной и интересной, и они могут упустить шанс попробовать ее. Кроме того, вы ответственны за гибель множества нимф. Они ненавидят вас и восхищаются вами, а это очень могущественное сочетание. Думаю, только новых земель им недостаточно.
— Понятно, — сказала колдунья, поднимаясь на ноги. — Полагаю, мне следует считать это комплиментом. Они хотят просто вытребовать больше уступок или будут тверды в своих решениях?
Айен пожал плечами.
— Кто их знает. Это загадочные создания, и очень опасные. Месмерды никогда не прощают и никогда не забывают. Я слышал о вендеттах, которые затягивались на целые столетия.
— Понятно, — снова сказала Мегэн. — Ну что ж, мне нужно об этом подумать. Кажется, я знаю решение, но оно из тех, которые следует тщательно взвесить. — Она зашагала по поляне, нахмурив лоб и угрюмо сжав губы. Маленький донбег, свернувшийся клубочком у нее на плече, взволнованно застрекотал. Мегэн погладила его, но ее лицо стало еще более печальным.
Остальные с несчастным видом смотрели на колдунью. Изолт хмурилась.
— Что она задумала? — тревожно спросила она Гвилима.
Тот пожал плечами.
— Я не вижу никакого решения, — сказал он хрипло. — Месмерды — мстительные существа и не особенно заботятся о вещах, которые кажутся важными людям, вроде земли, золота или красивых женщин. Понятия не имею, что она хочет им предложить.
Мегэн поманила Айена, и тот подошел к ней с тревогой на лице. Изолт увидела, как он покачал головой, а Мегэн что-то тихо и настойчиво говорила ему, но прионнса не соглашался. Мегэн обеими руками ухватила его за куртку и начала в чем-то горячо убеждать. И снова Айен отрицательно мотнул головой. На него было жалко смотреть. В конце концов несчастный сдался и кивнул. Колдунья властно погрозила ему пальцем, и он, опустив глаза, еще раз кивнул.
— Что она задумала? — снова спросила Изолт с замиранием сердца. Гвилим ничего не ответил, хотя по его лицу было видно, что ему так же страшно, как и ей. Изолт сжала кулаки, борясь с нахлынувшей дурнотой. Она подбежала к Мегэн и схватила ее за руку. Несмотря на все смятение, Изолт потрясло, какой худой была эта рука.
— Старая матушка! — крикнула она. — Что ты задумала? Ты же не можешь… — У нее сорвался голос.
Мегэн похлопала Изолт по руке своей рукой, узловатой, в коричневых старческих пятнах и синей сетке вен.
— Разумеется, я это сделаю, — ответила она. — Ты видишь какой-то другой выход? Не для того мы так долго боролись, чтобы погибнуть в этом болоте. Я очень стара и очень устала. Вы молоды, и у вас впереди вся жизнь.
Изолт потрясенно поняла, что плачет. Шрамолицые Воины никогда не плакали.
— Нет! — сказала она яростно.
— Мне четыреста тридцать лет, — мягко сказала колдунья. — Я давно уже должна была умереть. Если бы я не попробовала воды из Пруда Двух Лун, когда многие годы назад мой отец делал Лодестар, а была бы мертва. Все мы когда-нибудь умрем. Я счастливее других, поскольку могу выбрать время и способ своей смерти. Говорят, умереть в объятиях месмерда — значит умереть в блаженстве.
— Нет, — плакала Изолт. — Ты не можешь так поступить! Мы будем сражаться, мы убьем их всех! Если не останется ни одного месмерда, некому будет закончить их дурацкую вендетту! Мы сотрем их с лица земли!
— Уничтожить целую расу, чтобы спасти одну старую ведьму? — в голосе Мегэн слышалась ласковая насмешка. — Ведьму, которая должна была умереть многие годы назад? Нет, Изолт, это самое лучшее решение. Но я должна кое-что закончить. Айен говорит, что месмерды терпеливы. Они могут немного подождать.
Изолт покачала головой. Ее так душили слезы, что она не могла говорить. Мегэн улыбнулась и погладила ее мокрое лицо.
— Я рада, что ты плачешь, дорогая. Я думала, тебе это недоступно. Ну же, кому как не тебе это понять. Смерть — такая же часть нашего существования, как рождение или жизнь. Не нужно ее бояться.
Изолт лишь молча смотрела на старую колдунью. Мегэн подняла руку и погладила мягкую коричневую шерстку Гита. Донбег чуть не задушил ее, так туго он обвился вокруг ее шеи, дрожа и скуля от горя.
— Мы все должны умереть, — повторила Мегэн с легким нетерпением в голосе. Она взглянула на Гвилима и Дункана, которые подошли вслед за Изолт. На их лицах тоже было смятение.
— Разве мой дорогой Йорг не пожертвовал своей жизнью, чтобы спасти тех, кого любил? Почему я не могу сделать так же? Если я могу спасти вас, что ж, я с радостью пойду в объятия месмерда.
Они запротестовали, Дункан протянул огромную ручищу и схватил ее за локоть. Она вырвалась, рявкнув:
— Ни к чему лить слезы и рвать на себе волосы. Почему мы все должны умирать, если будет достаточно меня одной? Айен признает, что они охотно окажут нам помощь и откажутся от своей вендетты в отношении всех вас, если смогут получить меня! Значит, они меня получат! Все, чего я попросила, это времени. Времени, чтобы Изолт и Изабо достигли своего потенциала, времени, чтобы я успела научить Лахлана пользоваться Лодестаром, времени, чтобы я убедилась в том, что Шабаш вновь обрел свою силу и мудрость.
— Сколько, старая матушка? — воскликнула Изолт.
— До тех пор, пока красная комета не поднимется и снова не уйдет, — вымученно сказала Мегэн. — Четыре года. Йорг сказал, что Фэйрги придут с приходом красной кометы. Поэтому я подожду до того времени, чтобы убедиться, что вам всем не грозит опасность.
Дункан снова начал возражать, умоляя ее не жертвовать собой. Старая колдунья вздохнула и закатила глаза.
— Нечего делать из этого трагедию. Все мы умрем. — Она потянулась и взяла руку Изолт в свои ладони, глядя в глаза Банри своими черными, искрящимися энергией из-под набрякших век глазами. — Это как рождение — дверь в другой мир, в другую жизнь. Этого не нужно бояться. Ты знаешь, Изолт.
Банри кивнула.
— Да, старая матушка. Я знаю.
ЛЕБЕДИ НАД БОЛОТОМ
— Я попытаюсь объяснить вам, — сказал он наконец. — Месмерды не испытывают такого уважения к жизни, как мы. Они живут всего несколько лет, и большая часть их жизни подчиняется колесу копуляции. — Он вспыхнул, и на его шее задергался острый кадык. — Это означает не только сам акт копуляции, который носит такое название из-за фигуры, которую они образуют, но и весь цикл рождения, жизни и смерти. Лишь нимфы свободны путешествовать далеко от родной территории. Полностью созревшие старшие месмерды не могут жить далеко от болот и собственного участка воды, где они откладывают яйца и присматривают за наядами. Поэтому старшие живут жизнью нимф. Они видят то, что видят нимфы, и переживают то, что переживают они. Нимфы могут совершать далекие путешествия, и их жизнь полна приключений.
Айен помолчал, пытаясь подобрать слова.
— Это трудно объяснить, но месмерды — что то вроде… вроде духовных пиявок. Когда они убивают кого-то своим поцелуем, они поглощают его жизненную суть, все его воспоминания и знания. Месмерды убивают не для еды и даже не для забавы. Это сродни духовному голоду. То, что они узнают, забирая чью-то жизнь, передается всем месмердам. То, что видит один из них, видят все. Но когда месмерд умирает, эта связь теряется, и вместе с ней все его знания, если только он еще не отложил яйца. Память месмердов передается к их детям и таким образом сохраняется в течение многих поколений. Но если месмерд погибает до того, как отложит яйца, все, что он узнал, для всей остальной расы потеряно, что, разумеется, происходит, когда он погибает еще нимфой. Понимаете?
— Старшие месмерды скучают и живут жизнями своих молодых; когда кто-то из молодых погибает, они теряют связь, снова скучают и жаждут мести за знания, которые утратили, — быстро сказала Изолт. — Так?
Гвилим хрипло расхохотался.
— В яблочко, Ваше Высочество.
Айен нехотя улыбнулся.
— Видите ли, старшие месмерды восхищаются тем, что вы знаете и что вы сделали. Они хотят получить… это знание. Нимфы, которых вы убили, совершили множество далеких путешествий и очень многое узнали о жизни за пределами болот. Старших очень разгневала утрата их знаний; они хотят получить их обратно. Прибавьте к этому весьма сильное чувство родства… Ну, в общем, они хотят получить ваши жизни в обмен на жизни их погибших сородичей. — Он поколебался, потом повернулся к Мегэн. — Вашу в особенности. Они жаждут получить ее, потому что она была очень длинной и интересной, и они могут упустить шанс попробовать ее. Кроме того, вы ответственны за гибель множества нимф. Они ненавидят вас и восхищаются вами, а это очень могущественное сочетание. Думаю, только новых земель им недостаточно.
— Понятно, — сказала колдунья, поднимаясь на ноги. — Полагаю, мне следует считать это комплиментом. Они хотят просто вытребовать больше уступок или будут тверды в своих решениях?
Айен пожал плечами.
— Кто их знает. Это загадочные создания, и очень опасные. Месмерды никогда не прощают и никогда не забывают. Я слышал о вендеттах, которые затягивались на целые столетия.
— Понятно, — снова сказала Мегэн. — Ну что ж, мне нужно об этом подумать. Кажется, я знаю решение, но оно из тех, которые следует тщательно взвесить. — Она зашагала по поляне, нахмурив лоб и угрюмо сжав губы. Маленький донбег, свернувшийся клубочком у нее на плече, взволнованно застрекотал. Мегэн погладила его, но ее лицо стало еще более печальным.
Остальные с несчастным видом смотрели на колдунью. Изолт хмурилась.
— Что она задумала? — тревожно спросила она Гвилима.
Тот пожал плечами.
— Я не вижу никакого решения, — сказал он хрипло. — Месмерды — мстительные существа и не особенно заботятся о вещах, которые кажутся важными людям, вроде земли, золота или красивых женщин. Понятия не имею, что она хочет им предложить.
Мегэн поманила Айена, и тот подошел к ней с тревогой на лице. Изолт увидела, как он покачал головой, а Мегэн что-то тихо и настойчиво говорила ему, но прионнса не соглашался. Мегэн обеими руками ухватила его за куртку и начала в чем-то горячо убеждать. И снова Айен отрицательно мотнул головой. На него было жалко смотреть. В конце концов несчастный сдался и кивнул. Колдунья властно погрозила ему пальцем, и он, опустив глаза, еще раз кивнул.
— Что она задумала? — снова спросила Изолт с замиранием сердца. Гвилим ничего не ответил, хотя по его лицу было видно, что ему так же страшно, как и ей. Изолт сжала кулаки, борясь с нахлынувшей дурнотой. Она подбежала к Мегэн и схватила ее за руку. Несмотря на все смятение, Изолт потрясло, какой худой была эта рука.
— Старая матушка! — крикнула она. — Что ты задумала? Ты же не можешь… — У нее сорвался голос.
Мегэн похлопала Изолт по руке своей рукой, узловатой, в коричневых старческих пятнах и синей сетке вен.
— Разумеется, я это сделаю, — ответила она. — Ты видишь какой-то другой выход? Не для того мы так долго боролись, чтобы погибнуть в этом болоте. Я очень стара и очень устала. Вы молоды, и у вас впереди вся жизнь.
Изолт потрясенно поняла, что плачет. Шрамолицые Воины никогда не плакали.
— Нет! — сказала она яростно.
— Мне четыреста тридцать лет, — мягко сказала колдунья. — Я давно уже должна была умереть. Если бы я не попробовала воды из Пруда Двух Лун, когда многие годы назад мой отец делал Лодестар, а была бы мертва. Все мы когда-нибудь умрем. Я счастливее других, поскольку могу выбрать время и способ своей смерти. Говорят, умереть в объятиях месмерда — значит умереть в блаженстве.
— Нет, — плакала Изолт. — Ты не можешь так поступить! Мы будем сражаться, мы убьем их всех! Если не останется ни одного месмерда, некому будет закончить их дурацкую вендетту! Мы сотрем их с лица земли!
— Уничтожить целую расу, чтобы спасти одну старую ведьму? — в голосе Мегэн слышалась ласковая насмешка. — Ведьму, которая должна была умереть многие годы назад? Нет, Изолт, это самое лучшее решение. Но я должна кое-что закончить. Айен говорит, что месмерды терпеливы. Они могут немного подождать.
Изолт покачала головой. Ее так душили слезы, что она не могла говорить. Мегэн улыбнулась и погладила ее мокрое лицо.
— Я рада, что ты плачешь, дорогая. Я думала, тебе это недоступно. Ну же, кому как не тебе это понять. Смерть — такая же часть нашего существования, как рождение или жизнь. Не нужно ее бояться.
Изолт лишь молча смотрела на старую колдунью. Мегэн подняла руку и погладила мягкую коричневую шерстку Гита. Донбег чуть не задушил ее, так туго он обвился вокруг ее шеи, дрожа и скуля от горя.
— Мы все должны умереть, — повторила Мегэн с легким нетерпением в голосе. Она взглянула на Гвилима и Дункана, которые подошли вслед за Изолт. На их лицах тоже было смятение.
— Разве мой дорогой Йорг не пожертвовал своей жизнью, чтобы спасти тех, кого любил? Почему я не могу сделать так же? Если я могу спасти вас, что ж, я с радостью пойду в объятия месмерда.
Они запротестовали, Дункан протянул огромную ручищу и схватил ее за локоть. Она вырвалась, рявкнув:
— Ни к чему лить слезы и рвать на себе волосы. Почему мы все должны умирать, если будет достаточно меня одной? Айен признает, что они охотно окажут нам помощь и откажутся от своей вендетты в отношении всех вас, если смогут получить меня! Значит, они меня получат! Все, чего я попросила, это времени. Времени, чтобы Изолт и Изабо достигли своего потенциала, времени, чтобы я успела научить Лахлана пользоваться Лодестаром, времени, чтобы я убедилась в том, что Шабаш вновь обрел свою силу и мудрость.
— Сколько, старая матушка? — воскликнула Изолт.
— До тех пор, пока красная комета не поднимется и снова не уйдет, — вымученно сказала Мегэн. — Четыре года. Йорг сказал, что Фэйрги придут с приходом красной кометы. Поэтому я подожду до того времени, чтобы убедиться, что вам всем не грозит опасность.
Дункан снова начал возражать, умоляя ее не жертвовать собой. Старая колдунья вздохнула и закатила глаза.
— Нечего делать из этого трагедию. Все мы умрем. — Она потянулась и взяла руку Изолт в свои ладони, глядя в глаза Банри своими черными, искрящимися энергией из-под набрякших век глазами. — Это как рождение — дверь в другой мир, в другую жизнь. Этого не нужно бояться. Ты знаешь, Изолт.
Банри кивнула.
— Да, старая матушка. Я знаю.
ЛЕБЕДИ НАД БОЛОТОМ
Изабо сидела в своем кресле у огня, положив подбородок на руки и глядя на языки пламени, танцующие в очаге. Бронвин играла у ее ног, а Майя за столом недовольно резала травы и грибы к ужину. Сегодня была ее очередь готовить еду, но фэйргийка так и не смирилась с необходимостью помогать Изабо по хозяйству. Молодой ведьме приходилось каждый раз напоминать Майе, что она не ее служанка, и следить за собой, чтобы инстинктивно не повиноваться надменным приказам бывшей Банри.
Отблески огня дрожали на переплетениях корней, заставленных банками и кувшинами и завешанных пучками сушеных трав. Изабо очень устала после наполненного трудами дня и была подавлена.
Глядя в огонь, она вспоминала, как сидела здесь маленькой девочкой, в унылые зимние дни помогая Мегэн прясть и слушая рассказы о Трех Пряхах. Мегэн рассказывала, что при рождении они дают каждому ребенку три дара. Пряха Сноухар, богиня рождения, дарит радость. Ткачиха Бребадар, богиня жизни, дарит труд и удовольствие от него. А та, что перерезает нить, Гэррод, богиня смерти, приносит страдание. Изабо печально улыбнулась и сказала себе, что должна попытаться найти удовольствие в своей теперешней жизни. Она познала радость в своем коротком счастливом детстве, потом она познала страдание. Теперь пришла пора трудиться и быть довольной.
От этих размышлений ее оторвали звуки музыки. Она улыбнулась и нежно взглянула на темную головку Бронвин, в который раз удивляясь, как прекрасно малышка играет на своей флейте. Потом ее глаза расширились при виде того, как тряпичная кукла, которую она сама сделала для своей подопечной, танцует на полу, как живая. Она вальсировала и приседала в такт музыке, приподняв коротенькую юбочку, и склонила ветхую голову, когда мелодия подошла к концу.
Услышав, как ахнула ее мать, Бронвин подняла на нее глаза, и кукла безжизненно плюхнулась на пол. Изабо тоже повернула голову, и выражение лица Майи ошеломило ее. Это было не изумление и даже не гордость дочкиными достижениями, а скорее расчет, почти жадность. Изабо обеспокоенно нахмурилась, и Майя, заметив ее пристальное внимание, быстро улыбнулась.
— Кто эта умница, — сказала она с преувеличенной веселостью, — которая научила твою куколку танцевать под дудочку?
Бронвин заулыбалась и сказала:
— Я могу сделать, чтобы они все танцевали. Мам, смотри!
Она снова поднесла флейту к губам и заиграла еще одну заразительную мелодию, и игрушки, разбросанные по полу, пустились в пляс. Юла вертелась быстрее и быстрее, деревянный дракон качался взад-вперед, лошадка на колесиках ездила по кругу, а две птички-погремушки летали вокруг, дотрагиваясь друг до друга сначала крылышками, потом клювиками. Тряпичная кукла и деревянные пупсики, сделанные Изабо, кружились, подскакивали и брали друг друга за руки, точно имитируя вальс. Даже две маленькие барабанные палочки пританцовывали на барабане, отбивая ритм.
Изабо смотрела во все глаза и горячо захлопала в ладоши, когда мелодия закончилась, и все игрушки раскланялись и плюхнулись на пол. Даже тогда, когда они обе охали и ахали, расхваливая умницу Бронвин, Изабо тревожно раздумывала, что же ей делать с ребенком, который так рано начинает подавать надежды на столь необыкновенный Талант. Она заметила огонек в глазах Майи, и еще раз напомнила себе, что фэйргийке нельзя доверять. Несмотря на всю ее ласковость и нежность, Изабо была совершенно не уверена, что Майя любит Бронвин так же глубоко и искренне, как она сама.
На следующее утро они втроем отправились к подземному озеру, чтобы Майя и Бронвин могли поплавать и принять свою морскую форму. Хотя день выдался по-весеннему теплый и Изабо с гораздо большим удовольствием посидела бы на солнышке, она отказалась от предложения Майи остаться дома, коротко ответив, что не хочет, чтобы они заблудились под землей.
— Ой, думаю, я уже хорошо помню дорогу, — бархатным голосом возразила Майя, но это лишь укрепило решимость Изабо держаться к ней поближе.
Мать и дочь оставили одежду на камнях и нырнули в воду, почти мгновенно приняв свой морской облик. Изабо, хотя и видела это не первый раз, опять была зачарована превращением, так не похожим на всю остальную магию, которую она изучала. Она внимательно и не без ревности следила за тем, как они резвились в ледяном озере, обрызгивая друг друга хвостами. Потом Майя нырнула под воду, и Бронвин немедленно последовала за ней, шаловливо плеснув хвостом, прежде чем исчезнуть из виду. Изабо ждала, когда они вынырнут, чувствуя, как от беспокойства у нее в животе смерзается твердый холодный ком. Озеро было пустым и безлюдным. Откуда-то сверху капала вода, время от времени разбивая совершенное отражение каменного водопада. Она нетерпеливо зашагала взад-вперед по берегу, потом начала звать их, не зная, бояться за их жизни или злиться на Майю за попытку бежать. Но гнев вытеснил беспокойство, поскольку она знала, что Фэйрги редко тонули. Она начала обыскивать берега озера, оступаясь на скользких камнях. К ее ужасу, она обнаружила, что маленькая кучка одежды тоже исчезла. После секундного колебания она разделась и прыгнула в воду.
Вода была обжигающе холодной, но странно плотной, и Изабо с большим трудом опускалась в глубину. Даже с ее необычайным зрением было трудно что-нибудь увидеть, так там было темно. Она попыталась пустить в ход свои ведьмины чувства, но вода слишком сильно все искажала, и невозможно было понять, куда они уплыли. Однако она кожей почувствовала слабое течение, и устремилась следом за ним. Вокруг плавали какие-то странные белые тени, и ее тело часто задевало за камни. Течение усилилось, и Изабо поплыла быстрее, чувствуя, как в груди медленно разгорается огонь. Она ощутила, что скала над ее головой пошла вверх, и поплыла на поверхность, обнаружив над водой ровно столько пространства, чтобы высунуть голову и отдышаться. Воздух был затхлым, влажным и холодным, но она глотала его с такой жадностью, как будто это было вино. Она еще раз глубоко вдохнула и снова нырнула.
В следующий раз она вынырнула в другой пещере, в центре которой бежала река. Изабо вызвала ведьмин огонь и огляделась. Ни Майи, ни Бронвин видно не было, но Изабо положилась на свою интуицию и поплыла дальше. Течение несло ее через низкие пещеры и очень высокие естественные залы, иногда мелея настолько, что Изабо обдирала себе локти и колени. В конце концов она оказалась в тускло освещенной пещере, и очень обрадовалась, увидев на берегу две пары отпечатков перепончатых ног, ведущих туда, откуда шел свет. Она торопливо пошла по следу. Ее беспокойство сменилось гневом, когда до нее донесся тоненький голосок Бронвин.
— Но мама, почему? Где Изабо? Почему ей нельзя с нами?
Изабо подошла к ним сзади так бесшумно, что когда она сказала:
«Нет, Бронни, конечно же, я тоже с вами! Путешествовать по реке это очень здорово!», — Майя вздрогнула и невольно вскрикнула.
Изабо улыбнулась ей и взяла Бронвин за руку, сказав:
— Только не надо уходить далеко, а то заблудимся и не сможем найти дорогу домой. Это будет уже не так здорово, правда?
— Но мама сказала, тебе нельзя с нами, — возразила малышка.
— Наверное, она подумала, что я не смогу плыть так долго, ведь во мне же нет четверти фэйргийской крови, как у тебя, — ответила Изабо, — но меня учили плавать выдры, а они замечательные пловцы.
Они стояли у входа в пещеру, откуда открывался вид на долину. Подземная река стремительно неслась по крутому склону скалы и внизу впадала в другую реку, в которой Изабо узнала Риллстер. Она оглянулась на Майю и увидела, что ноздри фэйргийки дрожат, а губы сжаты в тонкую линию. Ее пальцы подергивались, и Изабо сказала спокойно:
— Ты собираешься превратить меня в выдру? Или в жабу? Сейчас самое время это сделать, потому что я предупреждаю тебя, я не дам тебе забрать Бронвин и воспользоваться ею во вред Лахлану и моей сестре. Не для этого я увозила ее из Лукерсирея.
Пальцы Майи сжались в кулаки, потом она деланно рассмеялась.
— Нет, ты же знаешь, что я ни за что не превращу тебя, если только не буду вынуждена. Я же говорила, что считаю тебя подругой. Ты действительно единственная, кто протянул мне руку дружбы, и мне не хотелось бы так отплатить тебе за добро. Но ты очень меня рассердила. Зачем ты преследуешь нас? Ты же знаешь, что я больше не могу сидеть взаперти в этой мерзкой маленькой долине. У меня постоянное чувство, что все животные смотрят на меня с осуждением…
— Вполне возможно, что так и есть, — быстро ответила Изабо и тут же пожалела о своих словах, потому что губы Майи снова сжались в тонкую ниточку, а подвижные ноздри затрепетали, точно маленькие белые крылья. — Ты говорила, что все, чего тебе хочется, это жить вдвоем с Бронвин в таком месте, где вам не будет грозить опасность, — продолжала она, не дожидаясь пока Майя уступит искушению превратить ее в какую-нибудь маленькую слизкую тварь, как ей совершенно явно хотелось бы. — Я дала тебе такое убежище. Почему же ты хочешь покинуть его? Я знаю, что вы с Бронвин обе будете в смертельной опасности, если вернетесь в Рионнаган.
Женщина ничего не сказала, хотя малышка нетерпеливо захныкала:
— Что вы такое говорите? Почему вы ругаетесь?
Изабо улыбнулась и убрала с ее щеки влажную темную прядь, так ничего и не ответив. Майя нахмурилась и сказала:
— Бронвин законная банри! Джаспер назвал наследницей ее!
— Только потому, что не поверил, что Лахлан действительно его брат, — парировала Изабо. — И тебе известно, что Лодестар выбрал Лахлана. Он знал, что Эйлианану будет нужен сильный ри и воин. В стране уже хаос, Майя. Людям сейчас не нужны новые сомнения и неразбериха, а Бронвин слишком мала, чтобы править.
— Она законная наследница, — упрямо сказала Майя.
— Признайся лучше, что ты просто хочешь снова быть банри, чтобы все восхищались тобой и выполняли все твои прихоти, — уколола ее Изабо. — Если ты не можешь быть банри, что ж, положение регента тоже сойдет, верно? Ну так я не дам тебе принести мою сестру, Шабаш и народ в жертву своим честолюбивым замыслам. Я не отдам тебе Бронвин.
— Я не хочу никуда уходить, — сказала Бронвин, внезапно расплакавшись. — Я хочу остаться с Изабо. Хочу остаться.
— Все в порядке, маленькая, не нужно никуда идти, если ты не хочешь, — сказала Изабо, прижав ее к себе и вызывающе глядя в глаза Майе. Ей оставалось лишь надеяться, что Майя не станет огорчать дочь и не превратит ее в жабу на глазах у девочки. Чувствуя, как фэйргийка собрала всю свою волю, она напряглась, готовая защищаться или попытаться нырнуть под скалы, сколь бы бесполезными ни были оба эти действия. Но Бронвин прильнула к ней, и Майя, немного поколебавшись, расслабилась, боясь разрушить и без того хрупкую любовь дочери.
Через некоторое время она сказала негромко:
— Ты отдашь мою дочь и дашь нам уйти, если я сниму проклятие с Лахлана?
Изабо замерла.
— Ты прокляла Лахлана? Так вот почему он так спит? Как?
Майя настаивала:
— Ты отдашь мне Бронвин и не попытаешься преследовать или остановить меня? Ты отпустишь нас и не пойдешь следом?
Изабо потрясла головой, сопротивляясь побуждению покориться Майе.
— Нет! Нет, я не могу! Мегэн никогда меня не простит!
— Ты хочешь сказать, что для нее будет лучше, если Лахлан будет лежать скорее мертвый, чем живой? — спросила она вкрадчиво. — А твоя сестра? В таком состоянии ей от него не много радости.
Изабо не знала, что ей делать. Она прижала к себе малышку и выкрикнула:
— Нет! Я не дам тебе забрать Бронвин!
— Она не твоя дочь, а моя! — рявкнула Майя. — Моя! Ты еще удивляешься, почему я не хочу оставаться с тобой, когда сама ведешь себя так, как будто ты ее мать, а я никто. Как она может меня полюбить, если ты вечно крадешь ее у меня?
— Ты хочешь забрать ее не потому, что любишь свою дочь, а чтобы вернуть себе власть!
— Она моя дочь! Если ты не отдашь ее, я превращу тебя в жабу, клянусь!
— Я не верю, что ты действительно прокляла Лахлана! — закричала Изабо, ловко переключив внимание Майи. — Ты говоришь так просто для того, чтобы я позволила тебе забрать Бронни!
Майя порылась в ворохе брошенных на землю вещей и вытащила оттуда деревянный сундучок, который Изабо нашла рядом с ней на горном склоне. Изабо охватило дурное предчувствие. Несмотря на небольшие размеры, он был тяжелым и неудобным. Она удивилась, как Майе удалось тайком пронести его, когда они шли по долине, а потом поняла, что колдунья, должно быть, спрятала его поблизости от подземного озера еще раньше. Это решение не было спонтанным, Майя спланировала побег заранее.
Женщина открыла сундучок и вытащила оттуда небольшой черный сверток, сделанный из лоскутка ткани, перевязанного черным шнурком. Изабо уставилась на него, чувствуя пульсацию исходящей от него злой силы. Взяв сверток двумя пальцами, Майя с отвращением на лице протянула его Изабо.
— Злыдня наложила это проклятие по моей просьбе, — прошептала она. — Оно скреплено моей кровью. Никто, кроме меня, не может снять его.
Хотя, кроме черного мешочка, ничего не было видно, Изабо поверила ей.
— Но куда вы пойдете? — спросила она тихо. — Как будете жить?
— Все реки текут в море, — пожала плечами Майя. — Этому меня научили еще ребенком. Все реки текут в море, и мы тоже поплывем туда.
— Но в Риллстере же пресная вода! — возразила Изабо. — Вам нужна соль.
Майя кивнула.
— Нам придется плыть быстро. Кроме того, я припасла немного соли для экстренных случаев.
Она вытащила из сундучка небольшой мешочек, и Изабо с досадой узнала его. Она собственными руками собрала эту соль из горячих минеральных озер в Проклятой Долине и хранила ее для Бронвин. Это разозлило Изабо.
— А что вы будете есть? — спросила она упрямо. — Ты и еду тоже украла?
Майя взглянула на нее с непонятным беспокойством.
— Да, а что? Надеюсь, ты не будешь возражать?
Этот заданный с невинным видом вопрос вывел Изабо из себя. Она нахмурилась, рассеянно успокоила встревоженную недоумевающую малышку и задумалась над тем, что сказала Майя.
— И куда вы пойдете? — спросила она снова. — Вернетесь к Фэйргам?
Майя решительно покачала головой.
— Как я могу вернуться туда? Они скормят меня морским змеям. Нет, сначала я попытаюсь найти какое-нибудь более безопасное место. Может быть, где-нибудь на островах. Не знаю, чем я займусь потом.
— Но вы обе здесь в безопасности, — возразила Изабо.
— Ты не понимаешь, — ответила Майя. — Плавать в этом озере все равно что быть похороненным заживо вместе с мертвецами. Я хочу плавать в открытом море, где все свободное и живое! Я хочу, чтобы Бронвин узнала, что такое плыть в море, которого она никогда не видела, хотя ей уже три года! — тон Майи отчетливо выражал, как это немыслимо и ужасно для фэйргийки.
— Но это же очень опасно! Как ты можешь подвергать Бронвин такому риску? — Изабо дрожащими руками притянула к себе девочку. Три последних года она заботилась о маленькой банприоннсе как о родной дочери, и мысль о том, что она может вот-вот ее потерять, превратила будущее в зияющую ледяную пустоту. Изабо отчаянно искала какой-нибудь способ удержать Бронвин, но черный сверток в руках Майи казался чем-то одушевленным, ощущаемым, горячим и зловещим.
Изабо видела горе сестры, когда месяц шел за месяцем, а Лахлан так и не приходил в себя, и знала, как трудно Изолт править страной, когда ее муж поражен таким зловещим недугом. Она понимала, что придется отдать Бронвин, если это поможет снять проклятие, но необходимость принять решение обрушилась на нее слишком внезапно, и оно было слишком тяжелым, поэтому Изабо было мучительно трудно смириться с неизбежностью.
— Я буду заботиться о ней, обещаю, — сказала Майя негромко.
— Только потому, что хочешь с ее помощью вернуться к власти, — горько сказала Изабо, прижавшись щекой к щеке Бронвин.
— Не только, — надменно сказала Майя. — Она моя дочь.
Бронвин внимательно следила за разговором и теперь прильнула к Изабо, всхлипывая:
— Нет, нет, хочу с Изабо, хочу с Изабо!
Изабо неохотно отстранила от себя девочку, чувствуя, что слез еле может говорить.
— Ты должна пойти с мамой, солнышко. Мне очень хотелось бы пойти с тобой, но я не могу, я должна остаться здесь, с моей мамой и дайаденом. Будь хорошей девочкой, слушайся маму и помни, чему я тебя учила. Надеюсь, что Пряхи очень скоро снова сплетут наши нити.
— Нет! — заплакала малышка. — Не хочу уходить! Хочу с тобой!
Изабо присела рядом с ней на корточки и сказала:
— Помни, моя Бронни, что я очень-очень тебя люблю и что ты всегда можешь вернуться ко мне, если я буду тебе нужна. Но сейчас ты должна пойти с мамой. Она тоже любит тебя, и теперь ты должна побыть с ней. Понимаешь? Помнишь, что я тебе говорила — всему свое время и место.
Малышка горестно кивнула, хотя маленькая ручка, вцепившаяся в Изабо, не разжалась. Изабо сквозь слезы взглянула на Майю, сказав:
— Ты должна немедленно снять проклятие! И сжечь всю эту дрянь, чтобы больше никто не мог навести на него эти чары. Обещаешь?
Отблески огня дрожали на переплетениях корней, заставленных банками и кувшинами и завешанных пучками сушеных трав. Изабо очень устала после наполненного трудами дня и была подавлена.
Глядя в огонь, она вспоминала, как сидела здесь маленькой девочкой, в унылые зимние дни помогая Мегэн прясть и слушая рассказы о Трех Пряхах. Мегэн рассказывала, что при рождении они дают каждому ребенку три дара. Пряха Сноухар, богиня рождения, дарит радость. Ткачиха Бребадар, богиня жизни, дарит труд и удовольствие от него. А та, что перерезает нить, Гэррод, богиня смерти, приносит страдание. Изабо печально улыбнулась и сказала себе, что должна попытаться найти удовольствие в своей теперешней жизни. Она познала радость в своем коротком счастливом детстве, потом она познала страдание. Теперь пришла пора трудиться и быть довольной.
От этих размышлений ее оторвали звуки музыки. Она улыбнулась и нежно взглянула на темную головку Бронвин, в который раз удивляясь, как прекрасно малышка играет на своей флейте. Потом ее глаза расширились при виде того, как тряпичная кукла, которую она сама сделала для своей подопечной, танцует на полу, как живая. Она вальсировала и приседала в такт музыке, приподняв коротенькую юбочку, и склонила ветхую голову, когда мелодия подошла к концу.
Услышав, как ахнула ее мать, Бронвин подняла на нее глаза, и кукла безжизненно плюхнулась на пол. Изабо тоже повернула голову, и выражение лица Майи ошеломило ее. Это было не изумление и даже не гордость дочкиными достижениями, а скорее расчет, почти жадность. Изабо обеспокоенно нахмурилась, и Майя, заметив ее пристальное внимание, быстро улыбнулась.
— Кто эта умница, — сказала она с преувеличенной веселостью, — которая научила твою куколку танцевать под дудочку?
Бронвин заулыбалась и сказала:
— Я могу сделать, чтобы они все танцевали. Мам, смотри!
Она снова поднесла флейту к губам и заиграла еще одну заразительную мелодию, и игрушки, разбросанные по полу, пустились в пляс. Юла вертелась быстрее и быстрее, деревянный дракон качался взад-вперед, лошадка на колесиках ездила по кругу, а две птички-погремушки летали вокруг, дотрагиваясь друг до друга сначала крылышками, потом клювиками. Тряпичная кукла и деревянные пупсики, сделанные Изабо, кружились, подскакивали и брали друг друга за руки, точно имитируя вальс. Даже две маленькие барабанные палочки пританцовывали на барабане, отбивая ритм.
Изабо смотрела во все глаза и горячо захлопала в ладоши, когда мелодия закончилась, и все игрушки раскланялись и плюхнулись на пол. Даже тогда, когда они обе охали и ахали, расхваливая умницу Бронвин, Изабо тревожно раздумывала, что же ей делать с ребенком, который так рано начинает подавать надежды на столь необыкновенный Талант. Она заметила огонек в глазах Майи, и еще раз напомнила себе, что фэйргийке нельзя доверять. Несмотря на всю ее ласковость и нежность, Изабо была совершенно не уверена, что Майя любит Бронвин так же глубоко и искренне, как она сама.
На следующее утро они втроем отправились к подземному озеру, чтобы Майя и Бронвин могли поплавать и принять свою морскую форму. Хотя день выдался по-весеннему теплый и Изабо с гораздо большим удовольствием посидела бы на солнышке, она отказалась от предложения Майи остаться дома, коротко ответив, что не хочет, чтобы они заблудились под землей.
— Ой, думаю, я уже хорошо помню дорогу, — бархатным голосом возразила Майя, но это лишь укрепило решимость Изабо держаться к ней поближе.
Мать и дочь оставили одежду на камнях и нырнули в воду, почти мгновенно приняв свой морской облик. Изабо, хотя и видела это не первый раз, опять была зачарована превращением, так не похожим на всю остальную магию, которую она изучала. Она внимательно и не без ревности следила за тем, как они резвились в ледяном озере, обрызгивая друг друга хвостами. Потом Майя нырнула под воду, и Бронвин немедленно последовала за ней, шаловливо плеснув хвостом, прежде чем исчезнуть из виду. Изабо ждала, когда они вынырнут, чувствуя, как от беспокойства у нее в животе смерзается твердый холодный ком. Озеро было пустым и безлюдным. Откуда-то сверху капала вода, время от времени разбивая совершенное отражение каменного водопада. Она нетерпеливо зашагала взад-вперед по берегу, потом начала звать их, не зная, бояться за их жизни или злиться на Майю за попытку бежать. Но гнев вытеснил беспокойство, поскольку она знала, что Фэйрги редко тонули. Она начала обыскивать берега озера, оступаясь на скользких камнях. К ее ужасу, она обнаружила, что маленькая кучка одежды тоже исчезла. После секундного колебания она разделась и прыгнула в воду.
Вода была обжигающе холодной, но странно плотной, и Изабо с большим трудом опускалась в глубину. Даже с ее необычайным зрением было трудно что-нибудь увидеть, так там было темно. Она попыталась пустить в ход свои ведьмины чувства, но вода слишком сильно все искажала, и невозможно было понять, куда они уплыли. Однако она кожей почувствовала слабое течение, и устремилась следом за ним. Вокруг плавали какие-то странные белые тени, и ее тело часто задевало за камни. Течение усилилось, и Изабо поплыла быстрее, чувствуя, как в груди медленно разгорается огонь. Она ощутила, что скала над ее головой пошла вверх, и поплыла на поверхность, обнаружив над водой ровно столько пространства, чтобы высунуть голову и отдышаться. Воздух был затхлым, влажным и холодным, но она глотала его с такой жадностью, как будто это было вино. Она еще раз глубоко вдохнула и снова нырнула.
В следующий раз она вынырнула в другой пещере, в центре которой бежала река. Изабо вызвала ведьмин огонь и огляделась. Ни Майи, ни Бронвин видно не было, но Изабо положилась на свою интуицию и поплыла дальше. Течение несло ее через низкие пещеры и очень высокие естественные залы, иногда мелея настолько, что Изабо обдирала себе локти и колени. В конце концов она оказалась в тускло освещенной пещере, и очень обрадовалась, увидев на берегу две пары отпечатков перепончатых ног, ведущих туда, откуда шел свет. Она торопливо пошла по следу. Ее беспокойство сменилось гневом, когда до нее донесся тоненький голосок Бронвин.
— Но мама, почему? Где Изабо? Почему ей нельзя с нами?
Изабо подошла к ним сзади так бесшумно, что когда она сказала:
«Нет, Бронни, конечно же, я тоже с вами! Путешествовать по реке это очень здорово!», — Майя вздрогнула и невольно вскрикнула.
Изабо улыбнулась ей и взяла Бронвин за руку, сказав:
— Только не надо уходить далеко, а то заблудимся и не сможем найти дорогу домой. Это будет уже не так здорово, правда?
— Но мама сказала, тебе нельзя с нами, — возразила малышка.
— Наверное, она подумала, что я не смогу плыть так долго, ведь во мне же нет четверти фэйргийской крови, как у тебя, — ответила Изабо, — но меня учили плавать выдры, а они замечательные пловцы.
Они стояли у входа в пещеру, откуда открывался вид на долину. Подземная река стремительно неслась по крутому склону скалы и внизу впадала в другую реку, в которой Изабо узнала Риллстер. Она оглянулась на Майю и увидела, что ноздри фэйргийки дрожат, а губы сжаты в тонкую линию. Ее пальцы подергивались, и Изабо сказала спокойно:
— Ты собираешься превратить меня в выдру? Или в жабу? Сейчас самое время это сделать, потому что я предупреждаю тебя, я не дам тебе забрать Бронвин и воспользоваться ею во вред Лахлану и моей сестре. Не для этого я увозила ее из Лукерсирея.
Пальцы Майи сжались в кулаки, потом она деланно рассмеялась.
— Нет, ты же знаешь, что я ни за что не превращу тебя, если только не буду вынуждена. Я же говорила, что считаю тебя подругой. Ты действительно единственная, кто протянул мне руку дружбы, и мне не хотелось бы так отплатить тебе за добро. Но ты очень меня рассердила. Зачем ты преследуешь нас? Ты же знаешь, что я больше не могу сидеть взаперти в этой мерзкой маленькой долине. У меня постоянное чувство, что все животные смотрят на меня с осуждением…
— Вполне возможно, что так и есть, — быстро ответила Изабо и тут же пожалела о своих словах, потому что губы Майи снова сжались в тонкую ниточку, а подвижные ноздри затрепетали, точно маленькие белые крылья. — Ты говорила, что все, чего тебе хочется, это жить вдвоем с Бронвин в таком месте, где вам не будет грозить опасность, — продолжала она, не дожидаясь пока Майя уступит искушению превратить ее в какую-нибудь маленькую слизкую тварь, как ей совершенно явно хотелось бы. — Я дала тебе такое убежище. Почему же ты хочешь покинуть его? Я знаю, что вы с Бронвин обе будете в смертельной опасности, если вернетесь в Рионнаган.
Женщина ничего не сказала, хотя малышка нетерпеливо захныкала:
— Что вы такое говорите? Почему вы ругаетесь?
Изабо улыбнулась и убрала с ее щеки влажную темную прядь, так ничего и не ответив. Майя нахмурилась и сказала:
— Бронвин законная банри! Джаспер назвал наследницей ее!
— Только потому, что не поверил, что Лахлан действительно его брат, — парировала Изабо. — И тебе известно, что Лодестар выбрал Лахлана. Он знал, что Эйлианану будет нужен сильный ри и воин. В стране уже хаос, Майя. Людям сейчас не нужны новые сомнения и неразбериха, а Бронвин слишком мала, чтобы править.
— Она законная наследница, — упрямо сказала Майя.
— Признайся лучше, что ты просто хочешь снова быть банри, чтобы все восхищались тобой и выполняли все твои прихоти, — уколола ее Изабо. — Если ты не можешь быть банри, что ж, положение регента тоже сойдет, верно? Ну так я не дам тебе принести мою сестру, Шабаш и народ в жертву своим честолюбивым замыслам. Я не отдам тебе Бронвин.
— Я не хочу никуда уходить, — сказала Бронвин, внезапно расплакавшись. — Я хочу остаться с Изабо. Хочу остаться.
— Все в порядке, маленькая, не нужно никуда идти, если ты не хочешь, — сказала Изабо, прижав ее к себе и вызывающе глядя в глаза Майе. Ей оставалось лишь надеяться, что Майя не станет огорчать дочь и не превратит ее в жабу на глазах у девочки. Чувствуя, как фэйргийка собрала всю свою волю, она напряглась, готовая защищаться или попытаться нырнуть под скалы, сколь бы бесполезными ни были оба эти действия. Но Бронвин прильнула к ней, и Майя, немного поколебавшись, расслабилась, боясь разрушить и без того хрупкую любовь дочери.
Через некоторое время она сказала негромко:
— Ты отдашь мою дочь и дашь нам уйти, если я сниму проклятие с Лахлана?
Изабо замерла.
— Ты прокляла Лахлана? Так вот почему он так спит? Как?
Майя настаивала:
— Ты отдашь мне Бронвин и не попытаешься преследовать или остановить меня? Ты отпустишь нас и не пойдешь следом?
Изабо потрясла головой, сопротивляясь побуждению покориться Майе.
— Нет! Нет, я не могу! Мегэн никогда меня не простит!
— Ты хочешь сказать, что для нее будет лучше, если Лахлан будет лежать скорее мертвый, чем живой? — спросила она вкрадчиво. — А твоя сестра? В таком состоянии ей от него не много радости.
Изабо не знала, что ей делать. Она прижала к себе малышку и выкрикнула:
— Нет! Я не дам тебе забрать Бронвин!
— Она не твоя дочь, а моя! — рявкнула Майя. — Моя! Ты еще удивляешься, почему я не хочу оставаться с тобой, когда сама ведешь себя так, как будто ты ее мать, а я никто. Как она может меня полюбить, если ты вечно крадешь ее у меня?
— Ты хочешь забрать ее не потому, что любишь свою дочь, а чтобы вернуть себе власть!
— Она моя дочь! Если ты не отдашь ее, я превращу тебя в жабу, клянусь!
— Я не верю, что ты действительно прокляла Лахлана! — закричала Изабо, ловко переключив внимание Майи. — Ты говоришь так просто для того, чтобы я позволила тебе забрать Бронни!
Майя порылась в ворохе брошенных на землю вещей и вытащила оттуда деревянный сундучок, который Изабо нашла рядом с ней на горном склоне. Изабо охватило дурное предчувствие. Несмотря на небольшие размеры, он был тяжелым и неудобным. Она удивилась, как Майе удалось тайком пронести его, когда они шли по долине, а потом поняла, что колдунья, должно быть, спрятала его поблизости от подземного озера еще раньше. Это решение не было спонтанным, Майя спланировала побег заранее.
Женщина открыла сундучок и вытащила оттуда небольшой черный сверток, сделанный из лоскутка ткани, перевязанного черным шнурком. Изабо уставилась на него, чувствуя пульсацию исходящей от него злой силы. Взяв сверток двумя пальцами, Майя с отвращением на лице протянула его Изабо.
— Злыдня наложила это проклятие по моей просьбе, — прошептала она. — Оно скреплено моей кровью. Никто, кроме меня, не может снять его.
Хотя, кроме черного мешочка, ничего не было видно, Изабо поверила ей.
— Но куда вы пойдете? — спросила она тихо. — Как будете жить?
— Все реки текут в море, — пожала плечами Майя. — Этому меня научили еще ребенком. Все реки текут в море, и мы тоже поплывем туда.
— Но в Риллстере же пресная вода! — возразила Изабо. — Вам нужна соль.
Майя кивнула.
— Нам придется плыть быстро. Кроме того, я припасла немного соли для экстренных случаев.
Она вытащила из сундучка небольшой мешочек, и Изабо с досадой узнала его. Она собственными руками собрала эту соль из горячих минеральных озер в Проклятой Долине и хранила ее для Бронвин. Это разозлило Изабо.
— А что вы будете есть? — спросила она упрямо. — Ты и еду тоже украла?
Майя взглянула на нее с непонятным беспокойством.
— Да, а что? Надеюсь, ты не будешь возражать?
Этот заданный с невинным видом вопрос вывел Изабо из себя. Она нахмурилась, рассеянно успокоила встревоженную недоумевающую малышку и задумалась над тем, что сказала Майя.
— И куда вы пойдете? — спросила она снова. — Вернетесь к Фэйргам?
Майя решительно покачала головой.
— Как я могу вернуться туда? Они скормят меня морским змеям. Нет, сначала я попытаюсь найти какое-нибудь более безопасное место. Может быть, где-нибудь на островах. Не знаю, чем я займусь потом.
— Но вы обе здесь в безопасности, — возразила Изабо.
— Ты не понимаешь, — ответила Майя. — Плавать в этом озере все равно что быть похороненным заживо вместе с мертвецами. Я хочу плавать в открытом море, где все свободное и живое! Я хочу, чтобы Бронвин узнала, что такое плыть в море, которого она никогда не видела, хотя ей уже три года! — тон Майи отчетливо выражал, как это немыслимо и ужасно для фэйргийки.
— Но это же очень опасно! Как ты можешь подвергать Бронвин такому риску? — Изабо дрожащими руками притянула к себе девочку. Три последних года она заботилась о маленькой банприоннсе как о родной дочери, и мысль о том, что она может вот-вот ее потерять, превратила будущее в зияющую ледяную пустоту. Изабо отчаянно искала какой-нибудь способ удержать Бронвин, но черный сверток в руках Майи казался чем-то одушевленным, ощущаемым, горячим и зловещим.
Изабо видела горе сестры, когда месяц шел за месяцем, а Лахлан так и не приходил в себя, и знала, как трудно Изолт править страной, когда ее муж поражен таким зловещим недугом. Она понимала, что придется отдать Бронвин, если это поможет снять проклятие, но необходимость принять решение обрушилась на нее слишком внезапно, и оно было слишком тяжелым, поэтому Изабо было мучительно трудно смириться с неизбежностью.
— Я буду заботиться о ней, обещаю, — сказала Майя негромко.
— Только потому, что хочешь с ее помощью вернуться к власти, — горько сказала Изабо, прижавшись щекой к щеке Бронвин.
— Не только, — надменно сказала Майя. — Она моя дочь.
Бронвин внимательно следила за разговором и теперь прильнула к Изабо, всхлипывая:
— Нет, нет, хочу с Изабо, хочу с Изабо!
Изабо неохотно отстранила от себя девочку, чувствуя, что слез еле может говорить.
— Ты должна пойти с мамой, солнышко. Мне очень хотелось бы пойти с тобой, но я не могу, я должна остаться здесь, с моей мамой и дайаденом. Будь хорошей девочкой, слушайся маму и помни, чему я тебя учила. Надеюсь, что Пряхи очень скоро снова сплетут наши нити.
— Нет! — заплакала малышка. — Не хочу уходить! Хочу с тобой!
Изабо присела рядом с ней на корточки и сказала:
— Помни, моя Бронни, что я очень-очень тебя люблю и что ты всегда можешь вернуться ко мне, если я буду тебе нужна. Но сейчас ты должна пойти с мамой. Она тоже любит тебя, и теперь ты должна побыть с ней. Понимаешь? Помнишь, что я тебе говорила — всему свое время и место.
Малышка горестно кивнула, хотя маленькая ручка, вцепившаяся в Изабо, не разжалась. Изабо сквозь слезы взглянула на Майю, сказав:
— Ты должна немедленно снять проклятие! И сжечь всю эту дрянь, чтобы больше никто не мог навести на него эти чары. Обещаешь?